Его помощница-должница

Глава 1

Это так просто – шаг за шагом. Просто идти, глядя себе под ноги, и стараясь не смотреть никому в глаза. Я не могу смотреть никому в глаза – мне не хватает сил. Мне проще смотреть на то, как мои покрытые пылью некогда белоснежные кеды семенят по ровной плитке одного из переулков московского центра.

Не выдерживаю, и останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Вдох-выдох. Какая же это мука – когда сердце рвётся на миллиарды кусочков. Это теперь мне хочется тихо плакать, а совсем недавно, чуть больше двух недель назад мне хотелось рыдать навзрыд, разнося всё в клочья.

Я сняла с плеч тонкие лямки рюкзака, перехватив его и прижав к груди, и прислонилась спиной к колонне одного из гигантских офисных зданий, что высилось прямо надо мной. Даже странно, что в этом переулке почти никого нет. Сейчас самый разгар рабочего утра, холодного весеннего утра четверга и моего первого рабочего дня в конторе, гори она огнём, Кедровского Максима Сергеевича.

Я в короткой кожаной куртке, надетой на свитер с высоким горлом, в теплой шапке, джинсах и кедах. Никаких сумок, только маленький рюкзачок из рыжей кожи, местами уже слега потертый, просто потому что любимый, а я не могу остановиться – занашиваю, потому что удобный и подходит почти подо всё.

Ветер выл над головой, и моё сердце выло вместе с ним. Я растерянно посмотрела в холодную, отдающую равнодушием зеркальную стену здания, напротив которого стояла.

Худенькая девушка среднего роста с прямыми каштановыми волосами до плеч. Хорошенькая молодая женщина, как и большинство тех, которые в данный момент бороздили эти самые московские улицы, внутри которых находилась и я. Так что при всей своей хорошести, я была ещё и самой обычной: прямой нос, в меру пухлые губы, в меру густые брови…

И сине-голубые глаза – моё наследство от мамы.

Ах да, ещё я носила на лице свой неизменный атрибут – большие очки в черной оправе. Зрение меня слегка подводило – трудоёмкая учеба, результатом которой стал красный диплом, всё-таки оставила некоторые последствия. Ну и ничего. Я, если честно, никогда не страдала из-за этого. Я вообще себе нравилась. Любила себя такую, какой была. Так что, может, я и не была роковой красавицей и не обладала умопомрачительной модельной внешностью, но я, если честно, как-то к этому и не стремилась.

Никакого гламура я не терпела от слова «совсем», как это нынче модно было говорить. А очки, я считала, и вовсе добавляли мне какую-то мою фишку.

Я прикрыла глаза на минутку. Как приятно всё-таки было отвлечься от всего. Как приятно… Остановиться на минутку. У меня ведь ещё есть время, да я уже и почти дошла до места. Господи… Мне бы так хотелось убежать, улететь куда-нибудь, послать всё куда подальше…

Горечь снова липкой желчью заструилась где-то внутри меня. Я одним махом упала в воспоминания недавно минувших дней, и сердце моё заколотилось с неистовой силой.

- Что значит ранен?! – кричала я в трубку, не узнавая своего голоса. – Что значит ранен?! Он же на работе! Какого черта он вдруг оказал ранен?!

Меня шатнуло так, что я едва успела припасть к своему столу на кафедре. Устояла, уткнувшись ладонью в столешницу. Больно ударилась бедром, но уже сразу забыла об этом – не до того сейчас, не до чего вообще!… Внутри всё кричало от мучительного страха, от разъедающего беспокойства.

- Там перестрелка была, Вер… - Надя помолчала, в трубке что-то затренькало, потом зашуршало. – Вер… Его пасли, понимаешь? Пасли его! Просто прижали… Он же с охраной везде, потому и в офисе в этом стороннем всё произошло… Это всё из-за бизнеса этого чертового…

- Надя! – заорала я так, что у меня в глазах потемнело, и горло словно лопнуло под ударом чьих-то острых когтей. – Надя! Говори, что ты знаешь!

Шуршание сменилось всхлипами и каким-то бормотанием. Всё какое-то «Вер, Вер, понимаешь…»

- Василий Альбертович… Он… Его, когда на скорой увозили, он брату моему сказал, Гюго, ну, то есть Витьке… Черт… Витьке он сказал, чтобы тот документы начинал готовить для передачи его части бизнеса Кедровскому…

Я больше ничего не слышала. Не слышала Надю. Не слышала больше вообще ни черта в этом мире.

«Кедровский… Кедровский Сергей Владимирович – совладелец крупного бизнеса, который они вместе с моим отцом ведут уже так много лет… И вот он что, значит…Дорвался…Я никогда ему не доверяла, никогда. Всегда боялась, что когда-нибудь он решит избавиться от папы – у него же на лице было всё написано. Ну почему отец мне не верил?! Конечно же, это он, это Кедровский… Как же иначе…Он всё это устроил…»

- Друзьями побыли двенадцать лет и хватит… - прошептала я, оседая на пол и снимая очки. Я закрыла лицо руками и зарыдала в голос. Кто-то забежал на кафедру… Марина Олеговна, кажется. Подбежала, испуганно защебетала, тут же засуетилась, забегала вокруг меня. Ане велела воды мне принести, уже засыпала вопросами…

- Папа ранен в перестрелке, - выдавила я, не слыша почти ничего и почти ничего не понимая. – Увезли в реанимацию…

У меня руки дрожали так, что я едва могла держать стакан. Я пила, зубы бились о стекло, и внутри, во рту, вкус теплой крови – губы все искусаны. Любимая моя, возлюбленная моя мама умерла пять лет назад. Я же едва выжила, я же почти высохла тогда…. Папа едва выжил. Мы как-то выкарабкались, выцарапали себе путь наверх из той страшной ямы, молитвами, слезами, Господу слава… А теперь что? Теперь что будет с моим отцом? Что теперь вообще будет, Господи?...

Я вытерла лицо влажным полотенцем. Огромные серые глаза Марины Олеговны витали передо мной, глядя на меня с её бледного вытянутого лица. Всклокоченная маленькая Аня стучала каблучками, бегая из стороны в сторону и мелькая своим вытравленным хвостиком на затылке.

- Кедровский Сергей Владимирович… Он же в Штатах сейчас… - припомнила я, надавив холодными пальцами на припухшие веки. – Что он скажет? Что? Что бы я ему сказала, если бы могла сейчас поговорить с ним? Что он, сволочь последняя, решил из-за денег отца моего убить?…

Глава 2

Я вскочила на ноги, словно ужаленная осой. Поеду к нему. Он наверняка в своём офисе на Белорусской торчит, где ж ему ещё быть. По крайней мере, буду надеяться на то, что он там свою чертову сделку, хоть бы она провалилась, проводит.

Поеду прямо сейчас! Поеду и вцеплюсь в его вечно уложенную с иголочки темно-каштановую шевелюру. Гадина! Гадина!

Я отрывистыми движениями, собирала в сумку свои вещи, то и дело снимая и протирая забрызганные слезами очки. Голова вообще не соображала – проездной, деньги, смартфон, документы, что ещё? Да ну, хватит, не могу…

- Вера.. Верочка, подожди, не убегай так… - кричала мне вслед Марина Олеговна. – Куда ты в таком состоянии, Вера…

Я не пошла к лифтам, сразу кинулась к лестницам и вниз по ступеням – два пролета, первый этаж нового корпуса. Все блестит, красуется своей чистотой лоском. Больше на отель похоже, а не на учебный корпус, мне наш первый ГУМ куда дороже был и будет, но что теперь сделаешь?

Я пробежала через турникет, чуть не застряв в нём, чертыхнувшись.

- Ну, девушка, - пробасил охранник.

Сквозь зубы процедила ему посыл куда подальше, пробралась к высоким дверям через толпу ржущих студентов, затем выскочила на улицу.

Пока бежала к остановке, долго думала, как мне лучше доехать до Белорусской. На такси так и не решилась – не могла сидеть на одном месте, мне надо было бежать, хоть как-то двигаться, идти, не оставаясь со своими мыслями наедине.

Выйдя за территорию университета через калитку, уже издалека увидела, что на остановке стоит огромная толпа студентов и иже с ними другая толпа из остальных жителей столицы, так же жаждущая затолкнуться в нужную гусеницу автобуса любой ценой. Плюнула и направилась к метро пешком вдоль Ломоносовского мимо Фундаментальной библиотеки, ловящей отблески солнца на золотых квадратиках окон. Мимо высотки ГЗ – великолепной, любимой, соседствующей с неизменными корпусами старинных факультетов. Я зажмурилась на секунду – моя любимая аллея. Господи, как много времени я проводила здесь, гуляя среди деревьев и фонтанов, наблюдая за рыжими белочками-попрыгуньями, готовясь к экзаменам, наматывая круги в раздумьях, смеясь с подругами, лежа на лавочках и считая облака. Да, я была дочерью состоятельных людей, но я давным-давно выбрала для себя обычную жизнь – тусовка из прожигателей жизни и прочих VIP мне была чужда и отвратительна, хотя иногда мне, скажем, по долгу папиной службы, приходилось там появляться. Так как папа вел бизнес уже много лет, я многих там знала, меня там тоже знали, и знали моих родителей, как уважаемых неглупых людей. Но эта золотая молодежь… Боже. И всегда одно и то же – все улыбались, здоровались, что-то спрашивали, а за спиной смеялись так, что уши мои, наверное, должны были уже сгореть не одну сотню раз. Слышала я как-то по углам и за дверками: «червь книжный, мышь серая очкастая, мгушечка краснодипломная, ботаничка, нищеброд-стайл» и так далее.

Тьфу ты! Да плевать на них всех!

Я покусала губы и поёжилась. Легко оделась? И хорошо – мне ведь сейчас бежать и бежать, сколько сил хватит. Сегодня я была в легких кедах, в джинсах длиной до щиколотки, кофейном пальто оверсайз. Белая вязаная шапка, белый вязаный шарф. Любимый рюкзак за спиной. Неслась к метро, как угорелая. Мне казалось, что поезд везет меня к Парку Культуры целую вечность, а там – толпа, ох, мама не горюй. У меня не было сил толкаться локтями и ломиться вперед, слилась с потоком, стараясь отключить все лишние мысли, звеневшие в голове. Запрыгнула в поезд на последних секундах, прижалась спиной к дверям. Я кинула взгляд на себя в отражении дверей напротив и оценила свой взмыленный вид, прежде чем выйти на Белорусской…

Здесь пять минут от метро. Пять минут до его офиса. Я почти долетела, сунула охране сразу пропуск и паспорт – здесь меня знали, я сюда к отцу частенько приезжала, когда он к Кедровскому заезжал, а тот у сына торчал.

Я поднялась на лифте на третий этаж. Какое же здесь всё холеное было – стекло, свет, чистота, все в пиджачках, рубашечка, брючках. Девочки все утю-тю-тю глазки строят, губки дуют, и все бумажки носят, подергивая попками. Ну, молодцы, что. А эти пафосные мужики и того хуже – лощеные все в своих костюмчиках с барсеточками, папочками, «ха-ха-ха», «ой покурим», «а вечером в бар», а вообще, а то, сё…

Я подбежала к столу секретаря, за которым сидела светловолосая девушка с большими голубыми глазами и с очень аккуратным каре, вот прямо волосинка к волосинке. Тяжело дыша, я навалилась на ее стол, уткнув ладони в столешницу.

В отражении стеклянной перегородки за ее спиной я увидела, что шапка моя съехала на один бок, очки съехали, напротив, на другой. Губы у меня стали белыми, щеки, напротив – алыми, глаза горели.

- Мне нужен Максим Кедровский, - прохрипела я, мечтая выпить сразу целый кувшин воды.

Девушка посмотрела на меня как на умалишённую.

- З..здравствуйте, - промямлила она, испуганно оглядываясь в сторону лифта, словно бы мечтала увидеть там охранника или полицейского – так, на всякий случай. – А…. Он… У него очень важные переговоры. У них…У них там сейчас сделка в самом разгаре... Да и перерыв уже скоро будет.… Может, Вы подождете?

Девушка смотрела на меня со страхом и большой надеждой. В этот момент я подняла взгляд и увидела Кедровского прямо по курсу. Как раз за стеклянной стеной большой переговорной комнаты, возле которой и сидела секретарь.

Кедровский был как всегда с иголочки. В тёмно-синем костюме, в бледно-голубой рубашке и темно-синем галстуке в белую косую полоску. Он был, конечно, чертовски красивым парнем, смуглым, темноволосым. И я чисто по-женски понимала всех этих его баб, которые по нему волосы на себе драли. Макс был довольно высоким, широкоплечим. И фигура у него была, конечно, потрясающая. Господи…. Это ж надо было такой сволочи родиться таким невозможно красивым…. И это ведь я ещё при всей моей кипящей ненависти к нему сейчас признавала.

Глава 3

Меня выкинуло из воспоминаний обратно в реальность. Я открыла глаза, когда кто-то прошел мимо меня, громко засмеявшись. Вздрогнув, я обернулась – две модно одетые девушки смеялись над чем-то, разговаривая про недавно прошедший день рождения их друга.

Они миновали меня, и я, набравшись сил, наконец, отлипла от колонны, закинула свой рюкзак за спину и направилась дальше. Идти осталось не так много, но я медлила. Я медлила, потому что мне невыносимо было идти в эту обитель зла, где заправлял Макс Кедровский и работать там его помощницей, черт его дери. Быть его должницей у всех его шестерок на виду и выносить то, как он будет помыкать мной. Чего бы мне тогда ни наговорил Максим – он просто ничего не знал, вот и всё. Дурак, не видящий ничего дальше своего носа. В одном он, конечно, виновен не был – Сергей, его отец, действовал в одиночку, это точно, и Максим даже не догадывался о том, что происходит за его спиной. Даже предположить не мог. Кедровский-старший обозвал меня больной идиоткой после того, как узнал ту историю про то, как я ворвалась к Максу в офис, устроив там скандал. Сказал, что я ненормальная, сумасшедшая. Это он сказал ему, Максиму. Надькин брат, Гюго, тогда как раз у них в офисе был. Сергей открещивался от моих слов с выпученными глазами перед сыном, у него чуть ли не пена изо рта лилась, и именно из-за того, что я действительно сказала правду, по крайней мере, о том, что он, Сергей Кедровский, напрямую участвовал в том, что случилось с моим отцом. Просто Макс к этому отношения не имел, как я думала, и орать и набрасываться на него, по сути, было абсолютно без толку. Тем более, мне это всё только неприятностей прибавило… В общем-то, я сама виновата. Можно было влипнуть и похуже. Но меня Кедровский старший вряд ли будет трогать – там есть какой-то договор, что если вслед за совладельцем страдает его наследник, то ряд счетов автоматически закрывается. Поэтому, максимум, что Кедровский может сделать – это полностью забрать бизнес себе. Когда-нибудь, он, конечно, может и попытался бы добраться до меня, если бы это ему понадобилось, но я сильно сомневаюсь, что это ему будет нужно.

А я ведь уже давно догадывалась, что Сергей хотел убрать моего отца из общего дела. Я боялась этого, боялась его попыток что-то сделать, боялась за папу. Отец верил мне лишь частично, пытался упокоить, а в итоге…

В итоге…

Я сняла очки, безвольно опустила руку на джинсы и закрыла лицо свободной ладонью, не сдерживая беззвучные слезы. Я не могла смотреть на папу. Не могла. Я была рада только тому, что он хотя бы лежит в поистине прекрасных условиях – чистой, большой палате с новейшим оборудованием и превосходным уходом. Что за ним следят, ухаживают, не оставляют. Что здесь он в безопасности. Я вытерла слезы и подняла взгляд.

Вот он, мой папа, Воробьев Василий Альбертович.

Папа был статным мужчиной. Волосы, его некогда каштановые как и у меня, сейчас во многом были покрыты серебряной сединой. Внешне он был симпатичным мужчиной с темно-серыми глазами, некоторой щетиной на крепком подбородке и ободряющей улыбкой. Он был сильным по характеру. Своенравным, конечно, даже несколько упрямым. Но он был настоящим. Настоящим человеком и настоящим мужчиной.

Ему было пятьдесят пять, и я была его единственной дочерью. Его любимая жена, и моя дорогая мама, умерла пять лет назад, и после этого… После этого… Нашу жизнь перекосило, переживало как-то… Мы тогда стали другими, пережив много горя. Наша жизнь стала другой.

Мы с папой остались друг у друга, и больше всего боялись потерять свои сокровища: он – меня, а я – его. И каково мне сейчас было? Самой не представить.

Папа лежал на кушетке, укрытый тонким белым одеялом. Он был одет в светло-голубую одежду, которая выдавалась всем пациентам, и я едва могла совладать со своей болью, когда видела его таким – пациентом больницы. У меня на глазах он преимущественно всегда был одет в качественные стильные костюмы или водолазки с джинсами – всегда всё ему подходящее и подчеркивающее его статность. А сейчас… Сейчас он казался мне таким беззащитным, обезоруженным…

Я прикрыла глаза. Рядом с кушеткой светилось и издавало равномерное пиликанье какое-то оборудование, высился столик, на котором лежала любимая папина книга, и подле неё блокнот и ручка. Папе уже сняли маску, но на его руке все равно стоял катетер. И вообще – он был ещё очень слаб, хотя уже прошло не меньше недели, как его перевели из реанимации в обычную палату.

- Вера… Вер… - Я вытерла слезы, протерла очки вытянутой из очечника мягкой салфеткой и снова нацепила их на нос, затем подняла взгляд на папу. Он улыбался мне. Тепло, мягко. Ободряюще, как и всегда. Он никогда не терял присутствие духа, а мне вечно этого не хватало – мой боевой дух сдувался со скоростью проткнутого шилом воздушного шарика. Так было не всегда, после смерти мамы – стало именно так. Выглядела я, наверное, просто отвратительно.

- Прости, пап, - всхлипнув, сказала я. – Прости. Я, правда, стараюсь…

- Вера, я хочу тебя попросить кое о чём, - сказал папа, и я тут же навострила уши, приводя себя в полную готовность – вдруг нужна серьезная помощь. Отец провел по ёжику седых волос и, чуть хмурясь, указал мне на книгу на столике возле кушетки. Это был «Фауст», трагедия Иоганна Гёте.

- Да?

- Я вот для тебя в книге подчеркнул парочку эпизодов, несколько сцен, - сказал он. – Хочу, чтобы ты взяла её с собой домой и прочитала их.

- А…- только и сказала я растерянно. В палату уже зашла медсестра и шепнула мне, что часы приема заканчиваются. – А как же ты? Это же твоя любимая книга. Я читала «Фауста» три раза, куда мне…

- У меня ещё много хороших книг тут. А это… Это для тебя, дочка, - сказал папа, тяжело вздохнув и глядя на меня с непомерным вниманием. И чего это он? Ну, ладно. Я нахмурилась. - Я просто хочу, чтобы моя любимая книга была с тобой. И там сцены эти, важные слова в них… Прочитай.

Глава 4

- Прошу, - Кедровский указал мне на одно из двух кресел, что стояли напротив его стола.

- Скажи, Кедровский, тебя вообще здороваться учили когда-нибудь? – процедила я, бросая на него гневный взгляд. Я уселась в кресло, наблюдая за тем, как Макс обходит свой стол и изящно усаживается за него.

- Во-первых, я теперь твой начальник – и ты, Воробьева, давай-ка меняй свой тон, - сказал он грубо. – Во-вторых, ты мне должна, помнишь? Так что в твоих интересах, чтобы эти будущие полтора месяца прошли в максимально комфортной для нас с тобой атмосфере. А здороваться учили. Так что вот тебе: здравствуй, Воробьева, пора тебе начинать слушать о своих обязанностях.

- Нравится подчинять, да? – гадко ухмыльнулась я, уже на пределе гнева. – Этим здесь обычно занимаешься?

Я чуть качнула головой в сторону двух зеленых кожаных диванов.

Максим устало выдохнул, положил ладони на лицо, слегка потер глаза, и, откинувшись на спинку кресла, снова посмотрел на меня.

- Скажи, Воробьева, ты совсем дура? – спокойно спросил он. - Или у вас там, в МГУ, ещё всё-таки не только по названию умные бывают?

- Да пошел ты к черту, Кедровский.

- В общем, так. Если не прекратишь выёживаться, я прямо сейчас позвоню твоему отцу…

Я вскочила с кресла и мгновенно оказалась у стола Максима, прямо напротив него. Уткнув руки в столешницу, я испепеляла его взглядом, и все равно, как бы мне этого не хотелось, успевала отмечать на заднем дворе сознание то, каким он красивым был в этом своем темном костюме, в белой рубашке, галстуке. Как красиво было его смуглое лицо с высокими скулами, широким, таким мужским подбородком, густыми, почти прямыми бровями. Вот блин, а… Хорош гад, но я спуску за это не дам.

- Если ты ещё хоть раз посмеешь побеспокоить моего отца…

Кедровский поджал губы. Моя истеричность на него никак не действовала, и я вдруг почувствовала себя сумасшедшей истеричкой. Вообще, получается, что так оно и было, если трезво судить о ситуации.

- Послушай, Вера, - внезапно по имени ко мне обратился Кедровский. Это заставило меня охладить свой пыл и вскинуть брови. – Если ты считаешь, что я жажду работать с тобой – ты очень сильно ошибаешься. Я бы всё на свете отдал только, чтобы ты здесь вообще не появлялась, вот уж честно. У меня пик по сделкам в следующие полтора месяца. И все эти сделки с чертовыми французами и с документами на французском. Мне реально нужен человек с твоими знаниями и опытом, чтобы все прошло, как можно лучше и прибыльнее. Нанимать его за отдельные деньги – это будет дорого, даже для меня. Особенно после сорванной сделки, которая имела для моей компании веское значение. Так что да, ты моя должница, поэтому тебе тридцать процентов с твоей работы. И да, я это использую, поэтому полтора месяца тебе придется отработать, как бы нам обоим не было тошно от этого. Но давай-ка мы уже оба с тобой с этим смиримся, и как-нибудь перетерпим этот период.

Я плюхнулась обратно в кресло, остыв от всех своих эмоций. Надоело быть дурой. В конце концов, Макс прав. Теперь я злилась уже на себя. По двум причинам. Первая – очевидна, я вела себя, как ненормальная, а вторая… Мне до боли неприятно было, что я была так неприятна Кедровскому, чего греха таить. Не хотелось сейчас признаваться себе в этом, но правда остается правдой.

- Я слушаю тебя.

- Главным образом, с тебя переводы всей документации по сделкам на данный период, синхронный перевод для меня с выездами на мероприятия, мелкие секретарские поручения и некоторая работа, как моего личного помощника – кое-что по бронированию, назначению времени сделок, оформлению документов или звонков и прочее в этом духе.

***

Я смотрела на свои аккуратные ногти с совершенно обычным неброским маникюром. Моя рука безвольно лежала на подлокотнике кресла, и я не сводила с нее взгляда. Кедровский уже закончил говорить, но я до сих пор ему не ответила. Я несколько раз работала в такой компании и по правилам таких компаний – ещё во времена своей учёбы в университете успевала помогать в папином офисе в пиковые периоды – а там, считай, требовалось почти то же самое, что мне сейчас озвучил Кедровский. Так что радовало хотя бы то, что работа не было мне незнакомой. В общем, ничего сложного по обязанностям я не видела.

- Хорошо, - ответила я, легко пожав плечами. – Раз так, то я готова начать.

Я посмотрела на Максима, и мы встретились с ним взглядами – сердце всё-таки пропустило удар под его взглядом, и я почувствовала, как скулы розовеют, поэтому почти сразу отвела взгляд.

- Отлично. Тогда начнем с того, что у нас дресс-код, - заявил Кедровский. Я на мгновение закатила глаза. Так, понятно, никаких свитеров, джинсов, кед, вместо них – дурацкие офисные шмотки. – Так что завтра жду по форме.

Я кивнула.

- Без проблем.

- Второе. – Максим поднялся с места, и махнул мне, приглашая следовать за ним. – Твое рабочее место в зале напротив. Там опен-спейс. Твой стол возле окна недалеко от входной двери в зал, так нам с тобой будет удобнее контактировать. Сейчас покажу твое рабочее место. Оно немного на удалении, и это даже лучше – никто тебе не будет мешать с работой. В зале полно народа, придется привыкать к шуму и прочему, но в основном все заняты своим делом. Мой совет, старайся с ними особо не пересекаться – наши дела их не касаются, а редкостные свиньи даже среди моих сотрудников попадаются.

Я прошла за Максимом к коридору, любуясь его прекрасной задницей и тут же ругая себя за это. Кедровский пропустил меня вперед, и вышел за мной.

Мы прошли к тому самому залу, о котором он мне только что говорил. Там действительно было шумно, было много народа. И чувствовала я себя здесь, мягко говоря, совсем неуютно.

Я всё же терпеть не могу опен-спейсы, но, в любом случае, что поделать? Хорошо, что мое место действительно на некотором удалении, рядом с лимонным деревом, живущем в большой кадке, и окном, из которого открывается прекрасный вид на город.

Глава 5

Две недели пролетели одним щелчком, и я вдруг действительно поверила в то, что полтора месяца – это такой короткий срок, не успею даже заметить, как пролетит. Я сразу же смирилась с установленным в офисе Кедровского дресс-кодом: белая рубашка, черные брюки, все такое ровное, строгое, офисное, почти хрустящее. Один плюс – весь этот офисный прикид здорово смотрелся с моими очками.

А у Макса в конторе, и правда, был настоящий завал – сотрудники его компании самого разного звена – от колл-центра до брокеров пыхтели и надрывались, задерживались допоздна или, наоборот, приходили слишком рано.

Я сидела от звонка до звонка, и Кедровский ни разу мне не сделал замечания по этому поводу. Впрочем, работы было немало. Все эти две недели я занималась переводом договоров, каких-то акций и других документов. Со второго рабочего дня Максим доверил мне составление условий по сделкам, а с третьего я уже впервые сидела в его кабинете в качестве синхрониста, пока он обсуждал составленные мной же условия с двумя французскими бизнесменами. Кедровский был весьма доволен моей работой, а я довольна тем, что у меня получается успешно выполнять мою работу, плюс ко всему – мне действительно было интересно. Всё это очень напоминало мне давние времена, когда я работала в конторе у отца, но тогда всё это давалось мне тяжелее, так как знаний, опыта и характера мне тогда ещё не слишком-то доставало.

Сейчас с этим проблем не было.

Два раза в неделю я заезжала к папе в больницу, и мы несколько часов проводили, обсуждая всё на свете. Он уже понял, что я всё знаю, что я всё прочитала. И понял, что в нужный момент, когда всё закончится – я буду готова сорваться с места.

Больше меня тревожила я сама. Чем больше я виделась с Максом Кедровским, тем больше я к нему привязывалась. Особенно учитывая то, что сейчас у нас наладились хорошие отношения, и при этом мы прекрасно работали в тандеме. С одной стороны, я чувствовала, что корю себя за это, даже обвиняла себя в предательстве – ведь это его отец готов был убрать моего папу из бизнеса любой ценой, а с другой… Макс-то был не при чем. И я понимала, понимала с каждым днём, что ещё чуть-чуть – и я снова вернусь к той отупляющей меня влюбленности, которая однажды уже скрутила меня по Кедровскому, когда мне было семнадцать.

Противостоять себе было тяжело. Особенно, когда он улыбался мне, когда вдруг смешил меня, бормотал какую-то шутку, а я не могла, как назло, перестать смеяться… Когда я смотрела в его невозможно красивые каре-зеленые глаза, и вообще находилась с ним рядом, таким невероятным…

В общем, утро понедельника было для меня таким сонным и тягомотным, что я уже порядком измучила себя подобными мыслями. В десять часов брякнул ВотСапп. Пришло сообщение от Кедровского.

С него и начались мои сегодняшние приключения.

«Вера, доброе утро. Там Алина занята. Принеси, пожалуйста, мне кофе. Как обычно. И захвати, пожалуйста, вчерашние шаблоны по двум последним сделкам».

Оставив рабочее место, я поплелась на кухню. Благо, что кофе-машин тут было аж две штуки! Я подошла к капсульной. Пока кофе готовился, я едва сдерживала себя от того, чтобы не зевнуть. Успела переговорить с коллегой о погоде, и узнать, что, возможно, воодушевленные французы заедут ещё разок на этой неделе – якобы Максим Сергеевич обмолвился об этом уже сегодня утром.

Я постучала в дверь к Кедровскому.

- Да.

- Доброе утро, - поздоровалась я, направляясь к столу. Макс, как всегда выглядевший с иголочки, хотя все равно имевший несколько напряженно-уставший вид, быстро кивнул мне и снова хмуро уставился в компьютер. Он что-то читал, и то, что он читал, ему, судя по всему, очень не нравилось.

В любом случае, я не собиралась отвлекать. Поставила кофе, положила договора на стол, и уже собиралась развернуться и направиться к выходу из кабинета, когда Кедровский соизволил обратить на меня свое внимание.

- Воробьёва, - сказал Максим тихо. Я замерла на месте и повернулась к нему. – Слушай, эти два лягушатника хотят приехать на обсуждение уже завтра. У них там какие-то острые вопросы по нашей сделке, плюс они уже готовы предоставить ответные условия. Как считаешь, успеем с тобой подготовить заключительный акт по делу с ними? Пока предварительный, конечно. Мне кажется, что завтра уже можно вывести их на финишную прямую. Нужно будет сегодня в первую очередь откинуть то, на что мы не пойдем ни под какой вероятностью, и выписать в нейтральную зону те вопросы, над которыми мы сможем быстро подумать и сразу же завтра на переговорах решить, как их обыграть в итоговом пакете.

Я легко пожала плечами.

- Вполне, - ответила я, поправляя очки. - Если пока снять другие вопросы и дела, и сегодня целый день заниматься только этим, то без проблем успеем.

- Чем это «этим» вы будете заниматься сегодня целый день?

Мои брови поползли вверх, и я даже не успела как-то заставить себя смахнуть удивленную мину с собственного лица, резко поворачиваясь на знакомый голос.

В кабинет, без всякого, конечно же, стука, без лишних вопросов и вообще без всяких церемоний вошла высокая блондинка.

С длинными белокурыми волосами, загорелая, голубоглазая, ухоженная с головы до ног: со всеми этими бровями-ресницами-маникюрами-косметологическими процедурами. Блондинка была в туфлях на шпильках и в самых дорогих и модных одеждах и аксессуарах, которые только можно было ныне представить. Ну, и конечно, с великолепнейшей фигурой фитоняши и заядлой ППшницы, а главное поражающим красотой лицом аля «Мисс Вселенная Вселенных».

Имя блондинки было Диана Александровна Шмелёва. Знакомы мы были с ней уже давно, всегда кое-как терпели общество друг друга в кругу общих знакомых, но вообще и она, и я старались не пересекаться друг с другом дольше, чем на пятнадцать секунд. Я знала, что они с Максом Кедровским встречается уж около года, и из всех девушек, которые когда-либо окружали Максима, лично я видела его рядом только с такой красавицей-моделью, как Диана. Она, пожалуй, обошла всех своей привлекательностью.

Глава 6

Кедровский жил в великолепном доме в не менее великолепном районе. Дом был ностальгически прекрасен – имел виртуозный дизайн в ретро-тонах, отличался не только впечатляющим убранством, но и весьма полным комплектом, сопутствующим ЖК такого класса: то есть огороженной территорией, подземным паркингом, красивой и ухоженной территорией с детскими площадками, огромными холлами с охраной и ресепшеном и всем тем, чем впрочем отличался и мой дом.

Только у Макса квартира здесь была четырехкомнатная, полностью сделанная по дизайн-проекту в уютно-душевном скандинавском стиле, и принадлежала она самому Максиму. Вообще родители Кедровского жили в своём доме где-то на Рублево-Успенском. Свою квартиру, которая была подарена Анне Кедровской её мужем, она отдала сыну, при переезде с Сергеем в свой дом. Уже после смерти матери Максим продал квартиру, вложил свои деньги и купил себе ту, в которую я сейчас направлялась по сверкающему лоском подъезду. Максим жил на двенадцатом этаже, как и я. Это было даже несколько забавно.

Площадь, конечно, в его квартире была колоссальной. Я бы спросила у Кедровского, зачем ему вообще такая огромная квартира, но так как предполагала, что он собирался жениться – ответ был очевиден.

Большая прихожая, огромная гостиная, объединенная с кухней, три комнаты – две спальни и один, можно сказать, кабинет. Два санузла, одна постирочная. Качественный ремонт: натуральные материалы, дорогая сантехника, люксовая бытовая техника, качественная мебель и текстиль. И, конечно же, невероятно красивый вид из окна. Квартира Кедровского, конечно, впечатляла, что уж скрывать.

В день первого занятия, то есть в среду, я приехала раньше Алёны. Ключи уже были выданы мне Кедровским, на ресепшне и охране все были предупреждены, так что проблем никаких не возникло. За исключением подкрашенных презрением улыбочек милых девочек, что стояли за стойкой ресепшна. Ну да, я же так, пшик, училка по французскому. Уж не Диана Шмелёва, простите.

В общем, пока я ждала Алёну, успела обойти всю квартиру Кедровского и повпечатляться по полной программе. Денег на обслугу своей квартиры он, конечно, не жалел, ну и молодец, что сказать – хозяйственный. Сам купил, сам и вези. Умеешь и можешь достойно - умница, вот тебе пряник. А Кедровский умел, судя по идеальной чистоте и порядку в квартире.

Алёна опоздала. Меня это взбесило, но как-то раздражаться на девочку десяти лет, которую подвозит сюда водитель, было тупо. Однако… Когда девчонка вошла в квартиру, я сразу поняла, что беситься и раздражаться на неё – это вообще нормально, потому что поведение аля Диана было просто невыносимым.

Алёна была невысокой девочкой. У неё были светлые волосы, коротко подстриженные под мальчишку, большие голубые глаза и переносица, усыпанная веснушками. Девочка была с очень тяжелым характером и практически без всяких манер. Позаниматься в первый раз мне удалось с ней с большим трудом, во второй – с трудом не меньшим, чем в первый раз.

Честно говоря, уезжая вечером в четверг домой после этих уроков французского, я мечтала только об одном – чтобы пятница поскорее началась и поскорее закончилась.

***

Кажется, на сегодня всё. Ух. Я выдохнула, откидываясь на спинку кресла и устремляя взгляд на рабочий стол с подготовленными папками. Как всё-таки хорошо, когда в пятницу перед выходными успеваешь закончить то, что было запланировано. Осталось только занести договора Кедровскому, и отбарабанить последнее занятие по французскому с Алёной.

Так как сегодня у меня был короткий день, и на часах значилось только пять, я решила, что вполне быстро доеду до ЖК Макса в Крылатском на такси. Собрав вещи, я подхватила папки, и направилась в коридор. Дверь в кабинет Кедровского была чуть приоткрыта, и когда я покинула наш опен-спейс, то сразу нахмурилась – мне показалось, что я слышу, как Макс с кем-то ругается. Может быть, по телефону?

Я осторожно постучала в дверь.

- Да, - весьма сурово откликнулся Кедровский, но я, не придав этому значения, зашла в кабинет. Максим стоял возле своего стола, хмуро набирая что-то в телефоне. Выглядел он, мягко говоря, рассерженным. Впрочем, мне-то что? Я собиралась только отдать готовый материал, и поскорее уже убраться отсюда.

Я даже не успела подойди к его столу. Он вдруг швырнул телефон к монитору, весьма грязно выругавшись, и только теперь устремил взгляд на меня.

- А ты что здесь забыла, Воробьёва? – раздраженно спросил он, тут же снова приглядываясь к начавшему вибрировать от звонка телефону.

- Договора… - начала, было, я. – Собиралась…

Макс подхватил свой телефон и, выключив, закинул его в кадку с фикусом. Мои брови поползли вверх. Ого. Кажется, я совсем не вовремя.

- Черт подери, Воробьева, давай шевелись уже! Оставь эти чертовы договора на столе, и потом вали давай отсюда побыстрее!

Я застыла между двух дурацких зеленых диванов, держа папки и, глядя на Кедровского круглыми глазами.

- Ты оглохла, что ли? – разведя руки в стороны и глядя на меня с лютой злобой, спросил Максим. – Или совсем ослепла? Не видишь, что ли, что я занят?

От ошеломляющей обиды, я уже едва сдерживала слёзы. Впрочем, я вернула себе самообладание в одну секунду. Психопат – это первое, но не главное. Ибо главное – козёл, причем большими буквами. А ещё самое настоящее хамло.

- Да пошел ты к чёрту, Кедровский, - сказала я ледяным тоном, швырнула папки на ближайший диван и, развернувшись, направилась прочь из кабинета, мельком боясь, как бы мне в голову что-нибудь не прилетело.

- Воробьева! - свирепо заорал Максим мне в спину. – Ты ответишь за это! Так и знай!

Схватившись за дверную ручку, я открыла дверь и, кинув взгляд на разъярённого Кедровского, показала ему неприличный жест. Выйдя из кабинета, я захлопнула дверь и направилась к лестнице. Старалась идти побыстрее, а то мало ли, вдруг Кедровский решит догнать и убить. Дрожащими руками, и всё-таки так и не сдерживая слёз, я достала из сумки смартфон. Дико хотелось продинамить Кедровского после всей этой сцены, и забить на Алёну с её уроком французского, но я почти сразу отбросила эту мысль – это уж слишком по-свински, а уподобляться такой свинье, как Макс Кедровский, мне не очень хотелось.

Глава 7

Мы с Алёнкой вернулись за наш журнальный стол в гостиной. Девчонку как будто бы и вовсе подменили после нашего разговора. Она вполне сознательно села за упражнение, которое я ей задала и сделала всё не просто хорошо, но и быстро. Осталось доделать последние два маленьких упражнения по грамматике, и на этом всё, наши уроки должны были закончиться.

Я как раз обвела два номера, под которыми значились упражнения, когда услышала за нашими спинами голос Кедровского.

- Привет, девчонки.

Я про себя чертыхнулась. Надо же, он так тихо пришёл, что мы даже и не услышали. Впрочем, в этой огромной квартире поди попробуй расслышать.

Алёнка с улыбкой обернулась к Максу.

- Привет, Макс.

Я тихонько буркнула «Добрый вечер», даже не собираясь к нему поворачиваться.

Впрочем, он и сам подошел к нам. Все ещё в офисном костюме, весьма взъерошенный и усталый.

- Как дела?

- Да ничего, - весело ответила Алёнка, щурясь. Меня спасала – знала, что я не хотела разговаривать с Кедровским. Впрочем, я сидела, уткнувшись в учебник, но чувствовала, как взгляд Кедровского прожигал насквозь мою макушку. – Мы уже почти закончили. Чуть-чуть осталось.

- Понятно.

Макс пошевелился. Я заметила, что он заснул руки в карманы брюк. Некоторое время помолчал, затем обратился уже ко мне.

- Воробьёва.

- Что? – поднимая на него взгляд, ровно спросила я. Кедровский чуть прищурился, глядя на меня. Я его взгляд выдержала с холодной стойкостью.

- Пойдем в комнату, - сказал он. – Поговорить надо.

- Не могу, - отрезала я, качнув карандашом, зажатым между пальцами. – Я с ребенком занимаюсь, Кедровский. Не видишь, что ли?

Алёнка сидела, притихнув словно мышь. Глядела в одну точку где-то в своей тетради. Девочка прикусила губу и взволнованно слушала наш разговор с Максом.

- Воробьева, - угрожающе позвал Кедровский, и Алёнка вдруг испуганно повернулась ко мне, глядя на меня своими огромными голубыми глазами.

- Вер, - тихонько сказала она. – Вер… Ты иди. Я сама всё закончу, ладно?

Я посмотрела на Алёнку. Она смотрела на меня так умоляюще, что я не смогла не улыбнуться. Кедровский, конечно, кого угодно напугает своим поведением.

Я протянула карандаш Алёнке и встала из-за стола. Пройдя мимо Кедровского, я направилась в комнату, где мы только что разговаривали с Алёной. Кедровский зашел туда вслед за мной, и закрыл дверь. Облокотившись на стену, я сложила руки на груди, наблюдая за ним.

- Ну? – спросила я.

Макс прошел к шкафу и снял с себя пиджак.

- Хочу тебя подвезти, - доставая вешалку и убирая пиджак в шкаф, сказал Максим.

Я приподняла бровь, затем легко пожала плечами.

- Спасибо, я и сама прекрасно доеду.

- Ты в окно смотрела?

Макс кинул на меня пристальный взгляд. Я же в свою очередь посмотрела ему за спину, как раз прямо в окно. Накрапывающий дождик давно превратился в ливень, и теперь хлестал, что было сил. Я поёжилась. Нда, не очень приятная погода для поездок.

- Я и на такси смогу доехать.

- Воробьёва.

Кедровский посмотрел на меня с превеликим раздражением, однако большего сказать не успел. Дверь распахнулась, и в комнату вошла Алёнка.

- Вер! Я закончила! – радостно сообщила она, протягивая мне тетрадь. Я улыбнулась, кинула быстрый взгляд на Кедровского и вышла из комнаты.

Проверив задания и похвалив их достойное выполнение, я сказала Алёнке, что мне пора. Девочка расстроилась, хотя, конечно, её и саму буквально с минуты на минуту должны были забрать. Я прошла в прихожую, чтобы собраться, Алёна посеменила за мной.

- Вер… Вер, - обнимая меня на прощание, пролепетала Алёна. – Слушай… Ну, ты мне позвони или напиши, ладно? Можно я тебя в Фэйсбуке найду, там и папа мой есть… И в скайпе можно тебя добавлю?

- Конечно, можно, зайка.

Я улыбнулась, тепло обняла девочку на прощание, поцеловала в лоб и поспешила покинуть квартиру Кедровского.

***

- Овца упрямая, - раздраженно бросил я, наблюдая за тем, как захлопывается входная дверь. Пронаблюдав, как Аленка прощается с Верой и та уходит, я подумал, что была бы моя воля, прямо бы сейчас догнал бы её и… Не знаю что. Вот что с ней делать? Надо было, конечно, извиниться для начала. Чёрт… Я устало положил руки на лицо и потер глаза.

- Макс! Макс! – взволнованно крича, Алёнка вбежала в комнату. Глаза её горели. В руках она что-то держала, но я сразу и не разглядел что именно. – Вера забыла зонт и свой телефон! Она же промокнет! И даже такси не сможет вызвать! Может, надо догнать её?!

- Вот же… Тьфу! – Я забрал зонт и смартфон Веры у Алёнки, нахмурился и сразу стал оглядываться в поисках своего телефона. Выскочив в прихожую, я подхватил его с тумбы и сразу позвонил Володе – водителю, который должен был подъехать забрать Алёнку домой.

- Володь. Привет. – Быстро надевая пальто прямо на рубашку, поздоровался я. – Ты как? Скоро?

- Уже к лифту подошёл, - ответил мне басом Володя. – Пробки дикие – ужас.

- Тогда поднимайся, собирай Алёнку, а ключи потом Диане передашь. Мне просто бежать надо – ни минуты нет.

- Конечно, конечно, - пробасил Володя в трубку. Я услышал звон – лифт как раз подъехал. – Управимся.

Я выбежал из подъезда спустя десять минут, сразу свернул вправо, к своей черной Ауди А8, которую мне удалось припарковать недалеко от подъезда. Повезло, на самом деле, потому что дождь лил просто зверский. Странно, что Воробьёва не решилась вернуться за телефоном – до сих пор не заметила, что забыла его, судя по всему. Я сел в светло-бежевый салон своего автомобиля – в машине как всегда царили чистота, порядок и абсолютно комфортная обстановка – всё это я бесконечно ценил.

Мотор заревел, я повернул руль и уже через минуту вывернул к шлагбауму, ведущему с территории ЖК.

Пробки были ещё те, так что Володя оказался прав. Однако и Вера вряд ли ушла далеко. По крайней мере, я искренне на это надеялся. Проехав буквально половину улицы, увидел её. Воробьёва шла в своем черном пальто, засунув руки в карманы и ёжась от косого ливня, что заливал её с головы до ног. Мимо нее бежали прохожие, кто с зонтами, кто без. Я заметил, что Воробьёва вдруг остановилась и начала шарить в сумке, затем по карманам, видимо, пытаясь найти мобильник и вызвать такси. Ага, конечно. Подъехав ближе к тротуару, я просигналил.