Агата
От моего дома до работы всего двадцать минут пешком. Плюс десять минут, чтобы завести Тему в сад. Но сегодня с самого утра все идет кувырком, и я точно опоздаю! Сын капризничает по каждому поводу: завтрак не тот, одежда неудобная, хочу взять с собой игрушку... Слезы и причитания! Мне даже приходится, упирая руки в бока, применять строгое: "Артемий Станиславович!" Только тогда мой без трех месяцев пятилетка одумывается! Мы, наконец, надеваем легкие не по сезону куртки и выходим на улицу.
Но здесь не лучше. Так же уныло и сыро, как в глазах моего Темки. В городе какой-то аномальный декабрь. Склизкий, грязный и дождливый. С неба постоянно мелко капает. Солнце не выходит из-за серых туч. Самой тоскливо, а я Темкиному настроению удивляюсь.
Приходим в детский сад. Тема снимает куртку, вешает в шкафчик. Целую щечки сына и передаю его воспитательнице. Уже направляюсь к выходу, чтобы пуститься со всех ног на работу и наверстать упущенные пятнадцать минут, но слышу позади обеспокоенный голос:
— Агата Анатольевна, мне кажется Артемий горячий.
И все становится на свои места. Сокрушенно вздыхаю. Забираю сына. Касаюсь губами его лба. Ну конечно, температурит! Пока помогаю Теме надеть куртку, ругаю себя на чем свет стоит! Я же знаю, если ребенок капризничает, первым делом нужно проверить его самочувствие. Так меня затянула рабочая суматоха! Кажется, что нет ни секундочки, чтобы остановиться и как следует все обдумать.
Ненавижу такие дни. Подкоркой чувствую — это только начало. Так всегда бывает. Одно цепляется за другое, и оглянуться не успеешь: огромный ком забот уже норовит уложить тебя на лопатки! Начинаю волноваться, что же меня ждет дальше?..
Пока идем обратно домой, обзваниваю знакомых нянь. Время от времени приходится пользоваться их услугами. К счастью, одна из них свободна.
Поднимаемся в квартиру. Тема переодевается в пижаму. Укладывается в кровать и выглядит даже довольным. Конечно, теперь он будет окружен утроенным вниманием, и с любимыми игрушками расставаться не надо!
Ставлю ему градусник, включаю мультики. Делаю вынужденный звонок крестной.
— Да, Агата, привет, — слышу ее строгий голос. Но это только видимость. На самом деле она добрая и отзывчивая. Самая моя любимая на свете женщина. А суровый вид — это издержки профессии. Регина Эдуардовна — аудитор. И не простой, а международного класса.
— Крестная, у меня форс-мажор. Тема заболел. Няне ехать минут тридцать. Придется тебе ресторан открыть, — сообщаю печальные новости.
— Как не вовремя... Меня ждет заказчик. Но ничего, я все сделаю, — отвечает она.
Так всегда. Во всем. С крестной хоть в огонь, хоть в воду. Всегда поддержит и направит, а я стараюсь ей соответствовать.
— Как только освобожусь — сразу прилечу, — заверяю Регину.
— Хорошо. Жду, — говорит она и кладет трубку.
Присаживаюсь на край постели. Подходит время проверять температуру. Достаю градусник. Тридцать восемь и два.
— Горло болит? — хмурюсь, спрашивая сына.
Он не отвлекается от мультиков и отрицательно мотает головой.
Иду на кухню заваривать чай. Тема болеет редко и без осложнений, поэтому я не паникую. Обычно все обходится обильным теплым питьем и приемом жаропонижающего. Надеюсь, в этот раз все пройдет также.
Няня появляется через сорок минут. Я крепко обнимаю сына и обещаю вернуться не очень поздно.
— Что тебе принести вкусного? — спрашиваю Темку.
— Эклеров! — радостно просит сын.
— Шоколадных, наверное? — уточняю с улыбкой.
— Да!
— Договорились!
Машу на прощание рукой и спешу на работу. Утро в ресторане горячая пора. Гости очень любят наши французские завтраки. Я кручусь как белка в колесе. Встречаю посетителей, контролирую официантов и кухню, решаю любую возникшую проблему. А потом наступает временное затишье до обеда, тогда я сама могу насладиться ароматным кофе с густой молочной пенкой и хрустящим фисташковым круассаном.
Вбегаю в здание с черного входа. Быстро облачаюсь в фирменную одежду: коралловую рубашку и черные брюки. Маякую крестной через небольшое круглое окно в центре распашной двери, отделяющей рабочие помещения от зала ресторана. Она видит меня и, закончив разговор с гостем, удаляется.
— Как Тема? — спрашивает, чмокнув в щеку.
— Было тридцать восемь и две. Надеюсь, обойдется, — рассказываю, провожая Регину к заднему выходу.
— Ну все, я уехала.
— Давай. Спасибо тебе!
Крестная идет к своей машине, а я направляюсь в сторону зала. Пора уже начать рабочий день!
У самых дверей передо мной возникает Тома. Глаза официантки восторженно горят, от уха до уха растянулась улыбка. Это лицо говорит... нет, оно кричит: ресторан посетил интересный гость.
— Кто там? — спрашиваю, посмеиваясь над ее неуемным любопытством.
— Радкевич! Собственной персоной, — почти пищит она.
Я теряюсь, но только на секунду. Конечно, это не Ростислав. Наверняка, его отец. Однако бурная радость Томы заставляет меня сомневаться.
— За каким столиком? — спрашиваю, стараясь придать виду непринужденность. Вот только кровь отливает от моего лица, а ноги становятся ватными. Подсознательно я убеждена: не будет Тома так восторгаться появлением Радкевича-старшего.
— За седьмым! — сообщает официантка.
Мы подходим к окошку. Медленно выглядываем в него под углом, чтобы гости за седьмым столом нас не заметили. Мои глаза становятся шире. Ладонь непроизвольно тянется ко рту, чтобы скрыть возникающее на лице смятение.
— Какой все-таки красавчик! Все при нем. И внешность, и деньги. Жена только лишнее приложение, но тогда Радкевич был бы слишком идеален, — вдохновенно тараторит Тома.
Я едва слушаю ее. Так странно видеть Ростислава воочию. Спустя столько лет... Он сидит ко мне полубоком. В костюме с иголочки, с аккуратно уложенными черными волосами. Я далеко, но даже отсюда вижу, как Ростислав повзрослел. Стал молодым мужчиной. В этот момент слово "жена" долетает до моего сознания.
Пять с половиной лет назад
Агата
— Доброе утро, — говорю сонным голосом, входя на кухню, и плюхаюсь на угловой диванчик перед обеденным столом.
Уже девять часов утра. Яркое летнее солнце настойчиво выгнало меня из постели. Я все никак не могу отдохнуть после напряженной экзаменационной недели. Поэтому лениво подпираю руками щеки и щурюсь под дымными золотыми лучами, падающими через окно.
Все испытания в универе уже должны были остаться позади. Вот только препод по истории перенес экзамен на следующую неделю, и я пока не могу, вздохнув с облегчением, порадоваться успешному завершению первого года обучения.
Крестная окидывает меня взглядом и вновь поворачивается к сковородке с омлетом.
— Доброе-доброе, — энергично произносит она.
На столе уже стоит тарелка с теплыми тостами, во френч-прессе заварен кофе. Регина — жаворонок. Встает ни свет ни заря, собранная и бодрая. Но сегодня суббота, и она позволила мне поспать подольше.
— Что-то ты зачастила ко мне с ночевкой, — говорит, подавая тарелку с омлетом. Садится напротив, и мы приступаем к завтраку. — Опять родители ссорятся?
Я бросаю на нее грустный взгляд. Меньше всего хочу обсуждать обстановку дома. Папа с мамой в последнее время живут как кошка с собакой. И я нахожу любой повод, чтобы сбежать от них к крестной. Сделать это не так уж трудно: ее квартира расположена совсем рядом с моим универом. Под этим предлогом я вчера в очередной раз у нее и осталась.
В ответ только киваю. Делаю вид, что очень увлечена завтраком, в надежде, что эту тему мы развивать не будем.
— Смотри, Агата, мама ведь меня прибежит отчитывать, — предупреждает крестная.
Она права, поэтому я неохотно, но соглашаюсь:
— Хорошо, на пару недель сделаю перерыв.
Мама ревностно относится к нашим с тетей теплым отношениям. И при удобном случае выплескивает на нее свой негатив. А я считаю, что это так несправедливо и так неблагодарно с ее стороны!
Ведь Регине исполнилось всего двадцать два года, когда их с мамой родители погибли в автокатастрофе. Они остались совершенно одни в городе, куда только пару лет, как перебрались. Маме тогда было четырнадцать, и ее старшая сестра взяла на себя все трудности и всю ответственность за их маленькую, осиротевшую семью.
И только когда мама встретила папу, и они решили пожениться, Регина позволила себе заняться собственной личной жизнью. В двадцать семь лет она вышла замуж за любимого человека и стала Василевской. Я видела их снимки со свадьбы. На каждом из них ослепительно красивая, молодая крестная смотрела искрящимися глазами, полными любви и счастья, на высокого, статного мужчину. Бравый офицер был в военной форме даже в день бракосочетания. Его волевое лицо оставалось серьезным, но теплый, восхищенный взгляд, которым он отвечал невесте, выдавал глубокие чувства. И казалось: нет пары прекрасней, а впереди их ждет только светлое будущее.
Но спустя год Василевского отправили в горячую точку. Вместо мужа крестной вернулась медаль "За отвагу", которой тот был награжден посмертно. После потери любимого тетя полностью погрузилась в работу и достигла больших успехов в своей карьере. Еще раз замуж она так и не вышла.
Мы почти не вспоминаем это печальное прошлое. Но иногда, думая о нем, я задаюсь вопросом: все эти несчастья, выпавшие на долю крестной, сделали ее сильной женщиной, или она была рождена с железным характером, позволившим ей пережить такое горе?..
Вздыхаю от тяжелых мыслей. Регина делает глоток кофе и, ставя кружку на стол, сочувственно спрашивает:
— Все так плохо?
Она думает, что я расстраиваюсь из-за родителей. Отгоняю свадебный снимок, так и стоящий у меня перед глазами.
— Нет. Не хуже, чем обычно. — В подтверждение слов стараюсь улыбнуться.
— Значит, еще один экзамен и долгожданные каникулы? Чем думаешь заняться? — интересуется тетя и интригующе смотрит на меня.
Я улыбаюсь шире. Похоже, она уже что-то придумала!
— Не стоит зря тратить целых два месяца жизни, — деловито начинает Регина, — я знаю, ты хочешь стать великим химиком, но на первых порах и работа официанткой пойдет на пользу. Научишься общаться с разными людьми, считать деньги, планировать время.
— Я думала об этом, — говорю и вижу в глазах напротив огонек одобрения.
Крестная любит, когда человек стремится занять себя. И мое желание подработать на каникулах ее радует.
— Отлично. — Она похлопывает теплой ладонью по моей руке.
Я поднимаюсь и собираю посуду. Крестная готовила, а убирать мне!
Через час тороплюсь в универ на консультацию. Не понимаю этого странного мероприятия в преддверии экзамена. Будто за полуторачасовую встречу препод может помочь нам подготовиться. Но явка обязательна!
Звонит сотовый. Поднимаю трубку.
— Привет, Камушек, — слышу голос своего парня.
— Привет, Егор, — отвечаю, недовольно усмехаясь.
Уже не знаю, что делать с этим дурацким "Камушком"! Просто смех сквозь слезы! Тысячу раз говорила, чтобы он меня так не называл. Придумал тоже... Почему нельзя обращаться друг к другу просто по имени? Все хочу подобрать для него соответствующее прозвище, но пока никак не выходит...
Агата
Консультация по истории проходит быстрее и даже бесполезнее, чем я предполагала. Попрощавшись с однокурсниками, успеваю запрыгнуть в уходящий трамвай. Занимаю любимое место у окна. До дома ехать минут сорок, поэтому достаю конспекты и открываю объемную исписанную тетрадь на нужной странице.
Вагон шумно движется по рельсам. Из окна в салон врывается горячий послеполуденный воздух. Мои глаза бегают по строчкам, но мысли никак не хотят погружаться в монотонный исторический мир. И я знаю почему!
Все дело в Ростике. Выскочил, как черт из табакерки, и навел смуту. Но это вполне в его духе. Чего я сержусь-то?
Перевожу взгляд к окну. Через прозрачное стекло смотрю на мелькающие одноэтажные дома, на узкий тротуар, на старые, но еще сильные деревья, ветви которых хотя бы на время прячут трамвай в тени.
Меня едва должно волновать мнение Ростислава о Егоре, с которым он, между прочим, неплохо общается. Да у нас весь класс всегда был дружным. Теперь, конечно, мы все реже видимся. Поступили в разные вузы, несколько человек вовсе уехали из города.
А с Егором мы начали встречаться четыре месяца назад. В последний год школьной учебы он уделял мне особое внимание, и все прекрасно знали, что я ему нравлюсь. Но выпускные экзамены, а затем поступление... адское время, в котором мне вообще не было дела до мальчишек и влюбленностей!
Потом мы вновь встретились на дне рождении общего знакомого, и с этого момента Егор всерьез стал за мной ухаживать. Причем так настойчиво, что я дала нашим отношениям шанс. Он заботливый, внимательный, симпатичный молодой человек и совершенно-совершенно "не придурок"!
Егор очень тянется ко мне. "И даже слегка перебарщивает...", — думаю с улыбкой. Он торопится перевести наши отношения на новый уровень, но я пока не готова сделать следующий шаг.
Вся дорога домой так и проходит в раздумьях. Я уже на месте. Вхожу в калитку, пересекаю наш аккуратный дворик с ярким цветником. Дверь заперта, значит, родители куда-то уехали. Открываю своим ключом.
В доме тихо. Быстро переодеваюсь и сажусь за учебники. Даю себе слово больше не отвлекаться!
Слышу шум в гостиной и часто моргаю уставшими глазами. Пытаюсь сфокусировать взгляд на часах. Уже семь! Как и зареклась, честно просидела все время за подготовкой к экзамену.
В дверном проеме появляется мама.
— Привет, — произносит с легкой полуулыбкой. — Как успехи?
— Привет. Все по плану, — заверяю, демонстрируя боевой настрой.
— Отлично! — подхватывает она. — Ждем тебя ужинать.
Мой телефон коротко звенит. Бросаю взгляд на экран. Егор прислал смс.
— Сейчас приду, — говорю маме и беру сотовый.
Читаю сообщение: "Выдвигаюсь к Ростику. Ты не передумала?".
Быстро набиваю ответ: "Нет. Буду дома. Хорошо отдохнуть".
Егор кидает мне смайлик с сердечком. Улыбаюсь и направляюсь на кухню.
Папа уже сидит за накрытым к ужину столом. Целую его в щеку, занимаю свое обычное место напротив. Мама ставит графин с соком, располагается по левую руку от отца.
— Приятного аппетита, — говорит она, и мы приступаем к ужину.
Папа ест молча, лишь изредка поднимает на нас взгляд. Мама сохраняет на лице улыбку, бросает короткие фразы, подавая салат или разливая напиток. Смотрит на меня с теплотой. Но стоит ей повернуться к отцу, глаза тут же становятся ледяными.
Мне неприятно и грустно наблюдать за ними. Пытаюсь разрядить обстановку:
— Куда ездили? — спрашиваю, силясь натянуть улыбку.
Папа бросает на маму недовольный взгляд.
— Мы, Агата, обошли все автосалоны в городе. Сначала выбирали новую машину, но, сколько бы расчетов не делали, все в наш бюджет не вписывается. И вот, я сам не заметил как, но вдруг очутился среди подержанных машин! А я тысячу раз говорил, что категорически против подержанной!
Опускаю глаза к тарелке. Папа произносит слова резко, со злостью, крепко сжимая в руке вилку. Я знаю, что его тон адресован не мне, а маме, но от этого легче не становится. И зачем только спросила? Нет бы, быстро поужинать и к себе уйти!
— Значит надо больше зарабатывать, — едко отвечает мама, — я целый год жду летнего отдыха! Единственная в жизни радость осталась!
— Мы же планировали, что купим новую машину. Считали с тобой, что за год соберем! — настаивает папа.
— Кто знал, что цены так взлетят? Здесь моей вины нет, — с легкостью отмахивается мама. Она для себя все решила, и папу это выводит из себя.
— И как с тобой можно о чем-то договариваться? — Он возмущенно трясет руками. — Ты вообще знаешь, что слово держать надо?
— Я не собираюсь отменять поездку в угоду твоей навязчивой идее поменять машину! — категорично заявляет мама.
— Ну, знаешь! — почти кричит отец.
Я подскакиваю со стула.
— Спасибо. Я к себе пойду, — говорю, убирая со стола тарелку с почти нетронутым ужином.
Они замолкают, но лишь на несколько секунд. Как только я скрываюсь в коридоре, продолжают спор, все сильнее разгорячаясь.
Агата
В небольшой спальной комнате полумрак. Окно наглухо задернуто темными занавесками. Только ночник на тумбочке рассеивает холодный синий свет. Егор сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью. К его груди прижимается Вера, одна из моих одноклассниц! Их губы заняты жадным поцелуем. Пальцы Егора скользят по бердам девушки, поднимаясь выше, забираются под ее футболку и нетерпеливо поглаживают талию. До парочки не сразу доносятся посторонние звуки. Но я ошеломленно вздыхаю, и Вера оглядывается. Ладонью защищает глаза от яркого света, который вместе со мной ворвался из гостиной.
Происходящее вгоняет в ступор, и я не могу пошевелиться. Только смотрю на разомлевшее, довольное лицо своего парня. Его руки еще лежат на чужой талии. Тягучий взгляд окутан слащавой пеленой. Как же гадко!
Проходит пара мгновений, и Егор, наконец, понимает, кто перед ним вдруг возник. Он резко одергивает руки, будто их ударило током. Но проку от этого мало! Ведь Вера все еще восседает сверху. А колени девушки, пусть и не так крепко, но продолжают сжимать его бедра.
— Ты сказала, что не придешь! — сбивчиво говорит Егор.
Его слова выдергивают меня из оцепенения. Это он так оправдывается или претензию предъявляет?! Внутри поднимается злость. Такая бурная, что тело пробивает крупной дрожью.
Егор догадывается сбросить с себя девушку и садится на край кровати. Вера устраивается с другой стороны постели, прислоняясь к спинке и обнимая подушку. Она готова во все глаза наблюдать за сценой, которая вот-вот перед ней разыграется. За мной так и стоит Радкевич. Плюс один нежеланный зритель!
— Значит, это я виновата? — горячо интересуюсь в ответ. — Тогда прости, конечно, что отказалась прийти на вечеринку и заставила тебя кувыркаться с этой!..
Вера выдает возмущенное: "Э-э-й!", и я не договариваю фразу. Она меня сейчас, конечно, бесит, но в целом мне нет дела до ее притязаний на Егора. У меня вопросы только к нему, и я их громко озвучиваю:
— И часто ты так проводишь время? Каждый раз, когда я не сопровождаю тебя за ручку?!
— Камушек, — жалобно тянет Егор.
Ростик на заднем плане не стесняется прыснуть от смеха. Бросаю на него быстрый гневный взгляд. Давай, Радкевич, подливай масла в огонь!
— Прости! Не знаю, что на меня нашло. Это впервые, честно, — продолжает Егор и подается вперед, чтобы встать с кровати. Я тут же на шаг отступаю. Он понимает, что если приблизится, я развернусь и уйду, поэтому замирает на месте и уговаривает: — Это недоразумение. Мы все решим. Меня словно перемкнуло... Давай выйдем, переговорим наедине.
Я чувствую опустошение. Не вижу смысла обсуждать его поступок. Что сделано, то сделано. И никаких оправданий не может быть найдено.
— Думаю, теперь это лишнее. Ты показал на деле, чего стоят твои слова. Спасибо, вышло очень доходчиво, — говорю дрогнувшим голосом и спешу покинуть комнату.
Пряча мокрые от слез глаза, выскакиваю из дома. Проношусь через веранду и сбегаю по ступеням с крыльца. Ребята что-то спрашивают. Когда понимают, что я ухожу, в их голосе слышится беспокойство.
Но я едва вникаю в слова. Отмахиваюсь от девчонок у бассейна. Не хочу никому ничего объяснять. Вера позаботится об этом. В ярких красках и колоритных эпитетах.
Иду, не видя тропинки. Перед глазами стоит виноватое лицо Егора. В ушах звенит голос, полный раскаяния. И меня коробит от его притворства!
Все было враньем...
Трудно сосредоточиться за мрачными мыслями, но я додумываюсь, что надо вызвать такси. На ходу достаю телефон. Смахиваю слезы, чтобы разглядеть экран. Прикладываю палец, нажимаю на иконку вызова.
Вдруг кто-то хватает меня за локоть и резко останавливает. Второй раз за день сотовый выскакивает из моих рук. Поворачиваюсь к виновнику, ожидая увидеть Егора. Но меня удерживает Ростик!
Телефон с глухим треском ударяется о тротуарную плитку, а я вспыхиваю как спичка!
Со всей силы отдергиваю руку. Делаю шаг навстречу, оказываясь с Ростиком лицом к лицу. Вонзаюсь взглядом в хитрые, напыщенные глаза. Они так и кричат мне: "Я же говорил!"
— Как ты меня достал, — цежу сквозь стиснутые зубы. — Тебе мало представления в доме? Хочешь еще позлорадствовать?! О, я так скучала по тебе, Радкевич! — Натягиваю улыбку, а глаза блестят от слез. — По твоим дурацким подстегиваниям и провокациям!
— Ну что ты, успокойся, — ласково начинает Ростислав, с особым удовольствием добавляя: — Камушек.
— Какой же ты!.. — Сжимаю ладони в кулаки и намереваюсь хорошенько толкнуть его в грудь.
Ростик реагирует молниеносно. С его лица слетает ухмылка, а мои запястья попадают в капкан крепких пальцев. Они впиваются в кожу. С силой, но не причиняя боли. Он притягивает меня ближе, я даже чувствую его дыхание, отчего пульс разгоняется с бешеной скоростью.
— Агата, это твой парень только что зажимался с другой девчонкой. Я тебя не подводил.
Голос Ростика звучит серьезно и твердо. Он прав, здесь не поспорить. Я не должна на нем срываться. Гнев гаснет в моих глазах. В ответ хватка Ростика слабеет.
— Просто оставь меня в покое, — тихо прошу, пытаясь освободить руки.
Агата
Просыпаюсь в теплых, уютных объятиях. Комнату заливает мягкий янтарный свет, ложится прямыми лучами на расслабленное лицо Ростика. Он размеренно дышит, погруженный в мир своих сновидений. С умилением любуюсь его безмятежностью. Легонько касаюсь черных, блестящих на солнце волос. Такой красивый, такой нежный... мой первый мужчина...
Его веки подрагивают, и Ростик открывает глаза. Щурится, растягивая губы в томной улыбке.
— Привет, — шепчет, подвигаясь ближе.
— Привет, — кротко отвечаю и подаюсь навстречу его сладким прикосновениям.
— Как спалось? — спрашивает между поцелуями.
— Волшебно, — выдыхаю, чувствуя, как его пленительная нежность вновь захватывает меня.
Ростик останавливается, скользит взглядом по лицу. Наши глаза встречаются, и он с улыбкой произносит:
— Мне тоже.
Я улыбаюсь ему в ответ. Мы пару секунд молчим, каждый со своими мыслями. Думаю о том, что это была восхитительная ночь, что он был восхитителен, и едва ли я поверила бы раньше, что мой самодовольный задира может быть таким...
— Чай или кофе? — обрывает размышления Ростик.
— Кофе, — отвечаю без сомнений.
Он кивает, перемещается на край кровати и, свесив ноги, одевается. Я засматриваюсь на его широкие, сильные плечи, на спину с выразительными очертаниями крепких мышц, на полоску позвоночника, спускающуюся прямо к упругим... К сожалению, Ростик натягивает футболку и скрывает от меня соблазнительный вид напротив. Отвожу взгляд. Самое время озаботиться поиском собственной одежды.
Брожу глазами по постели. Прикрываясь тонким одеялом, заглядываю под подушки. И куда он вчера закинул мое белье?
— В этом тебе будет удобнее, — доносится голос Ростика.
Я поворачиваюсь. Он достает из шкафа белую футболку и подает ее мне.
— Принесу нам завтрак, — продолжает, направляясь к двери. — Сразу предупреждаю, сделаю что могу, но в кулинарных делах я не спец, — с сожалением разводит руками.
— Лишь бы было съедобно, — заверяю я. — Спасибо, — указываю на футболку, приподнимая ее. — Могу я пока принять душ?
— Конечно, последняя дверь по правой стороне. Полотенце там же, в шкафчике, — отвечает Ростик и выходит в коридор.
Я надеваю футболку и, наконец, замечаю на полу свои вещи. Собирая одежду, поторапливаюсь, чтобы Ростику не пришлось меня ждать.
Закрывшись в ванной комнате, прохожу к высокому пеналу. Открываю его и беру с полки одно из белоснежных полотенец. Захлопываю зеркальную дверцу и невзначай ловлю в ней отражение.
На секунду замираю. Изумленно смотрю на свои широко распахнутые, озорные глаза, на щеки, горящие румянцем, на губы, застывшие в беззаботной улыбке. Никогда еще не видела себя такой... Задумчиво усмехаюсь, касаясь кончиками пальцев своего лица.
Откуда это все во мне взялось?.. В каких потаенных уголках пряталось?.. Пожимаю плечами, ощущая необыкновенную легкость. Так приятно чувствовать себя счастливой. Пусть в моменте. Но зато так ярко, так отчетливо!..
Довольно вздыхаю и направляюсь в душ. Освежившись, возвращаюсь в комнату. Ростик сидит на кровати. Позади него на столе стоит поднос с собранным на скорую руку завтраком. Я улыбаюсь, но в ответ получаю пристальный, озадаченный взгляд.
Ростик протягивает ладонь и усаживает меня к себе на колени. В моих глазах застыл вопрос, его — пронзают глубокой лазурью.
— Тебе стоило сказать мне, — серьезно произносит, метнув взгляд в сторону постели.
Мое лицо вспыхивает краской. Это больше не милый девичий румянец. Уверена, я раскраснелась до самых кончиков ушей.
— Прости, я испортила тебе простынь, — сбивчиво говорю.
— Агата, простынь?!.. О чем ты?! — нахмурившись, возмущается Ростик.
Знаю, дело не в этом! Но обсуждать такие вопросы, то еще удовольствие...
— Разве для тебя это имеет значение? — пожимаю плечами, демонстрируя непринужденность.
— Для тебя имеет. Ведь девушки в первый раз хотят чего-то особенного... — начинает Ростик, а я думаю о том, что мое лицо сейчас вспыхнет открытым пламенем! Тороплюсь его прервать:
— Ростик, все отлично. Просто идеально.
Он пристально всматривается, будто может на глаз измерить уровень моей честности. А я не могу придумать в какую сторону увести разговор!
— Знаешь, Агата, ты ведь всегда мне нравилась. Я бы по-другому... — проникновенно произносит, но вдруг меняется в лице и резко замолкает.
Повернувшись к двери, прислушивается. Растерянно слежу за ним.
— Родители! — Ростик фраза за фразой выдает то, чего я никак не ожидаю услышать. — Мы еще не виделись. Мама точно зайдет!
Мы успеваем только подняться с кровати, прежде чем в комнату буквально врывается Ирина Максимовна. На ней ярко-красный легкий костюм, на губах помада в цвет, на плечи падают идеально гладкие черные волосы. В общем, она как всегда безупречна!
— Сюрприз! — весело восклицает мама, вся светясь от радости. Но увидев нежданную гостью, в растерянности останавливается.
Агата
Мои мысли подобны течению воды: несутся буйным потоком и резво бьют через край. Попытки остановить их — тщетны, и даже если я очень стараюсь, воспоминания о Ростике беспрерывно просачиваются в мой разум хотя бы тоненькими струйками.
Он со мной повсюду. Ночью в безмятежных сновидениях. В каплях на запотевшем зеркале, пока принимаю душ. За завтраком, в моем задумчивом взгляде над застывшей в руке кружкой с кофе. В порыве неожиданно поднявшего утреннего ветра, спутавшего мои волосы по дороге в университет. И в аудитории, прямо во время ответа на экзамене, я тоже не могу выкинуть его из головы...
Преподаватель слушает мою неровную речь и удивленно моргает. Он в приподнятом настроении, поэтому, задав дополнительные вопросы, все же ставит отлично. Я благодарю его и, забирая зачетную книжку, смущенно улыбаюсь. Да, не самое блистательное завершение сессии...
Покинув аудиторию, наведываюсь в деканат. Все! Последние дела сделаны: документы сданы, подписи поставлены. Направляюсь к выходу с приятным чувством свободы от лекций и экзаменов до самого конца лета.
Закончив раньше, чем предполагала, я все равно тороплюсь домой. Ведь нужно успеть подготовиться к встрече с Ростиком! Толкаю стеклянную дверь, пересекаю широкое крыльцо и быстро сбегаю по бетонным ступенькам. Делаю пару шагов по аллее, когда мой взгляд цепляется за знакомую фигуру, и я резко замираю.
В стороне, укрываясь в тени высоких, часто посаженных деревьев, стоит Егор. Его внимание занято телефоном, поэтому передо мной возникает очень заманчивый вариант остаться незамеченной и проскользнуть мимо. Но я вздыхаю и хмурюсь — подойти все-таки придется. Ведь знаю точно, чтобы торчать сейчас под зданием университета он отпросился со своей летней подработки и проехал через весь город. Наверное, хочет сгладить конфликт, сделать наше расставание мягче, а в таком желании никому нельзя отказывать.
Поникнув плечами, двигаюсь навстречу. Егор поднимает взгляд, замечает меня и убирает телефон в карман джинсовых бриджей. Насупившись, угрюмо смотрит, а я вдруг понимаю, что предстоящий разговор не сулит ничего положительного.
— Привет, Агата, — резко говорит, едва я останавливаюсь напротив.
— Привет, — отвечаю в его манере. Мои причины грубить и злиться вполне очевидны, а вот агрессия Егора просто загадка какая-то! — Что тебе нужно?
— Мы должны объясниться, — твердо заявляет.
— Я так не думаю. Даже не представляю, что ты можешь мне объяснить, — недовольно высказываюсь.
— Зато ты кое-что должна! — бросает мне Егор.
Смотрю на него с изумлением, часто хлопая ресницами.
— Ты выставила меня перед всеми полным идиотом! — грубо продолжает он. — К чему эта провокация? Пацаны теперь только и делают, что обсуждают твою выходку с Ростиком!
— Провокация?.. Выходку?.. — с непониманием повторяю за ним.
— Что между вами там произошло? — В глазах Егора застывает вызов, а до меня вдруг доходит вся суть его визита и претензий, ради которых он притащился в рабочее время с самой окраины города!
— Что произошло — тебя не касается, — жестко отвечаю, даже не пытаясь скрыть кипящую внутри злость. — Тебя теперь вообще в моей жизни ничего не касается! Я-то думала, ты извиниться приехал! А тебе хватает наглости с меня объяснения требовать? После того как ты поступил?!
— Я сделал глупость, оступился, не спорю... — серьезно говорит Егор, прикладывая ладонь к груди.
— Оступился? Ты так это называешь? — поражаюсь словам и уверенности, с которой они вылетают из его уст. Просто не узнаю Егора! Вместо того чтобы извиниться, он "не спорит"?!
— Но ты тоже хороша! Так отомстить мне! — произносит с обидой в голосе.
— Большего бреда в жизни не слышала! Причем здесь вообще ты? — теряя терпение, всплескиваю руками.
Егор заглядывает в мои глаза, выражение его лица меняется. Он покачивает головой, растягивая губы в улыбке. Она полна горькой насмешливости.
— Я и есть самый настоящий идиот. — Егор делает шаг навстречу, не отводя пристального взгляда. — Все, что говорят — правда! Ты втюрилась в него! Втрескалась по уши, как дурочка! — Он говорит дерзко, старается больнее уколоть меня. — Будешь теперь бегать за ним? Скрасишь пару вечеров? А если повезет, то Радкевич снизойдет и разрешит покрутиться рядом, пока не свалит в Англию. Тебе останется потом только слезы лить в подушку!
— Я это выслушивать не собираюсь, — цежу сквозь зубы, едва сдерживаясь под натиском гневного блеска в глазах Егора. Вздрагиваю, когда с его губ срывается напряженная усмешка:
— Неужели ты возомнила, что можешь что-то значить для него? Это просто поразительная глупость, Агата!
Я хочу возразить, выплеснуть бурлящее в венах негодование, но слова застревают в горле.
— Видеть тебя не могу, — это все, что мне удается произнести вслух.
Круто разворачиваюсь и устремляюсь прочь. Грудь тесно сковывает обидой, к глазам подступают слезы разочарования. Егор так долго убеждал меня в своих чувствах, которые на деле оказались только словами. А я еще думала, что он пришел расстаться по-хорошему! Не зря не могла до конца довериться ему в отношениях, они при первой же проверке на прочность дали трещину.
Агата
Открываю глаза, но не тороплюсь подниматься с постели. Сонно моргаю, рассматривая узор на обоях. В последние дни чувствую себя жутко уставшей, вымотанной. Хочется целый день лежать вот так, свернувшись калачиком и отвернувшись к стенке, прячась от действительности, которая перестала меня радовать.
Уже прошел месяц после нашего последнего разговора с Ростиком. И пусть я сама решила, что не хочу встреч, финал которых мне известен заранее, сыграла на опережение, испугавшись зарождающихся в сердце глубоких, всепоглощающих чувств, все равно, каждый раз смотрю на зазвонивший телефон с надеждой увидеть его имя. Представляю, что возвращаюсь домой, а напротив ворот стоит его машина. Вспоминаю огорченный, многозначительный взгляд Ростика и рисую себе альтернативную реальность, в которой он отказался меня отпустить... Да, я далеко уношусь в несбыточных мечтаниях и ощущаю себя глупенькой девчонкой, но ничего не могу с этим поделать.
Конечно, прошедшие дни притупили тоску. Поначалу я выходила из своей комнаты только чтобы перекусить. Мне не пришлось долго объяснять родителям, что после напряженной сессии я хочу полениться. Сон, сладости и марафон грустных фильмов, чтобы хорошенько проплакаться, — таков был мой план. Но он рухнул, не успев осуществиться. Спустя пару дней позвонила крестная и радостно сообщила, что меня ждут на собеседовании. Так я получила летнюю подработку официанткой, ушла в нее с головой, а любое дружеское общение постепенно свела на нет. Девчонки иногда еще звонят, но я ссылаюсь на загруженный график и отказываюсь от встреч. Не хочу расспросов, и уж тем более не хочу оказаться в одной компании с Егором и Верой.
Я решила, что благодаря работе смогу выбраться из апатичного состояния. На прошлых выходных даже сходила в кино с коллегами по ресторану. Но вот уже пару дней как у меня вновь опустились руки, и кажется, что я совершенно выбилась из сил.
Поэтому предстоящий свободный день я планирую провести ровно таким образом, каким задумала изначально — в компании с мелодрамой и шоколадом.
Приподнявшись, сажусь на кровати. Комната покачивается и расплывается перед глазами. Вместе с этим к горлу подступает тошнота. Недовольно хмурюсь. Это что-то новенькое!
Заставляю себя выбраться из постели. Переодеваюсь в шорты и майку. Собираю волосы в пучок. Выхожу из комнаты, намереваясь направиться в ванную. В коридоре меня встречает плотный, пропитанный парами масла воздух. В нос ударяет резкий, неприятный запах, отчего живот сжимается в болезненном спазме, и я сломя голову лечу в уборную.
— Агата, что такое? — испуганно спрашивает мама, возникнув за моей спиной.
Я откашливаюсь и вытираю проступивший на лбу пот.
— Что ты там готовишь?! Дышать невозможно! — задаюсь вопросом, брезгливо морщась.
— Твои любимые оладьи! — возмущается мама. Но увидев мое позеленевшее лицо, смотрит с сочувствием и помогает подняться. — Лучше? — спрашивает, ища ответ в моих глазах, пока отводит обратно в комнату.
Я киваю и прохожу к кровати. Мама закрывает дверь, распахивает настежь окно. Потом, громко охнув, прячет нос и рот за ладонями.
— Ты принесла в дом инфекцию! За две недели до поездки! — сокрушено восклицает.
Горько усмехаюсь. Мама так и стоит посередине комнаты, скрывая лицо от моих бактерий. Закрываю глаза. Тошнота постепенно отступает. Неужели я правда заболела? Мама не простит мне сорванный отдых!
— А если у нее длинный инкубационный период? Мы с папой как раз к отпуску сляжем! — переживает она. — Ну надо же!
Мама проверяет, нет ли у меня жара, и я открываю глаза.
— Лоб вроде холодный, — беспокойно заключает.
— Если честно последние два дня я себя неважно чувствую, — произношу с сожалением.
— Как именно? — уточняет мама, вновь закрывая лицо ладонью и вызывая у меня виноватую улыбку.
— Такая слабость в теле. Общее недомогание что ли, — расплывчато объясняю.
— Ну вот! — расстроено говорит мама. Она упирает свободную руку в бок и на мгновение задумывается. Потом, приподняв указательный палец, решает: — Вызову врача.
— Не надо. Давай понаблюдаем. Вдруг пройдет за выходные, — пытаюсь отказаться.
— Ну уж нет! Покажем тебя специалисту. Зачем ждать, пока все разболеются? Может она и нам противовирусное какое назначит, — твердо говорит мама и выходит из комнаты.
Порыв воздуха от закрывшейся за ней двери доносит неприятный запах из коридора. Кривлюсь, быстро закрывая нос пальцами, но все равно ощущаю мучительное отвращение. Мысленно соглашаюсь с мамой. Все же стоит показаться врачу!
Остаюсь в постели до самого его прихода. Вот только когда в комнате появляется тучная дама в белом халате с черным кожаным саквояжем в руке, чувствую себя уже вполне сносно. И беспокоит меня скорее голод, чем болезнь.
— Здравствуйте, — говорит врач громким, командным голосом.
Строгость ее взгляда и тона заставляют меня ровнее прислониться к изголовью кровати, поправить майку и завернувшийся край шорт. Убедившись, что выгляжу опрятно, поднимаю к ней лицо и складываю перед собой ладони.
— Здравствуйте, — серьезно отвечаю.
Агата
Слушаю монотонный голос оператора. Он в сотый раз сообщает мне, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Откидываю телефон на постель, потираю заплаканные, воспаленные глаза и вновь смотрю в монитор ноутбука. Там мелькают актеры, и развивается какой-то сюжет, но я даже не пытаюсь вникнуть в его суть. Это просто фон.
Вновь не могу дозвониться до Ростика. И хоть еще предпринимаю попытки, но знаю наверняка, что они совершенно бесполезны. Номер вне зоны, а это значит, что Ростик уже улетел в Англию, и я не смогу поговорить с ним не то чтобы лично, но даже по телефону.
Идею искать его британские координаты через общих знакомых отметаю сразу. Это породит всякие домыслы. Даже представить себе не могу, что звоню Максу и выпрашиваю у него номер Ростика.
Но я обязана поставить его в известность и понимаю: единственно верное решение — это выходить на связь через родителей.
Вот только сначала нужно рассказать обо всем своим... От этой мысли меня сковывает леденящий страх, а от нервной дрожи стучат зубы. Поэтому даже в летний день я кутаюсь в одеяло и прячусь в своей комнате, отодвигая неизбежное.
Смотрю на часы. Уже пять, и папа скоро вернется домой. Вдруг осознаю, что просто сгорю от стыда, сообщая ему о своем положении. Скорее всего, мой язык вовсе не повернется произнести это вслух в его присутствии.
Резко сбрасываю одеяло и сажусь на кровати. Признаюсь первой маме! Не смогу по-другому. Так и буду хранить тайну, пока беременность не станет очевидной. А если не скажу сразу, разочарую родителей еще сильнее.
Потираю лицо ладонями. Тяжело выдыхаю дрожащими губами. Как же я их разочарую!
Поднимаюсь с постели и выхожу из комнаты. Не чувствую своего тела. Словно кто-то другой управляет мной, а я лишь наблюдаю со стороны.
Мама сидит на диване напротив телевизора, беззаботно смеется над репликой ведущего какой-то передачи. Как же мне не хочется ее расстраивать!
Останавливаюсь рядом, опустив голову, нервно перебираю пальцами. Мама бросает на меня мимолетный взгляд и хочет вновь повернуться к экрану, но всматривается в мое лицо и обеспокоенно спрашивает:
— Агата, тебе опять плохо? — притягивает меня к дивану и усаживает рядом. Трогает лоб. — Ты такая бледная!
— Нет, мам, я в порядке, — отвечаю, осмелившись взглянуть ей в глаза. Но лишь на мгновение. Слишком страшно. Слишком стыдно. — Хочу поговорить с тобой.
— Говори. — Мама хватается за сердце. — Да что случилось?
— Мамочка... я... — Слова застревают в горле. — Я... бер... я жду ребенка.
— Ты что? — мама осекается. Она выглядит шокированной. Молчит, хмуро сдвинув брови. Ее ладонь так и лежит на груди. — Агата, что ты такое говоришь?
В этом простом вопросе нет возмущения. Она потерянна, расстроена. Ищет на моем лице намек на то, что ослышалась. Но на моих глазах наворачиваются слезы, а мама, закрыв ладонью рот, удрученно покачивает головой. Затем слегка отстраняется.
— Как ты это допустила? — спрашивает с упреком. — Ты же умница! Ты же такая здравомыслящая! Боже! Агата! Ты встречаешься с Егором всего пять месяцев! Зачем ты так поторопилась?!
Опускаю голову ниже. На майку и шорты часто капают слезы. Ничего не вижу за их пеленой.
— Это все Регина! Так и знала, что ночевки у нее до хорошего не доведут! Я ослабила контроль, а она не доглядела! — со злостью повышает голос мама.
— Да ни при чем здесь ни крестная, ни Егор! — всхлипнув, резко отвечаю, обороняясь ее тону.
— Что значит Егор ни при чем? — мама смотрит на меня с непониманием.
— Это ребенок Ростика. Радкевича. — От этих слов сжимается сердце.
— Ты встречалась с Ростиславом? Агата, я вконец запуталась! А как же Егор?
Мама полна изумления и растерянности, и еще, что больнее всего, осуждения. Мне остается только одно — быть предельно честной. Вздыхаю, и как на духу рассказываю ей все, что произошло. О расставании с Егором, об одной-единственной ночи с Ростиком, да и вообще с каким-либо молодым человеком, о том, что сейчас не могу до него дозвониться. О том, как мне больно, и стыдно, и страшно...
Вижу, что эмоции мамы еще накалены, поэтому, когда она заключает меня в объятия и гладит по голове, очень ей благодарна.
— Я сама скажу папе, — говорит тихо, пока я всхлипываю на ее плече, — конечно, он не будет рад этой новости, не стоит себя обманывать. Но ты наша дочь, и мы всегда поддержим тебя. Я переговорю с ним и позвоню Радкевичам. Мы с Ириной, если виделись в школе, всегда хорошо общались. Все решится.
Отодвигаюсь и вытираю слезы с лица. Открыть маме правду стоило для меня неимоверных усилий. Я измучена. Настолько, что даже говорю с трудом.
— Прости меня, мам. Я не хотела, чтобы так получилось.
— Все совершают ошибки, — поучительно отвечает она. — Главное с достоинством выйти из положения и сделать правильные выводы.
— У меня совсем нет сил, — печально вздохнув, закрываю глаза ладонями.
Мама поглаживает меня по плечу.
Агата
Закончив работу, прощаюсь у ресторана с другими официантами и медленно шагаю по улице. Несмотря на поздний вечер, воздух стоит тяжелый и душный. Асфальт, раскаленный за день знойным солнцем, до сих пор пышет жаром. В надежде ощутить хоть какую-то прохладу, покупаю в маленьком магазинчике мороженое. После долгой рабочей смены мои ноги гудят от усталости, но желание побыть наедине с собой берет верх. Поэтому, наслаждаясь клубничным вкусом, направляюсь домой пешком.
Все мысли заняты моим положением. Два дня назад я получила результат исследования и передала его маме. Конечно, я знала срок беременности, но, смотря на его официальное подтверждение, еще ярче ощутила реальность.
Шесть недель. Перечитала в интернете всю информацию, которую только смогла найти. Всего пять-семь миллиметров... Такая горошинка внутри меня сейчас растет и развивается. Когда я больше узнаю об этом, отчетливее представляю процесс, мне становится легче переносить связанные с ним тяготы. Тошнота, утомляемость, перепады настроения и аппетита — все это уже не кажется таким невыносимым.
Подхожу к пешеходному переходу. Жду, когда красный человечек сменится зеленым. Слышу сигнал сотового, доносящийся из моей сумочки. Стараясь не запачкаться мороженым, достаю телефон. На экране фото Регины.
Я еще не сказала крестной о беременности. Притом что делиться с ней даже такой новостью мне вовсе не страшно. Она не осудит. Но не хочу вводить ее в курс дела, пока мы не придем с родителями к общему знаменателю. Потому что мама опять начнет разговоры о большом влиянии на меня мнения крестной и в конечном итоге переложит на нее всю вину. А решение оставить ребенка только мое. Мне важно, что я приняла его самостоятельно.
Настраиваюсь на непринужденность. Прежде чем принять вызов, улыбаюсь. Оттого, что соскучилась, и оттого, что так голос будет звучать веселее.
— Привет, — отвечаю я.
— Привет! Давно тебя не слышно. Как дела? — интересуется крестная.
— Ты сама меня на работу устроила. Вот я и занята теперь целыми днями, — с усмешкой припоминаю. Светофор разрешает движение, и я перехожу дорогу.
— Хорошо, что занята! — говорит Регина. — Между прочим, недолго осталось трудиться. Как тебе, понравилось?
— Да, здорово самой зарабатывать. Но в ресторане куча недочетов, — подмечаю я.
— Прямо куча? Каких же? — удивленно уточняет. — Давно я там не была, но помню, что место приличное.
— Блюда, например, не так выглядят как в меню. Некоторые даже лучше! Но никто не думает заменить картинки. И еще многое другое, что даже мне бросается в глаза. — На самом деле в голове крутится множество как мелких, так и крупных проблем ресторана. Но мне остается поработать в нем всего две смены. Так что, меняю тему: — Ты-то как?
— Отлично. Уже отдыхаю. Кстати, вы же скоро летите на курорт! Наверное, все в сборах? Готовитесь?
Перед моими глазами всплывает такая далекая от беспечных летних поездок обстановка дома. Настолько накаленная, что и до взрыва недалеко...
— Да... Уже собираемся, — сбивчиво отвечаю, отгоняя печальный образ.
— Хорошо! Погостишь у меня до отъезда? Я бы очень хотела! Но если не успеваешь, то ничего, — спрашивает крестная, сразу давая мне возможность в случае отказа не чувствовать себя виноватой.
— Постараюсь. Я тоже хотела бы. Позвоню тебе, как определюсь, — искренне обещаю.
Мы заканчиваем беседу. Убираю сотовый в сумочку и продолжаю путь домой.
Мороженое съедено. Выбрасываю в урну обертку. Поток машин становится тише. Наблюдаю, как в окнах многоэтажного дома напротив загорается свет. Скольжу взглядом до последнего этажа. Поднимаю его чуть выше. И пусть небо сегодня беззвездное, затянутое плотными тучами, но я все равно сразу вспоминаю о Ростике. Быстро опускаю глаза. Неужели теперь я никогда не смогу смотреть на небо, не подумав о Ростиславе? После визита Ирины Максимовны, после маминых слов я гоню любые мысли о нем.
Когда добираюсь до своей улицы и вижу родные ворота, размышляю о том, что действительно приняла твердое решение. Скорее интуитивно, подсознательно, до конца не представляя, что же мне делать дальше. Мороз бежит по коже, как только задумываюсь о будущем, но я уверена, что по-другому просто не смогу. Не прощу себя. Не переживу.
Вхожу в калитку с четким намерением поговорить с родителями. Открыто, откровенно. Я должна донести до них то, что на самом деле чувствую. Если рождение этого ребенка вопрос жизни и смерти для меня самой, то разве есть варианты в этом выборе? Для меня нет и самого выбора!
Переступив порог дома, попадаю в темную прихожую. Снимаю босоножки и, преодолев коридор, прохожу в зал. У незашторенного окна, обнимая себя руками, стоит мама. Полоска света от уличного фонаря слегка касается ее лица, позволяя рассмотреть немигающий, устремленный вдаль взгляд и печально опущенные уголки губ.
— Привет, — произношу тихо, но мама все же вздрагивает.
Она огорчено смотрит на меня и вновь поворачивается к окну.
— Привет, — отзывается глухо.
Я подхожу к ней, обнимаю сбоку. Медленно опускаю голову на поникшие плечи.
— О чем думаешь? — спрашиваю, и страшась, и желая беседы, на которую так настроилась.
Агата
Папа грубо усаживает меня на диван. Сам остается стоять, нависнув подобно грозной недвижимой глыбе. Потираю руку, которая больно пульсирует после железной хватки. Смотрю на папу исподлобья и часто дышу от страха. Краем глаза вижу, как мама замирает в дверном проеме.
— Я тебе, конечно, объясню еще раз. Но мое терпение, Агата, на исходе, — папа жестко чеканит слова. — Я все понимаю, тебе обидно, досадно! Но чтобы не попадать в неприятности, нужно думать головой до, а не лить слезы после. Ты мало понимаешь в жизни, поэтому тебе придется опереться на наш с мамой опыт. Ты должна послушать родителей. Должна понести свою долю ответственности.
— И что ты сделаешь? — вдруг надрывно срывается с моих уст. — Будешь к врачу, как сейчас, за руку волочь?! Повезешь на своей новенькой машине?! На которую внука променял!
Папина рука взлетает вверх. Стиснув зубы, жмурюсь, в ожидании оплеухи. Слышу быстрые мамины шаги. Но удара не происходит, и я, обмякнув, открываю глаза.
Папа опускает руку перед моим лицом и выставляет вперед указательный палец. Угрожающе цедит:
— Надо будет — отволоку!
— Не имеешь права, — дерзко отвечаю, внутренне сотрясаясь от страха. — Я — совершеннолетняя.
Папа сокрушенно вздыхает и потирает виски.
— Но это не значит, что самостоятельная, — вмешивается мама. Перепуганная и всполошенная, обращается к нам обоим: — Давайте постараемся успокоиться. Мы же семья...
— Семья? — усмехаюсь с болью в голосе. — И во сколько Радкевичам обошлось нужное решение "нашей" семьи? — перевожу между ними презрительный взгляд. — Каковы условия? Огласите список!
— Здесь момент ответственности для Ростислава. Он должен получить свой урок. Понять, что все имеет последствия, — объясняет мама.
— К нашему решению это не имеет никакого отношения! — отвечает папа, потряхивая рукой в воздухе.
— Значит, если бы было наоборот, и Радкевичи мечтали о внуке, вы все равно продолжали бы настаивать на своем? — подняв голову, напряженно бегаю глазами по их лицам. — А если бы они обещали обеспечить ребенка полностью? И даже больше? — срываюсь на плач. — Вы бы не стали принимать их поддержку и также настаивали на прерывании беременности? Вы полностью уверены, что для меня так лучше?
Родители переглядываются. Папа вздыхает и складывает перед собой руки.
— Да, Агата, мы уверены, — отвечает твердо. Мама соглашается с ним, медленно кивая головой.
Какое поразительное единодушие. Без тени сомнений. Без колебаний в голосе... Вот только я не верю!
— Очень рада, что вы, наконец, сплотились, — приглушенно произношу, отводя глаза в сторону. — Пусть и против меня.
— Против тебя?! — гневно восклицает папа.
— Да мы прикладываем все усилия, чтобы тебе помочь! — возмущается мама.
— В последний раз говорю! — Папа вновь склоняется надо мной. Беспощадно режет словами воздух, а вместе с ним мое сердце. — Я никогда не позволю своей дочери стать матерью-одиночкой в девятнадцать лет. На этом все! Точка!
Он разворачивается и стремительно выходит из гостиной. Закрываю лицо ладонями. Чувствую на плече мамино прикосновение и резко дергаюсь, чтобы сбросить ее руку. Мама недовольно шепчет: "Агата", но не настаивает и больше меня не трогает.
Не могу остановить рыдания, а мамино присутствие, пусть отдаленное и безмолвное, все равно жутко тяготит. Не могу больше терпеть. Вскочив с дивана, убегаю в свою комнату.
До самой темной ночи лежу в постели, отвернувшись к стене. Сегодня родители не ругаются, мне не слышны их разгоряченные споры. Они тверды в своем решении. Убеждены в своей вере, что поступают правильно.
Слышу звук открывшейся двери. Оборачиваюсь на секунду. В комнату входит мама. Она уже приготовилась ко сну, из-под полы ее легкого халата видна ночная сорочка.
Мама садится на край кровати. Опускает ладонь мне на спину. Поглаживает с нажимом, намекая, что на этот раз не отступит.
— Завтра утром пройдешь УЗИ, — шепчет, склонившись, — если сложится, то и процедуру.
— Ладно, — отзываюсь, больше не поворачиваясь к ней.
— Все будет хорошо, Агата. — Мама тянется ближе к моему уху и добавляет: — Со временем ты все поймешь. И скажешь нам спасибо.
Подавшись вперед, она протяжно целует меня в макушку, а я жмурюсь от нахлынувших слез и бесконечного горя, разрывающего меня изнутри. Сдерживаю эмоции, пока мама поднимается с кровати и, пожелав спокойной ночи, скрывается за дверью. Тогда я даю себе вволю наплакаться. Но в мыслях, за обидой и разочарованием, которые обжигают мои щеки соленой водой, уже зреет решительный план.
Спустя пару часов устало моргаю припухшими глазами. Тело кажется свинцовым, неповоротливым. Но это только внешние ощущения. Внутренне я теперь собрана и не перестаю продумывать то, на что уже осмелилась.
Я достаточно выждала. Теперь пора действовать.
Быстро выбравшись из кровати, следую к шкафу. Сбросив пижаму, надеваю спортивный костюм и собираю волосы в высокий хвост. Из угла выкатываю чемодан, который папа спустил с чердака для поездки, а теперь с его помощью я постараюсь забрать как можно больше необходимых вещей, чтобы как можно дольше не возвращаться домой.
Настоящее время
Ростислав
На ветровое стекло часто падают крупные капли дождя. Их глухой стук прерывает монотонная работа дворников. Нетерпеливо вздыхаю и откидываюсь на спинку водительского сиденья. Отодвинув рукав пиджака, смотрю на часы. Начало седьмого. Недовольно нахмурившись, возвращаю ладони на руль.
Стоп-сигналы впереди стоящей машины гаснут, и она трогается с места. Плавно отпускаю педаль тормоза. В городе непогода и час пик, которые неизменно приводят к заторам на дорогах. За последние двадцать минут проехал не больше трех кварталов.
Стоило вырваться с работы пораньше. Но, с головой погрузившись в дела, я слишком поздно опомнился. Еще нужно было забрать подарок для именинника. Быстро оборачиваюсь. На заднем сиденье лежит коробка, упакованная в полосатую зеленую бумагу. На месте! Решил, что забыл закинуть в машину.
Похоже воодушевленная обстановка на работе, граничащая скорее с нервным, чем с радостным предвкушением, передалась и мне. Ведь в строительной сфере назревает нешуточная борьба за солидный контракт с администрацией. Благодаря схожему проекту три года назад наш семейный бизнес занял лидирующее место в отрасли. И вот он — еще один шанс укрепиться на вершине пьедестала. Я просто обязан принять непосредственное участие в этой серьезной работе!
А еще это странная встреча. Увидел Агату и словно в прошлое окунулся. В мысли настойчиво лезут воспоминания о школе, университете... о той неожиданной ночи, которую мы провели вместе. Словно сто лет прошло... Усмехаюсь. Предаюсь ностальгии, как древний старик. Но так светло вдруг становится, приятно, что ли. Хочется узнать, как у Агаты все сложилось. Задумываюсь. Я ведь больше на каникулы домой не приезжал. Потом с родителями на побережье летал, и практика в Англии началась. Стало не до тусовок. Последнее мое беспечное лето.
Поток ускоряется. Набираю скорость. Внимательнее слежу за дорогой. Если так пойдет дальше, можем и на праздник успеть вовремя.
Спустя полчаса вхожу в квартиру. Оставляю обувь и портфель в холле. Направляюсь в спальню. Остановившись в дверном проеме, прислоняюсь к косяку.
Катарина сидит у туалетного столика. Оставляет на кончике пальца капельку духов и касается им шеи. Знаю, этот ритуал завершает ее сборы. Заметив мое появление, она поднимается с пуфика.
— Опаздываем, — угрюмо произносит. Приблизившись, стряхивает с моих волос следы дождя. — Переодеваться будешь?
— Да, я мечтал выбраться из костюма, — отвечаю, и мы вместе проходим в гардеробную. — Но, чтобы тебе соответствовать, — провожу красноречивым взглядом по ее элегантному черному платью, — придется влезть в костюм еще теснее!
Катарина усмехается, но как-то вымучено. Сняв пиджак и рубашку, обращаюсь к ней:
— У тебя все в порядке?
— Да, — поведя плечом, произносит она.
Я быстро меняю одежду. Поправив галстук, подхожу к жене.
— За завтраком в ресторане ты была... нетерпелива. Очень на тебя не похоже, — произношу, приподняв брови. Не хочу показаться грубым, но утренняя сцена меня неприятно удивила.
— Прости. Не знаю, что на меня нашло, — виновато отвечает Катарина. — Дались мне эти блинчики!
— Больше так не скандаль, — прошу с настойчивой нотой в голосе.
— Обещаю, — заверят она.
Мы готовы. Направляемся по коридору к выходу.
— Хочешь, я поведу? — спрашивает Катарина, когда мы останавливаемся в холле. — Только права надо из другой сумочки переложить.
— Нет. Я буду за рулем. Рано на работу, — отвечаю, помогая ей надеть пальто.
Открываю дверь и пропускаю жену вперед. Захватив из подставки зонтик, следую за ней в подъезд. Спускаемся на первый этаж. Консьерж желает нам приятного вечера, и мы выходим на улицу.
Пересекаем территорию жилого комплекса, направляясь к нашим парковочным местам, где я оставил темно-синий седан рядом с красной иномаркой жены.
Катарина занимает пассажирское сиденье. Захлопнув за ней дверцу, обхожу машину. Складываю зонт и, сбросив с него капли, устраиваюсь за рулем.
Катарина находит глазами коробку и улыбается.
— Успел упаковать. Спасибо, — удовлетворенно произносит. — Надеюсь, Марату понравится подарок.
— Шутишь? Даже мне понравился бы, — подмечаю, сдавая назад. Выкручиваю руль и направляю машину к автоматическим воротам. — Квадрокоптер наикрутейший. Я Марату все покажу и объясню. Переживать не о чем, он будет в восторге.
Выезжаем из двора на широкую проезжую часть. Включаю радио. Катарина смотрит в окно, а я думаю о возможных причинах ее хандры. Как бы ни отнекивалась, вижу, она совсем не в духе.
Предполагаю, что дело все же в празднике. На одной чаше весов лежит желание Катарины разделить радость с любимым младшим братом в его день рождения. Тем более что сегодня Марату исполняется десять лет. Особенный праздник. Но на другой чаше — усиленное давление наших родителей, которое с каждой новой встречей ощущается все отчетливее. Сначала это были брошенные будто между прочим безобидные фразы о смысле брака и цветах жизни. Но со временем они превратились в неуместные беседы о наших планах на будущее, где центральное место занимают непрозрачные намеки о необходимости скорее заводить детей. Естественно, что Катарина хочет избежать подобного навязчивого и некорректного общения. Но не может. Вот и срывается за завтраком на официанте. Скрипя зубами, отрицает дурное настроение. Меня самого многое во взаимоотношениях наших семейств не устраивает, поэтому готов поспорить — вечер будет малоприятным.
Ростислав
Гости приступают к ужину. С Катариной заводит беседу тетя. Изредка участвую в их разговоре. В комнате появляется Назар — главный помощник Тамира Аркадьевича. Этот молодой мужчина, лет тридцати пяти, словно привязан к Бахметову. Тенью следует за своим шефом. Высокий, широкоплечий, с тонким шрамом, растянувшимся через всю левую щеку, он больше походит на личного телохранителя, но на самом деле принимает активное участие в делах Тамира Аркадьевича. И сейчас Назар направляется, сжимая в ладони телефон. Видимо, что-то важное, раз он беспокоит босса во время семейного праздника.
Помощник склоняется, его губы быстро шевелятся, но мне не расслышать слов. Бахметов сосредоточен. Смотрит в экран сотового. Серьезность на лице постепенно сменяется довольством. Он хлопает Назара по плечу и отпускает его. Широко улыбаясь, сообщает моему отцу:
— Подтвердили.
Папа подхватывает его радость. Удобнее устраивается на стуле. Берет в руки бокал. Бахметов в это время переговаривается с Алиной. Ловлю на себе ее взгляд. Губы девушки, дрогнув, растягиваются в усмешке. Не нравится мне это. Перевожу глаза на Катарину. Делаю вид, что внимательно слушаю рассказ ее тетушки. Не хочу, чтобы Алина наслаждалась моей неосведомленностью.
Мне не приходится долго гадать о причинах их восторга. Тамир Аркадьевич вновь просит внимания, и я уверен, речь сейчас пойдет о новости, которую принес его помощник.
— Дорогие! Я надеялся, что мы получим ответ сегодня, — громогласно объявляет он. — И вот могу поделиться с вами! Заявка нашей компании принята администрацией. Хочу отметить, что ее подачу курировала Алина. — Он с уважением смотрит на дочь и возвращается к речи: — Конечно, нам предстоит объемная работа над проектом в экстремально сжатые сроки. А затем, в случае победы, колоссальная по масштабам реализация. "АСК" и сейчас занимает твердую позицию на рынке, но с этим контрактом у нас не останется хоть мало-мальски достойных конкурентов. Это мощь. Это сила. Это то, к чему мы стремились все последние годы! Я уверен, все получится! За нас!
Окружающие счастливы. Чокаются бокалами. Семейный бизнес в той или иной степени касается каждого, поэтому они весело обсуждают радужные перспективы.
— Ты не говорил, что документы уже подали, — удивляется Катарина.
— А я не знал, — цежу сквозь зубы, и мы с пониманием переглядываемся.
За натянутой улыбкой прячу свое напряжение. Какая же злость разбирает внутри! Выдерживаю прямой, надменный взгляд Алины. Ее высоко изогнутая бровь и застывшая на устах довольная усмешка выводят из себя.
С нетерпением жду возможности поговорить с отцом. Он часто отлучается на улицу, чтобы покурить. Там я и надеюсь наедине побеседовать с ним.
Едва папа поднимается, предупреждаю жену, что отойду и большими шагами догоняю его.
— Я с тобой, — отвечаю на вопросительный взгляд отца.
Стеклянные двери столовой выпускают нас на большую устеленную плиткой площадку. Крышу над ней удерживают белые каменные колонны. Останавливаемся у одной из них. Отец достает пачку сигарет и, открыв ее, протягивает мне. Нахмурившись, спрашивает:
— Опять начал?
— Да, — произношу, доставая сигарету, но верчу ее в руках, не раскуривая.
Отец делает затяжку. Устремив взор вдаль, выпускает белый дым.
— Прекрасный получается вечер. Подобающее начало для будущих достижений, — воодушевленно тянет слова.
Я согласно покачиваю головой. Становлюсь рядом с отцом плечом к плечу. Проследив его взгляд, смотрю в ту же сторону.
— Не помню совещания по поводу заявки. Когда по ней утверждали рабочую группу? — заинтересованно спрашиваю.
— На той неделе, в среду. Было большое обсуждение. А ты где был? — задумывается отец.
— Вот и думаю, где же я был? Как мог такое пропустить? — мой голос сквозит раздражением.
— Ничего. Сделан только первый шаг. Дальше все будут заняты, — спокойно рассуждает он. — Все поучаствуют.
На самом деле в последние дни я редко появлялся в офисе. Меня подключили к сдаче очередного объекта. Внезапно, уже на завершающем этапе. Так что неудивительно, что я остался не в курсе. Но это только на первый взгляд. Так, как кажется окружающим. В моей же голове поселилось совсем иное объяснение. Это паранойя, или я действительно подозреваю, что и на объект был направлен специально?
Подобные мысли, кусочки событий, подпитывающие мою уверенность в том, что Бахметов старается усилить свое влияние, причем, как в семье, так и в компании, копились постепенно. Теперь ее приумножило это напыщенное объявление, не просто о возможном крупном контракте, а с нарочито подчеркнутой ролью Алины.
Не могу больше скрывать от отца свое мнение.
— Я не считаю это простым стечением обстоятельств. Думаю, Тамир Аркадьевич нарочно провел совещание без меня, — твердо озвучиваю свое недоверие.
Отец усмехается, но, прочитав эмоции на моем лице, перестает улыбаться.
— Ты серьезно? Зачем ему это делать? — спрашивает с неприкрытым сомнением.
— Ты, правда, не видишь, что происходит? — бросаю на него резкий взгляд. — Или просто не хочешь этого замечать?
Агата
Просыпаюсь за пять минут до будильника. Отключив его, не тороплюсь выбираться из постели. За окном еще темно. Крепче укутываюсь в одеяло, бесцельно устремив взгляд в серый полумрак комнаты.
В голове беспрестанно роятся мысли. Встреча с Радкевичем подняла во мне ворох воспоминаний и закрутила его вихрем пережитых эмоций. Они теперь вновь на поверхности, обжигают знакомой горечью. А я так не хочу возвращаться к чувствам той маленькой, напуганной девочки. Растерянной и доведенной до отчаяния.
Вычеркнув себя из прежнего круга общения, отдалившись от любых наших общих знакомых, я была совершенно не готова вновь увидеться с Ростиславом. Зачем ему наша новая встреча? Даже вернулся в ресторан, чтобы пригласить на чашку кофе. Его открытый, приветливый взгляд был наполнен радостью, такой, с которой смотрят на вдруг возникших в жизни старых друзей. Неужели он думает, что тогда я с легкостью приняла его решение? Скорее всего. Да, наверняка, мама заверила его, что я полностью согласна прервать беременность, а он не удосужился узнать мое мнение лично. Наверное, Ростислав считает, что это пройденный момент, и теперь мы, бывшие одноклассники, можем встретиться и поведать друг другу, как у каждого сложилась дальнейшая жизнь.
Сбрасываю одеяло и сажусь на диване. Какая же я была глупая! Напридумывала себе чувств на пустом месте. Как же была очарована! На что надеялась? Какой другой реакции от него ждала? Встряхнув волосами, потираю глаза. Все, хватит. Хватит о нем думать.
Решительно поднимаюсь с постели. Пересекаю комнату и выхожу в коридор. Прикрываю дверь в детскую, чтобы, собираясь на работу, не разбудить Тему. Умывшись в ванной, возвращаюсь обратно. Прохожу к кухонному гарнитуру, включаю подсветку. Набрав в чайник воды, ставлю его на подставку и щелкаю кнопку.
Достаю из шкафчика кружку. Держа ее в руках, замираю. Мысли о Ростиславе и предстоящей встрече не хотят меня оставлять. Убеждаю сама себя: раз так случилось, пусть мы увидимся снова! Да, это болезненно, но последние пять лет научили меня: каким бы трудным ни был день, какие бы испытания не вставали на пути, главное, что я всегда могу обнять своего сына, поцеловать его нежную щечку и твердо верить в то, что за любым закатом последует рассвет. Нужно пережить один вечер, и наши пути с Ростиславом вновь разойдутся.
Вода закипела. Завариваю себе чай с лимоном, переношу кружку на стол. Нахожу в холодильнике сырники. Когда отправляю их греться в микроволновку, дверь в комнату открывается.
— Привет, — улыбаюсь и, присев, обнимаю подошедшего сына. — Уже выспался?
— Да, — отвечает Тема.
— Сырники будешь?
Сын соглашается, а я напоминаю ему:
— Только сначала нужно почистить зубы.
Мы направляемся в ванную. Помогаю Теме с утренним туалетом. Вернувшись на кухню, достаю из микроволновки тарелку. Тема уже у стола, усаживается на стул перед кружкой. Недовольно морщит нос, прикрывая глаза.
— Мама, ты забыла? Я не люблю лимон, — ворчит, отодвигая чай.
— Не забыла. Вообще-то это для меня, — отвечаю, успевая забрать кружку прежде, чем горячая жидкость прольется.
Подаю ему завтрак, а сама ем на ходу. Хочу сегодня раньше появиться в ресторане. Рабочий день будет насыщенным. А вечер... думаю о нем и ощущаю поднимающуюся внутри тревогу. Вечер — непредсказуемым.
Переодевшись в строгий брючный костюм, наношу макияж перед зеркалом в ванной комнате. Уже заканчиваю, когда в дверном проеме возникает Тема.
— Я все доел, — сообщает довольно.
— Хорошо, — улыбаюсь сыну. Убирая косметику в подвесной шкафчик, уточняю: — Тарелку отнес в раковину?
— Да, мамочка, — заверяет он.
— Молодец, — осматриваюсь по сторонам. Все на местах. Бросаю последний взгляд на свое отражение в зеркале. Там тоже порядок. Выхожу из ванной. Направляемся с Темой в его комнату. — Переодевайся. — Подаю сыну домашнюю кофту и брюки. — Сейчас уже приедет Полина. Она поможет тебе заправить кроватку.
— Я хотел пойти в садик, — забирая вещи, расстроено произносит Тема.
— Одного дня хватило, чтобы заскучать? — усмехаюсь, но сын хмуриться, и я перестаю улыбаться. Подхожу ближе. Присев перед ним, сочувственно говорю: — Высокой температуры у тебя уже нет, но пару деньков посидеть дома придется. Хорошо? Это важно для твоего здоровья.
Тема не рад, но соглашается. Целую его в щечку. В кармане брюк вибрирует сотовый.
— Вот и Полина. Переодевайся, — указываю взглядом на вещи и выхожу из комнаты.
Впустив няню в квартиру, надеваю пальто. Справившись, Тема выходит в коридор. Они вместе с Полиной провожают меня.
Как и хотела, подхожу к ресторану за час до открытия. Красная вывеска "Petite France" еще не горит, но я знаю, что шеф-повар уже на месте. Макар всегда первым начинает рабочий день, лично подготавливает кухню. Полтора года назад мы с Региной рискнули и взяли молодого, малоопытного специалиста. Макар так горел любовью к французской кухне, мечтал работать шефом, что мы не смогли не поверить в него. И, как оказалось, не зря. Мы идеально подошли друг другу. Наш новый ресторан был не в силах привлечь звездного повара, а вот зажечь новую звезду у нас получилось.
Агата
Странный, неожиданный интерес самого Матиса Бертрана к моей скромной персоне затмил даже тревогу от будущей встречи с Радкевичем. Но теперь, оказавшись наедине со своими мыслями, я опять охвачена беспокойством. Снова и снова прокручиваю в голове возможные вопросы Ростислава, придумываю подходящие ответы. К моменту, когда такси останавливается у здания "Petite France", мое сердце от волнения выскакивает из груди.
Захожу в ресторан как всегда через заднюю дверь. Вешаю пальто в раздевалке для персонала. Бросаю взгляд в зеркало. Мои щеки заливает яркий румянец, в широко распахнутых глазах читается испуг. Что же будет, когда я столкнусь с Радкевичем лицом к лицу?! Надеюсь, это тот случай, когда ожидание страшнее самой встречи.
Выхожу в коридор. В его противоположном конце появляется Регина. Догадываюсь по ее взволнованному виду, что Радкевич уже здесь. Но крестная не успевает мне ничего сказать, потому что через двери, ведущие из зала, заскакивает Тома. Быстро направляется ко мне.
— Агата Анатольевна, — восторженно пищит, — там Ростислав Романович вас спрашивает.
— Спасибо, Тома. Я сейчас к нему подойду, — говорю, стараясь сохранять спокойный тон.
— Почему он вас спрашивает? — сгорая от любопытства, интересуется она.
— По делу, Тома. По делу, — строго отвечаю.
Оставив за спиной растерянную официантку, иду к залу. Ох, Тома, не дала мне собраться! Но делать нечего. Толкаю распашную дверь. Выхожу в зал и среди остальных сразу нахожу фигуру Радкевича. Он сидит за столиком, сложив перед собой руки. Смотрит в окно через высокие стекла ресторана. Переводит глаза, и мы встречаемся взглядами. На лице Ростислава растягивается радостная улыбка. Сдержано улыбаюсь в ответ. Слегка склоняю голову набок в знак приветствия и направляюсь к нему.
Радкевич, прижимая широкой ладонью галстук и лацканы расстегнутого пиджака, поднимается с места.
— Здравствуй, — говорит, когда я останавливаюсь напротив. — Думал, уже не дождусь.
— Привет. Задержалась на форуме. Идет сейчас в выставочном центре, — сбивчиво объясняю. Никак не могу справиться с волнением.
— Да, слышал о нем, — отвечает Ростислав и указывает глазами на столик. — Присядем?
Я секунду колеблюсь. Позади меня, принимая заказ у гостей, на нас постоянно отвлекается Тома. Ее пытливое внимание прожигает мой затылок. В это время Регина пересекает ресторан к стойке у входа, не сводя с Ростислава пристального взгляда. Нет, здесь оставаться я не хочу.
— В конце улицы находится моя любимая кофейня. Может быть, сходим туда? Раз договорились на чашку кофе, — предлагаю альтернативу.
— Конечно. Только счет оплачу, — соглашается Радкевич и подзывает официанта.
— Я пока надену пальто. Встретимся на улице у крыльца, — говорю и спешу удалиться.
Направляюсь в комнату для персонала, нервно выпускаю ртом воздух. Это какой-то сюр! Мне с трудом верится в реальность происходящего! В то, что мы с Ростиславом будем сейчас вести вежливую беседу. Так нелепо!
Но не могу же я ему прямо сказать: "Ты считаешь уместными приятельские беседы с девушкой, которую отправил на аборт еще и через маму?" Почему я не готова бросить ему в лицо правду? Почему выбираю игру в друзей-одноклассников? Оттого, что так проще? Оттого, что у меня не повернется язык произнести такое вслух? Оттого, что это больно? Оттого, что знаю, для него это ничего не значило? Наверное, так...
Надев пальто, покидаю ресторан. Обойдя здание, останавливаюсь у парадного входа. Через пару секунд ко мне присоединяется Ростислав. Указываю рукой направление, и мы движемся в сторону кофейни.
— Я так рад тебя видеть. Как вернулся из Англии, никого из наших не встречал, — весело делится Радкевич. — А ты с кем из школы еще общаешься?
— Ни с кем. Растерялись с девчонками, — отвечаю, подняв на него взгляд на мгновение.
Покинув территорию ресторана, мы попадаем в плотный поток спешащих прохожих. Слева от нас беспрерывно мчатся машины. С шумом поднимают воду из луж и слепят яркими фарами. С темного неба срываются первые капли дождя. Ускорив шаг, мы молча добираемся до кофейни. Спрятавшись за ее дверью от ненастья и гула беспокойного городского вечера, оставляем верхнюю одежду на высокой напольной вешалке. Занимаем столик у большого окна и делаем заказ подошедшему официанту.
— Капучино, пожалуйста, — произносит Радкевич.
— И мне, — вторю, потирая замершие ладони.
— Корицу, сироп добавить? — уточняет молодой человек.
— Корицу, пожалуйста, — говорю, и официант отходит от нашего столика.
Мы остаемся один на один. В кафе немноголюдно, тихо и очень уютно. По стеклу барабанят капли дождя. Разбиваются и оставляют за собой длинные дорожки. Усилившийся ветер треплет ветви деревьев. Люди с трудом прячутся за вырывающимися из рук зонтами. От того здесь, по другую сторону от непогоды, еще приятнее и комфортнее.
— Эта зима просто сходит с ума, — нарушает тишину Ростислав. Он кладет перед собой обе руки. Облокотившись на них, смотрит с полуулыбкой. — Хорошо, что мы успели спрятаться.
— Да, точно, — соглашаюсь, все еще ощущая, что меня будто вырвали из реальности. Смотрю на него, говорю с ним, не веря, что это происходит здесь и сейчас.
Ростислав
Резкий звук вырывает меня из сна. Открываю глаза и, потянувшись к тумбочке, быстро выключаю будильник. Осторожно возвращаюсь на место, надеясь, что не разбудил Катарину. Но зря беспокоюсь. Ее половина постели уже пустует.
Выбравшись из-под одеяла, направляюсь в ванную. Прошло три дня после встречи с Агатой, а у меня перед глазами так и стоит ее полное негодования лицо. Зачем только к ней прикоснулся? Это было неуместно... В ее взгляде зажглась такая неприязнь!
Конечно, я не собирался обижать Агату. Взял ее за руку мгновенно, необдуманно. Будто мог этим продлить момент, ухватиться за теплые эмоции, которыми наполнился проведенный нами короткий вечер. Просто не хотел ее отпускать.
Но слова Агаты... были такими резкими... "Ты совсем не изменился"... Они звучали с таким упреком. Когда думаю, с каким подтекстом она восприняла мое прикосновение, становится еще неприятнее. Очень хочется извиниться перед ней, объяснить, что это недоразумение.
Погруженный в мысли, машинально чищу зубы и умываюсь. Прохожу в гардеробную, надеваю костюм. Бросив взгляд в зеркало, поправляю галстук. Затем направляюсь на кухню с уверенностью, что там найду Катарину.
Так и есть. Жена сидит за столом, ее внимание приковано к телефону. Рядом стоит пока нетронутый завтрак.
— Доброе утро, — говорю, показавшись в дверях.
— Доброе, — отвечает, слегка улыбнувшись. Но потом удивленно добавляет: — Ты уже в костюме? А завтрак?
— Сегодня совещание по проекту. Не хочу опоздать, — объясняю в ответ.
— Понятно. Удачи тебе! Надеюсь, они тебя услышат, — поджав губы, без особой надежды желает Катарина.
— Спасибо, — безрадостно усмехаюсь. — У тебя какие на сегодня планы?
— Сейчас по делам съезжу. Нужно страховку продлить. Пообедаю с девчонками, по магазинам пробежимся. После, как всегда, в клуб на тренировку.
— Поужинаем дома?
— Давай.
— Заеду в итальянский ресторан?
— Да, отлично, — соглашается Катарина.
— Договорились, — отвечаю и прохожу в холл. Надеваю верхнюю одежду. Взяв портфель, скрываюсь за дверью.
Быстро добираюсь до офиса. Оставляю вещи в своем кабинете. Захватив ежедневник, поднимаюсь этажом выше и первым вхожу в переговорную комнату. Опускаюсь в кресло за большим стеклянным столом. Бросаю взгляд на часы. У меня еще десять минут. Разблокировав телефон, открываю ленту новостей.
— Ростислав Романович, вы уже здесь, — слышу за спиной колючий голос. — Чему-чему, а пунктуальности Кембридж вас научил.
— Здравствуй, Алина, — провожаю недобрым взглядом Бахметову. Она с довольным видом занимает место рядом с центральным креслом, в которое обычно усаживается Тамир Аркадьевич. Ну, конечно, от папочки ни на шаг. Вновь опускаю глаза к телефону. Нет никакого желания пререкаться с Алиной.
Вскоре переговорная комната заполняется сотрудниками компании. Свободные места за столом быстро заканчиваются, оставшимся приходится занимать стулья, расставленные вдоль стены. Последней в помещение входит секретарь Бахметова. В ее руках стопка темно-зеленых папок. Она закрывает за собой дверь и, подойдя к шефу, застывает позади него.
— Ну что ж, доброе утро сразу всем присутствующим, — сцепив большие ладони в замок, начинает Тамир Аркадьевич. — Мы с вами собрались, чтобы решить ряд вопросов по проекту и распределить уже конкретные задачи. Работать нужно быстро. И сразу ставить в известность, если возникнут какие-то заминки.
Он замолкает и переводит взгляд на моего отца. Тот берет слово:
— Да, всем здравствуйте, — с улыбкой смотрит на сотрудников, — руководителем проектной группы назначена Алина Тамировна, — отец прерывается, давая коллегам поздравить Бахметову.
Алина, гордо приподняв подбородок, принимает одобрительные речи. Я же с силой сжимаю письменную ручку и отвожу глаза, чтобы даже случайно не встретиться взглядом с отцом.
Это не семейный бизнес... Это какой-то цирк. Нет сил наблюдать, как отец прогибается под Бахметовым. Заискивает перед ним. А тот вальяжнее разваливается в кресле, громче говорит и командует всеми. Уверен, он специально сделал так, чтобы именно папа объявил о назначении Алины. Что бы еще раз указать, где мое место. Причем не только мое, а всех Радкевичей. Я так зол, что даже внуки, на которых усиленно настаивает Бахметов, теперь кажутся еще одним выбранным им способом, чтобы отодвинуть меня подальше от дел! От этих мыслей просто закипает кровь!
Отец вновь продолжает совещание. Секретарь Бахметова раздает нам папки. Открываю свой экземпляр и бегаю глазами по страницам. Банальные, однотипные жилые дома, которые не первый раз возводит наша фирма. Я большего от Алины и не ждал. Разочарованно закрываю документ. Столько высококлассных специалистов теперь будут реализовывать очередной избитый проект.
Еле высиживаю до конца совещания. Как только Бахметов отпускает нас, выхожу из переговорной комнаты. Быстро направляюсь к кабинету отца. Он появляется спустя десять минут. Окидывает меня взглядом, полным недовольного понимания. Папа знает, зачем я здесь.
— Проходи, — говорит, открывая дверь.
Ростислав
После клуба, заезжаю в любимый итальянский ресторан. Заказываю пасту на вынос. Оставляю машину на парковке. Соседнее место пустует. Значит, Катарины дома нет. Достаю телефон и все-таки набираю ее номер. За гудками включается автоответчик. Куда она запропастилась?
Поднимаюсь в квартиру. Переодевшись, следую на кухню. С облегчением слышу, как в замочной скважине проворачивается ключ. Останавливаюсь перед входной дверью, чтобы встретить жену.
Катарина входит в прихожую. В руке сжимает свою светлую спортивную сумку.
— Привет, — растягивает губы в легкой улыбке.
— Привет. Ты долго, — говорю и продолжаю путь на кухню, чтобы разогреть для нас ужин. — Я тебе звонил.
— Прости, не слышала, — Катарина отвечает из коридора. — Решила остаться еще на одну тренировку, вот и задержалась.
Звук ее голоса стихает у гардеробной, а я застываю с коробкой пасты в руках.
— Так ты прямиком из клуба? — уточняю, сохраняя непринужденность.
— Да, — доносится из глубины квартиры.
— Интересно, — продолжив выкладывать ужин на тарелку, шепчу себе под нос.
Катарина не сразу приходит на кухню. Я заканчиваю накрывать на стол, устраиваюсь на своем месте. Опустив глаза, смотрю на итальянскую пасту. От разыгравшегося аппетита не осталось и следа... Отодвинув тарелку в сторону, собираю ладони в замок и подпираю ими подбородок.
Так и вижу, как Катрина входит в гардеробную и замечает на полу мою спортивную сумку. Я оставил ее еще не разобранной. Лежит там, возле шкафа, с расстегнутой молнией, прекрасно демонстрируя свое содержимое. Я уверен, Катарина все поняла. Осталось только дождаться, когда жена решится предстать передо мной.
Проходит пара минут, и она появляется в комнате. Старательно избегает встречи взглядами. Садится напротив, и ее раскрасневшиеся щеки еще сильнее заливаются румянцем.
Все мое хмурое внимание приковано к жене. Она вздыхает и, резко подняв глаза, глухо произносит:
— Ты был в клубе?
— Был, — твердо отвечаю.
Катарина молчит, а я с досадой спрашиваю:
— Объясни мне, что происходит? — пытаюсь заглянуть ей в глаза, но она, прикусив губу, отворачивает лицо в сторону. Настойчиво добавляю: — Катарина, если мы будем врать друг другу, я не знаю... что дальше... куда хуже? Ты единственная, с кем я еще могу говорить начистоту.
Она медлит пару секунд, но потом на выдохе произносит:
— Я виделась с Игнатом.
— Что? — изумленно вскидываю брови и откидываюсь на спинку стула. — Зачем? Он решил вернуться?
— Нет, — отвечает, взяв со стола салфетку. Опустив грустные глаза, перебирает ее пальцами, занимая беспокойные руки. — Прилетал по делам. Его младший брат окончил университет и хочет работать в банке отца. Игнат помогал ему перебраться обратно в Россию. А сам он останется жить заграницей, — глубоко вздохнув, добавляет: — Навсегда.
— Катарина, — протягиваю с сожалением. — Так не может продолжаться...
— Прошло три года, Ростислав. Между нами с Игнатом целая пропасть. Все слишком поменялось, — голос Катарины вдруг стал мягче и задумчивее, — но я встретилась с ним, говорила... и будто не было этих лет. Словно все осталось по-прежнему... — она поднимает глаза, и мы встречаемся взглядами, — если бы ты только мог это почувствовать... то не злился бы на меня...
— Я не злюсь на тебя, — отвечаю теплее. — Просто не хочу недомолвок.
— Мы не должны обсуждать такие вещи. Это ненормально. В последнее время вся моя жизнь кажется мне какой-то... искаженной, — Катарина подпирает лоб ладонью и с грустью смотрит на меня. — Прости, пожалуйста. Больше никаких недомолвок.
— Очень на это надеюсь, — произношу серьезно.
Ночью, устроившись в постели, никак не могу уснуть. Все думаю о Катарине. За нашу совместную жизнь мы несколько раз говорили об Игнате. Я знаю, она многое держит в себе и до конца со мной не делится. Но в те редкие беседы и сегодня, я вижу, как ее холодная красота становится теплее, лицо проясняется, а взгляд и голос сквозит грустью. Я все думаю, если бы не тот раскол между их семьями, если бы не раздор многолетней дружбы, как бы сложилась их судьба? И моя тоже?
Тогда наши жизни сделали резкий виток, и мы изо всех сил старались претворить надежды в реальность. Только чьи это были надежды? К чему они нас привели?
Мы завязли в делах и ответственности. Поэтому я очень даже понимаю слова Катарины: "... и будто не было этих лет". Мне самому три дня назад довелось испытать эти чувства. Они... пробуждают? Заставляют задуматься? Сам еще точно не знаю. Знаю только, что время от времени мои мысли вновь ускользают к Агате.
Следующим утром, после трех часов напряженной работы, я делаю перерыв. От кружки с кофе поднимается крепкий аромат. Задумавшись, монотонно постукиваю карандашом по столу. Опять перед глазами огорченное лицо Агаты. Я без конца возвращаюсь к этому моменту. Раз так, то у меня нет выбора. Нужно извиниться. Резко останавливаю карандаш. Захватив верхнюю одежду, выхожу из кабинета.
Добравшись до "Маленькой Франции", паркуюсь и направляюсь к входу. Стойка администратора пустует. Ищу глазами Агату, но не вижу ее среди персонала. Передо мной возникает официантка.