Его Зубрилка

1

Глава 1

Катя

На подрагивающих от волнения и страха ногах я захожу за директором в класс. Робко окидываю взглядом незнакомые лица и в тот же миг застываю, громом поражённая. Нет. Не может этого быть! Как? Как он оказался здесь? Ведь я бежала от него.

Наглые карие глаза впиваются в моё лицо. Он закидывает руки за голову, вытягивает длинные ноги в проходе и криво ухмыляется. Чёрные волосы взъерошены, торчат в разные стороны, что ни капли его не портит. Под тонким пуловером очерчиваются тугие канаты мышц. Я быстро пробегаюсь кончиком языка по пересохшим от волнения и страха губам. Я вспоминаю, как видела его смуглый торс при мягком и уютном свете камина.

Три дня заточения.

Три дня наедине с ним.

Три дня противоречивых эмоций.

Я переступаю с ноги на ногу, поджимаю пальчики и отворачиваюсь. С огромным трудом отвожу взгляд от его лица. Выныриваю из плена тёмных глаз. Я знаю, как это опасно. Знаю, как легко и страшно теряться в их глубине. Я уже терялась. Не раз.

— Катя, садись на свободное место, — кивает головой директор школы. — Тебе здесь понравится, Катя. Обязательно.

— Спасибо, — я вежливо улыбаюсь и сажусь за третью парту рядом с высоким широкоплечим парнем, который занял практически всё пространство.

— Привет, — молодой человек поворачивает ко мне голову и обаятельно улыбается. — Захар.

— Катя, — вкладываю пальцы в протянутую руку одноклассника.

— Я слышал, — тихо хмыкает молодой человек и сжимает мои пальцы. — Приятно познакомиться.

— И мне, — я смущённо улыбаюсь и поворачиваю голову назад, чтобы в то же мгновение увидеть полный ярости карий взгляд.

Парень больше не кажется расслабленным. Он всем телом подался вперёд, поставил локти на стол, из-за чего его плечи напряглись и стали казаться ещё шире. На красивом лице трепещут ноздри. Он дышит тяжело и часто, сжимает кулаки. А мне кажется, что я даже отсюда слышу хруст.

Я отворачиваюсь.

В груди всё печёт, болит. Сердце колотится невыносимо громко, набатом отдавая в ушах. Я сжимаю кулачки и достаю из рюкзака тетради. Учебники я ещё не успела получить, поэтому поворачиваю голову к своему однокласснику. Парень смотрит на доску, на меня внимания не обращает.

— Захар, — пальцами прикасаюсь к плечу молодого человека.

— Да? — вскидывает брови и с раздражением смотрит на мою руку на своём плече.

Я быстро убираю руку и прячу за спиной. Я закусываю нижнюю губу.

— Могу попросить тебя поделиться со мной учебником? Я ещё не успела получить учебники. Извини.

Парень молча подвигает учебник на середину парты. Я чувствую, как по спине бегут мурашки. ЕГО глаза сверлят мой затылок, скользят по спине. Точно так же, как руки когда-то по обнажённой коже. Я передёргиваю плечами. Будто способна избавиться от взгляда парня. Отмахнуться, как от назойливой мухи. Как и от воспоминаний о нём.

— Бунтарёва Екатерина, — слышу голос учителя, обращённый ко мне, который резко вырывает меня из мыслей.

Мне кажется, что я выныриваю из воды, и на меня обрушиваются звуки. Я выпрямляюсь.

— Да? — поднимаю голову и фокусирую взгляд на мужчине сорока лет, стоящего у стола с учебником в руках.

— Не желаете выйти к доске и решить задачу? — учитель нервным дёрганым движением поправляет очки на носу.

— Я… — хочу сказать, что физику я совсем не понимаю, но не решаюсь перечить. — Хорошо.

Опускаю голову и поднимаюсь, не глядя на учителя. Прохожу к доске. Я чувствую на себе взгляды всего класса. Замираю возле доски, поднимаю взгляд на учителя, чей прозрачный взгляд быстро скользит по моему лицу и замирает где-то в районе шеи.

— Задача номер семьсот тридцать один, — говорит тихим голосом учитель, протягивая мне сборник задач.

Я вчитываюсь в строчки, но решительно не понимаю ничего. Я кусаю нижнюю губу, отчаянно сильно хочется заплакать.

— Катя, прочитай условие задачи вслух, — говорит мужчина.

Я вздрагиваю и дрожащим голосом, в котором звенят слёзы, читаю задачу.

— Катя, чего же ты так переживаешь? — мужчина подходит ко мне и кладёт ладонь на спину. — Не переживай так.

Я киваю. Поднимаю руку и, дрожа, начинаю писать условие задачи.

— Ты перепутала, Катя. Давление обозначается буквой «P».

Я пальцами стираю неверно написанную букву. Пишу так, как велели. Я слышу за спиной тяжёлые неторопливые шаги.

— Игнат? Вы хотите выйти?

Услышав такое знакомое имя, я крупно вздрагиваю. Мел соскальзывает и издаёт неприятный скрежет. Я ёжусь, а в следующее мгновение замираю, когда чувствую ЕГО запах. Когда чувствую жар ЕГО тела. Игнат застывает за моей спиной. Окутывает меня собой. Как и всегда, когда оказывается подле. Огромный. Сильный. Мощный. Пугающий.

Он берёт мел. Берёт мою левую руку, которой я удерживаю книгу. Читает условие задачи. И за полминуты решает задачу.

В классе стоит гробовая тишина.

А я, прижатая чужим телом к доске, не могу пошевелиться. Я даже дышать боюсь. Потому что не хочу втягивать его запах. Потому что знаю, что он ещё долго будет преследовать меня. Все две недели я чувствовала его. Он осел на языке, впитался в лёгкие. Пропитал меня насквозь. Каждую клетку тела. Всю одежду. Волосы.

И только запах стал забываться. Только черты его лица начали стираться из памяти. И вот снова. Снова он рядом. Снова мучает меня. Оказывается так близко.

Я опускаю голову. Но меня это ни капли не спасает. Отгородиться никак не выходит. Я кусаю нижнюю губу до крови, пытаюсь сдержать мучительный стон. Он услышит. Поймёт. Считает мою реакцию на себя. И снова будет торжествовать.

— Похвально, Игнат. Похвально, — со скрипящим смешком говорит учитель физики. — Только задача была для Екатерины. Тебя к доске я не вызывал.

— Прошу прощения, — впервые за две недели слышу его голос, и он мурашками рассыпается по коже, концентрируется на затылке. — Не мог не помочь девушке в беде.

К лопаткам прижимается грудная клетка молодого человека. Я слышу, как колотится его сердце. Чувствую спиной, каждым нервным окончанием. Мне хочется верить, что оно настолько частое из-за моей близости.

2

Глава 2

Катя

— Зубрилка, бегать ты так и не научилась.

Голос Игната за спиной вызывает боль в грудной клетке. Я захлёбываюсь слезами. Замираю. Ещё сильнее вжимаюсь лбом в стену и жмурю глаза. Пожалуйста. Пусть мне только мерещится его голос. Пусть его голос будет игрой моего воображения.

Я перестаю дышать. Слышу лишь свой стук сердца. Такой громкий, что никаких других звуков разобрать не получается.

— Зубрилка, далеко ты не убежала, — голос молодого человека раздаётся на ухо и шевелит волосы у виска.

— Что ты делаешь здесь? — спрашиваю тихо, подаваясь вперёд и вжимаясь телом в стену.

— Учусь, Зубрилка, — говорит с горьким смешком.

— Не нужно делать вид, что не понимаешь, Игнат. Что ты делаешь в этой школе? Что ты делаешь в моём классе? Зачем ты перевёлся? Ты решил довести дело до конца? Решил, что спор нужно закончить?

— Бунтарёва, ты слишком высокого о себе мнения. Неужели ты думаешь, что я бы попёрся за тобой в другую школу?

— От тебя, Игнат, можно ждать всё, что угодно. Пусти, — вздрагиваю, когда руки парня опускаются мне на плечи и сжимают их. — Пусти меня.

— Нет, Зубрилка. Ты забыла, что ты мне должна?

— Я ничего тебе не должна, Игнат, слышишь? Всё то, что ты делал, было лишь игрой! — я начинаю возиться.

Хочу развернуться, чтобы заглянуть в лживые карие глаза, в которые я когда-то влюбилась до безумия. В которых я, даже зная правду, тону, как мошка в бочке с мёдом. Я жмурю глаза и до боли кусаю нижнюю губу. Я не контролирую силу, с которой сжимаю зубы и прокусываю губу до крови. На языке чувствую вкус крови.

— Если ты забыла, Бунтарёва, я спас тебя! — рычит взбешённо. — И не один раз, Катя.

— Я тебя уже благодарила за помощь, Игнат! — выкрикиваю тихо, ладошками изо всех сил упираясь в стену и пытаясь отодвинуться.

И отодвинуть Игната от себя, чтобы получить хоть немного свободного пространства. Чтобы жар его огромного тела перестал опалять меня, проникать под ткань школьной одежды. Чтобы запах, ставший слишком родным за три дня, перестал окутывать со всех сторон. Но разве отодвинешь от себя эту глыбу мышц? Разве сдвинешь с места? Он слишком сильный, слишком большой, по сравнению со мной. И мои попытки слишком жалкие. Я добиваюсь лишь того, что он рычит мне в макушку, хриплым и низким голосом:

— Прекрати дёргаться, Зубрилка! Иначе я перестану сдерживаться, как это было в домике.

Я распахиваю широко глаза и теряю дыхание.

— Ты что такое говоришь, Игнат? Что… что за намёки?

Игнат упирается ладонями в стену по обе стороны от моих плеч, торсом вжимается в спину настолько, что я лопатками чувствую, как колотится его сердце. И испытываю некий восторг и удовлетворение из-за того, что стучит оно часто и с надрывом. Будто Чернышев сильно волнуется. Будто моя близость действует на него так же, как и моя на него.

— Скажи, Зубрилка, почему ты так трусливо сбежала, поджав хвост? — руки Игната обхватывают мою талию, а потом резко разворачивают меня лицом к молодому человеку.

Я опускаю голову и взглядом смотрю в одну точку на его груди. Вскинуть глаза и столкнуться с ним взглядом выше моих сил. Я боюсь. Я, как самая последняя трусиха, боюсь, что он увидит мои чувства. С лёгкостью распознает их. И будет смеяться надо мной. Как смеялся всё это время.

— Я не сбежала, Игнат, — говорю тихо, но твёрдо. — Я ушла оттуда, где мне было плохо. Меня с детства учили, что не нужно терпеть то, что причиняет дискомфорт или боль.

Игнат раздражённо выдыхает и сжимает мою талию так сильно, что я испытываю боль. Мне даже кажется, что мои кости хрустят. Но я не подаю вида. Я застываю каменным изваянием и смотрю в одну точку.

— Правильно, Зубрилка. Можно ведь просто сбежать, даже не поговорив.

— Нам не о чем было разговаривать, Игнат, — говорю шёпотом, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Я задала интересующий меня вопрос. Получила на него ответ. Вот и всё. Никаких разговоров быть не может. Я не вещь. И не игрушка, чтобы на меня спорить.

— Ты уверена, что ты не игрушка, Зубрилка? — холодно и зло спрашивает Игнат.

Я вскидываю глаза на парня и сталкиваюсь со льдом в его взоре. Будто со всей силы в стену врезаюсь.

— Я живой человек, Чернышев, — неуверенно говорю шёпотом. — Я… Если ты не перестанешь, то я пожалуюсь папе. И брату. Я… Я…

— Я… Я… головка… я могу продолжить, Зубрилка. Да только боюсь, что твоя нежная душонка не выдержит этого, и ты в обморок грохнешься. Или со стыда сгоришь.

— Пусти меня, Игнат! Пусти. Хватит издеваться.

Я вскидываю руки и изо всех сил давлю на плечи молодого человека. Я даже краснею от напряжения, но сдвинуть с места Чернышева никак не выходит. Он вдруг обе мои руки за запястья перехватывает и тянет вверх. Закидывает мои руки себе на плечи, а ладошки вжимает в заднюю поверхность шеи. Меня всю прошибает ударом тока от макушки до пят. Расплавленное тепло разливается по каждой клеточки дрожащего тела, концентрируясь плотным сгустком в груди. Я дышу через раз, хлопаю глазами. Мои ладони горят от жара его кожи. От того, что мелкие волоски на задней поверхности шеи молодого человека щекочут нежную кожу. И я теряю голову. Не понимая, не осознавая, что творю, начинаю перебирать короткие волосы. Зарываюсь в них пальцами.

Губы Игната касаются моей скулы. Молодой человек медленно проводит приоткрытым ртом по пылающей коже. Оставляет на ней влажный след. Мои колени подламываются. И я начинаю оседать. Только крепкие руки сделать мне этого не позволяют. Ладони Игната вновь оказываются на моей талии. Сжимают так сильно, что даже при желании сдвинуться с места не смогу.

В это время влажные губы скользят по скуле всё ниже. Чуть смещают траекторию и прижимаются к мочке уха. Я никогда не знала, что прикосновение к этому месту может вызвать такой шквал эмоций. Такое ноющее чувство внизу живота.

Большая и безумно горячая, будто пылающая изнутри ладонь Игната пробирается под мой шерстяной свитер.

3

Глава 3

Катя

Урок русского языка у нас ведёт классный руководитель. Улыбчивый и невероятно располагающий к себе молодой мужчина, которому не дашь больше тридцати лет. Едва я захожу в класс, Сергей Анатольевич поднимается из-за стола учителя и подходит ко мне. Кладёт руку на спину и склоняет низко голову, тихо говоря:

— Как дела, Катюша? Тебе нравится у нас в школе? Как тебе ребята? Надеюсь, они хорошо тебя приняли.

Носа касается едва заметный запах его парфюма. Я ловлю себя на желании задержать дыхание и отвернуться, потому что этот аромат вытесняет запах Игната. Слишком необходимый. Слишком желанный. Слишком нужный. Как бы я не пыталась отвернуть парня от себя, как бы я не хотела избавиться от чувств к нему, моё сердце и тело решают за меня. Я вздрагиваю и отступаю от учителя. Сергей Анатольевич прячет руки в карманы идеально выглаженных костюмных штанов.

— Всё прекрасно, — я улыбаюсь широко и искренне. — Я ещё не успела познакомиться со всеми, но мне нравится. Только оказалось, что у меня проблемы с физикой. Николай Захарович попросил Игната заниматься со мной дополнительно и…

Договорить не успеваю, потому что Сергей Анатольевич запрокидывает голову назад и начинает смеяться, чем вызывает на моём лице улыбку. Мужчина заражает меня весельем. Против воли начинаю тихо посмеиваться.

— Николай Захарович такой, Катя. Он очень трепетно относится к своему предмету, требует от учеников максимум. Я бы сказал, что он помешан на физике. Не один его ученик многого достиг после школы. Вы же с Игнатом вместе учились в школе? — склоняет голову к плечу и улыбается, демонстрируя ямочки на щеках.

У меня мелькает мысль, что, скорее всего, в него влюблены многие девушки. Сергей Анатольевич берёт не столько привлекательной внешностью, сколько обаянием.

— Да, — киваю и смущённо прикусываю нижнюю губу. — В одном классе.

— Тогда, очень надеюсь, что ты не станешь возражать. Даже если ничего не изменится, и с физикой у тебя лучше не станет, Николай Захарович будет удовлетворён тем, что ты его послушалась. За старания он часто ставит оценку выше, — мужчина пожимает плечами и лукаво улыбается. Мне даже начинает казаться, что он о чём-то догадывается.

— Может, я тогда репетитора найму?

— Катя, — мужчина низко склоняет голову, я вновь чувствую его одеколон, а дыхание мужчины касается щеки, — я знаю, что ты физику не сдаёшь. К чему тратить деньги и время на предметы, которые не стоят внимания? Сфокусируйся на русском, литературе и иностранных языках.

Мужчина на мгновение сжимает моё плечо и ободряюще улыбается. Руку надолго не задерживает, вновь возвращает в карман.

— Может, тогда и не стоит заниматься?

— Тебя напрягает общество Игната? — настороженно интересуется мужчина.

— Нет, — излишне торопливо отвечаю я, не желая посвящать мужчину в мои отношения с Чернышевым. — Нет, всё в порядке.

— Тогда, надеюсь, вы найдёте время для занятий. Я ещё поговорю с Николаем Захаровичем насчёт оценки. Он не станет портить аттестат, если будет видеть, что ты стараешься и делаешь, как он говорит.

Я вздыхаю и киваю. Родители никогда в жизни не ругали меня за оценки. Никогда не требовали от меня пятёрок. Вот только я хочу закончить школу с отличием. И совсем не хочу, чтобы одна тройка всё испортила. И если ради этого мне придётся находиться в обществе Игната, то я готова.

— Хорошо, Сергей Анатольевич, — я улыбаюсь. — Спасибо большое.

— Катюш, если у тебя будут какие-то проблемы и возникнут вопросы — обращайся. Я всегда готов помочь.

— Спасибо, — широко и искренне улыбаюсь.

— И ещё, Кать, — классный руководитель подхватывает меня под локоть и осторожно сжимает руку. — В нашей школе есть традиция — каждый год после новогодних праздников одиннадцатиклассники едут в детский дом с выступлением и подарками. В этом году наша очередь. Я очень надеюсь, что ты не откажешься от участия в представлении.

— Ой, как здорово! — я прижимаю руки к груди. — Конечно, приму участие. С радостью!

— Вот и прекрасно, — улыбается мужчина. — Занимай своё место, Катя.

Я киваю и поворачиваюсь лицом к классу. Вижу красивую беловолосую девушку, сидящую в самом конце класса у окна. Я на мгновение ловлю её заинтересованный и пристальный взгляд. Но стоит мне посмотреть на неё, девушка торопливо опускает глаза и утыкается носом в книгу, лежащую перед ней.

Что-то толкает меня в спину, и я направляюсь к парте, за которой сидит девушка.

— Привет, — улыбаюсь смущённо и заправляю волосы за уши. — Можно сесть с тобой? Ты одна сидишь?

Девушка медленно поднимает на меня глаза и некоторое время смотрит на меня странным взглядом. После чего всё же робко улыбается и кивает.

— Свободно, — слышу её тихий и мелодичный голос. — Присаживайся.

— Спасибо большое, — я вешаю рюкзачок на крючок, отодвигаю стул и сажусь на стул. — Я Катя. Катя Бунтарёва, — протягиваю руку.

— Я слышала, когда тебя представляли. А я Саша. Саша Доронина. А ты соответствуешь своей фамилии? — с лёгкой улыбкой спрашивает девушка.

— Что? — я в непонимании вскидываю брови.

— Прости, я совсем не умею шутить, — тут же сильно краснеет девушка. — Просто… У тебя фамилия необычная. Бунтарёва. Может, ты бунтарка, — ведёт плечом. — Прости, я неудачно пошутила. Мне тяжело находить общий язык с людьми.

— Нет, что ты? — я качаю головой. — Скорее, наоборот. На бунтарку я совсем не похожа.

Раздаётся звонок на урок. Сергей Анатольевич тут же поднимается и встаёт посреди кафедры, широко расставив ноги и сложив руки на груди.

— Как вы все знаете, — говорит громко, перекрикивая гул голосов и заставляя всех замолкнуть, — мы в следующий понедельник поедем в детский дом «Солнечный». Сегодня вся ответственность за представление лежит на наших плечах. Вот ящик, — он проходит к своему столу и достаёт из-под него большой чёрный контейнер, ставит на свободную парту у окна. — Сюда вы можете складывать всё, что мы передадим детям. Еду, одежду, игрушки, деньги. Еду, конечно, не ту, которая быстро испортится.

4

Глава 4

Катя

Крупно вздрагиваю, борюсь с желанием обернуться и посмотреть в лицо Игната. Мне хочется узнать, что им движет. Что заставляет задавать такой вопрос. Ревность? Или же дело в чём-то другом? В споре?

Но я знаю лишь одно — делать этого не стоит. Я знаю, что, если посмотрю в его глубокие карие глаза, то сразу потеряюсь. Сразу забуду все слова и снова буду выдавать неясные и нечленораздельные звуки. Рядом с ним трезво мыслить не выходит. Рядом с ним я веду себя совершенно иначе. Будто во мне открывается иная сторона. Просыпается иная Катя, о которой я прежде не знала. Мне хочется прильнуть к парню сзади. Откинуть голову ему на плечо. Впитать его тепло. Запах. Жар огромного тела. Прикрыть глаза и представить, что он мой.

Сжимаю с силой кулаки, короткими ноготками тут же протыкаю нежную кожу ладошек. Боль отрезвляет.

— Буду, Игнат, — выдыхаю тихо, но твёрдо. — Так задумано по сценарию.

— Не посмеешь, — вдруг шипит с яростью и ненавистью Игнат. И хоть он говорит тихо, мне кажется, что он громко рявкает. — Ты не посмеешь, Зубрилка.

Его горячее дыхание опаляет макушку. Будто прожигает меня. Всё моё нутро. Я мелко дрожу, теряю все свои мысли. Лопатками чувствую частое сердцебиение Игната, когда он за плечи дёргает меня назад, впечатывая в себя. Воздух покидает грудь, а мне кажется, что я налетела на стену. Слишком тверда грудная клетка молодого человека, будто из камня сделана. Как и его сердце.

— А кто мне запретит, Игнат? — бормочу под нос.

Я сама не ожидаю от себя такой смелости. Не ожидаю, что могу противостоять. Но я слишком часто заливала подушку в своей комнате слезами все две недели каникул. Слишком часто чувствовала, как острая игла боли вонзалась в сердце, отравляя кровь.

— Я, Зубрилка. Ты принадлежишь мне, — рычит низко и зло.

— Я не вещь, Чернышев, чтобы кому-то принадлежать, — выдыхаю с отчаянием, пальцами вцепляясь в запястье молодого человека, который кладёт руку на мой живот и ещё теснее вжимает в своё тело. Пряжка его ремня больно врезается в поясницу. И физическая боль перебивает ту, что ядовитым облаком разрастается в груди.

— Да. Не вещь, ты права, — говорит с превосходством в голосе. — Ты предмет спора, который я намерен выиграть.

Мне кажется, что силы покидают меня. Колени подгибаются, а я бы рухнула на пол, если бы Игнат так крепко не сжимал меня. Я с отчаянием и болью понимаю, что он меня не отпустит, не отставит, пока не добьётся желаемого — пока не выиграет спор. Как бы далеко я не пыталась от него сбежать, он последует за мной. Потому что Игнат Чернышев не привык проигрывать. И в этот раз он намерен одержать победу. Игнат будто чувствует мою боль и отчаяние. Рука на талии перестаёт сжимать меня так сильно, а молодой человек разворачивает меня к себе лицом.

— Кать, — пальцы Чернышева прикасаются к влажной щеке.

Я сама не замечаю, как начинаю плакать. Снова. И сейчас ненавижу и презираю себя за слабость, которую показываю молодому человеку. Я не понимала и боялась его, когда он стал проявлять ко мне интерес. Но поверила ему, когда он спас меня. Когда вытащил из сугроба и три дня был рядом, когда я болела. Когда он помог мне справиться с панической атакой. Когда он отвернулся, стоило мне потянуться за поцелуем. Он тогда позволил мне поверить, что между нами может что-то быть. Что он, Игнат Чернышев, звезда спорта, чемпион по боксу, мечта многих девушек, остановил своё внимание на мне. Разглядел меня за стёклами очков.

Но это всё было игрой. Хорошо спланированной игрой. И сейчас, когда Игнат знает, что мне известна правда, он издевается. С особой жестокостью и хладнокровием играет на моих чувствах.

Когда всхлип вырывается из груди, я крепко жмурю глаза и с силой стискиваю зубы. Настолько сильно, что челюсти сводит и зубы скрипят.

— Катя, — вновь повторяет Игнат, а в его голосе мне слышится боль и вина.

Но я знаю, что лишь слышится. Я принимаю желаемое за действительное.

— Отпусти меня, пожалуйста, — прошу тихо, не открывая глаз. — Я хочу уйти. Я умоляю тебя, Игнат. Хватит твоих игр. Хватит издеваться надо мной. Я устала.

— Катя, послушай, — две огромные ладони ложатся на моё лицо и запрокидывают голову назад.

Игнат низко склоняет голову, горячим и частым дыханием опаляет нежную кожу лица. Абрис моих губ, раздражённый солью слёз, начинает сильно печь. Я вздрагиваю. Мне нужно начать сопротивляться. Нужно вырваться, уйти. Но я не могу. Я не нахожу в себе сил.

Распахнув глаза, я вновь нырнула на глубину его колдовских глаз. Таких тёмных, внимательных и пронзительных, что мысли вылетают из головы. Я вспоминаю, как спала в его объятиях. Какими надёжными и горячими были его руки. Как они сжимали. Дарили успокоение. И как тревожили все самые потаённые уголки в душе.

— Не плачь, — парень заправляет волосы мне за ухо.

— Сложно это не делать рядом с тобой, Игнат. Ты стараешься сделать всё, чтобы я это делала чаще, — отрезвлённая его словами, опускаю голову и отвожу взгляд. — Мне нужно идти.

Мне удаётся отступить от Игната, развернуться и поспешить по коридору прочь. Ноги путаются. Я чувствую, как спину прожигает его взгляд. Но не оборачиваюсь. Только ногами быстрее перебираю. И плечи сутулю, пытаясь закрыться. Будто это поможет стать мне меньше и незаметнее.

— Всё хорошо, Катя? — я вздрагиваю, когда плеча касаются чьи-то пальцы.

Оборачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с большими и красивыми глазами Саши. Девушка смотрит на меня с тревогой и переживанием. Я улыбаюсь уголком губ и выдавливаю из себя:

— Всё хорошо, Саша. Спасибо. Просто переживаю. Новая школа, новые люди. У тебя всё хорошо? Сергей Анатольевич просил тебя остаться.

Девушка едва заметно хмурится, отводит взгляд, дёргает уголком губ, а потом кивает:

— Да. Всё в порядке. Я литературу сдаю, он помогает мне, потому что у меня денег на репетитора нет. Сочинения проверяет, советы даёт.

5

Глава 5

Катя

— Катя, прости, что я не смогла тебе помочь, — тихий голос за спиной выдёргивает меня из мыслей.

Я оборачиваюсь к Саше, которая уже успела переодеться на физкультуру и сейчас замерла, прижимая руки к груди, смотря на меня виновато, будто сделала что-то плохое.

— Саша, чего ты? — я улыбаюсь. — Я поела. Спасибо тебе большое. Не стоит переживать.

— Но твой поднос остался. Ты в столовую не вернулась.

— Мне помог Игнат. Он купил, что я не взяла, — смущаюсь.

— А вы с ним давно знакомы?

— С детского сада.

Вот только раньше он для меня был совершенно другим человеком. Раньше я никогда не смотрела на него так, как смотрю сейчас. Никогда не видела его так, как вижу сейчас. Таким привлекательным. Таким красивым. Притягательным.

— Он тебе нравится? — Саша спрашивает шёпотом и заливается краской смущения. — Прости. Прости, я не должна была это спрашивать. Это не моё дело. Да и кто я такая, чтобы я спрашивать? Мы ведь едва знакомы.

— Не нравится, — лгу я. — Мы просто бывшие одноклассники. Давно знакомы.

От расспросов меня спасает звонок на урок. Я торопливо натягиваю футболку и спешу за Сашей в зал. Когда поднимаюсь по лестнице, ведущей в спортзал, кто-то шлёпает меня по ягодицам. Я разворачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с зелёными глазами рыжеволосого парня.

— Привет, Катя. Приятно, что ты в нашем классе оказался. Я, кстати, Лев, по глазам вижу, что интересно. Классная задница, новенькая.

Меня накрывает удушливая волна неприязни и отвращения. Я пячусь по ступеням вверх. Обеими руками прикрываю попу.

— Эй, ты испугалась? Ка-а-ать, я же пошутил. Просто ты шла, рука так и потянулась. Реально задница зачётная.

Парень вновь руку вперёд протягивает, но я не смотрю больше на него. Моё внимание сосредотачивается на разъярённом Игнате. Таком злом, что не по себе становится. Мне кажется, что его глаза горят красным огнём. Он двигается легко и невесомо, будто пантера к жертве подбирается. Обходит рыжеволосого и встаёт между ним и мной. Теперь я лицезрею затылок и широкие плечи.

— У тебя тоже зачётный зад, чтобы в него засунуть твои мерзкие руки, — от голоса Игната, в котором затаилась угроза, я содрогаюсь.

Чернышев хватает Льва за руку, заламывает руки за спиной и с силой сжимает. Тот краснеет и вскрикивает. Вижу, как лицо искажается от боли.

— Игнат, — я тут же кидаюсь вперёд и кладу руки на плечи парня, — прекрати, прошу тебя. Ты причиняешь ему боль.

— Пошёл вон, сверчок кривоногий. Ещё хоть раз рядом увижу — рука будет сломана. Она, — красивые глаза останавливаются на мне, — моя.

Лев уходит, прижимая руку к груди. Я хочу возмутиться. Напомнить, что я не вещь. Но Игнат резко разворачивается ко мне и смотрит таким страшным взглядом, что слова застревают в горле, а мне кажется, что он меня ударит. Чернышев резко разворачивает меня к себе спиной, а затем рычит:

— Действительно, зачётная задница, Зубрилка. Специально такие лосины надела, чтобы каждый чмошник слюни пускал?

— Игнат, что ты такое говоришь? — я тяну футболку вниз, пытаясь дотянуть её до колен.

Я испуганно пячусь, смотрю в злое лицо парня. Мне даже кажется, что в его глазах я вижу ревность. Такую злую, отчаянную, смывающую всю на своём пути. Будто парень прямо сейчас хочет присвоить меня себе. Схватить. Вжать в себя, чтобы я растворилась в нём.

— Что же ты прикрываешься, Зубрилка? Другие насмотрелись, а мне нельзя? — рычит мне в лицо, опаляя кожу пряным мятным дыханием.

— Ай! — вскрикиваю возмущённо и обиженно, когда ягодицы обжигает шлепок. — Ты… ты что творишь, Игнат?

— Делаю то, для чего ты выставила свою задницу на всеобщий обзор, — теперь дыхание парня касается моих губ.

— У меня футболка длинная! И… И нечего выставлять! Я… Пусти меня. Отпусти!

— Твоя футболка ни черта не прикрывает, Зубрилка. И вообще, откуда у Зубрилки такая попа? — вдруг хрипло спрашивает парень, поднимаясь на ступень выше, чтобы его дыхание запуталось в моих волосах. Огромная ладонь накрывает ягодицу. Сжимает. Сильно, но не больно, притискивая меня к телу парня.

— Игнат… — в голосе звенит смущение.

Горячие губы прижимаются к месту за моим ушком, посылая разряды тока по телу. Меня подбрасывает на месте. Я цепляюсь за перила, опасаясь, что завалюсь назад.

— Молодежь! Что за разврат? Быстро в зал! — грохочет над головой громкий голос.

Я вскидываю голову и отшатываюсь, когда вижу лысого огромного мужчину со шрамом на лице. Игнат будто чувствует мой страх. Прижимает к себе и рукой обвивает талию.

— Быстро! — повторяет учитель физкультуры и приставляет свисток к губам.

Его прозрачные голубые глаза замирают на моём перепуганном лице. Он криво усмехается.

— Блондиночки всегда особо пугливы.

— Пойдём, Зубрилка, — шепчет на ухо Чернышев.

И впервые я спорить с ним не собираюсь. Трясясь, как трусливый заяц, семеню за ним в спортзал. Сильная и крепкая ладонь, которая сейчас кажется особенно надёжной, сжимает мои холодные и подрагивающие пальцы. Когда мы заходим в зал, Игнат разворачивается и рычит мне в лицо, с такой яростью, будто я довела его до точки кипения:

— Ещё раз будешь своей задницей трясти перед всеми, я тебя по этой заднице отлуплю так, что сидеть не сможешь.

— Игнат… — шепчу тихо и перепугано. — Что ты такое говоришь? И… И разве ты имеешь право говорить такие вещи? Я… Я не твоя девушка. Я… И ты. Мы никто друг другу, а я…

— Я предупредил, Зубрилка. Хватит лопотать. На твой зад могу смотреть только я.

И вновь огромная ладонь сжимает одну мою ягодицу.

— Ты ведёшь себя просто недопустимо! — с возмущением шепчу я. — Отпусти меня.

Давлю ладонями на грудь парня. Мне удаётся выскользнуть из рук молодого человека и уйти в другой конец зала. Туда, где стоит Саша. Девушка отстранена, будто не видит и не слышит никого. Я даже шаг замедляю, не желая прерывать её уединение. Но Саша сама глаза на меня вскидывает. Сначала смотрит будто сквозь меня, а потом фокусирует зрение на моём лице и робко улыбается.

6

Глава 6

Катя

После урока физкультуры я пулей вылетаю из спортзала и мчусь в раздевалку. Быстро сменяю спортивную одежду на школьную форму. Когда надеваю свитер, слышу тихие голоса одноклассниц.

— Таню так и нашли, — доносится до меня голос Иры Соколовой. — Как же жалко её родителей. Я так сильно надеюсь, что она просто… уехала. Что она жива.

Я оборачиваюсь и смотрю на девушек, которые сидят на зелёной лавочке и, склонив головы друг к другу, тихо переговариваются друг с другом. Хоть и говорят они тихо, я слышу всё, что они говорят.

— А ты не думала, что она просто сбежала от родителей и их опеки?

— Слушай, даже если хочешь сбежать, не станешь скрываться почти три недели. Да и листовки о её пропаже всюду развешены.

— Неужели ты думаешь, что Тани… Тани… — голос Ксюши Заречной срывается и дрожит.

— Я боюсь, что да… — кивает Ира.

Я делаю несколько шагов к девушкам, поправляю свитер и несмело задаю вопрос:

— Простите, девочки, я случайно услышала ваш разговор. Я могу узнать, про кого вы говорите? Я… Простите, если лезу не в своё дело.

— Всё в порядке, Катя, — мягко улыбается Ксюша. — Перед Новым годом у нас пропала одноклассница — Таня Мельникова, — девушка расстроенно поджимает губы. — В последний день перед новогодними каникулами мы с ней распрощались. Все вместе мы шли до остановки, наш автобус пришёл раньше, мы уехали, Таня осталась на остановке. И больше мы её не видели. Домой Таня так и не пришла. На каникулах всех вызывали на допрос. Но, к сожалению, Таню так и не нашли. После нас её никто не видел.

— Боже, — я прижимаю руку ко рту.

Странно, что я ничего не слышала об этом. И самое странное, что папа об этом ничего не узнал. Я знаю своего папулю — он трясётся над безопасностью своей семьи.

— Тщательнее всего проверяли Юрия Евгеньевича из-за его сомнительных высказываний в сторону девочек. Ведь Таня – блондинка, а все знают прекрасно, что он блондинок особенно не любит, — говорит Ира.

— Вот только на него ничего не нашли. Никаких зацепок. Его дом весь перерыли, говорят, он был в бешенстве. Бедный Сергей Анатольевич изо всех сил пытается не показать, как ему тяжело. Он так нас всех любит. И то, что его ученица пропала, сильно волнует его, но он старается не показывать. Он очень клёвый, правда? — интересуется Ксюша.

— Да, — не могу не согласиться я.

— Тебе у нас хоть нравится? — спрашивает Ира, переводя тему разговора.

— Да. Нравится. Всё нравится.

— Ну, не думаю, что Юрий Евгеньевич тебе понравился. Да и Ария Леонидовна, думаю, тебе не понравится.

— А кто это? — спрашиваю с интересом.

— Учитель географии. Она… Как бы сказать. Лучше молчи на её уроках, если она не вызовет. И не смотри на неё. Ей пятьдесят, а она до сих пор не вышла замуж. Всех красивых и симпатичных девушек она считает своими соперницами и люто ненавидит. Будь готова к тому, что она изо всех сил будет валить.

Я обхватываю себя руками за плечи и тяжело вздыхаю. Почему-то эта школа начинает меня сильно пугать. Чем больше я узнаю, тем сильнее становится страх.

— Спасибо… что предупредили, — улыбаюсь девушкам, беру свой рюкзак и ухожу из раздевалки.

Выходит так, что в то же время из двери напротив выходит Игнат. Брови парня сведены, разбитые мной губы поджаты. Мне становится вдруг больно, когда я вижу, как припух его подбородок и нос.

— Игнат, — подаю голос, с виной смотря на парня, — прости меня.

Чернышев вздрагивает, ещё сильнее хмурится и поднимает на меня глаза. Парень словно смотрит сквозь меня. Будто не видит меня, слишком погружён в свои мысли.

— Что? — голос парня глухой.

— Прости меня, Игнат. Давай, я намажу тебе губу.

Игнат рассеянно кивает. Я достаю из кармашка рюкзака баночку с заживляющей помадой. Смазываю подушечку пальца, приближаюсь вплотную к Игнату и, вскинув дрожащую от волнения руку, мажу его губы. Чернышев вздрагивает.

— Зубрилка! Какого чёрта? Я тебе что…

— Тш-ш-ш, — я пальчиком давлю на пухлые губы, которые приоткрываются от возмущения. — Это просто заживляющая помада. У меня всегда сильно трескаются губы. Эта помада заживляет ранки. Она ведь без цвета. И запах едва заметный.

— Катёнок! — выдыхает с каким-то бессилием и отчаянием, прикрывая красивые глаза.

— Прости, что я ударила тебя, — вновь повторяю, чувствуя вину.

— Хватит извиняться, Зубрилка. Одного раза было достаточно. Извиняясь, ты показываешь свою слабохарактерность.

— Я слабая, Игнат, — пожимаю плечами и криво улыбаюсь. — Но я не считаю это своим недостатком. Мне никогда не приходилось защищаться и зубами цепляться за свою жизнь, потому что меня всю жизнь защищают и любят.

Чернышев дёргается. В его глазах, которые он не сразу отводит, я вижу боль. Раздирающую на части боль. У меня сердце сжимается, пальцами, которые всё ещё прикасаются к его губе, я касаюсь щеки Игната. Я вкладываю в него все чувства, которые теплятся в моей душе. Я уже смирилась с тем, что любовь к нему заполонила меня до краёв. И, теряя гордость и всё достоинство, я готова забыть всё. Забыть о том, что он поспорил на меня.

— Тебе повезло, Катёнок, — прикрывает глаза и дёргает уголком губ. — Везёт, когда есть семья, Зубрилка.

Я слышу нотки ехидства в его голосе. Я хмурюсь.

— У тебя же есть… Злата Дмитриевна…

— Не смей произносить её имя, — Игнат вдруг становится таким злым, что я начинаю дрожать.

В его глазах столько ненависти и ярости, будто я оскорбила его.

— Игнат, я знаю, что твоя мать ненавидит мою семью, но…

— З-з-з-убр-р-р-илка, — рычит Игнат, шагая вперёд, роняя руки мне на плечи и силой сжимая, чтобы встряхнуть.

Я клацаю зубами. Прикусываю язык и тихо мычу от боли. Пальцы парня тут же перестают сжимать меня с такой силой.

— Чёрт. Прости, — большие пальца Игната гладят мои плечи.

— Скажи, пожалуйста, ты поспорил на меня из-за того, что наши родители не переносят друг друга? Чтобы отомстить? — я не могу сдержать слёз, которые вновь начинают звенеть в голосе.

7

Глава 7

Катя

Урок географии пролетает. Я совсем не замечаю учителя, которым меня запугали одноклассницы. Даже её громкий надрывный голос не способен вырвать меня из странного вязкого тумана, в котором я тону, неотрывно смотря на Игната. Мой взгляд будто приклеился к его резким чертам лица. Локти молодого человека стоят на столе, пальцы скрещены под подбородком. Он с хмурым видом слушает учительницу, изредка и как-то рассеянно проводя указательным пальцем по разбитой нижней губе. Она ещё сильнее опухла и приобрела синеватый оттенок. Вновь чувствую вину за то, что причинила ему случайно боль. Но парень будто намеренно давит пальцем на губу, будто желая причинить себе как можно больше боли. Я хмурюсь. Когда замечаю, что на его нижней губе вновь выступает капля крови, тяну руку и сжимаю аккуратно его пальцы.

Игнат вздрагивает. Переводит на меня рассеянный взгляд, но смотрит сквозь меня. Он настолько погружён в свои мысли, что ничего не видит.

— Игнат, прекрати причинять себе боль, — говорю шёпотом я. — Зачем ты раздираешь рану?

Парень хмурится ещё сильнее. Вижу, что его взгляд становится более осмысленным. На губах появляется улыбка. И из-за этой улыбки губа лопается, по подбородку течёт кровь. Меня немного начинает тошнить. Я тянусь к рюкзаку и достаю салфетки, сама прижимаю руку к его губе. Игнат накрывает мои пальцы, забирает бумажный платочек.

— Молодые л-л-люди-и-и! — от громкого визга у меня закладывает уши. — Это что такое? Вы что тут устроили?

— Извините, — говорю я.

— Вы что творите? Вы на уроке! На моём уроке! — пронзительно громко кричит женщина. — Вы совсем… совсем?

Я вижу, как багровеет от ярости лицо женщины. Мне кажется, что она готова растерзать нас на части. Будто мы что-то недопустимое сотворили.

— Ария Леонидовна, — зная, что за мной сидит Игнат, я чувствую уверенность, — у Игната пошла кровь из губы.

— А мне плева-а-а-ть! — рявкает женщина. — Встала и отсела от него! Немедленно.

Я кидаю взгляд на Игната, ищу в нём поддержку. Но впервые вижу на лице парня нерешительность и смятение. Он смотрит в стол, глаз на Арию Леонидовну не поднимает. Я молча поднимаюсь со своего места, озираюсь и вижу, что место рядом с Сашей свободно. Девушка, втягивая голову в плечи, кидает на меня взгляд исподлобья и робко улыбается.

— Ты не расстраивайся, Кать, — говорит шёпотом девушка. — Ария Леонидовна всегда такая вспыльчивая. Она сейчас прокричится и успокоится. Просто она не переносит любые виды отношений. А ты с Игнатом – провокация для неё.

— У него просто треснула губа, — я шепчу едва слышно, чтобы не привлечь внимание учителя, — которую я ему мячом на физкультуре разбила.

— Вы красивая пара, Катя, — вижу улыбку на лице Саши.

— Не пара, Саш. Мы не пара, — в голосе слышится горечь.

— Это всегда до безумия больно, когда ты не можешь быть с тем, кого любишь.

Я с изумлением смотрю в лицо Саши, прослеживаю её взгляд, который она направила на Захара. Улыбаюсь уголком губ, полностью уверенная в том, что её чувства взаимны. Не зря ведь парень цепляет её.

До конца урока я и Саша, склонившись к самой парте, тихо переговариваемся. Я не могу подобрать слов, чтобы описать, насколько сильно мне нравится эта девушка. Она совсем не похожа на Юлю. В ней нет заносчивости, нет наигранности. Саша стеснительная и умная.

— Саш, — окликаю девушку, когда она поднимается и направляется на выход из класса.

— Да, Катюша? — Саша оборачивается и очаровательно улыбается.

— Можно узнать твой номер телефона? — спрашиваю смущённо, переступая с ноги на ногу и опуская глаза на носки своей обуви.

— Мой? — с искренним изумлением спрашивает девушка, распахивая красивые глаза, которые кажутся невероятно огромными на её кукольном личике.

— Твой, — киваю. — Если можно, конечно, — добавляю торопливо.

— Можно. Конечно! — Саша торопливо диктует свой номер телефона, который я забиваю в телефонную книгу.

Девушка уходит, когда замечает, что из кабинета выходит Захар, а я улыбаюсь, искренне надеясь, что у них всё получится.

— Смотрю, ты нашла новую подругу, Зубрилка, — слышу тихий голос на ухо, который шевелит волоски и вновь заставляет мурашки бегать по коже.

— Если так можно сказать, — говорю едва слышно, поворачивая голову и кидая взгляд на Игната.

— Она вроде хорошая девчонка, Зубрилка. В этот раз ты сделала правильный выбор.

— Думаешь? — я поворачиваюсь к Чернышеву и с восторгом заглядываю в лицо Игната, смотрю снизу вверх.

Парень не отвечает. Ведёт плечом. Только жадным взглядом скользит по моему лицу, особенно долго задерживая его на приоткрытых от волнения губах.

— Болит? — я вскидываю руку и прикасаюсь большим пальцем к нижней губе Игната.

Едва заметно, без какого-либо намёка, с искренним желанием забрать боль.

— Ты каждый раз будешь задавать этот вопрос, Зубрилка? — спрашивает сквозь зубы.

— Буду, — бесхитростно отвечаю я. — Я причинила тебе боль. Мне стыдно. И я хочу облегчить твою боль.

Игнат тяжело вздыхает. Прикрывает глаза и дёргает правым уголком губ.

— Остался последний урок, Катя. Потом ты поедешь со мной.

— Куда? — я спрашиваю с удивлением.

— Ко мне домой, — вскидывает идеальные брови и смотрит на меня с вызовом.

— Я не думаю, что это хорошая идея, Игнат, — я качаю головой.

— А ты не думай, Зубрилка, — Чернышев вдруг подушечкой пальца дотрагивается до кончика моего носа.

— Игнат, отдай, пожалуйста, мой телефон.

— Потом, Катя. Это моя гарантия, что ты не сбежишь.

— Я лгать не привыкла, Чернышев, — говорю с вызовом и затаённой обидой. — Среди нас притворяться и врать умеешь только ты.

— Зубки становятся всё острее, Катя.

Мне кажется, что в голосе парня я услышала эмоцию, походящую на гордость.

— К сожалению, Игнат, я слишком много людей встречаю, которые причиняют мне боль, — я поджимаю губы.

8

Глава 8

Катя

— Пока, Катя, — машет мне рукой Саша и улыбается. — Я… Я тебе напишу ещё.

— Пока, Саша, — мои губы растягиваются в улыбке.

Девушка убегает, а я поворачиваюсь к Игнату. Парень складывает вещи в рюкзак. По его лицу вижу, как сильно он чем-то загружен. Чернышев смотрит в одну точку и не замечает никого вокруг. Я медленно подхожу к нему и застываю у его парты. Чуть прикусываю нижнюю губу и тихо покашливаю.

— Игнат, — говорю тихо, — что дальше?

Парень поднимает на меня глаза, и я отшатываюсь, когда вижу в них дикую боль. Такую дикую, что у меня в груди всё сворачивается.

— Игнат? Что случилось?

Парень трясёт головой и натянуто улыбается. Он пытается скрыть свои эмоции, но я вижу его глаза. Глаза, в которых плещется море боли.

— Держи, Зубрилка, — Игнат ныряет рукой в карман своих штанов и протягивает мне мой телефон.

— Ты возвращаешь? — я в непонимании хлопаю глазами и прячу руки за спину.

— Держи, Катя. Сегодня физики не будет.

— Почему? — спрашиваю с изумлением.

— Смотрю, ты уже хочешь со мной заниматься, Зубрилка, — улыбается Игнат, склоняя голову к плечу.

— Просто, — я тушуюсь и опускаю взгляд на свои пальцы, — ты весь день настаивал на своём, а сейчас вдруг решил отпустить меня. Так просто.

— Я не отпускаю тебя, Зубрилка, — Игнат пальцами обхватывает мой подбородок и заставляет посмотреть в его глаза. — Мне нужно уехать.

Я хмурюсь, когда снова вижу боль в его глазах.

— Игнат, что случилось? Чем я могу помочь? — когда я забираю телефон, перехватываю его запястье.

— Не суй свой нос, куда не нужно, Зубрилка, если не хочешь, чтобы его тебе прищемили. И вали домой, Катя. Хотя, — качает сокрушённо головой, — я отвезу тебя, чтобы твоя задница не нашла новых приключений.

— Игнат! — говорю с возмущением. — Не нужно, пожалуйста, делать меня столь беззащитной и бестолковой. Я не маленький ребёнок.

— А выглядишь и ведёшь себя, как мелкая девчонка, — говорит с ехидством парень.

Игнат разворачивает руку и обхватывает моё запястье. Тянет меня на себя, заставляет сделать к нему несколько шагов. Замереть в опасной близости, чтобы его вкусное дыхание опалило лицо. Вкусное. Слишком часто мелькает это слово в моей голове, стоит мне только подумать об Игнате. Мне хочется пить его дыхание, ловить его, чтобы заполнить им свои лёгкие. Наши лица разделяют всего несколько сантиметров. Игнат тянет руку и снимает очки с моего носа, кладёт их на стол. Я жмурю глаза, а потом начинаю часто моргать, чтобы сфокусировать взгляд на лице Игната. Я вижу каждую ресничку, каждую крапинку в его глубоких карих глазах.

— Игнат, — говорю едва слышно, вскидывая руку вверх и прикасаясь подушечками пальцев к его щеке, — я знаю, что ты не станешь открывать мне душу, но я вижу, что что-то произошло. И знай, Игнат, что я готова тебе помочь. Если вдруг тебе понадобится помощь, я готова тебе помочь. Слышишь?

По лицу парня пробегает рябь эмоций. Он растерян. Настолько сильно, что не может этого скрыть. Он хмурится, открывает рот, что-то хочет сказать. Вот только не находит, что сказать. Выдыхает и прикрывает глаза.

— Спасибо, Катя. Я учту.

Я подаюсь вперёд и лбом прижимаюсь к груди парня, чтобы втянуть запах молодого человека. Его одеколон. Запах его тела. И самое главное — я впитываю тепло его большого тела.

— Я провожу тебя до дома, Бунтарёва.

Коснувшись пальцами моей спины, парень отстраняется. Закидывает рюкзак себе на плечо, после чего тянется к очкам и надевает их мне на переносицу.

— Без очков ты выглядишь ещё беззащитнее. Голубые глаза.

Голос Игната опускается, хрипит. По моей коже рассыпаются огненные мурашки. Горячие. Обжигающие. Жалящие. Эмоции в голосе парня будоражат меня. Заставляют расти огромный шар в грудной клетке. Я вскидываю руку и кладу руку на грудную клетку молодого человека. Туда, где колотится сердце Игната.

— Пойдём, Зубрилка, — говорит Чернышев и отходит от меня.

Я пошатываюсь. Тянусь к его теплу. И как только Игнат отходит, мне становится холодно. Я обхватываю себя руками за плечи, надеваю лямку рюкзака на плечо и иду за Чернышевым на выход из класса. Тушуюсь, когда ловлю на себе взгляд Константина Ивановича. Оказывается, всё это время он внимательно следил за нами. Мужчина улыбается уголком губ и кивает мне, когда я прощаюсь с ним.

В гардеробе Игнат снимает мою куртку с крючка и раскрывает её, чтобы помочь мне одеться. Я просовываю руки в рукава. Чувствую, как пальцы Игната прикасаются к задней поверхности моей шеи. Проводят, чуть оттягивают кудряшки.

Он торопливо и дёргано отстраняется, надевает куртку и торопливым шагом выходит из школы. Я спешу за Игнатом, спотыкаюсь на пороге, с трудом удерживаю равновесие. Хватаюсь руками за косяк, почти падаю.

Слышу тяжёлый вздох Чернышева, парень оборачивается. Качает головой и тихо говорит:

— Почему ты такая беспомощная, Зубрилка? Стоит отвернуться, ты уже куда-то вляпалась.

— Всё ведь в порядке. Я просто споткнулась.

Игнат вдруг закидывает руку мне на плечо и притискивает меня к себе. Улыбаюсь, понимая, что за этот день этот жест стал безумно привычным. Родным. И необходимым. До остановки мы идём молча. Я слышу дыхание Игната, его мягкие шаги и, на удивление, не чувствую неловкости. Я не хочу нарушить эту тишину, не желаю задать незначительный вопрос.

Мой автобус приезжает практически сразу. Игнат выбрасывает руку вперёд и тормозит его.

— Спасибо большое, — говорю с горячей благодарностью и улыбаюсь. — Всё будет хорошо, Игнат. Не расстраивайся.

— Светлячок, — улыбается и заправляет волосы мне за уши. — Я провожу тебя до дома.

— Игнат, не стоит. Я вижу, что у тебя что-то случилось. Поезжай. Со мной ничего не случится, Игнат. Честно!

— Дай телефон, — говорит, протягивая мне руку.

Я вскидываю брови. Но отчего-то не возражаю. Вкладываю телефон в ладонь Игната. Парень снимает блокировку, и я вижу, что он вводит номер телефона и нажимает на вызов. Слышу, что в кармане его куртки звонит телефон.