Эхо

Часть 1

Пролог

Две девочки убегают от настигающей их грозы. Они мчатся вдоль берега реки к старой одноглавой церквушке, окруженной высокими, причудливо изогнутыми соснами. В их стремительном беге больше азарта, чем страха, и первые брызги догнавшего их дождя вызывают громкий восторженный визг. Ситцевые сарафаны темнеют и прилипают к ногам, мешая бежать. Оглушительный грохот грома — ещё и ещё — словно пальба из пушек прямо над головой. Бегущая впереди девочка вскидывает руки и начинает приплясывать в струях воды, а её подруга подхватывает мокрый подол и хохочет. Они почти добегают до церкви — осталось подняться на зеленый бугор, и они под спасительной кровлей.

Внезапно впереди, прямо перед ними, появляется странное оранжевое свечение. Оно быстро концентрируется в шар размером с тележное колесо. Поскользнувшись на мокрой траве, замирает первая девочка, вторая, налетев на неё, ахает и подается назад. Огненный шар беззвучно несется им навстречу и взрывается ослепительной вспышкой. Сухой треск, странный горячий запах и тишина… Гроза внезапно смолкает, только дождь обрушивается на две лежащие ничком фигурки, облепленные мокрыми сарафанами и вдавленные в землю. Струи ливня стекают по светлым прямым прядям одной из девочек и теребят темные кудряшки другой. Под напором льющейся воды волосы шевелятся, словно живые. Девочкам лет по десять – одиннадцать.

***

Она проснулась в липком поту, как всегда, когда ей снился этот сон. Черный, оглушающий ужас заполнял тело. Первым делом она схватилась за голову и с облегчением обнаружила, что её волосы сухие, потом подтянула колени к животу и накрылась одеялом с головой. Заставила себя закрыть глаза и через некоторое время смогла уснуть.

***

Вода в стеклянной колбе закипела и Арина, убавив огонь спиртовой горелки, стала бросать в кипяток щепотки трав. По комнате распространился пряный запах. Отвар вспенился и приобрел коричнево-зеленый оттенок.

— Смотри. Этот корень клади осторожно. Только маленький кусочек и самым последним. И сразу гаси огонь.

— А почему это нельзя делать на плите? — тихо спросила собеседница.

— Потому, что у тебя она электрическая, — улыбнулась Арина, — А травы огонь любят, он им силу дает. И ещё — запах, он тоже лечит, — она кивнула на детскую кроватку, в которой неподвижно лежала двухлетняя девочка. Только широко открытые лихорадочно блестящие глаза говорили о том, что ребёнок не спит. Темные влажные волосики прилипли к вискам и лбу.

— Когда руке не будет горячо, — Арина прикоснулась к колбе, — положишь в отвар ложку меда, того, что я тебе принесла. Только деревянной ложкой клади.

Мать девочки послушно кивнула.

— Постарайся, чтобы она это выпила до вечера. Но не сразу, по полчашки. И не насильно, вместо чая — отвар сладкий. А завтра на заре сваришь новый. Этой мазью натирай малышке на ночь спинку и грудь, но не укутывай. — Она достала из сумки маленький глиняный горшочек и поставила его на стол. Потом встала, подошла к кроватке и ласково улыбнулась девчушке, легонько прикоснувшись двумя пальцами к её шейке под ухом. Тень тревоги пробежала по её лицу.

— Она давно не спит?

— Часа три. И не ест ничего.

— Пусть поспит. — Арина наклонилась к девочке и тихонько подула на горячий потный лобик, потом провела ладонью перед глазами ребенка, и они медленно закрылись.

— Свари ей кашу на молоке. Мясо сейчас лучше не давать. Я приду завтра к вечеру, принесу новые травы и сироп из лесных ягод — ей нужны силы. Не бойся и не плачь, только делай, как я сказала. — Арина набросила пушистую белую кофту и шагнула к двери. — Ну, до завтра.

— До завтра, — тихо отозвалась женщина. — Может, все-таки возьмешь деньги?

— Нет, не возьму. Нельзя. И не нужно. — Она тихо прикрыла за собой дверь и быстро побежала вниз по лестнице. Её ждали ещё в нескольких квартирах, где поселились болезнь и страх. И неважно, как именно она помогала — травами, кореньями или тем самым прикосновением и дуновением на лобик. Главное, помогала. Как могла.

***

Боль и страх — вот и всё, что ощутил Николай в последний момент своей жизни.

А ведь все так прекрасно сложилось в этот майский вечер. Он на удивление быстро закончил дела в офисе и отправился в ресторан, чтобы не спеша поужинать, поглазеть на женщин, а если повезет, то провести с одной из них наступающую ночь. Он обычно нравился женщинам, был щедр и остроумен, никогда не наглел и ничего не обещал. Он инстинктивно находил в зале даму, которой нужно было то же, что и ему — ни к чему не обязывающая беседа, вкусная еда, легкая выпивка и секс в удовольствие.

Вот и сегодня, едва сделав заказ, он понял, что уедет из ресторана не один — за соседним столиком сидела молодая элегантная женщина, изредка пригубливающая коктейль с ломтиками киви. Она грустно оглядывала зал, время от времени поправляя на носу очки в тонкой изящной оправе.

Заиграла музыка, и несколько пар принялись танцевать в центре зала. Николай отвлекся, чтобы выпить первую, самую сладкую рюмку бренди, и, снова взглянув на женщину, заметил, что она достает из сумочки пачку сигарет. Спустя буквально мгновение он уже был около неё с зажигалкой. Она вначале взглянула на серебряный «Ронсон», а затем и на самого Николая. Прикурив и выпустив струйку дыма, она улыбнулась уголками губ:

— Благодарю.

Николай слегка поклонился и произнес сакраментальную фразу:

— Позвольте пригасить вас за мой столик. Я вижу, вам так же одиноко в этот вечер, как и мне. Поверьте, я не хам и не нахал. Просто вы мне нравитесь.

— У меня не было намерений скрашивать чей-то досуг, — рассеянно проговорила женщина. — Но вы правы — мне немного одиноко, и если вы обещаете…

— Обещаю! Моё общество будет приятным и необременительным, — заверил её Николай.

С ленивой грацией дикой кошки, женщина встала и направилась с коктейлем в руках впереди Николая к его столику. «Партия сделана!» — мысленно поаплодировал он себе. Сценарий был предложен и подхвачен, никаких осложнений и эксцессов не предвиделось.

Часть 2

***

В эту ночь её сон не был кошмаром. Все происходило почти бесшумно и достаточно быстро. Ей нравилось смотреть на все откуда-то изнутри, словно она сама была теми процессами, которые непрерывно сменяли друг друга. Расклеванное тело, обглоданные кости, затягивающиеся удобренной кровью травой. Дожди, снега и жара, выбеливающие то, что осталось на склоне холма и частью скатилось вниз.

Твердое становится рыхлым, известковым, разрушается, опадает, заплывает перегноем и медленно поглощается землёй. Там разрушения ещё быстрее — стараются толстые белые корни травы, миллиарды крошечных слепых насекомых. Вот мышь-полевка прорывает ход прямо через ставшую податливой лопаточную кость. Мордочка крота с подрагивающим черным носом. Снова корни, словно округлые щупальца ловко вгрызаются в крошащуюся желтоватую массу, смешивая её с черноземом. И вот уже нет ничего. Тысячи лет прошли. Состарились и умерли сосны. Их дети выросли, тоже состарились и рухнули, выворачивая черные трухлявые комли. Она видела сон про то, как смерть становится частью жизни, бессмысленной, но непобедимой и вечной.

***

Лиза, спохватилась, что так и не успела толком рассмотреть труп и ринулась к «БМВ». Сходу заглянув внутрь, она немедленно пожалела о своей любознательности. Убитый сидел скособочившись и уронив голову на руль. Хорошо была видна темная корка запекшейся крови на белой сорочке и брюках. Лиза успела разглядеть сбоку каменно-бледное лицо — под полуопущенным веком светился белок закатившегося глаза, а рот был искажен застывшей попыткой крика. И везде ползали мухи.

Господи, как можно было принять его за спящего?! Хотя — стекла тонированные, да и вряд ли парень слишком присматривался.

Вдохнув пропитанный сладковатым запахом несвежей крови воздух, Лиза судорожно зажала рот и отскочила подальше, подавляя позыв к рвоте. Огромным усилием воли ей удалось справиться с ним и отдышаться. Для этого она спряталась подальше от чужих глаз за кустами, где наткнулась на длинного оперативника.

А вы молодец, меня и то вывернуло, хотя я и не такое видывал. Наверное, завтрак был ни к черту, как вы считаете?

Лиза вспомнила два съеденных эклера и криво улыбнулась:

Слава богу, мой завтрак остался при мне.Меня зовут Михаил, Михаил Горст, — представился он.

Лиза протянула ему слегка влажную ладонь:

— Елизавета Боброва, журналистка.

Ну что, Лизавета, постоим тут, пока клиента увезут?Хорошо. Расскажите мне, Миша о других жертвах. Или это — секрет следствия?Почему секрет? Вас же сам Арцев привез. Значит, можно дать информацию. Вы сами слышали, что Петрович сказал: жертвы, как под копирку — лет всем от двадцать восьми до сорока, холостые кобели с бабками и крутыми тачками. И что интересно, живут все на севере Москвы — Бабушкино, Медведково, Лосиный Остров. А убивали их по ночам в разных местах. Двое — на Бульварном кольце, один — около Третьяковской галереи, а этот здесь, на Воробьевых горах. И ножичек, похоже, один — тоненький такой, длинный.Стилет?Ого, какие мы слова знаем! Да, похоже на стилет или заточку, — кивнул Михаил. — Нож он не оставляет, с собой уносит.

Лиза торопливо черкала в блокноте. Материал обещал быть интригующим, читатели обожают такие истории. Им подавай побольше ужасов, трупов и крови, крови, крови…

Выяснили, с кем они общались перед смертью? — задала она следующий вопрос.Двое первых ужинали в ресторанах, ели, пили, снимали девиц и с ними уезжали. Третий праздновал день рождения в офисе с подчиненными. Потом отправился домой. Один. По дороге остановился и посидел в японском ресторанчике. Видимо, в офисе не добрал. Там общался с некой дамой, уехал с ней. В итоге все трое оказались трупами. А что за дамы и девицы?Первая — брюнетка с родинкой, вторая — рыжая-кудрявая, третья — блондинка. Разные, в общем. Насчет последнего ещё не удалось уточнить. Вот вскрытие проведем, выясним, что кушал, и тогда вперед — по злачным местам. Я уже просто знатоком кухонь всех московских ресторанов стал, таскаюсь по ним с выпиской из протокола вскрытия с перечислением съеденных покойным перед смертью экзотических блюд, — горько заметил Михаил.А девиц этих нашли? — не отставала Лиза, вцепившись в оперативника, словно репей в собачий хвост, и радуясь тому, что в кои-то веки от неё не шарахаются и не отгораживаются тайной следствия.Да кто ж их найдет? Пришли – ушли… Мало ли девиц по ресторанам шастает. Но не проститутки точно, тогда бы проблем не было, они все известны. А так, ни одну пока не вычислили, хотя надежду ещё не потеряли.Мишенька, — Лиза озарилась одной из своих самых сладких улыбок, — если я дам вам свой телефон, вы позвоните, когда станет известно что-нибудь новое и интересное?Позвоню, — поддался её неотразимому обаянию опер и покосился куда-то вправо. — Если Петрович мне уши не оборвет и Сударев не будет ворчать.

Лиза оглянулась и увидела майора Арцева свирепо наблюдающего за процессом обольщения сотрудника убойного отдела. Она торопливо сунула Михаилу свою визитку и почти вприпрыжку направилась к Арсению Петровичу.

У вас на редкость серьезные и неразговорчивые сотрудники, — с невинным видом принялась тараторить она.Ага, особенно Мишка, балабол несчастный. Вечно хиханьки да хаханьки над трупами. Ладно, хоть родственников убитого тут нет, — майор раздраженно махнул рукой. — Всё, тут делать больше нечего. Пора ехать.

***

Ощущение опасности пришло внезапно. Тонкая струйка просочилась сквозь сон, холодным островком скопилась в затылке и заставила расслабленные пальцы напрячься. Стася ещё не поняла, что это — случайно воспринятый чужой страх или реальная угроза. Сознание включилось сразу, но глаза она не открыла, боясь даже движением ресниц показать, что почувствовала что-то. Вначале нужно было понять.

Слышался мерный гул моторов, кто-то прошел мимо, слегка задев её локтем, впереди тихо разговаривали по-немецки. Или по-датски, черт их разберет. Она сосредоточилась на источнике опасности. Второй составляющей угрозы был дикий страх. Это было опасно, очень опасно. В летящем на высоте десяти километров самолете страх не редкость: человек садится в пассажирское кресло, закрывает глаза и пытается отогнать картины увиденных на экране телевизора авиакатастроф. Плата за скорость и комфорт — неотвязная мысль о том, что именно эта минута может стать последней в твоей жизни. К таким людям Стася относилась с сочувствием и пониманием. И никакой угрозы от них исходить не могло — они терпеливо боялись, по возможности стараясь, чтобы другие этого не заметили.