Земля, несмотря на свою обширность и величие, стремительно исчерпывала свои ресурсы. Процессы, столь знакомые всем великим цивилизациям, развивались по тому же разрушительному пути. Когда планета столкнулась с пределами своего потенциала, Земляне стали искать ответы в космосе. Инглиза, совершенно чуждый уголок Вселенной, с его неопределимыми особенностями и неведомыми возможностями, оказался тем самым спасением, которого человечество так отчаянно искало.
Но лишь немногие знали, что Инглиза была не просто планетой, а хранилищем древней силы. Этой силой, хоть и обладавшей немалой опасностью, не могли управлять даже её коренные жители — Лотаки. Они, не ведая о надвигающемся ужасе, продолжали поклоняться своим древним богам и возводить свои дома на обломках уничтоженных цивилизаций. Их раса существовала веками, на чьем фоне Земля была лишь кратким мигом. Лотаки жили по своим законам, в уединении, отдаленные от чуждого вмешательства, пока не настал момент, когда к ним пришел человек.
Лотаки были в первую очередь воинами. Их древняя культура обогатилась боевыми искусствами, глубокими философскими учениями и уважением к жизни и смерти. Но в то же время они были обречены на жестокие внутренние конфликты. Из-за своего уникального строения тела, обладавшего острыми чувствами и инстинктами, они стали мудрыми и настороженными. Их огромные глаза, как два ярких светила, следили за всем вокруг, каждый их взгляд проникал глубже, чем было бы возможным для других существ.
Но та же самая природа, что помогала им быть величественными, позволяла им быть и разрушительными. Лотаки были угрожающей расой, чьи амбиции не имели границ. Они считали Землян вторжением, раковой опухолью, которая грозила уничтожить баланс и без того шаткого мира.
Когда первые экспедиции Землян сели на Инглизу, никто не мог предсказать, что начнется война. Колонизация — это не только захват земель, но и борьба за душу планеты. Но Лотаки сопротивлялись, осознавая, что этот мир не только их дом, но и их божественное наследие. В ответ на эти угрозы и протесты, инопланетяне развернули свою жестокую политику и начали вмешиваться в дела Землян, что в конечном итоге привело к трагическим последствиям.
Сейчас, спустя десятилетия, мир Инглизы был разделен. Некоторые Лотаки продолжали борьбу, другие же, обладая своим уникальным восприятием мира, решали отступить в тень, оставляя задачу выживания следующему поколению.
Рикард Хартен был человеком, чьи глаза стали такими же пустыми и холодными, как сами планеты, которые он исследовал. Он не знал, когда именно перестал быть человеком и стал охотником за истинами, что скрывались в темных уголках космоса. В своих долгих и бесконечных расследованиях он сталкивался с ужасающими преступлениями, но ему не было суждено стать жертвой. Он стал мастером избегать удара, искусно манипулировать теми, кто стоял перед ним. Но в этот раз было по-другому.
Его шаги звучали тише, чем хотелось бы, давно, когда он шел по разрушенным улицам Сира, одного из городов, которые стали ничем иным, как фрагментами забытой истории. Кучки пепла, отражения угрюмых облаков и смазанные огни — так выглядел этот мир теперь. Здесь все казалось по-настоящему заброшенным, поглощенным войной и смертью.
Ветер в лицо, запах горящих стен — все эти ощущения стали его спутниками. За этими призрачными образами стоял другой мир, для которого он был всего лишь частью несчастной мозаики, пытаясь собрать куски разрозненных реальностей. Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где скрывался тот, кого он искал.
Невероятно опасный, этот мир был, в сущности, полем боевых действий не только для Землян и Лотаков, но и для всех тех, кто рискнул выйти на его поле, не понимая, какие испытания им предстоят.
Рикард Хартен стоял в тени одного из старых зданий, окруженный атмосферой напряженной тишины. Небо Инглизы не давало ясного света — оно было холодным и беспокойным, как и все, что он здесь видел. Этот мир не знал покоя, и Рикард уже привык, что его окружает мрак и туман. Он заметил, как люди и Лотаки движутся по улицам, словно пешки на шахматной доске. Они всегда спешат, но никогда не торопятся.
Рикард, облаченный в свою привычную серую шляпу, под которой скрывались глаза, и плащ с высоким воротником, сжимал протез правой руки. В этом мире, где хрупкая грань между жизнью и смертью была порой всего лишь мгновением, протез стал его неизменной частью — таким же привычным, как и сам воздух. Бронзовые пальцы протеза, с резкими углами и четкими линиями, были сплошной механической хваткой. Не живой, но все же обладавшей силой, способной изменить исход встречи. Словно инструмент, подбирающийся под каждое мгновение жизни, каждый шаг по грязным улицам.
Городские улочки Инглизы были полны жителей, смешанных с Лотаками. А вот террористы, как предвестники бурь, были неотъемлемой частью этой картины. В их рядах всегда можно было заметить яркие фигуры — те, кто явно не был местным. Риггик Креттос, предводитель террористов, был одним из них. Его огромная фигура, с золотыми глазами и кожей, как вытянутое серебро, была известна не только на Инглизе, но и за ее пределами.
— Здесь неспокойно, — подумал Рикард, чувствуя, как его сердце ускоряет ритм. — Они приближаются.
Он не ошибался.
Вдруг, среди городской суеты, его внимание привлекла фигура, высокая и темная, будто сливающаяся с тенью. Это был один из Лотаков, и его шаги, беззвучные и тяжелые, точно показывали, что он был частью чего-то большего. Его взгляд был направлен прямо на Рикарда, и в этот момент детектив почувствовал, как холодный пот пробежал по спине.
Рикард знал — ни один Лотак не может быть случайно на его пути. И каждый взгляд этих существ — это угроза. Лотак оказался слишком близко, и, несмотря на тишину, его присутствие ощущалось все громче, как надвигающаяся буря.
Тем временем, Рикард заметил другого человека, который выходил из тени, его фигура мелькнула среди толпы. Этот человек, в отличие от Лотаков, был человеком — как и сам Рикард. Он был высок, с серой шляпой, скрывавшей его глаза, и темной одеждой, которая почти сливалась с окружающим мраком.
Время не всегда привязано к линейной оси. Для Рикарда Хартена, бывшего офицера полиции, а теперь частного детектива, каждый момент, когда он размышлял о своем прошлом, становился перемещением по лабиринту, где встречались случайности и неизбежности. И среди всех этих расплывчатых, размытых воспоминаний, одно было особенным — встреча с Лили Бонифер.
Как и все важные встречи, она была непредсказуемой и странной, словно сама Вселенная подстроила их встречу на этом странном мире Инглизе. Рикард всегда чувствовал, что их знакомство было не случайным.
Он помнил, как в ту ночь — темную, как сама смерть — Лили, будто сквозь облака пыли, ступила в его жизнь. Он еще не знал, кто она, но ее сила и уверенность сразу же захватили его внимание. Её глаза — голубые, как прозрачное озеро, — казались не из этого мира. Её грациозные движения, похожие на танец, и молниеносные реакции, которые не поддавались человеческому пониманию, говорили о том, что она не просто обычная девушка.
Она ею и не была.
И все же, несмотря на это, что-то в её присутствии чувствовалось почти непреодолимо человеческим. И не только потому, что она не любила говорить о своем прошлом. Лили скрывала гораздо больше, чем Рикард мог бы предположить, и эта тайна преследовала её в каждом шаге.
— Ты не из этих мест, — произнес Рикард тогда, с подозрением оглядывая её. Его голос был тихим и ровным, но Лили, казалось, ощущала его каждое слово. Она не сразу ответила, а только усмехнулась.
— И кто из нас здесь настоящий иноземец? — спросила она, и в её голосе звучала такая уверенность, что детектив на мгновение задумался.
Он помнил, как она обвела взглядом низкий потолок их скрытого укрытия в одном из заброшенных домов Инглизы. Этот взгляд был одновременно и наблюдательным, и обеспокоенным. Она явно что-то искала. Что-то, о чем Рикард не имел ни малейшего представления.
Он в тот момент понял: в её глазах скрывалась не просто загадка, а целый мир, чуждый всему, что он когда-либо знал. И как бы он ни пытался разгадывать её, Лили оставалась для него почти недосягаемой.
Через несколько дней, когда они снова встретились, он уже был готов — готов к тому, что она станет его союзником. Она научила его не только тому, как спасаться в условиях этой враждебной планеты, но и тому, как быть более решительным и твёрдым в своих действиях. Вдохновленный её действиями и подходом к жизни, Рикард стал искать новые пути, новые способы борьбы, и, возможно, тогда он начал понимать, насколько их пути связаны.
Теперь, спустя недели, когда Лили вновь стояла рядом с ним, он понимал, что в их отношениях не будет никакого однозначного решения. В том, как она говорила, в её манере двигаться и даже в её паузах, было что-то, что заставляло его не просто следовать за ней, но и ощущать, что его судьба переплетается с её — так же, как и с этой планетой, чьи тайны они оба должны были разгадать.
Лили вспоминала свою юность, как туманную, но ностальгическую картину, вырезанную на фоне боли и непонимания. Те моменты, которые в сознании других людей могли бы быть просто частью счастливого детства, для неё стали основой многих вопросов. Она помнила себя маленькой, с тонкими пальчиками, пытающимися захватить мир, который всегда казался слишком большим.
Её мать, как бы ни старалась, не могла дать ей ни покоя, ни любви — в ту пору они жили в деревушке, скрытой в глубине леса, недалеко от заброшенных храмов Лотаков. Храмов, что раньше были символами веры, а теперь стали молчаливыми свидетелями забытого прошлого. Отголоски культа — черные тени, неразделённые воспоминания, — были всюду, от звуков до запахов. Лили часто задавалась вопросом, что скрывается за этими тенями, и это чувство загадки было с ней всегда.
Она помнила, как в раннем возрасте у неё стали проявляться странные способности — разгадывать головоломки, которые никто не мог решить, видеть закономерности в том, что оставалось невидимым для других. Но ещё яснее ей запомнился страх, который она чувствовала, когда поняла, что её мать не могла понять её. Она была чужой в этом мире, таком жестоком и неприветливом. А мать... она была болезненно уязвима, словно тень того, кем могла бы быть. Беззвучная и замкнутая, она поглощала свою боль, закрывая Лили за стенами своего отчуждения.
С каждым годом она становилась сильнее, находя утешение в том, что её тело и ум работали как единое целое. Она научилась быть быстрой в боевых искусствах, ловкой в каждом движении, чуткой в каждом решении.
Её память хранила подробности из тех лет: ночи, когда они с матерью спали под открытым небом, среди деревьев, а Лили слышала далекие шаги, эхо чужих голосов, иногда шёпот, как будто сама земля что-то говорила. Мать часто рассказывала ей истории о героях прошлого, но вскоре Лили поняла, что эти истории были не для неё, а для того, чтобы скрыть правду о том, что скрывается в её собственной судьбе.
С каждым годом она становилась более независимой, но тем не менее внутри неё было ощущение, что её истинная цель ещё не раскрыта. Внутренний конфликт, который она ощущала, был настолько сильным, что когда она встретила Рикарда Хартена, у неё не было ни малейшего сомнения, что их судьбы переплетаются. Однако, это было не просто встречей двух людей, это было столкновение двух миров, двух идеологий. И с того момента её путь стал ещё более сложным и опасным.
Тогда, в её жизни всё изменилось.
Когда Рикард и Лили только начали работать вместе, их союз казался странным и неожиданным. Он — сдержанный и непреклонный, словно каменная стена, и она — спокойная, но страстная, обладавшая даром разгадывать самые запутанные загадки. Их первое расследование, несмотря на кажущуюся простоту, вскоре обернулось чем-то гораздо более значимым и сложным. Убийство Рудассиса Гринда, Лотакского чиновника, было делом, которое обещало запутать даже самого опытного детектива.
Гринда был далеко не обычным чиновником. Он был межпланетным работорговцем, человеком, стоявшим за тенью множества жестоких сделок и ужасных преступлений. Его имя было связано с трафиком рабов, и он занимался этим на протяжении десятилетий, скрываясь за уважением, которое, казалось, он приобрел среди высокопрофильных кланов. Но кто мог решиться на убийство такого мощного и опасного персонажа? Кто-то, кто знал его слабые места? Или кто-то, кто просто искал мести?
Брагар, столица Инглизы, представлял собой хаотичный сплав древнего и современного. Город вырос на руинах древней лотакийской цивилизации, и его узкие улочки всё ещё помнили величие прошлого. Здесь высокие небоскрёбы из обсидиана возвышались над старыми храмами, чьи изъеденные временем стены были покрыты символами, смысл которых давно забылся. Голографические вывески, сияющие в тусклом свете звёзд, смешивались с ржавыми трубами и паром, вырывающимся из трещин в земле. Город жил своей жизнью, словно огромный организм, у которого каждое движение несёт скрытую угрозу.
На западе, ближе к промышленным зонам, город становился ещё более угрюмым. Здесь редкие фонари еле пробивались сквозь густую пелену смога, а переулки напоминали лабиринты. Каждый угол скрывал неизвестность, каждый звук заставлял настораживаться. Это место давно стало пристанищем для тех, кто хотел остаться невидимым. Здесь правила улиц диктовали свои законы, и лишь немногие осмеливались вступить в этот мир без должной подготовки.
Тёмный переулок в западной части города кишел жизнью, скрытой от посторонних глаз. Узкие проходы были засыпаны мусором, а тусклые огни голографических вывесок отбрасывали на стены неверные отблески. Среди этого хаоса проскользнула небольшая фигура. Её движения были быстрыми и точными — словно у маленькой тени, не оставляющей следов. Ласточка знала эти улицы как свои пять пальцев. Её тонкие ноги едва касались земли, когда она пробиралась к очередной точке встречи.
Сегодня всё шло не по плану. Пакет с информацией, который ей должны были передать, оказался слишком важным, чтобы его можно было просто спрятать. Она чувствовала, как каждый шаг приближает её к опасности. Одна ошибка, одна неверная тропинка — и те, кто охотился за ней, найдут её прежде, чем она успеет закончить задание. Шепот голосов, еле различимый вдалеке, заставил её ускорить шаг. Тени вокруг, казалось, жили своей жизнью, но Ласточка знала, что это всего лишь игра её сознания.
Ласточка остановилась у стены, её большие глаза осматривали каждую мелочь. Её слух уловил звук — шаги, приглушённые, но приближающиеся. Она глубоко вдохнула, прикоснувшись к медальону на шее — символу её клана «Теней Ночи». Это придавало ей уверенности. Медальон был тёплым от её кожи, и это напоминало о клятвах, данных ей старейшинами. «Ты — наш голос в безмолвии», — говорили они. Она сжала его сильнее.
— Ты опаздываешь, — прошептал голос из тени, и Ласточка невольно дёрнулась, не услышав его приближения.
Ласточка обернулась. Перед ней стоял Корешок, низкорослый Лотак с детским лицом и умным, но тревожным взглядом. Его огромные глаза блестели в тусклом свете, а пальцы нервно теребили край его серого плаща. Он выглядел так, будто ожидание стоило ему половины его нервов.
Корешок был хорошо знаком Лили Бонифер. Их пути пересеклись год назад, когда она помогала освобождать небольшую группу рабов, спрятанную в подземных шахтах на окраине Брагара. Среди освобождённых был и он — юркий, неуверенный Лотак, который едва мог взглянуть людям в глаза. Тогда Лили заметила в нём нечто особенное: несмотря на страх, он умел находить лазейки, планировать маршруты и предугадывать действия охранников.
После того случая Лили осталась для Корешка чем-то вроде легенды. Она стала его проводником в мир, где нужно было выживать не только благодаря хитрости, но и силе духа. Хотя он сам был труслив и избегал прямых конфликтов, в нём зажглась искра благодарности, которая заставила его однажды предложить помощь. Его умение собирать информацию и оставаться незамеченным оказалось незаменимым. Так он стал частью её тени — незаметным, но важным звеном в её цепочке союзников.
Теперь, глядя на Ласточку, он чувствовал то же самое, что и тогда, когда впервые встретил Лили. В её глазах была такая же решимость, такая же безграничная уверенность в своих действиях. Это напоминало ему, что иногда даже самые хрупкие фигуры могут быть сильнее любых гигантов.
— Сюда тяжело добраться, — ответила Ласточка сдержанно. Её голос звучал мягко, но в нём угадывалась сталь. Она скользнула взглядом по нему, словно оценивала, можно ли доверять ему до конца. — Ты принёс то, что обещал?
Корешок кивнул, его движения были резкими, почти рваными, как у человека, который слишком долго жил в страхе. Он вытащил из-за пазухи небольшой контейнер, покрытый тонкой плёнкой инглизского золота. Его трясущиеся пальцы передали контейнер Ласточке. На секунду их взгляды встретились — её спокойный и его тревожный.
— Здесь все данные, которые ты искала. Но, Ласточка, это слишком опасно. Если Кларион узнает… — его голос дрожал, и он осмотрелся, будто ожидая, что из-за угла вот-вот выйдут убийцы. — Они уже искали меня. Я видел их в доках. Они знали, что я что-то скрываю.
Ласточка аккуратно приняла контейнер, убирая его в поясной карман. Её лицо оставалось непроницаемым. Она медленно обвела взглядом переулок, как будто проверяя, не осталось ли здесь чего-то, чего она не заметила сразу.
— Я знаю, — коротко ответила она. — Но у нас нет выбора. Эти данные должны попасть во Владивосток. Ты выполнил свою часть, Корешок. Теперь иди.
Корешок замер, будто его ноги приросли к земле. Его глаза снова задвигались, и он вдруг схватил Ласточку за руку, его ладонь была влажной от волнения.
— Погоди, — его голос сорвался почти на шёпот. — Кларион усилил наблюдение. Их шпионы повсюду. Ты уверена, что сможешь добраться до своей точки?
Ласточка слегка улыбнулась, её губы тронула тень иронии. Она отвела его руку, но сделала это мягко, с почти сестринской заботой.
— Я всегда добираюсь, — ответила она. — Ты же знаешь, у меня это получается. Ты лучше подумай, как уйти из города. Эти улицы не простят тебя, если они узнают.
Корешок отпустил её руку, но его лицо не стало менее напряжённым. Он хотел что-то сказать, но в этот момент где-то вдали раздался звук взрыва. Оба замерли, их глаза встретились. Это был не просто взрыв — звук раскатывался по улицам, как гул далёкого грома, заставляя каждую тень дрогнуть.
Ночь накрыла Долину Безмолвия, словно древний саван, скрывающий её тайны от любопытных глаз. Она раскинулась бескрайним морем чёрного песка, испещрённого алыми прожилками светящихся кристаллов, которые будто шёпотом передавали друг другу давно забытые песни. Лёгкий туман стелился по земле, поднимаясь из невидимых трещин, словно дыхание самой планеты.
На горизонте мерцали далекие звёзды, но их холодный свет не мог пробиться сквозь плотное покрывало облаков, что нависали над долиной, как тяжёлое предзнаменование. Здесь, среди этой мёртвой тишины, каждое движение казалось кощунственным, а каждый звук отзывался эхом, разносившимся по горам, что окружали долину подобно кольцу стражей.
Древние скалы, изъеденные временем, возвышались, как гигантские молчаливые фигуры, охраняющие покой долины. Их тени, удлинённые лунным светом, казались живыми, будто тянулись к тем, кто осмелится пересечь эту пустошь. Ветер, завывающий в узких ущельях, приносил странные звуки — то ли шёпот, то ли стон, от которого волосы вставали дыбом.
Долина Безмолвия не была пустынной. На её поверхности, если присмотреться, можно было увидеть крохотные силуэты существ, что двигались между камнями. Этих созданий нельзя было назвать животными в привычном смысле: они были частью этой земли, рожденные её странной, нездешней природой. Их глаза, если их можно так назвать, светились слабым голубым светом, сливаясь с кристаллами, а движения напоминали причудливую симфонию теней.
Но главной особенностью Долины была тишина. Это была не простая пустота звука, а что-то более глубокое, древнее, живое. Даже те, кто осмеливался ступить на её территорию, говорили шёпотом, будто боялись нарушить её покой. Путники утверждали, что эта тишина не просто наполняла воздух, но проникала в саму душу, вытягивая из неё слова, мысли и воспоминания, оставляя лишь глухой страх перед чем-то необъяснимым.
Эта долина была одновременно красивой и пугающей, манящей и отталкивающей. Здесь, под покровом ночи, оживали легенды и мифы, которые веками передавались среди жителей Инглизы. Но сегодня долина была больше, чем просто древнее место. Сегодня она была готова стать полем битвы, чьё эхо разнесётся по всей галактике.
Легенды о Долине Безмолвия были столь же древними, как и сами лотаки. Давным-давно, когда их цивилизация только зарождалась, эта земля была известна как Каар’Тайш — место великих откровений и непреодолимых испытаний. По преданиям, здесь встречались Древние — первые обитатели Инглизы, существа, обладавшие силой, способной изменить саму ткань реальности.
Долина была их священным местом, храмом под открытым небом, где небеса, как говорили, соприкасались с землёй. Но что-то произошло. То, что не смогли объяснить ни легенды, ни мифы. Лотаки утверждали, что однажды Древние попытались познать неизведанное, прикоснуться к самому источнику жизни — и допустили фатальную ошибку. Долину сотряс мощный взрыв, разорвавший землю на части и оставивший глубокие шрамы. Отголоски этого события остались в виде трещин, из которых даже сейчас поднимается густой ядовитый туман.
После этого тишина, абсолютная и гнетущая, окутала эти земли, как вечное проклятие. Считалось, что эта тишина — не просто отсутствие звука, а крик, замерзший во времени. В ней слышатся голоса тех, кто погиб здесь в тот роковой день.
Лотаки, которые осмеливались зайти в долину, говорили, что их мысли становились чужими. Внутренние страхи оживали, а забытые грехи всплывали из глубин сознания. Никто не возвращался из Долины прежним. Многие теряли разум, а те, кто возвращался, никогда не говорили о том, что видели.
Для многих долина стала символом того, что случается, когда разум пытается постичь то, что должно оставаться непостижимым. Её называли местом, где боги отвернулись от своих творений.
Но не все лотаки боялись Долины. Были и те, кто видел в ней не проклятие, а мощный источник силы. Они верили, что именно здесь можно найти ответы на вопросы о происхождении Вселенной и своей роли в ней. Именно поэтому Долина Безмолвия всегда оставалась в центре мифов и споров.
Сегодня, спустя столетия, долина вновь привлекала внимание. Но теперь она была не местом поклонения, а ареной, на которой готовилось нечто ужасное. В темноте её пустошей прятались фигуры, чьи намерения были куда более зловещими, чем любые легенды.
Темноту Долины разрезали яркие лучи фар, вырывающие из тьмы силуэты древних скал. Рёв двигателя разносился эхом, казалось, что сама земля вибрировала от этого звука. Пустынный багги Рикарда мчался вперёд, словно вызов самой тишине.
Рикард крепко сжимал руль металлической рукой. Её золотые пальцы слегка поблёскивали в отражении приборной панели. Его взгляд был сосредоточен на базе, что непокорно стояла вдали, а тень шляпы скрывала лицо. Он молчал, но напряжение ощущалось в каждом движении.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — Лили сидела рядом, её голубые глаза внимательно наблюдали за пейзажем, который мелькал за окнами. В её руках блестел лазерный пистолет, а тонкие пальцы уже привычно касались триггера.
— У нас нет другого выбора, — ответил Рикард. Его голос звучал спокойно, но в нём угадывалась твёрдость. — Они должны подумать, что мы не боимся. Пусть видят нас. Пусть подумают, что это всё.
Лили усмехнулась.
— А за нашими спинами…
— Да, — коротко бросил Рикард, и на миг его взгляд переместился в зеркало заднего вида.
Там, в свете фар, едва заметно мелькали тени. Силуэты двигались с такой грацией и бесшумностью, что даже ветер не улавливал их присутствия. Это были воины клана «Теней Ночи». Они двигались, как призраки, сливаясь с тьмой Долины. Каждый их шаг был выверен, каждое движение было частью общего плана.
Багги рванул вперёд, огибая скальные выступы. Двигатель ревел, выплёвывая клубы дыма, а песок поднимался облаками, будто сама земля протестовала против их присутствия.
Вдалеке показались первые огни базы. Массивные металлические ворота возвышались на фоне чёрного неба, обрамлённые шипами и грубыми укреплениями. База террористов выглядела как живое воплощение угрозы: из каждой башни торчали стволы пулемётов, а по периметру бегали вооружённые лотаки.
Рикард открыл глаза, ослеплённый ярким светом. Он сидел на лавке посреди площади, где играли дети. Башни обсидиана отражали сияющее небо, и их зеркальные стены казались входами в другой мир. Вдалеке звучала спокойная музыка, дополняя картину идиллии.
— Что за... — пробормотал он, оглядываясь вокруг.
Воздух был свеж и лёгок, в нём витал аромат цветущих деревьев, растущих вдоль улиц. Прохожие — лотаки и люди — беседовали, как давние друзья, делились улыбками и смеялись.
Рядом послышался голос.
— Ты видишь это? — Лили стояла у фонтана, её светлые волосы блестели в солнечных лучах. Её лицо выражало смешанное чувство удивления и подозрения.
Рикард поднялся, с трудом отводя взгляд от идеальной картины перед собой.
— Брагар? — произнёс он, нахмурившись. — Это не может быть Брагар.
Лили медленно обошла фонтан, её взгляд скользил по чистым улицам.
— Я помню этот город другим. Грязным. Полным страха.
К ним подошла группа людей. Они улыбались, словно видели старых знакомых.
— Спасибо вам! — сказал один из них, склонив голову в уважении. — Вы спасли нас.
Лили удивлённо посмотрела на Рикарда, но он лишь сжал металлические пальцы своей руки, будто стараясь сохранить контроль над собой.
— Всё это... слишком хорошо, чтобы быть правдой, — произнёс он, тихо обращаясь к Лили.
Она кивнула, но в её глазах всё ещё горело сомнение.
Они шли по широкой улице, вымощенной гладким камнем, перелевающиеся под солнечными лучами, словно его поверхность была усыпана мельчайшими звёздами. Над головами, на высоте, кружились дроны, их движение было настолько плавным, что они скорее напоминали птиц, чем машины.
На одной из площадей стояла группа музыкантов. Их инструменты, казалось, были созданы из светящихся кристаллов. Каждый звук был чистым и глубоким, заполняя пространство вокруг и создавая ощущение умиротворения. Мелодия проникала в душу, заставляя забыть обо всём.
— Слишком идеально, — пробормотал Рикард, его глаза искали хоть что-то, что нарушало бы этот порядок.
Лили остановилась перед огромным экраном на стене одного из небоскрёбов. На экране демонстрировались новости, но голос диктора был необычайно мягким, словно убаюкивал.
— Сегодняшний день стал ещё одним шагом к процветанию, — произносил диктор. — Благодаря Рикарду Хартену и Лили Бонифер мир достиг нового уровня гармонии.
Лили перевела взгляд на Рикарда.
— Они знают наши имена. Почему?
Рикард скрестил руки на груди.
— Потому что это не настоящий мир.
Рядом с ними раздался звонкий детский смех. Пара лотаковских детей играла в старинную игру с мячом, а их родители наблюдали за ними с теплотой в глазах. Один из детей помахал Лили, его лицо сияло радостью.
— Ты спасла нас, — сказал он высоким, чистым голосом, словно повторял хорошо выученную фразу.
Лили замерла, её сердце на мгновение дрогнуло.
— Я знаю тебя? — спросила она, но мальчик лишь рассмеялся и побежал обратно к своим друзьям.
— Это неправильно, — сказала она, обращаясь к Рикарду. Её взгляд был настороженным, но в глубине глаз светилась растерянность.
— Они пытаются нас успокоить, — ответил он, не сводя глаз с каждого движения прохожих.
На противоположной стороне улицы группа лотаков села за столики, покрытые белоснежными скатертями. Они смеялись и пили из кувшинов, наполненных сверкающим инглизским элем.
— Всё это выглядит так... — Лили замолчала, подбирая слова. — Так идеально, что даже раздражает.
— Ты наконец заметила? — спросил Рикард, указывая на одно из окон кафе.
За стеклом было видно отражение человека. Но когда Лили обернулась, чтобы посмотреть на него напрямую, там никого не оказалось.
— Здесь что-то не так, — пробормотал он.
Его взгляд снова упал на прохожих. Теперь он замечал странности: одни и те же лица мелькали в разных местах. Один и тот же мужчина поднимал руку в приветствии на разных улицах, а женщина с детьми пересекала площадь снова и снова.
Лили присела на лавку и закрыла глаза.
— У меня ощущение, что я видела это раньше, — прошептала она.
— Это не твоё ощущение, Лили, — сказал Рикард, садясь рядом. — Это их работа. Они хотят, чтобы ты в это поверила. — Они двигаются слишком синхронно, словно куклы на нитях.
В этот момент мимо прошла женщина в ярком платье. Её лицо, казалось, сияло от счастья, но когда она посмотрела на Рикарда, её улыбка застыла. Её глаза были пустыми, безжизненными, как у манекена.
— Здесь кто-то есть, — вдруг сказала Лили, заметив знакомую фигуру в толпе.
Среди гуляющих мелькнуло лицо, которое она не могла забыть. Ласточка. Девочка была одета в чистую белую тунику, и её волосы казались такими же блестящими, как светящиеся кристаллы долины.
— Ласточка! — позвала Лили, бросившись за ней.
Рикард попытался остановить её, но она была слишком быстра. Лили вбежала в переулок, куда исчезла девочка, но, достигнув конца, увидела лишь пустую улицу.
— Где ты? — прошептала она, её голос дрожал.
Вдруг за спиной Лили раздался голос.
— Ты спасла нас.
Она обернулась и увидела Ласточку. Девочка стояла в нескольких шагах, её глаза смотрели прямо сквозь Лили.
— Это неправда, — сказала Лили, шагнув ближе.
Но Ласточка снова повторила:
— Ты спасла нас.
Её лицо не выражало ничего, кроме искусственной улыбки. Внезапно её фигура дрогнула и растаяла, словно мираж.
Лили вернулась к Рикарду, её лицо было напряжённым.
— Они играют с нами. Используют наши воспоминания, чтобы удержать нас здесь.
Рикард коротко кивнул, его взгляд всё время скользил по лицам прохожих. Вдруг он остановился, словно увидел что-то необычное.
— Это невозможно… — произнёс он, глядя в толпу.
Среди прохожих он заметил фигуру, которая была пугающе знакома. Мужчина в серой шляпе и с золотыми пальцами. Это был он сам, но этот двойник двигался с пугающей точностью, копируя его шаги и жесты.
Корешок торопливо пробирался через густой лотакский лес, постоянно оглядываясь через плечо. Его маленькая, юркая фигура была почти незаметна среди причудливо изогнутых деревьев, чьи ветви образовывали естественные арки над его головой. Ветер шептал среди листвы, а далекие крики ночных существ заставляли его сердце биться быстрее.
— Они уехали... Уехали в долину, — пробормотал он, осматриваясь. — Но это ещё не значит, что я в безопасности.
Его взгляд метался от одного куста к другому, словно он ожидал, что из густой тени появится враг. Лесные тропинки, извивающиеся, как змеи, казались ему коридорами ловушки, но он продолжал двигаться вперёд. Наконец, он добрался до огромного дерева, чей ствол был таким толстым, что его не могли бы обхватить и пять лотаков. Это был дуб, один из древнейших на Инглизе, и, как знали только немногие, он скрывал в себе тайну.
Корешок наклонился, его руки с ловкостью давно отработанного жеста начали разгребать траву и мох у подножия дерева. Его маленькие пальцы нащупали гладкую панель, скрытую под слоем листвы.
— Никто не знает, где я. Никто… — шептал он, пытаясь успокоить себя.
Введя длинную последовательность символов на маленькой панели, Корешок услышал тихий щелчок. Ствол дерева чуть дрогнул, и в его основании медленно открылась узкая, но крепкая дверь, освещённая мягким зелёным светом.
— Дом, сладкий дом, — пробормотал он, прежде чем шагнуть внутрь.
Дверь закрылась за ним с тихим шипением, отрезав звуки леса. Внутри всё было просто, но уютно. Жилище Корешка напоминало сочетание природного уюта и технологической утончённости.
Стены были покрыты слоем древесной коры, в которую искусно вплетались металлические вставки с экранчиками и панелями управления. На одной из стен висели карты — сложные схемы Брагара и окружающих его земель, покрытые мелкими пометками. На другой — коллекция старинных книг и голографических записей, которые Корешок собирал годами.
— Всё на месте, — сказал он сам себе, пробегая глазами по полкам.
Он подошёл к небольшому столу, на котором лежал массивный голографический проектор. Включив его, он начал быстро просматривать собранную информацию. Синие линии засветились в воздухе, создавая трёхмерную карту базы Риггика Креттоса.
— Пока они заняты Долиной Безмолвия… Я должен выяснить, что они на самом деле планируют, — прошептал он, теребя край своего плаща.
Но внезапно Корешок замер. Его острые уши уловили слабый звук — почти неразличимый шорох за стенами.
— Кто там? — прохрипел он, его голос дрожал.
Он медленно подошёл к панели слежения, встроенной в стену. Маленький экран высветил лесную тропу снаружи, но на первый взгляд там никого не было.
— Может, просто ветер… — сказал он, но в его голосе звучали сомнения.
Он вернулся к проектору, его руки быстро вводили команды. Но тревога в его глазах не исчезала.
Корешок ещё раз всмотрелся в экран панели слежения, но лес за пределами его укрытия оставался неподвижным. Однако звук… он становился всё отчётливее. Это не был обычный шум ветра или шелест листьев. Это был плач — громкий, надрывный, почти пронзительный, от которого у Корешка побежали мурашки.
— Кто же это, в конце концов? — прошептал он, стиснув зубы.
Его ладони вспотели, когда он, выключив проектор, скользнул к скрытому выходу с другой стороны убежища. Маленькая лестница, вырубленная прямо в древесине, вела вверх, к тайному наблюдательному окну.
Корешок осторожно выглянул наружу, его глаза быстро приспособились к слабому свету ночного леса. Вдалеке, между двумя массивными корнями другого дерева, он заметил фигуру. Это был лотак, стоящий на коленях. Его плечи подрагивали, и он держался за голову, издавая громкие всхлипы.
— Что ещё за ерунда? — пробормотал Корешок, но внутри почувствовал необъяснимую тревогу.
Плачущий лотак был одет в лохмотья, его лицо скрывали спутанные волосы, а тело казалось истощённым. Он сидел, качаясь из стороны в сторону, словно был в трансе. Его рыдания разносились по лесу, эхом ударяясь о деревья.
— Великая Скала Бакко… Почему я? Почему ты отвернулся от меня? Почему ты последовал этому культу? — сквозь рыдания простонал он.
— Плакун, — прошептал Корешок, его глаза округлились от удивления.
Плакуны — те самые, кто верил, что очищение души происходит через слёзы. Эти странные адепты часто странствовали в одиночестве, мучая себя собственными грехами и причудливыми обрядами. Но Корешок знал: даже если они выглядят безобидно, их присутствие редко бывает случайным.
Он вернулся к панели наблюдения, чтобы убедиться, что поблизости нет других. Но лес был пуст, и лишь этот странный плач нарушал привычную тишину.
— Надо разобраться, что он здесь делает, — тихо сказал Корешок самому себе.
Осторожно отодвинув небольшую панель на двери убежища, Корешок вышел наружу. Он двигался бесшумно, словно тень, но сердце в груди билось так громко, что ему казалось, это мог услышать весь лес.
Он приблизился к лотаку, который продолжал причитать, не замечая ничего вокруг.
— Почему я? — снова всхлипнул тот. — Почему я не смог спасти их?
— Эй, — произнёс Корешок, но его голос был настолько тихим, что почти слился с шелестом листвы.
Лотак вздрогнул и резко обернулся. Его заплаканные глаза блеснули в свете луны.
— Кто ты? — выдохнул Корешок, держа дистанцию. — Почему ты здесь?
— Я… я был изгнан, — простонал тот, утирая лицо грязными руками. — Скала Бакко больше не слышит меня. Я... я проклят.
Корешок сдвинул брови, его взгляд стал настороженным.
— Ты слишком громко проклинаешь себя, — сухо заметил он. — Твой плач слышно за версту. Ты хочешь, чтобы сюда сбежались те, кого лучше не видеть?
Лотак посмотрел на него с болью в глазах.
— Пусть приходят. У меня нет ничего, что можно забрать, кроме слёз.
— А как насчёт жизни? — холодно бросил Корешок, делая шаг ближе.
Плакун всхлипнул и опустил голову.