Эхо завтрашней смерти

Глава 1: Во тьме

Восточные врата Долины Лилии.

Тёплые струи воздуха коснулись моей щеки. Приглушённые голоса и покалывание в замёрзших конечностях медленно вытягивали меня из сладкого забвения, но нарастающая головная боль не давала прийти в себя. Казалось, меня куда-то несли.

Тепло вокруг становилось всё ощутимее, пробуждая не только сознание, но и ноющую боль в теле. Будто тысячи раскалённых игл вонзались в кожу, а затем их сменял ледяной озноб. Несколько грубых рук усадили меня на пол, устланный соломой. На лодыжках защёлкнулись тяжёлые и холодные кандалы. Сквозь двоение в глазах я различил тёмные силуэты людей, метающихся в танце теней, отбрасываемых прутьями решётки. За пределами камеры, возле очага, доносились голоса, перемешанные с запахом жареного мяса, пота и гнили.

— Пришёл в себя? — пробасил грубый голос.

Я заставил себя открыть глаза, преодолевая жжение и пульсацию боли в голове. Передо мной предстала камера размером два на три метра — обшарпанная, с кандалами, рассчитанная, по всей видимости, на троих. В углу зияла дыра в полу, накрытая деревянной крышкой.

За пределами решётки располагалось около двух десятков подобных камер, часть из которых пустовала. В центре сооружения горел огонь, над которым клубился дым, устремляясь в жестяной конус, уходящий в неестественно высокий потолок. Несколько человек стояли у очага, ещё больше — за решётками. Все были в лохмотьях, но кандалы надели лишь на меня.

— Вы ко мне обращаетесь? — прохрипел я.

— «Вы ко мне обращаетесь?» — передразнил кто-то. — Слышь, капитан, глянь —аристократ у нас!

Хохот раздался отовсюду, но тут же стих, когда громкий, низкий голос у огня приказал:

— Замолчали! Кто таков?

К решётке подошёл крупный мужчина в медвежьей шкуре. Лицо его пылало краснотой, а в руках он держал глиняную чашу с чем-то горячим. Огромные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями протянули мне её, однако из-за охватившего озноба я не смог удержать посудину.

— Ну, позже, значит, — пробурчал великан, отведя чашу. — Так кто ты?

Я напрягся, пытаясь вспомнить, но голова будто упиралась в стену.

— Не знаю… — прошептал я. — Не помню.

Мужчина хмыкнул и задумчиво почесал подбородок.

— Хорошо. Отдыхай пока. Позже разберёмся.

С этими словами он ушёл, уводя за собой остальных. Камера осталась без стражи, и узники переговаривались. Голоса звучали приглушённо — не от страха, а скорее от усталости.

— Кто это был? — спросил я вслух.

Слева, из соседней камеры, раздался голос:

— Командор Дебитус.

— Тогда почему его называли капитаном?

— Да ты что, совсем не понимаешь, где оказался? — усмехнулся сосед.
Голова прояснилась, и я уже мог разглядеть детали камеры. Холод, зловонная сырость и кандалы на ногах всё больше внушали мысль о заточении.

— Не понимаю, — честно признался я.

Сосед, молодой парень с крючковатым носом и острыми глазами, ухмыльнулся.

— Черный Предел, Восточные врата… Ничего не говорит?

Я покачал головой.

— Да уж… Черный Предел — это огромная горная гряда, простирающаяся от самого юга до севера. Трудно не заметить. Между её вершинами — перевалы. Мы на одном из них, в Долине Лилии. Охраняем восточные врата, — добавил он с напускной гордостью.

— Охраняете? Изнутри камер? — удивился я.

Голос из дальнего угла усмехнулся:

— Это камеры для отбросов общества, конечный этап после суда. Вокруг тебя убийцы, насильники и воры — те, кому не место среди людей. Здесь у каждого был в свое время выбор — виселица или перевал. Добро пожаловать в ад, парень.

Прозвучавшее не вызвало во мне ни страха, ни паники. Реальность в моей голове была настолько искажена из-за утраты памяти, что попытки разобраться в происходящем приводили к состоянию отрешенности. Я не слышал тщетных попыток моего общительного соседа заговорить со мной, мельком вспоминая, как принял глиняную посуду с пересолённым куриным бульоном, когда унял дрожь. Потом я погрузился в сон без сновидений, но с постоянным ощущением тревоги и безнадежности.

Утро оказалось на удивление бодрым: я почувствовал приближение охранника ещё до того, как он открыл тяжёлую деревянную дверь тюрьмы мощным пинком. Поэтому резкий звон клинка по прутьям решётки не стал для меня болезненной неожиданностью.

«Подъём, куски дерьма!» — орал один из вчерашних надзирателей, явно получавший удовольствие от своей работы.

Двери камер отворились, и на моих лодыжках открылись оковы. С облегчением я почувствовал, как мои конечности вновь обретают легкость. Под аккомпанемент обидных оскорблений и вялых пинков нас начали выводить наружу. Через дверной проём, объятый ярким светом, медленно проходила колонна оборванцев. Застыв на пороге, я неосознанно отмахнулся от руки стражника, пытавшегося меня вытащить, затем запоздало услышал угрозы вослед.

Мир снаружи встретил меня калейдоскопом новых ощущений. Под лучами яркого солнца, за громадной каменной стеной, кипела жизнь гарнизона. Из других бараков выводили таких же молчаливых и вялых узников под бодрую ругань надзирателей. В центре плаца стройные ряды вооружённых солдат слушали неразборчивую речь командиров. Мимо нас, сопровождаемые завывающим шумом приводов, протопала группа механических големов в направлении, противоположном стене, за которой возвышались башни штаба гарнизона, где на страже стояли их не менее грозные братья. Скалистые, лишённые растительности, берега ущелья ограничивали пространство, раскрываясь словно ладони в сторону восходящего солнца. На западе они были настолько огромными, что закрывали полностью небосвод.