Эксклюзивные права на тело

Глава 1

Яхта, конечно, шикарная.

Восемьдесят пять метров китча и роскоши, но чего ещё ждать от моего босса?

Ненавижу это дорогущее корыто всей душой.

Несмотря на ровный ход, меня всегда здесь немного мутит, то ли от небольшой качки, то ли от осознания, что круго́м, куда ни глянь, вода, а я отвратительно плаваю.

Всё больше в сторону дна.

Чувство беспомощности не добавляет мне ни спокойствия, ни уверенности.

Засунув в рот очередную таблетку от укачивания, я стараюсь не подавать вида, как меня раздражают окружающие люди, не испытывающие таких трудностей. В отличие от меня, они явно наслаждаются морской прогулкой.

А мне приходится это просто терпеть.

В конце концов, будь тошнота и страх глубины моими единственными неудобствами, я бы только порадовалась. Увы, основные проблемы доставляют мне присутствующие.

Мой усталый взгляд останавливается на одном из них.

Русые слегка выгоревшие волосы, бронзовый загар, обманчивая расслабленность.

Ярослав Корельский.

Не имя, а мечта логопеда.

И сам он весь такой же неудобоваримый, сложный и опасный. Заносчивый тип, не обращающий никакого внимания на людей не своего круга. Он не испытывает к ним даже мимолётного интереса. Все вокруг – муравьишки, просто пыль под его ногами. Что уж говорить, про персонал, которым я являюсь.

Пять минут назад он сидел так близко, что моей ноги касалась льняная ткань его белых брюк. Почему-то это заставляло меня напрягаться, и когда Корельский сменил локацию, я с облегчением выдохнула.

Хотя нынешнее соседство приносит мне ещё меньше удовольствия.

Теперь рядом со мной сидит, развалившись, мой босс. Его рука заброшена на спинку дивана позади меня, и я сижу с такой прямой спиной, будто кол проглотила, лишь бы Зинин до меня не дотрагивался.

– Зря не воспользовалась моментом, – развязно тянет он, обдавая меня алкогольными парами. – Могла бы запрыгнуть к нему в койку.

Интересный факт: неважно – пьёшь ты благородные ви́на или самогонку – после третьей бутылки выхлоп будет одинаково мерзким.

– Я не думаю, что момент был подходящим, – стараясь не вдыхать сивушное амбре, нейтрально отзываюсь я.

За последние два года я научилась игнорировать его хамство, но это не значит, что внутри меня от него не корёжит.

Покрасневшее лицо в капельках пота, приблизившись к моему, заслоняет обзор, и злобные маленькие глазки буравят меня:

– Я тебя не думать нанял, Эмма, – шипит он. – Не выделывайся. Ты помнишь, что должна сделать? Помнишь? Не выполнишь, и я перестану быть добреньким. Ты же понимаешь, о чём я говорю?

– Да, Пётр Евгеньевич, я всё помню, – держу себя в руках, ни один мускул не дрожит на моём лице, хотя мне и страшно, и противно. Однако, если показать Зинину эмоции, он продолжит их провоцировать, поэтому я только сжимаю сильнее руки в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

Больной ублюдок. Знает, что я у него на крючке, и упивается этим.

– То-то же, – хмыкает он и к моему облегчению отчаливает к гостям.

Его я тоже ненавижу.

И из этой ловушки нет выхода.

Провожаю взглядом некогда спортивную, но уже обрюзгшую фигуру босса. Рядом с Корельским он выглядит, прямо скажем, неказисто. Морщусь, когда на Зинине виснут две девицы в бикини. Как же пошло.

Эта прогулка – по сути, деловая встреча без галстуков, переходящая в отмечание удачной сделки. К чему здесь продажные девки? Сейчас вроде не девяностые.

Корельский тоже не один, но его дама на эскортницу не тянет.

Элегантная молодая женщина. Ольга, кажется. Но вряд ли их связывает что-то серьёзнее, чем роль многоразовой куклы. Я уже видела такой взгляд, как у неё.

Что примечательно, тот взгляд был тоже направлен на Корельского.

Мы встречались прежде всего один раз. Мельком. Где-то год назад я привозила документы Зинину в ресторан. Холеная красавица с безнадёжной тоской пожирала глазами Ярослава. Жаль её. Такие, как он, не влюбляются. Корельский – машина. Им руководит лишь холодный расчёт. Видимо, вместе с миллиардами у подобных людей вместо сердца появляется золотой слиток.

Хлопо́к пробки, вылетевшей из горлышка бутылки шампанского, врывается в мои мысли. Господи, когда уже всё закончится?

Им всем весело, а я, мучаясь дурнотой, парюсь в костюме-тройке застёгнутая на все пуговицы.

Да-да. Лето, жара, яхта, а я при полном офисном дресс-коде, даже в тонких чулках, чтобы не светить голыми коленями. Со строгой причёске волосок к волоску. Минимум макияжа. Ещё не хватало, чтобы меня перепутали с эскортницами. Да и лишний раз привлекать к себе внимание со стороны босса чревато.

Подставляя лицо слабому вечернему ветерку, я дожидаюсь, когда наконец все уйдут на другую палубу, и спускаюсь в каюту.

Ладони противно липкие, и знобит.

Мне страшно.

Глава 2

Парализованная ужасом, я даже не могу пошевелиться, чтобы воспротивиться рукам, ласкающим меня сквозь бельё.

Что мне делать?

Если я подам голос, он всё поймёт.

Если промолчу, меня поимеют. И боюсь, Корельский тогда точно сообразит, что его навестила не девица для досуга.

Я вообще ничего не умею.

Я, чёрт побери, в свои двадцать пять до сих пор девственница. И часто об этом сожалею. Но сейчас как никогда прежде.

Я застыла в жадных руках, буквально окаменела.

Корельский же не задаётся никакими вопросами, он действует. Его не волнует, зачем девица припёрлась к нему в каюту, раз он приехал со своей девушкой. Может, привык, что женщины сами падают к его ногам, а может, просто я удачно подвернулась. Но он совершенно точно не настроен хранить верность своей даме. Даже неопытная я понимаю это. Слишком чёткий ориентир крепнет, упираясь мне в живот.

А ещё, кажется, Корельского не устраивает моя пассивность, потому что, почувствовав, что я почти не реагирую, он меняет тактику.

Поцелуй становится мягче, мужские руки под уже вытащенной из юбки рубашкой, погладив мне спину, рывком разворачивают меня лицом к двери и, задрав непослушную юбку, сразу ныряют в трусики.

У меня перехватывает дыхание. Я задыхаюсь.

Сердцебиение на максимуме. Прижатой к дверному полотну щекой я чувствую свой пульс. А Корельский кончиками пальцев знакомится с моим выбритым лобком.

И он тоже неравнодушен к тому, что происходит.

Его дыхание опаляет мне ухо, мурашки расползаются по телу, будто разнося какую-то инфекцию, потому что по ощущениям, у меня поднимается температура, хотя в животе я чувствую тяжёлый холодный ком.

Сознание начинает плыть.

В этой тёмной тишине, нарушаемой только шорохом одежды и прерывистыми вздохами, я, наверное, на стрессе начинаю испытывать что-то подобное тому, что описывают в книгах.

И когда я уже почти смиряюсь со своей участью, горячий шёпот в ухо словно швыряет меня с высоты вниз на землю:

– И как далеко ты готова зайти, Эмма?

Первый шок я испытываю, оттого что он запомнил моё имя, и только потом я осознаю, что именно говорит Корельский.

Он меня узнал!

Хотя о чём это я… Единственный человек не в пляжном на корабле – я.

Самое невероятное, Корельский не останавливается. Он цинично продолжает свои ласки. Его пальцы уже сдвинули бюстгальтер и мнут оголённую грудь, которая позорно откликается торчащими сосками. Другая рука рисует узоры на венерином холме. Попкой я чувствую, что Корельский готов всё перевести к завершающей стадии. Если что, мы даже до кровати не дойдём.

Уши горят огнём.

Господи!

Одно дело – позволить что-то смелое, оставаясь инкогнито, и совсем другое – когда этот человек знает, кто я. А ведь мне, возможно, придётся видеться с ним и дальше на встречах Зинина.

Если я, конечно, останусь при должности после такого провала.

Честно говоря, я догадываюсь, после всего меня уволят с волчьим билетом, и Зинин устроит мне то, что обещал.

На секунду у меня брезжит ранящая самолюбие, но спасительная надежда, что Корельский думает, будто я настолько сошла от него с ума, что решила предложить себя так откровенно.

Но всё оказывается намного хуже.

– Что он попросил тебя сделать, Эмма?

Пальцы в трусиках уже поглаживают сомкнутые половые губы.

Кончик языка чертит дорожку вдоль шеи.

– Молчишь? Зря. Пока твой рот не занят, есть шанс договориться…

Рот? Не занят? Что?

Неужели он хочет, чтобы я…

Я выбираю переговоры!

– Какой шанс? – еле выговариваю я, потому что, как обычно, в стрессовых ситуациях, голос меня не слушается.

– Зачем Зинин прислал тебя. Вряд ли ради этого, – на этих словах один из пальцев раздвигает мои складочки, заставляя меня волноваться.

– Н-нет… – совсем сипну я. – Он…

И как назло, голос отказывает мне.

Я в панике. Боюсь, что Корельский отсутствие ответа воспримет, как отказ сотрудничать, но он неожиданно отпускает меня. Я торопливо разворачиваюсь к нему лицом.

Секунда, и как в моих страхах зажигается свет.

Я беспомощно щурюсь и моргаю, пытаясь привыкнуть к свету, стоя перед Ярославом Корельским в совершенно непотребном виде. Юбка задрана на бёдра, демонстрируя не только резинку чулка, но и треугольник трусиков. Рубашка вытащена наружу и съехала с одного плеча, в вороте видно слишком много обнажённой груди.

– Эмма, – говорит Корельский, слегка насмешливо, но с хрипотцой, говорящей о том, что сексуальное желание его ещё не отпусти. – У тебя даже нет слов. Забавно.

Затравленно смотрю в суровое лицо.

Он, конечно, намного красивее моего босса, но вряд ли человечнее. Среда не та. Тут филантропы не выживают.

Глава 3

Предложение?

Я пытаюсь сглотнуть ком в горле, но ничего не выходит.

Не знаю, для кого и что складывается замечательно, но я почти на сто процентов уверена, что мне сделка будет не по вкусу.

Только вот не в моём положении размышлять о выгоде, тут бы ноги унести.

Заметив у меня на лице проскользнувшее сомнение, Корельский усмехается:

– Уверяю. Тебе понравится. Даже думаю, что ты удовольствия получишь больше, чем я, – он делает приглашающий жест. – Ты садись, Эмма. К чему стоять босой на пороге, когда мы только что были так близки.

Корельский явно напоминает о том, где совсем недавно побывали его руки.

От стыда я готова провалиться сквозь землю. В особенности из-за того, что в конце этой позорной сцены, я выдала, что происходящее мне не противно.

О нет! Я не потеряла голову от страсти и не возбудилась полноценно, хотя Корельский сделал для этого всё. Может, темперамент у меня такой. А может, сказывается моя неопытность. Не знаю. Я устала думать, что со мной не так.

А что-то определённо было не в порядке. В двадцать пять оставаться девственницей без всяких на то причин крайне странно.

Зато сейчас в неподходящих обстоятельствах и с неправильным человеком, женщина во мне если и не проснулась окончательно, то как минимум зевнула и протёрла глаза.

И Корельский это понял. Почувствовал.

Меня выдал язык тела.

Чёрт!

Он вальяжно подходит к столу и, ухватив один из графинов, предлагает:

– Тебе налить?

– Спасибо, я не пью, – шёпотом отказываюсь я.

Горло неохотно издаёт звуки, но хоть что-то. Вероятно, проблеск случается от облегчения, что меня сейчас не выкинут за борт в лучших традициях криминальных фильмов.

Шарю глазами по каюте в поисках сидячего места, потому что колени меня и вправду подводят, но со стульями в каюте напряг. Их два. Один занят кофром с ноутбуком, на другом расправлено полотенце. Остаётся лишь одно посадочное место.

Корельский, прекрасно понимая причину моего смущения, щедро добавляет мне дискомфорта:

– Кровать в твоём распоряжении, – двусмысленно приглашает он.

На подгибающихся ногах под пристальным взглядом, как под дулом пистолета, я пересекаю каюту и усаживаюсь на самый краешек широкой постели. Мне неуютно.

Корельский же со стаканом в руке подходит ко мне и встаёт напротив, широко расставив ноги. Чтобы не пялиться ему на ширинку, я вскидываю глаза на его лицо.

Вопреки ожиданиям, он не смотрит на меня торжествующе, не упивается моим затравленным видом. Вот Зинин не упустил бы возможности поиздеваться.

Корельский не отводит глаз. Он делает глоток, и взгляд его скользит по мне от макушки до колен. Трудно сказать, что происходит в его голове. Как и все прочие в этом кругу, Корельский прекрасно умеет контролировать лицо. Вечный покерфейс.

– Кто бы мог подумать, что такая правильная на вид барышня имеет преступные наклонности, – хмыкает он, делая ещё глоток. – Яблочко от яблоньки?

У меня всё холодеет внутри.

Он знает?

Всё совсем плохо.

Очень хочется ткнуть его фразой: «По себе судите?», но я не настолько смелая.

– Что вы от меня хотите? – проталкиваю сиплые слова сквозь горло.

– Я знаю, зачем ты здесь. И предлагаю позволить тебе это сделать, – Корельский кивает в сторону ноутбука.

Господи, я опять вляпалась. Да так, что из этих сточных вод не выплыть.

– Из меня не получится двойной агент, – поджимаю я губы.

Свободной рукой Корельский подцепляет прядь моих волос и пропускает их через пальцы.

– Это точно. Но и не нужно. Просто выполни своё задание.

Маховик мыслей набирает обороты. Наверное, глядя в мои остекленевшие глаза, Корельский думает, что я совсем тупенькая, но я пытаюсь понять, что происходит.

Если я откажусь, что он сделает? Просто отпустит меня? Вряд ли. Тогда будут разборки с Зининым, и мне будет очень плохо. И потому что провалилась, и потому что отношения с Корельским определённо испортятся.

Если соглашусь, ещё один человек будет держать меня на крючке.

Знаем. Проходили.

– Если таков был ваш план – не мешать мне, зачем вы здесь? – задаю я самый насущный вопрос. – Могли бы дать мне такую возможность, спокойно попивая шампанское на палубе.

В глазах Корельского на секунду вспыхивает опасный блеск.

– Я зашёл переодеться.

Я скептически оглядываю с головы до ног. Он по-прежнему в белом льняном костюме. Когда я пришла, в каюте было темно и тихо. Хочет сказать, что всегда так делает?

Странные, пугающие игры.

Корельский понимает, что я ему не поверила, но никак не комментирует.

– Какая вам от этого польза?

Глава 4

Вернувшись в свою каюту, я понимаю, что ни за что не пойду обратно к гостям Зинина.

Меня тошнит от страха, и я не готова снова встречаться с Корельским.

Принимаю снотворное, чтобы поскорее заснуть, но мысли кружатся хороводом, раз за разом возвращаясь к тому, что произошло.

Слишком много всего для меня одной за какие-то полчаса.

Да уж. Не зря говорят, что Корельский – ас шоковых стратегий. Я до сих пор не могу взять себя в руки. То, как стремительно всё произошло, как он меня дезориентировал, надавив на все болевые точки: мою ненависть к Зинину, мою тайну, мою неопытность…

Будто Корельский знал обо мне всё. Больше, чем кто-либо.

Чёрт.

Надо успокоиться.

Он, конечно, прожжённый манипулятор, но я его уже демонизирую.

Я для него – всего лишь незначительная персона, которой он легко пожертвует. Забудет обо мне, как только добьётся своего. Мне остаётся надеяться на это и на то, что моё хоть и не совсем добровольное участие в этом не всплывёт.

Сейчас, на расстоянии от Корельского, я понимаю, что с самого момента моего появления в каюте его поведение было продиктовано желанием выбить у меня почву из-под ног. Однако как цинично.

Интересно, а он зашёл бы дальше?

Господи, в его глазах я, наверное, невозможно жалкая. Да и плевать!

Но когда я думаю о том, что Корельский себе позволил, мигрень набирает обороты.

«Яблочко от яблоньки»…

Нет… Это было бы уже слишком. Ярослав не может знать.

Наверное, он имел в виду моего босса. Типа мы тут все одной масти.

И эта мысль тоже кажется мне отвратительной. Быть похожей на Зинина – что может быть более гадким?

Даже зашторив иллюминатор, я верчусь на постели ещё очень долго, и в итоге, когда срабатывает утренний будильник, я чувствую себя свежевыкопанным зомби. Снотворное всё ещё работает, и глаза будто засыпаны песком. Голова по-прежнему трещит, и мне хочется всех убить.

Кое-как собираю себя по кускам и затягиваю тело в привычный костюм. Не тот, вчерашний. На него я даже смотреть не могу. Вспоминаю, как меня касались властные мужские руки, и догадываюсь, что могла переступить через себя. Да из страха. Но всё же. Я бы отдалась. И это понимание как острый нож.

Стрелки на наручных часиках говорят, что ещё только начало седьмого, и все спят после ночной гулянки, а мне надо утрясти все детали возвращения в город. Уже сегодня я буду ночевать в своей постели. И, может, даже мне дадут пару выходных, и я смогу не лицезреть мерзкую рожу Зинина. Я высплюсь и хоть на какое-то время забуду вчерашний вечер как страшный сон.

С ноутбуком выползаю на палубу и тут же натыкаюсь на Корельского.

Сердце обрывается и падает куда-то вниз, дребезжит на натянутой струне.

Мой новый враг спозаранку расслабляется в шезлонге с чашечкой кофе и смартфоном в руке. Выглядит он совсем не так печально, как я. Корельский свеж, бодр и явно выспался. Утренние лучи обнимают мускулистое тело, облачённое в одни джинсы, золотят загорелый греческий профиль.

Ярослав бросает на меня мимолётный взгляд, и я тут же отворачиваюсь. Не хочу видеть эти бесчувственные и все понимающие глаза. Что ж. Меня не удостаивают ни единым словом, и я в глубине души этому рада. Если я для него отработанный материал, тем лучше.

Усевшись как можно дальше от Корельского, я погружаюсь в свои ежедневные задачи. Я чувствую внимание к себе, но каждый раз, когда я подглядываю за Ярославом из-под ресниц, он смотрит в другую сторону. Может, у меня паранойя?

Когда я уже заканчиваю подтверждать вылеты, трансфер и прочую дребедень, на палубе появляется Ольга. Она сонно хлопает глазами и кутается в махровый халат. Да, поутру на воде свежо. Я вот подумываю о том, чтобы достать плед или вообще слинять в каюту. Видимо, только Корельскому комфортно с голым торсом.

Ольга усаживается на соседний от него шезлонг и, злобно зыркнув на меня, тянется поцеловать Ярослава в щеку.

Он уклоняется:

– Ты же знаешь, я не люблю этого, – довольно равнодушно отвечает Корельский.

Мне достаётся ещё один неприязненный взгляд от Ольги.

Господи, и этой где-то насолила. Вчера же всё нормально было. Мы мило пообщались в рамках пары вежливых фраз, и всё. Или её бесит, что я стала свидетелем холодности Ярослава?

Пойду-ка я, пожалуй, отсюда.

И я линяю, потому что спутница Корельского смотрит на меня так, будто я мешаю им сексом заняться. Хотя, по-моему, мешает им отсутствие такого желания у Ярослава.

Добыв себе чашечку кофе, я пакуюсь и стуком в дверь бужу Зинина.

Посчитав свою миссию выполненной, больше не отсвечиваю. Даже к завтраку не выхожу.

И всё же, когда за Корельским приплывает катер, я вынуждена выйти попрощаться с гостями. Зинин бы заподозрил неладное, если бы я нарушила деловой этикет.

Вот и стою, стараясь контролировать лицо.

Босса отвлекла одна из его девочек, и Ярослав впервые за день со мной заговаривает.

Глава 5

– Ты чего-то хреново выглядишь? – разглядывая меня, задумчиво отвешивает комплимент Зинин.

Кто бы говорил.

У меня всего лишь круги под глазами, а он выглядит, как натуральная свинья.

Но своё мнение о его внешнем виде я оставляю при себе.

Жить хочется.

Зинин загружается в самолёт с жестоким похмельем и весь полёт накачивается вискарём, пытаясь снять головную боль, благо бизнес-класс это позволяет. Зная своего босса весьма неплохо, я лишь раз из вежливости предлагаю ему аспирин и минералку. Он, естественно, отказывается, и я затихаю на своём месте в надежде немного подремать.

Бесполезно. Нажравшись, Зинин засыпает и храпит на весь салон, усиливая мою мигрень.

И сейчас по прилёте я, скорее всего, действительно выгляжу неважно.

Я только надеюсь, что босс, вознамерившийся продолжить своё синее дело, не потащит меня с собой.

– Ладно, – кряхтит он, пытаясь стоять ровно и не заваливаться то в одну, то в другую сторону. – Письмишко я твоё получил. Можешь быть свободна до понедельника.

Благодетель ты мой! Аж целые выходные подарил.

Впервые за два месяца.

Сволочь.

– Спасибо, Пётр Евгеньевич, – отвечаю я.

А что я ещё могу сказать?

Мне уже кажется, что из-за постоянной привычки контролировать лицо и голос я превращаюсь в каменного идола.

Передав босса с рук на руки его шоферу, я быстро вызываю такси, пока Зинин не передумал. С меня на сегодня точно хватит. Моя ненависть к боссу зашкаливает настолько, что я в какой-то момент жалею, что не улетела с Корельским.

Его персональный суперджет доставил бы нас в город значительно быстрее, и я почти уверена, что Ярослав не напился бы до зелёных чертей.

Но эти мысли – лишь секундная слабость.

Корельский ничем не лучше Зинина. Стоит только вспомнить, как чётко он меня отработал, загнав в ловушку. С особым цинизмом. Да ещё и не постеснялся предложить мне уехать с ним на глазах своей девушки. Да. Это особенно пикантно.

В самолёте я полистала один из журналов. Ольга – дочь министра МВД. Что же за человек такой Корельский, раз пренебрегает любимой дочерью столь высокопоставленного чиновника? Хотя, конечно, забавно. Дочь главного полицейского и сын бывшего, а может, и не бывшего авторитета.

Даже думать не хочу, во что бы всё вылилось, если бы Ольга пришла в каюту искать Корельского в тот момент, когда он задирал на мне юбку. Проблем бы у меня точно прибавилось.

И всё же непонятно, зачем Ярослав позвал меня с собой.

Не позлить же Зинина.

Пешка уже сделала свой ход, и теперь ей можно пожертвовать. Есть у меня неуютное чувство, что любой дальнейший шаг приведёт к удалению с доски.

Ни в жизнь не поверю, что предложение уехать с Корельским поступило, потому что ему понравилось то, что он щупал в темноте.

В голове всплывает воспоминание о стояке, упирающимся мне в живот, и на секунду становится очень горячо. И память добивает меня напоминаниями о моей ответной реакции.

Я успокаиваю внезапный прилив возбуждения.

Это всего лишь физиология. Он – здоровый мужчина, а я – нормальная женщина.

У которой никогда не было секса.

И надо бы уже что-то с этим сделать.

В конце концов, у меня есть парень, с которым мы встречаемся уже три месяца. Может, хотя бы этот не сольётся?

Я стараюсь больше не думать о том, что со мной что-то не так.

Но не понимаю.

Мужчины обращают на меня внимание, знакомятся, приходят на свидания, звонят, но потом исчезают.

Костя пока держится дольше всех. Он мне, правда, нравится, и я бы хотела встречаться с ним чаще, но чёртова работа на Зинина не даёт это делать.

Такси как раз проезжает возле кафе, в котором мы с Костей познакомились. И взгляд выхватывает знакомую фигуру, одиноко сидящую за столиком с ноутбуком. Меня это не удивляет. Костя работает где-то рядом, и часто после работы приходит сюда попить кофе.

Мы останавливаемся на светофоре, и мне видно сосредоточенный профиль.

И в голове щёлкает.

Зачем ждать и откладывать?

У меня в кои-то веки два дня выходных.

Когда ещё выпадет такая роскошь?

Я набираю Костю.

– Привет! – немного нарочито бравурно начинаю я, и тем контрастнее его ответ.

– Эм… да… привет… – мямлит он.

Занят проектом?

– Как насчёт сегодня встретиться у меня? – я со значением выделяю последние слова. – Я соскучилась.

Пауза.

– Эмма, прости… В этот раз не получится… Я в больнице. Сломал ногу.

У меня глаза лезут на лоб от такой откровенной лжи.

Глава 6

Затолкав ныне ущербный чемоданчик в прихожую, я затаскиваю внутрь и корзину.

Плотный глянцевый квадратик с от руки написанным текстом, приложенный к букету, весь в каплях воды. И они кажутся мне ядом, проникающим сквозь кожу пальцев.

«Я предупреждал. К.»

И это «К.» – явно не Костя.

По общему тону записки становится ясно, что это Корельский.

Несмотря на красоту отборных роз, чьи шелковистые упругие бутоны манят прикоснуться, у меня усиливается дурное предчувствие, не покидающее меня с того момента, как Зинин потребовал добыть нужный файл.

Господи!

Я прячу лицо в ладонях. Что им всем от меня нужно?

Когда это всё закончится?

Зачем Корельский прислал цветы? Что означает записка?

Какой смысл мне угрожать? Особенно теперь?

Застёгнутая под горло рубашка душит меня. Голова сейчас взорвётся. Пульс в висках стучит отбойным молотком. Мне нужно хоть немного поспать, иначе я сойду с ума.

Наплевав на вбитые с детства правила, я, раздеваясь на ходу и бросая одежду где попало, иду в душ. Долго стою под прохладными струями, уткнувшись лбом в гладкую плитку, но вода, стекающая по телу, не приносит облегчения напряжённому телу. Ощущение, будто каждый, даже самый маленький мускул окаменел, готовясь выдержать грядущий удар судьбы.

Уже даже не задаюсь вопросом, почему я? Почему все шишки достаются только мне? Я же всегда была такой осторожной, как можно было так вляпаться?

Я такая неудачница, что у меня везде крах: и в профессиональной сфере, и в интимной.

Мысли снова возвращаются к Косте.

Что я сделала не так? Ещё вчера мы мило разговаривали по телефону, планировали встречу, а сегодня он так подло и лживо отправляет меня на обочину.

Я умру старой девой в окружении сорока кошек.

Вполне реальная перспектива, если так посмотреть.

Наверное, уже даже не стоит и пытаться исправить ситуацию с личной жизнью. Очередной провал с каждым разом всё сильнее бьёт по самооценке и уверенности в себе.

Резко вырубив воду, вылезаю из ванной и, разглядывая себя в зеркало, стараюсь беспристрастно оценить то, что вижу.

Лет до двадцати я считала себя красивой. Вслух я, конечно, этого не произносила, чтобы не слышать от мамы: «Не задирай нос, и покрасивее найдутся». Хвалить у нас дома было не принято. И всё же, втайне от мамы я крутилась перед зеркалом и находила себя очень ничего.

И вот как я ошибалась.

Пока единственный, кто реально готов был со мной переспать, это Корельский.

Я гоню от себя воспоминания о его наглом поведении, о том, как он это делал. Уверенно, не колеблясь, задирал юбку, трогал меня там…

Чёрт!

Психанув, заворачиваюсь в банное полотенце и, оставляя мокрые следы, отправляюсь в кровать. Может, хоть сон прочистит мне мозги. Выспавшаяся я соображаю намного лучше.

Как назло, снится мне всякая муть, не очень разборчивая, но вязкая и тягостная, оплетающая меня своими путами и не позволяющая проснуться. Сначала я отказываюсь на крошечном пятачке суши посреди бескрайнего моря и паникую, что выхода нет. Эта фраза так и звучит в голове голосом Корельского. Потом оказываюсь у шезлонга, на котором лежит Ярослав. Я разглядываю мощное загорелое тело, плоский живот, длинный кривой шрам… Этот шрам снова и снова приковывает моё внимание, вызывая тревожное чувство. Вдруг картинка сменяется, и я вижу свои руки, залитые кровью, и начинаю задыхаться. В глазах темнеет на секунду. Я будто моргаю, а открыв глаза, вижу перед собой дверь, а сзади на меня наваливается Корельский, я всё ещё задыхаюсь, но уже по другой причине. Внизу живота сладко тянет, грудь наливается. Я хочу его внутри себя. Срочно. Немедленно. Иначе мне нужно будет завести сорок кошек. Просыпаюсь я на внезапно прозвучавшей во сне реплике Зинина: «Я больше не буду таким добреньким».

С колотящимся сердцем я сажусь на разворошённой постели и хватаю ртом воздух.

Это кошмар. Всего лишь кошмар.

Мне, похоже, пора к психотерапевту.

Вокруг темно, видимо, я проспала до самой ночи. Сознание ещё в тумане, но мне удаётся разобрать, что поднял меня звонок мобильного. Я долго соображаю, откуда доносится звук, и по всему выходит, что из прихожей, где я бросила все вещи.

Еле выпутавшись из влажной скомканной простыни, я, спотыкаясь, иду за телефоном. Так и есть, на полке возле вешалки светится экран, ударяя ярким светом по глазам. Капец, время три ночи. Вот это я вырубилась. Не меньше десяти часов продрыхла.

Звонит, естественно, Зинин.

Что ещё сдохло?

В это время суток он обычно или трахает шлюх, или спит, залив зенки.

Неохотно отвечаю на вызов.

– Пётр Евгеньевич, доброй ночи… – стараясь не сопеть, начинаю я, еле ворочая непослушным со сна языком.

– Ты! – визг Зинина впивается в мозг острой иглой, и было утихнувшая мигрень, возвращается. – Если я узна́ю, что это ты сделала, ты сдохнешь!

Глава 7

– Если это твоих рук дело, тебе никто не поможет, дрянь! Покалечу! Изуродую! – Зинин так орёт в трубку, что я, словно вживую, представляю, как брызгает его слюна, багровеет лицо.

– Пётр Евг…

– Только посмей рыпнуться! И ты знаешь, что я сделаю!

– Пётр Евгеньевич? Пётр Евгеньевич? – шепчу я, потому что голос опять отказывает.

Но в динамиках уже тишина. Он бросил трубку, и перезванивать ему – чистое самоубийство. Да и бессмысленно.

Мне в прямом смысле становится дурно. Тошнота накатывает волнами.

Я вовсе не настолько храбрая, чтобы идти против Зинина. Он, конечно, не такая акула, как Корельский, но та ещё пиранья, и получит огромное удовольствие, линчуя меня и руша жизнь моих близких.

Не буду врать, я много раз представляла, как размажу его. Даже разработала несколько вариантов, которые точно бы его закопали.

Но кишка тонка.

Не только собой я рискую.

И когда Корельский дал понять, что Зинину недолго осталось, а как ещё, если за тебя берутся люди подобного уровня, я в душе́ откровенно злорадствовала, хотя мне и были непонятны эти реверансы. Лично я считаю, что мой босс не заслуживает таких интеллектуальных подходов. Пулю в лоб – для него самое то. А ещё лучше вздёрнуть на верёвке.

Это крайне мерзко – желать кому-то смерти, но всего за два года работы на Зинина я видела слишком много.

Так что, да, я рада, что ему прищемили яйца. Вот только и мне это можжет выйти боком.

В какой-то степени я готова была принять удар, но не ожидала, что всё будет так быстро.

Махинация Корельского явно набирает обороты, хотя прошло меньше суток.

А я даже не представляю, вокруг и ради чего всё закручено.

Если бы моя вылазка в каюту Ярослава прошла по плану, и он не стоял за моим плечом, пока я пересылала файл, я бы непременно хоть мельком сунула туда нос, чтобы знать, что рассчитывает получить Зинин. Впрочем, я и так догадываюсь, что компромат. Но вот на кого? Неужто открыл свою зловонную пасть на Корельского? Или даже на папашу его девушки? Псих.

Хотя вряд ли имеет значение, что было в том видео.

В качестве приманки могло быть что угодно, и Зинин её заглотил.

Ошалел и потерял бдительность.

И вот теперь началось. И непохоже, что мне удастся скрыть своё участие.

«Ты можешь сейчас уехать со мной», – всплывает в голове густой баритон.

Корельский не мог не понимать, как меня подставляет. Но кто я для него? Мной можно пренебречь. Можно отдать на заклание ради своих целей, а можно трахнуть, когда подвернулась под руку.

Я вдруг соображаю, что так и стою голая в темноте прихожей, сжимая телефон в потной ладошке. Осознание того, как всё скверно, вызывает мощный приступ дурноты, и я не в силах с ним справиться. Еле успеваю добежать до туалета, и меня выворачивает, хотя почти нечем.

Голова снова раскалывается. В воспалённом мозгу пульсирует: «Бежать! Срочно бежать!». Идея неплоха, но вряд ли реализуема. Меня поймают и очень быстро. И тогда даже врать станет, мягко говоря, нецелесообразно.

Остаётся надеяться, что с Зининым расправятся раньше, чем он со мной.

Нужно тянуть время.

А для этого необходимо хорошенько продумать линию поведения.

Просто безукоризненно продумать, если я хочу выжить сама и помочь тому, кто от меня зависит.

Я плещу холодной водой в лицо, полощу рот, чтобы избавиться от мерзкого привкуса, и горько смотрю на себя в зеркало, опустив руки под ледяные струи.

Как всё дошло до такого?

Карьеры мне захотелось, видите ли. Стать белым воротничком, подняться по социальной лестнице и оставить позади муть прошлого. Умной себя возомнила.

Сестра сразу сказала, что мне нужно найти папика, благо внешние данные позволяют. Она именно так и поступила. Я же решила искать защиты и надёжности в другом месте, и что теперь?

Мы сделали такой разный выбор, и оба варианта не сыграли.

Растираю лицо полотенцем и понимаю, что мне не уснуть.

Ещё и в коридоре обо что-то больно спотыкаюсь. Щёлкаю выключателем.

Корзина с цветами.

Завязывая пояс банного халата, решаю заняться розами. Идиотизм, конечно, – расставлять цветы, когда над головой завис дамоклов меч. Но делать-то всё равно что-то нужно, иначе я сойду с ума.

На кухне с отвращением разглядываю «подарок».

Я любила розы именно такого цвета.

Раньше.

Теперь мне кажется, что я их ненавижу.

И видимо, цветы отвечают мне взаимностью.

Капля крови в тон бутонам выступает на подушечке большого пальца, когда острый шип прокалывает кожу.

Чёрт! Я думала, что предупредительности Корельского должно хватить на то, чтобы прислать более безопасный букет! Определённо этого мерзавца я тоже ненавижу.

Глава 8

Как хорошо-то, господи…

Давно я так не высыпалась. Наверное, лет сто меня не поднимал обычный солнечный луч, а не мерзкий звонок будильника. Даже удивительно, как это я не слышала все три.

Они заведены у меня и на выходные. Я живу в постоянной гонке и ни черта не успеваю. Каждый раз надеюсь, что вот в выходные займусь тем, что откладываю всю неделю. И, разумеется, не выходит.

Каждый раз, когда мне не надо на работу, я вместо запланированной с вечера зарядки и приготовления здорового завтрака, я встаю и, как зомби, двадцать минут раскачиваюсь возле кофеварки. Потом, как в детстве, стою у раковины, опустив руки под горячую воду и пытаясь проснуться, но даже утренний душ не добавляет мне энергии.

Где-то в глубине души я догадываюсь, что хотя бы один раз надо просто выспаться, и тогда, возможно, у меня появятся силы на что-то кроме стирки и глажки одежды на следующую прокля́тую неделю.

Впрочем, в последнее время и выходных не было, так что, похоже, мой организм самостоятельно принял за меня решение перезагрузиться. Страшно представить, который сейчас час, если я чувствую себя настолько отдохнувшей.

В этот миг мне так хорошо, что даже не хочется двигаться, хотя жаркий летний луч уже припекает щеку весьма ощутимо. Жесть будет, если загорит всего одна сторона лица.

Повздыхав, что не каждое пробуждение может быть таким приятным, я всё-таки открываю глаза.

И в первую секунду не могу понять, что меня так напрягает.

Тем не менее нервозность растёт по мере того, как я разглядываю свою комнату, единственную в моей однушке. Мозг сигнализирует, что что-то не так.

И до меня, наконец, доходит.

Шторы.

Они задёрнуты.

Не до конца, и сквозь щель между портьерами проникает тот самый лучик, который меня разбудил.

Я никогда, никогда не задёргиваю шторы.

Это непринципиальный момент, просто мне никогда не приходило в голову это делать. И уж точно я не стала бы заботиться о шторах, когда в моей жизни творится такое…

Такое!

Воспоминания о прошедших сутках наваливаются на меня и погребают под собой паникой, как сошедшая с гор лавина.

Я подскакиваю на постели, отчего в голове всё немного плывёт.

Всё не так. Так не должно быть.

Вчера после звонка Зинина я занималась цветами, и последнее, что я помню, – таящий перед глазами холодильник. Я должна была очнуться на кухне!

Вскакиваю и ошалело оглядываюсь. Потом несусь в коридор. Затем на кухню.

И в полном шоке опускаюсь на табуретку.

Этого не может быть.

Разбросанные вещи аккуратно сложены на стуле. Розы, с которыми я не закончила ночью, обрезаны и стоят в вазах на кухне и в комнате.

В голове стучат молоточки. Ощущение, что тяжёлый пряный аромат роз ядом проникает в поры и парализует.

Я сошла с ума, раз не помню, как всё это делала? Или…

Боже… Я снова подрываюсь в прихожую.

Телефон на беззвучном режиме. Даже вибрация отключена.

Здесь кто-то был. Теперь я понимаю, что моя внезапная отключка вряд ли связана с усталостью и стрессом. Я холодею.

У меня же и паспорт в сумке! И банковские карты!

Проверяю, но всё на месте.

И даже кое-что лишнее!

Я отчётливо помню, как разорвала визитку Корельского, но она целёхонькая торчит из внутреннего кармана сумки. Ничтоже сумняшеся, я заглядываю в мусорное ведро. Так и есть клочки чёрного картона вперемешку с обрезками стеблей.

Это его рук дело? Корельского?

Тогда вряд ли его заинтересуют мои документы и скромные сбережения.

Ужас другого рода заполняет меня.

Со мной могли сделать что угодно!

Я по-прежнему в банном халате на голое тело, но ведь это ни о чём не говорит! Я же не сама добралась до постели и ничего не почувствовала.

Разумеется, я не трясусь над своей невинностью, но я бы хотела знать, с кем у меня первый раз. По ощущениям, я в порядке, но откуда мне вообще знать, как чувствует себя женщина наутро после секса?

Вряд ли сам Корельский вломился в мою квартиру, чтобы потаскать меня на руках, и уж точно я не интересую его в качестве сексуального объекта.

Произошедшее на яхте – незначительная мелочь. Обычная физиология. Такие, как Ярослав, не испытывают недостатка в женщинах.

Хотя тогда мне на секунду показалось, что он тоже потерял контроль.

И всё же. Миллиардер, которого обсуждают на каждом светском приёме, у меня на кухне? Бред.

Он кого-то прислал?

Но зачем?

Для чего?

И ведь это спланированная акция. Розы, какая-то отрава… Если бы хотели влезть ко мне домой, это было проще сделать, пока я была на яхте.

Глава 9

Корельский берёт трубку сразу.

Я даже не успеваю сообразить, с чего начать этот непонятный разговор.

– Эмма?

Мысли путаются, не могу подобрать слова. Слишком много вопросов.

– Эмма, я слушаю, – голос очень настойчивый с напряжёнными нотками, они добавляют мне нервозности.

И в итоге я сама звучу, как последняя истеричка:

– Что происходит? – немного визгливо и громче, чем собиралась, спрашиваю я. И куда делась моя хвалёная сдержанность?

– Конкретнее, – требует Корельский, будто не понимает причины моего психоза.

На заднем фоне слышны уличный шум и автомобильные гудки.

– К чему эти угрозы? – с трудом взяв себя в руки, я формулирую претензию.

– Какие угрозы? Не понимаю, о чём ты говоришь.

Не понимает он. Мерзавец.

– Цветы. Записка.

Мне кажется, он облегчённо усмехается.

– Ах, это… Это не угроза, а, скажем так, предупреждение. Напоминание, чтобы ты не расслаблялась.

– Ваша забота не знает границ, – цежу я. – Вашими молитвами я в постоянном напряжении. Совершенно необязательно было пичкать меня отравой. Чем вы меня накачали?

– Эмма, прости за сомнительный комплимент, но ты плохо выглядела, – отмахивается Корельский. – Тебе было необходимо выспаться. Только и всего. Сон – это полезно для здоровья. Ты в курсе?

– И вы решили, что посторонние в моей квартире, пока я сплю, улучшат моё самочувствие? – меня трясёт от этого человека.

– Ты воспринимаешь всё слишком нервно. Видимо, всё-таки плохо спала.

Я срываюсь:

– И теперь вообще не смогу спать! Я больше не чувствую себя дома в безопасности!

– А ты и не в безопасности, – жёстко обрывает мю истерику Корельский. – Ты поразительно беспечна для того, кто стоит на грани. Эмма, о чём ты думала, когда решила остаться там, где замки ни к чёрту? Их пятиклассник вскроет. Все твои соседи на даче. Кричи не кричи, никто не услышит.

– Если бы не вы, мне не о чём было бы волноваться!

– Уверена? – усмехается он.

Я снова вспоминаю. «Яблочко от яблоньки».

Чёрт.

Как много он знает? Судорожно зажимаю переносицу. Во что я влипла?

Корельский же продолжает ненужную воспитательную работу:

– Или ты предпочитаешь, чтобы тебя использовали втёмную?

– Что вам от меня надо? Вы же хотели, чтобы я позвонила, так?

– Выпей кофе, Эмма. И никому не открывай дверь. Если что звони, – он не торопится ничего объяснять, и мои нервы на пределе. Играет со мной как сытый кот с мышкой.

На секунду вспоминается взгляд Корельского тогда в каюте. Он был далёк от сытости. Я заметила это мимолётом. Проскользнуло и исчезло. Голод. Лютый голод.

Или я выдаю желаемое за действительность?

Нет. Бред. Ересь.

Если бы даже Корельский хотел меня, что ему стоило взять моё тело тогда же? Я бы не пикнула. Но он не стал. Хочет ещё поиграть?

Ой, Эмма, что за самообман?

Ты ему не нужна. Подобными мужиками бабы не вертят. Истории про «волшебную писечку», ради которой такие, как Корельский, становятся хорошими парнями, – миф.

Ему требуется что-то другое. И я просто не понимаю, что именно.

– Эмма, ты меня слышала? Встань, включи кофеварку и умойся.

– Да идите вы! – я бросаю трубку.

Ну и зачем я позвонила? Ничего не узнала, что хотела спросить – не спросила. Корельский мастерски вывел меня из себя, и всё свелось к моим претензиям. Надо было хотя бы попытаться узнать, что он замышляет, и какую роль отвёл в этом мне.

Тянусь к кофеварке, задеваю рукавом халата сахарницу, и она падает на пол, разбиваясь на крупные черепки и рассыпая сахар по полу.

У меня подступают слёзы.

Плевать на сахарницу, я вообще не пью с сахаром, она стоит только для сестры. Но стрессу нужен выход, и я реву. Реву и пытаюсь собрать осколки.

Прокля́тый Корельский!

Да, я во многом сама виновата. Хорошие девочки, старающиеся всем помочь, всегда получают кучу проблем. Вот и я, разгребаю их уже второй год, и, похоже, не разгребу. Мне всё видится в мрачных тонах.

Я всегда старалась поступать правильно.

Это был мой пунктик.

И впервые я переступила через себя, когда Зинин потребовал этот чёртов файл с ноута Корельского. У меня не было выхода.

И теперь всё летит в бездну.

Попей кофе! Это, что, решит какие-то проблемы?

Сволочь…

Вдруг в череде мыслей мелькает одна, заставляющая меня замереть.

«Встань, включи кофеварку и умойся».

Глава 10

Твою ж мать!

Хочется швырнуть телефон об стену, хоть это и бессмысленно.

Хватит с меня разбитой сахарницы. До сих пор неподметенные полы скрипят под тапочками сахарным песком.

Инстинкты требуют бросить все и сбежать. И от Корельского, и от Зинина, и от всех последствий моих неразумных поступков.

Сбежать куда угодно, лишь бы подальше. Унести ноги, спрятаться и переждать.

Только это дохлый номер.

Кому как ни мне знать, что люди с деньгами найдут беглеца и очень быстро.

А я ещё и не то чтобы совсем свободна.

Может, всё-таки позвонить и предупредить?

Нет, пока ещё не крайний случай, а после выходок Корельского с проникновением в квартиру и слежкой, я вполне допускаю прослушку.

Роняю лицо в ладони, но предаться полновесной истерике мне не даёт звонок в дверь. В груди всё обрывается.

Сделать вид, что никого нет дома? Я ведь никого не жду.

Не включая свет в прихожей, я на цыпочках подхожу к двери и заглядываю в глазок.

С той стороны смутно видно мужскую фигуру в рубашке. Визитёр продолжает жать на звонок, просто взрывающий мне мозг дурным предчувствием.

Я стараюсь даже не дышать. Кажется, каждый мой вдох настолько оглушительный, что его слышно за дверью.

Устав трезвонить, мужчина начинает в дверь стучать.

– Эмма Станиславовна, откройте. Я ваш участковый. Эмма Станиславовна…

Участковый?

Я никогда в жизни не видела нашего участкового. Поводов не было. Я вообще смутно представляю, чем конкретно они занимаются. И что ему может от меня понадобиться.

Хоть и попранная, но всё ещё не выдранная из меня законопослушность борется с недоверием, но побеждает, когда в глазок начинают тыкать удостоверением.

Этот точно не из Зининских ребят. У Петра Евгеньевича совсем другие методы.

– Эмма Станиславовна, не хотелось бы вызывать вас в полицию…

Ещё только вызова в полицию мне не хватает для полноты кошмара.

И вряд ли это пойдёт мне на пользу, учитывая обстоятельства.

Впервые жалея, что у меня нет цепочки, я приоткрываю дверь, и в очередной раз убеждаюсь, что я дура, и оправданий мне нет никаких.

Убирая корочки в задний карман форменных брюк, мужчина делает шаг в сторону, пропуская тех, кто стоял вне зоны моей видимости.

Два молодчика заталкивают меня внутрь, а за ними, сунув купюру участковому, заходит третий.

– Эмма Станиславовна, рад, что вы настроены на сотрудничество, – скалится он.

Я не ошибаюсь в одном. Мои гости не посланцы босса.

Этого третьего я знаю.

Начальник службы безопасности одного из партнёров моего босса, весьма серьёзной фигуры. Из тех, на ком клейма ставить негде, но официально он чист перед законом. Его, разумеется, периодически пытаются на чём-то поймать, но так «старательно», что он скоро будет баллотироваться в Госдуму.

Я не знаю точно, что на него было у Зинина, но явно Пётр Евгеньевич не удержался и какой-то компромат собрал. И это явно не адюльтер и растраты, которые выплыли сегодня в интернет по другим партнёрам.

Взгляд начбеза холодный, как айсберг, и острый, как бритва, впивается в моё побледневшее лицо.

Я стискиваю полы халата, стараясь запахнуть их плотнее.

Один из громил проходит в квартиру, чтобы осмотреться. В молчании под звук надрывающегося рингтона моего мобильника, второй аккуратно прикрывает дверь и запирает на замок.

– Всё нормально, – отчитывается вернувшийся бугай, по лицу которого невозможно ничего прочитать. Интересно, он просто моральный урод, которому такая работа за счастье, или привык со временем? Каково это — быть тем, кто вламывается, запугивает, может даже, избивает женщин?

Начбез обходит меня, как неодушевлённый предмет, рассматривая насмешливо прихожую.

– Скромненько, Эмма Станиславовна, – он выглядывает в коридор, ведущий на кухню, и видит рассыпанный по полу сахар. – О, вы очень гостеприимны. Нас ждёт чаепитие. Спасибо за любезное приглашение, ­– глумится подонок.

Было затихший мобильник, снова заходится стандартной трелью.

– Что вам нужно? – хриплю я, чувствуя, что голос садится.

– Меня зовут Антон Владимирович. Нас не представляли друг другу, но, думаю, вы в курсе, кто я, – хмыкает начбез.

Тот, что осматривал квартиру, кладёт мне руку на плечо, и я шарахаюсь в сторону.

– Спокойно, Эмма, – мерзко склабится Антон Владимирович, – будешь послушной, и мы обойдёмся без рукоприкладства. А если договоримся до устраивающих меня результатов, уйдёшь живой.

Мне приходится подчиниться и последовать за рукой, толкающей меня на кухню.

Опустившись на табуретку, я едва слышным голосом переспрашиваю:

– Чего вы от меня хотите?

Глава 11

А этому что здесь нужно?

Глядя на суровое лицо, я испытываю детское желание закрыть дверь перед самым носом Корельского. И из-за явно грядущей взбучки, и просто потому, что я не хочу его видеть. Но пока я прикидываю, чем аукнется мне подобный демарш, сделать уже ничего нельзя.

Оставив охранника бдеть за лестницей, Корельский проходит внутрь, словно я его приглашала, и он здесь долгожданный гость.

Несомненно, в этот раз меня водворяют в квартиру значительно аккуратнее, нежели это сделали люди Антона Владимировича, и всё равно я бы предпочла, чтобы Корельский не приходил.

Тесня меня внутрь больши́м картонным пакетом, Ярослав так же, как и начбез, бегло оглядывает мою прихожую и со вздохом переводит взгляд на мою персону.

Меня злит то, что Корельскому явно не нравится, что он видит.

Подумайте, какая цаца!

Да, скорее всего, вся эта квартира меньше его гардеробной.

Ну, это я так думаю, у Карельского не была.

Так у меня и доходы другие. Куда уж нам до таких воротил?

Поджимаю губы. Мне нечего стыдиться. Квартира моя. Чистая, отремонтированная, и меня всё в ней устраивает. Не хватает ещё извиняться перед всякими мерзавцами за то, что я не миллиардерша.

Всё это высказываю Корельскому прямо в лицо, но лишь гневным взглядом. Голоса по-прежнему нет. До прихода Ярослава я думала, что уже через полчасика смогу разговаривать, когда успокоюсь.

Но он явился, и это сто процентов несёт мне новые стрессы.

Однажды, когда все проблемы решатся и моя жизнь станет спокойнее, я обязательно схожу к специалисту-мозгоправу и проработаю эту травму, доставшуюся мне восемь лет назад.

Сейчас ещё всё не так плохо. Раньше я могла онеметь, если меня просто неожиданно и достаточно громко кликнуть. Люди, не знающие, в чём дело, думали, что я малахольная или невоспитанная грубиянка. Слава богу, по мере того как с возрастом психика приходила в себя, и устойчивость к реакции на стресс повышалась. Я давненько уже не сталкивалась с этой своей особенностью. Но стоило остаться с Корельским наедине в той каюте, и она снова явила себя.

А после визита Антона Владимировича и здоровый начнёт заикаться, не говоря уже о таком шизике, как я.

Прямо сейчас я очень сожалею, что не могу ничего высказать Корельскому.

Впрочем, Ярослав меня ни о чём и не спрашивает.

Поискав, куда можно поставить пакет, и не найдя в узкой, как пенал, и неудобной прихожей достойного места, только и говорит:

– Ах да…

Видимо, полы его почему-то не устраивают, и, не разуваясь, он идёт прямиком на кухню. Мне ничего не остаётся, кроме как последовать за ним, мечтая испепелить Ярослава на месте.

Разглядев при дневном свете моё лицо, Корельский хмурится:

– Ты когда ела в последний раз, идиотка?

Это же сейчас главный вопрос?

Я пожимаю плечами. Кажется, сэндвич в самолёте, но я не уверена.

Корельский нагло и, не спрашивая разрешения, распахивает холодильник. Брови его ползут вверх.

– Надо было везти с собой не это, – он покачивает пакетом в руке, – а кусок мяса.

То есть этот пакет мне? Я устремляю взгляд на голубой матовый картон и читаю на нём серебристый логотип известной марки нижнего белья.

От возмущения у меня даже голос прорезается. Ещё сиплый и ломкий, но уже достаточный, чтобы зашипеть:

– Ч-ч-што?

Корельский отвлекается от разглядывания пустого, если не брать в расчёт пачку сливочного масла, пучка завядшей петрушки и бутылки кетчупа, нутра холодильника, и оглядывается на меня:

– Какой прогресс… Ты заговорила.

Хлопнув дверцей, Ярослав ставит пакет на стол и принимается терроризировать другую бытовую технику. Кажется, этот беспардонный гад собирается варить кофе.

– Что стоишь, как неродная? Загляни, – бросает он мне через плечо.

Кулаки сжимаются.

Господи, ну почему я такая правильная?

Корельский так удачно повернулся ко мне спиной, сейчас бы треснуть его сковородкой по башке.

– Мне нич-чего от вас-с не нуж-жно, – цежу я.

– Это мне нужно, – отбривает Ярослав. – Давай же, загляни. Будь такой же смелой, как в моей каюте.

От этой подначки я краснею до самых корней волос.

Кофемашина уже закончила шипеть и плеваться, а я всё стою неподвижно.

Поставив перед моим носом дымящуюся кружку, Корельский опирается своим миллиардерским задом об холодильник и складывает руки на груди. Смотрит на меня выжидающе. Надо же, какая честь! Сам барин мне кофе сделал! И кто бы мог подумать, что он умеет.

Ещё и кружку мою любимую вычислил.

– Эмма, я жду.

Зря не треснула сковородкой. Она у меня бабушкина. Чугунная.

Я уже готова собраться с силами и выдвинуть протест всему, что происходит – и его появлению, и слежкой, и пакетом этим, но вдруг замечаю, как на непроницаемом лице мелькает узнаваемая эмоция. В его глазах лишь на секунду вспыхивает и исчезает огонь веселья.

Глава 12

Перевожу на Ярослава ошеломлённый взгляд.

– В этом? – даю я петуха.

Даже голос прорезается полностью.

Терапия от Корельского. Бесплатно, но шоково.

– А ты затейница, Эмма Станиславовна, – усмехается Ярослав. – Нет, это для другого. Но мне нравится ход твоих мыслей.

Ход моих мыслей?

Да нет их у меня, мыслей этих. Я совершенно не понимаю, что происходит, что тут делает Корельский, и чего ему, собственно, от меня нужно.

– Я никуда с вами не поеду, – мотаю я головой.

Ярослав прищуривается.

– Поедешь. И будешь делать всё, что я скажу. Ты же хочешь выпутаться? Я протягиваю тебе руку помощи, видишь? – с этими словами он и впрямь дотягивается до меня, что в условиях пяти квадратных метров моей кухни несложно, и проводит костяшками по моей щеке.

Я отшатываюсь.

Кожа в месте прикосновения горит, как от ожога.

– Не вижу, – обрубаю я. – И не верю в ваше благородство. Вы же втравили меня в эту историю…

– Я? – наигранно изумляется Корельский. – Это я, что ли, заставил тебя воровать данные с моего ноутбука?

Что на это сказать? Что всё должно́ было быть не так?

Смешно. Ха-ха. Ярослав оценит.

– И куда мы собираемся? Мне и здесь хорошо, – продолжаю упираться я, непонятно зачем оттягивая неизбежное.

– Как я посмотрю, тебе тут просто шикарно, – соглашается Корельский, устремляя взгляд на моё плечо, виднеющееся в съехавшем вороте объёмной футболки. Видимо, он имеет в виду следы от пальцев подручного Антона Владимировича. Он так сильно давил, что я думала, ключица треснет. И отметины наверняка завтра нальются синевой.

Я машинально поправляю одежду.

– Эмма… – тянет Ярослав. Взгляд его продолжает блуждать по моему телу, затем переключается на обстановку вокруг. – Всегда поражался, как ты неприхотлива. Просто удивительно. Тряпки дешманский массмаркет, квартира-однушка, ни одного приличного украшения, даже простыни и те из телемагазина.

Я вспыхиваю.

Какого хрена?

– Не ваше дело.

– Почему же? Мне кажется, ты достойна совсем другого…

Это что ещё за подкаты?

Может, Антон Владимирович и был прав, я не выгляжу как самая умная, но уж я точно не такая идиотка, чтобы поверить, что интерес Корельского продиктован ко мне физиологией.

Если бы я была вся из себя такая неотразимая, то уж точно не была бы девственницей в двадцать пять. Как-то же устояли передо мной мужчины. А то, что избалованный женским вниманием Ярослав, преисполнился ко мне такой страстью, что готов одарить меня дорогим шмотьём, цацками и квартирами за сомнительный секс, – чистый бред.

Значит, хочет чего-то другого.

Только у меня ничего нет. И в компании Зинина я пешка.

Да и компании той остаётся существовать считаные недели.

Если я хоть что-то в этом понимаю, акула-Корельский сожрёт её и без меня получит всё, что хочет.

А других резонов я представить не могу.

– Оставьте, – я отворачиваюсь к окну, чтобы не видеть проницательных и таких холодных глаз. – Я в ваших играх ничего не понимаю. Чего вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы ты собралась и поехала со мной, – ровно повторяет Корельский.

– Зачем?

– Тебе надо поесть. Предлагаю не злить меня ещё сильнее, Эмма, и подчиниться. Я бы не хотел тебя заставлять.

Заставлять?

Тут же вспоминается, что произошло, когда Ярослав решил, что мне надо выспаться.

– В вашем присутствии мне кусок в горло не полезет, – честно отзываюсь я.

– Это уж моя забота – удовлетворить твой аппетит, – двусмысленно отвечает он.

Обхватив себя руками, снова поворачиваюсь к Корельскому.

Как же чужеродно он выглядит на моей кухне.

И дело не только в том, что Ярослав совершенно из другой жизни, и это не может не бросаться в глаза. Костюм, часы, стрижка, взгляд… налёт безразличного превосходства. Всё это из глянцевых журналов, модных блогов, светских вечеринок. Оттуда, где яхты, ламборгини, наряды от-кутюр, «Дом Периньон» и сводки Доу Джонса.

Дело в том, какой Корельский сам.

Весь его лоск будто еле держится на нём, что неудивительно, если знать, кто отец Ярослава. Нет, вся эта атрибутика кажется на нём естественной. Будто он рос с серебряной ложкой во рту, а не среди разборок нескольких группировок. Но там, на Зининской яхте, когда Корельский загорал на верхней палубе в одних джинсах, он выглядел гармоничнее.

И ни отточенные манеры, ни чуть капризный рисунок порочных губ не введут в заблуждение. Передо мной не изнеженное дитя высшего света.

Монстр. Расчётливая машина.

Я отчётливо осознаю, что у Корельского в отношении меня есть какой-то план, и он неизбежно приведёт его в действие. Вопрос только в том, могу ли я торговаться, или меня так и используют втёмную.

Глава 13

– Это унизительно! – цежу я.

– Думаешь? – усмехается Корельский. – И всё же я настаиваю. Тебе всё равно потребуется помощь с молнией.

Чего он добивается?

Той ночью его не интересовало «посмотреть».

Хватало «пощупать».

Хочет наверстать?

Я, конечно, решила не злить Ярослава без причины, но не настолько, чтобы устраивать ему стриптиз.

Так что, если Корельский хочет поразвлечься за мой счёт, думая, что я стану его задабривать чем-то подобным, то он серьёзно просчитывается.

Отойдя от него к разобранному дивану с чёртовыми простынями, я отворачиваюсь и швыряю вешалку на постель. Резкими рывками стягиваю майку и джинсы, оставаясь в одних трусиках.

Ярослав никак не комментирует, но, будь он проклят, я чувствую, как он смотрит.

Меня раздирает от желания избавиться поскорее от этого взгляда.

А ещё хочется обернуться и облить презрением этого мерзавца. Только у меня вряд ли получится пробить его броню. Что ему до моего мнения о нём?

Натягиваю сарафан и почти сразу чувствую, как сильные пальцы берутся за собачку на молнии. Кожа тут же покрывается мурашками.

Меня бросает в жар, потому что я ощущаю дыхание Корельского на своих волосах, и это напоминает совсем другие обстоятельства, когда подобное уже случалось.

Медленно, очень медленно собачка ползёт вверх.

Ярослав не касается кожи, но, кажется, будто каждый волосок на руке встаёт от нереализованной ласки. Сердце колотится, когда лиф стискивает грудь, и это так… словно мужские руки сжимают её. Как тогда, в каюте, когда Корельский жадно ласкал меня сквозь бельё.

Он расправляет бретели на моих плечах.

Молча.

И моя голова идёт кру́гом.

Не выдержав накала, разворачиваюсь к нему, чтобы высказать, как это низко, и… ничего не говорю.

На лице Ярослава нет ни усмешки, ни похоти.

Оно непроницаемо.

Но глаза.

В них что-то безумное, и оно меня манит и пугает одновременно.

Отшатываюсь и падаю на диван.

Прямо в ворох смятых простыней, тех самых. Чёрт побери, именно из телемагазина. Мои губы сами кривятся.

Ну же.

Ты этого хотел?

Корельский ещё минуту рассматривает меня и затем, засунув руки в карманы, выходит из комнаты.

Почему-то хочется заплакать.

А ещё я снова злюсь.

Психанув, закрываюсь в ванной, чтобы умыться и накраситься. Делаю всё машинально, не задумываясь, и едва успеваю себя остановить, когда тянусь к флакончику с туалетной водой.

Вот ещё.

Возвращаюсь к Корельскому на кухню. Он стоит ко мне спиной, глядя в окно. Руки по-прежнему в карманах. Линия плеч такая ровная и жёсткая, что кажется, будто Ярослав напряжён. Но, когда, услышав меня, он оборачивается, его лицо расслаблено, если не считать складки, залёгшей у рта.

Мне невыносимо рядом с ним, и я прячу глаза. Чтобы занять руки, отпиваю остывший кофе.

– Готова?

Только киваю.

В тесноте прихожей всё неловко.

Застёгивание босоножек, запихивание мелочей в сумочку. Ключи так и вовсе несколько раз выскальзывают из-под пальцев.

Эта возня надоедает Ярославу, и он сам забирает с полки связку и запирает дверь.

Видя, как посторонний мужчина по-хозяйски вставляет ключ в мою дверь, я морщусь. Меня изнутри корёжит.

Господи, ну о чём я опять думаю?

Это, что ли, моя главная проблема?

Хорошо ещё, если пока меня нет, очередные посланцы партнёров моего босса не снесут эту дверь в поисках пресловутого архива, которого у меня нет и быть не может.

Но после Зининских слов вряд ли их в этом убедит доверчиво раскрытый на подоконнике ноутбук.

Я спускаюсь за Корельским, за мной в хвост пристраивается охранник, и я чувствую себя будто в ловушке.

Не могу отделаться от мысли, что всё это бред. Дурдом.

Ярослав решил меня покормить. Это же настоящий сюр. Или это чтобы косточки мои глодать было интереснее?

Усаживая свой зад в приятно пахнущий кожаный салон, я снова сталкиваюсь коленями с Ярославом, и во мне опять растёт напряжение непонятного характера. Хотя, казалось бы, я и так не на чилле. И когда Корельский предлагает мне бутылочку «Перрье», я выхлёстываю её в два глотка, чуть не закашлявшись, когда перехватываю его взгляд на своё горло.

– Что думаешь делать потом? – вдруг спрашивает Ярослав.

Я не сразу понимаю, о чём он.

– Когда?

– Когда эта история закончится.

Я об этом ещё не думала. Два дня назад ничего не предвещало таких изменений. У меня было тоскливое обречённое ощущение, что на подонка Зинина мне придётся работать вечно. Минимум несколько лет, пока не разрешится проблема, которой он меня удерживает.

Глава 14

– Я не хотела делать то, что он приказывал. Кража данных – это достаточно серьёзное преступление, но Зинин угрожал, что выдаст мою сестру её мужу. Расскажет, где она сейчас находится.

Корельский молчит, а я, отвернувшись к окну и наблюдая, как мы выезжаем на дорогу через мост, вываливаю на него всё.

Моя умница и красавица старшая сестра всегда мечтала выйти замуж за деньги.

Нет, она вовсе не была испорченной жадиной.

Света просто лучше меня помнила нищие полуголодные времена, когда мама одна с ребёнком на руках осталась без работы.

Это сейчас все романтизируют бандитские девяностые, да и начало нулевых было ничуть не лучше, и романтикой там и не пахло.

Пахло перепревшими овощами, которыми вынуждена была торговать мать на рынке, таская тяжеленные ящики, вместо уютной работы в конструкторском бюро.

Пахло варёной вечно перемороженной картошкой на ужин с неизменными бычками в томате.

Пахло палёными китайскими кроссовками с рынка и влажными турецкими джинсами, которые приходилось мерить там же на картонке даже зимой, будучи отгороженной грязной тряпкой от прохожих.

Я помню, как Света поклялась, что вырастет и выйдет замуж за богатого, чтобы ни она, ни её дети никогда не знали такой жизни.

И ей это удалось.

Светка лепила себя и строила. Училась как про́клятая и даже устроилась на весьма приличное место, только целью её было найти выгодного мужа. И она отхватила сочный кусок на брачном рынке. Бизнесмена, главу строительной корпорации, раскинувшей свою сеть на добрую часть страны.

Только вот оказалось, что за красивым фасадом всё прогнило.

Поначалу Свету даже забавляла тяга мужа к неусыпному контролю над всем вокруг.

Внутреннему ребёнку сестры, девочке, выросшей без отца, не хватало сильной мужской фигуры рядом, крепкого плеча, который будет ей опорой. Она искренне считала, что жёсткость и требовательность на грани тирании – это признак властности, свойство настоящего мужчины.

Однако восхищение мужем растворилось довольно быстро, когда Света поняла, что муж просто купил себе богатую рабыню и после свадьбы начал обращаться с ней соответствующе. Как с породистой лошадью.

Выбирал, что ей есть, что носить, сколько часов спать, в каком весе находиться, с кем разговаривать и как. Полностью ограничил круг общения, запретив встречаться с друзьями. Света очень пожалела, что уволилась, выйдя замуж. Денег у неё часто не было, даже чтобы доехать из шикарного загородного дома до аптеки и купить банальные прокладки. Обо всех покупках надо было докладывать или мужу, или его домработнице, ставшей надзирательницей в её личной тюрьме.

Когда я увидела сестру на том празднике, для которого и приобретала этот дорого́й сарафан, я была поражена, насколько у неё затравленные глаза. Выглядела она всё так же ухоженно, но этот взгляд. К сожалению, нам не дали толком поговорить.

Подробности я узнала значительно позднее.

– Мы же виделись нечасто. Они живут на два города, к тому же Света недавно родила. Я понятия не имела, что у неё происходит. А месяц назад Света появилась на моём пороге вместе с ребёнком и маленькой дорожной сумкой. На лице кровоподтёк, на виске ссадина. Я была в шоке. В последнее время муж начал поднимать на неё руку, срывая зло по любому поводу. Началось с пощёчины, дальше хуже. В этот раз он шваркнул сестру так, что она упала и чуть не разбила голову о ступеньку. И Света поняла, что если она не унесёт ноги, то однажды он может её убить. Сестра уже пыталась заговаривать о разводе, клялась, что не претендует ни на какое его имущество, но он сказал, что тогда ребёнка она больше не увидит. И поэтому Света решила сбежать. Если муж её найдёт, я не знаю, чем это закончится.

Что тут ещё сказать?

Я жду, что Ярослав в привычной для него язвительной манере пройдётся по дурости моей сестры. Мол, вот так и огребают золотоискательницы.

Но Корельский никак не комментирует Свету.

– И мужик до сих пор не поднял полицию на уши, когда пропала жена? Может, это похищение? Или на жену, что украла ребёнка?

Меня корёжит. Сестра при мне записывала голосовое сообщение мужу и отправляла его по электронной почте, потому что прежним номером телефона она пользоваться боится.

– Света сказала ему, что пока он её не ищет, она не даст ход заявлению о домашнем насилии. Мы зафиксировали побои.

Ярослав настроен скептически.

– Вы решили, что это его остановит? – удивляется он. – Хотя, пожалуй, да. Поиски твоей сестры он будет вести не так открыто и без привлечения властей. Но это просто небольшая отсрочка. Вы это понимаете? Тот факт, что о местоположении твоей сестры знает Зинин, уже говорит о том, что она хреново спряталась.

– И что ей надо было делать? – срываюсь я. – Позволить бить себя и дальше? Терпеть, когда запирают и не пускают к заходящемуся плачем ребёнку, пока она не попросит прощения, что гуляла на двадцать минут дольше, чем ей разрешили? Давай, скажи, что она сама во всём виновата!

Я перехожу на «ты» на эмоциях, но Корельский всё равно так обращается ко мне с того момента, как его руки побывали у меня под рубашкой. Какая разница уже, в общем-то?

Глава 15

Я ему не доверяю.

У меня нет для этого ни единого повода.

И всё же в очередной раз я вынуждена ему подчиниться.

Отчётливо понимаю, что я полностью в руках этого человека. В ловушке, которую он расставил, и я глупо попалась, неважно, что не по собственному почину.

Снова и снова я поражаюсь, как Зинину вообще пришло в голову играть против Корельского? Неужто приманка была такая сладкая, что босс пошёл на риск? На мой взгляд, ничего удивительного в том, что Ярослав подобное предусмотрел и сделал ход на опережение.

Только неприятно осознавать, что для этих двоих я стала разменной монетой, а я даже не представляю, какие ставки на кону.

Хотя какая разница, из-за чего мне могут сломать жизнь, когда от меня ничего не зависит?

Однако, покидая салон автомобиля, я словно оставляю в его прохладном, пахнущем чем-то древесным нутре тяжесть своей исповеди.

Это даже пугает, то, какое облегчение я испытываю, выходя в жару последних дней июля из полумрака на яркое солнце.

Обманчивое ощущение, что ты переложила часть проблем на чужие плечи.

Обманчивое, но такое сладкое.

Мне всегда приходилось всё решать само́й. Других-то вариантов не было. Но, кажется, именно сейчас я понимаю, что искала Света в браке. Возможность побыть слабой.

Увы, если уж моя сестра не справилась с этой задачей, то мне и мечтать не стоит.

Я и вполовину не такая умная, способная, красивая и обаятельная.

Если её не оценили, то серость, подобная мне, и рассчитывать на что-то путное не может.

Корельский не выпустил моей руки и так и ведёт меня за собой к кованой калитке в каменном заборе, полностью увитом диким виноградом. Я смотрю на его широкую спину, и мне отчаянно хочется стать маленькой девочкой, которая ничего не должна решать и может скинуть на кого-то свой груз.

Этот человек втравил меня в ещё большие проблемы. Раньше я боялась только за здоровье моей сестры, а теперь ещё и за свою жизнь, но… если он сможет помочь Свете…

Не думаю, что он станет делать это просто так. В лучшем случае это и впрямь соответствует его принципам, но, скорее всего, это принесёт ему какую-то выгоду.

Я перебираю в голове всё, что мне известно и бизнесах Корельского и Гуденко. Вроде бы их интересы нигде не пересекаются, но я могу просто не знать. Так или иначе, те, у кого действительно большие деньги, – это небольшая кучка людей, и они все друг друга знают.

– Добрый день, Ярослав Андреевич, – приветливо улыбается нам девушка-администратор в строгом костюме, больше подходящем для веде́ния деловой презентации, чем для встречи гостей в загородном ресторане. – ВИП-комната с балконом или летняя веранда?

Кстати, где мы?

Я только сейчас начинаю крутить головой.

Прежде я тут не бывала.

Впрочем, это неудивительно. Зинин предпочитает другой отдых, а для деловых обедов или ужинов всегда выбирает самое модное заведение в центре.

Ярослав оглядывается на меня, словно решая, стоит ли интересоваться моим мнением по данному вопросу. На всякий случай пожимаю плечами. Мне всё равно. Не думаю, что смогу съесть хоть что-то.

– Дальний столик в саду, – делает выбор Корельский.

В саду?

Но не переспрашиваю, чтобы не выглядеть глупой неотёсанной деревенщиной, и позволяю себя вести вслед за устремившей куда-то вглубь территории девушкой.

А территория тут солидная.

По мощёной камнем аккуратной дорожке мы огибаем ресторан, и я понимаю, о каком саду говорил Ярослав. Расстилающийся шикарный сочный газон пересекают аллеи, убегающие туда, где парк отгорожен он взглядов посторонних ухоженными кустами отцветшего жасмина и перголами, оплетёнными жимолостью. Мы минуем несколько тенистых беседок и останавливаемся у дальней изгороди из барбариса с его пёстрыми листьями.

На настиле, пахнущем свежим деревом, сервирован столик, на котором мелькают солнечные пятна от лучей, пронизывающих крону растущего рядом каштана.

– Мы получили ваши пожелания, – дождавшись, пока телохранитель Корельского осмотрит и удовлетворённо кивнёт, докладывает администратор. – Что-то ещё требуется?

– Я бы хотела помыть руки, – озвучиваю я.

Девушка приглашает меня пройти за ней.

Из-за того, что я тут, в общем-то, под давлением Ярослава, у меня ощущение, что охранник двинется за мной, чтобы проследить, не сбегу ли я. Но нет. Похоже, я свободна в своих перемещениях. Только вот почему-то без давящей фигуры Корельского рядом мне неуютно.

Я оглядываюсь по сторонам и поражаюсь тому, как здесь всё тихо, мирно и дремотно. Ничего не напоминает о городской суете, которая царит в двадцати километрах отсюда.

Это вызывает диссонанс, потому что внутри меня всё в смятении.

Приведя себя в порядок в дамской комнате, я возвращаюсь к столику с твёрдым намерением всё-таки получить информацию, которой меня сюда и заманили. Мне нужно знать, к чему готовиться.

Глава 16

Я осторожно ставлю бокал с лимонадом на белоснежную скатерть.

Он сейчас о том, во что меня втравил?

По сути, Корельский лично спровоцировал эту ситуацию с Зининым. Ярослав признал, что сам подтолкнул моего нечистого на руку босса к краже файла и, думаю, прекрасно понимал, что Пётр Евгеньевич не станет заниматься этим самостоятельно, как не мог не понимать, что из всех присутствующих на яхте я – единственная, кому поручат это сделать. И Корельский не стал затягивать с обнародованием компромата, не оставив мне и шанса.

Случись всё неделей позже, и я могла бы попытаться убедить Зинина, что я тут ни при чём, а теперь за мной охотятся очень опасные люди, и моя сестра под угрозой.

Неожиданно на тонкий стеклянный край моего бокала опускается стрекоза. Восхитительные радужные крылья трепещут и вызывают странное чувство. В детстве я с ума сходила от стрекоз и считала, что они приносят удачу. Я давно уже не вижу их в городе. Слишком нынешний воздух для них неподходящий. А может, я просто больше не смотрю в небо.

Увидеть её именно сейчас – это нечто вроде знака, правда?

Я не суеверна, но так хочется верить и надеяться на что-то хорошее, когда совсем нет выхода.

– Произойдёт что-то непоправимое? – взяв себя в руки, уточняю я.

– Отчасти, – не отрицает Ярослав, не спеша поведать, что именно мне придётся прощать. Я чувствую, что не скажет. Лицо его на мгновение теряет свою равнодушную маску, обнажая нечто тёмное, варварское.

Лишь на секунду, но это заставляет задумываться, а зачем ему вообще моё прощение?

– Я с этим справлюсь? – пытаюсь я нащупать ниточку.

– Думаю, да. В любом случае, Эмма, всё уже началось. Так что доедай десерт и поедем смотреть дом.

– Дом? – не понимаю я.

– Дом, где будет жить твоя сестра до развода, – как нечто само собой разумеющееся говорит Ярослав.

– Это лишнее! – тут же вскидываюсь я.

– Не тебе решать, Эмма. Ты уверена, что сейчас, когда Зинин охотно распускает язык, к твоей сестре уже не стучат люди Гуденко?

Кусаю губы. Корельский чертовски прав, но…

– Света не согласится. Она еле сбежала из-под одного надзора и не захочет в другую клетку.

– Я бы спросил у неё. Но вообще я никак не собираюсь ограничивать передвижения твоей сестры. В рамках разумного, конечно. И разве тебе само́й не хочется иметь возможность свободно её навещать?

Звучит прекрасно, спору нет.

Но почему у меня такое ощущение, что Света станет заложником моего послушания?

Ярослав словно считывает, о чём я думаю.

– Эмма, – кривится он, – в моих интересах, чтобы ты осталась довольна моей помощью. Использовать положение Светланы против тебя я не стану, можешь быть уверена.

– В твоих интересах? Грехи замаливаешь?

– Типа того.

Вот ни разу не успокоил.

Я молча доедаю десерт, и только тут понимаю, что да. Я съела всё, что он мне заказал. И мне всё понравилось. А это не так-то просто организовать.

– Когда я узна́ю, что ты задумал с этим архивом и чего мне ждать?

– Сейчас разберёмся с твоей сестрой, и на обратной дороге я всё расскажу. Звони ей. Если у неё нет вразумительных аргументов против переезда в комфортабельное и безопасное место, с чистым воздухом, охраной и периодически твоим присутствием, то её через полчаса заберут мои люди.

Вздохнув, я откладываю салфетку и набираю сестру.

Мне некомфортно говорить при Корельском, но выбирать не приходится:

– Алло? – голос Светы напряжённый.

Она не ждала моего звонка и теперь не знает, чего от него ждать.

– Свет, всё плохо, – начинаю я с главного и слышу судорожный вдох. – Зинин нас сдаст. Оставаться там тебе небезопасно…

– Боже мой, – полустон-полувсхлип, – куда мне теперь? К матери? Но с младенцем несколько дней на поезде, и это надо паспорт светить, чтоб билеты купить…

Её накрывает паника.

Чёрт. Я никогда не умела быть особенно тактичной, надо было, наверное, сначала сказать про предложение Корельского.

– Подожди. Есть вариант. Пересидеть у моего знакомого. Он взялся помочь и готов организовать адвоката для развода… Никитина, Свет. Никитин возьмётся.

– Как? – она не верит.

Бедная Светка, она измучилась, устала и всего боится.

– Ярослав Корельский с ним договорился.

Пауза.

– Ты согласна? – я нервничаю, потому что нервничает она. И чем дальше, тем отчётливее я понимаю, что, в общем-то, выхода действительно другого нет.

– Я не понимаю…

– Свет, надо сейчас сказать: ты согласна или нет? Если да, через полчаса вас с ребёнком заберут и перевезут, я там буду тебя ждать.

– Эмма, это Корельский, как я буду с ним расплачиваться? У меня ни черта нет! Одно название от жены олигарха!

– Он в курсе. Мы с ним договоримся, – сухо отвечаю я, не желая признаваться, что и сама пока плохо представляю, что на самом деле является предметом сделки. Но ради сестры и племянника я готова рискнуть.

– Ты опять вляпалась, да?

– Да. Но какое это имеет значение?

Молчит.

– Свет?

– Мне надо собраться. Говоришь, у меня полчаса?

– Да, – я выдыхаю. – Скоро увидимся.

Сестра кладёт трубку, я перевожу взгляд на Ярослава.

– Водников, семнадцать.

Корельский закатывает глаза:

– Твоя сестра соображает быстрее тебя, Эмма.

– Да уж куда мне, – бурчу я.

– Надеюсь, ты возьмёшь пример со Светланы и не станешь возражать и против своего нового места жительства.

– Я не против остаться со Светой, – отмахиваюсь я.

– Нет, Эмма. Не со Светой. Тебе придётся остаться со мной.

Глава 17

– Это ещё зачем? – ёрзаю я на стуле, задевая под столом коленями Ярослава.

Меня крайне смущает эта формулировка. «Тебе придётся остаться со мной».

Звучит как-то… как будто это навсегда.

А я в рабство вроде бы не продавалась.

– Мне так будет удобнее, – невозмутимо отвечает Корельский.

С чего это я должна думать о его удобстве после того, как он меня использовал?

– Удобнее для чего? – мои брови ползут вверх.

– Обеспечивать твою безопасность.

Я ему не верю.

Не больно-то Ярослава волновала моя безопасность, когда он втравил меня во всё это. Тут что-то ещё. Но, кроме меня само́й, у меня больше ничего нет. Моего воображения не хватает, чтобы придумать, для чего ещё я могу ему понадобиться.

«Яблочко от яблоньки»…

Чёрт.

– Не сто́ит беспокоиться, – я демонстративно перекладываю салфетку на стол, показывая, что я сыта. Абсолютно всем. – Того, что ты сделал для Светы, более чем достаточно. Дальше я уж как-нибудь сама. Твоя забота плохо влияет на мои нервы, – припоминаю я ему принудительный сон.

Открыто смотрю ему в лицо. Тяжёлый взгляд Корельского выдержать непросто, но у меня получается. Я должна показать ему, что небесхребетна. Честно говоря, я пытаюсь демонстрировать уверенность, которой не испытываю, и с трудом удерживаюсь, чтобы не начать нервно поправлять волосы.

– Значит, мы имеем в наличии только одну сестру с мозгами. Печально, – Ярослав явно злится, но тон контролирует. – Я смотрю, тебе понравилось запудривать синяки, – он указывает на моё плечо, где мне и впрямь пришлось мазнуть тоналкой. – А если это будут ожоги или гипс? Ты ведь понятия не имеешь, насколько опасные вещи хранил у себя Зинин.

В чём-то Корельский прав. Сегодняшнее поведение Антона Владимировича явно даёт понять, что перед рукоприкладством никто не остановится. И по сути, от этого меня спас только звонок Ярослава.

Но настойчивость Корельского слишком сильно меня настораживает.

В этом мире принцы не бегают за Золушками.

– Теперь, когда Свете с Серёжкой ничего не угрожает, я могу уехать на время. Например, к матери.

Корельскому почему-то такой вариант развития событий совершенно не нравится, и он тут же выдвигает аргумент против:

– Подумай, какому риску ты подвергнешь её.

Я уже собираюсь выпалить, что могу свалить к чёрту на куличики, лишь бы подальше от него, как нашу «милую» беседу прерывают.

– Яр! – знакомый женский голос звучит чересчур восторженно. – Я так и знала, что всё равно найду тебя…

– Ольга Викторовна, я же сказал, что Ярослав Андреевич занят, – пытается остановить гостью вынырнувший откуда-то из кустов охранник, но она его игнорирует.

– Твоя грымза сказала, что у тебя сегодня нет деловых встреч, и я решила сделать сюрприз…

Прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, Ольга направляется к нам, легко цокая каблучками по дорожке.

Правда, вопреки её надеждам Корельский радость встречи, похоже, не разделяет.

– Зачем ты здесь? – хмурится он и уклоняется, когда она тянется поцеловать его в щеку.

– Я заезжала к тебе, но консьерж… – растерянно лепечет Ольга.

– Оля, я занят.

– Ты постоянно занят! – вспыхивает она. – Не отвечаешь на звонки, и…

– Оля, – тяжело произносит Ярослав, – когда мужчина не отвечает на звонки и не перезванивает, это повод найти другого, а не караулить у его дома.

Ого! Я даже на минуту забываю о своих проблемах. Какие высокие отношения! Я бы после такой отповеди провалилась от стыда сквозь землю.

– Когда я узнала, что ты забронировал столик здесь, я думала, ты меня привезёшь сюда, – губы Ольги капризно дрожат, но как-то опять излишне театрально. Она серьёзно думает, что такие фокусы проймут кого-то вроде Ярослава?

– Как видишь, я привёз другую, – металл в голосе Корельского будто покрывается изморозью.

– Другую? Это её, что ли? – вскидывается Ольга. – С каких пор ты подбираешь за Зининым?

Так. Вся эта Мексика, конечно, очень увлекательна, но я не нанималась такое выслушивать.

– Я пойду припудрю носик, пока… – хочется сказать: «вам выцарапывают глаза», но этот человек помогает моей сестре, и я заканчиваю чуть более тактично: – Пока вы ищете консенсус.

– Я буду ждать тебя у машины, – кивает Корельский, и я линяю.

За моей спиной продолжается скандал:

– Я, что, просто так приехала?

– Ольга, закажи себе прощальный ужин, и…

Дальше я, к сожалению, уже не слышу.

Боже мой, но как это вообще возможно? Про Ольгу же писали, что она вся такая роковая, разбивает сердца, а теперь я вижу, что эта светская львица откровенно бегает за Ярославом. Что в нём такого? Он же ледышка!

Опровергая это утверждение, память услужливо подкидывает воспоминание того, как горяч был Корельский в темноте каюты. И словно разом всплывают ощущения, которые я гнала эти полтора дня, прячась, то за усталостью, то за страхом. До дамской комнаты я почти добегаю, потому что моё лицо так полыхает, что мне кажется, будто все вокруг понимают, что я испытываю.

Глава 18

– Тогда тебе нечего волноваться, правда? – пожимаю я плечами. – Ты всегда будешь рядом, но на последнем почётном месте. Какого это – не годиться даже на подмётки другой?

Я осознанно провоцирую Ольгу, рассчитывая, что она не выдержит и хлопнет дверью, наконец, позволив мне уйти, но я совершенно не готова к тому, что она на меня набросится.

Мне даже в школе никогда не доводилось быть участницей женской драки. От неожиданности я мешкаю, и Ольге удаётся толкнуть меня к стене позади раковин. Пока я хлопаю глазами, она срывает с крепления лейку гигиенического душа, призванного, видимо, облегчить набор воды уборщицам, и врубает напор на полную мощь.

Ледяные струи ударяют мне в лицо, отбирая дыхание.

Я даже пискнуть не могу, лишь хватаю ртом воздух и отплёвываюсь от воды.

Инстинктивно выставляю вперёд руки, но они плохая защита.

И вдруг я представляю, какая я сейчас жалкая.

Злость чёрной волной захлёстывает меня.

С меня на сегодня хватит!

Я отлепляюсь от стены, выбиваю из рук Ольги лейку и отвешиваю ей пощёчину.

На её лице так и застывает маска ненависти.

– Ты пожалеешь! – шипит она и уносится из туалета, а я выключаю воду, вешаю душ на место и… просто не знаю, что делать.

Под ногами лужа. С меня течёт ручьём. Есть пару сухих мест на спине, но спереди сарафан весь промок насквозь. Он липнет к телу и просвечивает абсолютно бесстыдно. Тушь, которую я так тщательно наносила, стекает чёрными дорожками, про волосы и говорить нечего.

Вытаскиваю из плетёной корзиночки свёрнутое рулоном полотенце и пытаюсь хотя бы отжать волосы. Куцая тряпочка намокает сразу. Второе полотенце в моих руках быстро приобретает чёрные разводы туши. И когда третье идёт в ход, чтобы промокнуть ткань на груди, появляется Корельский.

– Там Ольга воет… – начинает он и замолкает, разглядывая, во что превратилась его сегодняшняя недобровольная спутница.

Я отворачиваюсь, ибо выгляжу как панда. Мокрая панда.

Вся в пупырку.

Потому что вытяжка работает на всю катушку, а водичка была холодной.

Играя желваками, Ярослав подходит ко мне, и я готовлюсь высказаться в свою защиту, когда полетят упрёки в рукоприкладстве.

Но Корельский снимает свой пиджак и накидывает его мне на плечи.

– Прости. Сейчас до дома доедем, найдём тебе что-нибудь из одежды.

– Я думала, мы поедем туда, куда приедет Света, – хмурюсь я.

– Это мой загородный дом. Кстати, они уже выехали. Нам нужно поторопиться, здесь недалеко, – найдя мои ледяные пальцы под пиджаком, Ярослав перехватывает мою ладошку, забирает с крючка сумочку и ведёт меня наружу.

На солнышке меня перестаёт колотить от холода, но в мокрых тряпках всё равно неуютно. Да и вообще стрёмно идти, оставляя позади себя мокрый след.

У машины стоит, заламывая руки, Ольга.

Просто бальзам на сердце, как её перекашивает, когда она меня видит.

Корельский, демонстративно игнорируя её, устраивает меня в салоне, велит водителю достать из багажника плед и укрывает мои мокрые колени.

– Так нормально? – спрашивает он почти человечески.

– Да, но я же вся сырая…

– Обивка кожаная, ничего ей не сделается, – отмахивается Ярослав и садится рядом.

Машина трогается с места, а я возвращаюсь мыслями к словам Ольги.

Ну о том, что Корельский одержим какой-то девушкой.

Интересно, кто она?

И какой должна бы женщина, чтобы вызывать подобное сильное чувство?

Мне с трудом верится, что Ярослав способен настолько кем-то увлечься. Романтические отношения никак не вяжутся в моём воображении с персоной Корельского. Может, это первая любовь? Тогда это хоть как-то укладывается в моё представление о нём.

Дорога в самом деле занимает немного времени.

Уже через пятнадцать минут мы закатываемся в высокие ворота, где перед крыльцом двухэтажного коттеджа нас уже ждёт другая машина. Огромный амбал достаёт из багажника знакомый мне баул, а сестра стоит рядом, прижимая к себе похныкивающего Серёжку.

Глаза Светы становятся огромными, когда я выхожу из салона.

Да уж. Я выгляжу, как жертва водяного, спасшаяся только чудом. К тому же пока я в туалете вытирала воду, стёрла полотенцем тональник, и теперь видны невооружённым взглядом потемневшие следы пальцев Антона Владимировича на плече, где сполз пиджак.

Света в ужасе прижимает к себе сына сильнее.

– Всё в порядке, Свет, – пытаюсь её успокоить. – Это результат беседы с неуравновешенной истеричкой…

– С Эммой всё будет хорошо, – к нам подходит Корельский, обнимая меня за плечи поверх пиджака, – Светлана, нас друг другу представляли у Ахметова…

– Я вас помню, Ярослав Андреевич, – журчит Света.

– Можно просто Ярослав, – морщится Корельский. – Предлагаю пройти в дом. Я вам обязательно всё покажу и оставлю контакты нужных людей, но сначала нужно помочь Эмме.

Глава 19

Сердце вот-вот выскочит из груди. И дерзкая решимость куда-то испаряется.

Чувствуя, что растворяюсь в его глазах, я опускаю взгляд и гипнотизирую пульсирующую жилку на крепкой шее.

Во рту пересыхает.

– Эмма! – вдруг раздаётся из комнаты голос сестры. – Ты тут? Я принесла тебе…

Света замолкает, недоговорив.

Корельский делает глубокий вдох и, засунув руки в карманы брюк, отходит от меня. Я вижу замершую в дверях Светку. Она перехватывает Серёжку поудобнее и таращится на нас. С её плеча свисают какие-то тряпки.

Шумно выдохнув, Ярослав направляется к двери.

Сестре приходится посторониться.

– Извините, я только одежду сменную… – лепечет она напуганно. Видимо, ощущает буквально идущую волнами от Корельского агрессию.

– Вы очень… любезны, – цедит он и, не глядя на меня, покидает ванную.

Когда его шаги стихают, Света переводит взгляд на меня:

– Это то, что я думаю?

– Нет, – отвечаю я резко, даже не уточняя, что имеет в виду сестра.

– Но…

– Свет, я бы никогда не связалась с кем-то вроде него, – пресекаю я её фантазии.

Она смотрит недоверчиво.

– Добровольно – нет, – не отстаёт Света, намекая на принуждение.

Похоже, даже если я расскажу ей правду, она не поверит, что Ярославу нужен не секс.

– А заставлять ему меня ни к чему. Чтобы согреть постель, у него баб вагон и маленькая тележка. А для души, как оказалось, есть великая и недоступная любовь.

Взгляд сестры становится цепким.

– И тебя это задевает?

Ну, начинается…

– Свет, в нашей семье только ты связываешь счастье с мужскими трусами.

И мне тут же становится стыдно за этот выпад. Я срываю зло на ни в чём неповинной сестре, которая и так уже настрадалась.

А злюсь я, потому что её появление в ванной принесло не только облегчение, но и досаду. В глубине души мне хотелось узнать, что собирался сделать Корельский.

– Прости, – я тру лицо, будто пытаясь стряхнуть весь стресс. – Я сегодня перенервничала.

Светка всё-таки умная. Она не строит из себя оскорблённую невинность и не таит обиду на свою идиотку-сестру.

– Ты просто помни, что бы ни случилось, ты можешь мне рассказать. Я не стану тебя осуждать.

– Ладно. Спасибо, – бормочу я, сжигаемая стыдом. Мне никогда не хватало такого благородства. Я бы точно разобиделась до соплей. – Что ты там принесла?

– Платьев я с собой, естественно, не брала, – горько хмыкает сестра, – так что могу пожертвовать юбку и майку. Это явно лучше, чем то, что тебе может найти тут Корельский.

– Да уж, – я кошусь на висящую на крючке футболку. – Но вообще он сказал, тут есть сушилка.

– Вот и отлично, – Света пристраивает Серёжку на другой бок, – как раз узна́ю, что здесь и как. Пойду-ка я, займу Ярослава Андреевича, а ты не затягивай, кто знает, насколько хватит его терпения.

Я закатываю глаза.

Светка неисправима.

Заподозрить в Корельском бушующую страсть, которая толкнёт его брать штурмом ванную, может только она. С одной стороны, это хорошо, что Света не стала видеть в мужчинах только подонков, с другой – это же Корельский!

Но на всякий случай я запираюсь изнутри.

И пока стою, отогреваясь под горячими струями, не свожу глаз с дверной ручки.

Вот дура-то.

Я собираюсь быстро ополоснуться, но зависаю в ду́ше.

Что-то заставляет меня оттягивать момент возвращения. Может, дело в том, что я понятия не имею, что меня ждёт.

Корельский обещал мне рассказать всё по дороге домой.

И почему-то я уверена, что мне не понравится то, что я услышу.

Ещё и это странное требование Ярослава – простить его за что-то, что он мне сделает, в обмен на помощь сестре.

В общем, выбираюсь я, когда кожа на пальцах уже сморщивается.

Натянув одежду Светы, я придирчиво разглядываю себя в зеркале. Сойдёт, хотя тонкая ткань майки даёт понять, что я без лифчика, но вроде не критично. Футболка, которую мне выдал Корельский, более плотная, но она такая длинная, что мне почти до колен.

Одёргиваю себя, когда тянусь пощупать её и понюхать.

Эмма, потом, когда всё закончится, ты заведёшь себе мужика и будешь носить его футболки.

Обнаружив фен, я подсушиваю волосы и, собрав в кулак всю свою невеликую смелость, спускаюсь на первый этаж. Иду на голоса.

–… его номер. Он позвонит вам вечером. Договоритесь с ним о встрече. Остальные номера я вам уже прислал.

Я заглядываю в одну из комнат.

– Ты готова? – тут же реагирует Корельский, будто всё это время только и ждал моего появления.

Глава 20

– Домой? – обалдеваю я, не ожидав, что всё зайдёт так далеко.

– Да, Эмма, – невозмутимо подтверждает Корельский.

– Но какой в этом смысл? – я ничего не понимаю. – Мой дом в пяти минутах ходьбы…

– И совершенно небезопасен, – отрезает Ярослав.

– Но моя квартира…

– За ней присмотрят, – высекает Корельский. Ему явно надоело препираться, и он толкает дверцу и покидает салон.

Я не спешу последовать за ним, раздражённо разглядывая протянутую мне ладонь.

– Так же как этой ночью присмотрели за мной? – бешусь я.

Если я надеюсь смутить Корельского, то зря. Загадочно сверкнув глазами, он пожимает плечами:

– Именно, Эмма. Только другие люди…

И не дождавшись меня, разворачивается. Похоже, он собирается уйти. И вообще, и ответа. Я не выдерживаю и вылезаю из машины. Цокая каблуками по бетонному полу парковки, я пытаюсь догнать Ярослава. Он идёт неспешно, но широким шагом, и мне приходится почти бежать за ним, что не добавляет мне хорошего настроения.

– Но я не хочу!

– Эмма, это не обсуждается. Мы сейчас всё обсудим, и ты поймёшь, что я прав.

Кто-то идёт на принцип. Упёрся, и всё.

Охрана держится позади, но я всё равно чувствую себя глупо.

– Мне это не нравится!

– Не понимаю, почему, – Ярослав абсолютно равнодушен к моим протестам.

– Это неудобно! И мне нужны мои вещи! – захожу я с другого бока.

– Какие вещи, господи? – изумляется Ярослав, окидывая меня взглядом, и нажимает на кнопку лифта.

– Одежда, бельё, ноутбук, в конце концов! – психую я.

– Ноутбук возьмёшь один из моих, а бельё… Если у тебя такое всё, как на тебе, я лучше сам выберу, – у меня пропадает дар речи, на сей раз от изумления, а Корельский поддевает: – Женщины часто остаются у мужчин. И каждый раз не таскают с собой половину квартиры.

Стискиваю зубы, чтобы не показать ему, что он задел меня за живое.

Я ни разу не оставалась у парня.

Всегда что-то мешало.

И ведь, главное, фразу Ярослав так построил, что мне ему и возразить нечего. Не скажешь же, что я не женщина, или что он не мужчина.

– Женщины часто остаются у своих мужчин, – наконец нахожусь я, думая, что оставляю последнее слово за собой.

Но куда там.

– Без проблем, – Корельский пропускает меня в распахнувшиеся двери подъехавшего лифта, – как скажешь, Эмма. Я твой мужчина. Полегчало?

Какой там полегчало? Я в бешенстве!

То, что для Ярослава, повод для шуток, для меня – больное место.

Кабина закрывается и начинает плавное движение вверх.

– Это голословное утверждение, – шиплю я, радуясь, что охранники остались за дверями.

– Исправим.

Бесит. Как же он меня бесит.

Настолько, что даже страх перед ним растворяется.

Ощущение, что Корельский чем-то очень доволен, только вида не подаёт.

– А меня спросить? Или нет необходимости, пока благополучие моей сестры зависит от тебя? – мне тоже хочется его задеть.

И, кажется, у меня получается.

Лицо Ярослава каменеет.

– А ты настолько самоотверженна? – он делает шаг ко мне, и я вжимаюсь в зеркальную стенку лифта. – Собираешься героически терпеть, да?

Корельский тут же демонстрирует, с чем мне придётся иметь дело.

Мужская ладонь обхватывает меня за талию и притискивает к твёрдому телу. Другая рука забирается под футболку и поглаживает лопатки.

Ноги мои словно врастают в пол. Никакого сопротивления я не оказываю. Как кролик перед удавом, я слушаю голос, который становится ниже и интимнее.

– А я помню, что ты вовсе не такая холодная, – склонившись ко мне, напоминает на ухо Ярослав. – Мне, Эмма, крошек со стола недостаточно. Я предпочитаю целое блюдо.

Чёртовы мурашки-диверсанты расползаются по телу.

Мысли скачут словно блохи.

То есть он всё-таки на что-то рассчитывает? То есть Ярослав собирается… Или это только чтобы меня проучить? Чёрт, чёрт, чёрт!

Внезапно лифт останавливается и открывает двери, в кабину кто-то заходит, но я не вижу, кто, потому что прячу лицо на груди Корельского, догадываясь, как непристойно выглядит наша скульптурная группа. А ещё я не хочу показывать Ярославу торчащие соски́.

Через этаж временный компаньон нас покидает, и я снова подаю голос.

– Зачем это тебе?

– Что именно?

– Всё. Игра в спасателя, похабные намёки…

Корельский загадочно отвечает:

– Когда становится очень темно, звёзды видны ярче.

Я хочу возразить, но что-то в этой фразе меня царапает. Где-то я её уже слышала…

Пока я перевариваю это странное и на первый взгляд неуместное откровение, мы доезжаем до пункта назначения.

На площадке всего одна дверь под прицелом не менее пяти камер видеонаблюдения. Ну хоть поста охраны нет.

– Ты выкупил весь этаж? – удивляюсь я.

– Два, – ровно поправляет меня Ярослав, набирая код доступа на панели.

Охренеть. Зачем кому-то, кто живёт один, целых два этажа?

– Значит, есть шанс, что мы друг с другом не будем встречаться, – бурчу я.

– Даже не мечтай, – хмыкает Корельский.

Мы проходим в, не побоюсь этого слова, апартаменты, и прежде чем я успеваю осмотреться, Ярослав даёт ценные указания.

– Любая спальня в твоём распоряжении.

– Скажи мне, в какой не было других женщин, – фыркаю я. – Я брезгливая. Или такой нет?

Ярослав улыбается одними уголками губ. Ему по-прежнему весело.

– Есть, и я почти уверен, что ты выберешь именно эту комнату и без моего участия.

То есть то, что на всех остальных поверхностях он кого-то имел, не отрицает?

В груди клокочет. Необъяснимо и безосновательно.

– С чего ты взял?

– Есть на то резоны, – не колется Корельский. – Так что иди осматривайся. За ужином я отвечу на твои вопросы. Только, Эмма…

– Что?

– Ты можешь выбрать любую комнату, кроме этой, – он указывает в сторону одной из светлых дверей. – Тебе туда нельзя, ясно?

Глава 21

Я прохожу в комнату почему-то на цыпочках, будто я могу вспугнуть это виде́нье.

Антикварный комод – первое, к чему я приближаюсь.

Тот самый, на который я не решилась потратить такую кучу денег, что мне хватило бы на полгода безбедного существования. Это именно он. Никаких сомнений. Вот здесь у него дефект, сохранившийся даже после реставрации. Я была так очарована им, что таскалась в магазинчик недели три. Всё вздыхала, гладила резьбу, но так и не купила.

Не то чтобы я была скрягой, но…

Это было бы слишком. Да и места у меня в однушке под него не было. И вообще, мне вдруг показалось, что ставить такую роскошь в моей стандартной тесной квартирке неуместно.

Единственная действительно дорогая деталь интерьера у меня дома – шелковый ковёр ручной работы, сотканный в единственном экземпляре. Так я, по крайней мере, думала прежде, а сейчас точная его копия пригвождена моими каблуками.

Диким взглядом я обвожу комнату и застреваю на подоконнике, уставленном моими любимыми стапелиями. Похоже, здесь за ними ухаживают очень хорошо. Абсолютно каждый горшочек может похвастаться одним или двумя распустившимися цветками. Нарядные багряные пушистые бутоны-банты полыхают на сочных зелёных стеблях.

Мало этого, я замечаю напольное зеркало с подсветкой, о котором мечтала.

И вообще, интерьер комнаты выглядит так, будто я сама подобрала мебель и всё здесь расставила. Даже постель заправлена покрывалом моего любимого пудрово-розового цвета.

А на подушке…

Не веря своим глазам, я тяну руку к плюшевой панде.

У меня есть точно такая же.

Мне её подарили на день рождения, кажется, на двадцатилетие. Никто из друзей так и не признался, чей это был подарок. Наверное, я уже слишком взрослая для таких мягких игрушек, но панду я очень любила.

И в кармашек на её пузике я до сих пор складываю пакетик с солёными орешками. Когда одинокими вечерами я смотрю ужастик, то обнимаю панду и грызу ядрышки.

Тыкаю пальцам в карман.

Господи!

Знакомое шуршание.

Оглядываясь, я испытываю странные чувства. Растерянность граничит со страхом. Но пугает меня то, что в этой спальне мне уютно, несмотря на то, что она полна пугающих мелочей вроде флакончика духов, таких же, как у меня, органайзера с косметикой, шкатулки с украшениями.

Поколебавшись, я откидываю крышку на шкатулке.

Во рту пересыхает.

Потому что всё точь-в-точь как у меня, только… у меня нет натуральных изумрудов, а, похоже, что это именно они, а не хризолит. То есть, я, конечно, не эксперт-ювелир, но разница очевидна. И судя по тому, как сверкают прозрачные светлые камни, это не фианитовая крошка, а нечто более крупное и дорогое…

«Всегда поражался, как ты неприхотлива… ни одного приличного украшения…»

Да уж. Корельский не разменивается по мелочам.

Но то, что он знает обо мне слишком много, неоспоримо.

Вся спальня выглядит так, будто я уже живу в ней. Словно, если я открою шифоньер во французском стиле, то увижу там свои вещи. Как под гипнозом я подхожу к дверцам, медленно открываю и… даже не могу сказать, что удивлена. Шокирована? Вполне возможно, но я догадывалась, что увижу. Ряды вешалок с тряпками, какие я сама бы себе купила, если бы зарабатывала на полмиллиона больше. Словно кто-то скупил все вещи из моего листа желаний. Бирок с ценами естественно нет, но я и так в курсе, сколько стоит этот летний костюм из натурального шёлка от известного бренда. Размер мой. Наклоняюсь к босоножкам от Джимми Чу. Да, и эти мне по ноге.

Я так же медленно закрываю дверцу и на подгибающихся ногах подхожу к уютному креслу с ушками. Я недавно кому-то говорила, что хочу такое, чтобы читать в нём. Опустив зад в действительно удобное кресло, я механически отщипываю виноград, стоя́щий в вазочке на высоком круглом треногом столике. Я никогда не могла устоять перед виноградом. Не остановлюсь, пока веточка не станет лысой.

Невидящим взглядом уставившись на элегантную полку с книгами, корешки которых мне знакомы, я пытаюсь прийти в себя.

Я серьёзно вляпалась.

Обстановка комнаты говорит о том, что никакие мои аргументы против проживания с Корельским под одной крышей им восприняты не будут. Он потратил много времени и усилий, чтобы всё сделать именно так.

Но какие у него мотивы?

Любая нормальная девушка уже впала бы в истерику на моём месте. Слишком всё это похоже на золотую клетку.

Однако мне почему-то с трудом верится, что таким образом Ярослав хочет меня напугать или запереть тут. Вряд ли бы в таком случае он стал возить меня по дорогим ресторанам, где меня видели, да и Корельский вполне твёрдо сказал, что я могу навестить сестру. Телефон опять же у меня никто не отбирал. Зарядник, подходящий для него, лежит на комоде рядом с флаконом Сержа Лютана.

Если я всё ещё нужна ему для каких-то целей, то устраивать всё это нет никакого смысла. Я отчётливо осознаю, что без прикрытия Ярослава мне придётся очень тяжело, к тому же я ему обязана, что бы он там ни говорил, но пока сестра зависит от его помощи, я никуда не денусь.

Глава 22

Кажется, я ещё никогда так тщательно не наносила макияж. Даже когда собиралась на первое свидание с Костей. А сейчас я будто облачаюсь в доспехи.

Всё-таки в том, чтобы краситься, есть что-то психологическое.

Женщина всегда это делает для себя, а не для мужчины. Так мы чувствуем себя увереннее, собраннее, устраняя видимые одним нам недостатки и добавляя, возможно, незначительные для других достоинства.

Ну и занятие это рутинное, медитативное.

Успокаивает.

К тому же в плюсик Корельскому косметичка составлена из моих любимых средств, а на косметику я денег никогда не жалела, как обладатель гиперчувствительной кожи. Чуть что, и я вся в пятнах.

Я кошусь на выбранный мной наряд. Шелковое платье-комбинация шоколадного цвета выгодно оттеняет мою кожу, но синяки на плече всё равно придётся замазывать. Тем более что времени на укладку у меня нет. Распустить волосы, высушенные кое-как, – это однозначно запороть образ. А я хочу, чтобы Ярослав думал, что я приняла правила его игры.

Я собираю волосы в небрежный пучок и критически разглядываю своё отражение.

Чего-то не хватает.

Рука сама тянется к шкатулке с драгоценностями.

Нежный гвоздики-жемчужинки отправляются в уши. Я всегда тяготела к жемчугу. Он кажется мне загадочным, красивым и элегантным.

Что тут у нас ещё…

Среди прочего мне попадается золотая цепочка. Короткая, с тонкой якорной сцепкой. Смотрится нежной и воздушной.

Совсем такая же есть и у меня.

Подарок.

На двадцать один год.

Я думала, что она от отца, с которым я не желала иметь ничего общего. В тот день у меня было прекрасное настроение, и я решила поблагодарить его. Обычно он присылал что-то китчевое, дорогое и мне совершенно неподходящее, а тут такое изящество.

Но оказалось, что отец подарил мне совсем не это.

Тогда я предположила, что это от мамы, но забыла её об этом спросить.

Цепочку я почти не снимала, пока случайно её не порвала. Всё собираюсь отнести ювелиру в починку, да постоянно забываю. Работа на Зинина не предполагала изобилия свободного времени, и когда оно выпадало, я в основном отсыпалась.

Телефонный звонок отвлекает от нерадостных мыслей.

Это Света.

– Прости, я уснула вместе с Серёжкой, – винится она, а я опять испытываю чувство иррациональной вины. Сестра думает, что я ждала её звонка, а я тут в своих проблемах погрязла.

– Да всё нормально. Как ты? – поспешно спрашиваю я.

– Ну, мне впервые за долгое время удалось нормально поспать. В моей ситуации, это уже неплохо. Тебе бы тоже не помешало, ты совсем зелёная.

М-да, это она ещё не видела меня до принудительного сна.

Видимо, я выгляжу действительно печально.

– Ты всегда была очень тактичной, – ворчу я.

Тяжёлый вздох раздаётся в трубке. Светка кается:

– Прости, я не хотела тебя во всё это впутывать…

– Самое главное, что всё скоро закончится. Как думаешь, сколько это займёт времени? – мне бы понимать, как долго мы будем зависеть от помощи Корельского.

– Ну, – задумывается сестра, – разведут нас относительно быстро. Месяца за два уж точно. Я не хотела ни на что претендовать, лишь бы избавиться от этого человека, но Никитин говорит, что я должна получить то, на что имею право. Впрочем, это всё равно не главный камень преткновения. Вопрос в ребёнке. И это может затянуться. Хотя, пока ты была в ванной, мне Корельский намекнул, что у него есть рычаги воздействия.

– Будем надеяться, что всё разрешится.

Ну а что я ещё могу сказать?

– Мне не даёт покоя мысль, что Гуденко может захотеть причинить вред тебе, чтобы досадить мне.

Об этом я не подумала. Опасаясь мести Зинина и давления Антона Владимировича или других бывших партнёров моего босса, я забыла про мужа сестры.

– Обо мне не волнуйся, – вздыхаю я, – я в безопасности. Пол присмотром. Почти под домашним арестом.

– Корельский, да? – с придыханием спрашивает Света. Кажется, теперь он её персональный герой. – Он так на тебя смотрит…

– Свет, что за чушь ты несёшь? – злюсь я. Что за вечная мания искать романтическую подоплёку в каждом взгляде. И это расчётливая женщина, стремившаяся сделать карьеру жены успешного мужа.

– Ничего не чушь. Знатный мужик, а ты глазами хлопаешь. Ты узнала про его великую любовь?

Я злюсь ещё больше, потому что ничего я не узнала, а знать очень хочется, но признаваться в этом сестре я совершенно не горю желанием.

– А что? Хочешь попытать счастья? – резко спрашиваю я, а у само́й что-то неприятно дёргает. Светка красивая. У неё бы получилось.

– Тебя хочу пристроить, – фыркает она. – Мне тут ловить нечего.

– Да с чего ты взяла?

– С того, что ему помогать мне особого резона нет. Да и говорю тебе, он смотрит на тебя. Всё время в поле зрения держит. И старается тебя трогать. Неужто ты не замечаешь?

Глава 23

Он вытягивает цепочку из моих ослабевших пальцев.

Я ни за что не повернусь к нему лицом, потому что тогда он увидит, как напряглись соски́ под тонким шёлком.

Похоже, после всего мне нельзя поворачиваться к Ярославу спиной. Паттерн закрепляется. Как только меня окутывает его запах, я жду, что он сзади навалится, сожмёт грудь, и я снова почувствую то томительное напряжение.

Нагретое тёплом моей руки золото ложится мне на ключицы.

Сильные пальцы быстро справляются с тугим замком и поглаживают позвонки не шее. Во рту пересыхает.

Широкая ладонь скользит по напряжённой спине, я, покачнувшись, вцепляюсь пальцами в подоконник.

Сейчас у меня не возникает ни малейшего сомнения в том, что Корельский испытывает ко мне интерес как к женщине. Несмотря на всю свою неопытность, каждой клеточкой кожи ощущаю желание Ярослава, и я в растерянности от того, что он ничего не предпринимает, чтобы его утолить.

Подарив мне эту мимолётную ласку, Корельский отходит от меня, и я это скорее чувствую, нежели слышу.

– Я не заставлю тебя ждать, – обещает он выходя, а мне хочется что-нибудь расколотить.

Что за игры?

Чего он добивается?

Этот человек плохо влияет на мою психику.

Уж не за то ли я должна его простить, что он доведёт меня до дурки?

Если я не разберусь, что Корельскому от меня нужно, риск поехать крышей возрастёт.

Чёрт.

Заставив себя отлепиться от подоконника, я, раскинув руки, спиной падаю на кровать и так лежу до тех пор, пока стрелки часов, висящих на стене, не показывают без пяти восемь.

Стоит мне подняться, как мной овладевает мандраж.

Определённо я становлюсь неуравновешенной, и у меня, возможно, есть для этого причины, но мне это совершенно не нравится. С одной стороны, я будто иду на заклание, а с другой – во мне словно запускается обратный отсчёт до чего-то непонятного.

Выйдя из спальни, я вспоминаю, какие комнаты видела, и прихожу к выводу, что мне нужно спуститься на нижний этаж: и кухня, и подобие столовой находится именно там.

Я бреду, снова разглядываю интерьер и понимаю, что мне здесь не нравится. Ну, кроме, собственно, предназначенной для меня спальни.

Я бы ни за что не выбрала это место для жизни. Тот загородный дом, в котором осталась сестра, намного приятнее. Он уютнее, более обжитой и говорит о том, что в его хозяине есть нечто человеческое, в то время как эти огромные пустые апартаменты могут принадлежать только кому-то с пустой душой, не нуждающемуся в домашнем тепле.

Этот дуализм сбивает меня с толку.

Я никак не могу понять, что за человек Корельский Ярослав Андреевич.

Немного постояв рядом с запретной дверью, я думаю о том, что может, за ней кроется ответ на этот вопрос, но нарушить табу не решаюсь, хотя и чувствую, как зуд любопытства усиливается.

Господи, ну что, Корельскому стоило не упоминать эту комнату вообще?

Сказал бы, что спальни наверху, и дело с концом. Мне бы и в голову не пришло интересоваться, что там, за другими дверями. Если не доверяет, комнату можно замкнуть на ключ.

А теперь я, в самом деле, словно в шкуре жены Синей Бороды, так и тянет проверить – заперто или нет.

– Эмма Станиславовна, вы заблудились? – Елена Владимировна окликает меня, застывшую неподалёку от смущающей двери.

Я перевожу растерянный взгляд на неё.

– Кажется, да, – лгу я, подумав о том, что домработница может доложить Корельскому о моём подозрительном поведении.

Впрочем, ей, похоже, всё равно. Она уже держит сумочку и собирается уходить. Однако неплохо живёт обслуживающий персонал. Подмышкой у Елены Владимировны, конечно, не «Биркин», но оригинальная «Шанель», что тоже весьма недёшево.

– Ярослав Андреевич ждёт вас в столовой, – подсказывает она, прежде чем покинуть квартиру. – Это чуть дальше, по левой стороне.

И я иду, куда мне сказали.

Корельский в самом деле меня уже ждёт.

Он задумчиво читает этикетку на бутылке из тёмного стекла.

Я даже не интересуюсь, какое именно вино Ярослав выбрал для сегодняшнего ужина. У меня складывается впечатление, что он досконально изучил мои вкусы. И об этом я тоже хочу с ним поговорить, а пока я почти уверена, что это красное полусухое. Сомелье из меня никакой, так что до марки мне дела нет. Лишь бы не кисляк, вызывающий оскомину, а что-то помягче.

Услышав мои шаги, Ярослав поднимает на меня глаза, и снова я едва успеваю заметить в них мелькнувший огонь. Но секунда, и лицо Корельского опять бесстрастно.

Оставив в покое вино, Ярослав выдвигает мне стул. Я покорно усаживаюсь за круглый стол, заставленный лёгкими закусками.

– Ты прекрасно выглядишь, – делает комплимент Корельский, а я злюсь, потому что он ведёт себя как на свидании. И это после того, что было в каюте и у меня в квартире. После того, как он вынудил меня здесь оказаться.