Экспедиция на Шепчущий Рой

Экспедиция на Шепчущий Рой

Пролог: совет безумцев
Зала Совета в городе Фавар пахла потом, золотом и страхом. Капитан Регис Фол, откинувшись на стул, оглядел собравшихся. Не совет старейшин — сборище отчаявшихся авантюристов.
— Двадцать семь островов. Четыре экспедиции. Ноль выживших, — бросил он на стол окровавленный жетон с печати последнего пропавшего корабля. — И вы хотите послать пятую?
— Мы хотим закрепиться, — прохрипел дварф Торин Железная Грива, стукнув кулаком по черному дубу. — Твой корабль, «Последний Луч», будет проклеен рунами стойкости. Его не возьмет ни шторм.
— Ни туман, — в тон ему, ледяным голосом добавила эльфийка Илтара. — Мои маги поведут его. Вашей братии останется лишь не мешать и не блевать за борот от укачивания.
Орк Громор оскалился в усмешке, обнажив желтые клыки.
— Мои воины пойдут. Им надоело бить гоблинское отребье тут. Хотят славы. Или достойной смерти. Им всё равно.
Гоблин в очках, Ксилик, засеменил:
— О! Оружие! Самые новейшие… э-э-э… допотопные арбалеты! Карты по обрывкам снов сумасшедших! Очень… впечатляющие!
Регис смотрел на них. На их алчность, прикрытую славой, на трусость, прикрытую долгом. Они предлагали золото и титулы. Он видел лишь будущие могилы.
— Ладно, — сплюнул он. — Но команду набираю я. И если «Луч» не вернется, пусть следующий назовется «Последняя Глупость».
Глава 1: нервы и сталь
«Последний Луч Надежды» резал волны, как нож. Днем эльфы-маги гнали его вперед сокрушительным импульсом воли. Ночью сбавляли ход, позволяя экипажу из восьмидесяти душ выспаться перед адом.
На палубе кипела жизнь. Дварфы точили топоры. Орки во главе с Гримдаком, тупым гигантом с секирой в пол-роста, соревновались, кто дольше простоит на одной руке. Гоблин Зик уже вел темную торговлю блестяшками. Лесная эльфийка Лираэль молча наблюдала за горизонтом. Ящер Сскал маскировался под цвет мачт и молчал. А гном Бодрик, молодой инженер, старался не смотреть за борт, где бездна шептала ему о падении.
Они были странной семьей, которую Регис собрал на свой страх и риск. Не герои — те, кому было нечего терять. Идеальная команда для самоубийственной миссии.
Острова Низерлов должны были показаться на рассвете.
Глава 2: последний тост
За день до Низерлов, в тесной подсобке трюма, пахло дешёвым вином, орчим потом и надеждой. Гоблин Зик, ухмыляясь, разливал из кувшина мутную жидкость.
— За то, чтоб начальство не нашло мой тайник со взрывчаткой! — прошипел он.
— За то, чтоб эти острова оказались курортом! — хрипло добавил Гримдак, опрокидывая свою кружку залпом.
Гном Бодрик, прижавшись к стене, мрачно отхлебнул из своей. Он ненавидел это — качку, замкнутое пространство, запах моря. Но одиночество в каюте было ещё страшнее.
Регис стоял у двери, наблюдая. Его команда. Его пьяная, разношёрстная семья. Лесная эльфийка Лираэль с брезгливой улыбкой пробовала вино. Ящер Сскал молча сидел в углу, сливаясь с тенями. Тарн, духорог, вернул Гримдаку оброненный амулет. Аэтер Кал'тур, кормчий второго ранга, заскочил на минуту, оставив свой кувшин.
— За успех, — сухо сказал Регис, поднимая кружку. — И чтобы все твари там имели хрупкие черепа.
Гримдак вдруг обнял Бодрика, чуть не сломав ему рёбра.
— Ты, Камнедроб, хороший гном! — проревел он. — Молчишь и кирку держишь готово! Я таких уважаю!
Бодрик, покраснев, вырвался.
— Я просто… не люблю, когда нет твёрдой земли под ногами.
Зик тут же подмигнул Лираэль:
— Слышала? Наш коротыш боится высоты и воды. Классика!
Слух облетел комнату. Гримдак нахмурился, переваривая. Потом ткнул пальцем в Бодрика.
— Значит, враг — вода и небо? Запомнил. Буду бить воду и небо, если полезут.
Хохот грянул, как взрыв. Даже Сскал издал шипящий звук. В этот миг они были не солдатами миссии — просто горсткой идиотов в середине океана.
И в этот миг свет погас.
Не просто погас — его высосали. Полная, густая темнота, в которой не было ни искры. Смех оборвался.
— Что… — начал Зик.
И тогда из-за двери донёсся первый крик. Не человеческий. Животный, полный такой чистой боли, что у Бодрика похолодела спина. Потом ещё. И ещё. Загрохотали шаги по палубе над головой. Зазвучали дикие, нечленораздельные визги, режущие слух.
— К оружию! — рявкнул Регис, и по его голосу все поняли — это не шторм.
Дверь подсобки с треском прогнулась от чудовищного удара. Доски треснули. В щели брызнуло синим светом умирающих заклинаний и мелькнула тень с дюжиной сумасшедше бегающих глаз.
Кал'тур, стоявший ближе всех, оттолкнул Гримдака.
— Они на рулевом, — сказал он с ледяным спокойствием. — Корабль разобьётся. Бегите к шлюпкам.
Он не ждал ответа. Его фиолетовая рука выхватила тяжёлый посох, увенчанный кристаллом. Кристалл вспыхнул яростным лиловым сиянием, на миг ослепив ту тварь в проёме. Хрустальный свет выхватил из тьмы оскаленную пасть, когти, чешую.
— ЗА ЖУЗ! — прогремел голос аэтера, и он шагнул вперёд, навстречу чудищу.
Тут тёмный проём заполнило нечто огромное. Не тварь — отсутствие. Пожирая свет он плыл, не касаясь пола, и свет Кал'тура гас, отступая, как вода перед маслом. Виднелись только контуры — массивный, бесформенный силуэт, в котором плавали, как в тумане, обломки костей и щупальца. Издавал он только один звук — низкое, сосущее бульканье, будто мир засасывало в воронку.
Кал'тур не отступил. Он занес посох, чтобы ударить…
И Пожиратель Света просто прикоснулся к нему. Не ударил. Касание было легким, почти нежным.
Кристалл на посохе треснул и рассыпался в пыль. Рука аэтера, рукав, плечо — всё, чего коснулась тьма, обратилось в серый, сухой пепел. Ни крови, ни крика. Только короткий хрип и глухой удар тела о пол.
Свет погас окончательно. В подсобке воцарилась кромешная тьма, нарушаемая только диким визгом снаружи и сосущим бульканьем Пожирателя за дверью.
Гримдак, придавленный к стене, нащупал на полу что-то холодное и гладкое. Рукоять. Секиру Кал'тура. Он сжал её, не думая.
Регис в темноте нашёл плечо Лираэль.
— В шлюпки. Через трюм. Бесшумно. Сейчас.
Они выползли, как крысы, оставив за спиной тело аэтера, заблокировавшее дверь. Пожиратель Света, насытившись,,, казалось, растворился. Но снаружи, на палубе, ад был в полном разгаре.
Глава 3: ад на палубе
То, что они увидели, выбравшись через аварийный люк, было не сражением. Это была бойня.
Палуба «Последнего Луча» превратилась в безумный калейдоскоп ужаса. Везде сновали Скользящие Тени — бесшумные сгустки с горящими глазами, высасывавшие жизнь из тех, кого настигали. По снастям карабкались Крикуны, их визг сводил с ума, заставляя людей падать на колени, рыча от боли в голове.
А в центре всего, у грот-мачты, плясал Пожиратель Света. Теперь, в полный рост, он был похож на ожившую тучу из пепла и ночи, с бледными, мерцающими внутри «костями». Вокруг него расплывалось пятно абсолютной темноты. Матрос, попавший в него, замирал и рассыпался, как подгоревшая бумага.
— К шлюпкам! — заорал Регис, прорубая мечом щупальце, выросшее из тени.
Они рванули через палубу, спотыкаясь о тела. Орк Громор, увидев их, с рёвом отбивался от трёх Крикунов, его спина была в кровавых полосах.
— Капитан! — прохрипел он. — Весело, а?!
— Держись! — крикнул Регис, но было уже поздно. Тень обвила ногу орка, и в тот же миг визг Крикунов слился в пронзительную симфонию. Громор рухнул, захлёбываясь собственной кровью.
Гримдак, бежавший сзади, увидел падение вождя. Что-то тупое и горячее поднялось у него внутри. Он развернулся.
— ГРИМДАК! — рявкнул Регис, но орк уже не слышал.
С новой секирой в руках он врезался в стаю Крикунов. Удар был сокрушителен — первого чудища он разрубил пополам, брызги липкой слизи обдали его с головы до ног. Второго отшвырнул ударом древка в борт. Он ревел, как раненый зверь, слепой от ярости, отмахиваясь от щупалец и когтей.
Именно этот рёв привлёк внимание Пожирателя.
Чудовище медленно развернулось. Его сосущее бульканье стало громче. Пятно тьмы поползло к Гримдаку.
— ОРК! НАЗАД! — это кричала уже Лираэль, выпуская стрелу в тень. Стрела исчезла в темноте без следа.
Гримдак, наконец, почувствовал леденящий холод. Он обернулся и увидел, как тьма тянется к нему. На миг в его тупых глазах мелькнуло понимание. Ту же тьму, что убила аэтера.
Он отпрыгнул назад, споткнулся о тело дварфа-арбалетчика и рухнул. Секира вылетела из его рук и со звоном покатилась по палубе прямо к… Бодрику.
Гном, прижавшийся к борту, с ужасом смотрел на приближающуюся к орку тень. Он видел секиру. Видел лицо Гримдака — не страх, а чистое животное недоумение.
И случилось необъяснимое. Страх, сжимавший сердце Бодрика, лопнул. Его сменила бешеная, иррациональная ярость. На этого уродца. На эти острова. На всю эту грёбаную миссию!
Он поднял секиру. Она была невероятно тяжёлой. Он даже не знал, как её правильно держать.
— ЭЙ! УРОДИНА! — завопил Бодрик, и его тонкий голос прозвучал нелепо на фоне всеобщего хаоса.
Он не побежал. Он швырнул секиру. Не как оружие — как ненавистный груз.
Тяжёлое лезвие, кувыркаясь, врезалось в край тёмного пятна, в ту самую мерцающую «кость» внутри Пожирателя.
Раздался звук, будто разбилось тысячу окон. Пятно тьмы дрогнуло, сжалось. Пожиратель издал первый осмысленный звук — высокий, визгливый вой боли. И растворился, исчез, оставив после себя лишь запах озона и расплавленного камня на палубе.
Наступила секунда ошеломлённой тишины. Даже Крикуны смолкли.
Гримдак поднялся, пялясь на Бодрика.
— Ты… ты ударил небо? — с глубочайшим уважением спросил он.
— Заткнись и бежим! — прохрипел Бодрик, уже жалея о своей вспышке.
Но путь к шлюпкам был отрезан. Новые волны тварей поднимались на борт. Корабль с страшным скрипом накренился, ударившись о что-то твёрдое под водой — рифы у острова.
— В воду! — скомандовал Регис. — Плыви к берегу! Это наш единственный шанс!
Один за другим они прыгали с разбитого борта в тёмные, холодные воды Низерлов. Позади оставался горящий, умирающий «Последний Луч Надежды», освещавший кровавым заревом дикий берег, на который их выбросила судьба.
Глава 4: первый день. Шёпот, хохот и кровь
Утро на Шепчущем Рое встретило их тишиной, густой, как вата. «Последний Луч Надежды» лежал на боку у песчаной отмели, похожий на тушу гигантского кита. От восьмидесяти душ осталось семеро.
Регис первым нарушил оцепенение. Он не приказывал, он констатировал, рубя воздух рукой, словно расчищая путь:
— Корабль — ловушка. Они могут вернуться. Вода, еда, оружие. Только самое необходимое. Через пятнадцать минут — на берег.
Каждый работал, как мог, выдавливая из себя панику действием.
Зик, трясясь, набивал свой бездонный жилет обрывками карт, кремнями и склянками с едкой жижей. «Всё пригодится, э-э-э… для выживания. И торговли. Если кто выживет, кроме нас».
Бодрик, не глядя на воду, сжав зубы, перетаскивал бочонок. Его страх был виден не в глазах, а в том, как его пальцы впивались в дерево, цепляясь за любую твердыню.
Лираэль молча перевязывала раны. Её пальцы были быстры и точны, а взгляд постоянно скользил по кромке леса. Она не говорила о шепоте — она его слушала.
Сскал уже вернулся с разведки, его чешуя приобрела песочный оттенок. Он просто показал рукой на безопасный спуск с борта и занял позицию на возвышении, безмолвный часовой.
Тарн опустил копыта в песок и закрыл глаза. «Земля спит. Но сны… тревожные. Здесь что-то сломано». Он говорил не о почве, а о самой сути места.
Их лагерь на пляжу был жалким: три мешка сухарей, бочонок воды, разномастное оружие. Гримдак сидел на песке, чистил свою новую секиру — ту самую, аэтерскую — куском парусины. На его лице была написана редкая для орка задумчивость.
— Он посох сломал, а я нет, — внезапно сказал он. — Значит, секира сильнее. Логично.
Больше никто не произнес ни слова про Кал'тура. Смерть была роскошью, на которую не было времени.
Лес вблизи казался неприступной стеной из бронзы и лазури. Регис разбил их на пары.
— Лираэль и Тарн — на разведку вглубь, не дальше чем на крик. Ищите воду, укрытие. Зик и Бодрик — обыщите кромку леса, ищите плоды, грибы, всё, что похоже на еду. Сскал, ты с ними как тень. Я останусь охранять лагерь. Орк... — он посмотрел на Гримдака. — Иди по берегу, посмотри, нет ли обломков, выброшенных с корабля. Может, ещё что полезное найдёшь.
Гримдак мрачно кивнул. Задание было простым и не требовало думать. То, что надо.
Гримдак шёл по кромке прибоя, волоча секиру по мокрому песку. Его огромные следы напоминали вороньи ямы. Мысли в его голове вертелись медленно, как жернова: Еда. Вода. Бодрик испугался. Капитан сказал "не умирать". Аэтер умер. Я не умер. Значит, я делаю правильно.
Он почти наступил на неё.
Тварь сидела на корточках у корней странного дерева, ствол которого был покрыт чем-то вроде перламутра. Она была ростом с большую собаку, на трёх толстых ногах, с круглой, глуповатой мордой и большими, влажными глазами. Увидев орка, она не убежала. Она заморгала.
— Ты кто? — проворчал Гримдак, наклоняясь.
Тварь вдруг захохотала. Звук был истеричным, пронзительным, совсем не животным. И начала топать. Левой ногой. Правой. Задней. Опять левой. По песку.
Гримдак нахмурился. Потом фыркнул. Потом — широко ухмыльнулся.
— А, понял! Танец!
Он тяжело притопнул своей массивной ногой. Бум.
Тварь завизжала от восторга и затопала быстрее, её брюшко тряслось.
Гримдак, подхватив ритм, начал выбивать ногами нечто среднее между боевым плясом орков и пьяной кадрилью. Он хлопал в ладоши, подпрыгивал, кружился, топая так, что с деревьев сыпались листья, и ревел свой собственный, оглушительный хохот.
— ХА-ХА! ТЫ — ВЕСЁЛАЯ КУРИЦА! Я — ГРИМДАК! ТАНЕЦ ХОРОШИЙ!
Это был сюрреалистический карнавал: огромный, покрытый шрамами орк и трёхногое существо, дико хохоча, выбивали дробь на песку перед заколдованным лесом.
В это время Бодрик, под присмотром Сскала, срывал странные фиолетовые ягоды. Руки его всё ещё дрожали.
— Н-надо бы проверить, ядовиты ли они, — пробормотал он.
Зик, тем временем, уже набивал щёки. — Э-э-э… проверяю на себе! Если не умру через пять минут — значит, можно! — Он сглотнул и вытащил из-под корня блестящий камешек. — О! Смотри! Возможно, полудрагоценный!
Сскал лишь повернул голову, его щелевидные зрачки поймали движение в кронах. Не птица. Что-то скользкое и бесшумное.
— Тише, — прошипел ящер. — Нас… —
Их накрыл звук. Сначала — знакомый безумный хохот и топот. Потом — ему в ответ, из чащи, с разных сторон, полетели такие же, но умноженные на десятки, хохочущие голоса. И всё это перекрыл леденящий, пронзительный визг, от которого кровь стыла в жилах.
— Крикуны! — закричал Зик, выплевывая ягоды.
— Гримдак! — понял Бодрик.
Сскал уже метнулся в сторону звука, растворяясь в зелени. Бодрик, забыв про страх, сжал свою кирку и бросился за ним. Зик, поперхнувшись, последовал, но сразу споткнулся.
Гримдак перестал танцевать. Весёлая курица тоже замолчала. Из леса, тихо, без единого звука, вышли ещё топотуны. Десять. Двадцать. Они окружали его полукругом. В их больших глазах не было ни веселья, ни глупости. Только плотоядный, холодный интерес.
Из их рядов выкатился массивный, покрытый шрамами старый топотун. Он был втрое больше «весёлой курицы», жирный, с облезлой шкурой и одним мутным глазом. Он посмотрел на первого топотуна, потом на Гримдака, и издал не хохот, а низкое, булькающее урчание.
«Весёлая курица» жалобно пискнула. И в ту же секунду её морда исказилась. Пасть расползлась до ушей, обнажив ряды игольчатых, загнутых назад зубов. Всё её тело напряглось, шерсть встала дыбом. Она перестала быть смешной. Она стала машиной для убийства.
Остальные топотуны проделали то же самое. Хохочущий хор превратился в рычащую, щелкающую зубами стаю.
Гримдак оглядел их. Его мозг, наконец, выдал логическую цепочку. Танцевали. Перестали. Показывают зубы. Понял. Не друзья.
— А, — сказал он просто. — Драка.
Он взмахнул секирой.
В этот момент из кустов выскочил вожак и сбил «весёлую курицу» с ног, рыча прямо в её морду. Та жалобно взвизгнула. Это был приказ. Стая, как один, ринулась на Гримдака.
Орк встретил их рёвом. Первый прыжок — и секира отправила два существа в небытие с хрустом ломающихся костей. Но их было слишком много. Они вцеплялись в его ноги, влезали на спину, кусали, царапали. Один впился зубами в его предплечье. Гримдак заорал от боли и ярости и ударил себя этим предплечьем по скале, размазывая тварь в кровавое месиво.
Именно тогда подоспели остальные.
Сскал материализовался за спиной вожака. Его клинки сверкнули — и жирный топотун рухнул с перерезанным горлом. Бодрик, увидев Гримдака, исчезающего под грудой тел, с криком ворвался в гущу, размахивая киркой не как инструментом, а как дубиной. Зик, спрятавшись за дерево, швырял какие-то стекляшки, которые лопались с громким хлопком и вонью, дезориентируя зверей.
Бойня длилась меньше минуты. Когда последний топотун скрылся в зарослях, на поляне остались лежать восемь трупов и один тяжело дышащий орк.
Гримдак поднялся, весь в крови — и своей, и чужой. Он выплюнул клок шерсти, посмотрел на растерзанного вожака, потом на «весёлую курицу», которая, смертельно раненая, пыталась уползти.
— Предатель, — констатировал он и добил её одним ударом каблука.
Потом посмотрел на Бодрика, который стоял, облизывая разбитую губу, всё ещё сжимая окровавленную кирку.
— Ты, Камнедроб, — снова сказал Гримдак, но теперь в его голосе было не пьяное уважение, а суровая констатация факта. — Не просто боишься. Ты дерешься. Хорошо.
Он подошёл к вожаку, грубо отрубил ему голову и сунул в свой потрепанный мешок.
— На ужин. Или чтобы другие боялись.
Когда они вернулись в лагерь, Регис одним взглядом оценил новые раны, окровавленное оружие и дикий блеск в глазах Бодрика. Лираэль и Тарн вернулись следом, сообщив, что нашли ручей и пещеру, но «воздух вокруг неё… дрожит».
— Хорошо, — сказал Регис, глядя на кровавую голову, торчащую из мешка Гримдака. — Теперь мы знаем цену здешнему смеху. Ручей. Пещера. До темноты три часа. Двигаемся.
Они забрали свои жалкие пожитки и ушли с пляжа вглубь острова, оставляя за спиной море, корабль-гробницу и поляну, утоптанную в кровавой грязи в такт безумному танцу.
Солнце клонилось к закату. А в лесу, среди бронзовых листьев, начинался шёпот.
Глава 5: костяные холмы и цена прохода
Кости. Не холмы — целые горные хребты, сложенные из них. Они отливали синевой и чёрным лаком, будто их полировала вода тысячелетиями. Воздух был мёртвенно тих. Ни шепота, ни птиц. Только скрип песка под ногами и навязчивый звон в ушах от абсолютной тишины.
— Не к добру, — промычал Тарн, касаясь копытом бедренной кости размером с мачту. — Эти кости… они не от зверей. Они от существ. И кости эти помнят боль.
Их путь вглубь архипелага лежал через этот молчаливый костяной лабиринт. Альтернативой был непроходимый ядовитый хаос джунглей.
Они шли цепью, держа оружие наготове. Бодрик наконец-то чувствовал под ногами твёрдую землю, но это не приносило покоя. Каждая тень между рёбер гигантских скелетов казалась засадой.
Гримдак нёс свою секиру и мешок с головой топотуна-вожака. Он периодически прикладывал к носу тряпку, смоченную в зелье Лираэль — эльфийка сказала, что это отбивает запах крови, но орк считал, что просто пахнет странно.
Первая атака пришла не сверху и не сбоку, а снизу.
Пока Зик карабкался по склону из позвонков, один из «камней» под его ногой ожил. Это был плоский, как скат, хищник с кожей, идеально имитировавшей цвет и текстуру кости. Его пасть, усеянная концентрическими кругами зубов, раскрылась под прямым углом, пытаясь захватить ногу гоблина.
— А-А-А! Пол съедает меня! — завизжал Зик.
Сскал среагировал первым. Его клинок, как молния, вонзился в краешек пасти твари, пригвоздив её к земле. Зверь забился, издавая звук, похожий на скрежет точильного камня.
— Смотрите под ноги, — без эмоций констатировал ящер, выдернув клинок и добив тварь вторым ударом. — Они здесь не только лежат. Они ждут.
Но настоящие хозяева холмов явились сами. С вершин костяных гряд спустились они — Тролли Холмов. Трое. Вдвое выше человека, с кожей, похожей на потрескавшуюся серую глину, и глубокими, умными глазницами, в которых тлел холодный свет. Они не рычали. Они просто встали на пути, перекрыв тропу. В руках у них были дубины, обитые полосами того же синеватого металла, что и кости вокруг.
Средний, самый рослый, с ожерельем из клыков на мощной шее, шагнул вперёд. Его голос прозвучал, как камни, перекатывающиеся в железной бочке:
— Чужие. Идёте через нашу землю. Платите. Платите кость-металл. Или мясо. Или уходите в Лес-С-Зубами. Последние не платят. Они кричат. Потом тихие.
Регис медленно опустил руку на эфес меча, оценивая.
— Мы просто идём через холмы. Мы не тронем ваши кости.
— Все трогают кости, — хрипло ответил тролль. — Ногами. Это тоже плата. Вы уже должны. Видели Камнешкура? Наш скот. Вы убили скот. Долг растёт.
Лираэль тихо сказала Регису:
— Они не просто бандиты. У них своя логика. Свой закон. Они видят всё в терминах долга и владений.
— Значит, будем торговаться, — мрачно ответил капитан. Он посмотрел на тролля. — У нас нет твоего «кость-металла». У нас есть оружие. Инструменты.
Тролль покачал огромной головой.
— Железо ржавеет. Гниёт. Кость-металл вечен. Как холмы. Нет металла… — Его взгляд упал на мешок Гримдака, откуда торчала всклокоченная шерсть и кость топотуна. — …Есть мясо. Свежее мясо. И… — Он вдруг принюхался, его глаза сузились. — Вы пахнете Тёмной-Слюной. Вы дрались с ней?
Они переглянулись. Тёмная-Слюна?
— Мы дрались с тварями, которые кричат, — сказал Регис осторожно. — И с теми, что плывут тенью.
На лицах троллей (если их бугристые маски можно было назвать лицами) промелькнуло нечто вроде уважения.
— Крикуны — глупые мухи. Тени — призраки с той стороны. Но Тёмная-Слюна… — Вожак выплюнул на землю густую, чёрную слизь. — Она гниёт под холмами. Портит корни земли. Её дети ползают в пещерах, едят наши кости. Один такой… большой… глупый… он не слушает закон холмов. Он объявил пещеру у Водного-Зева своей. Это наша пещера.
Всё стало на свои места. Это была не просьба о помощи. Это было деловое предложение.
— Вы хотите, чтобы мы убили этого… Пещерного Тролля? — уточнил Регис.
— Убьёте — долг очищен. Более того. — Вожак троллей тяжело ткнул себя в грудь. — Гарх. Я, Гарх, дам вам проводника через холмы. До чистой воды. И… защиту на одну ночь. Ночью здесь ходят не те, кто боится нашего закона.
Торг был жёстким и циничным. Зик пытался вставить, что «убийство тролля — услуга дорогая» и требует «дополнительной оплаты в виде блестящих камушков», но Гарх лишь посмотрел на него так, что гоблин заткнулся и спрятался за Тарна.
Гримдак всё это время молча жевал краюху сухаря. Наконец, он сказал:
— Если он большой и сильный… значит, бить его весело. Я согласен.
Бодрик вздохнул. Для орка это была исчерпывающая логика.
Сделка была заключена. Гарх отправил одного из своих сородичей провести их к Водному-Зеву — разлому в костяной толще, откуда сочился ручей. Над ним зияла чёрная пасть пещеры. От неё тянуло сыростью, плесенью и чем-то кислым, животным.
— Тёмная-Слюна там, — прохрипел тролль-проводник и, не прощаясь, скрылся среди костей.
Пещера была не просто тёмной. Она была живой. Стены шевелились от скоплений бледных, слепых насекомых. Под ногами хрустели остатки трапез. А в глубине, у подземного озерца, спал их «контракт».
Пещерный Тролль был творением кошмара. Его бледная, склизкая кожа была усеяна не наростами, а вросшими в плоть обломками костей и камней, словно броней. Изо рта капала та самая чёрная, едкая слизь, разъедавшая камень. Один его кулак был размером с туловище Бодрика.
Он не был один. Вокруг него копошились три Слизнекорга — помесь слизня и паука, размером с собаку, с щупальцами-жвалами, полными игольчатых зубов. Охранники.
— План? — тихо спросил Сскал, уже выбирая позицию для прыжка.
— Максимально жестоко и быстро, — ответил Регис. — Гримдак, ты — приманка и основная сила. Отвлеки его. Бодрик, Сскал — займите слизнекоргов. Лираэль — целься в глаза. Зик, ищи, чем поджечь или ослепить. Тарн, будь готов переломать ему ноги, если представится шанс.
Они напали без предупреждения. Лираэль выпустила стрелу, которая вонзилась троллю прямо в веко. Чудовище взревело и вскочило. Слизнекорги метнулись вперёд.
Гримдак, испуская боевой рёв, пошёл напролом. Его секира со звоном ударила по костяной броне на груди тролля, оставив глубокую трещину. Тролль ответил ударом, который отшвырнул орка к стене, но Гримдак, хрипя, поднялся.
Бодрик, крича от ярости и страха, вонзил кирку в бок одного слизнекорга. Тот завизжал и обернулся, выбросив щупальце. Гном едва увернулся. Сскал в это время уже расправился со вторым, мастерски обездвижив его ударами по суставам.
Зик, лихорадочно порывшись в мешке, вытащил две склянки, стукнул их друг о друга и швырнул под ноги троллю. Раздался не взрыв, а ослепительная вспышка и режущий запах аммиака. Тролль взвыл, потеряв ориентацию.
— ТЕПЕРЬ! — скомандовал Регис.
Тарн, разбежавшись, ударил чудовище в подколенное сухожилие своим молотом. Раздался хруст. Тролль рухнул на одно колено. В этот момент Гримдак, собрав последние силы, занёс секиру и со всего размаха всадил её троллю в основание шеи, туда, где не было костяных пластин.
Тишина. Тяжёлое, хриплое дыхание. Тело тролля осело, чёрная слизь хлынула из раны, шипя на камнях.
Они выползли из пещеры, окровавленные, измотанные, но живые. На выходе их уже ждал Гарх с двумя другими троллями. Он осмотрел их, потом мельком заглянул в пещеру и удовлетворённо хрюкнул.
— Долг оплачен. — Он бросил к их ногам свёрток из грубой кожи. Внутри лежали несколько отполированных, тёплых на ощупь пластин «кость-металла» и странные сушёные грибы. — Плата. Честный торг. Теперь вы под защитой Закона Холмов. До рассвета.
Он повернулся, чтобы уйти, но обернулся:
— Вода чистая. Но ночь близко. Совет: не смотрите на лунный свет на костях. Иногда он… шевелится. Не наш закон. Древнее.
И они ушли, оставив героев у ручья.
Разбили лагерь в небольшой нише у самой воды. Выставили дозоры. Гримдак сразу уснул, прислонившись к секире. Бодрик впервые за долгое время не дрожал. Он смотрел на свои руки, в кровоподтёках и ссадинах, и чувствовал не страх, а усталую ярость. Он выжил. Снова.
Лираэль, глядя на костяные громады вокруг, сказала:
— Они не просто бандиты. Они — система. Часть этого места. Мы играем по их правилам, чтобы выжить.
— А что ночью? — спросил Зик, ёжась. — Что значит «шевелится»?
В ответ первая луна взошла над гребнями костей. Её холодный свет упал на склон, и огромные тени от рёбер и черепов задвигались, как пальцы гигантской руки, начинающей сжиматься. Не было звука. Только безмолвное, необъяснимое движение.
— Не смотреть, — повторил Регис приказ Гарха, отворачиваясь. — Спокойной ночи. Кто знает, что будет завтра.
Глава 6: гниющее сердце
Путь от Костяных Холмов вёл вниз. Воздух стал тяжёлым, влажным и густым от запаха гниющих растений и чего-то сладковато-металлического. Под ногами твёрдый грунт сменился зыбкой топью, покрытой ярко-зелёным, обманчиво прочным ковром мха. Гигантские грибы-зонты, бледные и пятнистые, росли, как могильные памятники. Это были Трясинные Чащи — гниющее сердце архипелага.
Гарх, вожак троллей, дал им последнее задание.
— В центре трясины есть Сухое Дерево. Оно не гниёт. В его дупле живёт Сердцевик — камень, который греет и сушит. Принесите его. Он согреет наши кости в сезон Слизи. За это… мы дадим вам лодку. И покажем путь к краю рифов, где можно поймать течение домой. — Он бросил им свёрток с противогнилостной мазью, пахнущей смолой и медью. — Болото съест вас, если дадите слабину. Оно живое. И голодное.
Их продвижение было мучительно медленным. Тарн шёл впереди, прощупывая дно своим посохом. Каждый его шаг был осторожен: одно неверное движение — и чёрная, пузырящаяся жижа могла засосать даже таурена.
— Здесь всё пропитано смертью, которая кормит новую жизнь, — сказал он, вытаскивая копыто из хлюпающей трясины. — И эта новая жизнь очень хочет кушать.
Первая угроза пришла, казалось, из самого воздуха. Бодрик, поскользнувшись, чуть не упал, но ухватился за свисающую с древнего коряги лиану. Лиана затрепетала и обвилась вокруг его запястья тёплым, цепким кольцом.
— Чтоб тебя! — выругался гном, пытаясь вырваться.
— Не двигайся! — резко крикнула Лираэль. — Это Душитель-ползун!
Из мрака под корягой выползло основное тело твари — толстая, сегментированная гусеница цвета запёкшейся крови с десятком таких же лиан-щупалец. Они уже тянулись к Бодрику, нащупывая шею, лицо.
Раздался свист клинка. Сскал, молчавший всю дорогу, взмахнул оружием, и щупальце, державшее гнома, отлетело в сторону, извиваясь. Из раны брызнула едкая жёлтая жидкость.
— Жжёт! — закричал Бодрик, стирая с лица сок.
Гримдак, не долго думая, подошёл и с размаху всадил секиру прямо в головную часть гусеницы. Та вздыбилась, извергая изо рта сгустки слизи, и затихла. Но её смерть не прошла незамеченной.
Запах внутренностей привлёк Болотных легунов. Они выскочили из тёмной воды — трое существ, похожих на помесь ящерицы и павиана, с перепончатыми лапами и длинными, костлявыми пальцами с ядовитыми когтями. Их глаза, выпуклые и жёлтые, жадно смотрели на добычу. Они не нападали сразу. Они начали кружить, перепрыгивая с кочки на кочку, издавая щёлкающие, пересвистывающиеся звуки. Охотничья стая.
— Щитом! — скомандовал Регис, и они инстинктивно сомкнули строй, спинами друг к другу.
Легуны атаковали с разных сторон. Один прыгнул на Тарна, но получил удар копытом в грудь и отлетел с хрустом. Второй метнулся к Зику, но гоблин швырнул ему в морду какой-то мешочек, который лопнул с облаком едкого перца. Тварь заскулила и откатилась.
Третий выбрал цель — Лираэль. Его прыжок был стремителен. Но эльфийка не стала уворачиваться. Она присела, и когда легун пролетал над ней, её длинный нож блеснул, распоров ему брюхо от горла до хвоста. Она встала, отряхиваясь, её лицо было спокойно и холодно.
— Их привлекла кровь. Значит, здесь есть те, кого привлекает тишина, — сказала она, глядя в неподвижную, чёрную воду.
Сухое Дерево возвышалось посреди огромного, покрытого ряской озера, как чёрный, обугленный палец, указующий в небо. Добраться до него можно было только по шатким, полу-сгнившим мосткам из коряг и упавших стволов. Вода вокруг казалась мёртвой.
— Слишком тихо, — прошептал Сскал. — Ни личинок, ни пузырей. Это не вода. Это засада.
Они ступили на первую корягу. И тогда «озеро» взорвалось движением.
Из-под зелёного покрова вырвалось существо, ради которого стоило приходить в эти болота — Болотный Хранитель. Оно было похоже на гигантскую, плоскую ската-молота, но его тело было составлено из сросшихся костей, обломков дерева и живой, пульсирующей плоти. На его спине росло то самое Сухое Дерево, а в развилке ветвей, словно в чаше, лежал светящийся оранжевым теплом камень — Сердцевик. Глаза Хранителя — шесть тусклых точек по бокам тела — смотрели на них без мысли, только с бесконечной, древней злобой.
Оно не плыло. Оно двигало воду вокруг себя. Мощный хвост-плавник взметнул волну, едва не смывшую Гримдака с мостков.
— План?! — завопил Зик, цепляясь за скользкую корягу.
— Его глаза! Дерево! Камень! Что угодно! — ответил Регис, выпуская арбалетный болт в ближайший глаз. Болт вонзился, и Хранитель взревел — звук, похожий на треск ломающихся рёбер.
Существо рванулось вперёд, круша мостки своим телом. Бодрик едва успел перепрыгнуть на следующую опору. Он увидел, как под водой к нему тянутся костлявые щупальца — не часть Хранителя, а какие-то водяные твари, привлечённые суматохой. Он замахнулся киркой, отбиваясь.
Гримдак нашёл свой способ. Он не стал ждать. С рёвом, разбежавшись по шаткому стволу, он прыгнул на спину чудовища. Его секира вонзилась в живую плоть рядом с основанием Дерева. Хранитель вздыбился, пытаясь сбросить дерзкого наездника. Орк держался, как клещ, рубя всё подряд, пытаясь добраться до камня.
Лираэль и Сскал работали слаженно. Пока Гримдак отвлекал монстра, они, перепрыгивая по обломкам, пытались найти уязвимое место. Тарн использовал свою силу, перебрасывая тяжёлые обломки дерева, как снаряды, целясь в головную часть твари.
— Камень! Мне нужен камень! — орал Зик гоблину-инженеру внутри себя. Он рылся в сумке, вытаскивая то склянки, то крюки. И нашел. Два крюка с тросами. — Эй, ящер! Ловкость! Помоги!
Сскал мгновенно понял. Он поймал брошенные крюки и, как акробат, взобрался по телу Хранителя, помогая Гримдаку. Вместе они закрепили крюки у основания Дерева. Другой конец тросов Зик накинул на прочную корягу на берегу.
— ТАРН! РЕГИС! ТЯНИТЕ!
Таурен и человек ухватились за тросы. Мышцы налились кровью. Дерево на спине чудовища затрещало. Хранитель, почувствовав, что его святыню пытаются вырвать, взбесился окончательно. Он начал биться с яростью раненого быка.
В этот момент Бодрик увидел свой шанс. Рядом с ним, в воде, металась оторванная щупальцем ветка Сухого Дерева. На её конце, как плод, висел небольшой отросток-камень, тоже светящийся. Не такой мощный, как Сердцевик, но его часть.
Он не раздумывал. Нырнул в вонючую, тёплую воду, перерезал ножом отросток и, отталкиваясь от тела чудовища, поплыл назад.
— Я ДОСТАЛ КУСОК! ОТПЛЫВАЕМ! — закричал он, выныривая и плюясь грязью.
Этого было достаточно. Регис дал сигнал отступать. Гримдак и Сскал спрыгнули со спины чудовища. Хранитель, почувствовав ослабление, в ярости ударил хвостом, окончательно разрушив мостки, но не стал преследовать. Он медленно погрузился в воду, охраняя свою главную святыню, унося в глубину зазубренный обломок секиры Гримдака и вырванный с мясом крюк.
Они выползли на твёрдую землю, покрытые грязью, кровью и слизью. В руках у Бодрика тлел, как уголёк, кусок Сердцевика. Его тепло сушило одежду и отгоняло болотную стужу.
— Гарх сказал «Сердцевик». Он не уточнял, целый или нет, — хрипло сказал Регис, переводя дыхание.
— А моя секира… — мрачно заметил Гримдак, рассматривая обломанный черенок. — Она ему понравилась больше.
— Живёшь — значит, выиграл, — впервые по-дружески хлопнул его по плечу Бодрик. Дварф держал камень так, будто это был самый дорогой алмаз. И для них он им и был. Это был билет домой.
Когда они, еле живые, вернулись к подножию Костяных Холмов, Гарх уже ждал. Он взял камень, повертел в руках, поднёс к уху, словно слушая его тихое жужжание.
— Маленький. Но искра есть. Договор есть. — Он кивнул, и из-за груд костей другие тролли выкатили длинную, узкую лодку, выдолбленную из ствола чёрного, как железо, дерева. На бортах были выжжены руны, похожие на те, что на костях. — Лодка будет плыть. Проводник покажет путь к Краю Рифов. Там вы найдёте своё море.
Он посмотрел на них — оборванных, изменившихся, закалённых в боях.
— Вы сильные. Для мягкокожих. Возвращайтесь с железом и блёстками. У нас будут для вас… дела.
Это было не прощание. Это было приглашение к новому контракту. Но сейчас им нужно было только одно — домой.
Лодка скользила по узкой, тёмной реке, уводящей от болот. Проводник-тролль, молчаливый и мрачный, уверенно вёл её меж подводных камней. Герои смотрели, как скрываются за поворотом страшные и прекрасные очертания Низерлов. Каждый думал о своём.
Гримдак гладил обломок секиры, мысленно уже выбирая в Фаваре новую, покрепче.
Бодрик сжимал в кармане заветренный сухарь — последний с корабля. Он уже не боялся ни воды, ни неба. Он знал, что напишет книгу. Не о страхе, а о гневе, ярости и воле к жизни.
Лираэль смотрела на свои стрелы, их осталось три. Она поняла язык этого места. И уважала его.
Регис смотрел вперёд, на водную дорогу. Он вёл их сюда восемьюдесятью. Уводил семерыми. Это была не победа. Это было выживание. И для капитана это было единственной важной вещью.
А позади, в Гниющем Сердце болот, Болотный Хранитель успокоился, чувствуя тепло своего Сердцевика. На его спине, рядом с Сухим Деревом, торчала, как новый сучок, зазубренная часть орчьей секиры. Архипелаг Низерлов принял их подношение. И ненадолго отпустил.
Глава 7: край рифов
Лодка, выдолбленная из чёрного железного дерева, неслась по подземной реке, увлекаемая бурным течением. Стены туннеля, сложенные из того же синеватого костяного металла, что и холмы, мерцали в свете грибного нароста на носу их суденышка. Проводник-тролль Грох (так он буркнул своё имя) стоял на корме, его могучие руки лежали на длинном руле-весле. Он смотрел вперёд ледяными, ничего не выражающими глазами.
— Скоро Большая Вода, — прохрипел он, не оборачиваясь. — Но между нами и ею — Рифовое Горло. Вода там не слушается. Камни едят дерево. А Хорги едят всё, что шевелится.
Впереди появился свет — не тусклое свечение грибов, а яркий, слепящий дневной свет. Воздух наполнился грохотом и рёвом. Туннель вывел их в огромную прибрежную пещеру, одно из устрий которого было заткнуто гигантским, клыкастым рифом. Вода здесь не текла — она кипела. Это был Край Рифов: полукилометровый пролив между главным островом и одинокой скалой-столпом, весь усыпанный острыми, как бритва, пиками камня. Приливные волны с открытого океана встречались здесь с отбойным течением от архипелага, создавая безумный водоворот. Пена взлетала на десятки метров, а рёв был оглушительным.
Их маленькая лодка стала щепкой в этом котле.
— Греби! — заорал Регис, хватая весло. — Все, кто может! Цель — та скала! За ней — тихая вода!
Они схватились за вёсла: Регис, Тарн, Бодрик. Лираэль и Сскал вцепились в борта, готовые отталкиваться от камней. Зик в ужасе прижался ко дну. Гримдак сжимал обломок своей секиры — теперь это был просто увесистый дубинка с осколком лезвия.
Грох работал рулём, его мышцы вздувались от напряжения. Лодка прыгала по волнам, скользила в пенящихся желобах между рифами. Острые камни скребли по днищу с неприятным звуком.
— ЛЕВЕЕ! — ревел тролль, и Тарн всаживал весло, помогая развернуться.
Гигантский водяной вал подхватил их и понёс прямо на черный зуб рифа. Казалось, это конец. Но Грох рывком вывернул руль, и лодка, кренясь на борт, проскочила в узкую щель, облив всех ледяной солёной водой.
— Хороший дерево, — с одобрением хрипнул тролль, хлопнув ладонью по борту. — Не боится.
И тут появились Хорги. Их было с полдюжины. Существа, похожие на помесь угря и морской гадюки, толщиной в руку таурена и длиной в три весла. Их тела были покрыты не чешуёй, а костяными пластинами, а пасти представляли собой круглые «тёрки» из вращающихся, острых как бритва, зубчатых пластин. Они выскакивали из пены, пытаясь вцепиться в борт, откусить весло, утащить гребца.
Одна хорга впилась зубами в весло Бодрика и вырвала его из рук. Гном едва удержался.
— Моё весло! — взвыл он.
— Забудь! Держись! — крикнул Регис, отбивая атаку другой твари своим клинком. Его удар отскочил от костяной брони, лишь высек искры.
Лираэль стреляла почти в упор. Её стрела вонзилась хорге в единственное мягкое место — под нижней челюстью. Чудовище затрепыхало и скрылось в пучине.
Но их было слишком много. Одна хорга, крупнее других, обвилась вокруг кормы, её зубы начали скрести по дереву, выгрызая щепки. Грох бросил руль и схватил тварь голыми руками. Он рванул, пытаясь оторвать её, мышцы на его руках вздулись, как канаты. Костяные пластины хорги трещали.
— Идиот! — закричал Гримдак, видя, что лодка, оставшаяся без управления, несётся на очередной риф. — Рули!
Но было поздно. Лодка с размаху ударилась о подводный камень. Раздался треск. Их судёнышко подпрыгнуло и замерло, накренившись. Вода хлынула внутрь.
Грох, всё ещё сжимая в объятиях бьющуюся хоргу, посмотрел на них. На лодку, которая тонула. На пролив, который оставалось пройти всего сотню метров. На скалу-убежище.
В его каменных глазах не было страха. Был расчёт.
— Мягкокожие слабые. Плохо плавают, — прохрипел он. — Дерево тоже слабое. Но тролль… тролль сильный.
Он сделал шаг к борту, увлекая за собой извивающуюся тварь.
— Скажи Гарху… долг выполнен. Закон Холмов — честный.
И прежде чем кто-либо успел что-то понять, Грох шагнул за борт, увлекая хоргу с собой в кипящую воду. Он не пытался плыть. Он шёл по дну, как можно глубже, увлекая чудовище за собой, отвлекая остальную стаю.
— Гребите! — заорал Регис, пронзительно и отчаянно. — На вёсла! ВСЕ!
Они гребли, не чувствуя рук. Бодрик и Тарн на одном весле, Регис — на другом. Гримдак и Сскал отталкивались от рифов шестами, которые мгновенно срезало. Лодка, наполовину затопленная, похожая на утлый ковчег, полный отчаяния, тащилась к скале.
За ними вода забурлила от ярости хорг, но они были заняты другим — крупной, вкусной добычей, которая отчаянно сопротивлялась на дне.
Их выбросило в тихую заводь за скалой-столпом. Лодка, набравшая воды, медленно пошла ко дну у самого каменистого берега. Они вывалились на сушу, как выброшенные штормом тюлени, кашляя солёной водой и кровью.
Они оглянулись. Пролив ревел за спиной. Низерлы возвышались вдали, окутанные туманом и тайной. А перед ними расстилалось бескрайнее, спокойное, открытое море. Путь домой.
Никто не ликовал. Не было сил. Зик плакал, смеясь и давясь водой. Бодрик лежал на спине, глядя в небо, и его тело било мелкой дрожью. Лираэль сидела, обхватив колени, её взгляд был пуст. Сскал молча перевязывал глубокий порез на руке. Тарн тяжело дышал, его могучая грудь ходила ходуном.
Гримдак смотрел на тонущую лодку, на обломок секиры в своей руке, потом — на ревущий пролив. Туда, где скрылся тролль.
— Сильный, — произнёс он с непоколебимым, почти профессиональным уважением. — Хорошая смерть.
Регис поднялся, отжал воду из рубахи. Его лицо было изрезано новыми морщинами, а в глазах стояла сталь, закалённая в аду.
— Собираемся. Строим плот. Здесь есть плавник. Мы поймаем течение. Мы идём домой.
Они пробыли на скале три дня. Соорудили плот из обломков своей лодки и выброшенных штормом деревьев. Наполнили бурдюки дождевой водой. Съели последние крошки.
На четвёртое утро они оттолкнулись от камней Низерлов в последний раз. Попутный ветер и тёплое течение, о котором говорил Гарх, подхватили их ненадёжное судёнышко и понесли на юг, к далёкому, почти забытому Фавару.
Архипелаг Низерлов скрылся за горизонтом, словно кошмар, рассеивающийся на рассвете. Но каждый из них знал — он остался с ними. В шрамах. В молчаливых взглядах. В тлеющем в кармане Бодрика осколке Сердцевика. Они съели ад, и он стал частью их плоти.
Эпилог: те кто вернулся
Год спустя. Порт Фавара.
«Харчевня “Тонущий Гном”» никогда не была тихим местом, но сейчас в ней стояла гробовая тишина. В углу, за столиком из грубого дерева, сидели те, кого в городе называли «Призраками Низерлов». Их было шестеро. Седьмого места — для молчаливого тролля — всегда оставалось пустым. На нём стояла полная кружка тёмного эля.
Бодрик Камнедроб уже не был трясущимся от страха инженером. Его борода, отросшая и посечённая сединой, была заплетена в жёсткую косу. На столе перед ним лежали не чертежи, а исписанные мелким, яростным почерком страницы. Он писал. Не отчёты для Совета, а книгу. Он называл её «Кодекс Выживающего». В ней не было поэзии. Были схемы ловушек, классификации хищников, свойства растений, тактика борьбы с тварями, которые официально «не существовали». Он писал её для тех, кто придёт после. И для себя — чтобы не забыть, из чего сделан мир.
— Здесь, — тыкал он пальцем в схему, показывая Сскалу, — нужен крюк не сбоку, а снизу. Чтобы при подъёме он впивался в брюхо, а не скользил по броне.
Ящер молча кивал, его глаза, казалось, видели не чернила, а вспышку когтей в темноте.
Лираэль сидела прямо. Она почти не изменилась внешне, но её спокойствие теперь было иного рода — не отрешённость эльфийки, а холодная внимательномть хирурга, который знает, где проходят артерии у чудовищ. Она продавала Совета Старейшин рецепты мазей и противоядий, выведенные на островах. Цена всегда была одна: ресурсы и немедленная отправка новой, лучше экипированной экспедиции на юг. Её предложения встречали вежливое, ледяное молчание. Совет предпочитал забыть «Последний Луч».
Тарн ушёл в горы. Говорил, что хочет слышать песни чистой земли, чтобы перебить шёпот гниющего сердца, навсегда оставшийся у него в ушах. Но иногда он возвращался, и в его глазах читалась тревога. «Земля здесь тоже шепчет, — говорил он. — Она чувствует, что мы принесли с собой частицу того места».
Зик… Зик стал другим. Он не торговал блестяшками. Он сидел в своей мастерской, окружённый чертежами, и строил. Не игрушки. Оружие. Арбалеты, стреляющие гарпунами с разрывными наконечниками. Сети из тончайшей, невероятно прочной проволоки. Светошумовые гранаты нового поколения. Его глаза горели не жадностью, а холодным, методичным огнём. Он знал врага. И готовился к новой встрече.
Регис Фол формально всё ещё был капитаном. Но ему больше не предлагали кораблей. Он стал тенью в порту, его имя произносили шёпотом, с суеверным страхом. Он наблюдал. Искал. Не героев, а тех, у кого в глазах был тот же огонь отчаяния и одержимости, что когда-то горел в его собственной команде. У него был план. И карта, испещрённая пометками, которых не было ни на одной официальной. Карта, цена которой — семьдесят три жизни.
И Гримдак. Огромный орк стал легендой доков. Он не болтал. Он тренировался. Целыми днями он поднимал необычные тяжести — мешки с песком, имитировавшие прыжок твари, вращал бревно, похожее на щупальце. Он заказал у лучшего (и самого дорогого) кузнеца города новую секиру. Не аристократическую, а убойный инструмент. По его чертежам, со странными крюками и выступами для ломания костяной брони. Он платил за работу не золотом, а историями. И кузнец, суровый дварф, слушал его, и его глаза становились круглыми.
— Нужны сильные, — бубнил Гримдак, бродя по тавернам. — Не для славы. Для дела. Чтобы бить воду, небо и всё, что полезет. Чтобы знать, что враг — это не «что-то». Враг — это тот, кто хочет тебя сожрать. И точка.
К нему начали прибиваться сорвиголовы, неудачники, те, кому терять нечего. Они называли себя «Орда Гримдака». Их было пока мало. Но они слушали. И учились.
Однажды вечером они все сидели за своим столом. Молча. Бодрик дописал последнюю главу «Кодекса» — «Цена прохода». Про троллей, про Закон Холмов, про цену, заплаченную у Рифов.
Он закрыл тяжёлую кожаную обложку и посмотрел на Региса.
— Капитан. Что дальше?
Регис медленно допил своё вино. Его взгляд скользнул по их лицам: учёного, воина, охотника, инженера, дикаря, ящера.
— Совет считает нас неудачниками. Сумасшедшими. Они хотят забыть. — Он поставил кружку на стол с глухим стуком. — Мы — нет.
Он вытащил из-под плаща ту самую карту. Развернул её. На ней были отмечены не острова, а маршрут. От Фавары. В обход официальных путей. К Краю Рифов.
— Гарх сказал: «Возвращайтесь с железом». У нас есть знания Бодрика. Яд Лираэль. Оружие Зика. Сила Тарна и Сскала. — Он посмотрел на Гримдака. — И безумие, чтобы это использовать.
Гримдак оскалился в ухмылке, в которой не было ни капли юмора.
— Моя новая секира жаждет. Она скучает по кость-металлу.
— Мы не будем просить разрешения, — тихо сказал Регис. — Мы найдём корабль. Мы найдём команду. Мы купим или украдём припасы. И мы вернёмся. Не за славой. За ответами. И, возможно, чтобы предупредить всех, что Низерлы — это не конец света. Это его начало. И оно медленно, но верно движется на север.
В ту ночь «Харчевня “Тонущий Гном”» закрылась раньше обычного. А шестеро призраков разошлись по городу, растворяясь в сумерках. У каждого была своя цель, своя часть плана.
На столе осталась лежать книга Бодрика, а на её первой странице было выведено твёрдой рукой:
«Эта книга написана не о том, как умереть. Она написана о том, как заставить смерть подождать. Мир полон зубов. Узнай их форму. Найди их слабость. И бей первым. — Бодрик Камнедроб, выживший с “Последнего Луча Надежды”».
Где-то в доке Фавары тихо скрипели снасти нового, невзрачного корабля. Он ещё не имел имени. Но в портовых слухах ему уже дали прозвище — «Первая Глупость».