Тот день запомнился мне навсегда. Не потому, что он был особенным — нет, скорее, потому, что стал началом конца. Началом чего-то, что я до сих пор не могу до конца осмыслить.
Я сидела в небольшом кабинете, заставленном старыми папками и пыльными книгами. На столе передо мной лежал контракт — толстая пачка бумаг, испещрённая мелким шрифтом. Мои руки слегка дрожали от волнения, хотя я старалась этого не показывать.
— Вы уверены, что хотите подписать? — спросил мужчина напротив. Его лицо было скрыто в тени, но голос звучал спокойно, почти безразлично.
— Да, — ответила я, хотя внутри всё сжималось от сомнений.
Он кивнул и протянул мне ручку. Я подписала, не читая. Что толку? У меня не было выбора. Деньги, которые обещали за эту работу, могли изменить мою жизнь. Два-три года в изоляции — и я смогу начать всё заново.
— Отлично, — сказал мужчина, забирая контракт. — Завтра в шесть утра вас заберут. Вещи берите с собой — больше вы ничего не получите.
Я кивнула, встала и вышла из кабинета. На улице было жарко, даже слишком. Солнце палило так, будто хотело выжечь всё живое. Я шла по пустынной улице, думая о том, что ждёт меня впереди.
На следующее утро я стояла на обочине, держа в руках единственный чемодан. В нём было всё, что я могла взять с собой: несколько смен одежды, фотография мамы и книга, которую я так и не дочитала.
Ровно в шесть появился армейский грузовик. Из кабины вышел мужчина в форме и молча указал на кузов. Я забралась внутрь, где уже сидели несколько человек. Мы переглянулись, но никто не сказал ни слова.
Дорога заняла несколько часов. Мы ехали через пустыню, где не было ничего, кроме песка и редких кустов. Жара становилась невыносимой, но в кузове не было ни окон, ни вентиляции. Я закрыла глаза, стараясь отвлечься от мыслей.
Когда грузовик наконец остановился, я уже почти потеряла счёт времени. Мы вышли наружу и оказались перед огромным зданием из стальных листов. Оно выглядело как что-то среднее между заводом и бункером.
— Добро пожаловать, — сказал мужчина в форме, открывая тяжёлую дверь.
Внутри было прохладно, почти холодно. Мы прошли по длинному коридору, освещённому тусклыми лампами. На стенах висели таблички с номерами, но никаких указателей не было.
— Это ваш кабинет, — сказал мужчина, останавливаясь перед одной из дверей. — Завтра начнёте работу.
Я зашла внутрь. Кабинет был маленьким, с двумя дверями. Одна вела в коридор, другая — куда-то ещё. На столе стояла печатная машинка, а на стене висел телефон.
— Это для экстренных случаев, — пояснил мужчина. — Звоните только в главный штаб.
Он ушёл, оставив меня одну. Я села за стол и попыталась осмыслить происходящее. Всё казалось таким нереальным, будто я попала в какой-то странный сон.
Но это был не сон. Это была моя новая реальность.
Утро началось с резкого звонка. Я открыла глаза, не сразу поняв, где нахожусь. Комната была маленькой, с голыми стенами и узкой кроватью. В углу стоял шкаф, в котором я накануне разложила свои вещи. Звонок повторился, и я поняла, что это сигнал к началу рабочего дня.
Я быстро надела форму — простую серую одежду без опознавательных знаков — и вышла в коридор. Там уже стояли другие сотрудники, все молчаливые и сосредоточенные. Мы двинулись к столовой, где нас ждал завтрак: каша, чай и кусок хлеба. Ничего лишнего.
После завтрака нас распределили по рабочим местам. Меня направили в мой кабинет, который теперь казался ещё более мрачным, чем вчера. На столе лежала стопка бумаг — отчёты, которые нужно было заполнить. Я села за печатную машинку и начала работать.
День прошёл в монотонном ритме. Я заполняла отчёты, проверяла записи коллег, изредка отвечала на звонки. Ничего необычного, кроме одной детали: время от времени я слышала странные звуки из-за второй двери. То лёгкий стук, то шаги, то непонятный шорох. Я старалась не обращать на это внимания.
К вечеру я познакомилась с Леной, девушкой из соседнего кабинета. Она работала здесь уже несколько месяцев и, казалось, привыкла к этой жизни.
— Ты скоро освоишься, — сказала она, улыбаясь. — Главное — не задавать лишних вопросов.
— А что за дверь? — не удержалась я.
Лена на мгновение замерла, затем пожала плечами.
— Карантин. Туда отправляют тех, кто... не справляется.
— Что значит «не справляется»?
— Неважно. Просто не лезь туда, и всё будет хорошо.
Её слова не успокоили меня, но я решила не настаивать. Вечером, вернувшись в свою комнату, я долго не могла уснуть. Мысли о карантине не давали покоя. Что там происходит? Почему никто не говорит об этом?
На следующий день всё пошло своим чередом. Я снова сидела за печатной машинкой, заполняя отчёты. Внезапно дверь открылась, и в кабинет вошёл мужчина. Он выглядел бледным и потным, его руки дрожали.
— Мне плохо, — просто сказал он.
Я встала, чтобы помочь, но он резко отшатнулся.
— Не подходи! — крикнул он. — Просто... позовите кого-нибудь.
Я нажала кнопку тревоги, и через несколько минут появились двое мужчин в защитных костюмах. Они быстро увели больного, не сказав ни слова.
Вечером я спросила у Лены, что это было.
— Не знаю, — ответила она, но её голос дрожал. — Такое бывает. Лучше не думай об этом.
Но я не могла перестать думать. На следующий день ещё один сотрудник пожаловался на плохое самочувствие. Его тоже увели в карантин. А потом ещё один. И ещё.
К концу недели я начала замечать странные симптомы у себя. Лёгкое головокружение, слабость, иногда — кашель. Я старалась не показывать этого, но страх рос с каждым днём.