Эксперимент: Редбрук

Часть 1

Эва резко выдохнула, прежде чем смогла произнести это вслух:

— Она меня пугает.

— Рой?

— Да. Алесса Рой... Не лучшего мнения обо мне, и от этого становится не по себе.

Макс со сдержанной улыбкой потёр переносицу.

— Знаете, мисс Эванс, от ее взгляда любому придется несладко. Ее многие обходят стороной, и думаю, это именно то, чего она добивается — чтобы ее оставили в покое. Но я понимаю, о чем вы. Иногда, пересекаясь с ней в аудитории или коридорах, мне нередко приходят в голову те же мысли. Это по-своему жутко, но происходит не потому, что с вами что-то не так. Не переживайте. Помимо мисс Рой, у вас все в порядке?

— Да. Все хорошо.

Он кивнул.

— Я рад.

Не зная, куда себя деть, Эва уставилась в пол. Макс коснулся ее плеча и бегло — подбородка, невзначай заставив поднять взгляд.

— Не унывайте, мисс Эванс. Для вас все тут в новинку, как и для меня. Вы справитесь.

— Спасибо, — ей стоило усилий отшагнуть, увеличить дистанцию, ринуться к двери в коридор. — Досвиданиясэр.

— До встречи, Эва.

***

— Как прошел день?

— Нормально.

Второй месяц обучения давался неплохо. Ей удалось сосредоточиться на занятиях и практически не отвлекаться во время лекций. Все было к лучшему — на контрасте с выходом в мир, обучение на дому казалось тяжелым одиночным заключением и осталось в прошлом. К тому же, дома все еще невозможно было не прислушиваться, ожидая, когда мама выйдет из соседней комнаты или заглянет проверить, как у нее дела. Она давно погибла — текст в учебниках по латыни расплывался и, превращаясь в смазанные силуэты, в конце концов приобретал форму сплющенного автомобиля — из которого вытащили только семилетнюю Эву, чудом оставшуюся в живых.

Несколько лет она не выходила из дома по воле папы, слишком опасавшегося за ее состояние. Ей и не хотелось никого видеть, но с возрастом ситуация не становилась лучше. Ее память постепенно ухудшалась, несмотря на все усилия по обучению анатомии, химии и языкам. Коллеги рекомендовали «наладить социальный аспект» им обоим, ведь папа тоже окунулся в работу, что произошло бы независимо от их горя. Эва дичала, сторонилась новых людей и в конце концов тоже начала считать это опасным. Ей хотелось друзей, наставников, испытать настоящую влюбленность в кого-нибудь из параллельного класса — все, что так превозносят в подростковых комедиях. Папа больше опасался из-за того, что столкновения с молодежью неминуемо приведут его дочь к веществам, а те резко и драматично добьют все защитные механизмы ее слабой психики, поэтому курс лекций о составе и воздействии психотропных веществ на кого бы то ни было стали частью ее подготовки к колледжу.

Редбрук — престижное заведение, готовящее к поступлению на медицинские и исследовательские факультеты лиги плюща. Его покровители — нередко представители богатейших аристократических семей, тесно связанных с наукой и передовыми технологическими достижениями. Доктор Эванс получил возможность устроить туда дочь не в последнюю очередь благодаря связям и собственным выслугам, оттого на Эву — помимо вступительных и адаптации к новому окружению — взвалился груз ответственности «не опозорить отца». Эва руководствовалась тремя истинами: будь вежлив, будь честен, и если чего-то не понимаешь — проси помощи. Она остервенело трудилась и безбожно уставала, но старалась не подавать вид, как бы ни было сложно и тяжело.

С первых дней все было непривычным, ярким, шумным, множество студентов, беспечные разговоры, смех. Эва попала в группу второго курса не с самого начала сезона, запоздали некоторые бумаги, но блестяще выполненные вступительные снимали любые вопросы.

У нее не было цели всем понравиться: что в фильмах, что в книгах о подростковых драмах это обязательно заканчивалась трагедией. Она просто следовала правилам, была учтива и вежлива, и надеялась, что в непредвиденных ситуациях поступит правильно — что бы это ни значило. Переживать об этом и думать наперед — бессмысленно. Не обидеть, не дать себя в обиду, успевать на занятиях — этого достаточно, чтобы состояться, как студент.

Все приковали к ней внимание, когда куратор представил новенькую в начале дня, но это, к счастью, продлилось недолго, и позволил ей занять свободное место, после чего в лекционную аудиторию вошел новый преподаватель — Макс Т.

Он был первым преподавателем на первой лекции, которую она слушала в колледже. До сорока, в светлом костюме, он казался исследователем, отлучившимся с научной конференции, где рассказывал о своем невероятном открытии, и заглянул в аудиторию буквально на пять минут, чтобы дать эксклюзивный комментарий по теме их сегодняшнего занятия. Блестящий специалист, он будто попал сюда из совсем другого мира — совсем как Эва, что вырвалась из стен родного дома и объятий встревоженного отца.

Макс увлеченно разбирал тему. Эва сосредоточенно конспектировала. Алесса смотрела ей в затылок — почти не моргая.

Черные круглые очки, бледная кожа, темные волосы, черное платье — сдержанный деловой стиль с белоснежным воротником. Черной казалась даже ее дорогущая брендовая сумка — пока лакированная поверхность не ловила блик, чтобы проявиться глубоким винным алым.

Алесса Рой не привлекала внимания — больше, чем это необходимо. Во многом она была лучшей — это признавали. Во многом, но не во всем. Клятую физкультуру по негласным правилам было принято прогуливать, или по крайней мере предоставлять разумное оправдание для отсутствия. У нее в справке — малокровие и сердечная недостаточность. Это в любом случае не помешает ей курить ни в туалете, ни во дворе, ни около стадиона.

Часть 2

— Что мне делать?

Эва молча наблюдала, как Алесса перебирает идеи, застыв перед ней, словно изваяние. Прекрасная мраморная статуя с тонкой кожей и острыми скулами.

Темно-карие глаза пронизали ее с тенью знакомого уничтожающего презрения.

— Это серебро?

— Мой кулон?

— Дай сюда.

Эва едва подцепила застёжку мокрыми пальцами и наконец положила серебряную цепочку в протянутую ладонь. Свет люстры скользнул по гладкой поверхности крошечного лебедя и исчез, когда Алесса сжала кулак.

Шепот, шепот, шепот. Она произносит слова, но Эва их не слышит, зато их слышат они; они знают, что происходит, а происходит что-то магическое, искаженное и неправильное — настолько, насколько их собственный хор уместен в одной-единственной голове. Они не скажут ей, в чем причина, отчего в комнате вдруг стало так холодно, и как может черноволосая девушка быть такой внушительно-восхитительной, когда просто стоит без движения, но в самой ее позе — безмолвная мощь. Ее окружают красные всполохи. Они не видны, но тревожная Эва щурится, и ее сознание засекает тающие следы алых искр вокруг руки Алессы, ее головы и губ. Они перемежаются в воздухе и тут же сливаются с ее помадой цвета крови, не в реальности, конечно же, а где-то на периферии миров — Эва чувствует это и не может поверить.

Будто она зависла между двумя реальностями и постоянно отскакивает то в одну, то в другую, становясь свидетелем чего-то совершенно неведомого. Того, о чем не должна была даже догадываться.

Это из-за Макса? Или же дело... В ней?

Алесса открыла ладонь. Кулон выглядел, как обычно, никак не изменившись.

— Надень и не снимай.

Эва беспрекословно вернула цепочку на шею. Когда лебедь коснулся ее кожи, а сомкнутый замок упал на шейный позвонок, ее кольнуло едва ощутимым холодком.

Больше ничего не произошло.

Алесса скрестила руки на груди.

— Итак, слушай. На территории школы он должен быть на тебе, от этого зависит твоя жизнь. Пока он на тебе — приказы не действуют, но ты всё равно должна их выполнять, чтобы он ничего не заподозрил.

Эва мотнула головой в замешательстве.

— Что за приказы?

«УСНИ».

Алые губы замедлились — точнее, на мгновение замедлилась сама Эва. Веки потяжелели, сознание начало ускользать, погружаясь во тьму, но она сумела ухватить его, будто поймала промелькнувший мимо ее локтя хвост.

Эва широко распахнула глаза. От навалившейся мгновение назад усталости не осталось и следа.

— Вот, что такое приказ. Но ты должна будешь притворяться, чтобы выиграть время.

— Зачем тянуть? Может, просто обратимся к директору?

Алесса цокнула языком.

— Исключено.

Эва невольно сглотнула, все яснее осознавая, через что проходила в этой комнате.

Лишь немного томительной боли — приятной, дополняющей палитру одуряющего экстаза. Каждая клеточка изнывала и жаждала ещё, коснись меня, поцелуй меня, вонзись в меня, войди поглубже, наполни любовью.

Боже, человеческое тело способно испытывать столько всего?

Вот, почему у нее по несколько дней то кружилась голова, то отнимались ноги.

Вот, почему ей снились все эти дикие, невероятные сны, из которых она вырывалась со стонами, вся мокрая, с трепещущим сердцем.

Все это хоть и казалось чушью, но после того, что ей пришлось вспомнить, Эва решила не сдерживаться.

— Почему? То есть, ученики — это кормовая база? А ты разве не одна из них?

— У меня другое поручение.

— Даже не отрицаешь? Что с тобой-то не так?!

Алесса ткнула ее в плечо, опрокинув на спинку дивана и, не моргая, угрожающе нависла над ней.

— Я слежу за теми, кто нарушает правила.

— Так ты вампир!?

— А ты — любимица Макса, и будешь послушной приманкой, чтобы застать его врасплох. Ты поняла?

— Я не хочу быть у тебя на побегушках и слушаться нелепых приказов, ты сама же мне с этим помогла.

Уголок алых губ изогнулся, но это была не улыбка. Скорее, сардоническая насмешка, издевательская ирония.

— Разве теперь, вспомнив все, ты откажешься от последнего свидания?

Эва вся разгорячилась, к лицу прилило много крови — должно быть, она красная, как варёный рак. Хотелось поскорее уйти, увидеть других людей, настоящих и живых, а не кукольных, идеальных созданий, красотой и величием больше напоминающих ангелов с алыми губами и восхитительными глазами.

Алесса все ещё нависала над ней, ожидая единственно верного ответа.

Под таким напором невозможно долго колебаться. Эва нехотя кивнула.

— Веди себя как обычно, Эванс. Я буду рядом.

Как будто это должно было ее успокоить.

***

Часть 3

Найти Алессу и начать разговор ощущалось как самоубийство.

— Почему я?

Игнорируя все на свете в своих глухих темных очках, Алесса продолжала курить, не спеша с ответом. Как бы ей ни было неловко стоять в молчании, Эва все же дождалась.

— Может быть, что-то в твоей крови. Или его личные ассоциации. Или почувствовал лёгкую мишень.

Такая оценка со стороны казалась возмутительной. Не то, чтобы Эву обвинили в доступности, но все в интонациях и безразличии Алессы намекало на что-то из этой же области — «данные», «лёгкая мишень». Будто речь шла о зверьке на стрельбище.

Эва набрала было воздух, чтобы отстоять себя, но остановилась и, наоборот, попыталась отбросить негодование.

— Что-то тут... Не так. Должна быть причина сильнее, чем личный интерес.

Бровь Алессы медленно пошла вверх.

— Когда это повторится, я дам знать, кому нужно.

— В колледже?

Она кивнула так, что это было само собой разумеющимся. Но Эву это не успокоило:

— А что, если следующий раз будет вне Редбрука? В городе или, — она сглотнула, — у меня дома?

Алесса отвела сигарету от губ.

— Уже пригласила его погостить?

— Нет, конечно, — смутилась Эва. — Он же преподаватель, это глупо...

— Слушай внимательно, — если это и был приказ, то он отскочил от Эвы мгновенно, даже не зацепив ничего в ее душе, просто вернул в серьезный настрой. — Если так переживаешь, есть один способ это проверить.

— Какой?

— В полевых условиях. В девять будь готова.

Эва с опаской наклонила голову.

— Что ты задумала?

— Наведаемся в Трою.

— Ночной клуб? Зачем?

— Проверить твою кровь у специалиста.

Ледяная дрожь вместе с догадкой пронеслась по спине колючим холодком.

— Да нас там на запчасти разберут!

— О, нет, — впервые на памяти Эвы, Алесса улыбнулась. — Ты ведь будешь со мной.

***

Эва была в абсолютной растерянности. Как бы ее ни пугала необходимость провести время наедине или просто в непосредственной близости с Алессой, непостижимой и угрожающей, в ещё большее смятение ввела необходимость подбора наряда. В ее гардеробе просто не было платья, подходящего к походу в Трою — нашумевший ночной клуб с тысячей историй про дурь, секс и поножовщину, обычно происходящих одновременно. Казалось, что самым логичным выбором стал бы бронежилет, но в классическом открытом платье гораздо проще слиться с толпой, когда в разгар веселья нагрянет полиция. А это непременно произойдет именно в ту злосчастную ночь, когда она, девушка из приличной семьи психиатра с безупречной репутацией, поедет туда ради спонтанного оккультного эксперимента.

В общем, ей было тревожно. Эва вытряхнула содержимое шкафа и перевернула кладовку вверх дном, чтобы перебрать все вещи. Каким-то чудом нашла коробку нераспакованного нижнего белья, даже с бирками, что-то из старинных заказов, и вытащила из глубины облегающее мини химозно-розового цвета. В обычном состоянии эта тряпочка с бретельками больше напоминала рукав. Тем не менее, Эву посетила идея, которая позволила пойти на компромисс с собственной совестью и представлением о локальном стиле.

Аккуратно убрав свои длинные вечерние платья обратно в шкаф, она переключилась на макияж и накрутила локоны. Алесса обещала подъехать и забрать ее в восемь тридцать, и как бы поиски аутфита ни затягивались, Эва была твердо намерена выйти вовремя. Не придется даже отпрашиваться или подгадывать время — папа уехал в очередную командировку, и лучше момента для приключений было не найти. Оставалось только вернуться живой и не попасть в сводки новостей.

Распахнув дверь темно-алой, практически черной машины, Эва помедлила, прежде чем поднять ногу — чтобы микро-платье не задралось до живота от слишком резкого движения. Тем не менее, она не чувствовала себя совершенно голой благодаря тонким колготкам и кожанке, которая была ей сильно велика и скрывала все, что открыло это подобие платья. Усевшись на переднее пассажирское место, Эва поздоровалась и автоматически пристегнулась. Алесса взглянула на нее искоса — очевидно, оценивая ее внешний вид "дешевки с асоса", — и как только дверь затворилась, вжала педаль газа, резко стартуя с места.

Эва, сведя колени и не чувствуя никакой опоры от ботильонов на калблуках, вцепилась в ручку двери правой рукой, а в ручку над дверью — левой, фиксируя себя в пространстве хотя бы относительно корпуса автомобиля. Дорога и другие машины проносились мимо, резко и неминуемо оказываясь далеко позади под современное дарк-техно с редким и резким женским вокалом. Это лаконично вписывалось в образ Алессы, все ещё одетой в чёрное, но теперь в узких брюках, водолазке и пиджаке-оверсайз, выполняющим функции пальто. Будто она не в клуб едет, а на переговоры криминальных баронов где-нибудь на фоне нового показа Баленсиаги. Эва почувствовала себя уязвленной и ещё сильнее расстроилась, что провела остаток дня в поисках ради... Такого неказистого результата. Возможно, не надо было делать выбор в пользу местечковой эстетики, и все же надеть что-нибудь покомфортнее? В любом случае, поздно об этом думать. Да и они едут ради эксперимента, детали которого Эве были неизвестны. У нее все ещё оставалась призрачная надежда смешаться с толпой, если это будет необходимо.

Часть 4

Кружево высокого воротника впилось подбородок. Она оттягивает атласную ленту на шее, чтобы сделать свободный вдох, потом тянет за концы и перевязывает узел, чтобы та вновь легла ровно.

Ей не по себе. То и дело смотрит на огромные часы с детально вырезанным домиком-замком над окошком циферблата. Остались считанные секунды, прежде чем пробьет восемь — и они длятся вечность. Стук стрелок тянется эхом, растягивается в пустоту коридора и длит время в бесконечность — как будто специально ей назло.

Она встает, делает пару шагов на свободное пространство и кладет руки на плечи воображаемого партнера — шаг, шаг, поворот. Шаг, шаг, поворот.

Звон. Дверца крохотного склепа отворяется: механический голос кукушки вторит бою часов.

Эвелин замирает на месте, считая про себя, дожидаясь последнего удара.

В наступившей тишине повисла пауза.

Дверь тихо отворилась. Из створки на мрамор полился густой туман.

***

Эва закрыла ящик с таблетками и посмотрела на себя в зеркало. Неделя болезни стала чудеснейшим отдыхом. Папа не наседал по поводу учебы. Оба ценили, что у них наконец появилось больше времени по вечерам, которое они заняли чтением рядом или же обсуждением самых разных вещей. Кровавые ритуалы. Вампиры на веществах. Кто после такого думает о карьере и поступлении в университет? Разве что разгорается интерес к оккультным наукам, лженаукам — которые, при всех вводных, теперь обретают все больше смысла.

К ее собственному удивлению, передышка действительно помогла расслабиться и повлияла на восприятие даже отрезвляюще. Все как будто не полностью, но все же встало на свои места. Даже если вокруг действительно творилась мистика — сама Эва ведь привыкла считать себя совершенно нормальной. Пусть с ней случился эпизод «Сверхъестественного» — это не значило, что он не закончится, и привычная обыденная жизнь простой смертной вновь настигнет ее, а вместе со всем грузом скучной реальности и ожидания, которые возлагал на нее отец, да и ее собственные амбиции состояться как успешная личность никто не отменял.

Одна из тем, к которым они чаще стали возвращаться в разговорах с отцом, стала религия. Как психиатр и исследователь, Майкл Эванс был атеистом, но не отвергал эффектов, который оказывает вера на истово верующих и даже немного религиозных людей.

Несмотря на образование с медицинским уклоном, мама любила размышлять об эзотерике. Эва плохо помнила ее привычки, но папа иногда рассказывал о ее представлениях о судьбе и предназначении, в особенности ее многолетнее изучение Книги Перемен как важной части культурной традиции и понимания чужого менталитета, и не верила в откровенную чушь из гороскопов и сонников. Она внимательно относилась к окружению, чутко реагировала на проявления судьбы, любила находить и интерпретировать знаки в разных событиях. Эва коснулась кулона-лебедя, что достался маме от бабушки, как семейная реликвия, а незадолго до седьмого дня рождения достался ей. Крепеж цепочки заменили на более практичный, по возможности сохранив начальные звенья, а сам кулон, бережно отполированный, был призван защищать носительницу от бед, приманивать счастье и отгонять зло. Возможно, будь кулон все еще на маме в ту ночь, она бы выжила. Если бы вместо нее погибла Эва — у родителей, возможно, через некоторое время, просто появился бы новый ребенок. Кроме них, никто бы не оплакивал ее, еще толком не реализовавшуюся в этом странном, пугающем, хаотичном и жестоком мире.

Можно ли назвать такие мысли травмой свидетеля? То, что ей не следовало винить себя, не помогало этого не чувствовать. А еще это ошибка сопоставления. Ее выживание — не заслуга кулона, а жертва мамы. Помимо страха перед будущим, присущим всем взрослеющим подросткам, Эва считала своей обязанностью стать кем-то значимым. Не хотела ее подвести, чтобы смерть мамы — трагическая случайность в цепочке хаотичных обстоятельств, неподконтрольных никому, — не была напрасной.

Эва подняла лебедя на уровень глаз. Свет от искр камина скользнул по серебру и тут же потух. Теперь ее охранный амулет стал действительно в какой-то мере охранным, по-настоящему магическим. Это тоже случайность или еще один знак, предназначение? Что еще она успеет узнать, прежде чем волшебные существа из теней, с изнанки реального мира, решат расставить все по местам и в лучшем случае — стереть ей память о себе?

— О чем думаешь?

— Завтра на учебу. Не хочется.

— Совсем расслабилась, это жизнь!

Она все еще жива. Ей все еще предстоит столкнуться с последствиями — случайностями из хаотичного водоворота событий, известных только Богу. Интересно, а знает ли Бог про вампиров? Или они стремятся избежать его внимания?

«Богохульство какое-то». Верно.

Эве все равно никто не поверит.

***

— Вижу, вы обе все же нашли общий язык.

Макс сидел на краешке стола, закинув ногу на ногу и сложив руки на колене. Рукава закатаны, будто приготовился делать что-то совершенно неприглядное. Эва не смела поднять голову, но ей вся эта ситуация тоже не нравилась. В зоне ее видимости были только его блестящие ботинки.

Алесса сидела рядом с ней и смотрела вроде бы прямо, а вроде бы и куда-то ещё — из-за очков никогда точно не скажешь.

Кашлянув намеренно громко, чтобы привлечь внимание обеих, он продолжил: