Знойное марево опускалось на город. Первыми это ощутили на западной окраине – там, откуда обычно приходят песчаные бури. Алюминиевые, гибкие ветрянницы с шелестом завертелись на крышах домов, однако небо осталось девственно чистым – лишь выцвело от волной нахлынувшего жара почти до полной белизны. Сначала сдались торгующие на улицах маркетанты – собрав товары в огромные коробки, они торопливо покатили их по плавящемуся асфальту, стремясь попасть в туннели под мостом до того, как голова взорвется болью от невыносимо слепящего солнца. Затем окраины наполнились криками зовущих своих детей матерей. Захлопали двери одноэтажных, маленьких домов, на окна опустились солнцезащитные жалюзи, форточки со стуком захлопнулись.
А жара все прибывала – солнце в четвертом часу дня жарило так, словно сейчас был полдень и температура не думала спадать.
Затем зной добрался и до самого города – привыкшие к горячим испарениям подземных теплостанций, люди заметили это не сразу, однако едва закончился рабочий день, как находиться на улице, наполнившейся гулом клаксонов и ругательствами попавших в пробку водителей стало совершенно невозможно. Однако не все решились сесть в машины. Спешащие домой работяги с ругательствами отдергивали руки от оплавившихся пластиковых ручек и выскакивали, жадно глотая горячий воздух, из раскаленных железных коробок.
Спеша скрыться от жары, люди потянулись в подземку, совершенно не рассчитанную на такое количество пассажиров.
Вскоре город наполнился воем сирен – коротких, частых от медиков и долгих, воющих от пожарных. Дающие приют не имеющим в своих домах кондиционеров беднякам фонтаны пришлось отключить, что только добавило работы врачам.
С наступлением сумерек адская жара лишь чуть спала, однако солнце полыхало алыми всполохами, а бледная луна не давала надежды на избавление от этого кошмара.
Городские власти во главе с префектом собрались в Доме заседаний, осаждаемом горсткой вооружившихся микрофонами и галлоном холодной воды репортеров.
- Где главный метеоролог? – раздраженно тыкая пальцем в кнопки кондиционера в надежде на еще большее понижение температуры, спросил префект, оглядывая собравшихся в огромном зале. Все они были – независимо от возраста и комплекции – потными и красными, дорогие шелковые галстуки повисли на шеях измятыми тряпками, будучи не раз использованными в качестве платка. Пиджаки сброшены где попало, рукава рубашек завернуты до локтей, потные пятна расходятся от подмышек почти до пояса. Сам он, конечно, выглядел не лучше, тем более, что килограмм двадцать лишнего веса сейчас ощущались больше всего. Поэтому Александр Петрак горел желанием найти козла отпущения. Главного городского врача и пожарного в этом зале, понятное дело, не было, как и прокурора – из полицейского ведомства сидел только смотрящий префектуры, что тоже не добавляло префекту радости – этот бюрократический червь, присланный из столицы, выползал из своей норы (в которой, кстати, непонятно чем занимался) только в чрезвычайных ситуациях. И вполне был во власти отобрать у него управление.
А называть то, что творилось в городе иначе, чем ЧС, язык не поворачивался.
Метеоролога, так удачно подходящего на роль пресловутого козла, пришлось ждать около часа – за это время изнывающие от жары и постоянных телефонных звонков ведомственные и не очень начальники успели несколько раз переругаться и лишь молчаливое присутствие Смотрящего не давало им разругаться окончательно. Он вошел последним, однако незаметно переместился за спину Петрака – в угол у самого окна, сейчас с плотно задернутыми шторами. Префект понятия не имел сколько лет этому… человеку. Не худой и не полный, не высокий и не низкий, с нейтрально-каштановыми волосами и столь непримечательными, по-рыбьи равнодушными голубыми глазами, что при взгляде на него хотелось отряхнуться от чего-то липкого и холодного. На памяти префекта, занимавшего свой пост уже десятый год, Третий Смотрящий никогда и ни во что не вмешивался, чрезвычайно редко появляясь на людях, – что и говорить, если о его существовании остальной город практически забыл – а на заседаниях в префектуре неизменно занимал самое дальнее и незаметное место. И, тем не менее, у Александра было стойкое ощущение, что тот в курсе абсолютно всех их занятий – как явных, так и тайных. Со временем – поскольку Третий Смотрящий появился еще до его становления Префектом – Петрак научился попросту его игнорировать и убедил себя, что осведомленность Третьего ему только видится, поскольку никаких санкций от Высочайшего до сих пор не поступило. И, тем не менее, молчаливое присутствие этого человека (человека ли?) и еще более – его холодный равнодушный взгляд заставляли совсем уж было разгорячившихся управленцев и начальников осекаться и громко втягивать воздух, пытаясь добыть кислорода в душной комнате. Шум вокруг стоял невообразимый, сидеть давно никто не хотел, каждый разместился где мог – от куцего стола изгнанной секретарши до освобожденной от книг полки. Многочисленные помощники и заместители сновали туда-сюда, таща на подпись бумаги и задавая требующие немедленного решения вопросы, ответа на которые ни у кого не было. Поэтому, когда в двери вошел бледный, с всколоченными влажными волосами метеоролог, прижимая к себе пачку бумаг, его и заметили-то не сразу. Однако по мере его приближения к Петраку, уже почти съехавшему в своем кресле до пола, голоса стихали. Невысокий, худой мужчина, едва достигший тридцатилетия явно нервничал от всеобщего внимания. Был он в легких льняных брюках и льняной же рубашке с коротким рукавом – если это и было нарушением предписаний, то сейчас все ему завидовали. Префект с завистью, пришедшей одновременно с головной болью, подумал, что тот, скорее всего, успел побывать дома и переодеться. Или же заранее оделся слишком легко для начала мая.
- Господин Краснов, – вышло излишне обвиняюще, но не насколько, насколько хотелось Префекту. Он привел себя в сидячее положение и, уперев сцепленные в замок руки в стол, продолжил: - Скажите мне, что бумажки в ваших руках – это разумное объяснение тому, что сейчас происходит.
Лето вступало в свои права – первое июня выдалось жарким и душным, заставив Виктора снова позвонить в обслуживающую компанию и потребовать ремонта кондиционера. Лисси, держась обеими руками за свой огромный живот, лежала на диване, подставив тело прохладному ветерку из ручного вентилятора, выуженного из чулана. Их первый сын сидел у нее в ногах, потроша плюшевого медведя и засовывая часть полинейных опилок в рот. Слушая короткие гудки в трубке, Виктор наблюдал за этим со смешанными чувствами. С одной стороны – опилки эти были совершенно безвредными, растворяясь в любой жидкости, содержащей воду, без остатка. С другой – плюшевая шерсть была не столь безобидна и уже летела клочьями.
- Лис, – он позвал жену и коротко указал на сына. Та глянула на него страдальческим взглядом и сползла на пол, отобрав у Вика-младшего истерзанного медведя. Это была плохая идея – следом грянул оглушительный визг, который изгнал Виктора из комнаты почти мгновенно.
Слушая теперь уже оператора, он спустился на первый этаж, где уже все было готово к предстоящему празднику и уселся на обмотанный цветными лентами стул, поджав под него ноги.
Наконец, к трубке подошел человек.
- Я хотел бы узнать состояние нашей заявки на ремонт кондиционера…Как это – выполнена? Вы шутите? К нам никто не приходил! Ну конечно не работает, зачем бы я звонил?! Нет, новая заявка опять будет рассматриваться две недели, исполните мне эту!
Переругавшись с оператором, он раздраженно бросил трубку и поднялся наверх.
- Лис, они появятся в течение недели…
- Недели?! – охнула она, поднимаясь с его помощью и держа под мышкой Вика. – Но праздник сегодня!
Он только развел руками.
Гости – в основном мамочки с детьми – пришли спустя пару часов. Дом наполнился гвалтом и визгом. Родители, словно стойкие часовые, встали группками в стратегически важных местах, обозревая поле битвы и пресекая начинавшиеся драки. Виктор уселся наверху вместе с Диком – отцом одной из визжащих внизу девчонок – и медленно потягивал безалкогольное пиво. Гадость.
- Поверить не могу, что мы пережили этот кошмар, – Дик расслабленно откинулся на стену и посмотрел вниз. Даже спрашивать не нужно о чем он – все разговоры сводились к тому дню в мае, который Виктор при всем желании не забудет до конца дней своих. – Я и Марли забились в подвал, а на кухне даже подоконник расплавился! Представь… Чудо, что проводка не потекла! Это ладно, мы еще в пригороде живем, а мои знакомые в центре, в высотке… Они забились в бомбоубежище, но, по их словам, там было столько народу, что температура была немногим меньше, чем на улице… У них там сын пропал.
Они помолчали, отпивая из бутылок. Виктор подумал, что в этом нет ничего удивительного – в больницы, наверное, поступило столько задавленных детей, что…
- До сих пор не нашли… Да и, честно говоря, не особо ищут. Скоты.
- В смысле – не нашли? – не понял Виктор, сбившись с мыслей.
- Да говорю же – он в давке этой потерялся, когда все в убежище бежали… Они думали, найдут – не маленький ведь, тринадцать стукнуло… Да куда там! Как в воду канул. Был пацан – и нет его, а в полиции заявление даже не рассмотрели – сказали, ищите в моргах.
- Кошмар, – Виктор содрогнулся, живо представив себя на месте его родителей.
Ровно в десять вечера по всему городу провыли сирены, предупреждая о наступлении ночи. Виктор только поморщился – как будто это кого-нибудь останавливало! Его дед, тот боялся сирен до одури – каждый раз прямо трясся до самого утра, отец уже относился к ним всего лишь с опаской и все же ночью на улицу никогда не выходил. Виктор был из того поколения, которое слышало о причинах комендантского часа лишь на уроках истории в школе и потому – поскольку от самого комендантского часа остались лишь собственно сирены – лишь морщился каждый вечер от мерзкого воя. На жизнь в городе это никак не повлияло, разве что местные научились сверять по сиренам часы.
Спустя полчаса он лежал в кровати, уставившись в потолок. Жена, лежа на спине, мирно сопела.
- Лис…
- М?.. – не сразу, сонно протянула она.
- Ты ведь говорила, у твоей знакомой ребенок пропал?..
В полной темноте слова эти звучали странно и жутко. Он, не сдержавшись, положил руку жене на живот.
- Да, а что? – Лисса недоуменно повернула к нему голову. – Брось, я Вика ни на минуту одного не оставляю…
- Я не о том, – поморщился Виктор. – Ты… Они в центре жили?
- На окраине, – мрачно отозвалась женщина. – Через две улицы от нас. Она его отправила в подвал, а сама вернулась газовые вентили закрутить – мало ли, знаешь… Пришла, а ребенка и след простыл. В полиции…
- Заявление не приняли.
- Приняли, – фыркнула она – Да только рассматривать не стали – знаешь ведь какой переполох тогда был… Сказали, мальчишка сбежал. Только я Эллис знаю, она никогда бы сыну вреда не причинила.
Еще долго после того, как жена уснула, Виктор лежал без сна, закинув руки за голову. Совпадение?..
Однако поделиться своими подозрениями ему удалось далеко не сразу. Неделю он мотался с проверкой метеостанций по всей префектуре, пытаясь выяснить, чем был вызван сбой в показаниях перед двадцатым мая. Толку, конечно, чуть, но требование пришло от главы Акацея, а с ним Виктор старался не спорить. Ему хватило аудиенции у префекта.
Честно сказать, за это время он и думать забыл о странно совпавших пропажах детей – да и мало ли как бывает? Не хватало еще лезть со своими подозрениями и остаться идиотом.
В субботу они с едва передвигающейся Лис были приглашены на открытие новой выставки в музее, и жена категорически отказалась сидеть дома. Вздохнув, Виктор покорился и повел ее в люди.