Экстаз в Безобразном Граде.
Посвящается всем, кого я вижу, про кого слышу и с кем разговариваю.
Пролог.
Мне неприятно. Я глотаю комок слизи, растёкшийся по горлу. Убираю волосы, сваливающиеся на лоб. Я чувствую зуд, идущий сгруппированным отрядом покалываний. Он подступает к волосам. Левой рукой скребу их. Хлопья перхоти летают, копируя движеньем снег. Зима пришла, я мру от холода и жара.
Мне неприятно. Мир перед глазами расплывается словно отражение на воде. Я сдавливаю веки пальцами, не осознавая зачем. Зачем продолжать? Грудь зудит. Моё желание – источник зуда есть душа. Говорю я, будто это факт действительный. Увы, мои хотенья - пыль, тот зуд идёт от кожи.
Мне неприятно. Язык насилуется солью. Я давлю его жёлто-серыми зубами, уверяюсь. Проверяю, остаётся ли воля у него. Волю не чувствую, лишь боль да привкус умирающего. Оживает ли дохлый язык, трогаясь губами? Хоть он не принцесса. Хоть я не сказочный герой. Поцелуй губами языка – мой наказ ожить. Губы – пряник, зубы – кнут. Он не подчиняется, соль крадёт его. Скоро уходит и боль, трупный вкус мечется за ней. Я остаюсь лишь при себе.
Мне неприятно. Фаланги пробегают сквозь квадраты жирной шкуры. На моей лишь шерсти хоть клочок пресложно отыскать. Зато чешуйки омертвевшей дермы танцуют как снежинки, падая на лён моей рубашки. Верх расстёгнут, оголяет грудь болезненного цвета. Где болезнь? В мягком, розовом желудке? В сердечной мышце? В податливых мозгах? В лёгких? Я качаю ими жизнь среди границ манекенистого тела. Мои слова - враньё. Кузнечные меха жрёт ржавчина. Прививает отказ работать, жизнь качать и дальше. Ложь есть та болезнь, что коже придаёт оттенок задымленного неба? Если да, то загадка раздевается пред мной. Если нет, то «где болезнь?» – вопрос открытый. Я обращаюсь этой к тайне целый век. Жаль, мне времени даруется немного.
Мне неприятно. Я больна, с этим всё понятно. Хочу знать какой болезнью. Я не умираю, а гнию. Даже в нынешний момент полна я гадости любого типа. Во мне и грязь. И сожаленья. И грех. И смерть. И стыд. И жар. Пространство кухни заполняется вонью. Не знаю я, смердит тело или душа. Существует ли душа? А если нет, то что я отравляю? Вопрос кажется глупым, но терзает меня. Я иду в душ, а оскверненье не смываю. Приказываю сознанию хранить всю дрянь, а тошнота идёт от чувств. Тошнота режет сердце, а оно истекает моралью вместо крови. Феномен Меня атакует девочку с грязной кожей и жирными волосами. Не в силах разобрать потока чувств. Не говоря уж и о мыслях.
- Ах… - стону я, ведомая мельтешением пальцев. Пальцы ведомы не мной. Они ведомы моим. Я продолжаю стонать и мельтешить. Я облизываю пальцы. Насилуемому солью языку даруется иной вкус. Он вроде снова жив, активен. Загвоздка в следующем: и умирание его пассивность раннюю теряет. И также я. В похотливом акте наполняюсь страстью. Я живу. А жизнью это не означаю. Я лишь имею место.
Мне неприятно. Пальцы – не больше, чем средства. А цели нет. Я её не задаю. Второе средство – текст. Лист предо мной теряет былую девственную чистоту. Теперь его фигура испещрена чирканьями. От них я задыхаюсь и пунцовой становлюсь. Во мне бушует целая эпоха. Зуд и боль. Трепет, отдышка, горечь, усыхание, жажда и влага. Я играю на себе. Я для себя же инструмент. Худые ручки теребят меня саму, глаза петляют через абзацы.
«Молли было ужасно». Я задыхаюсь. «Больно». Ещё. «Ей удалили». Хочу кричать. «Еще несколько зубов». Господь, не слушай мои взывания к Тебе. «Так Кнеф пытался остановить распространение инфекции». Комната вертится. «Избавить от». Больше. «Источника боли. Рот не заживал. На месте зубов появились ужасные язвы, которые болели сильнее». Оно уходит. Мне страшно, что оно уйдёт. «Молли становилось хуже. Сильнее беспокоили десны и язвы». Я вновь нахожу. «А зубы больше не приходилось выдирать». Писк разрывает горло. «Они выпадали сами. Рот Молли буквально». Да! «Разваливался на части». Наконец-то! «Она пребывала». Катарсис спазмов шок ведёт по телу! «В постоянной агонии».
Мне…
Я бегу глазами по оставшемуся тексту. «Боль стала невыносимой. Челюсть, нёбо и даже кости ушей превратились в». Закусываю губу. «Один». Молчу. «Огромный». Встаю. «Гнойник».
Неприятно ли мне? Или я хочу себя в этом убедить? Это наказание, оправдание или маска? Мне известно только: я скрываюсь. От себя. И от других.
1.
Я не смотрюсь в зеркало обычно. Прямо сейчас я перед ним стою. Рубашка всё ещё распахнута, грудь блестит от пота. Мне нравится то, что я вижу. Весь текущий месяц моё тело не знает чистоты и наконец внешний вид не прячет за собой мою суть, а кричит о ней. Демонстрирует её, как стеклянная луковица. Тонкие пальчики бегут по коже сверху-вниз. Катышки чёрной грязи образуются от трения на их подушечках и размазываются по животу. Наконец-то я не лжива, правда есть в каждой детали. Грязь отражает грех души. Вонь от тела - яд моих желаний, а склизкий, липкий пот – их бурление и жар. Маленькие, но толстые, чёрные волоски на лобке, подмышками, на животе – мои мысли, а жёлтые зубы – ржавеющий под влиянием времени разум. Шрамы и ожоги на запястьях – мои примитивные страсти, а сальность волос – моя натура в целом. Я лелею омерзенье, что плёнкой покрывает каждую мою клеточку и забирается в каждую щель. Моя прекрасная гангрена на ткани бытия. Моё милое уродство.
- Я прекрасна, - шепчу я с горестью.
Рука заканчивает свой путь по телу на груди. Я слышу биение сердца, будто на подушечках пальцев есть маленькие ушки. Размер чудесен. Удары сердца в своём ритме творят композицию. Раз-два-три, раз-два-три. Акцент идёт на первый удар – сильную долю. Всего в ритме моего сердца 6 восьмых нот. С ускорением темпа ритм сохраняется или мне просто хочется так думать. Прочувствовать ритм в достаточной степени у меня не получается. Прочие состояния будто бы стремятся аккомпанировать моему мясному метроному. Лёгкие натягиваются подобно гитарным струнам, не обогащая кислородом кровь. Моё дыхание копирует утопленника, углубляется в рефлекторной попытке урвать больший объём животворящего элемента. Кончики пальцев теряют чувствительность. Кажется, что мою руку по частичкам заменяют протезами, когда я перемещаю взгляд. Я не пользуюсь косметикой, но губы приобретают лиловый оттенок. Интересно, если я вопьюсь в них зубами, потечёт красная кровь? Грудь постоянно колит. Но я думаю, что это всего лишь тошнота.