Элейн — королева его пороков

Начало, Глава 1

Начало

Меня подобрали на кровавом ристалище, где десять воронов кружили над моим изувеченным в битве телом. Мои однополчане перед этим сражением принесли жертву на алтарь славы короля и Всевышнего Светлого, потому подохли сразу. И только я, игнорируемая счастливой участью, будто первая избранница Тьмы, в предсмертных муках корячилась в луже собственной крови и чьих-то внутренностей.

Мои руки были переломаны, ноги вывернуты, лицевые кости раздроблены. Смерть выжидательно стояла надо мной, отсчитывая последние удары моего неугомонного сердца. В этот момент и появились они.

* * *

Глава 1

— Эта, — послышалось совсем рядом.

— Монах, ты спятил, под дурманом своих благовоний! — возмутился второй писклявым голосом.

— Она же вот-вот окочурится, — еще один голос довольно лестно подтвердил мои смутные догадки. — Чего вдруг тебя занесло именно сюда? Глянь, этим фаршем даже воронье брезгует!

— Она, — снова строго сказал Монах.

— Я против! Хочешь, чтобы Светлый нас верхенам скормил?! — трусил писклявый.

— Твоего мнения тут не спрашивали, делай молча свою работу. Еще минута моего терпения, и я скормлю тебя нечисти похуже верхен, только они сперва надругаются над твоим мужским началом. Прилюдно. Тогда ты пусть и поздно, но поймешь, что значит мое слово и последствия его невыполнения, — меня внутренне передернуло от леденящего магического голоса Монаха, даже мне захотелось отрастить новые ноги и убежать в обратном направлении.

— Крег, выполняй и не гневи колдунов лишний раз, пусть хоть ты трижды прав, тебе их не одолеть, — выплюнул бас третьего, а потом обратился к магу: — Монах, один Светлый знает, как она еще не сдохла, но живого места не осталось явно. Ее сейчас любое дуновение ветра прикончить может.

Монах, к которому обращался басистый, остался нем, но в воздухе едко запахло черной магией, примерно такой, как та, что изрубила наше войско. Серый туман подполз ко мне со всех сторон и проник под доспехи. В один миг вся боль ушла, но и тела я своего не чувствовала. Колдун наложил заклятие, заглушающее всякое проявление боли. Благодарностей я ему не собиралась выказывать. Лучше сдохнуть от потери крови и страшных увечий, чем попасть в сферу интересов колдуна.

Монах заметил, что я в сознании, и, заглянув глубоко в душу, произнес так, чтобы слышать могла я одна:

— Спи, пока можешь, а в будущем нас ждут годы бессонницы.

Пока магия томно спускала на меня свои крылья, я услышала еще один вопрос:

— Монах, что за битва тут была?

Монах мгновение подумал и ответил:

— Битва глупости и жестокости, кто победил, думаю, говорить не стоит.

Мне уж точно не требовалось, я знала, чьи знамена торжественно пронесли по полю брани над головами павших солдат. Мои веки медленно сомкнулись, позволяя чарам колдуна погрузить меня в летаргический сон.

* * *

Глава 2

Я очнулась в сыром и пропахшем кровью помещении с круглыми стенами и огромным каменным столом посреди, столом, на котором абсолютно нагая лежала я. Или то, что можно было назвать когда-то мной. Мои руки и ноги по-прежнему были переломаны, выкручены, изувечены. На моем теле не было и дюйма, не покрытого кровью, ссадинами, ранениями. Боль глухим эхом выла где-то глубоко-глубоко, будто просыпалась из-под отступающей магии.

— Как тебя зовут? — послышался уже знакомый голос Монаха.

— Рейна.

— Хм... Королева... забавно, какие имена нынче дают своим отпрыскам простолюдины. Но имя самое подходящее, только оно тебе и останется напоминанием о прошлой жизни. Остальное утеряно безвозвратно, — задумчиво произнес Монах, раскладывая на столе рядом со мной ужасного вида конструкции.

— Ты собираешься меня пытать? — тихо поинтересовалась я.

— Можно и так сказать, — ответил он, продолжая подбирать инструмент.

— Если ты хоть чуть-чуть разбираешься в военном деле, должен был понять, что я из тех, кому не доверяют секреты и причины сражения, но под обстрел ставят в первых рядах.

— Мне нет дела до твоих прошлых сражений, и ты забудь. У тебя теперь новая жизнь и иное предназначение, ими и озаботься, — настоятельно произнес Монах.

— Мне неведомы ни новая жизнь, ни предназначение, а как только узнаю, может так статься, что не захочу принять их и следовать неотступно. Так не лучше б тебе, Монах, убить меня, пока не раскрыл всех тайн?

— К имени и характер. Отчего ж ты вдруг вздумала, что есть у тебя выбор? В армии прежнего своего правителя, испустившего дух на поле кровавой сечи, ты от приказов не отступала, не обсуждала.

— Так ему я клятву приносила, он монарх, пусть был глуп и беспечен, а ты кто таков, чем хорош, чем плох? Или веришь, что пред тобой склоню голову, только потому что ты забрал мое гниющее тело из-под клюва падальщика? — пересохшими губами сказала я.

— Недурно мыслишь. Я теперь горд вдвойне, что сделал выбор в твою пользу, — потирая подбородок, задумчиво произнес Монах будто самому себе.

А потом он снова принялся за свои железки и, кажется, не собирался больше ничего произносить, но вдруг опять заговорил:

— Если выживешь, будешь жить здесь какое-то время истинной королевой, пока не придет час исполнить свое предназначение.

— Какое предназначение, мудрец? Ты глянь на то, что от меня осталось, я и метлы в руке не удержу, если и выживу без твоей обезболивающей магии, — чуть не рассмеялась я, но мимику давно сковала гримаса нестерпимой боли, даже когда мучения отступили, эта маска словно закаменела на моем лице и должна была стать посмертной.

— В твоей руке еще сожмется клинок, безжалостно разящий головы неприятеля, — как-то исподтишка ухмыльнулся он, расставив рядом с моими конечностями громоздкие конструкции, которые мне отчаянно напоминали дыбу.

Поочередно Монах закрепил мои руки и ноги в жутких конструкциях, а потом проверил надежность механизмов и креплений.

— Я бы мог это сделать при помощи магии, но, поверь, боли было б не меньше, но риск сделать одну ногу короче другой выше. И вот поскольку я намереваюсь сделать из тебя самое совершенное свое творение, приходится прибегать к непривлекательным методам, — довольно подчеркнул он и, еще раз осмотрев меня с головы до ног, грубо сунул мне кляп в рот.

Теперь я уже понимала, какую цель преследует Монах, расставив груды металла вокруг меня, наверное, именно от осознания, что меня сейчас ожидает, мой язык превратился в камень, и я ничего не смогла ответить этому сумасшедшему.

— Только выживи, Рейна... Только выживи...

Не успел он закончить фразу, как чары Монаха рухнули, и всей своей нестерпимой беспощадностью боль кинулась на мое тело, точно голодный горный лев. Ко мне вернулся каждый ушиб, удар, ранение. Все мое тело терзали острые когти чертей, жаждущих смерти, крови, отмщения. По глазам полосовало резью, глотку сковало шипами, голова разрывалась от мигрени. Монах привел в действие свои механические конструкции. Синхронно страшные дыбы заскрипели и стали растягивать мои конечности. Я кричала до хрипоты, а потом уже и кричать не могла. непрекращающиеся судороги били все тело, грозя превратить переломанные кости в порошок. Слезы непрерывно лились по щекам, а их соленые потоки разъедали кожу.

Монах повернул рычаг еще раз. Дыбы вновь лязгнули и сильнее притянули каждая к себе. Мне казалось, я брожу по краю, и смерть, страшная, мучительная, жестокая стоит рядом со мной, простирая свои объятия.

— Следи за змейкой, — раздался строгий голос в моей поражённой деменцией голове.

Монах пытался отвлечь меня от сосредоточенности лишь на адской боли. Вдруг я действительно увидела проблеск магии, сорвавшийся с пальцев колдуна. Бесполезная зеленая искра превратилась в лучик, вертлявый, гибкий, юркий. Змейка заскользила по столу, направляясь ко мне. Не знаю, что там ожидал Монах, полагая, будто я смогу забыть о невыносимых мучениях, но сейчас меня даже вся магия Всевышнего Светлого не спасет.

Новое натяжение механизма. Новая порция смерти в меня. Я опять закричала, не имея уже даже хрипоты. Вдруг змейка юркнула между моих ног и пропала, а мгновение спустя сквозь всю палитру мучений я почувствовала странный огонек и пульсацию в лоне.

Глава 3

Я очнулась уже в другом помещении. Светлом, чистом и просторном. Я лежала на кровати с мягким постельным бельем, пахнущим розовым мылом. Справа от меня стояла тумбочка, а на ней глиняный кувшин и разноцветные мальвы в нем.

Монах не остановился и на этом. Он отворил засов балконной двери и впустил в мою келью ароматы летней природы. Я не знала, где территориально нахожусь, но место это было самым прекрасным из тех, что мне удалось повидать в своей непродолжительной прошлой жизни. Прямо от порога этой комнаты раскинулся полудикий сад. Фруктовые деревья наливались плодами, а простые, но яркие цветы пестрили всюду своим многообразием. Я закрыла глаза и втянула носом запахи, принесенные теплым июньским ветром, отчего кислый привкус крови на губах, ставший моим единственным вкусом в старой и новой жизнях, потерял всякий оттенок.

— Я должен уехать. Приблизительно на полгода, может этот срок, будет чуть больше, может, чуть меньше. По моим подсчетам столько времени тебе понадобится, чтобы восстановить структуру тканей, — серьезно заговорил Монах. Жестом он велел всем прислужницам выйти и оставить нас наедине. Женщины засеменили к двери, а Монах продолжил: — Теперь о цели твоего пребывания и новой жизни. Пока длится твое исцеление, ты успеешь все как следует обдумать, степенно, без импульсивных решений. Я даю тебе возможность обрести славу, величие и безбедное существование. Твоя голова никогда не склонится перед соперником или союзником, а имя твое тебе станет судьбой, как тому и положено. Если тебе этого мало, выздоравливай и возвращайся к прежнему бытию. Только вот бытия твоего нет ныне. Царство, за которое ваше войско сложило головы на Теуругских равнинах, теперь часть королевства Мирир. На службу тебя больше не призовет никто, в армии девиц жаловали только в Старии, все остальные страны Хагейта доверяют свою безопасность крепким мужским рукам и ледяной выдержке. В лучшем случае, ты попадешь на службу в королевские конюшни, выгребать лошадиный помет. В худшем, а в худшем, узнай они о твоем старийском происхождении, пустят по кругу на глазах у всей казармы. И не факт, что лишь раз, если понравится, а им точно понравится твоя внешность, та, который ты будешь обладать по прошествии ближайших шести месяцев, то они сделают тебя любимой шлюхой и станут забавляться с утра и после службы. Да, в том случае ты тоже оправдаешь свое гордое имя. Будешь королевой, королевой борделей и венерических недугов.

— Довольно красок. Слишком склонны твои сценарии к театральным представлениям, — прервала я, не желая больше слушать спланированное выступление. — Уж если ты не можешь сейчас рассказать подробностей, в которые собираешься меня втянуть, ответь на общие вопросы, кои я не могу не задать, потому что не враг себе.

— Слушаю.

— То, во что ты намерен втянуть меня, предполагает фатальный исход лично для меня?

— Не предполагает, но не исключает. Я маг – не провидец.

— Что с этого получаешь ты?

— Возможность отомстить.

— Причина мести может быть озвучена?

— Да, но не сейчас. Скажу лишь, что мстить я намерен справедливо.

— Как знать, справедливость твоя не пропитана ли насквозь враждебными чувствами, которые и толкают на отчаянные поступки.

— Похож я на отчаянного человека? — усмехнулся Монах, не сводя с меня удивленного взгляда.

— Внешне ты спокоен настолько, что ни один мускул не выдает внутреннего твоего состояния. Скорее ты похож на человека, который однажды потерял больше многих, но с того момента утекло много воды, минуло много времени, и ты успел принять как данность свои потери и проникнуться смирением. Не удивлюсь, если окажется, что путь отшельника ты принял именно после этих событий.

— Не дурно. Почти угадала с одной только разницей: я потерял не больше других, а все.

— Примерно так я и хотела сказать, но в последний момент решила не произносить страшных истин.

— Я думал, что нашел чудом выжившего солдата без чинов и званий, а на деле получил мудрость сродни провидению, — все также удивленно потирал подбородок.

— Ты столько раз толкал меня за границы вечности, многое я успела увидеть в покойных водах Реки Забвения.

На сей раз он ничего не сказал, просто направился к двери.

— Как тебя зовут, Монах?

— Седжал.

— Я подумаю над твоим предложением, Седжал.

* * *

Глава 4

Монах уехал, а вместе с ним и его магия. Без ее живительной силы первый месяц я не спала сутками, изнывая от боли. Конечно, мои настоящие мучения не шли ни в какое сравнения с теми, что я перенесла, попав к Седжалу. Но эта изводила не силой, а постоянством. Если прежде у меня были длительные передышки от кошмарных пыток, то теперь я испытывала все прелести сращивания тканей и костей ежечасно, ежеминутно, беспрерывно. Я не ела, не пила и не подпускала к себе сиделок. Став заложником собственного тела, не могла даже носа почесать. Когда послушницы монастыря приходили покормить или переодеть меня, я почти умоляла их насыпать в пищу крысиного яда, так мне опостыло это существование, а боль все не отступала.

К концу лета мне сняли повязки навсегда, и я с содроганием взглянула на свое синее тело. Его цвет был хуже трупного, казалось, никогда уже моя кожа не обретет живого оттенка. Еще одним нововведением стало, что отныне послушницы не обривали мои волосы наголо, наоборот, они теперь бережно ухаживали за покрывшей мою голову щетиной. После омовения, мое тело натирали маслами и какими-то травяными снадобьями, которые разглаживали шрамы, покрывавшие почти всю поверхность кожи.

Осень прошла в пышном золоте листопадов и степенном, неизбежном увядании. По мере умерщвления природы к зимнему периоду я лишь набиралась сил. Кости и суставы теперь только изредка ныли в дождливую погоду. Меня стали пересаживать в кресло на больших колесах и вывозить в сад. При этом послушницы безжалостно принуждали меня делать усилия и тренировать двигательную систему, заставляя просыпаться мышечную память. От одного сгиба руки в локте я обливалась потом. Я не чувствовала своих конечностей, и в такие моменты меня одолевал страх остаться вот такой — просто головой с глазами — навсегда. Были моменты, когда я вновь кричала в голос, не в силах совладать со своей беспомощностью. Я ненавидела Седжала, я проклинала его за то, что он со мной сделал, желала, чтобы он сдох самой мучительной смертью.

Еще месяц ушел на то, чтобы разработать руки, только ничего, кроме листа пергамента я в них удержать не могла. После изнурительных тренировок меня приводили в чувства горячими банями или источниками, а потом погружали в ледяные скважины. Кипяток обжигал мою кожу, лед – сковывал и колол до онемения, а я никак не могла защититься от их воздействия. Поначалу мне помогали двое послушников там, где не справлялись женщины, например, достать или погрузить в источник меня, но потом будто получили команду стоять в стороне. И меня просто оставили наедине с моей беспомощностью. Весь двор смотрел на то, как я корчусь в попытках выкарабкаться из убивающей жаровни или, наоборот, замораживающей кровь в венах ледяной стихии. Это было частью восстановительных мер. Все прекрасно понимали, что дело пойдет быстрее, если добавить в тренировки опасности и диких условий для самовыживания.

Ноги не слушались совсем, их будто и не было у меня никогда. Руки отзывались, но их способности были не велики. Они становились ватными почти сразу, как пыталась подтянуться. Пару раз я срывалась обратно в воду, меня окунало с головой, от бездействия рук и ног меня тащило на дно камнем. Я хлебала воду легкими, теряя ориентацию и последние силы. Вот тогда вновь включался тот спасительный инстинкт, который не дал умереть на Теуругских равнинах. Сжимая зубы, я какими-то нереальными усилиями заставляла руки грести к поверхности и, кашляя, задыхалась потом еще очень долго.

Этот метод был единственным рабочим, никогда уговорами о прекрасной будущей жизни не добиться даже близко того эффекта, который достигается угрозой смерти здесь и сейчас. Вскоре мои тренировки были построены таким образом, чтобы даже малейшее движение предопределяло спасение из рук смерти. Меня топили, подвешивали над ущельем, бросали в яму со змеями – делали все, чтобы пробудить животное стремление выжить. И это были не какие-нибудь постановки, не игры. Я знала наверняка, если у меня не получится передушить всех змей в яме, то яд одной из них убьет меня в страшной агонии. Если не выплыву, то гнить моему слабому телу на дне этого колодца. Если не сумею подтянуться на утес, то после смертельного падения на острые пики внизу, моя душа еще сможет увидеть, как коршуны делят долгожданную падаль на куски.

 Вскоре сквозь лиловую синеву узоров на моем теле стал проявляться белый оттенок. По мере возвращения чувствительности и подвижности в мое тело, ко мне стали проявлять еще больше заботы. При помощи масел и каких-то ароматных средств мои волосы за эти полгода отросли к плечам. Никогда в жизни не носила такой длины, даже в детстве. Я жила в бедной семье, моим родителям было проще обривать меня наголо, чем выводить насекомых из роскошной шевелюры. Потом меня отдали на службу, а в армии нас стригли очень коротко, чтобы еще и внешней жестокости придать. Если раньше большую часть дня занимали тренировки и разные процедуры по восстановлению двигательной системы, то сейчас времени на уход за моей внешностью выделялось столько же. Меня по-прежнему возили в кресле, во-первых, потому что я хотя и могла с трудом стоять на ногах, но это было лишь непродолжительное время и без движения. Шаги мне не давались.

Искусные целители монастыря Вейон делали мне ежедневные массажи, стимулируя приток крови к мышцам и коже. После них я готова была летать, не то что ходить.

Дальше меня забирали девушки-послушницы, и я часами сидела в теплых купелях, которые украшали лепестками роз, ароматизировали душистыми маслами из экстракта пиона и чубушника. Мне расчесывали волосы и делали массаж лица, ухаживали за ногтями и придавали форму. Тонкие пальчики послушниц скользили по моему телу, нанося мыльный раствор. Их щекотливые прикосновения вызывали легкую рябь на коже. Будто бы невзначай они уделяли более трепетное внимание моим особенно чувствительным местам. С блаженным и в то же время безразличным видом, каким готовили суп на кухне или мели двор, девушки гладили мою грудь до ее полного окаменения.

Глава 5

С этого дня моя жизнь превратилась в сущее тренировочное поле. Монах давно вынашивал план по замене королевы на престоле Кендры, а потому успел подготовиться основательно. Теперь, когда мне открылись новые знания, монастырь Вейон уже не казался таким уж намоленным местом. Теперь он предстал передо мной во всем своем тайном пороке. Нет, здесь действительно проходили служения и лечили тяжело больных людей, ухаживали за стариками и занимались летописью времен. Местные монахи обучались истории, магии, укрепляя свою духовную оболочку. Все это было и сейчас, но отныне где-то в стороне от меня.

Вейон открыл мне новые двери, уводя к иным, не таким, что у всех, целям. В мое существование снова ворвалась боль. От схваток, сражений, борьбы за жизнь. Каждая моя тренировка была настоящим поединком, чуть зазеваешься, и клинок расчертит горло. Седжал раскрыл личности прислужниц, которые все это время помогали мне встать на ноги, восстанавливали здоровье. Знакомство вновь было не таким приятным, потому что теперь эти девушки, не такие кроткие, не такие безотказные, стояли напротив меня в черных кожаных кирасах и с клинками острием вперед.

— Это Дхе-Фортис — отряд воительниц, не знающих поражений. Каждая из этих девушек прошла подготовку в Вейоне с ранних лет. Война — это дело всей их жизни. И теперь они помогут тебе заразиться этой идеологией. Раньше ведь ты воевала за крышу над головой и сомнительное жалование, а теперь ты сражаешься за свое королевство и право быть в нем хозяйкой, — выкрикивал Монах, пока я буравила взглядом новых-старых подруг.

А потом он выкрикнул еще что-то на ранее незнакомом мне языке. Кажется, эти фразы предназначались не мне. Не поняв ни слова, я спросила Седжала:

— Что это за язык?

— Язык Дхе-Фортис. Составлен специально для того, чтобы не обременять лишние умы. Тайный язык, который тебе предстоит освоить и привыкнуть вести все свои диалоги с Дхе-Фортис и Яном именно на этом диалекте.

— Прекрасно… — закатила глаза я, думая, что еще он велит мне освоить, чтобы я оказалась достойна быть убитой великим королем Кхааном. — И что ты сказал им, Монах?!

— Я велел им забыть о пощаде, — лукаво улыбнулся Седжал, затем повернулся на месте и направился прочь.

Мое внимание полностью сосредоточилось на Дхе-Фортис, перешедших в наступление. Не прошло и пары секунд, как я стояла в кольце воительниц без оружия и какого-либо шанса на продолжение боя. Меня обезвредили, не успела я и вякнуть. Была прижата лицом к земле и даже почувствовала запах сапог окруживших меня Дхе-Фортис. Ничего не изменилось и в следующем раунде, и даже на следующий день, и даже через месяц. Из меня выбивали дух упорно, методично, а толку не прибавлялось. Я уже начала сомневаться, что когда-то была сержантом в армии Старии. Разница между моей подготовкой и умениями специального отряда просто колоссальная.

Мне приходилось выкладываться на полную, чтобы ежедневно хоть немного приближаться к заветной цели. Не успевала моя голова коснуться подушки, как вновь приходилось подниматься. Мой сон длился не больше пары часов в сутки, а до рабочего состояния мое тело и разум доводили магия Монаха и другие менее хитрые приемы. После пробуждения меня ждал забег на непостижимое расстояние. Первые месяцы моей подготовки я едва волокла свинцовые ноги уже к середине намеченного маршрута, хотя в армии всегда отличалась неплохой физической формой. Меня поражали способности Дхе-Фортис и Яна, которые всегда бежали вместе со мной, но ни одним мускулом не выказывали усталость.

По словам Дхе-Фортис, ничто так не приводит в чувство после изнурительной пробежки, как ледяные источники. Не знаю, в какие чувства может приводить вода почти минусовой температуры, кроме предсмертных конвульсий, я и не замечала иных, но источники, к которым мы бегали каждое утро и зимой, и летом всегда были одной температуры. Меня не уговаривали на укрепление духа и здоровья этим варварским способом, меня просто кидали в эту воду во всем обмундировании и ждали, когда выплыву.

После таких бодрящих процедур до самой обеденной службы я послушно сидела за книгами, изучая историю, астрономию, алхимию, ботанику и даже строгий этикет. Особое внимание уделялось генеалогии. Я должна была знать своих новоиспеченных предков и современников по обеим линиям, не просто потому что так смогу лучше вжиться в образ, а так шанс разоблачения приблизится к нулю. Знания о тех или иных родственниках теперь нужны были мне не меньше искусства военного дела или этикета. В Вейон даже привезли портреты, а чтобы я хорошенько запомнила чопорные физиономии моих бабушек и дедушек, братьев и сестер, кузин и кузенов, их портреты развесили прямо в тренировочном зале. Потому ассоциации у меня с ними выработались самые кровожадные.

Осматривая новые убранства тренировочной площадки, Монах руководил процессом:

― Ян будет твоим наставником. Пора тебе уже научиться махать мечом правильно, а не как попало, что даже муху не отогнать.

Я ничего не ответила, но посмотрела на Седжала так доходчиво, чтоб в дальнейшем он был предельно осторожен с высказываниями. Ян занял наступательную позицию, я — оборонительную. Монах проигнорировал мои телепатические выпады и продолжил выстраивать планы или разговаривать с самим собой, что равнозначно:

— Передвигаться вы будете скрытно. Никто не должен знать, когда будущая королева покинула Вейон и каким путем движется на запад. У меня в Кендре свой человек, он сообщит сразу, когда король Эдмунд покинет этот бренный мир. Официальное объявление с гонцом прибудет куда позднее твоего отъезда из Вейона. Мы ждать не можем. Времени на поиски источника могущества и без того будет непомерно мало.

Глава 6

— Эдмунд преставился, ты должна выезжать в Кендру немедленно. Путь отсюда займет по самым долгим расчетам три недели. Поедешь ты не одна для твоей же безопасности тебе понадобятся преданные люди. Отряд Дхе-Фортис подойдет как нельзя лучше.

— Дхе-Фортис твои воительницы, — отрицательно покачала головой я. — Не станут они мне преданными союзницами, да и с какой бы стати.

— Ошибаешься, моя дорогая Элейн, этот отряд был создан с одной целью — служить своей королеве. Чем сильнее ты, тем сильнее их вера тебе, в тебя, помни об этом, Элейн. Захват власти тебе не потребуется, в Кендре еще помнят о том, что принцесса находится на воспитании в монастыре, но по прибытию тебе нужно будет громко стукнуть кулаком по столу, чтобы ни одна мразь не смела поднять глаз без позволения на то королевы. Если для поддержания дисциплины и легкой дрожи в коленях среди благородной знати Кендры тебе понадобится посадить кого-то на кол, сажай сразу десяток. В назидание остальным. Так ты упрочишь свое влияние и внушишь страх.

— За эти методы мне переломают кости и кинут в сточную канаву, — оценила свои шансы я.

— А вот на этот случай у тебя есть Дхе-Фортис. Даже если кто-то и осмелится, им придется выступить против искуснейших из воинов современности. Твой брат Эдмунд Второй превратил армию в хлев, где каждый солдат, что обожравшаяся свинья, лежит в куче собственных испражнений и считает такое положение дел подарком судьбы. Постарайся решить все жестким словом, чтобы твоим благородным воинам не пришлось марать руки об этот мусор.

— Мне нравится твое красноречие, Монах. Вот бы и на деле все так вершилось, как поется твоими пророческими устами.

Седжал не стал отвечать размытыми фразами, он все просчитал наперед. У него для этого была вся жизнь. Монах протянул Элейн кованый перстень с огромным топазом в форме ока, внутри которого находился черный турмалин в виде заостренного зрачка.

— Кольцо Бериуса де Моридера или иначе — Глаз Кентавра. В незапамятные времена люди верили, что мудрейшими существами на земле были именно кентавры. Считалось, что они обладали способностями к прорицанию и чтению мыслей, отсюда вся их безграничная мудрость, — пояснил Монах, когда я — новоиспеченная королева — приняла символ власти Кендры.

— Красивая вещица.

— И очень ценная, к тому же. Доказывает твое прямое родство с Моридерами.

— Почему оно у тебя? Разве не Эдмунд должен быть его полноправным властителем?

— Перстень был передан Элейн ее матерью. Когда Бериус отошел к праотцам после тяжелой болезни, — начал Седжал.

— Похоже, на Эдмунда не ставила даже родная мать? — вдруг догадалась я.

— Вот именно. Ландинья, именно потому, что мать, знала Эдмунда лучше прочих, и для нее было понятно почти сразу, что способности сына не велики. Своим характером он очень походил на брата Ландиньи — Тоциуса Верейского, только с той разницей, что у второго любовь к мотовству могла проходить вполне безболезненно для страны, поскольку власти он не имел. А вот Эдмунд транжирил ресурсы некогда богатейшего государства, за что и поплатился головой. Жалкий конец для монарха, отличное начало для страны.

— Как скучно я жила до встречи с тобой…

— И то верно, — хвастливым тоном прервал он меня.

— Лучше бы так все и оставалось, — закончила я и получила в ответ смешок Седжала.

— Кончай языком трепать. Пора собираться в дорогу! — скомандовал Монах и подал знак Дхе-Фортис.

Весь день прошел в сборах. Не сказать, чтобы мы много с собой взяли, но то немногое тщательно подбиралось. Особенно это касалось моего облачения. Я давно уже не была той армейской нищенкой при низшем чине и таким же жалованием, даже в будние дни все эти пять лет пребывания в Вейоне я носила королевские шелка и меха. Да, одежда моя была проста и удобна, но вся без исключения из лучших и самых дорогих тканей. Монах нарочно рядил меня во все эти роскошества, во-первых, чтобы к новой жизни привыкала я, во-вторых, показывая всей общественности, что принцесса Элейн не превращается в монастырскую гниль, увядая в самом расцвете молодости, а шьет наряды и живет на широкую ногу, готовая занять трон в любой момент. Это все было частью хорошо продуманного Седжалом плана, и вот теперь настал момент, когда он будет запущен в полную силу.

Я стояла на широкой монастырской площади и смотрела на всех обитателей Вейона с чувством некой ностальгии. Все эти люди, вышедшие меня проводить, не пытались ликовать или праздновать. Они хорошо понимали, что отсюда, от самого этого порога, лежит необычайно долгий и тернистый путь, где я никогда, ни единого мгновения больше не смогу принадлежать себе…

Я подняла руку, холодно прощаясь с единственным в моей жизни домом, и навсегда закрыла в дальнем ящике робкое желание повернуть назад.

— Когда мне ждать тебя, Монах?

— Самое большее, через пару месяцев. Сегодня я отправляюсь в Бастру с официальным прошением от королевы Кендры к их королю.

— Прошением?

— Да, оказать честь и присутствовать на коронации.

— А что в нем такого особенного, что я лично прошу его явиться, простите — присутствовать на моей коронации?

— Ну, особенностей у него хватает. Нас более всего интересует его прочная власть и переполненная казна. Он лучше прочих подходит на роль твоего супруга.