Элита

1

— Это что, помада? — Мама прижимает большой палец к моей губе и сосредоточенно вглядывается в отпечаток.

— Гигиеническая, — поясняю я. — Это что, тоже запрещено здесь?

— Не ерничай. — Потуже затянув передник, мама выглядывает за дверь и жестом подзывает меня к себе. Ее голос понижается до шепота:

— Смотри и запоминай. Мужчина во главе стола — это хозяин дома, Демидов Вилен Константинович. Слева — его жена, Ирина. Вон тот долговязый, который развалился на стуле, — это ее сын Максим, пасынок Вилена Константиновича. Отвратительный у парня характер… — Мама раздраженно цокает языком. — Пороть таких надо. Блондинка — это Каролина, их общая дочь. А брюнет в белой рубашке — это Леон, сын Вилена Константиновича от первого брака.

Ее тон становится строже:

— Глаза на него не таращи. У него таких, как ты, вагон и маленькая тележка.

— Каких — таких? — уточняю я, отрывая взгляд от парня, сосредоточенно уставившегося в экран телефона. — Бесприданниц, которых из милости пристроили в самый дорогой вуз страны?

— Повторяю: не ерничай! — грозно шипит мама. — Слава богу, что на свете есть такие люди, как Вилен Константинович. И с учебой тебе помог, и на работу устроил. Куда бы ты сейчас без него? Полы бы в офисах натирала?

— Вместо этого буду натирать полы здесь, — бормочу я. — Мы на стол будем накрывать? А то господа уже скучать изволят.

— Много не разговаривай, на вопросы отвечай коротко и вежливо, — продолжает инструктировать мама. — Тарелки расставляй по старшинству. На Леона и Максима смотри только по необходимости. Хозяева должны видеть, что ты приличная девушка, а не какая-то шалава.

— Крепостное право отменили полтора века назад, — напоминаю я, берясь за поднос. — Пойдем уже.

— Максим, ты не в трамвае едешь, — разносится по гостиной звучный баритон хозяина дома. — Выпрямись и сядь нормально. Леон, а ты телефон убери. Мы ужинаем.

— Криптовалюта сама себя не купит, пап, — брюнет мечет насмешливый взгляд на отца. — Еды же все равно пока нет.

— Какая еще криптовалюта? Заканчивай ерундой заниматься. Еда сейчас будет.

Откашлявшись, чтобы привлечь внимание сидящих за столом, мама подталкивает меня вперед.

— Хочу представить вам свою дочь Лию. С позволения Вилена Константиновича она будет работать здесь и помогать мне.

Четыре пары глаз устремляются на меня. Хозяин дома покровительственно кивает вместо приветствия, его жена и его дочь, похожие как две капли воды, улыбаются мне абсолютно идентичными улыбками.

— Неужели ты не смог найти ей работу получше? — иронично замечает тот, кого мама презентовала как парня с отвратительным характером. — Ее отец все же погиб на твоем производстве.

— Заткнись, Макс, — негромко произносит брюнет, решив наконец оторваться от телефона. Он был единственным, кто не поднял головы, когда мама меня представляла. — Привет, Лия.

Его взгляд проходится по мне: от волос, забранных в тугой хвост, до носов белых медицинских сабо.

Не похоже, что он впечатлен, что, впрочем, взаимно. На вид этот Леон — типичный мажор с часами стоимостью ВВП Косово и эго размером с Австралию. Его сводный брат нравится мне куда больше.

Не придумав ничего лучше, я приветствую элитарное семейство подобием реверанса, отчего тарелки на подносе предупредительно дребезжат.

— Папа сказал, ты будешь учиться в нашем университете, — восторженно пищит блондинка. — Какой у тебя курс?

— Второй, — отвечаю коротко я, как и просила мама.

— Жаль. Я учусь на первом, а Леон — на четвертом. А Макса в прошлом году отчислили.

Промычав «угу», я принимаюсь расставлять тарелки. Поднос тяжелый, зараза, а руки у меня не резиновые.

Начинаю с главы семейства, двигаясь против часовой стрелки, перехожу к его супруге… Интересно, нужно уточнять, кто из двоих его сыновей старше, раз уж тут обслуживают по старшинству?

Конечно, это вопрос риторический. Первым я подойду к ироничному шатену, а красавчик с телефоном подождет.

— К сведению, Макс на три месяца меня младше, — не глядя, замечает брюнет, когда я, опустив салат перед его братом, перемещаюсь к нему.

Мои глаза непроизвольно округляются. Он что, подслушал мои мысли?

— Я не знала, — с подчеркнутой вежливостью произношу я. — В следующий раз учту.

Поймав сердитый мамин взгляд, ставлю тарелку на стол и торопливо семеню на кухню. Как же у этой элиты все непросто. Одно лишнее слово, один неосторожный взгляд — и все, на тебе клеймо шалавы.

— Не вздумай никому дерзить, Лия, — требует мама, когда мы, стоя на кухне размером со стадион, укладываем грязную посуду в посудомойку. — То, что позволено Юпитеру, не дозволено быку. Если парни скажут что-то, что тебе не понравится, притворись глухонемой.

— А если они начнут меня домогаться? — нараспев уточняю я, стряхивая остатки еды с тарелок. — Притвориться терпилой и молча раздвинуть ноги?

— Ты что такое несешь?! Никто здесь тебя и пальцем не тронет. Максим здесь редко бывает, а Леону ты не интересна.

— Он что, гей?

— Леон? — Мама быстро крестится. — Нет, боже упаси. У него невеста есть. Дочь партнера Вилена Константиновича. У богатых всегда так: деньги к деньгам.

— Бедняга, — сочувственно изрекаю я. — Сколько ему? Двадцать три — двадцать четыре? А уже невеста имеется. Папка погулять как следует не дал.

— Лия, — шипит мама, с опаской оглядываясь. — Следи за словами. Если нас выпрут из этого дома, где ночевать будем?

— Ладно-ладно, — буркаю я. — Если будут хамить — притвориться глухонемой, если начнут приставать — пригрозить рассказать все невесте. Чай будем выносить?

2

Когда я с подносом чая выхожу в гостиную, то слышу:

— На среду ничего не планируйте. Морозовы приедут на ужин.

На очередное заявление главы семейства ангелоподобная блондиночка восторженно хлопает в ладоши, а парень с отвратительным характером иронично фыркает. Красавчик-мажор же делает вид, что происходящее его не касается, продолжая меланхолично крутить в руках салфетку, формируя из неё журавлика в технике оригами.

— Леон, ты слышишь меня? — Вилен Константинович требовательно повышает голос. — Эльвира с родителями приезжает.

— Слышу, пап. И, разумеется, буду.

«Эльвира — это, видимо, та, кому в случае чего я побегу жаловаться на домогательства», — мысленно иронизирую я, одну за другой выставляя на стол чайные пары. «Леон и Эльвира. Отстойно звучит».

Фарфор оказывается настолько тонким, что мне боязно слишком сильно сжать пальцы, чтобы ненароком его не раздавить. Не хотелось бы до конца дней батрачить на это семейство, чтобы покрыть стоимость какой-то там чашки династии Минь.

— Всем спасибо за ужин, я поехал. — С шумом отодвинув стул, Максим встаёт.

— Куда ты так торопишься? — недовольно вопрошает хозяин дома. — Мог бы хотя бы пару часов с семьёй провести.

— Мог бы, но не хочу, — парирует тот, склонившись над матерью и чмокнув её в белокурое темя. — Много дел.

— Каких? Напиваться в баре со своими недалёкими приятелями?

— Это тоже есть в моих планах, — долетает его удаляющийся голос.

Я восхищённо и не без зависти смотрю вслед Максиму. Не потому, что в свободное время мне бы хотелось напиваться в баре, а потому, что у меня самой никогда не было возможности так свободно самовыражаться.

С самого детства я только и слышу о том, чего не нужно делать: не краситься, не носить яркие вещи, не говорить много, не высовываться. Никаких прав и куча обязанностей. К двадцати смогу запросто выпустить книгу «Тысяча и один способ засунуть язык в задницу и стать никем».

— Леон, хоть ты на него повлияй, — продолжает кипятиться Вилен Константинович. — Он же пускает под хвост своё будущее.

— Максимум, к чему приведёт такой разговор, — это к тому, что мы с Максом подерёмся, — невозмутимо изрекает его отпрыск. — У каждого свой путь. Предпочту не вмешиваться.

«Сыкло», — мысленно ехидничаю, нависая над его иссиня-чёрной шевелюрой с заварочным чайником в руках.

А вслух ласково говорю:

— Позволите налить вам чай?

А дальше происходит непредвиденное. Плечо Леона ненароком задевает мой локоть, отчего горячая заварка тонкой струйкой льётся прямо на его брюки.

Я замираю в ужасе. Твою же… Мама меня убьёт.

Поморщившись, Леон накрывает пах ладонью и после небольшой заминки задирает голову.

— Больно, — доверительно сообщает он, глядя мне в глаза. Его голос звучит так тихо, что услышать могу только я. — Это же не специально?

Продолжая таращиться на его ярко-синюю радужку, я отрицательно качаю головой.

Я же не идиотка, чтобы обварить причиндалы наследника многомиллионной империи в первый же день.

— У тебя гетерохромия? (Явление, при котором глаза имеют разный цвет. — Прим. автора.) — его взгляд изучающе скользит по моему лицу.

Я молча киваю, но не потому, что мама просила мало разговаривать, а потому, что удивлена, что ему известен этот термин.

— Красиво, — резюмирует он, одёргивая промокшую ширинку.

— Лия, мне срочно нужна твоя помощь! — голос мамы заставляет меня вскинуть голову, а её осуждающий взгляд — подхватить поднос и со всех ног припустить на кухню.

Я смотрела в глаза Леону секунд десять, не меньше. Интересно, по меркам этого дома я уже стала шлюхой?

-------------

— Это твоя спальня, — мама подталкивает меня внутрь небольшой меблированной комнаты. Светлые стены, аккуратно заправленная кровать, письменный стол у окна. Здесь чисто, опрятно и абсолютно безлико, как в гостиничном номере.

— Не вздумай оставлять беспорядок. Поняла?

Я терпеливо киваю. Говорю же, только обязанности и никаких прав.

— Я пойду гладить белье. Разбирай вещи и располагайся.

Как только дверь за мамой закрывается, я со стоном наслаждения плюхаюсь на кровать. Тело ломит от усталости, ноги гудят, будто я весь день таскала мешки с цементом, а не расставляла тарелки и разливала чай. Если проделывать всё то же самое после пяти учебных пар, к концу года я стану походить на египетскую мумию.

Покосившись на две раздутые сумки с вещами, я обреченно прикрываю глаза. Надо еще всё разобрать и подготовиться к первому дню в университете. Но сначала срочно нужно навестить дамскую комнату.

Я бесшумно выхожу в коридор, стараясь запомнить дорогу. Дом Демидовых настолько огромный, что есть все шансы плутать здесь до следующей недели.

Надо было хлеба с собой прихватить и крошить его до самого туалета. После такого перформанса меня бы точно отсюда поперли.

Двигаясь вдоль стен, я оглядываюсь в поисках заветного значка WC, но вижу лишь ряд абсолютно идентичных дверей, за которыми, вероятно, скрываются спальни хозяев. Было очень непредусмотрительно с моей стороны не прояснить столь важный момент заранее.

Удача настигает меня в конце коридора в виде полоски желтого света, струящегося сквозь приоткрытую дверь. Прижав ладонь к низу живота, я ускоряю шаг. И дернул же меня черт выпить столько минеральной воды.

Потянув на себя ручку, я переступаю порог и в ту же секунду понимаю, что ошиблась. Эта просторная комната, наполненная запахом сандала и сигарет, не имеет ничего общего с гостевым санузлом, в который я так стремилась попасть. В туалетах обычно не бывает кроватей королевского размера и здоровенных моноблоков с логотипом откусанного яблока.

Хотя, пожалуй, одна схожая деталь имеется. Полуголый парень в расстегнутых брюках, появившийся откуда ни возьмись.

Сглотнув, я мечусь взглядом по его загорелому торсу, пересечённому дорожкой темных волос, уходящих под пояс боксеров. Твою же… Вот уж действительно, вошла не в ту дверь.

3

Проснуться в новом доме — странное чувство. Простыни пахнут не порошком, а лавандой, сквозь плотные шторы не пробивается ни лучика солнца.

Нехотя выбравшись из постели, я бреду в ванную, которая, как выясняется, все это время находилась за дверью, которую я поначалу приняла за зеркало. Там же все это время меня терпеливо ждал унитаз. Мама могла бы об этом и сообщить. Как, впрочем, и Леон.

Добраться до университета — отдельный квест. Транспорта для бедных в этом архипелаге денег и роскоши нет. Хочешь уехать — вызывай такси, которое стоит как мои кроссовки.

Выручает водитель Демидовых. Застав меня нервно расхаживающей вдоль ворот в попытке выяснить, где здесь находится ближайшая остановка, он подвозит меня до места на длинном черном седане, которые я до этого дня встречала лишь в кино. Оказывается, хозяин дома и тут смилостивился, наказав возить меня на учебу. Когда мама узнает — наверняка прослезится.

Остановившись у здоровенного мраморного здания, украшенного витиеватой золотой эмблемой, я всерьез раздумываю над тем, чтобы развернуться и свалить. Недавнее напряжение плотно переплетается с раздражением: здесь всё слишком вычурно, слишком нарочито богато. Парни и девушки, проходящие мимо, выглядят так, будто сошли с обложек глянцевых журналов: дорогая одежда, модные прически и заносчивые лица с отпечатком извечной скуки.

Я в своих скромных «Левисах» и с рюкзаком выгляжу так, словно нанялась мести местный двор. Грязной посуды в доме Демидовых мне, видимо, недостаточно.

У входа в деканат меня встречает девушка в элегантном брючном костюме, с аккуратно собранными светлыми волосами. В руках она держит планшет и смотрит на меня с профессиональной вежливостью.

— Меня зовут Анна. Я работаю в отделе по работе с новыми студентами. Вот ваше расписание, — она протягивает мне лист с фирменным вензелем. — Ваши лекции будут проходить в восточном крыле. Если возникнут вопросы, можете обратиться ко мне.

Я принимаю расписание и бегло просматриваю. Всё выглядит достаточно стандартно, за исключением того, что каждая аудитория отмечена не номерами, а названиями животных: класс рыси, класс зебры.

Как я уже и говорила, у богатых свои причуды.

Запихнув расписание в рюкзак, я оглядываюсь в поисках класса лошади и слышу насмешливый голос:

— Ты новенькая?

Оглянувшись, вижу перед собой высокого парня. Судя по безупречному костюму и до занудства идеальной укладке, ему назначена аудиенция у президента.

— А что, заметно? — иронизирую я.

Ухмыльнувшись, он выразительно смотрит на мой рюкзак. Я, в свою очередь, с вызовом смотрю на него, транслируя: да, не это «Шанель» или «Диор», и что с того?

— Я Илья. Раз уж ты новенькая, я объясню, как здесь всё устроено.

— Анна уже отдала мне расписание.

— Моя информация намного ценнее и важнее. — Он снисходительно оглядывает меня с ног до головы. — В нашем университете существуют касты.

Я готова закатить глаза. Что, я попала в плохую американскую драмеди, где зажравшиеся богатенькие детишки мучают тех, кто послабее?

— И кто у нас главные «правители»?

— Есть «Альфы» — элита элит, — торжественно сообщает Илья, явно наслаждаясь рассказом. — Наследники миллиардеров, те, кто задаёт правила. Если ты им не по нраву — тебе конец. Потом идут «Легионы» — серые кардиналы. Они не так заметны, но их влияние колоссально. Они двигают людей, словно шахматные фигуры. Если ты на их пути — лучше сразу беги. Остальные прислуживают тем и другим, чтобы спокойно существовать. Здесь их так и зовут: прислуга.

— Так, а где я могу записаться в «просто существующие»?

— Так не работает. Судя по одежде, влиятельных родственников у тебя не имеется, так что у тебя один путь. — На лице парня появляется сочувственная улыбка. — Прислуживать всеми возможными способами.

Я прыскаю, не сдержавшись. Мы в двадцать первом веке живем, вообще-то. У Демидовых я работаю за деньги, а здесь вдруг бесплатно буду таскать учебники за каким-нибудь бездарным мажором?

— Я пас, — отрезаю я с немедленным намерением уйти, однако женский писклявый голос меня останавливает:

— Ты Лия?

Я оборачиваюсь. На меня смотрит девушка с длинными тёмными волосами, красиво обрамляющими ее выдающиеся скулы.

Опешив от того, что этой фее известно мое имя, я молча киваю.

— И ты новая поломойка Демидовых? — нараспев уточняет она.

Мои глаза наливаются кровью. Поломойка? Я, блин, домработница!

— А ты-то кто? — Я делаю машинальный шаг вперед. — Склочная курочка, транжирящая папины деньги?

Глаза девушки удивленно распахиваются.

— Как ты меня назвала?!

Я открываю рот, чтобы повторить сказанное по слогам, однако меня и тут опережают.

— Ее не трогать.

Я узнаю этот голос. Даже если бы не видела его обладателя прошлой ночью в расстёгнутых брюках, всё равно бы узнала.

Леон.

Он стоит в нескольких шагах, засунув руки в карманы, и сверлит взглядом эту наглую реинкарнацию Шер.

4

— Я просто знакомилась, — примирительно произносит брюнетка, явно опешившая от его вмешательства.

— Знакомство состоялось, можно расходиться, — подчеркнуто вежливо парирует Леон. — Лие наверняка пора на пары.

— Хочешь сказать, она твоя прислуга не только… — сощурив подведенные глаза, Шер кивает себе за плечо, — но и в университете тоже? Решил изменить своим принципам?

Я возмущенно открываю рот. Какого черта они обсуждают меня в моем же присутствии, словно я табуретка?

— Принципы на то и есть принципы, чтобы им не изменять, — из лениво-расслабленного голос Леона становится жестким.

— Тогда не понимаю, почему ты вдруг решил вмешаться в наш разговор, — мурлычет она, расплываясь в хищной улыбке. — В коридоре так сильно запахло хлоркой и жареным луком, что мне волей-неволей пришлось подойти к новенькой, чтобы спросить…

Ее взгляд находит меня.

— Ты что, совсем не принимаешь душ?

Мне не удается ответить сразу, потому что я слишком ошарашена фактом, что прилизанный бюрократ по имени Илья, похоже, не соврал. Тут все как в американской молодежной драмеди: детишки в «Шанель» достают тех, кому денег хватает только на «Найк».

— Я еще на крыльце почуяла запах тупости, — нараспев отвечаю я, — но поленилась к тебе подходить с тем же вопросом.

Делая вид, что массирует переносицу, Леон беззвучно смеется.

Лицо брюнетки покрывается бордовыми пятнами, отчего мне моментально хочется съязвить по поводу переоцененности люксовой косметики. Шер еще не в курсе, что пикировки — это моя стихия. Я могу фристайлить с ней хоть до самого вечера.

Но ей, слава богу, хватает ума не ввязываться в эту войну. Бросив взгляд на запястье, Шер бормочет о том, что я еще обязательно пожалею, после чего, гневно стуча каблуками, уходит.

— Ты напрашиваешься на неприятности, — без улыбки произносит Леон, проводив ее глазами.

— Это мой талант с детства. Я благодарна тебе за вмешательство, но я умею за себя постоять.

— Я учусь здесь уже четыре года, и на твоем месте не был бы так уверен. Заручись поддержкой кого-то из альф или легионов, вместо того чтобы с ними конфликтовать.

— Ты о той кастовой ереси? — фыркаю я. — Тебе она самому-то не кажется бредом?

— Эта система существовала еще до меня, — преспокойно заявляет он. — А я привык уважать систему.

— И кто же ты, в таком случае? Альфа? Легион? Или, может быть, прислуга?

— Альфа, конечно. — Губы Леона кривятся в усмешке. — А еще я в совете.

— Даже знать не хочу, что такое совет, — морщусь я. — А если ты альфа, для чего полез меня защищать?

Склонив голову, Леон разглядывает меня с новым интересом. Я же с видом заправской шалавы стойко удерживаю его взгляд.

Все-таки парню не пристало быть таким красивым. Густые волосы, идеальная кожа, яркие губы, ярко-синие глаза с длинными ресницами и выступающие скулы. Просто бу-уэ-э. Рядом с таким и правда начнешь думать, что пахнешь хлоркой и жареным луком. Пожелаем же удаче бедной Эльвире.

— Сегодня у меня хорошее настроение, — негромко поясняет Леон и кивает мне за плечо. — Лекции начнутся через две минуты, так что тебе лучше поторопиться. Не настраивай против себя хотя бы преподавателей.

----------

Забежав в класс под названием «Лошадь», я выбираю свободное место у окна и торопливо выкладываю на стол планшет с блокнотом.

В одном Леон прав: ссориться с преподавателями не входит в мои планы. Я готова терпеть ежедневные нападки от студентов при условии, что местное образование будет того стоить.

— Эй, это моё место, — раздается надо мной гнусавый мужской голос.

Задрав голову, я вижу высокого шатена в толстовке с логотипом премиального бренда, размазанного по его перекачанной груди.

— Извини, таблички с твоим именем здесь не было, — замечаю я. — В следующий раз приходи пораньше.

— Ты, видимо, новенькая, — его взгляд брезгливо проходится по моему свитеру. — На первый раз прощаю. Просто свали на галерку и не отсвечивай.

Я пристально разглядываю хама, пытаясь определить, к какой касте он принадлежит. Для альфы он слишком понтуется, для гениального легионера слишком тупой. Прислуга? А что, вполне возможно. Вон какие у него мышцы. Может хоть сутками вагоны разгружать.

— Да, я новенькая, а место занято, — ласково щебечу я, вкладывая в голос все свое дружелюбие. — Придется тебе пересесть.

— Что там за конфликт, Дэн? — вмешивается блондинка из-за соседнего стола, с любопытством наблюдая за нами.

— Новенькая решила, что может сидеть где захочет, — рычит шатен, не сводя с меня убийственного взгляда.

— Так объясни этой дурочке, как тут заведено.

Тот послушно наклоняется ко мне, понижая голос до угрожающего шепота:

— Или ты сейчас же пересядешь, или я устрою тебе такие проблемы, что ты завтра же в слезах свалишь отсюда.

Я бы соврала, сказав, что угроза меня не задела. Пульс начинает частить, но я, конечно, не подаю вида. Ведь вряд ли в аудитории у кого-то имеется тонометр.

— Я остаюсь, — твердо заявляю я. — Попробуешь меня тронуть — заору так, что сюда сбежится весь деканат.

Потоптавшись рядом еще немного, шатен бормочет «тебе хана» и ретируется, совсем как сделала Шер. На меня в этот момент не смотрит разве что ленивый, так что приходится делать вид, что я увлечена планшетом.

К счастью, меньше чем через минуту в аудиторию заходит преподаватель.

— Для тех, кто здесь впервые, представлюсь, — сходу объявляет он, опуская портфель на стол. — Шанский Юрий Владимирович. Надеюсь, все конфликты исчерпаны, и мы можем приступить к лекции. По традиции напоминаю, что ваши родители заплатили огромные деньги за ваше обучение, поэтому сосредоточьтесь.

Я одобрительно киваю. Наконец -то дельное замечание.

— Вот что вам нужно запомнить на всю оставшуюся жизнь. Банковская система — это кровеносноу русло экономики: именно банки, обеспечивая движение денег и кредитов, стимулируют рост бизнеса, инвестиций и потребительской активности. Есть тут дети банкиров? Разумеется, есть. Как вернетесь домой, скажите спасибо маме и папе…

5

Анна так спешно идёт по коридору, словно ей самой не терпится от меня избавиться. Звук её шагов эхом отражается от стен этого храма элитного образования и оседает во мне растущей тревогой. Едва ли моя скромная безродная персона настолько интересна декану, что он поспешил познакомиться лично.

— А за что меня вызывают? — уточняю я, стараясь скрыть беспокойство за иронией. — Спросить, где я купила такой модный рюкзак?

Анна поджимает губы так сильно, что кожа вокруг её рта белеет.

— Не знаю, как тебе это удалось, но уже ко второй паре ты успела нажить врагов. Это не школа и не провинциальный колледж, здесь ничего не спускают на тормозах. Особенно новеньким. Впредь хорошо подумай, прежде чем нарушать местные порядки.

Мои глаза невольно округляются. Что? Я успела нажить себе врагов? В лице кого? Выскочки Шер? Или это гоповатый бугай успел поплакаться, что плохая девочка не уступила ему места?

— Но я…

— Объяснения прибереги для Эллы Валерьевны, — перебивает Анна.

Перед здоровенными дверями деканата, больше походящими на вход в музей, она отступает в сторону, давая понять, что дальше нам не по пути. Выглядит Анна такой расстроенной, что мне, несмотря на тревогу, хочется её приобнять со словами: «Да ладно, чего ты. Прорвёмся».

Дважды постучавшись, я тяну дверь на себя, но она не поддаётся. Дёргаю сильнее, но результат остаётся нулевым.

Приходится ухватиться за ручку обеими руками и как следует напрячься, чтобы был толк.

— Не выламывай замок, — долетает до меня из раскрывшегося дверного проёма. — В мой кабинет нельзя попасть, просто постучав.

Из-за массивного стола на меня смотрит женщина лет пятидесяти в розовом костюме а-ля Долорес Амбридж. Я машинально оглядываю стену над её головой: нет ли там картинок с кошками. К счастью, нет.

— Лия, присаживайся, — голос деканши строгий и холодный, как и её взгляд. — Я пригласила тебя, чтобы прояснить одно недоразумение. Твоя сокурсница утверждает, что сегодня утром ты спровоцировала конфликт и начала её оскорблять.

— Речь идёт о девушке с чёрными волосами, похожей на Шер? — уточняю я, решив во что бы то ни стало сохранять невозмутимость.

— Какая ещё Шер? — возмущённо верещит кто-то в углу.

Резко повернувшись на голос, я вижу ту самую брюнетку, которая заявила, что я редко моюсь и пахну луком. Водрузив на колени свою барсетку от Prada, стукачка гневно на меня таращится.

— Шер — это поп-дива шестидесятых. Сейчас ей за семьдесят, и она носит точно такую же причёску. — Я выразительно смотрю на её чёлку, перед тем как повернуться к декану. — Что касается конфликта, эта девушка врёт. Это именно она этим утром первой подошла ко мне и начала хамить…

— Я вру?! — перебивает Милена, напуская на себя оскорблённый вид. — Элла Валерьевна, вы слышите? В нашей стране предусмотрена статья за клевету!

Вопреки намерению держать покер-фейс, моё лицо заливается краской. Да что за бредятина тут происходит? Какая-то тощая, желчная злыдня бездарно врёт, а взрослая, образованная тётя молча за этим наблюдает. Этой Элле Валерьевне больше заняться нечем, кроме как выступать судьёй в мелких студенческих разборках?

— Простите, но это абсурд, — не сдержавшись, рявкаю я. — Сегодня мой первый учебный день. Мне бы во всех этих звериных названиях разобраться, а не затевать скандал с первой попавшейся студенткой.

— Лия, — голос декана звучит спокойно, но ледяной тон не оставляет сомнений в том, на чьей стороне её симпатии, — тебе следовало бы проявить больше уважения к учебному заведению и своим сокурсникам. В нашем университете действуют правила, которые не дозволено нарушать.

— А разве эти правила распространяются только на меня? Я не сделала ничего, за что должна оправдываться. Или правилами предусматривается, что одни студенты могут без причины нападать на других, а те обязаны молча терпеть оскорбления?

— Милена утверждает, что у неё есть минимум три свидетеля, которые могут подтвердить её слова. Учитывая твоё особое положение, — глаза женщины сужаются, — тебе следует быть осторожнее.

У меня голова идёт кругом. Какие ещё свидетели? Эта чёртова Шер подошла ко мне одна!

— Под моим особым положением подразумевается то, что банковский счёт моих родителей не равен стоимости этого здания?

— У тебя нет права вступать в конфликты с другими студентами, — чеканит Амбридж. — Вилен Константинович за тебя поручился в расчёте на твоё благоразумие. Не подводи его.

Дверь приоткрывается, в кабинет бесшумно входит девушка в сером костюме и опускает на стол исписанный листок бумаги.

— Что это? — пробежавшись по нему глазами, деканша мечет суровый взгляд в меня. — Просто замечательно. Всего пара часов в стенах университета, и на тебя уже повторно пожаловались. На этот раз твой одногруппник Денис Морозов.

Задохнувшись от возмущения, я вскакиваю.

— Он хотел, чтобы я уступила ему место! Неужели вы всерьёз рассматриваете такие жалобы?!

— Лия, на сегодня ты отстранена от занятий, — скорбно заявляет Амбридж. — И если подобное повторится, даже несмотря на всё моё уважение к Вилену Константиновичу, я буду вынуждена тебя отчислить.

— Но я просто не понимаю, что должна была делать, — подавленно бормочу я. — Позволить какой-то хамке себя оскорблять? Или послушно уступить место качку, который пришёл позже меня? С каких пор вообще женщины обязаны уступать место мужчинам?

— Я хочу, чтобы ты беспроблемно влилась в учебный процесс и больше не вынуждала меня вести такие разговоры, — голос деканши становится чуть мягче. — Всё ясно?

— Более чем, — цежу я сквозь зубы.

— Тогда можешь идти.

В сопровождении торжествующего взгляда сучки-Шер я выхожу из кабинета. Мне обидно настолько, что хочется орать и топать ногами. Тяжелее всего в этом мире мне даётся несправедливость, а я только что была свидетельницей настоящего парада в её честь. Одна напала на меня без повода, второй, презрев этикет, попытался выкинуть меня с занятого места, а наказали по итогу меня! Да здесь законы похуже, чем в дремучем средневековье.

6

Кое-как забравшись в низкий и жутко неудобный спорткар Леона, я наблюдаю, как он обходит капот и занимает место за рулём. В салоне пахнет автомобильной кожей и чем-то сладковато-пряным, дорогим, напоминающим его туалетную воду.

Я отмечаю безупречно чистую приборную панель без единой пылинки и отсутствие каких-либо вещей, принадлежащих его владельцу. Если бы я вчера не видела этот автомобиль во дворе у Демидовых, подумала бы, что его только что выгнали из автосалона.

Опустив на глаза солнцезащитные очки, Леон запускает двигатель. Спорткар грозно рычит, будто выражая недовольство тем, что в него забралась простолюдинка. Здесь даже машины – снобы.

Со вздохом, отвернувшись к окну, я ловлю на себе пристальные взгляды парочки, стоящей возле большого внедорожника, и вопросительно приподнимаю брови: мол, ау? Мы, что, знакомы? Те продолжают бесцеремонно пялиться.

Я машинально кручу головой по сторонам и выясняю, что в радиусе пятидесяти метров нет ни одного человека, который бы не делал бы того же.

— Зря ты решила играть против системы, — задумчиво произносит Леон, будто не замечая прикованного к нам внимания. — И до тебя были те, кто пытались. Ничем хорошим это не заканчивалось. Система всегда оказывалась сильнее.

Я поворачиваю голову, чтобы оценить его профиль. С этого ракурса Леон тоже редкостное «фу-у-у». Правильный формы нос, волевая линия подбородка, уши не торчат. Красивый, аж противно.

— То, что плохо для большинства учащихся здесь, — обычный день для выходца из трущоб. А что ты вообще предлагаешь делать? Смиренно терпеть, пока меня унижают?

— Нет. Но и воевать в открытую смысла нет. Тебе стоит быть умнее.

— Или слабее? — язвлю я. — Чтобы местные альфы не восприняли меня как угрозу.

— Сильны не те, кто громче всех кричит, — он резко поворачивает руль, отчего меня толчком вжимает в кресло. — А те, кто умеют приспособиться и выжить в любых условиях.

Насупившись, я смотрю перед собой. Допустим, зерно здравого смысла в его словах есть. Если я хочу задержаться в этом университете — а у меня нет другого выбора, ибо в противном случае мама меня проклянет, — нужно разработать стратегию выживания.

— Ну а что бы ты сделал бы на моём месте?

Леон бросает на меня насмешливый взгляд:

— Точно не настраивал бы против себя самых мстительных альф университета в первый же учебный день.

— Легко советовать с позиции альфы совета, — замечаю я. — Вряд ли сына Вилена Демидова в первый учебный день кто-то обвинил в том, что он не моется и странно пахнет.

К моему удивлению, Леон согласно кивает.

— Тоже верно. Мы все живем и действуем исходя из обстоятельств. Поэтому я говорю, что ты зря решила пойти против системы. Потому что, когда на тебя обрушится всеобщая травля, за тебя некому будет заступиться.

— То есть ты всё предлагаешь мне униженно молчать?

— Молчать, допустим, не обязательно. Проблема в том, что ты получаешь удовольствие от перепалок, — Леон снисходительно улыбается. — А это уже вызывает вопросы.

— Какие ещё вопросы? — раздражённо фыркаю я.

— Например, почему тебе важнее выйти победительницей из словесной потасовки с той, кто заведомо глупее и слабее, чем получить диплом одного из лучших вузов страны?

Я сердито поджимаю губы.

— Потому что я терпеть не могу несправедливость. Потому что я не умею улыбаться тем, кто хамит, и всегда хочу поставить их на место.

Леон бросает на меня внимательный взгляд, его губы кривятся в усмешке.

— И как, поставила? Довольна результатом?

— Вполне, — огрызаюсь я, начиная злиться на него за правильность и рассудительность.

— Значит, у тебя впереди трудное время, Лия.

— Почему?

— Потому что люди, которых ты так презираешь, управляют этим миром. И тебе придётся научиться с этим жить.

— Хочешь сказать, что мир делится на тех, кто прогибается, и тех, кто нагибает? — с вызовом уточняю я.

Не отрывая взгляда от дороги, Леон кивает.

— Примерно так.

— А ты, видимо, принадлежишь к тем, кто нагибает?

— Мимо. Я предпочитаю играть по своим правилам.

Я вдруг вспоминаю удивление Шер, когда он спросила, не собрался ли Леон изменить своим принципам, и это заставляет меня вглядываться в его лицо с удвоенным вниманием. Любопытство быстро вытесняет раздражение.

— И какие у тебя правила? Может быть, посвятишь?

— Правило первое: не ввязываться в конфликты без видимой на то выгоды.

— Хм-м-м… — я напускаю на себя задумчивый вид. — Если я не ошибаюсь, сегодня ты нарушил это правило.

— Думаешь? — Леон мечет в меня смеющийся взгляд. — Возможно, мне показалось, что ты и есть та самая выгода.

Не до конца понимая, что он подразумевает под этой фразой, я, тем не менее, краснею.

— Твоя выгода — это невеста, — бормочу я. — А от меня выгоды, как от козла молока. И, кстати, почему ты так рано уехал с занятий? Прогуливаешь?

— На четвёртом курсе у нас есть свободное посещение, если оценки выше среднего. Так что у меня есть возможность выбирать, на какие лекции ходить, а какие можно пропустить, — поясняет Леон, щелкая пультом.

Выглянув в окно, я с удивлением обнаруживаю, что мы успели добраться до места.

Глядя на очертания особняка, появляющиеся по мере открывания ворот, я неожиданно ловлю себя на мысли, что присутствие Леона делает это место чуть менее чужим.

— Спасибо за поездку и за познавательную беседу, — искренне благодарю я, когда машина останавливается на парковочной площадке.

Взгляд Леона пробегается от подбородка к воротнику моего свитера, губы изгибаются в вежливой улыбке.

— Пожалуйста. Но имей в виду, что если тебя ещё раз отстранят от занятий, добираться придётся самой.

7

Мама неторопливо расчёсывает мне волосы — берёт от корней и ведёт гребнем до самых кончиков. Порой бывает больно, но я не подаю вида, благодарная за мгновения редкой близости с ней.

— Ну, прошёл первый учебный день в новом университете?

— Нормально, — машинально отвечаю я и, опомнившись, добавляю, — но если честно, я не уверена, что смогу легко прижиться. Там учится сплошная элита, и таких, как я, они не слишком жалуют.

— Ты что-то ляпнула? — взгляд мамы в отражении зеркала становится строгим.

— Почему ты меня считаешь виноватой? — с обидой выпаливаю я. — Мне было не обязательно что-то говорить. Этим богатым детишкам поперёк горла сам факт того, что рядом ходит кто-то без сумки ценой в полмиллиона, вот они цепляются.

— Запомни, Лия, — чеканит мама, будто не слыша сказанного, — у тебя нет права подвести Вилена Константиновича. Не заставляй меня ходить в деканат и унижаться. Если тебя отчислят, так и останешься неучём. Хочешь до конца жизни убираться в чужих домах, как я?

В её голове столько невысказанной боли, что я не нахожу сил спорить. Леон говорил о том же: мне нужно расставить приоритеты. Либо стиснуть зубы и сосредоточиться на учёбе, либо ещё пару раз поставить на место хамоватых мажоров и ждать отчисления.

— Я тебя поняла, мам, — говорю я, поморщившись от тянущей боли в скальпе. — Постараюсь сосредоточиться на учёбе.

______

Первые часы в университете я провожу в постоянном напряжении. Идя по коридору, я ловлю на себе цепкие взгляды и слышу перешёптывания:

«Поломойка»
«Вызывали в деканат»
«Моет посуду у Демидовых»

Слухи здесь разлетаются быстрее света.

На большой перемене по пути в кафе я натыкаюсь на группу студенток, явно принадлежащих к местным «сливкам»: их прически, одежда, аксессуары — всё выглядит так, словно им предстоит шествие по подиуму, а от количества громких логотипов рябит в глазах. Одна из них, шатёнка с яркими губами, смотрит на меня особенно выразительно, словно у нас с ней давняя неприязнь.

— Смотрите, кто к нам пожаловал, — тянет она нарочито громко, так, чтобы слышали все, — хамоватая поломойка Демидовых. Новая «звёздочка» этого университета.

Я стискиваю зубы, вспоминая, что обещала маме. Меня интересует только учёба, а эти тощие злые курицы — нет.

Притворившись глухой, я ускоряю шаг в попытке поскорее пройти мимо, однако подруги шатёнки ловко окружают меня полукольцом. Воззвав к богам терпения, я сверлю взглядом третий красногубой задиры, представляя, как вскрываю её черепную коробку тупым консервным ножом.

— Ты случайно не в кафе торопишься? — ядовито улыбается она, приподнимая свои до омерзения симметричные брови. — Боюсь, местные цены тебе не по карману. Давай мы лучше покажем тебе, где здесь столовая для прислуги. Там всё, как ты любишь: тушёная капуста и требуха в майонезе.

— Её в прислуги ещё никто и не взял, — насмешливо протягивает вторая. — А это правда, что твоя мама типа экономки?

— Мне достоверно это известно, — поддакивает третья. — Её отец погиб на производстве у Демидова, и тот из жалости пристроил её сюда.

Они поочерёдно выплёвывают эти фразы, как косточки из вишни, глядя, не задёргается ли у меня глаз. Вообще, с их стороны очень рискованно так свободно молоть языком, и если бы не моё обещание маме, я бы уже сидела верхом на шатёнке и со всей дури молотила её красивое личико кулаками.

— Что, язык проглотила? — продолжает шатёнка. — Похоже, неплохо тебе вчера в деканате мозги вправили.

— Хм-м, — тянет другая, крутя локон на пальце, — всё же рассмотри вариант пойти в прислуги. Дэн Морозов готов тебя взять.

Вокруг собираются зеваки, словно коршуны, высматривая, чем закончится перепалка. Щёки горят, голова гудит.

— Я бы много чего могла вас сказать, то мне лень, — цежу я сквозь зубы, — а теперь уйдите с дороги, пока я сама не написала на вас жалобу в деканат.

«Сливки» явно не рассчитывали на такой ответ; шатёнка выглядит такой разочарованной, словно только что узнала, что устанавливать силиконовые импланты стало запрещено законом. Поджав свои кровавые губы, она отходит в сторону, давая мне пройти.

В лопатки вонзается её раздражённое шипение:

— Ссыкуха.

Незаметно выставив средние пальцы, я ускоряю шаг. Уф. Кажется, я справилась.

После перемены, в коридоре возле аудитории «Белый тигр» (как же обожаю эти звериные названия), меня нагоняет тощий парень в синем костюме и с золотыми запонками на манжетах. Черты его лица настолько тонкие и правильные, что у меня на секунду возникают сомнения в его половой принадлежности. Может, это и не парень вовсе, а мужиковатая девушка.

— Привет, Лия, — подчеркнуто учтиво произносит он. — Мы не знакомы, но я хотел бы кое-что обсудить.

— Привет, — машинально отвечаю я, недоумевая, какого чёрта все с таким рвением ко мне липнут. — Меня зовут Тимур. Я член студенческого совета. Мы хотели бы получше узнать тебя, ведь ты недавно поступила… по особому стечению обстоятельств.

Я напрягаюсь: тот факт, что он из совета, уже не предвещает ничего хорошего.

— У тебя ведь были сложности с некоторыми студентами, так? — продолжает он, вопросительно дернув бровью. — Тебя вызывали к декану и даже отстранили от занятий, что бывает крайне редко.

— Ну, можно и так сказать, — уклончиво отвечаю я, пытаясь понять, какой тактики поведения придерживаться.

— Проблемы возникают, когда человек не хочет принимать правила, — голос Тимура звучит сочувственно. — Ты ведь понимаешь, что здесь всё устроено иначе, чем в твоей прошлой жизни?

Внутри закипает гнев. «Прошлая жизнь»? Я, по его мнению, прибыла сюда прямиком из трущоб Буркина-Фасо с пакетиком фекалий в руках? Да, моя прошлая жизнь была куда лучше и здоровее вакханалии, творящейся здесь.

Язвительный комментарий уже готов сорваться с моих губ, но всплывший перед глазами голос мамы меня останавливает.

Не лезть на рожон. Не лезть на рожон. Не лезть на рожон, — беззвучно повторяю я, словно молитву.

8

Я почти предвидела, что меня вызовут на ковер после такого эпизода, но до последнего надеялась, что пронесёт. Не пронесло.

После пар на телефон приходит сообщение от незнакомого номера: «Лия, в 16:00 ждем тебя в зале заседаний студсовета. Явка обязательна».

Я кривлюсь. Судя по налёту фальшивой учтивости, текст составлял слизняк Тимур.

Мне требуется не менее получаса, чтобы отыскать дверь с позолоченным гербом «Студенческого совета» в бесконечных коридорах здания. Сердце учащённо колотится. Второй учебный день — и второй вызов на ковер. Может, это традиционное боевое крещение для новеньких? Через неделю им надоест издеваться над новенькой, и они переключатся на что-то другое. Например, начнут мучить котят или пинать урны.

Навалившись всем телом на громоздкую дубовую дверь, я стремительно перелетаю через порог и в буквальном смысле предстаю перед советом.

За длинным столом сидят пятеро: четверо парней и одна девушка. Брюнета с надменным взглядом, сидящего по центру, я мысленно квалифицирую как председателя совета. Справа от него сидит это бесполое существо, сбившее рюкзак с моего плеча, слева, откинувшись на спинку стула, — Леон. На секунду наши взгляды пересекаются, и он едва заметно качает головой. Мол, ты в своём репертуаре.

Остальные члены совета разглядывают меня с холодным любопытством. Так же смотрит жюри вокального шоу, когда перед ними оказывается безголосый фрик, заявляющий, что поёт в опере.

— Здравствуй, Лия, — первой подаёт голос девушка. — Проходите и присаживайтесь.

Я с опаской смотрю на стул, стоящий посреди комнаты. Нет ли на нём наручников, и не воткнут ли он, часом, в розетку? Вроде нет.

Опустив на пол рюкзак, я присаживаюсь и невольно морщусь. Более жёсткого стула сложно представить. Видимо, совет вознамерился доподлинно передать атмосферу судебного заседания.

— Привет, Лия, — звучно произносит брюнет по центру. — Нам сообщили о твоём конфликте с Тимуром сегодня в коридоре. Расскажи свою версию.

Я машинально сжимаю край стула, чтобы руки не дрожали. Почему половина присутствующих сидит с такими лицами, будто у них под носом намазано кошачье дерьмо?

— «Конфликт» — это громко сказано, — я стараюсь говорить ровно и спокойно. — Тимур намеренно сбил рюкзак с моего плеча, а когда я наклонилась, чтобы поднять блокнот, пнул его в сторону. Тем самым он пытался унизить меня перед другими студентами.

— Это чушь! — обвинительно восклицает слизняк. — Рюкзак упал на пол случайно. А вот ты позволила себе оскорбления и угрозы в адрес члена совета.

— И что же она сказала? — влезает девушка.

— Она сказала, что теперь мне нужно быть на чеку, — слизняк смотрит на меня с фальшивым возмущением. — И позволила себе замечание по поводу моей внешности.

— Насколько оскорбительное? — это уже Леон.

— Она сравнила меня с одной американской певицей, — нехотя буркает Тимур.

— Протестую! — выпаливаю я, вживаясь в роль личного адвоката. — Я вас не сравнивала. Я сказала, что у меня хорошая память на лица. И особенно на те, которые напоминают Ариану Гранде.

Несколько членов совета, включая Леона, отворачиваются в стороны, делая вид, что им срочно понадобилось зевнуть.

Ободрённая такой реакцией, я перехожу в наступление.

— Так же я считаю, что Тимур подошёл ко мне с намерением спровоцировать конфликт, и когда ему этого не удалось, толкнул, чтобы сбить рюкзак. Я считаю, что это грязные методы, недостойные старшекурсника и члена совета.

— Ты же в курсе, что за клевету предусмотрена уголовная ответственность? — цедит Тимур. Его тонкие черты перекошены от гнева, ладони сжаты в кулаки. Он вне себя.

Повисает тишина. Я машинально смотрю на Леона, задумчиво карябающего карандашом по листку бумаги. Мне начинает жутко хотеться, чтобы он попытался восстановить справедливость, но, судя по его непроницаемому лицу, это вряд ли случится.

— Студенческий совет отвечает за благоприятную атмосферу в университете, — наконец произносит председатель, с пониманием посмотрев на Тимура, — и мы видим, что между тобой и другими студентами имеется значительное напряжение. Мы запросили мнение штатного психолога, и он порекомендовал, чтобы ты прошла восьмичасовую психотерапию дважды в неделю. Это первоначальная мера.

— Простите… что?! — я вскакиваю, ощущая, как к лицу приливает горячая волна крови. — Мне назначили принудительную психотерапию, хотя я до последнего не поддавалась на провокации члена совета? Я что, особо опасный преступник-рецидивист, которого нужно держать под наблюдением специалиста? Или…

— Нет, — нетерпеливо перебивает девушка. — Мы не называем тебя преступницей. Но ты создаёшь проблемы, и совет вынужден реагировать. Если ты откажешься или сорвёшь эти сеансы, возможны дальнейшие санкции, включая рекомендацию декану о твоём отчислении.

В горле встаёт ком. Я человек, а не блохастый питомец, требующий санации. Кем эта кучка людей себя возомнила? Они же даже ещё не получили высшего образования, чтобы так запросто налево и направо раздавать предписания!

— Минуточку, — голос Леона звучит негромко, однако в комнате моментально воцаряется тишина. — Очень уж быстро совет выносит решение, невзирая на то, что мы до сих пор не выяснили, кто в действительности первым начал конфликт. Пока у нас одно слово против другого.

Глаза Тимура опасно сверкают.

— Леон, друг мой, мы ведь не в суде. И даже не в деканате. Это студенческий совет. Наша задача — не рыться в грязном белье, а предотвратить дальнейшие проблемы. К тому же у меня есть не меньше дюжины свидетелей, которые подтвердят, что это она спровоцировала конфликт.

— Предлагаю не отвлекать студентов от занятий и просто снять записи с камер. В правом крыле ведь есть камера? — Леон вопросительно смотрит на председателя, на что тот, поджав губы, кивает. — Вот и отлично. И если подтвердится, что рюкзак упал сам собой, появится повод уличить Лию во лжи и уже после этого рекомендовать сеансы у психотерапевта.

9

Парковка университета пустынна — большинство студентов либо разъехались по домам, либо прячутся в элитных кафе неподалёку. Мелко моросит дождь.

Зябко передёрнув плечами, я оглядываюсь в поисках знакомого седана и, не обнаружив его, в сотый раз проклинаю этот день. Отстранение от занятий, вызов в Совет, угрозы принудительной терапии — и всё это за два дня. За два, блин, коротких дня.

Из проезжающего мимо ярко-красного Порше на меня таращится незнакомый парень. Натянув на лицо улыбку, я машу тему так яростно, что запястье начинает ломить. Черта с два вы меня отсюда выкурите. Если для того, чтобы получить диплом, мне потребуется стать самым приветливым человеком в этом университете, я им стану. Буду топить вас, топлю вас, в своих обаяниях и любви до тех пор, пока вы не взмолитесь о пощаде.

— Очередной увлекательный день?

Я оборачиваюсь. Леон стоит в паре метров, засунув руки в карманы брюк. На лице привычная тень задумчивости.

— Если бы не ты, он мог бы стать ещё более увлекательным, — невесело усмехаюсь я. — Большое тебе спасибо за поддержку на совете. Я жду Игоря.

— Помогу скрасить твоё ожидание, — Леон подходит ближе, останавливаясь в шаге от меня. Ярко-синий взгляд смотрит цепко и изучающе. — Я выяснил, в чём причина всей этой травли.

— И в чём же?

Он медлит, словно взвешивая, стоит ли мне знать правду, и когда я уже готова на него наброситься, коротко сообщает:

— Морозов хочет сделать тебя своей «прислугой».

По позвоночнику пробегает холодок.

— В каком смысле?

— Альф и легионеров в университете стало слишком много. Так называемая прислуга сейчас на вес золота. Хотя, насколько мне известно, у Морозова есть одна.

— Ну, допустим, — я машинально обнимаю себя руками, чтобы скрыть растущий озноб. — И почему тогда они так яростно хотят выжить меня отсюда?

— Они не хотят тебя выжить. Они хотят сломать, чтобы ты сама заёрзала в поисках покровителя.

Я смотрю себе под ноги, пытаясь осознать услышанное. Господи. Да эти детишки ещё более отбитые, чем я предполагала.

— Почему я? Если, по твоим словам, у него уже есть эта прислуга.

Несколько секунд Леон пытает меня взглядом, затем беззвучно усмехается.

— Это же очевидно.

— Мне нет, — в отчаянии бормочу я.

— Потому что ты красивая.

Мои глаза округляются одновременно со ртом. Я думала, прозвучит что-то вроде: «Потому что ты типичная жертва», или «Потому что у тебя руки как лопаты», или: «Потому что ты потомственная домработница». Но Леон говорит именно это.

— И… только из-за этого? — спрашиваю я, от волнения вцепляясь пальцами в лямки рюкзака.

— Это не единственная причина, но, думаю, главная.

— Отлично, просто замечательно, — бормочу я, невольно начиная расхаживать туда-сюда. — То есть на меня ополчился весь университет, потому что я приглянулась какому-то тупоголовому качку?!

— Дерьмо случается, — изрекает Леон, пожав плечами.

Резко остановившись, я впиваюсь в него глазами.

— Так, может, мне стоит податься в «прислуги» к кому-то более приятному, чем этот имбецил? Альфы с альфами ведь не конкурируют?

— Такие случаи бывали, но редко, — сдержанно замечает Леон.

— Так, может, ты скажешь остальным, что я твоя… — я морщусь, прежде чем ещё раз произнести это идиотское слово, — прислуга… Я ведь и так работаю у вас в доме. Могу покупать тебе кофе, ну или делать за тебя курсовые…

Выпалив всё это, я смотрю на него с надеждой. А что? Отличное решение. Там, на совете, я лично убедилась, что Леона уважают и к нему прислушиваются. Если мы заключим эту сделку, я пару лет точно не буду знать проблем.

— Нет, — твёрдо произносит Леон, покачав головой.

— Но почему? — от разочарования мой голос взвивается.

— Потому что это нарушает мои принципы.

Я набираю побольше воздуха в лёгкие, собираясь едко прокомментировать его нелепую принципиальность, но Леон меня опережает:

— И раз уж ты решила искать покровителя-альфу, для начала стоит изучить, что в действительности входит в обязанности «прислуги».

Эта фраза звучит так двусмысленно, что я теряю всякое намерение продолжать дискуссию и просто глазею на него. Он ведь сейчас не о стирке нижнего белья говорит?

Позади раздаётся мягкое шуршание шин, звук открывающейся двери, но я не могу заставить себе обернуться.

Леон первым разрывает наш зрительный контакт, кивая мне за плечо.

— Игорь подъехал. Тебе пора.

10

Целую неделю я умудряюсь балансировать между учёбой и придирками со стороны гопников от Шанель. Вполне успешно, судя по тому, что меня не вызвали в деканат. А затем наступает пятница — день званого ужина в честь друзей Демидовых, на котором будет присутствовать невеста Леона.

Действо начинается ровно в семь. Золотые подсвечники, которые мама натирала весь день до зеркального состояния, бокалы с гравировкой Made in France, шампанское, название которого я слышала только в кино о красивой жизни, чёрная икра в серебряных вазочках — всё это лишь малая часть запланированного пиршества.

За огромным столом, напоминающим взлётную полосу для частных самолётов, собралась элитная элита. Морозов-старший — типичный представитель высших кругов: чесучовый костюм, дорогие часы, расслабленный, чуть надменный взгляд. Его жена, полная копия Мелании Трамп, ведёт себя крайне сдержанно и почти не разговаривает, не говоря уже о том, чтобы улыбаться. Возможно, виной тому излишек ботокса в её лице.

Что касается их дочери... Помнится, я сочувствовала Эльвире, вынужденной комплексовать рядом со своим красавцем-парнем. Так вот, это было преждевременно.

Эти двое рядом могли бы составить конкуренцию хоть Брэду с Анджелиной, хоть Блейк и Райану. Морозова Эльвира до отвратительности хороша собой: длинные платиновые волосы, кукольное лицо, модельная фигура — и всё это в обёртке от итальянских кутюрье.

При этом держится она под стать матери — вежливо, но безэмоционально и холодно. Фригидная снежная королева, так именую я её про себя, опуская на стол тарелку.

Сколько ей? Двадцать два-двадцать три? На пару лет старше меня, но ведёт себя так, будто невыносимо устала от сорока лет замужества и четверых детей.

— Как дела в университете, Эля? — интересуется милашка Каролина.

— Всё отлично, — сдержанно отвечает та. — Сейчас занимаюсь проектом по истории искусств. Буду проходить стажировку в Милане.

— Отлично, — одобрительно кивает Вилен Константинович. — Леон говорил тебе, что на будущий год тоже собирается в Италию по делам?

Эльвира смотрит на Леона, тот — на неё. В их взглядах, помимо рафинированной вежливости, сложно рассмотреть что-то ещё.

— Мы это обсуждали, — негромко отвечает Эльвира, промокая губы салфеткой.

Я с тоской смотрю на закрытое окно. Мне одной тут душно?

— Эльвира, вам налить шампанского? — опомнившись, предлагаю я, поймав мамин выразительный взгляд.

— Минеральной воды, — сухо роняет она, не удосужившись повернуть голову в мою сторону.

Я стискиваю челюсти. Да, я нахожусь здесь в качестве домработницы, но это не означает, что со мной надо разговаривать, как с чернокожей рабыней. К чему этот тон?

Когда я подаю десерт — торт с фруктами и итальянской мастикой, Эльвира демонстративно отодвигает свою тарелку.

— Унесите, — негромко произносит она всё с тем же оттенком снисхождения. — Я не ем сладкого.

— Извините, я не знала, — бормочу я, ощущая, как горят щёки. Не ест сладкого? Мама говорила, что именно ради этой белокурой принцессы Демидовы и заказали этот торт.

— А я ем, — негромко раздаётся справа.

Вытянув руку, Леон придвигает тарелку, отвернутую Эльвирой, к себе.

— Спасибо, Лия.

Улыбнувшись, я смотрю на него с благодарностью. Его невеста — с немым возмущением.

— У тебя вдруг проснулся интерес к сладкому? — тихо уточняет она, наспех сформировав на лице плохое подобие улыбки.

— Очень уж торт красивый, — Леон отламывает вилкой кусок и начинает жевать. — М-м. Вкусно. Зря ты отказалась.

Машинально отвесив очередной реверанс, я поспешно семеню на кухню за новой порцией калорий для господ. Сердце волнительно ухает. Уже в третий раз он заступается за меня. Совпадение?

11

Когда гости, насытившись икрой и дорогущим шампанским, наконец уезжают, настает мой звездный час.
Собирая скомканные салфетки и орудуя пылесосом, я считаю минуты до момента, когда смогу лечь.

Со своей паршивой физической выносливостью и нелюбви к уборке, я просто обязана закончить университет, чтобы больше никогда, ни при каких обстоятельствах не надевать резиновые перчатки. В идеале открыть что-то свое, или уйти во фриланс, работая в какой-нибудь пляжной кафешке на Бали. И зарабатывать при этом столько, чтобы иметь возможно заказывать еженедельный клининг.

Я с сожалением смотрю на почти нетронутый торт. Разве стоило ли Демидовым так напрягаться ради скучнейших посиделок?

Во время ужина меня не покидало ощущение, что я наблюдаю паршивый спектакль, в котором половина актеров не выучили свои роли. Разговор удавалось поддерживать только главам семейства, остальные же просто молчали. Жена Морозова демонстрировала безупречное владение приборами, Эльвира делала тоже самое, изредка косясь на Леона.

Единственный раз она проявила инициативу в разговоре, когда решила поинтересоваться, есть в соусе к батату тимьян. Тимьян, Карл! На месте Леона я бы бежала от нее без оглядки, и желательно куда-нибудь подальше. В Гондурас, например.

— Лия, на сегодня мы закончили, — командует мама, когда последний бокал отправляется в сушилку. — Иди отдыхай.

Торопливо закинув в рот пару канапе, оставшихся после пиршества, я поднимаюсь на второй этаж. Настенные бра отбрасывают тусклые пятна света, коридор тонет в полумраке. Усталость окончательно овладевает мной, так что я решаю потерпеть запах приправ от волос, и еще минимум часов семь и не принимать душ.

До заветной двери остается несколько метров, когда мой слух вдруг улавливает звук голосов. Невольно замерев, я смотрю на тонкую полоску света, пересекающую паркет. Разговор доносится из комнаты Леона.

— Объясни, пожалуйста, почему я узнаю о поездке в Италию от твоего отца? Я чувствовала себя полной идиоткой.

Мой рот невольно округляется. Так значит, Эльвира не отбыла вместе с родителями, а решила наведаться в опочивальню суженого! И, конечно же, выбрала лучший способ скоротать время наедине: начать с ним собачиться. Все же недаром мое взбалмошное подсознание подкинуло ей именно такое прозвище.

— Я собирался рассказать тебе, когда планы станут окончательными, — голос Леона звучит спокойно и почти меланхолично.

Перед глазами само собой всплывает вечно скучающее лицо Киллиана Мерфи, и мне приходится зажать рот рукой, чтобы ненароком не рассмеяться.

— Окончательными? — тон Эльвиры полон возмущения и обиды. — Ты подразумеваешь тот момент, когда сядешь в самолет, чтоб вернуться домой?

— К чему так драматизировать? Речь ведь идет о банальной рабочей поездке.

— Ты хоть понимаешь, как глупо я себя ощущала?! Мы встречаемся уже пять лет. Неужели этого недостаточно, чтобы посвящать меня в свои планы?

Повисает пауза. Я ловлю себя на мысли, что мое случайное подслушивание переходит в намеренное, и лучше немедленно уйти. Но чертовы ноги словно приросли к месту, отказываясь сделать хоть шаг. Спишу это на чудовищную усталость.

— Прости, если ты почувствовала себя неловко, — наконец примирительно произносит Леон. — Я бы тебе обязательно сказал обо всем немного позже.

— Ты живёшь так, словно все вокруг должны заранее соглашаться с твоими решениями. А ты просто ставишь их в известность, — продолжает кипятиться Эльвира.
А она, оказывается, та еще скандалистка.
— Твоя реакция несоразмерна значимости эпизода. Возможно, тебя расстроило что-то еще?

Возможно, у Эльвиры просто начались месячные, — мысленно иронизирую я. — Это объясняет то, почему вы ругаетесь вместо того, чтобы заниматься сексом.

— И мне, разумеется, не понравилось, что ты бросился защищать домработницу, словно её кто-то оскорбил.

По спине пробегает холодок. Так, чего началось-то? Почему разговор вдруг переключился на меня?

— При чём здесь Лия? — теперь в голосе Леона появляется заметная нотка раздражения.

— При том, что ты ел торт! При мне ты ни разу не ел сладкое! И, пожалуйста, не забывай, что Денис мой брат, и я в курсе того, что происходит в университете.

Я моргаю. Твою же… То есть бугай, требовавший уступить ему место, это её брат? Тупица и фригидная снежная королева — родственники?

— Твой брат склонен преувеличивать, — сухо парирует Леон. — Я ел торт, потому что мне так хотелось, и точно не планирую за это извиняться.

— Денис сказал, что ты её защищал в университете и перед советом, — возмущенно цедит Эльвира. — Сегодня я лично в этом убедилась. Вопрос, для чего? Понравились её разноцветные глаза?

— Благодаря твоему брату Лие устроили травлю, поэтому мне время от времени приходится вмешиваться. Она живет в нашем доме, и это мой отец устроил её в университет.

— Насколько я знаю, Денис готов взять её в прислуги. Так в чем дело? Пусть найдет себе покровителя и все закончится.

— Она его не найдет. — тон Леона становится таким ледяным, что кожу дерет озноб. — И ты тоже это знаешь. Никто в университете не захочет связываться с твоим братом.

— Даже если и так. С каких пор тебе есть дело до вопросов студенческой иерархии, Леон?

Мое сердце бешено стучит. Господи, во что я встряла? Надо было и впрямь уступить этому придурку место. С первого взгляда было понятно, что брат фригидной снежной королевы — тот еще отморозок. Такие как он в девяностые носили красные пиджаки и держали в кармане кастет.

Раздается шумный раздраженный вздох.

— Предлагаю вовремя прекратить этот бессмысленный разговор. Ты приехала за рулем, или попросить водителя тебя отвезти?

— Ты, что, меня выгоняешь? — оскорбленно шипит Эльвира. — Не стоит, я уйду сама.

Я чудом успеваю отпрыгнуть назад, до того как распахнувшаяся дверь успевает проломить мне переносицу.

При виде меня Эльвира, появившаяся на пороге, становится пунцовой.

— Подслушивать чужие разговоры — плохая привычка, — гневно чеканит она. Хотя она очень типична для прислуги.

12

— Что могу вам предложить? — девушка за стойкой университетского кафе улыбается так широко, словно я не нищая студентка, чьих денег хватает лишь фильтр-кофе и самую скромную булку, а сотрудник банка, одобряющий семейную ипотеку под шесть процентов.

— Мне только кофе, — я возвращаю ей улыбку, благодарная, что хоть один человек здесь не горит желанием портить мне настроение.

Получив пластиковый поднос с бумажным стаканом и двумя пакетиками сахара, я по привычке иду в самый дальний угол кафе. Местная знать предпочитает сидеть у окна, так что мы в этом смысле мирно сосуществуем.

Правда, сегодня мне не суждено побыть в одиночестве. Стоит сделать первый глоток, как над головой разносится тонкий женский голосок:

— Привет… можно к тебе?

Я чуть кофе не давлюсь. Я не ослышалась? Кто-то из местных спрашивает моего разрешения присесть?

Подняв взгляд, я вижу невысокую худощавую девушку с милыми карими глазами и доброжелательной улыбкой. По местным меркам, одета она более чем скромно: вязаный кардиган и джинсы. Также при ней нет ни салонной укладки, ни профессионального макияжа.

— Присаживайся, конечно, — отвечаю я, указывая на противоположный стул.

Девушка ставит поднос с супом на стол и садится.

— Я Тоня.

— Лия.

— Я тебя не отвлекаю? — она смущенно улыбается. — Видела тебя на одной из пар и захотела познакомиться поближе. Я тоже учусь на втором курсе.

Это впервые, когда кто-то из студентов заговорил со мной без намерения унизить и нахамить, поэтому на радостях во мне активируется режим особой доброжелательности.

— Здорово, — я улыбаюсь даже шире, чем девушка из кафе. — А на каких предметах мы пересекаемся?

— У Шанского. И ещё, кажется, у Палыча по математическому анализу, — Тоня смешно морщится. — Ты могла меня не видеть, потому что я вечно прячусь на задних рядах, в надежде, что он меня не заметит. Если честно, я его боюсь.

— Ой, это старикашка любит погонять студентов, — смеюсь я, ощущая, как от дозы непринуждённого общения на душе теплеет. — Но мне нравится его слушать. Видно, что он фанат своего предмета.

— Это точно. Сумасшедший фанат, — Тоня запускает ложку в суп и, подув, пробует. — Я заметила, что ты в экономической теории шаришь. Помню, на паре была мини-дискуссия, и ты так чётко и грамотно отвечала.

Я отмахиваюсь.

— Я люблю подискутировать, а тема была интересная.

Тоня подается вперёд и заговорщически шепчет:

— Это большая редкость встретить человека, который пришёл сюда не козырять родительскими деньгами, а учиться. Отчасти поэтому в местную среду непросто влиться.

Я вздыхаю.

— Прекрасно понимаю, о чём ты говоришь. Я здесь уже вторую неделю, но никак не впишусь. По большому счёту, ты первая из студентов, с кем у меня сложился нормальный человеческий диалог.

— Ага, — Тоня сочувственно улыбается. — Здесь своеобразные законы.

— Слушай, а где-нибудь поблизости есть кафе с более либеральными ценами? — я стучу ногтем по крышке своего стакана. — Здесь один кофе стоит как обед из четырёх блюд в моем старом университете.

— Примерно в полукилометре отсюда есть приличная и недорогая кофейня. Можем сходить туда вместе как-нибудь, — неожиданно предлагает Тоня. — Я обожаю их какао с зефирками.

Внутри множится радость. Наконец-то в этом элитном клоповнике нашёлся человек, с которым можно общаться.

— Значит, договорились! Может, на неделе выберемся?

— Давай, — подхватывает Тоня и внезапно серьёзнеет. — Слушай, а ты же в курсе про местную иерархию, да?

— Сложно не знать о ней, когда в первый же день на меня накатали две жалобы и вызвали в деканат, — со вздохом признаюсь я. — А почему ты спрашиваешь?

Тоня перекладывает ложку из одной руки в другую, словно не зная, с чего начать.

— Лучше скажи, как ты собираешься с этим справляться? Насколько я знаю, за тобой наблюдают самые значимые альфы университета.

— Если честно, понятия не имею, — я слабо улыбаюсь. — Бунтовать, по опыту, не самый лучший вариант.

— Единственный способ выжить здесь — это подчиниться. Тут иначе не бывает. Либо терпишь, либо уходишь. Но уйти не все могут себе позволить, — я так точно.

В груди нарастает неприятная тяжесть, что неудивительно. Местные правила кому угодно испортят настроение.

— А ты сама… — осторожно уточняю я. — Ты справилась?

— А ты сама… — осторожно уточняю я. — Ты справилась?

— Пришлось. Мне помог покровитель. Я ему очень благодарна за это, — Тоня опускает взгляд в тарелку. — На самом деле, я не просто так подсела к тебе. Мне поручили с тобой поговорить. Мой покровитель захотел, чтобы ты к нему присоединилась в качестве… — она запинается, подбирая нужное слово, — в том же качестве, что и я.

От услышанного стакан с кофе едва не выпадает из моих рук.

— Что? — шиплю я в надежде, что ослышалась.

— Мой покровитель — Денис Морозов. Я думаю, ты знаешь, кто это.

Сердце бьётся так громко, что вибрирует грудь. Значит, то, что сказал Леон — правда. Этот тупоголовый хряк всерьёз вознамерился заполучить меня в рабыни.

— И что же мне предлагает твой покровитель? Быть его личной официанткой? — с сарказмом осведомляюсь я.

— В обязанности входит выполнять его мелкие поручения здесь, в университете, иногда ухаживать за ним на вечеринках, — с готовностью поясняет Тоня. — Ну, знаешь… принести напитки, отогнать ненужных людей, передать сообщения. И изредка ему требуется секс.

Мои глаза едва не вываливаются из орбит. Интонация Тони такая будничная, словно речь идёт об одолженной зубной нити.

— Ты это серьёзно?! — я непроизвольно приподнимаюсь со стула. — Вы тут совсем рехнулись?

— Я понимаю, ты шокирована, — её тон становится сочувственным. — Но мы все взрослые люди и вольны делать свой выбор. Речь ведь не идёт об изнасиловании. Денис вполне ласков и после секса часто дарит подарки. И он не занимается им часами. Он быстро кончает, и порой ему достаточно и пяти минут. Я думаю, это не столь высокая плата за возможность таким, как мы, спокойно существовать среди элиты.

13

Поставив передо мной тарелку с омлетом, мама садится напротив и подпирает щеку рукой.

— Мне кусок в горло не лезет, когда ты так смотришь, — смущённо ворчу я. — Я снова в чём-то провинилась?

— Нет, — её голос звучит неожиданно мягко. — Просто думаю, как быстро летит время. Недавно ты ещё за партой сидела, а теперь ты учишься в лучшем университете страны. Папа бы тобой гордился. И я горжусь.

Услышать такие слова от мамы — всё равно что увидеть снеговика в пустыне, так что я моментально таю.

— Спасибо… — от волнения я розовею. — Дела не всегда идут гладко, но я очень стараюсь.

— Тебя ждёт прекрасное будущее. Я знаю, что тебе бывает нелегко, но ты справишься и заставишь окружающих себя уважать.

— Спасибо, — повторяю я, отчаянно желая как-то отблагодарить маму за её тепло. — Вчера меня Шанский похвалил. А он такой дядька, что редко кого хвалит.

Мамины глаза вспыхивают радостью, словно я сообщила ей о выигрыше в лотерею.

— Ты всегда была умницей. Мозги у тебя отцовские, к счастью, а не мои.

Днём, между занятиями, я всё же решаю наведаться в университетское кафе, которое пообещала себе бойкотировать в целях экономии. Желудок уже час ноет от голода, так что ещё одну лекцию без перекуса мне не пережить.

Заказываю сэндвич с чаем и, услышав финальную сумму, в замешательстве смотрю на экран кассы. На счету моей карты столько нет. Не хватает совсем немного, но едва ли будет уместно торговаться.

— Простите, можно убрать чай?.. — мямлю я, сгорая от стыда.

— Чай оставьте и добавьте ещё один американо, — звучит за мной знакомый голос с ленцой.

Обернувшись, я вижу Леона. Не глядя на меня, он прикладывает карту к терминалу.

— Я официально нарекаю тебя своим спасителем, — пытаюсь пошутить я, чувствуя, как горят кончики ушей. — Уже в который раз ты спасаешь меня от неминуемого провала.

Ничего не ответив, Леон забирает со стойки свой кофе и следует за мной к дальнему столу.

— Слушай… — начинаю я, посчитав своим долгом первой завязать разговор, — хочу извиниться за то, что невольно услышала твой разговор с Эльвирой. Я не имею привычки подслушивать, и это действительно вышло случайно.

Приходится скрестить пальцы под столом, чтобы молния возмездия не пробила мне голову за такое откровенное враньё.

— Забудь, — коротко отвечает Леон, поднося бумажный стакан ко рту. — Как твои дела в университете? Справляешься?

В его голосе нет сочувствия или жалости. С его стороны это скорее вежливость.

— Всё не так плохо, как могло показаться вначале, — бодро отвечаю я, не желая выглядеть жертвенной сиротой. — Так что да, справляюсь.

И словно в насмешку моим словам, над нами нависает тень. Принадлежит она не кому-нибудь, а Морозову Денису — скорострелу, возжелавшему заполучить меня в рабство.

Пробежавшись по мне сальным взглядом, он недобро ухмыляется:

— Занимаешься благотворительностью, Леон? А моя сестра в курсе?

— Это не твоё дело, — отрезает Леон, подняв глаза. В них читается неприкрытая неприязнь.

— Ты же в курсе, что он не берёт прислугу? — не затыкается Морозов, переключая внимание на меня. — Так что ты не тот газон удобряешь.

Я стискиваю зубы, чтобы ненароком не ляпнуть в ответ что-то, что заставит придурка позеленеть.

Мама мной гордится. Мама мной гордится. Мама мной гордится, и я не имею права её подвести.

Не дождавшись нужной реакции, Морозов, дёрнув мясистыми плечами, уходит, и я беззвучно выдыхаю.

— Предлагал своё покровительство? — негромко осведомляется Леон.

— Вроде того, — буркаю я.

Он внимательно смотрит на меня, но других вопросов не задаёт.

Не проходит и пары минут, как возле нашего стола появляется Тимур. Пожав руку Леону, он переводит неприязненный взгляд на меня и сухо изрекает:

— Лия, тебя вызывают в деканат.

Руки холодеют. В деканат? Снова? Но по какому поводу? Я ничего не сделала. В смысле, вообще ничего.

Леон переводит вопросительный взгляд на Тимура, но ничего не говорит. Тяжело поднявшись, я вымученно улыбаюсь ему:

— Дальше компанию составить не смогу. Как видишь, возникли неотложные дела.

— Удачи, — задумчиво кивает он после паузы.

14

По пути к деканату у меня лихорадочно бьётся сердце. Коридор кажется нескончаемым, любопытные взгляды ощутимо жгут кожу.

Шаг. Ещё один.

Мне нужно успокоиться. Я не сделала ничего предосудительного: на провокации не поддавалась, и места в аудиториях намеренно занимала лишь те, на которые не позарится местная знать.

У дверей, помимо слизня Тимура, стоят ещё трое: среди них узнаю председателя совета и двух амбалов, которые вечно таскаются рядом с Морозовым. По мере моего приближения они перестают переговариваться, и все как один таращатся на меня.

Отвернувшись от них, я дважды стучу в дверь. Приходится сжать пальцы в кулаки, чтобы не дрожали. Что я там говорила Леону? «Всё не так плохо, как могло показаться в начале?» «Справляюсь?»

Ни черта я не справляюсь.

— Входи, Лия, — строго произносит деканша, сверля меня неприязненным взглядом.

Вошедшие следом Тимур и председатель встают по бокам, словно приставы, готовые в любой момент заковать меня в наручники.

— Могу я узнать, по какому поводу меня вызвали? — осведомляюсь я, изо всех сил имитируя попранное человеческое достоинство.

— На тебя поступила серьёзная жалоба. Обвинение в распространении экзаменационных материалов за деньги, — Амбридж выразительно сдвигает очки на кончик носа. — Возможно, в том вузе, где ты училась раньше, такие методы заработка считались нормальными, но здесь такое не пройдёт. На время проведения проверки ты отстраняешься от занятий. Если вина подтвердится — будешь отчислена.

Онемев от шока и неверия, я ловлю ртом воздух. Если в прошлый раз жалобы имели под собой хоть какую-то основу, то это обвинение просто высосано из пальца! Какие ещё экзаменационные листы? Какой заработок? Да у меня едва денег на кофе хватает!

— Вы просто отстраняете меня от занятий из-за липового обвинения, даже не желая узнать моё мнение? То есть, кто угодно может постучать к вам в кабинет, наговорить небылиц, и вы запросто отстраните студента от занятий? — растерянно лепечу я.

— У того, кто написал на тебя жалобу, есть доказательства. В противном случае ты бы не стояла здесь.

— И какие, чёрт возьми, это доказательства? — взрываюсь я, выходя из оцепенения. — Я и месяца не проучилась здесь. Откуда мне, по-вашему, взять экзаменационные задания?!

— Вот это совет и будет проверять, — сухо произносит Амбридж.

— Совет?! — Я оглядываюсь по сторонам. — Совет, который чуть не отправил меня на принудительную терапию без каких-либо на то оснований?!

— Я не знаю, о чём ты говоришь. Совет университета избран общим голосованием, и у меня нет оснований ему не доверять. А вот студентке, на которую с первого дня одна за другой поступают жалобы, — есть.

Я пытаюсь вдохнуть, но не выходит. Я привыкла думать, что люди, имеющие отношение к сфере образования, наделены особой мудростью и высокими моральными качествами. Но эта мерзкая тётка ничем не отличается от быдловатых мажоров, которые кичатся деньгами родителей и их связями. Нет, она гораздо хуже, потому что закрывает глаза на происходящий беспредел.

— Вы не можете не знать о иерархии между студентами, — в отчаянии шиплю я. — Вы прекрасно понимаете, почему именно на меня, как вы выразились, одна за другой поступают жалобы. Вы считаете нормальным, что в университете прямо под вашим носом процветает рабовладельческий строй?

— Я сказала всё, что хотела, — отрезает деканша. — Тебя оповестят об исходе разбирательства. Можешь идти.

Словно в тумане я поворачиваюсь к выходу. Перед глазами встаёт воодушевлённое лицо мамы, когда она говорит, что гордится мной. Но что я могу сделать против сфабрикованного обвинения? Где искать справедливость, если сам декан университета не заинтересован в правде?

В коридоре, как назло, собралась целая толпа. Хотя о чём я? Все они пришли сюда намеренно, чтобы лицезреть, как система раздавит непокорную новенькую.

Ещё никогда я так не была близка к тому, чтобы разреветься на публике. Не потому, что я слезливая слабачка, а от вопиющей несправедливости. Так нельзя… Нельзя обращаться с живыми людьми. Я не имею меньше человеческих прав только потому, что у моей семьи недостаточно денег.

— Снова нарушаешь закон, Лия? — раздаётся знакомый гнусавый голос. — Очень непредусмотрительно с твоей стороны.

Глядя в ухмыляющееся лицо Морозова, я думаю, что если реинкарнация действительно существует, то лучшее, что светит ему в следующей жизни — это родиться мокрицей. Какая-нибудь домохозяйка при взгляде на него брезгливо скривится, со всей дури лупанёт по башке тапком и смоет в унитаз.

— Ты полный придурок, в курсе? — цежу я, наплевав на тон и выражения. Какая к чёрту разница, если меня всё равно отчислят? Последнее — лишь вопрос времени.

Почуяв запах крови, толпа начинает возбуждённо гудеть.

— Что ты сказала, дешёвка? — рычит Морозов.

— Я сказала, что ты перекачанная груда мяса в безвкусной толстовке, не имеющая ни малейшего понятия о чести и достоинстве, — выплёвываю я. — Что ты теперь сделаешь? Обвинишь меня в поджоге университета?

Побагровев, Морозов угрожающе шагает ко мне. Внутренности сжимаются от ужаса. Он выглядит так, словно готов меня ударить.

— Отойди от неё, — звучит громко и требовательно.

Резко повернувшись на голос, я вижу Леона. Его лицо напряжено, взгляд мерцает.

— Не вмешивайся, — шипит бугай, отрывая взгляд от меня. — Ваша прислуга перешла все границы и должна быть наказана.

— Я думаю, что границы перешёл ты, — подчёркнуто нейтральным голосом парирует Леон. — И тебе пора остановиться.

С неохотой отступив от меня, Морозов саркастично смеётся.

— Ты прекрасно знаешь, как здесь всё устроено. Тот, кто намеренно не следует правилам, должен быть готов к последствиям.

Леон переводит взгляд на меня, и я отчётливо вижу в его глазах борьбу. Он словно не хочет вмешиваться, но и стоять в стороне тоже не может.

— То есть, ты признаёшь, что намеренно подставляешь Лию?

15

Едва Денис уходит, жужжание шепотков многократно усиливается.

— Идём, — Леон подталкивает меня вперёд, вытряхивая из немого оцепенения.

Сердце тарахтит, как дряхлый автомобильный мотор, ладони вспотели. Без преувеличения — я только что пережила одну из самых напряжённых сцен за всю свою жизнь.

Взгляды расступающейся толпы прилипают ко мне, как мухи на ленту. Одни смотрят с неверием, другие — с нескрываемой неприязнью, третьи (и все без исключения женского пола) — с завистью.

— Леон! — подобострастно верещит слизняк Тимур вдогонку. — Хотел спросить, а ты…

— Не сейчас, — отрезает Леон, продолжая решительно шагать по коридору.

Я ускоряю шаг, чтобы не отставать. Что-то подсказывает мне, что сейчас не стоит давать Леону повода раздражаться.

В молчании мы покидаем здание университета и выходим на парковку. Я тут же начинаю жалеть, что не имею привычки носить солнечные очки, как местные модницы. Дневной свет ощущается чересчур навязчивым, как и внимание, которое щедро льётся на нас со всех сторон.

Остановившись возле своей машины, Леон достаёт телефон и прикладывает его к уху.

— Игорь, привет, — его голос звучит отрывисто и резко. — За Лией не приезжай. Я сам её отвезу.

Повернувшись, он кивает на пассажирскую дверь.

— Садись.

Решив не задавать лишних вопросов, я забираюсь в салон и торопливо накидываю ремень безопасности. Таким Леона я ещё не видела, и сейчас даже немного его побаиваюсь.

Леон занимает водительское кресло и, сосредоточенно глядя перед собой, заводит двигатель.

— Отныне ты будешь ездить в университет вместе со мной.

— А Игорь? — быстро уточняю я.

— Для Игоря найдутся другие дела.

Его сухой тон не располагает к продолжению диалога, поэтому я переключаю внимание на свои руки. Он вроде бы сам заявил о своём покровительстве, так чего сейчас так бесится? Никто его за язык не тянул.

— Дело не в тебе, — негромко произносит он спустя несколько минут гробовой тишины. — А в том, что я нарушил свой главный принцип, и мне нужно подумать, как с этим быть.

Я чувствую облегчение. Всё же я не ошиблась в нём. Леон — один из самых адекватных людей, которые мне встречались.

— Принцип заключается в том, что ты не играешь в белого господина? — шутливо уточняю я.

— Принцип заключается в том, что я держусь подальше от всего, что мне не близко.

— Хороший принцип. Но если тебе станет легче, я совсем не против побыть твоим личным ассистентом в благодарность за избавление от притязаний этого придурка, — я улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. — Надо подумать, чем я могу быть тебе полезной. Я быстро печатаю, так что могу помочь с курсовыми, могу приносить тебе кофе в обеденный перерыв… Может быть, есть ещё какие-то вещи, которые ты бы хотел делегировать?

Леон шумно вздыхает, давая понять, что мне не стоит продолжать.

— Отныне, если у тебя возникают конфликты с кем бы то ни было, ты ссылаешься на меня. К концу недели все должны знать, что ты… вернее, я… — поморщившись, он делает неопределённый жест рукой. — Чем быстрее это станет очевидно, тем лучше.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Челюсть Леона напряжена, брови нахмурены.

— А как быть с твоей невестой? Ей наверняка не понравится то, что ты взял надо мной шефство.

— Это тебя не касается.

Бросив на меня быстрый ответный взгляд, он снова возвращает внимание к дороге.

— Я сделал то, что сделал, и этого уже не изменить. Твоя задача — слушать меня и не лезть на рожон. Потому с этого дня твои проблемы стали моими.

— Мне жаль, что я волей-неволей осложнила тебе жизнь, — признаюсь я, немного помолчав. — Но я благодарна тебе за то, что ты вступился. Честно говоря, я была уверена, что сегодня был мой последний день в университете. Оно, наверняка, и к лучшему, но уж очень не хотелось расстраивать маму. Она очень гордится, что я учусь в престижном вузе и отказывается верить в то, что на деле это редкий гадюшник.

— Вероятно, к тебе начнут подходить новые люди и предлагать дружбу, — проигнорировав мою исповедь, продолжает Леон. — Много при них не болтай. Даже на самые идиотские вопросы о характере наших отношений отвечай согласием. Все должны безоговорочно верить в контракт альфы и прислуги.

Я хочу спросить, стоит ли соглашаться с предположением о том, что у альфы и прислуги есть секс, но вовремя прикусываю язык. Скорее всего, именно это Леон и имеет в виду.

— И вот ещё…

Я смотрю, как он, одной рукой придерживая руль, открывает подлокотник и достаёт оттуда стопку купюр.
— Держи. Купи себе новые вещи.

Несколько секунд растерянно поглазев на деньги, я поднимаю возмущённый взгляд на Леона.

— Ты рехнулся? Я что, похожа на содержанку?!

— Бери, — его голос хоть и звучит спокойно, но в нём звенит металл. — Если уж ты действительно благодарна. Вступая в игру, нужно соблюдать все правила. Обувь, сумка — это основное. На них первыми обращают внимание. Попроси Каролину помочь с выбором. Она обожает шоппинг.

16

— Нет и нет! — строго заявляет Каролина, выхватывая из моих рук очередные чёрные джинсы и возвращая их девушке-консультанту. — Ты же не на похороны собираешься, а в университет.

Вчера вечером она сама постучалась ко мне и предложила сопровождать в предстоящем шоппинг-туре. Это Леон её попросил, будто зная, что я ни за что не обращусь за помощью.

— Нам нужно что-то пастельно-голубое или пепельное, — воодушевлённо пропевает она, пританцовывая между вешалками. — Что-то, что подойдёт к твоим невероятным глазам.

Я невольно улыбаюсь, наблюдая за ней. Каролина совсем не похожа на университетских снобок с их скучающими лицами и отсутствующей мимикой. Она очень живая, непосредственная и в буквальном смысле говорит первое, что приходит ей в голову.

— Пожалуйста, имей в виду, что я не привыкла одеваться в рюши и мини, — умоляюще верещу я, заметив, как сосредоточенно она разглядывает жакет с перьями. — Мой стиль довольно простой.

— Не переживай, это я себе смотрю, — она прикладывает его к себе и, повернувшись к зеркалу, издаёт восхищённый вздох. — Какая прелесть! У меня есть такой розовый, но в этом цвете он просто великолепен.

— Тебе идёт, — осторожно замечаю я.

— Нет-нет, стоп! — тряхнув головой, Каролина возвращает жакет на место и поворачивается ко мне. — Сегодня мы покупаем вещи только тебе. Я должна с серьёзностью относиться к поставленной задаче.

— Да ладно тебе, — я с радостью хватаюсь за возможность избавиться от необходимости тащиться в примерочную. — Я совсем не против поменяться с тобой местами.

— Нет, — отрезает она. — Леон на меня рассчитывает, и я не могу его подвести. Мы купим тебе новую сумку, обувь, пару платьев и новые джинсы. Эти… — она тычет наманикюренным пальчиком в мои ноги, понижая голос до шёпота, — вышли из моды два сезона назад.

Мне с трудом удаётся сдержать смех — настолько серьёзной она выглядит, говоря об этом.

— Давай сойдёмся на одном платье, джинсах и сумке?

— То есть ты предпочитаешь отрывать пластырь медленно, а не быстро? — осведомляется Каролина, сдвинув к переносице светлые брови. — Мы, конечно, можем купить только половину из перечисленного, но тогда завтра придётся снова сюда вернуться.

Она выглядит настолько непоколебимой, что я решаю сдаться. На деле эта милая блондиночка не такая уж и милая, как могло показаться в самом начале.

— Сколько стоит эта барсетка?! — возмущённо шиплю я, ошарашенно глядя на ценник протянутой сумки. — Да это же дурдом какой-то! Тратить такие деньги на кусок кожи!

— Это деньги моего брата, которые ты обязана потратить, потому что обратно он их не возьмёт. И это не барсетка, а тоут, — впихнув сумку мне в руки, Каролина несколько секунд пристально меня разглядывает и затем тараторит: — Так, теперь всё ясно. Нам нужны замшевые лоферы, пиджак, юбка-плиссе, голубые джинсы-классика и, конечно же, украшения. Покупать бриллианты пока не будем, так что заглянем в отдел итальянской бижутерии, там есть даже очень достойные модели…

Замолкнув, она прикрывает рот рукой.

— Прости, я увлеклась и даже тебя не спросила — как ты относишься к бижутерии? Потому что я сама её ношу и ничего против не имею…

Задрав рукав рубашки, она демонстрирует мне изящный серебристый браслет, украшенный шармами.

— Видишь? Это бижутерия. Она очень хорошего качества, поэтому…

— Разумеется, я не имею ничего против, — со смехом перебиваю я. — Из украшений у меня есть только серёжки, которые достались от бабушки и которые я едва ли когда-нибудь буду носить, так что всё хорошо.

— Вот и прекрасно, — просияв, Каролина вновь поворачивается к вешалкам. — И вот эту рубашку тоже предлагаю взять. Голубой — любимый цвет Леона, так что он будет в восторге.

— А при чём тут Леон? — буркаю я. — Это Эльвира должна облачаться в голубой, а не я.

— Эльвире совсем не идёт голубой, — Каролина грустно вздыхает, словно этот факт по-настоящему её расстраивает. — Это ещё один показатель того, что она и Леон не слишком подходят друг другу.

— Из-за того, что ей не идёт цвет, который ему нравится? — со смехом уточняю я.

— Не только поэтому. Леону с ней скучно. На день рождения она подарила ему набор клюшек для гольфа!

— Это плохо?

— Леон не играет в гольф, — возмущённо шипит Каролина, округлив глаза. — Он любит мотоциклы и бокс. А гольф любит её брат и её папа.

— Видимо, если они поженятся, Эльвира будет настаивать, чтобы он взял её фамилию, — иронизирую я.

— Леон на такое не согласится. Ой, смотри, какие туфли! — забыв о разговоре, Каролина со всех ног устремляется на другой конец зала, оставив меня восхищаться такой непосредственностью.

— Вот это встреча, — раздаётся из-за моей спины знакомый саркастичный голос. — С каких пор ты стала шопиться в бутиках? Или ты сюда полы мыть устроилась?

Внутренне подобравшись, я оборачиваюсь. На меня смотрит копия Шер — та самая, которая пристала ко мне в первый учебный день и накатала жалобу.

Из моего рта моментально готова вылететь поэма, сплошь состоящая из непечатных слов, но возвращается Каролина и, впихнув мне в руки охапку джинсов, переключает на себя её внимание.

— Привет! Я Каролина, сестра Леона. А ты Милена, да?

Выражение лица Шер меняется, из сучьего становясь радушным.

— Привет! Да, я тебя помню. Ты была на его дне рождении в прошлом году, да?

— Да, — на лице Каролины появляется милейшая из улыбок. — Я бываю на каждом. А ты тоже пришла пошопиться?

— Вроде того, — Шер мечет недовольный взгляд на меня. — Выбираю сумку.

— О, мне очень понравилась новая коллекция, — щебечет Каролина. — Ты, главное, не покупай такую же, как у Лии. А то вам будет неловко встречаться в коридорах.

Мне требуется приложить усилия, чтобы не расхохотаться. Шер выглядит так, словно ей надавали по щекам грязными носками. Лицо красное, нос сморщен.

— Спасибо, что предупредила, — бормочет она и, не попрощавшись, исчезает за стеллажами.

— Плакать ушла, — констатирую я, не в силах перестать улыбаться. — Так ей и надо.

17

Когда машина Леона останавливается на парковке университета, и я вдруг начинаю жутко нервничать. Рубашка ощущается колючей, словно ее соткали не из шелка, а из овечьей шерсти, новые туфли давят на пятки, сердце нервно стучит.

— Ты ничего не сказал по поводу одежды, - я напряженно вглядываюсь в профиль Леона. — Годится или нет?

Его взгляд обращается ко мне: задерживается на уложенных волосах, соскальзывает к кулону с надписью Amor, задевает сумку, стоящую у меня на коленях.

— Соответствует поставленной задаче, — негромко изрекает он.

Я закатываю глаза, не сдержавшись. Порой Леон разговаривает как интеллигентный пенсионер. Хорошо, что я наблюдательна и умею читать по лицам. Судя по тому, как одобрительному блеску в его глазах и дернувшимся уголкам губ, образ, собранный Каролиной ему понравился. Как впрочем и мне.

— Теперь вопрос номер два, — я с опаской кошусь на боковое стекло, — ты уверен, что нам стоит выходить вместе? На парковке собралась целая толпа.

Отстегнув ремень безопасности, Леон иронично осведомляется:

— Предлагаешь пропустить самую увлекательную часть?

— Просто не уверена, что готова к этому уровню внимания, - смущенно бормочу я.

Он молча выходит из машины и, подойдя к пассажирской двери, протягивает мне руку:

— Веди себя как ни в чем не бывало. Ажиотаж скоро спадет.

Глубоко вдохнув, я хватаюсь за его ладонь. Едва ли появление на публике в модных вещах в компании члена студенческого совета намного страшнее, чем всеобщая травля и предстоящее отчисление.

Расправив плечи, я позволяю себе бесстрашно оглядеться вокруг. Адреналин тугой волной растекается по венам. Я Чувствую себя Беллой из « Сумерек», впервые появившейся на публике в сопровождении Эдварда Каллена. На нас пялятся абсолютно все. Не только пялятся, но еще и беззастенчиво обсуждают.

— Пойдем, — ладонь Леона ложится на поясницу, слегка подталкивая меня вперед.

Это прикосновение действует успокаивающе, и ноги снова твердеют. Бок о бок мы идем к главным дверям университета в сопровождении любопытствующих взглядов и гула шепотков. Кто-то даже достаёт телефон, чтобы нас сфотографировать.

— Может сказать им, что снимки платные? — возмущенно щиплю я. — это же вопиющее нарушение личных границ.

— Тебе это только на руку, - невозмутимо произносит Леон. — пусть развлекаются. Может им просто хочется скопировать твой образ.

— Даже так? — я невольно поворачиваю голову, чтобы на него посмотреть. — То есть ты признаешь, что мы с твоей сестрой не зря старались, и я выгляжу хорошо?

Уголок его рта дёргается вверх.

— Я вроде так и сказал.

— Ты сказал « соответствует поставленной задаче», а это не одно и то же, - с шутливым укором замечаю я.

Появление меня и Леона на публике вызывает гораздо больший резонанс, чем моя недавняя стычка с Морозовым. Особенно поражённой выглядит сучка Шер, которую мы встречаем возле аудитории « Барсук» в окружении ее свиты. Оборвавшись на полуслове, она переводит ошарашенный взгляд с меня на Леона и быстро моргает.

— Доброе утро, Милена, — елейно воркую я, не желая прослыть невежей. — Как твой вчерашний шоппинг?

Её красивое лицо перекашивает гримаса негодования:

— Не надейся, что новые шмотки и жалость Леона что-то изменят. Не смей здороваться со мной.

— Осторожнее со словами, Милена, — голос Леона звучит негромко, но он каким-то чудесным образом перекрывает стоящий вокруг шум. — Думаю, тебе не нужно напоминать о правилах. Оскорбишь ее, а разбираться будешь со мной.

Заметно побледнев даже через слои косметики, Шер беззвучно шевелит губами и отворачивается. Я чувствую себя триумфатором. Черт возьми, а ощущение власти действительно окрыляет.

— Это было эффектно, — шепчу я Леону.

— Это было необходимо, — парирует он.

С каждым пройденным шагом я чувствую себя все смелее и увереннее. Папа говорил, что собакам нужно смело смотреть в глаза, чтобы они не набросились. Это я и делаю: стойко встречаю каждый устремленный взгляд, давая понять, что ничего не боюсь.

Возле аудитории « Кенгуру» наше победоносное шествие приходится прервать. Через пять минут у меня начнется лекция, у Леона - своя, значит приходит пора расходиться.

Запустив руки в карманы брюк, он со значением смотрит мне в глаза.

— Дальше сама.

— А меня точно не выгонят? - в сотый раз переспрашиваю я. — Вдруг декан…

— Не выгонят, — твердо произносит он. — Иди. В большой перерыв встречаемся в кафе.

— А… зачем? — я удивленно вскидываю брови.

Леон смотрит на меня с долей снисхождения..

— Потому что теперь так будет всегда.

18

В том, что слухи по университету разлетаются с молниеносной скоростью, я убеждаюсь уже на лекциях. Сокурсники вдруг перестают делать вид, что я — невидимка, и начинают здороваться, одна девушка ни с того ни с сего участливо интересуется, почему я сижу на заднем ряду, если возле окна имеется свободное место, а её подруга отвешивает комплимент моим волосам. Дескать, она всегда мечтала именно о таком оттенке, а её гад-стилист, будь он неладен, никак не может его добиться.

С одной стороны, приятно не чувствовать себя изгоем, с другой — такая разительная перемена в отношении вызывает раздражение и недоумение. То есть, дорогая сумка и благосклонность человека, с которым большинство из моих сокурсников даже не знакомы лично, так сильно меня преобразили? Мои волосы никак не изменились за неделю, и свободных мест в аудитории всегда было достаточно.

— Лия! Подожди!

Обернувшись, я вижу спешащую навстречу Таю — девушку, которая предложила мне стать наложницей придурка Морозова. Её сияющий взгляд шарит по мне, как робот-пылесос, не пропуская ни единого миллиметра поверхности.

— Уф, еле догнала! Ты так быстро ходишь! — Её глаза, близоруко сощурившись, замирают на логотипе моей сумки. — Ух ты! Это оригинал? Леон тебе купил?

Внутренне подобравшись, я машинально отступаю назад. Эта девушка вызывает во мне смешанные чувства. Ровно так же я отношусь к голубям. С одной стороны, хочется их покормить, с другой — зажать нос и пореже дышать, чтобы не подхватить сальмонеллёз.

— Да, это Леон.

— Он щедрый альфа. Тебе повезло, — она широко улыбается, не переставая «пылесосить» меня с головы до ног. — Это так удивительно, что он решил взять себе прислугу. Демидов принципиально этого не делал. Не знаю, что ты ему пообещала взамен, но я очень за тебя рада!

Если бы Тая была голубем, я бы со всей дури топнула ногой, чтобы она поскорее улетела. Её общество мне неприятно — сейчас я могу сказать это с полной уверенностью.

— Я ничего ему не обещала, — сдержанно отвечаю я. — Извини, я тороплюсь.

— Конечно, они сами назначают условия, — проигнорировав моё последнее замечание, понимающе кивает она. — Но ты в любом случае в выигрыше. Половина альф женского пола готовы добровольно пойти к нему в прислуги, но ему это неинтересно. И необходимость заниматься сексом уже не представляется чем-то отвратительным, да? — Тая заговорщицки играет бровями. — С таким-то красавчиком.

Я хочу грубо оборвать её идиотский трёп, но вовремя вспоминаю слова Леона о необходимости соглашаться со всеми предположениями о нас, и прикусываю язык.

— Всё верно. Я пойду. Леон ждёт меня в кафе.

При упоминании его имени глаза Таи восторженно округляются.

— О, конечно! Альф нельзя заставлять ждать. Они от этого злятся. Ещё увидимся, да? Я, кстати, сегодня свободна, и мы могли бы выпить вместе кофе.

— Я теперь уезжаю домой с Леоном, так что не получится, — отрезаю я и, не дожидаясь, пока из её рта вылетит очередная порция слов, торопливо ухожу.

— Встретила знакомую, которая никак не хотела заткнуться, — поясняю я Леону, стоящему возле стойки кафе. — Извини.

— Что будешь? — он кивает на электронное табло меню.

— Эм-м... — я неловко переступаю с ноги на ногу. Мысль о том, что Леон продолжит за меня платить, пока никак не укладывается в голове. — Кофе и круассан.

— Большой капучино, круассан и салат с ростбифом для девушки, американо и пасту для меня, — громко объявляет он, прикладывая карту к терминалу. — В следующий раз будь добра называть заказ полностью.

— Хорошо, — смущённо бормочу я. — Как твои занятия?

— Познавательно, — Леон кивает в глубину зала. — Пойдём присядем. Члены совета наверняка нам обрадуются.

Пробираясь за ним к центральному столу, я вновь ощущаю на себе десятки взглядов. Когда Леон сказал, это закончится? Через пару-тройку дней? Может, стоит опубликовать новость о моём новом статусе в студенческом вестнике, чтобы поскорее положить конец разглядываниям и перешёптываниям. Я уже и заголовок придумала: «Эту больше не трогать! Собственность Леона Демидова».

— Все привет. Не помешаем?

Не дожидаясь ответа, Леон выдвигает стул для меня и занимает соседний. Лица членов совета при виде меня вытягиваются, на них проступает неодобрение.

— Присаживайтесь, конечно! — первым находится слизняк Тимур. — Лия, ты сменила стиль? Тебе идёт.

Перед глазами возникает сцена того, как он сбивает рюкзак с моего плеча и отпихивает ногой ежедневник, так что вернуть ему улыбку не получается.

— Спасибо, — сдержанно отвечаю я, выкладывая на стол телефон.

Взгляд Тимура задерживается на моей сумке, но ему, в отличие от Таи, хватает ума не задавать вопросов о её происхождении.

— По поводу третьего октября… — откашлявшись, произносит Пётр, глядя на Леона. — Я уже говорил остальным, что дом в моём распоряжении, так что с местом проведения вопрос решён.

— Хорошие новости, — сдержанно кивает он.

— А что будет третьего октября? — машинально спрашиваю я.

Все за столом как один смотрят на меня, однако, ответа не следует. Я машинально свожу колени. Чего они так пялятся? Прислуге не разрешается говорить в присутствии господ?

— Третьего октября совет празднует начало учебного года, — поясняет Леон. — Эта традиция существует с начала основания университета.

— М-м-м... — мычу я, не зная, что на это ответить.

— В листе пока двадцать пять человек, — продолжает Пётр, сделав вид, что я не встревала в разговор. — Ждём информацию от тебя, Леон.

— Внесите Лию в список. Имена остальных я назову чуть позже.

В воздухе повисает тугое молчание. Тимур с соседом ошарашенно переглядываются, Пётр непонимающе хмурит брови.

Я пока плохо понимаю происходящее, ну кроме того, что, кажется, попала в число гостей закрытой ВИП-вечеринки. Не то, чтобы мне хотелось проводить время в компании этих снобов, но... кто я такая, чтобы возражать альфе?

19

Практически весь путь к особняку Демидовых Леон разговаривает по телефону. Слова «криптовалюта», «майнинг» и «эн-эф-ти» мало о чём мне говорят, так что я просто смотрю в окно, греясь в лучах ненавязчивого октябрьского солнца и постигшем меня расслаблении.

Лишь когда автомобиль заезжает в ворота дома, я наконец получаю возможность спросить у Леона о предстоящей вечеринке. Главный вопрос заключается в том, действительно ли мне следует туда идти.

— По поводу традиционного празднования. Ты уверен, что это хорошая идея пригласить меня туда? — Я шутливо развожу руками. — Твоей невесте едва ли это понравится.

— Эльвира не посещает подобные мероприятия, — отвечает Леон, плавно выкручивая руль. — Если бы я считал, что это идея плохая, я бы не стал её предлагать.

— Логично, — бормочу я, в который раз чувствуя себя ребёнком на фоне его рассудительного спокойствия. — А как там всё обычно происходит?

— Это классическая вечеринка с музыкой и выпивкой. Ничего из того, чего бы ты не видела.

— Классические студенческие вечеринки в моём понимании — это комната в общежитии и вино по акции «три по цене двух» в пластиковых стаканчиках. Уверен, что мы об одном и том же говорим?

Леон косится на меня с усмешкой.

— Допустим, что вместо комнаты будет дом, вместо вина — просекко, а стаканы не пластиковые, а бумажные. Суть это не меняет.

— Спасибо за пояснение. А как одеваться?

— Как сегодня, — коротко отвечает Леон, глуша двигатель.

Я хочу спросить что-то ещё, но в этот момент замечаю на крыльце маму — и напрочь обо всём забываю. Она напряжённо следит за нами, руки скрещены на груди — явный признак недовольства. Её неодобрительный взгляд жжёт кожу даже через стекло.

Не дожидаясь, пока Леону вздумается открыть мою дверь, я торопливо выныриваю из машины.

— Лия, — голосом мамы можно рубить замороженные стейки. — Нам нужно поговорить. Немедленно.

Поздоровавшись с ней, Леон переводит вопросительный взгляд на меня. Я натянуто улыбаюсь.

— Спасибо за поездку.

Резко развернувшись, мама заходит в дом, давая понять, что мне следует идти за ней. Каждый шаг даётся мне с трудом. Я знаю — предстоит трудный разговор. Поездка с Леоном и новые вещи не могли остаться без маминого внимания.

Стоит двери моей комнаты захлопнуться за нами, мамин взгляд обвинительно впивается в моё лицо.

— Сейчас же объясни мне, что происходит? Откуда взялись все эти вещи, и почему из университета тебя второй день подряд привозит Леон?

— Каролина одолжила мне одежду, — прочистив горло, я выдаю заранее приготовленную ложь. Я бы с большим удовольствием озвучила правду, если бы был хотя бы шанс, что мама её примет. — Она захотела мне помочь выглядеть прилично. А Леон…

— Прилично выглядеть? — возмущённо перебивает мама. — По-моему, ты пытаешься выглядеть той, кем не являешься!

Её лицо страдальчески кривится.

— Это же позор, Лия. Тебя устроили на работу, дали возможность бесплатно учиться… Но тебе этого мало! Потребовалось клянчить одежду у хозяйских детей…

— Я ничего не клянчила! — от обиды и возмущения мой голос звенит. — Просто так вышло… Я не пытаюсь выдавать себя за кого-то другого. Но в этом университете свои порядки, понимаешь? Мне приходится играть по правилам. Просто, чтобы меня не травили и я могла спокойно учиться.

— Спокойно учиться можно и в старых вещах, Лия, если уметь сохранять достоинство. Я всю жизнь работаю руками, но никогда этого не стыдилась. А тебе стоило всего пару недель пожить здесь — и красивая жизнь застила тебе глаза.

— Да плевать мне на красивую жизнь! Я бы с гораздо большим удовольствием осталась учиться в старом вузе, и носила бы свои старые джинсы. Но меня никто об этом не спросил!

— У нас не было выхода, и ты прекрасно об этом знаешь, — шипит мама. — Ты помнишь, что я говорила в самый первый день? Держись подальше от детей Вилена Константиновича, и особенно от Леона.

— Мы просто общаемся, — я со вздохом опускаюсь на кровать. — Что в этом предосудительного?

— В том, что он мужчина и сын хозяина дома, где мы работаем. Если случится что-то, все шишки посыплются на нас! Думаешь, кто-то станет разбираться, кто первый к кому приставал? Разумеется, нет! Тебя с позором выгонят из этого дома и из университета.

Я округляю глаза в неверии.

— Ты о чём вообще говоришь, мама? Думаешь, что между мной и Леоном что-то есть?

— Они богатые люди, Лия, и привыкли получать то, что хотят. Всё, о чём ты должна помнить — так это то, что он никогда тебя не выберет и не признает. Сегодня ему интересно, а завтра он про тебя и не вспомнит! Разве я так тебя воспитывала? Чтобы ты была девушкой на одну ночь?

— Нет, ты не так меня воспитывала, — во рту сухо, сердце возмущённо стучит. — Поэтому перестань меня оскорблять.

Мамины губы начинают дрожать.

— Всю жизнь я старалась тебя защитить, дать тебе хоть шанс на нормальную жизнь! Но разве ты это ценишь? Совсем нет.

Я глубоко дышу. Почему так происходит? Стоит чему-то наладиться — ломается второе, и так по кругу. Я устала. Почему мне нельзя просто работать и учиться? Почему я не имею права жить без травли и упрёков?

— Сегодня же верни одежду, откуда взяла, Лия, — тихо, но твёрдо произносит мама. — Не позорь меня. Вечером я поговорю с Виленом Константиновичем по поводу твоих поездок с Леоном. Если он не готов предоставлять тебе водителя — значит, тебе придётся добираться самой.

Сказав это, она выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Закрыв лицо руками, я тихо всхлипываю. Я не плакала, когда меня по несколько раз на дню унижали университетские снобы, но сдержаться сейчас — выше моих сил. Мама просто не понимает… Даже не пытается понять.

В дверь негромко стучат. Вздрогнув, я быстро вытираю слёзы и встаю, чтобы открыть.

На пороге стоит Леон. Обведя взглядом моё покрасневшее лицо, он без слов протягивает мой телефон — и так же молча уходит.

20

Леон

-- Как твои дела? – Я тянусь через стол, чтобы коснуться ладони Эльвиры. – Ты прекрасно выглядишь.

-- Спасибо, -- дернув уголками губ, она продолжает листать меню. – Ты пробовал куриный гратен? Никак не решу, заказывать его или нет.

-- Не помню. В любом случае у них хорошая кухня.

Я терпеливо жду, пока Эльвира назовет заказ официанту, прошу кофе, и снова сосредотачиваю внимание на ней. Мы редко видимся в последнее время, и нам есть что обсудить.

-- Что нового у тебя? – судя по холодному блеску в глазах и акценту на последнем слове, она в курсе происходящего в университете.

-- Ты не ответила, как твои дела, но давай это опустим. Из нового… -- напустив задумчивый вид, я откидываюсь на спинку кресла. – Через неделю празднование начала нового учебного года. Мероприятие пройдет у Петра.

-- Расценивать это как предложение пойти с тобой? – холодно осведомляется Эльвира.

-- Я приглашал тебя три года подряд, и этот год не станет исключением. На моей памяти ты всегда отказывалась.

-- А ее ты тоже пригласил? – глаза Эльвира сужаются.

-- Ты про Лию?

-- Да, про нее. Про пронырливую дочь вашей прислуги, которую ты теперь везде таскаешь с собой.

Я глубоко вздыхаю, готовясь отражать атаку. Идя сюда, я знал, что разговор не будет легким. Отношения с Эльвирой у нас в последнее время натянутые. Я объясняю это разницей интересов: я увлекся торговлей криптовалютой, а она в прошлом году перевелась в другой университет, из-за чего мы стали видеться реже. Общих друзей у нас нет: Эльвире не нравится проводить время с моими, а я не горю желанием коротать вечера в ресторанах в компании ее подруг.

-- Я собирался это с тобой обсудить. Я действительно довожу Лию до университета, потому что в определенном смысле оказываю ей протекцию.

-- Называй вещи своими именами, Леон, – ее голос звенит гневом. – Ты взял ее в прислуги. Так ведь это у вас называется? А я прекрасно знаю, что входит в обязанности таких девушек. Они готовы делать все, что угодно, лишь бы почувствовать себя частью высшего общества. Ответь, ты уже с ней спал?

Я хмурюсь. Разговор обрел самую паршивую форму из возможных. Не то, чтобы я ждал понимания от Эльвиры, но и на подобные обвинения не рассчитывал.

-- Нет, я с ней не спал. Когда я говорю, что оказываю Лие протекцию – именно это я подразумеваю. Все, чего она хочет – это нормально учится, и ей, вопреки твоим убеждениям, не слишком важно чувствовать себя частью высшего света.

-- Сколько слов в ее защиту, -- Эльвира раздраженно кривит губы, становясь особенно похожей на свою мать. -- Твой отец устроил ее в университет, дал жилье и работу не для того, чтобы ты нанялся ее личным водителем и телохранителем. Не думаешь ли ты, что это слишком? Может быть этой девушке стоит наконец спуститься на землю?

Я тру лицо, чтобы скрыть раздраженную усмешку. Для человека, который оставляет в ресторанах поистине баснословные суммы и при этом никогда не работал, она слишком серьезно рассуждает об оторванности от людей от реальности.

-- По поводу безоблачной жизни Лии тебе точно не стоит переживать. Работать и учиться уже довольно сложно. К тому же твой брат сделал все, что усложнить ее пребывание в университете.

Тонкие ноздри Эльвиры трепещут.

-- Так теперь Денис во всем виноват? Серьезно?

-- Я учусь в этом университете четвертый год и ни разу не видел, чтобы кого-то так травили. Это его указания – я уточнил. Именно потому, что травля перешла границы, мне пришлось вмешаться. Так что да, своим решением я во многом обязан твоему брату.

Поджав губы, Эльвира сосредоточенно помешивает кофейную пену.

-- А твой отец в курсе происходящего? – наконец сухо осведомляется она, не поднимая глаз. – Сомневаюсь, что ему понравится.

Я чувствую вспышку раздражения оттого, что она снова пытается провернуть этот трюк с родительским контролем. Настолько сильную, что прямо сейчас готов встать и уйти.

-- Мой отец с доверием относится ко всем моим решениям, - мне удается сохранить ровность тона. -- Едва ли стоит приплетать его сюда. Наши отношения - только между тобой и мной.

-- Я так не думаю. – Эльвира наконец поднимает глаза, глядя на меня с вызовом. -- Своим поведением ты оскорбляешь меня, а значит и моих родителей. Узнай Вилен Константинович об этом, он будет возмущен.

-- Ты угрожаешь мне своим отцом, или мне показалось? – осведомляюсь я.

-- С чего бы мне им угрожать?

-- Вот и я не знаю. – Я подношу кофе ко рту и делаю большой глоток. Горячий вкус немного рассеивает растущую злость. -- Наши отношения касаются только нас.

-- Ты знаешь, что это не так. – Голос Эльвиры звучит мягче. Она решила, что нашла инструмент давления на меня и может позволить себе расслабиться. – Твой отец и мой имеют общие интересы во многих сферах, так что это так или иначе касается семьи.

-- Я не делаю ничего предосудительного. Не стоит сравнивать меня со своим братом.

-- Что ты так прицепился к Денису? Лично тебе он ничего плохого не сделал.

-- Он слишком часто ведет себя недостойно. Это главная моя к нему претензия.

-- Ну не всем же быть таким рыцарям как ты, Леон. – Она снисходительно кривится. -- Но давай не будем уходить от темы. Я не планирую мириться с тем, что ты нянчишься с этой девкой…

-- Девушкой, -- холодно поправляю я. – Я не требую мириться. Я прошу тебя понять и поверить, что в моей поддержке нет ничего предосудительного.

Поблагодарив официанта царственным кивком головы, Эльвира смотрит на меня.

-- А если я отказываюсь понимать?

-- Думаю, мы сможем как-нибудь это решить.

-- А если я прямо сейчас поставлю тебе ультиматум и потребую выбрать: отношения со мной или так называемая поддержка ее? Что ты на это скажешь?

-- Скажу, что с твой стороны это непростительная ошибка. И я выберу второе, и дело не Лие, а в том, что я не терплю манипуляции.

21

Дом Петра — громадина из камня и стекла — сверкает огнями, как новогодняя гирлянда. Перед входом выстроилась вереница дорогих машин, сквозь приоткрытые окна доносятся взрывы смеха и биты танцевальной музыки. Я машинально трогаю подол платья — не слишком ли короткое?

— Ты справишься, — с усмешкой замечает Леон, галантно открывая передо мной пассажирскую дверь. — Просто притворись, что ты в восторге от происходящего, как делает большинство.

— Едва ли мне не придётся притворяться, — нараспев отвечаю я. — У меня никогда не было достаточно денег и времени на развлечения, так что из сегодняшней вылазки я планирую выжать по максимуму.

Усмехнувшись шире, Леон протягивает мне руку. Тепло его пальцев вызывает лёгкое покалывание на коже, щёки теплеют.

— Ты скоро вернёшься?

— Постараюсь побыстрее. Потанцуй, выпей шампанского, — Леон мечет в меня искрящийся весельем взгляд, — составь пока список тех, кого хочешь убить в первую очередь.

Я смотрю на него в неверии. Этот пенсионер только что пошутил?

И со смехом отвечаю:

— Боюсь, на последнее одного вечера не хватит.

Мы заходим в дом. В гостиной, окутанной полумраком в оттенках красного, полно людей и шампанского. Первым я замечаю Петра в компании незнакомых парня и девушки. В белой рубашке с расстёгнутым воротом он выглядит одновременно как модель Гуччи и наследник нефтяной империи. В противоположном углу, со стаканом в руке, неуклюже дёргается под музыку слизняк Тимур.

— Взять тебе шампанское? — Леон склоняется ко мне, чтобы перекричать звучащую музыку, и я впервые ощущаю тепло его дыхания. Пахнет чем-то очень естественным и приятным.

— Можно, — киваю я. — Для храбрости не помешает.

Взгляды присутствующих ощутимо жгут кожу. Одни, оценивающе оглядев меня с ног до головы, отворачиваются, делая вид, что не смотрели. Другие, напротив, делают всё, чтобы их внимание стало заметно, не прекращая многозначительно пялиться.

Именно так делает этот ушлёпок Морозов.

Он развалился на диване, выглядя как наглый обожравшийся кот, уверенный в том, что присутствующие собрались здесь только для того, чтобы чесать ему пузо. В руке — бокал, на лице — вальяжная ухмылка. Его взгляд с нескрываемой похотью скользит по мне, задерживаясь на ногах и груди. Лениво повернувшись к брюнету, сидящему рядом, он бесцеремонно кивает в мою сторону и шевелит губами: "Она."

— Тебе не стоит его бояться, — вполголоса произносит Леон, вкладывая в мою руку бокал шампанского.

Я киваю. Не то чтобы я боялась Морозова. Он скорее вызывает у меня опасения, как сбежавшая из зоопарка обезьяна, которая по нелепой случайности обитает среди людей.

Милена-Шер тоже здесь, и сегодня она особенно расстаралась с нарядом. У её платья настолько глубокий вырез, что можно на расстоянии разглядеть пупок.

Встретившись со мной взглядом, она хищно щурится и поднимает бокал. Я отвечаю ей тем же. Пусть не думает, что её присутствие хоть как-то меня смущает.

— Мне нравится твой настрой, — насмешливо замечает Леон, от внимания которого не ускользает наш обмен любезностями.

— Никто из присутствующих даже не представляет, насколько я рада стоять здесь, а не махать тряпкой, -- бормочу я, с наслаждением делая глоток шипучего напитка. -- Им нужно очень постараться, что испортить мне настроение.

— Я поеду. – Его ладонь коротко касается моей поясницы. -- Каролина обещала скоро подъехать, так что тебе не будет скучно.

Прижав прохладный бокал в запылавшей щеке, я смотрю, как его фигура растворяется в полумраке. Хорошо, наверное, быть Леоном Демидовым. Куда бы ни пришел к тебе прислушиваются и смотрят с благоговением.

— Лия? — невнятный голос за спиной заставляет меня вздрогнуть.

Обернувшись, я вижу Тимура. Его взгляд затуманен, и он него жутко разит спиртным.

— Добрый вечер, — сухо здороваюсь я.

— Классно выглядишь, -- навалившись рукой на стену, он нависает надо мной. – Скучаешь из-за того, что наш доблестный принц тебя бросил?

— Нет, не скучаю. Моя компания меня целиком и полностью устраивает. Я очень интересный собеседник.

Тимур, настолько пьян, что не улавливает намека:

— Выпьешь со мной? – Он неловко тычет в меня стаканом с коктейлем. -- За примирение. Мы же теперь дружим.

Я вскидываю брови.

— Правда? А почему нужно было претворять дружбу топтанием моих вещей и кляузами. Это такой обряд посвящения?

— Ну чего ты опять начинаешь, Ли-я-я? – Тимур театрально закатывает глаза. -- Это была шутка. Из-ви-ни.

-- Ты был бы гораздо лучшим человеком, Тимур, если бы не шел на поводу у всяких отморозков, -- со вздохом замечаю я. – Подумай над этим, когда протрезвеешь.

-- А ты была бы гораздо лучше, если бы… -- Его расфокусированный взгляд замирает на моей груди. – Если бы вырез был побольше. Это тоже шутка…

Рассеянно улыбнувшись, Тимур подносит стакан к губам.

– Ты очень красивая. Очень-очень… Если бы Леон не был моим другом, я бы сам тебя взял в прислуги… И делал бы с тобой всякие грязные вещи…

Вместо того, чтобы оскорбиться на ту пьяную ахинею, что он несет, я чувствую приступ веселья. Тощий Тимур со своим смазливым лицом и пухлыми губами сейчас слишком напоминает школьника, пытающегося охмурить умудренную опытом тридцатилетку.

-- А я думала ты гей, -- со смехом признаюсь я.

-- Я не гей, -- возмущенно рявкает Тимур. – Чтобы ты знала, у меня член побольше, чем у многих.

Поморщившись, я выныриваю из-под его руки. Если разговор зашел о причиндалах Тимура, это повод экстренно смыться.

— Рада за тебя. Я пойду. – Я треплю его во всколоченным волосам. -- И если уж мы теперь дружим, то вот тебе совет: много не пей.

Повержено махнув рукой, Тимур прислоняется к стене и подносит бокал ко рту. Для него вечеринка закончится преждевременно.

Возле стола с закусками меня ждет новое испытание.

— Кто бы мог подумать, что в этой жизни тебе доведется поносить вещь от Алайа, да? – язвительно раздается сзади.

22

Леон

-- Ты пришла сюда с намерением закатить скандал?

— Её платье, конечно, чересчур для такого мероприятия, — будто не слыша меня, замечает Эльвира, пригубив шампанское. — Но это и не удивительно. Когда ты никто, приходится кричать как можно громче, чтобы тебя заметили.

Я стискиваю зубы. Желание Эльвиры посетить сегодняшнюю вечеринку стало, наконец, объяснимым. Дело не в желании провести время вместе и даже не в ревности. Она здесь, чтобы продемонстрировать свое превосходство над Лией.

Глаза машинально находят ее. Стоя по центру импровизированного танцпола, Лия двигается в такт музыке. Глаза закрыты, мечтательно улыбается. Получает удовольствие, как и говорила.

Не помню, чтобы видел такой… расслабленной. Я невольно смотрю на ее раскачивающиеся бедра, на то, как от движения напрягаются ее икры. Танцует Лия красиво. Дело не в практике, а, скорее, в природном владении телом. Кто бы мог подумать…

Я заставляю себя отвести взгляд, сосредоточившись на стакане с минеральной водой. То, что Лия отлично танцует, очевидно не только мне -- к ней прикованы десятки взглядов. Глазеет даже Тимур, хотя я всегда был уверен, что он гей.

— Может прекратишь ее разглядывать? — Тон Эльвиры полон ледяного раздражения.

—Я слежу за танцполом время от времени, чтобы не возникало проблем, -- я поворачиваюсь. – Когда рядом находится твой брат, никогда не знаешь, чего ожидать.

— Так может не стоило ее сюда приводить?

Я делаю глоток вместо ответа. Ссора с Эльвирой — это изматывающее мероприятие, которое у меня нет намерения затевать. Я понимаю ее недовольство, и дал себе слово сделать все, чтобы его смягчить. Правда Эльвира никак не желает облегчать мне задачу.

Ритмичная композиция стихает, и ее сменяет мелодичная баллада. Я невольно усмехаюсь. Мы живем в век криптовалюты и искусственного интеллекта, а традиция медленного танца никак себя не изживет.

Краем глаза я вижу, как Лия, одернув платье, подходит к стойке с напитками и откупоривает бутылку минеральной воды. Я немного расслабляюсь. Отлично, что не налегает на шампанское.

— Не хочешь меня пригласить? – голос Эльвиры звучит сухо и с претензией.

— Ты же знаешь, что я не танцую.

— Если уж я сделала исключение, придя на пьяную тусовку, то и ты можешь. — Она опускает ладонь мне на плечо, так же как делала недавно в присутствии Лии. — Я хочу потанцевать.

Верный данному себе слову, я беру ее за руку и вывожу в центр зала. Я бы делал это с большей охотой, зная, что Эльвире действительно хочется танцевать, а не играть в пару года, которой мы уже давно не являемся.

— Ты бы мог не молчать, а поговорить со мной, - следует очередная порция недовольства.

— Хорошо, давай поговорим. – Я плотнее сжимаю ладони на талии Эльвиры. -- Как тебе здесь?

— Не скажу, что нравится. И если тебе интересно, Петр только что подошел к твоей домработнице и пригласил ее на танец.

Я машинально оборачиваюсь. Петр действительно выводит Лию на танцпол. Заметив мой взгляд, он, сдержанно улыбнувшись, поднимает вверх указательный палец. Всего один танец, друг.

Даже несмотря на этот жест, я чувствую острое раздражение, от которого напрягается все тело. Петр, как и я, обычно тоже не танцует, и он знает традиции. Собственность альфы другим трогать нельзя.

— Ты так и будешь на них смотреть? — гневное шипение Эльвиры заставляет меня вздрогнуть и повернуть голову. — Сколько можно выставлять меня дурой?

— Может, ты наконец перестанешь цепляться к каждому моему взгляду и жесту? — я хмурюсь, злясь на себя за потерю контроля. – Я не твой питомец.

— Ты унижаешь меня, Леон. – Вырвав руку, Эльвира делает шаг назад. В ее глазах сверкают обида и гнев. -- Я немедленно уезжаю. А ты, если хочешь, оставайся.

Я прикрываю глаза в попытке подавить раздражение, грозящееся вырваться наружу. Разумеется, я бы никогда не пригласил Лию, зная, что Эльвира придет.

— Я тебя отвезу.

Эльвира болезненно кривится.

— Отвезешь, чтобы потом вернуться сюда и продолжить облизывать ее глазами?

Глядя, как она стремительно идет к выходу, я достаю телефон.

-- Каролина. Ты приедешь?

-- Да, я же сказала. А что, там совсем скучно?

-- Мне нужно срочно уехать. Здесь остается Лия, и я бы хотел, чтобы ты за ней присмотрела.

-- Без проблем, -- беззаботно откликается сестра. – Буду минут через пятнадцать.

----

Дорога до дома Эльвиры проходит в тягостном молчании.

Я смотрю на дорогу, она – тоже. Уж лучше так, чем в очередной раз ругаться.

Лишь когда ворота на парковку со скрежетом раскрываются, она поворачивается ко мне.

— Почему ты от меня отдалился, Леон?

Я давлю усталый вздох. Козлом отпущения снова назначили меня.

— Не думаю, что проблема только во мне, Эльвира.

Она молчит, глядя перед собой.

— Может быть, ты и прав.

После этих слов мне наконец хочется посмотреть на нее. Пожалуй, впервые за долгое время посмотреть по-настоящему. Мы вместе так долго, что стали относится друг к другу как к надоевшим членам семьи. Она – вечно недовольная жена, я – помешанный на работе муж. А это плохо для отношений.

Ее плечи напряжены, тонкие пальцы сцеплены в замок.

— Поднимешься? —спрашивает она, закусив губу.

Привычный образ ледяной королевы рассыпается у меня на глазах, уступая место вине и сочувствию. Она не требует, а просит.

-- Конечно. -- кивнув, я собираюсь открыть дверь, но требовательная вибрация в кармане брюк мешает.

Нахмурившись, я смотрю на экран. Звонит Каролина.

Я провожу пальцем по экрану.

-- Ты приехала? Все в порядке?

— Леон? — Голос сестры звучит торопливо и взволнованно. — Что-то не так… Ты можешь приехать?

23

Леон

Машин возле дома Петра убавилось вдвое, а гул музыки стал приглушеннее. Тревога, не покидающая меня с момента звонка Каролины, достигает максимума. Когда я уезжал, с Лией все было в порядке. Прошло не больше часа, а теперь с ней что-то не так... Что с ней может быть не так?

За секунду оказавшись на крыльце, я толкаю дверь и сталкиваюсь с Миленой. При виде меня на её лице появляется сочувственная улыбка.

— Мне очень жаль, Леон. Твоя прислуга оказалась неблагодарной шлюхой. Как говорят, не делай добра — не получишь зла.

По спине пробегает холодок.

— Просто отойди.

— Уже ухожу, — победно улыбнувшись, Милена демонстративно меня обходит. — Весёлого тебе вечера.

Продираясь сквозь смог кальянного дыма, я залетаю в гостиную и оглядываюсь. Несколько человек валяются на диване, Пётр, сидя в кресле с телефоном в руках, курит сигару. Лии здесь нет.

— Леон!

Обернувшись, я вижу испуганное лицо Каролины.

— Где она?

— На террасе, с Тимуром и Морозовым, — тараторит она. — Я пыталась её увести, но она отказывается… Леон, она не в себе. То ли пила слишком много, то ли приняла что-то. Она очень странная. Сам увидишь.

Попросив её оставаться в гостиной, я спешу на террасу. Сквозь закрытые стеклянные двери вижу их.

Лия стоит… нет, скорее висит на Морозове, упираясь лбом в его плечо и смеясь, как будто он — самый остроумный человек на свете. Его рука двигается у неё под платьем, задирая его до нижнего белья.

Пальцы сжимаются в кулаки. Какого, блядь, хрена?

Слева к ней приклеился Тимур. Приклеился в буквальном смысле этого слова. Он трогает её за волосы, прижимает к лицу и нюхает, выглядя как конченый извращенец.

Меня охватывает неконтролируемая ярость. Выбив телефон из рук придурка, снимающего происходящее, я рывком раздвигаю двери и подхожу к ним.

— Лия. Мы уходим. Сейчас же.

Её глаза неестественно блестят, зрачки расширены.

— Леон? — переспрашивает она после длинной паузы, будто с трудом меня узнав. На её лице появляется расслабленная улыбка. — Ты вернулся. Как же я рада.

— Мы уходим, — повторяю я, беря её под локоть.

— Леон, мы же ничего такого… — мямлит Тимур.

— Просто, на хуй, заткнись, — предупредительно рычу я.

— Лия хочет остаться, — голос Морозова звучит с издёвкой. — Это всем очевидно.

Я разворачиваюсь к нему. В мире не существует человека, которого я бы презирал больше, чем его.

— Тронь её ещё раз — и я вырву тебе руки.

— А если не хочу? Она такая горячая, когда тебя нет рядом. — На его лице появляется плотоядная усмешка. — Настоящая течная сучка.

В мозгу коротит, и я без раздумий со всей дури пихаю его в грудь.

Отлетев на пару метров назад, Морозов ударяется о стену и приземляется на колени.

— Ты решил со мной подраться? — цедит он, поднимаясь. — Уверен? Папа тебя за это по голове не погладит.

Я делаю шаг к нему с твёрдым намерением разбить ему морду, но кто-то сзади с силой скручивает мне руки.

— Леон, остановись… — предупредительно звучит голос Петра. — Тебе это не нужно.

— Ты невовремя появился, Леон, — продолжает ухмыляться Морозов. — Мы с Тимом настроились на тройник.

До скрежета сжав зубы, я делаю новый рывок к нему, но между нами встаёт Каролина.

— Леон, не надо… — умоляюще шепчет она. — Лучше забери Лию и уедем отсюда. Пожалуйста…

Прикрыв глаза, делаю несколько глубоких вздохов, чтобы подавить ревущий гнев. Она права. Хреновая была идея привести Лию сюда. Нужно это исправить.

— Отпусти… — дёрнув плечом, я сбрасываю с себя руки Петра. — Лия!

Она стоит на месте, как и стояла. На лице застыла неестественная улыбка, взгляд растерянно перебегает с меня на Морозова.

Решив не тратить времени на бесполезные уговоры, я подхватываю её за руку и веду к выходу.

— Ты вкусно пахнешь, — бормочет Лия, пытаясь ткнуться лицом мне в шею. — Лучше, чем Денис. У него приторная туалетная вода… И он пахнет жареным мясом. Я терпеть не могу жареное мясо. Бедные животные…

— Только попробуй, — предупреждаю я, когда одна из студенток направляет на нас камеру.

Виновато улыбнувшись, она прячет её в карман. Я матерюсь сквозь зубы. Да что за идиотская привычка снимать всё подряд?

— Поезжай домой, — командую я Каролине на парковке. — Об этом… — я киваю на Лию. — Никому ни слова.

Усадить её на пассажирское кресло удаётся с трудом. Впервые жалею, что выбрал спорткар с микро-клиренсом, а не громоздкий внедорожник.

— Мне нравится тебя нюхать… — её руки обвиваются вокруг моей шеи, тёплое дыхание щекочет кожу. Алкоголем от неё не пахнет, что ещё больше убеждает меня в том, что этот ублюдок что-то ей подсыпал.

Не сейчас. Разберусь с этим завтра.

---

Дверь захлопывается, и гул музыки наконец стихает.

Опустив руки на руль, я делаю глубокий вдох в попытке собраться с мыслями. Нужно дать ей таблетку-антидот и уложить спать. Об остальном подумаю завтра.

Тяжело дыша, Лия оттягивает ворот платья и дует. Её платье задралось, ноги широко разведены.

— Так жарко… можешь включить кондиционер?

В салоне прохладно, так что дело далеко не в жаре.

— Извини, что уехал, — стараясь не смотреть на неё, я завожу двигатель.

Дальше всё происходит очень быстро.

Отстегнув ремень безопасности, который я с таким трудом на неё накинул, Лия перекидывает ногу через подлокотник и оказывается на мне. Запах её тела наотмашь бьёт по рецепторам. Лия пахнет медовым шампунем и сексом.

Её волосы касаются моего лица, руки обвивают шею.

— Что ты делаешь? — я заставляю себя поднять голову и посмотреть ей в глаза.

Они всё так же нездорово блестят. В них азарт и вызов.

— Я думала, ты не вернёшься, — шепчет она, качнув бёдрами. Её платье задралось, превратившись в майку.

Каждая мышца в теле становится каменной.

— Тебе что-то подсыпали, — я опускаю руки ей на бёдра, чтобы снять, и, ощутив голую кожу, машинально одёргиваю.

24

Лия

Просыпаюсь я от ощущения, будто мне прострелили голову. Виски гудят, во рту пересохло, тело ватное, не мое.

Первые минуты даже не пытаюсь открыть глаза. Просто лежу, в надежде, что если не буду шевелиться, то мир вокруг меня снова обретёт устойчивость и перестанет рассыпаться на пиксели.

По мере того, как реальность становится более осязаемой, я осознаю: что-то не так. Во-первых — это не моя кровать. Слишком мягкий матрас, и подушка слишком высокая, и слишком уж она пахнет…мужчиной. Во-вторых — это я понимаю после того, как ощупываю себя: из одежды на мне только , парадно-выходные трусы с кружевами и стразами. Никакой пижамы, в которой я обычно сплю, никакого бюстгальтера.

Захлебнувшись паникой, я распахиваю глаза и резко сажусь.

Такой маневр обходится мне дорого: желудок подскакивает к горлу, по телу разливается жар, от ушей до кончиков пальцев.

Оглядевшись, я в отчаянии накрываю лицо руками. Черт-черт, я не ошиблась. Это не моя комната. Взгляд мечется от кресла со скомканным пледом, к двери, задерживается на тумбочке, где рядом со стаканом воды лежит пачка обезболивающих.

Что было вчера? Какого черта я делаю в комнате Леона? И где он сам?

Вспышки воспоминаний о минувшей ночи ослепляют. Я сижу на нем сверху… Мои руки у него в волосах, его — на моих бедрах…Мне очень жарко, и низ живота мучительно ноет, требуя расслабления.

Сердцебиение учащается, провоцируя новый прилив тошноты.

Господи…Я пыталась поцеловать Леона… Просила его заняться со мной сексом.

А дальше все, провал.

— Жива?

Вздрогнув, я машинально прижимаю одеяло к груди.

Леон появляется из ниоткуда — в футболке, спортивных штанах и с чашкой кофе в руке. Выглядит он так словно только что вышел с рекламных съемок: влажные волосы, сияющий взгляд, идеально ровный цвет лица. И я — пожеванный башмак, страдающий похмельем.

— Что я здесь делаю? — Мой голос хрипит, как у барда-курильщика.

— Ты была не в себе, и я побоялся оставлять тебя одну, — его взгляд бегло касается моих голых плеч. — Выпей таблетку. Вчера мне так и не удалось тебя заставить.

— Я пила совсем мало… — я смотрю перед собой, забыв о наготе и смущении. — Пару бокалов шампанского — не больше. Не понимаю, почему…

— Думаю, тебя накачали.

— Накачали… — я вскидываю глаза, глядя на Леона с мольбой. — Мы… ничего ведь не было?

Иронично приподняв бровь, он делает глоток кофе и качает головой:

— Нет. Хотя ты была очень убедительной.

— Господи, — бормочу я, опуская лицо в ладони.. — Думаешь, это Морозов сделал?

Леон подходит к кровати, и поставив чашку на тумбочку, присаживается на рядом. Запах шампуня и мужского тела ввинчивается мне в ноздри, отдаваясь томительной вибрацией под пупком.

Я машинально свожу колени. Что бы мне не подсыпали, оно еще действует.

— Похоже, Морозов подлил что-то в напиток. Каролина вовремя заметила, что ты ведёшь себя странно. — На его скулах появляются желваки. — Я вовремя приехал.

— А что с моей одеждой? — робко спрашиваю я после паузы.

— Лежит там, где ты ее скинула. — Леон кивает себе за плечо.

Я закусываю губу. Боже мой. Я, что, раздевалась при нем? Под наркотиками я та еще зажигалка.

— А где мой…? — я смущенно опускаю глаза себе на грудь.

— Там же. — Впервые в глазах Леона появляются искры веселья. — Я старался много не смотреть.

— Спасибо, - покраснев как томат, бормочу я. — Ты прирожденный джентльмен.

— Не стоит благодарности. Я делал это по большей части для себя.

— Все равно спасибо. — Я решаю не думать о том, что он подразумевает под этой фразой. — Правда. Можешь, пожалуйста, дать мне одежду? Я очень хочу исчезнуть.

Кивнув, Леон исчезает и секунд через на десять возвращается с футболкой в руках.

— Потом вернешь. — Он опускает ее передо мной. Свою модную дорогую футболку. — Вряд ли ради десяти шагов стоит надевать платье. Я подожду за дверью.

Когда он выходит, я наконец позволяю себе выдохнуть. Дрожащими рукам я натягиваю футболку, торопливо подхватываю с пола платье, колготки и лифчик.

Мне срочно нужен душ, чашка горячего чая и пара дополнительных часов сна. А потом я подумаю, что мне со всем этим делать.

25

Леон

Кажется, что состояние Лии каким- то образом передалось и мне. Мысли странно расфокусированы, так что намеченные планы поработать приходится отложить.

Сьездив ненадолго в зал, я возвращаюсь домой и решаю зайти к ней - проверить, все ли порядке. Стучу в ее комнату дважды — в ответ тишина. Есть вероятность, что Лия отлучилась по домашним делам, но я все же решаю войти, чтобы убедиться в этом лично. Это ведь я привел ее на эту чертову вечеринку и чувствую ответственность.

Нет, никуда Лия не ушла. Она в кровати, спит. Майка сползла с ее плеча, наполовину открыв грудь, которую я и без того изучил до мельчайших деталей минувшей ночью. Одеяло зажато у нее между ног, влажные волосы раскиданы по подушке. Проверять дышит ли она, к счастью не требуется. Судя по румянцу на щеках, организм Лии не сломить порцией наркоты.

Я берусь за дверную ручку, чтобы выйти, но потом снова оборачиваюсь. Соблазн посмотреть на нее, полуголую без необходимости отводить взгляд слишком велик.

К завтрашнему дню эта тяга пройдёт, но пока в памяти слишком свежи воспоминания о том, как она терлась об меня бедрами, умоляя о сексе. И о том, как стащила лифчик у меня на глазах и, упав на кровать, стала отчаянно мастурбировать. Знаю, она была под кайфом и не была способна себя контролировать, но… В общем, такое сразу из памяти не выкинешь, и моя непрекращающаяся эрекция вполне объяснима.

Поправив молнию на джинсах, я снова берусь за ручку и решительно закрываю за собой дверь.

— Леон, зайди, пожалуйста, ко мне.

Плечи невольно напрягаются. Из дверей своего кабинета на меня пристально смотрит отец.

В его кабинете, как обычно, стоит полумрак, нарушаемый лишь приглушенными отблеском настольной лампы. Каролина шутит, что отец - вампир, боящийся света. Его машина наглухо тонирована, и он редко выходит на улицу без солнечных очков. В реальности такая светочувствительность объясняется давним ожогом роговицы, из-за которой ему пришлось оперировать глаза.

Откинувшись в кресле, отец внимательно смотрит на меня. Я не тороплюсь садиться — интуиция подсказывает, что он не о моих успехах на криптобирже хочет поговорить.

— Почему стоишь? — спрашивает он он, будто прочитав мои мысли. — Присаживайся.

Я послушно придвигаю к себе кресло. С самого детства у нас с отцом доверительные отношения, и я не рассчитываю, что он вдруг начнет по какой бы то ни было причине стыдить меня или обвинять.

— Сегодня утром я видел Лию, — произносит он после паузы. — В футболке, которая, как я подозреваю, принадлежит тебе.

Как я и думал, в его тоне нет ни гнева, ни осуждения. Лишь во взгляде — смесь интереса и беспокойства, которую он демонстрирует в особых случаях.

— Это не то, о чем ты подумал, как бы банально это не звучал.

Большего решаю не говорить. Отец хорошо меня знает, и этих слов ему будет достаточно.

— Леон, ты взрослый человек, и я не могу диктовать тебе, что делать. Но именно по той же причине ты должен понимать, что любое неосторожное действие имеет свои последствия. Особенно если это действие совершается на виду у всех.

Он делает паузу, давая мне возможность ответить, которой я решаю не пользоваться. Пусть отец для начала скажет все, что хочет.

— Вчера ко мне подходила мать Лии, — продолжает он, подтверждая мое предположение. — Интересовалась, почему ты возишь её дочь в университет, а не водитель, как было оговорено изначально.

— А это большая проблема? Я довожу Лию в университет, потому что мне, в первую очередь, по пути.

— Я ответил, что не в курсе ваших совместных поездок. Потому что на тот момент я действительно не был в курсе. — В голосе отца слышна усмешка. — Но теперь — вроде бы, начинаю быть.

— Странно, что Инга пришла с этим вопросом к тебе, — говорю я, предпочитая не замечать иронию. — Она боялась, что я стану покушаться на честь ее дочери?

— Скорее, ее беспокоит, что Лия доставляет тебе неудобства.

— Беспокоит настолько, что она готова отправить свою дочь в университет пешком, насколько мне известно.

Раздражение в моем тоне не укрывается от отца, и его взгляд становится цепким.

— Это их семья и их правила, Леон. Не стоит вмешиваться.

Помолчав, я откидываюсь на спинку кресла. Я знаю, что он прав. Какими бы нелогичными мне не казались решения Инги относительно ее дочери, они меня не касается.

— Эльвира — твоя невеста, Леон. Её отец — мой партнер и близкий друг. И ты, как никто, в курсе наших связей и совместных проектов.

Я понимаю, к чему ведёт отец. Понимал это с момента, как сюда вошёл.

— Между мной и Эльвирой все в порядке, если тебя это беспокоит.

— Наверняка, так и есть. Но дефиле Лии в твоей одежде выглядит крайне двусмысленно, особенно если учесть, что вы стали много времени проводить вместе. Это ни одной девушке не понравится.

Отец сплетает пальцы в замок.

— Я не собираюсь давить на тебя или ставить ультиматумы, Леон. Я прошу хорошо все обдумать и не действовать на импульсах. Я не первый день живу на свете, и знаю, как работают инстинкты. На них далеко не уедешь. Ты всегда был сдержанным, умным и рассудительным. Надеюсь, останешься таким и сейчас.

Как я и предполагал, отец позвал меня не для того, чтобы что-то запрещать. Скорее, воззвать к разуму.

— Я тебя понял, — сдержанно киваю я, поднявшись. — Могу идти?

— Можешь, конечно. — На его лице появляется улыбка - знак того, что вопрос закрыт. — Вчера перед сном читал про криптовалюту. Интересная вещь, оказывается. Думаю, может выстрелить.

— А я тебе о чем говорю. — Я улыбаюсь в ответ, испытывая непривычное облегчение от возможности покинуть его кабинет. — Купи себе пару десятков биткоинов. Лет через пять- семь скажешь мне спасибо.

26

Лия

Свет потолочной люстры игриво отражается в столовом серебре и бокалах, в воздухе витает аромат розмарина и запечённой дорады. Воскресенье в доме Демидовых негласно объявлен рыбным днём. Поморщившись, я поправляю чересчур туго стянутые волосы и, подхватив поднос, следую за мамой.

Какая ирония. Ночами я — отвязная роковуха в прикиде от кутюр, объезжающая колени первого альфы университета, а днём — идеальный косплей на Джейн Эйр с пучком и в скучной серой униформе.

— Поднос не качай, — буркает мама из-за плеча. — Тарелки дребезжат.

Сказать легче, чем сделать. Забитый посудой поднос весит примерно как я, а мои конечности даже спустя сутки настолько слабые, что мне в буквальном смысле приходилось напрягать все мышцы, чтобы почистить зубы. Надеюсь, что ад существует, и для Дениса Морозова черти приготовили особенно горячий котёл.

— Большое спасибо, — Каролина улыбается, когда я опускаю перед ней тарелку с рыбой.

Я улыбаюсь в ответ. Я проспала весь день и так и не успела поблагодарить Каролину за то, что была рядом и сообщила Леону о моём странном поведении на вечеринке. Нужно будет это исправить.

— Лия, — предупредительно шипит мама, проходящая мимо с графином свежевыжатого сока.

Я знаю, чем она недовольна. Я обслужила Каролину раньше Леона, тогда как тарелки следует расставлять по старшинству. Сказав, что так вышло случайно, я бы соврала. Я намеренно откладывала момент сближения с Леоном просто потому… мне неловко. Стоило завидеть его, сидящего за столом, сердце бешено заколотилось, и ладони вспотели. Короче, стало некомфортно.

Наклонившись, я опускаю перед ним тарелку. Моя рука ненароком касается его плеча — случайность, от которой вспыхивает кожа. Вдыхаю — становится ещё хуже. Запах его кожи и туалетной воды щекочет низ живота.

— Спасибо, — он поднимает голову, чтобы встретиться со мной взглядом, и сразу отворачивается.

— Пожалуйста, — бормочу я, чувствуя, как теплеют щёки.

Состояние, в котором я плохо владею эмоциями и телом, мне не по душе. Вчера в утреннем обилии мыслей о Леоне и непроходящем возбуждении я винила подмешанный наркотик, но нынешние трепет и смущение в его присутствии не поддаются объяснению.

Каролина щебечет о праздновании предстоящего дня рождения. Вилен Константинович интересуется, где она планирует праздновать и что хотела бы получить в подарок. Я немного завидую этому теплу между отцом и дочерью. С папой у меня были прекрасные отношения, гораздо ближе, чем с мамой, но он никогда не задавал мне подобных вопросов. И дело не только в деньгах, а в том, что в нашей семье так не было заведено. На день рождения родители всегда дарили мне одно и то же: подарочный набор шампуней из супермаркета и коробку конфет.

Не дожидаясь, пока я подойду, Леон наливает воду в стакан. Сначала себе, затем отцу. Я заворожённо смотрю, как напрягаются мышцы его рук под рубашкой. Смотрю так долго, что если бы мама заметила — провалилась бы сквозь землю от стыда.

Леон поднимает взгляд, ловит мой. Почувствовав себя полной идиоткой, я подхватываю первый попавшийся стакан и водружаю его на поднос, имитируя глубокую занятость.

— Ты сегодня встречаешься с Эльвирой? — разносится над столом голос хозяина дома.

От этого вопроса, адресованного даже не мне, в груди неприятно ёкает — что тоже мне жутко не нравится. У Леона есть рыбина-невеста, я всегда это знала. Встречается он с ней сегодня или нет — меня никак не касается.

— Она с подругами. Скорее всего, встретимся завтра.

— Приходите на ужин вместе. Давно не виделись.

Леон кивает, от чего фруктовый сорбет, любовно приготовленный мамой, чуть не летит ему на колени. Закусив губу, я аккуратно опускаю перед ним вазочку и, пробормотав «пойду за чаем», ретируюсь.

После ужина, закончив помогать маме с посудой, я поднимаюсь к себе и извлекаю из шкафа футболку Леона, которую обещала вернуть.

Остановившись перед дверью его комнаты, зачем-то тычусь в неё носом и лишь после этого стучусь.

— Можно?

Ответа не следует, поэтому я осторожно приоткрываю дверь и заглядываю. Леон лежит на кровати в одних брюках, на коленях — ноутбук, в ушах — эйрподсы, которые он моментально вынимает при виде меня.

— Привет ещё раз, — я смущённо улыбаюсь, стараясь не глазеть на шесть кубиков на его животе, проступающих сквозь кожу. — Ты не отвечал, поэтому я решила войти. Я принесла твою футболку.

Отодвинув ноутбук, Леон садится. Я опускаю сложенную футболку на край кровати — и в нерешительности замираю. Нужно сказать что-то ещё. Например, поблагодарить за спасение и за то, что не воспользовался ситуацией. Знаю, я уже делала это, но ещё раз — не помешает.

— Спасибо за…

— Ты в порядке? — голос Леона звучит вежливо и очень нейтрально.

— Да. Есть небольшая слабость, но в остальном всё в порядке. — Я снова улыбаюсь. Кроме разве что желания кастрировать Морозова.

— Твоё желание вполне объяснимо.

Внутри неприятно тянет. Почему он разговаривает вот так…? Будто его самого кастрировали?

— Ладно, я пойду… — я отшагиваю назад, поняв, что построить диалог не получится. — Завтра, как обычно? В то же время на том же месте?

— Завтра… — нахмурившись, Леон смотрит себе на руки и снова поднимает взгляд на меня. — С завтрашнего дня в университет ты снова будешь ездить с водителем.

Эти слова равносильны удару под дых.

— Что-то случилось? — переспрашиваю я, непонимающе моргая.

— Так будет лучше для нас обоих, — негромко произносит он, глядя поверх моего плеча. — Спокойной ночи.

27

Утро понедельника идеально передаёт моё состояние: небо затянуто серой вуалью туч, воздух холодный и промозглый, за окном угрожающе завывает ветер. Прислонившись лбом к стеклу, я безучастно слежу за мелькающей дорожной разметкой. Настроение такое, что хочется разреветься. Вероятно, мой организм наконец очистился от гадости, которую мне подмешали в шампанское, и наступило похмелье. Уж точно дело не в том, что Леон предпочёл ездить в университет в одиночестве.

В последнем, кстати, есть очевидный плюс: мне больше не придётся обманывать маму. И вообще, это была идея Леона — сопровождать меня. Так что в широком смысле я ничего не теряю — просто возвращаюсь к изначальному плану действий.

Стоит автомобилю замедлиться перед подъездом к главному корпусу, я внутренне подбираюсь. Зная, как быстро распространяются слухи по университету, стоит ожидать тонну грязных сплетен и литры помоев в мой адрес. Когда Морозов меня лапал на той злосчастной вечеринке, несколько студентов снимали нас на телефон. Сама я этого не помню — Каролина рассказала. Мол, так и так, будь готова.

Моё шествие по аллее, ведущей к главному университетскому входу, равносильно прыжку в бассейн, кишащий пираньями. Пристальные взгляды, смешки, перемигивание, шепотки — сдирают кожу слой за слоем. Без Леона рядом я чувствую себя неуверенно и уязвимо. Примерно как Серсея Ланнистер, которую обрили и пустили по площади голышом.

К хорошему быстро привыкаешь, да? — мысленно язвлю я, чтобы себя подбодрить. — Зато появился повод вернуть юбку в шкаф и снова примерить стальные яйца.

Сегодня даже любимому Шанскому не удаётся вовлечь меня в учебный процесс. Я старательно слушаю лекцию, то лишь ощупываю очертания фраз, не в силах с головой погрузиться в их суть.

Не придумав ничего лучше, решаю снова обвинить во всём наркотик. А что мне остаётся? Уж лучше так, чем признать, что я резко отупела.

В перерыве между парами в коридоре меня перехватывает Тоня, которой я присвоила кличку Голубь. Тоня Голубь — неплохо, кстати, звучит.

— Лия, ну как ты? — Её голубиный взгляд обеспокоенно мечется по моему лицу, так, словно я целый год провела в коме и впервые появилась в стенах университета.

— Да вроде всё в порядке, — бормочу я, краем глаза ловя любопытные взгляды проходящих студентов.

— Я слышала… Ну, то есть все слышали, — понизив голос, Тоня тянется к моему уху. — Говорят, что на вечеринке в честь начала учебного года Леон избил Морозова… из-за того, что тот к тебе приставал. Тимуру тоже досталось. Ещё ходят слухи, что он порвал с невестой и вы теперь вместе…

В груди неприятно сжимается: то ли от того, что Тоня грубо нарушает моё личное пространство, то ли потому, что в очередной раз несёт пургу. Я и Леон вместе — разве не бред? Он меня даже в университет больше не возит, не говоря об остальном.

— Не верь слухам, — советую я, отодвинувшись. — Люди любят приукрашивать.

— А что именно они приукрашивают? — не сдаётся Голубь. — То, что Леон избил Дениса из-за тебя или то, что вы теперь вместе?

Я делаю глубокий нетерпеливый вдох. Сейчас её необходимость заниматься сексом с этим хряком кажется вполне заслуженной. Всё-таки эта Тоня редкая дура. Ну или так хорошо притворяется.

— Лучше обсуди это со своим покровителем, хорошо? — не желая прощаться, я разворачиваюсь на пятках.

Голубь не брезгливая — переживёт.

— Его сегодня нет в университете, — выкрикивает она мне вслед.

Мой шаг непроизвольно замедляется.

Что вообще происходит? Морозов не пришёл на учёбу, и, судя по тому, что сказала Тоня, позорные видео так и не попали в публичный оборот. Рассчитывать на сознательность доморощенных папарацци не приходится — значит, кто-то записи изъял.

— Лия, привет.

Едва не запнувшись о собственный кроссовок, я резко вскидываю голову. На меня смотрит Пётр — председатель совета, хозяин злополучной вечеринки и мой партнёр по медленному танцу.

Каждый мускул в теле напрягается. А ему-то что от меня понадобилось?

— Привет, — мямлю я. — Я что-то нарушила?

— Нет, разумеется, — его густые чёрные брови взлетают вверх. — С чего такие мысли?

— Извини. — Тронув лоб похолодевшей рукой, я пытаюсь улыбнуться. — Просто тяжёлый день.

— Я подошёл, чтобы извиниться за случившееся в моём доме. — Красивое лицо Петра выглядит предельно серьёзным, не выдавая и намёка на иронию. — Я понятия не имел, что тебе подмешали наркотик. Думал, что ты выпила и…

— И вела себя как дешевая проститутка, вешаясь на человека, которого терпеть не могу? — заканчиваю я.

— Каюсь, так и было, — он прикладывает ладонь к груди в извиняющемся жесте. — Как хозяину дома, мне следовало быть более внимательным к своим гостям. Хорошо, что Каролина заметила и сообщила Леону.

— Спасибо, — бормочу я, сбитая с толку таким внезапным дружелюбием. Или это такая благодарность Петра за то, что не отдавила ему ноги во время танца? — Ты меня совсем не знаешь, поэтому тебе простительно.

— Нужно непременно это исправить, — на лице Петра появляется обаятельнейшая из улыбок. — Если у тебя появятся какие-то вопросы относительно учебного процесса, да и вообще любые — просто дай мне знать.

— Эм… хорошо… — окончательно растерявшись, я неловко переступаю с ноги на ногу. Тоня — это понятно, прилипала, а этот наследник нефтяной империи чего ко мне прицепился? — Так и сделаю.

— Запиши мой номер. — Пётр указывает глазами на телефон, зажатый в моей руке. — Я серьёзно, звони — не стесняйся.

Решив не отвергать влиятельную руку помощи, я послушно снимаю блокировку с экрана.

— Красивая фотография, — комментирует Пётр, глядя на фоновую заставку: я в обнимку с папой.

Из-за плеча Петра я замечаю Леона, выходящего из-за аудитории «Лев», и, вспыхнув, быстро отвожу взгляд.

— Диктуй. Как появятся вопросы — обязательно наберу.

28

— Леон сказал, что подъезжает, — белокурая макушка Каролины втискивается в дверной проём кухни. — Минут через пятнадцать можно накрывать на стол.

Покивав, мама открывает духовку. Горячий воздух с ароматом специй и печёных овощей жаром ударяет по ногам. Я торопливо выкладываю в корзинку ломти хлеба, подтаявшее масло красиво утрамбовываю в вазочку, графины с водой ставлю на поднос и робко осведомляюсь:

— Можно я отлучусь на пару минут?

Мама, занятая разделыванием индейки, молча кивает. Она будто до сих пор злится на меня за то, что я приняла те дорогие шмотки: разговаривает мало и только по делу, про учёбу и вовсе перестала спрашивать.

Накинув куртку, я выскакиваю во двор и, задохнувшись от ледяного порыва ветра, торопливо застёгиваю молнию до горла. Октябрь больше не делает скидок: температура с каждым днём неумолимо ползёт вниз, воздух холодный и влажный.

Выжидающе глядя на ворота, я глубоко и жадно дышу, вбирая в себя запах мокрой земли и слабое послевкусие дыма, принесённого от соседей. Вдоль дорожки, ведущей к парковке, стоят летние вазоны с почерневшими стеблями: ещё неделю назад там росли огненные георгины, а сейчас торчат лишь сухие «шпажки», которые туда‑сюда треплет ветер.

Несмотря на столь неприглядное угасание природы, осень для меня — любимое время года. Кто‑то сказал, что смерть нужна, чтобы дать жизнь чему‑то новому. Будущая весна — лучшее тому доказательство.

Ворота со скрежетом расползаются в стороны, посылая горячий ток по нервам. Придав лицу расслабленное выражение, я смотрю, как спорткар Леона заезжает во двор. Голосок внутри жалобно верещит: «Ну чего ты тащишься как черепаха? Ещё пара минут — и мама превратит мою голову в хэллоуинскую тыкву».

Леон смотрит на меня из‑за лобового стекла, и я снова чувствую, как краснею. Вот за что мне это, а? Всё было гораздо проще, когда он казался мне тошнотворно красивым. Сейчас он представляется одновременно и красивым, и мужественным… настоящим альфой, и это, ох, какая проблема.

Припарковавшись, Леон выходит из машины и идёт прямиком ко мне. По большому счёту, у него и выбора нет: я стою на крыльце, преграждая собой входную дверь. Есть вариант обойти дом и войти из запасного входа, но со стороны это выглядело бы чересчур странно. Так что, Лия, соберись.

— Привет, — я непринуждённо ему улыбаюсь, однако голос выходит сухим, как вчерашний тост. — Как дела?

— Привет. Всё хорошо.

Я давлю раздражённый вздох: я тут рискую отхватить от мамы половником, а Леон экономит буквы.

— Хотела спросить, та запись с террасы… — я сглатываю, ощущаю на языке привкус неловкости. — Я думала, к понедельнику она будет в телефоне каждого, но в университете никто, похоже, не в курсе моего позорного выступления. Мне тебя за это нужно благодарить?

— Записи больше нет, — глаза Леона исследуют мою шею, спрятанную под воротником куртки, — и она не появится.

От широты улыбки трещит за ушами. Типичный Леон: слишком скромен, чтобы сказать «да, именно мне ты должна быть по гроб жизни благодарна за спасение репутации», и слишком честен, чтобы отрицать своё вмешательство.

— Спасибо тебе большое, — не выдерживая взгляда, приклеенного к моему лицу, я невольно отвожу свой. — В очередной раз.

Повисает пауза. Не похоже, что Леон настроен на дружескую болтовню, но и уходить отчего‑то тоже не спешит. Хотя дело, возможно, в том, что я всё ещё закрываю собой проход.

— Сегодня ко мне подошёл Пётр, чтобы извиниться за случившееся на вечеринке, — я заставляю себя снова посмотреть на него. — Он дал мне свой номер и сказал, что в случае возникновения проблем я могу к нему обращаться. Мне стоит ждать подвоха?

По скулам Леона пробегает едва заметная волна, однако тон не выдаёт недовольства.

— Пётр любит быть услужливым. Решай сама, как этим пользоваться.

На автомате кивнув, я разглядываю его кожу. Как такое возможно, чтобы парень имел настолько ровный цвет лица и здоровый румянец? Я этим утром минут пятнадцать посвятила тому, чтобы закамуфлировать прыщ на подбородке.

Вибрация, раздавшаяся из его куртки, разрывает повисшую тишину. Запустив ладонь в карман, Леон смотрит на экран, затем, нахмурившись, — на меня.

— Да, Пётр. — Длинная пауза, пока собеседник на том конце что‑то говорит. — Нет, я не против. Идея хорошая, но, думаю, тебе стоит спросить у неё. — Ещё одна пауза, быстрый взгляд на меня. — Я не считаю себя вправе давать кому‑то её номер. Спросишь завтра в университете. Дело, как я понял, не срочное.

Я наблюдаю за ним во все глаза. Зрачки Леона расширены, на скулах играют желваки. Его раздражённый вид приносит мне странное чувство торжества, но я, конечно, не подаю виду.

— Легок на помине, да? — неуклюже шучу я, когда он возвращает телефон в карман.

— Вроде того. — Голос Леона звучит абсолютно нейтрально. — Пётр хочет предложить тебе поучаствовать в создании статьи для университетского сайта. Я предложил ему переговорить с тобой лично.

Приходится напоминать себе не улыбаться: Леон мог спросить разрешения передать мой номер телефона в процессе разговора, однако этого не сделал.

— Ездить в университет с Игорем не так весело, как с тобой, — признаюсь я, воодушевлённая этой сценой. — Это не просьба снова возить меня, просто замечание.

Леон отступает назад, будто между нами воткнули метровую линейку.

— Ездить с водителем гораздо лучше, чем ходить пешком.

Ощущая укол разочарования, я киваю. Теперь мне точно пора идти: Леон захлопнулся, как ракушка, а мама наверняка носится по дому со скалкой.

Взявшись за дверную ручку, я оборачиваюсь, чтобы задать последний вопрос:

— Если понадобится помощь, я могу обратиться к Петру?

Леон отвечает не сразу, словно ведёт внутри себя молчаливую войну.

— Лучше обращайся ко мне.

Наши взгляды склеиваются на прощание, отдаваясь в теле взволнованным дребезжанием. Такой ответ меня более чем устраивает.

Я улыбаюсь — в ответ Леон приподнимает уголки губ, будто разрешая себе послабление.

29

Неделя спустя

Если бы ещё полгода назад кто‑то сказал, что, работая прислугой, я стану еженедельно посещать вечеринки, — я бы повязала передник с куда большей охотой. В начале недели Каролина, по обыкновению постучавшись ко мне в комнату, торжественно объявила, что будет счастлива лицезреть мою скромную персону на праздновании своего девятнадцатилетия в караоке‑баре «Лаки».

Итак, в эту субботу мои ноги вновь обуты в шпильки, на лице сияет макияж, а вместо платья, которое постоянно нужно поправлять, — белая рубашка и практичные чёрные брюки. Выходя из дома, я полагала, что надеть их было отличной идеей, но сейчас, стоя рядом с именинницей, облачённой в милейшее лиловое мини, чувствую себя скорее не гостьей, а её секретарём.

— Ещё раз с днём рождения! — я деликатно приобнимаю Каролину за плечи, чтобы ненароком не испортить причёску и не помять платье, и вручаю пакет с подарком, на поиск которого потратила битых три дня.

Не то чтобы я рассчитывала впечатлить наследницу миллиардов брошью магазина стоимостью её ужина в ресторане, нет. Скорее надеялась, что она хотя бы не вызовет у неё желания оглядеться по сторонам в поисках урны.

— Какая красота‑а‑а… — достав брошь из коробочки, Каролина любовно гладит её пальцем. — В стиле изделий Cartier, которые я просто обожаю. Папа с мамой в позапрошлом году тоже подарили мне брошь, очень дорогую, но она так и лежит без дела, — она виновато пожимает плечами. — Увы, совсем не мой стиль. А эту я буду носить непременно! У тебя отличный вкус, Лия.

В её глазах столько восторга и искренности, что мне становится неловко. Нельзя быть такой милой, ей‑богу. Чувствую себя унылым ипохондриком с чёрной душой.

— Остальные что, опаздывают? — я выразительно смотрю по сторонам, желая поскорее перевести тему.

Помимо меня, трёх подруг Каролины и её сводного брата Максима, потягивающего пиво на диване и пялящегося в телефон, в зале больше никого нет.

— Мы ждём только Леона с Эльвирой. Не люблю собирать толпу.

— А я‑то думала, что зал будет забит твоими поклонниками, — шучу я, старательно игнорируя ёканье в груди от упоминания имён этих двоих.

— О, нет, я ни с кем не встречаюсь, — Каролина беззаботно отмахивается. — Меня не привлекают парни. И девушки тоже, — добавляет она, поймав мой вопросительный взгляд. — Мама с папой переживают, но что я могу поделать, так ведь? Возможно, у меня в жизни другая миссия. Например, не распыляться на отношения, а сделать карьеру или создать благотворительный фонд. Время покажет.

Её милое щебетание вызывает во мне скепсис. За девятнадцать лет Каролине не понравился ровным счётом никто? Она ведь наверняка смотрела «Трою», «Тора» или «Джентльменов»? Ну или, на худой конец, «Дюну»? Как можно рассуждать о непривлекательности противоположного пола, увидев задницу Брэда Питта?

— Значит, всему своё время, — осторожно замечаю я, решив проявить толерантность. — Уверена, если ты в кого‑то влюбишься, тебе понравится.

Кармой слова настигают меня моментально: дверь открывается, и в зал заходят они — прототип самой красивой пары с тусовки Met Gala, Леон и Эльвира. В животе завязывается тугой узел. Они не просто пришли сюда вместе, но и держатся за руки.

Я быстро отвожу взгляд. Что там Каролина говорила про благотворительные фонды? С радостью променяю на них это тоскливое нытьё в груди.

— Привет! — Каролина повисает на шее Леона и, отстранившись, целует в щёку Эльвиру. — Это мне? Спасибо! Ох ты боже мой! Сертификат в мой любимый СПА!

Я выжидаю ровно столько, чтобы кивнуть Леону в знак приветствия и вежливо улыбнуться его снежной королеве. Эльвира не удостаивает меня ответным приветствием, да и чёрт с ней. Сегодня праздник Каролины, и я лучше откушу язык, чем позволю себе или кому‑то ещё испортить его.

Решив не впадать в уныние из‑за нечаянной тяги к чужому альфе, подхватываю первый попавшийся коктейль с подноса и сажусь с ним на диван рядом с Максимом. Этот своенравный отщепенец, чей праздный образ жизни регулярно критикует за ужином Вилен Константинович, мне симпатичен. Возможно, потому что он, как и я, не вписывается в общество богатых и знаменитых и потому что находит в себе смелость не оглядываться на чужое мнение.

— Как дела? — я приподнимаю коктейль, имитируя чоканье. — Давно тебя не было видно.

— Будущий мэр отлучил меня от семейных ужинов до тех пор, пока не возьмусь за ум, — усмехнувшись, Максим подносит к губам горлышко бутылки. — Как твоя учёба?

— Поначалу было сложно найти язык с местными альфами, но потом всё более‑менее выровнялось, — уклончиво отвечаю я. — Не без помощи твоего брата.

— Даже так? — в его глазах мелькает подобие живого интереса. — Ты смогла растормошить Кая?

От такого сравнения мне становится смешно. Кай и его снежная королева.

— Не то чтобы растормошить… — я обрываюсь на полуслове, заметив, как на нас надвигается пара с Met Gala.

— Привет, Макс, — Леон протягивает руку, которую Максим крепко и, кажется, искренне пожимает. — Рад видеть.

— Здравствуй, Максим, — царственно произносит Эльвира. — Не была уверена, что увижу тебя сегодня.

— И я, — криво усмехается он, салютуя ей пивом. — Не был уверен, что тебя увижу.

Отвернувшись, я беззвучно сцеживаю воздух. Если не ошибаюсь, эти двое друг друга не слишком любят.

— Макс… — в голосе Леона отчётливо слышно предупреждение.

— Всё нормально, бро, — Максим дурашливо вскидывает ладони. — Так мы с твоей невестой говорим друг другу, что соскучились.

Леон и Эльвира присаживаются на соседний диван, заказывают выпить. Наклонившись, Эльвира что‑то шепчет Леону на ухо, улыбаясь так естественно, что на секунду кажется почти милой. Её пальцы при этом касаются его щеки.

Я чувствую себя отвратительно. Стыдно признаваться себе в том, что испытываешь ревность к чужому парню, на которого не имеешь никаких прав. Какую дрянь этот ублюдок Морозов мне ни подсыпал, я срочно нуждаюсь в противоядии, которое раз и навсегда положит конец этой странной тяге.

30

Ироничная компания Максима то, что надо, чтобы отвлечься от сидящей напротив парочки. Леон и Эльвира будто задались целью выклянчить у заведения халявную бутылку шампанского, ибо уж слишком старательно корчат из себя влюбленных молодоженов. Она то и дело кладет голову ему на плечо, смеясь каждой произнесенной им фразе, а он, в свою очередь, следит за тем, чтобы ее бокал ненароком не опустел, подливая вина с видом заправского официанта. Короче, фу.

— Чья очередь петь? — Аглая, подруга Каролины призывно машет в воздухе микрофоном.

-- Не хочешь дерзнуть? – Я шутливо пихаю Максима локтем.

-- Поберегу уши Каролины, -- с усмешкой отзывается он. -- У нее все-таки день рождения.

-- А я вот не такая милосердная, -- подмигнув, я вскакиваю с места. С ревностью и взглядами исподтишка пора завязывать. Раз уж пришла в караоке – надо петь и веселиться!

Аглая вручает меня микрофон и планшет со списком песен. Я скольжу взглядом по списку, пока не нахожу затертую до дыр «Императрицу». Да, это точно нужно. Пою я из рук вон плохо, и выбирать нужно то, что проще обернуть в шутку.

Подруги именинницы аплодируют моему выбору, Аня, брюнетка даже ободряюще постукивает по плечу. Все-таки Каролина умеет выбирать себе окружение: все трое веселые, смешливые и совсем без пафоса. Все, как я люблю.

Первая же нота умирает у меня в горле, едва успев родиться. Фальстарт.

Шутливо накрыв рот ладонью, я делаю реверанс. Мол, на сцене дилетант, извините.

-- Давай, Лия! – Выкрикивает Каролина, сложив ладони рупором.

-- Да, Лия, жги! – подхватывает Аглая;

Я подтягиваю микрофон ближе и затягиваю куплет. Пою громко, с душой, так чтобы слышно было даже крысам в подвале.

Гуля-яй ша-а-альная императрица», — я тщетно пытаюсь взять нужную высоту, и не выдержав, заливаюсь смехом.

Каролина подпевает вместе со мной, Вика изображает дирижёра, Аня и Аглая кружатся вокруг стола в странном танце. Максим, наблюдающий за нами, по-доброму посмеивается. Становится легко и весело настолько, что я тоже начинаю пританцовывать на месте. На лице сияет широченная улыбка, диафрагма расправляется, отчего голос становится сильнее и чище. Меня захлестывает эйфория. Я в моменте. Я на коне. Звезда этой сцены и окрестных «Пятёрочек».

Следует длинный музыкальный проигрыш, и тогда я решаюсь посмотреть на Леона. По телу толпой бегут мурашки. Кажется, будто все это время он не переставал за мной наблюдать. Взгляд пристальный, без иронии или усмешки.

Эльвира по-прежнему сидит рядом со своей идеальной осанкой и идеальной укладкой. Только выражение брезгливости, написанное на ее лице, выдает неидеального человека.

В голове проносится мысль, что вот она бы точно не позволила себе взять в руки микрофон и заведомо паршиво спеть. Не то, чтобы я завидовала такому перфекционизму. Каждому, как говорится, свое. А пока…

Прилепив динамик ко рту, я проникновенно завываю:

«Легко влюбиться, императрица, когда так страстно бирюзовым взглядом смотрит офицер».

Когда я наконец заканчиваю терзать слух присутствующих, девчонки бросаются ко мне и обнимают в знак поддержки.

-- Лия, ты здорово поешь, -- верещит милашка Каролина. Бесстыдно врет, но мне все равно приятно.

Оглянувшись, я вижу, как Максим, не поленившись подняться, апплодирует мне. Благодарно улыбнувшись ему, я машинально смотрю на соседний диван. Он абсолютно пуст. Пометавшись по залу, мой взгляд вылавливает полоску света, разрезавшую уютный полумрак зала. Придерживая входную дверь, Леон пропускает Эльвиру первой и исчезает за ней следом.

31

Мы возвращаемся в дом Демидовых только к полуночи, когда перепет весь плейлист и выпито всё заказанное шампанское. Горло першит от смеха и завываний, ноги гудят от нескончаемых танцев. Вместо невесёлых мыслей о том, куда так спешно ретировались Леон с Эльвирой, я предпочла беспощадно веселиться.

— Пижамная вечеринка, так понимаю, отменяется? — я с улыбкой смотрю на сонное лицо Каролины.

— Не отменяется, а переносится, — возражает она, выставляя вверх указательный палец. — Спасибо тебе, что пришла. Мне было очень весело. И спасибо за подарок.

Она обнимает меня в тысячный раз за вечер, после чего мы бесшумно заходим в дом. Каролине что? — у неё день рождения. А вот меня мама за столь позднее возвращение может и отчитать.

Но в доме, слава Богу, царит тишина, и все обитатели спят.

Распрощавшись с Каролиной у дверей её комнаты, я захожу в свою, быстро принимаю душ и переодеваюсь в пижаму.

День выдался долгим, но сна по какой-то причине — ни в одном глазу, а это очень и очень плохо. Появляется возможность поразмыслить, чем всё это время был занят Леон со снежной королевой, чего мне, по понятным причинам, лучше не делать.

Минут десять, поглазев в телефон в безрезультатной попытке отвлечься, я со вздохом поднимаюсь с кровати, чтобы сходить за водой. Мама говорит, что это помогает ей уснуть. Надеюсь, в холодильнике завалялась бутылка минералки.

Подсвечивая путь телефонным фонариком, я мину́ю лестницу, захожу на кухню и замираю. В полумраке, разбиваемом лишь тусклым светом подвесной лампы над обеденной зоной, сидит Леон.

Рубашка расстёгнута на пару пуговиц, спина сгорблена. Я растерянно перевожу взгляд на бутылку виски, стоящую перед ним. Помнится, в караоке он пил сок. Так с чего решил надираться в одиночку посреди ночи?

Подняв голову, он смотрит так, словно вообще не удивлён моему появлению. Будто встречаться на кухне по ночам — это наша традиция.

— Не спится? — его голос хриплый, низкий, словно это он, а не я несколько часов кряду горланил песни в караоке.

Перешагнув с ноги на ногу, я мотаю головой.

— Просто пить хочу.

Не сводя с меня глаз, Леон молча кивает на холодильник. Отмерев, я в два шага подхожу к нему, открываю дверцу и вытаскиваю запотевшую бутылку «Перье». Стоя спиной, чувствую на себе его взгляд — на спине, на ногах, на бёдрах. Жадно пью, но в горле становится только суше.

— Хочешь воды? — бормочу я из-за плеча.

— Если бы я хотел воды, я бы здесь не сидел.

Двусмысленность этой реплики заставляет меня с силой сжать стакан и обернуться. Леон смотрит в упор, точно так же, как в караоке, когда я стояла на сцене.

— Никогда не видела тебя пьяным, — шёпотом выдавливаю я, чтобы разбить повисшую тишину.

Криво усмехнувшись, он подносит виски к губам.

— Иногда я позволяю себе быть неидеальным.

— Никто и не ждёт от тебя идеальности.

Бокал с грохотом опускается на столешницу.

— Ждут абсолютно все.

Леон совсем не похож на тех пьяных людей, что я видела: его речь звучит разборчиво и чётко, выражение лица совсем не идиотское. И всё же он пьян.

— Я всё-таки налью тебе воды, — бормочу я, теряясь от его пристального внимания.

Вернувшись к кухонному гарнитуру, достаю чистый стакан, наполняю его до краёв и ставлю перед Леоном.

— Пей. Завтра мне спасибо скажешь.

По какой-то причине я не спешу отойти назад, остаюсь стоять на расстоянии полуметра от него. Горячий ток крови переполняет артерии, заставляя кожу пылать, пульс натянуто барабанит. Таким безоружным и уязвимым я не видела Леона никогда.

— Я же сказал, что не хочу воды.

Резким движением он отодвигает стакан в сторону и, подавшись вперёд, притягивает меня к себе.

Удары собственного сердца оглушают, тело превращается в камень. Руки Леона на моих бёдрах, ноги втиснуты между его колен.

— Ты слишком настоящая, — сипло произносит он, упершись лбом мне в живот, — и слишком хорошо пахнешь. При таком раскладе сложно оставаться идеальным.

Нужно что-то сделать. Свести всё к шутке, отойти, оттолкнуть. Леон выпил, и есть Эльвира… А ещё мама со скалкой.

Но его ладони продолжают скользить по моим пижамным штанам, а я попросту не могу пошевелиться. Я захлёбываюсь, я тону в эйфории и остром вожделении.

— Ты зря предъявляешь к себе слишком высокие требования, — сипло выходит из меня. — Тебе всего двадцать три.

— Пытаешься развязать мне руки, — его хриплый смешок вибрирует у меня под пупком. — Плохая идея. Я и так еле сдерживаюсь.

Его дыхание на моей коже сменяется жадным прикосновением губ. Зажмурившись, я запрокидываю голову. Всё моё тело от макушки до пят покрыто мурашками. Язык Леона скользит по моему животу, ладони грубо сжимают задницу.

Опустив ладони ему на плечи, я царапаю ногтями рубашку. Господи, господи… Надо всё это срочно остановить… но где, чёрт возьми, взять на это сил, если всё это — именно то, чего мне хочется?

Слышится скрежет отодвигаемого стула, и в ту же секунду тело Леона прижимается к моему: очень твёрдое, нестерпимо горячее. Дыхание с привкусом виски перемещается к моему лицу, ладони — к талии.

— Всё было гораздо проще до тебя… — в голосе Леона слышно неподдельное отчаяние, — я так заебался убеждать себя в том, что ты меня никак не касаешься.

Наклонившись, он впивается губами в мой рот с такой жадностью, будто сдерживал себя годами. А я, как истинная «шлюха» по версии мамы, моментально ему отвечаю.