Эмма: Безумная жена

ПРОЛОГ.

Эмма.

— Я хочу только его и никого другого, — в который раз повторила я отцу.

Я стояла в дверях его комнаты, не решаясь ни войти, ни убежать. Ночная прохлада из коридора колола кожу мелкими иглами, пробираясь сквозь тонкую ткань домашнего платья. Руки дрожали — то ли от холода, то ли от отчаяния. Если кто и был в силах меня спасти — только он.

Опустив голову на руку, мистер Нортон обреченно вздохнул.

— Милая, никогда и ни в чём ты не знала отказа. Но это перешло все границы. Впервые я вынужден отказать тебе, Эмма. Мне жаль, — опять отец произнес совсем не то, что мне нужно. — Завтра помолвка, и ты ничего с этим не сделаешь. А я не стану вмешиваться, — едва слышно добавил он.

Отец практически прошептал мой приговор, но я всё-таки услышала и не стала молчать.

— Это мы ещё посмотрим, папа. Я получу его, так или иначе. Иначе мне не жить, — грозно произнесла я и громко захлопнула дверь в его спальню.

Я знала, что стоит делать, и такие мелочи, как скандал или испорченная репутация, не смогут встать на пути к моему долгожданному счастью.

Сколько себя помню, я всегда любила Итана Харриса — и он будет моим.

С этой уверенностью я нырнула в сумерки ночной Саванны.

Палящее солнце давно скрылось за горизонтом, рабочие с плантации вернулись в свои бараки, и только я уверенно шагала к старому домику городского лекаря.

Очень удачно, что мистер Харрис не успел переехать в город, а значит, я могла явиться к нему даже в полночь.

Сердце стучало так громко, что казалось, его услышат раньше, чем стук в дверь. Я постучала раз, другой... В голове уже пронеслись тысячи сценариев: он откроет сам, он удивится, он улыбнётся — как раньше... Или — нет?

Судя по тёмным окнам, все в доме уже давно спали, а потому пришлось постучать еще несколько раз.

— Мисс Нортон? — отозвалась сонная миссис Харрис.

Конечно, перед важным мероприятием они легли отдыхать раньше положенного. И, судя по чепчику и заспанным глазам, этой ночью не сомкну глаз только я и Виттория.

Только вот, пока кузина празднует свой триумф, я сделаю всё, чтобы он не состоялся.

— Мне нужен Итан, — не стала размениваться на приличия, прямо обозначив причину столь вопиюще позднего визита.

— О, Эмма, милая… Я не думаю… — глаза Мириам Харрис округлились, а подбородок заметно задрожал.

Она, как и все остальные, знала о моей слабости, а потому не удержалась от сочувствующего взгляда.

Безразлично, насколько жалко я выгляжу. Я получу то, зачем пришла.

— Я не уйду. Если не желаете наблюдать сцену в ночь перед помолвкой сына, придется его разбудить, — уверенно повторила я.

Тонкая рука миссис Харрис легла на моё плечо, а из груди вырвался тяжелый вздох.

— Боюсь, это невозможно, милая. Итана нет. Он уехал в город вместе с Харди и Квином. Они заночуют там и будут готовиться в апартаментах Харди. Приедут уже на саму помолвку, к обеду, — сочувственно произнесла миссис Харрис.

Кажется, я слегка пошатнулась.

Сердце застучало сначала быстро-быстро, а потом, напротив, едва удавалось вдохнуть.

Сама не заметив как, я оказалась на кухне ветхого дома доктора, а надо мной склонился Джо Харрис.

— Дышите, Эмма, дышите… Сейчас станет легче, — хрипло повторял доктор Харрис, водя у моего носа дурно пахнущей ваткой.

— Бедная девочка, — вздохнула сидевшая рядом Мириам.

Я слышала их, видела, как обеспокоенно смотрит на меня отец Итана, ощущала холодную руку его матери на лбу. И при этом совершенно не могла ни ответить, ни пошевелиться.

Весь план просто рухнул.

Итан разрушил последнюю надежду, просто исчезнув на сутки перед собственной помолвкой. Он будто специально избегал меня с того самого дня, как принял это решение и получил позволение моего отца.

Осознание того, что помешать помолвке не выйдет, острым ножом вонзилось где-то внутри, снова заставляя сердце стучать в ушах.

Кажется, я опять потеряла сознание, поскольку открыла глаза уже в собственной комнате.

Кроме обеспокоенного Джо Харриса, рядом сидел мой отец.

— Эмма, ты слышишь меня? Что болит? — хрипло произнес он, сжимая мою руку.

Отец выглядел одновременно обеспокоенным и виноватым, но даже он уже ничем не мог помочь. Кажется, слишком поздно. Совсем поздно.

— Похоже, оно не выдержало и сломалось, — едва слышно прошептала я, указывая на сердце, которое пылало внутри.

Ни влажное полотенце на лбу, ни ледяная рука на коже не помогли убрать жар в груди.

Будто в меня засунули сетку тлеющих углей, и с каждым вдохом становилось только хуже.

— Милая, у тебя просто жар, нужно выпить, — отец поднес к моим губам какую-то горькую жидкость.

Обычно так доктор Джо лечил лихорадку. Но от пожара внутри его волшебная настойка не спасла.

— Это не помогло… Всё равно жжет… Кажется, я умираю, — прохрипела я, потирая грудь.

Моё разбитое на осколки сердце не выдержало и сломалось, а они говорили, что это пройдёт и переболит. Видимо, я слишком сильно люблю Итана… и это не пройдёт.

— Эмма, у тебя лёгочная лихорадка. Несколько дней – и ты снова будешь бегать по саду, — доктор явно пытался успокоить отца.

И звучало бы это убедительно, если бы не его обреченное лицо.

Едва Джо Харрис произнёс слово “сад”, в моих ушах зазвенели чужие слова:

“Твои губы наверняка такие же сладкие, как яблоки в этом саду.” — прозвучали отголоски воспоминаний.

В груди снова запылали угольки, а воздух начал обжигать, туманя рассудок.

— Мне жаль, доктор Джо… но, кажется, в этот раз вы ошиблись с прогнозом, — прошептала я, ощущая, как сердце снова быстро стучит в висках.

Я уже поняла, что это происходит каждый раз, когда я думаю про Итана… и о том, что никогда не случится. Точнее, случится, но не со мной.

Что ж, старая ведьма не соврала — мне не жить без Итана Харриса.

Глава 1. Прошлое.

Пятью годами ранее.

Эмма.

Летний ветер качал мою юбку и окончательно растрепал волосы. Любуясь полной луной, я наслаждалась ароматом спелых яблок.

Если верить Итану, я пахла так же приятно, как цветущая яблоня.

От воспоминания о сыне нашего доктора щеки запылали. Он был образован, умен и красив. Отсутствие денег молодой лекарь вполне компенсировал усердием, умом и железной хваткой.

Именно поэтому, отец никогда не возражал против моего желания выйти за него замуж.

Если бы не излишнее рвение Итана помочь семье, мы могли бы пожениться уже через несколько лет, а объявить о помолвке и того раньше.

Всего три года — и мне исполнится восемнадцать. Тогда Итан попросит у отца моей руки.

Хотя, всем и так всё понятно.

Я с раннего детства называла себя невестой Итана, и он никогда не возражал. Пусть и смотрел на меня как на ребёнка, но вскоре изменится и это.

Тихие шаги подсказали, что парень получил мою записку.

— Ты всё же пришёл, — улыбнулась я сонному Итану.

— Мими, малыш, почему тебе не спится? Уже давно за полночь, — прикрывая зевок, спросил он.

Высокий, сильный, с широкими плечами и таким красивым лицом, что сердце сразу начинало стучать быстрее. Итан был просто восхитителен.

В свои двадцать он выглядел как герой из романов — не выдуманный, а самый настоящий. В легких брюках, белой рубашке и босиком, он казался даже привлекательнее, чем в своём нарядном синем костюме. Волосы были слегка растрепаны, падали на лоб, а глаза — светлые и добрые — сияли так, что внутри всё сжималось от восторга.

Даже несмотря на сонливость, он был прекрасен.

Кажется, я залюбовалась своим почти женихом, совсем забыв о его вопросе.

— Эмма, хватит меня рассматривать, или ты уснула стоя? — с улыбкой он напомнил, что всё ещё ждёт ответа.

— Ты уедешь с рассветом, чтобы не расстраивать свою маменьку, а я хотела попрощаться, — шагнув к Итану, я обняла его, слушая, как гулко стучит сердце.

Я готова была так простоять до рассвета. И мечтала о том дне, когда смогу вот так же прижиматься к его груди, но уже в нашей спальне. В отношении Итана, мои мысли всегда были совсем не такими, какими должны быть у приличной юной леди.

Я мечтала о нашем первом поцелуе, и только сдержанность молодого мужчины так и не позволила этому случиться.

— Поцелуешь меня? — прошептала я, заглядывая в голубые глаза, в которых отражалась луна.

Итан смотрел на меня с такой заботой, что внутри становилось тепло и как-то уютно. С ним я всегда чувствовала себя в безопасности, словно укутавшись в тёплое одеяло в сезон дождей.

— Мими, ты ещё ребёнок. Но когда вернусь, обещаю, первым делом узнаю, так ли хороша ты на вкус, как пахнешь. Твои губы, наверное, такие же сладкие, как яблоки в этом саду, — прошептал Итан, обдавая лицо тёплым дыханием, и едва ощутимо коснулся губами моего лба.

Это был максимум, который он позволял себе за все эти годы. Коснуться лба, слегка склониться к руке — и больше ничего. Будто я не девушка, а всё ещё ребёнок.

Он всегда был рядом — как заботливый старший брат, а не как жених. И даже сейчас, на пороге долгой разлуки, ничего не изменилось.

Сдержать разочарование я не смогла. Надув губы, провела пальцем по его рубашке, лениво скользя вдоль перламутровых пуговиц.

Там, выше, где ткань чуть расходилась у ворота, пряталась тёплая кожа — совсем рядом. Я почти коснулась её, но Итан мягко перехватил мою руку, не давая идти дальше.

Его пальцы обвили ладонь, и в этом движении было всё: и нежность, и защита, и настойчивое “нет”.

Он не дал мне прикоснуться — снова.

Ну что ж, раз прикосновения и поцелуи под запретом, я попрошу слова.

— Ты попросишь у отца моей руки, когда вернёшься? — обиженно спросила я, замирая в ожидании.

Самое время выманить у Итана обещание, от которого он всегда ускользал. Хоть что-то я должна была у него получить на прощанье — не подарок, не поцелуй, а нечто большее...

То, что позволит пережить разлуку и быть уверенной — он обязательно вернётся ко мне.

— Непременно, малыш, — мягко улыбнулся Итан. — А ещё привезу тебе самую красивую ракушку во всём океане… и бусины для самого прекрасного ожерелья на свадьбу, — добавил он, всё ещё сжимая мою ладонь.

Его пальцы были теплыми, крепкими, надёжными — как якорь, за который я цеплялась всей душой.

— Обещай, что не женишься ни на ком другом, — потребовала я, чуть прищурившись, как делала всегда, когда пыталась казаться взрослой.

Он рассмеялся — мягко, тепло, и в этом смехе звенела что-то похожее на печаль.

— Ты такая настойчивая малышка, Мими… — с нежностью произнёс он и провёл рукой по моей щеке.

Касание было легким, почти воздушным, но я почувствовала его до кончиков пальцев.

— У меня, кажется, уже есть невеста… Просто она пока слишком юна, — добавил он и, снова поцеловав в лоб, отступил, удерживая меня на вытянутых руках, будто боялся, что я вдруг попрошу слишком многого.

— А теперь ты мне кое-что пообещай, — его голос чуть изменился — стал строже, но в нём всё ещё звучала забота.

— Я не буду принимать женихов, — быстро пообещала я и приложила скрещенные пальцы к сердцу.

Так, как клянутся в сказках: торжественно, от всей души.

Он улыбнулся снова — той самой улыбкой, из-за которой у меня замирало сердце. Как всегда. Как в мечтах.

— О-о-о, от этого мне определённо спокойнее. Но я не об этом, Мими, — с лёгкой иронией произнес Итан, приподняв бровь.

В его глазах заплясали искры, а в уголках губ появилась та самая, едва заметная усмешка.

— А о чём же ещё? — удивлённо посмотрела я на жениха, приподняв брови и невольно подавшись вперёд.

Что еще я могла ему пообещать?

— Ты будешь слушаться отца, хорошо питаться и брать зонт, когда гуляешь в жару. А ещё к тому времени, как я вернусь, ты станешь самой прекрасной леди Саванны. Самой воспитанной, приличной, а главное – счастливой, Эмма, — произнёс он уже серьёзным тоном.

Глава 2. Сделка.

Итан.

В руках была бездыханная Эмма. Девушку будто выключили.

Розовые щечки и глаза, пылающие гневом и негодованием, вмиг стали стеклянными, а пульс едва прощупывался.

Когда в комнату влетели отец и мистер Нортон, я делал то, чего не желал бы повторить никогда. Пытался не позволить слабому сердцу Эммы остановиться, отчаянно массируя грудину и наполняя легкие воздухом.

Глупая, упрямая девчонка.

Она охотилась за мной, как за жеребцом на ярмарке.

С самого детства, юная мисс Нортон внушила себе, что я должен принадлежать только ей.

То, что умиляло и забавляло меня до отъезда, стало раздражать после возвращения. Или, возможно, раздражало то, что я был вынужден вернуться, хотя и не планировал.

Шторм повредил корабль мистера Нортона, и пока его не починят, я был вынужден оставаться в Саванне.

Второй контракт ещё не завершён, и хозяин судна отпускать меня не спешил. Если корабль починят раньше, чем через год, я буду должен ему еще три года.

В противном случае — через год смогу уйти к другому судовладельцу.

И всё бы так и было, если бы не внезапная перспектива попасть на флот к итальянцам. Там платили несравненно больше, и контракты были не на четыре года, а всего на два.

Жениться на красивой, образованной и богатой синьорине — не великая цена за быстрое обретение капитала. Еще два итальянских контракта — и можно обзаводиться семьей.

Однако мои планы совсем не соответствовали планам юной мисс Нортон. И чужие желания Эмму не интересовали — ни в детстве, ни пять лет спустя.

Стоило мне вернуться, девушка прямым текстом объявила, в какие дни ей удобно принять предложение.

Я ещё не успел привыкнуть к твердой земле. Не успел как следует освоиться в родительском доме, куда прибыл всего несколько дней назад. И тут, на пороге неожиданно появилась Эмма Нортон.

Вместо тёплых объятий или влюблённого взгляда, она с ходу сообщила, что через неделю ее платье будет готово, и она согласится стать моей женой. Она даже не пыталась завоевать мою симпатию или кокетничать.

Даже моему отцу стало неловко от такого напора. Он не желал портить отношения с одним из влиятельных помещиков Саванны. Но беспардонность Эммы вызывала беспокойство.

Особенно учитывая, что женитьба в ближайшие четыре года совсем не входила в мои планы.

Я же наивно воспринял её слова за шутку. До разговора с её отцом.

Мистера Нортона как и Эмму не интересовали мои планы. Его любимая дочь уже всё решила. А кто я такой, чтобы с ней спорить?

Лекарь из семьи разорившихся аристократов, некогда лишенных земли, титула и денег. Сын городского лекаря, который до сих пор жил в доме, предоставленном мистером Нортоном, и не собирался ничего менять.

Нет, в отличии от отца, я не собирался играть в эти игры.

Если быть откровенным, когда-то я всерьёз подумывал жениться на Эмме.

Она была мила, влюблена в меня своей детской, чистой любовью. Краснела, стоило коснуться ее руки, и отводила взгляд, когда я смотрел слишком пристально. Это было трогательно.

Я готов был подождать, пока девочка подрастет, и если она не перегорит своей влюбленностью — сделал бы предложение.

Но за пять лет юная милая Эмма превратилась в наглую и беспардонную особу.

Эмма чуть ли не сама вешалась мне на шею. Дошло до того, что мне пришлось избегать юную мисс после неловкого, почти насильного поцелуя в саду.

Если это вообще можно было назвать поцелуем. Она буквально вцепилась в меня, как кошка, повисла на шее и прижалась губами, требуя ответить.

Всё закончилось очередной истерикой с требованиями жениться.

После того вечера я всё чаще оставался у друзей в городе и всё реже появлялся на плантации.

Год обещал быть долгим, но всё изменилось, когда появилась Виттория.

Сицилийская роза — в ней я увидел шанс избежать брака с Эммой и отделаться от контракта с мистером Нортоном.

Черноволосая, горячая и соблазнительная, она была такой же ослепляющей, как южное солнце, и такой же манящей, как бурлящее море. Один взгляд её тёмно-карих глаз обещал бурю страстей — и делал брюки слегка тесноватыми в паху.

Не скажу, что я падок на красивых женщин, но от того, чтобы публично оказывать Виттории знаки внимания, не удержался.

Не только потому, что не видел никого красивее, и даже не потому, что желал её как женщину.

Главной причиной моей внезапной, неуемной симпатии к Виттории, были чёрные глаза напротив, метающие молнии. Реакция Эммы на один лишь мой взгляд в сторону её кузины, подсказала: вот оно — спасение.

Спасение от излишне самоуверенной Эммы Нортон.

Я до последнего надеялся, что девушка во мне разочаруется и наконец оставит идею, будто я должен на ней жениться.

Вышло иначе.

Ревность Эммы, оказалась куда хуже её влюблённости. Она восприняла мое внимание к Виттории как личное оскорбление.

Сначала девушка закатила истерику. Потом прислала записку, что простит мне эту слабость и зовёт покаяться.

А потом — снова разговор с мистером Нортоном, во время которого я, сам того не ожидая, попросил руки совсем не его дочери.

Слова слетели с губ быстрее, чем я успел обдумать последствия.

Впрочем, после обсуждения ситуации с отцом и братом мы пришли к заключению: даже если Виттория откажет, всё сложилось удачно.

Вряд ли мистер Нортон станет требовать, чтобы я делал предложение его дочери, сразу после отказа племянницы его супруги.

В отличие от Эммы, у него есть и чувство собственного достоинства, и холодный рассудок.

Если же Виттория согласится — миссис Нортон будет довольна, что пристроила племянницу. У её мужа не будет повода мстить отцу за отказ Эмме. А я буду свободен.

План был идеален. Мне даже удавалось избегать Эмму до самой помолвки.

Пока не пришла та злосчастная записка.

Мисс Нортон потеряла сознание в доме моего отца. И если приходила в себя, то только чтобы бредить, а потом снова впадала в беспамятство.

Глава 3. Свадьба которой не было.

Холодная рука поглаживала мой лоб, а в ушах звучал тихий шепот.

Тихий, но до боли знакомый голос.

— Проснись, Эмма, ты проспишь собственную помолвку, — шептали мне в ухо, обдавая его горячим дыханием.

Я распахнула глаза и часто заморгала, пытаясь убедиться, что это не сон.

Нет, я наверняка брежу.

Лицо Итана было таким родным — и таким близким. Он натянул кривую улыбку, встречая мой взгляд, и сузил голубые, но холодно-отстраненные глаза.

Его взгляд никак не сочетался с почти ласковым голосом.

— Вот, умница. Поить тебя соком драконьего дерева будет проще, чем вливать его по ложке, — он протянул мне стакан.

Пристальнее всматриваясь в холодные глаза мужчины, я даже не открыла рот.

— Ну же, Эмма, милая, давай. У нас мало времени. Швея уже ждёт финальную примерку платья для помолвки, — продолжил Итан тем же притворно ласковым тоном.

Слова совсем не сочетались с его строгим взглядом, и я потерла виски, пытаясь привести мысли в порядок.

— Кажется, я сошла с ума, — прошептала в ответ, позволяя напоить себя сладковатым отваром.

Мои слова только усугубили ситуацию. Улыбка Итана дрогнула, а во взгляде, кажется, на миг вспыхнула злость.

Лишь на мгновение — он быстро взял себя в руки, погладил мои волосы, старательно изображая заботу.

И только тогда до моего затуманенного разума дошёл смысл сказанного.

— Что происходит? Какая помолвка? Вы что, ждали, пока я очнусь, чтобы убить наверняка? — прошептала я, потерла грудь и посмотрела на мужчину рядом.

Судя по растрепанным русым волосам и небритости, Итан помогал отцу и ночевал у моей постели.

Непонятно, как они обошли проклятье ведьмы, но грудь больше не жгло, воздух не казался огнём, да и в голове прояснилось.

Улыбнувшись в ответ на поток моего негодования, Итан сел ближе и наклонился.

Слишком близко. Непозволительно близко.

Я ощущала запах мятной настойки, которую он, видимо, пил, и могла рассмотреть каждую щетинку на его подбородке.

Пока мужчина что-то искал в моем взгляде, я провела пальцем по небритому подбородку.

— Кажется, ты мне не привиделся, — выдохнула я, почти касаясь его лица.

Улыбка снова стала кривой, и он подался вперёд, настолько близко, что я почувствовала тепло его дыхания.

— Я реален, Эмма. А ещё я попросил твоей руки у мистера Нортона. Если будешь меня слушаться, через несколько дней состоится наша помолвка, — прошептал он, и его голос скользнул по коже, как шёлк.

Стоило наклониться всего на пару сантиметров — и наши губы сомкнулись бы в поцелуе.

Словно воздух между нами стал тёплым магнитом, тянущим всё ближе…

Но, услышав его слова, я резко отпрянула к изголовью, будто опомнилась.

Дыхание участилось, в ушах зашумело, а Итан вопросительно выгнул бровь.

Явно не такую реакцию он ожидал.

— Ты… Виттория… Это не наша помолвка. Ты что, решил надо мной поиздеваться? Или это просьба отца?.. Но зачем?.. Что происходит? — прикрываясь одеялом, я отползла от чужого жениха, всё ещё удивленного моей реакцией.

Я хорошо помнила его слова. И то пренебрежение, с которым они были сказаны.

Это было последнее, что я услышала, прежде чем провалиться в холодную темноту.

Как бы сильно я ни любила Итана — умирать больше не хотелось. Точно не после того, как провела во тьме непонятно сколько времени. Сначала всё внутри горело, а потом стало холодно, как в зимнюю ночь при открытом окне.

Было пусто. Больно. И вот — шёпот Итана вытянул меня из этой пустоты… только чтобы поиздеваться.

Именно поиздеваться, ведь недолго думая, он поймал мою руку и прижался к ней губами.

— Ты же так хотела нашу помолвку, Эмма. С того самого дня, как я вернулся. После того, что с тобой случилось, мы с твоим отцом всё обсудили. Я отменил помолвку с Витторией. А потом — попросил твоей руки, — пояснил он, наблюдая за моей реакцией из-под ресниц.

— Вы поговорили с Люсиль. Она рассказала о ведьме и её проклятии, — догадалась я, пытаясь понять причины такой внезапной перемены.

Судя по улыбке молодого лекаря, поговорили… но не поверили.

— Нет, о проклятии твоя сестра не упоминала. Что именно сказала ведьма? — спросил Итан с наигранной серьезностью.

Он всё ещё целовал мою руку, но даже это не помогало скрыть кривую усмешку.

Только мне, в отличие от циничного моряка, совсем не было смешно.

— Люсиль… Ты же знаешь, они так долго пытались… — осторожно намекнула я на причину, по которой мы вообще пошли на тот заезжий шабаш.

Услышав о том, что сестра несколько лет не могла понести, улыбка Итана сползла.

Похоже, Люсиль рассказала далеко не всё.

— Продолжай, — подбодрил он, и в голосе не осталось веселья.

— Нет. Если Люсиль не рассказала – и я не стану. Ей помогло, всё обошлось – это главное, — резко ответила я, снова уловив его удивление.

Кажется, Итан настолько привык к моим истерикам и вспышкам ревности, что здравый ответ сбил его с толку.

— Допустим. Но что с проклятием? — спросил он настороженно.

— Я просто соскучилась. Хотела, чтобы ты вернулся, — опустила голову.

А потом вздохнула и выдала то, в чём было стыдно признаться даже Люсиль:

— Я не верила ведьме, и она сказала – попроси самое невозможное и глупое, что только можешь придумать. Я и попросила. Чтобы ты скорее вернулся. Чтобы больше не уплывал. Чтобы была любовь, как в книжках. Такая, чтобы дышать было тяжело, чтобы сердце замирало, чтобы разум отключался от одного взгляда. Чтобы один раз и до конца. Чтобы не жить друг без друга… — я всхлипнула на последнем слове, и тут же оказалась в его объятиях.

— Я не могла дышать, Итан. Видя тебя с ней… я не могла дышать. Буквально умирала от боли. Была готова на что угодно, лишь бы вернуть тебя.

Он поглаживал мою спину, часто дышал, а потом поднял мой подбородок и заглянул в глаза.

— Теперь всё позади, Эмма. С Витторией всё кончено. Теперь я только твой. Скоро будет наша помолвка и твоё “один раз и до конца”, — грустно, почти обреченно, улыбнулся Итан и коснулся губами моего лба.

Глава 4. Безумство.

Двое рослых мужчин мигом прижали меня к кровати и, под чутким руководством маменьки, начали привязывать к опорам.

От шока я даже не стала сопротивляться.

Открыла рот, напрочь лишившись воздуха. Даже пискнуть не получалось.

— Зачем?.. — всё, что смогла выдавить, когда слуги вышли из комнаты.

Моя всегда безразличная матушка села в кресло у изголовья, оценила свои старания и криво улыбнулась.

— Хватит уже того, что ты натворила. Виттория, бедная девочка, плачет второй день. Я обещала брату позаботиться о ней, а из-за твоих выходок… — она тяжело вздохнула.

Моя “заботливая” мама никогда не питала теплых чувств ни ко мне, ни к Люсиль.

Она считала нас своим личным поражением и не придумала ничего лучше, чем просто делать вид, что нас не существует.

Будто то, что мы родились девочками, было нашей с сестрой виной — помехой ее великой цели: подарить отцу такого желанного наследника.

— Я любила Итана. С самого детства. Если бы не твоя племянница, которая вертела перед ним хвостом и своим декольте… — попыталась огрызнуться я.

— Он бы никогда на тебе не женился, — перебила она.

— Женился бы, — упрямо возразила я.

Я понимала, что никакое декольте не помешало бы Итану просить моей руки.

Но до последнего пыталась его оправдать. По крайней мере — перед ней.

— Не женился бы. И сейчас был бы обручен с Витторией, если бы отец не сделал его своим главным наследником. Ты отдала всё чужому человеку. А брат остался ни с чем, — процедила женщина, сжимая кулаки.

Встав, мама подошла вплотную и почти зашипела в лицо:

— Отец слишком любит тебя. Всегда слишком баловал. По мне, так лучше бы ты сгорела от собственной глупости, чем пустила всех нас по миру из-за своего каприза.

Я не ждала от неё ничего другого.

Франческа Нортон всегда играла роль заботливой родительницы только на публике, когда того требовали приличия.

В поместье она лучше относилась к слугам, чем к собственным дочерям. Но об этом никто не знал.

Только отец, Люсиль и я.

— Какого брата? Поместье и так отошло бы мне, — парировала я.

Франческа развернулась, провела рукой по животу.

— В этот раз у меня точно всё получилось. А ты, мерзавка, лишила своего брата законного наследства! Отдав всё каким-то нищебродам, — процедила она и вернулась в кресло.

Даже для неё такое заявление было слишком.

— Это не я безумна, — выдохнула я и отвернулась.

Не могла больше смотреть на вконец обезумевшую маму. Её одержимость становилась всё очевиднее с каждым годом.

Неудивительно, что отец больше не хотел детей. После первых истерик, попыток отравиться, желания постричься в монахини — он понял, что с выбором жены ошибся.

Возможно, поэтому был так строг с Люсиль. Она слишком походила на мать — такая же темноволосая, с пронзительным взглядом.

Он боялся, что безумие жены может быть заразным, и следил за младшей дочерью, стараясь не пропустить первые признаки.

Но знали об этом только мы с ним. И именно это объясняет, почему он так легко поверил в мое “расстройство”.

Только вот настоящая проблема была в том, что у мамы всё началось после первых родов — ее личной трагедии, сломавшей рассудок.

Я искренне надеялась, что отчаянное желание Люсиль иметь ребёнка не сыграет с ней ту же злую шутку.

Собственно, поэтому и пошла с сестрой к той ведьме.

И это сыграло злую шутку уже со мной.

***

Почти до самого обеда меня сторожила матушка.

Она сидела в кресле, покачиваясь и напевая колыбельную, которую никогда не пела нам с Люсиль.

Если я ещё не сошла с ума от ревности, то такая компания и невозможность даже закрыть уши точно доведут меня до безумства.

— Я хочу в туалет, — заявила я служанке с обедом.

Миловидная девушка смутилась и покосилась на мою надзирательницу.

— Принеси и положи ей горшок, — невозмутимо приказала миссис Нортон, продолжая покачиваться и напевать одну и ту же мелодию в сотый раз.

Было желание закричать на неё, потребовать, чтобы замолчала, или просто выгнать из комнаты. Но я не могла — ещё в самом начале, будто невзначай, она обронила: в доме только мы и слуги.

Кричать, звать на помощь или как-то сопротивляться ее обществу не имело смысла. Я осталась с ней один на один, без свидетелей, без выхода.

А слушать её тихое, монотонное мычание больше не было сил.

Зато остался последний шанс — попытаться избавиться от нее иначе.

— Могу я позвать доктора Харриса? Снова жжет в груди… Думаю, мне опять нужен тот кислый отвар, которым меня поили, — попыталась сказать как можно спокойнее.

То, что случилось в следующее мгновение, заставило служанку убежать из спальни.

Спокойно напевавшая песню мама внезапно вскочила со стула и, словно разъяренная фурия, бросилась к кровати.

В следующую секунду, она вцепилась в мои волосы, рывком прижав к подушке, а потом с силой ударила по щеке.

Звон от пощёчины звенел в ушах, а в глазах на миг потемнело.

— Даже не думай! Ты не помешаешь им проститься, снова устроив свои фокусы! — зашипела она прямо в лицо, обдавая горячим, злобным дыханием.

Щека горела, а глаза наполнились слезами. Я даже не сразу поняла, что вызвало эту истерику.

Только услышав, как она пробубнила имя Виттории, всё встало на свои места.

Итан ушел прощаться с бывшей невестой, и мой “приступ”, конечно, был совсем некстати.

Племянницу миссис Нортон любила куда больше собственных дочерей.

Возможно, потому что видела в ней себя в юности. Такая же жгучая южная красота, которая когда-то соблазнила моего отца. Тот же характер, те же повадки.

Они и правда были больше похожи на мать и дочь, чем на тетю и племянницу.

Я совсем не была похожа ни на Франческу Нортон, ни на своего отца. Семья всегда объясняла это тем, что я пошла в бабушку. Люсиль, хоть и унаследовала внешность матери, внутренне была совершенно другой — тихой, скромной, благовоспитанной.

Глава 5. Мими.

Войдя в комнату и окинув меня придирчивым взглядом, Итан достал из сумки трубку и принялся слушать сердце.

— Ритм вполне нормальный, немного учащенный. Подозреваю, ты просто не ожидала меня увидеть. Или злишься, узнав, где я был и с кем, — строго произнес он, убирая инструмент.

Судя по настороженному выражению, в ответ на упоминание о прощании с бывшей невестой, он готовился как минимум к истерике, слезам или претензиям.

Но в моей голове снова туманилось, и сил на возмущение не осталось. Сказала я Итану совсем не то, что он ожидал услышать.

— Я знаю, что у твоего отца есть мыши, — произнесла я, отодвигаясь к изголовью.

Лекарь даже не попытался скрыть удивление, прищурился и вопросительно приподнял бровь.

— Твой отец нашел меня в саду ради беседы о мышах? — спросил он с нескрываемой иронией.

Похоже, Итан по-прежнему не воспринимал меня всерьёз, а времени на обмен колкостями не было. Как и на то, чтобы дожидаться возвращения доктора Джо из города.

— Я не отравилась сама, Итан, — повторила я настолько твердо, насколько позволяли силы, и на его лице промелькнула едва заметная улыбка.

— Я верю, Эмма, — отозвался он с тем выражением жалости, которое только сильнее злило.

Молодой лекарь уже собирался подняться с кровати, но я перехватила его за руку.

— Итан, мне помогли, — произнесла как можно серьезнее, — Подумай сам. Стоило тебе несколько дней побыть рядом, варить отвары и следить за питанием и я пришла в себя. Безумство и истерики исчезли, — прошептала я, сжимая его ладонь в своей.

Мужчина снова улыбнулся, мягко провёл пальцами по моей руке и, судя по взгляду, уже готовился произнести свою привычную отговорку.

Не успел.

— Или у тебя есть другое объяснение? Почему твой поцелуй с другой не вызвал у меня истерику и желание отравиться? — тихо произнесла я, проводя пальцем по вороту его рубашки и слегка наклоняя голову.

На белой ткани отчетливо виднелся след той самой красной помады, которую так любила Виттория.

Проследив за моим движением, Итан нахмурился и, не говоря ни слова, подвернул воротник, пряча следы прощания с бывшей невестой.

— Допустим. Но причём тут мыши? — сухо бросил он, пристально всматриваясь в мои глаза, будто надеясь распознать подвох.

Хорошо. Итан перестал смотреть на меня как на неразумное дитя и, кажется, наконец-то был готов выслушать.

Прежде чем намекнуть, что его возлюбленная, похоже, целенаправленно сводила меня с ума, я вспомнила то, о чём, похоже, забыл отец.

— Помоги встать. Меня полдня держали привязанной к кровати. И, судя по странной жиже в тарелке, снова собирались чем-то опоить. Я хочу тот отвар, что ты мне давал. И… нужно в туалет, — прошептала я и протянула ему руки.

Итан обхватил мои запястья и, медленно подтянув к себе, помог подняться.

Холод от каменного пола тут же обжег ступни, и уже на втором шаге у меня закружилась голова. Пошатнувшись, я мгновенно оказалась в крепких мужских объятиях.

— Эмма, что случилось? — встревоженно спросил лекарь и без промедления поднял меня на руки.

— Тошнит, — прошептала я, стараясь не смотреть по сторонам.

Перед глазами всё расплывалось, желудок сводило спазмами. Итан молча нес меня в ванную, а по дороге тихо ругался, припомнив каких-то морских чертей.

Аккуратно усадив меня на пол, он придержал волосы, заставляя опустошить желудок.

Это было далеко от приятного и совсем не то, чем должен был бы заниматься жених в обществе своей невесты. Но, к моему удивлению, его забота действительно приносила облегчение.

Я не сопротивлялась. Хотя и вовсе не в таком виде хотела бы ему показаться. Особенно после его свидания с Витторией.

— Кажется, попрощаться с возлюбленной ты уже не успеешь, — хрипло бросила, пока он протирал мне лицо и шею влажной тканью.

Слова были колкими, но за ними скрывалась неловкость.

Итан же, как обычно, остался спокоен.

Молча влил в меня стакан воды с горьким порошком, вышел отдать распоряжения слугам и вернулся с тем же невозмутимым выражением, вновь прижимая меня к груди.

Наконец наступило долгожданное облегчение. Я просто откинулась на своего заботливого лекаря и закрыла глаза. Мокрое полотенце снова касалось лба, и прохлада ощущалась как благословение.

Тишина тянулась мягко, вязко, будто время решило замедлиться.

Лишь спустя долгую минуту Итан наконец заговорил.

— Если бы твой отец вернулся вечером, ты опять была бы без сознания, — тихо, но строго произнёс он, словно вновь намекая, что я могла отравиться сама.

Обида мелькнула тенью, но тут же растаяла, вытесненная другой, куда более пугающей догадкой. Его слова натолкнули на мысль, от которой кровь похолодела.

С самого утра я ничего не ела. Воду и сладковатый отвар в мою спальню приносила только одна служанка — та, что с юности служила моей матери. Та самая, что всегда была рядом, но будто бы оставалась в тени. Никогда не опаздывала. Никогда не вмешивалась, когда Виттория заходила в комнату.

Я открыла рот, пораженная тем, как раньше могла этого не заметить.

— Кажется, травила меня не только твоя бывшая невеста, — прошептала я, поднимая глаза на уставшего лекаря.

Итан вздохнул. Всё так же глухо и сдержанно, как и каждый раз, когда я упоминала Витторию. Словно не хотел верить, но не мог возразить.

Пришлось проигнорировать его усталый, полный сомнений взгляд и продолжить:

— Моя мать беременна. Она уверена, что у неё будет мальчик. Попытка выдать меня за капитана Колдера провалилась. А Виттория тут же приехала в Саванну, — произнесла я, и бровь Итана медленно поползла вверх.

Раньше, похоже, он и не задумывался, почему сицилийская красавица вдруг решила искать мужа в Джорджии.

Почему сразу вцепилась в него, будто это был её последний шанс не остаться старой девой? А теперь... теперь, кажется, совпадения начали вызывать вопросы не только у меня.

Глава 6. Новая жизнь.

Старый пастор в часовне и тихое дыхание родных Итана за спиной.

Только доктор Джо и Мириам были на церемонии. Даже свидетелями стали работники часовни.

Отец так и не рискнул оставить матушку одну, а Люсиль развлекала её разговорами о детях. Она не должна знать, что я выхожу замуж или куда уеду. Никто, кроме отца и доктора, не будет знать, куда мы направились.

Короткая речь пастора, кольца и непривычно горячие руки Итана. Его пальцы дрожали, когда он надевал кольцо мне на руку. Совсем чуть-чуть, почти незаметно, но я почувствовала.

Металл был холодным, будто чужим, а прикосновение — слишком осторожным, как у человека, который боится сделать ошибку.

Я подняла глаза — и встретила его взгляд.

Голубые глаза, когда-то тёплые, сейчас они были настороженными и тяжёлыми. Они выдавали его напряжение, внешне же он был спокоен.

Настоящая выдержка опытного моряка.

Итан смотрел на меня, как на приговор. Будто с бурей сражался, и, судя по лицу, она была где-то глубоко внутри. А я смотрела на него, как на надежду, которую боишься потерять.

Что я испытала, когда пастор объявил нас мужем и женой? Разве что немного горечи от того, что поцелуй достался моему лбу, а не губам.

Потом были тихие всхлипы Мириам.

Когда Итан уходил в плавание, она не так убивалась, как теперь — провожая его в Новый Орлеан. Или она жалела, что в жены старшему сыну досталась безумная богатая девочка, а не шикарная сицилийка.

В целом церемония была ничем не примечательной, и уже полчаса спустя я дремала на плече мужа по дороге в Новый Орлеан.

Основное испытание ждало впереди.

***

Экипаж, каюта, качка. К ночи мы оба поняли, что морская прогулка будет нелегкой.

— Мне холодно, — стуча зубами, я цеплялась за рубашку мужа и одновременно шарахалась от его прикосновений.

Руки Итана, которые раньше всегда приносили облегчение, теперь казались орудием пыток.

— Знаю, малыш, это жар. Просто потерпи, — шептал он мне в ухо, вливая новый отвар, который тут же пытался вернуться обратно.

Оттолкнув Итана, я села. Пол шатался, воздуха не хватало, тело бил озноб, и одновременно кожа пылала. Из-за яда у меня поднялся жар, а к нему добавилась качка — судно шло в непогоду.

Я мечтала потерять сознание, но Итан не позволял. Он намеренно издевался, приводил в чувства, вливал свои горькие запасы — и мне казалось, мстит. Мстит за то, что его заставили на мне жениться.

— Просто позволь мне умереть, — покачиваясь, я цеплялась за полку и жалела, что нет сил добраться до палубы.

Глоток морского воздуха, а ещё лучше — холодные брызги, — никогда не казались такими манящими.

Но нет, Итан не позволял покидать это место пыток. Снова достал своё противное пойло и приложил флягу к губам.

— О нет, родная, ты ведь хотела за меня замуж. Мечта сбылась – теперь я твой и вдовцом становиться не намерен, — буркнул он, прижимая меня к себе и снова заставляя пить эту мерзость.

— Ты ненавидишь меня? Мстишь… из-за неё? — прошептала я.

— Не говори глупости, Эмма. Хотел бы отомстить – просто ничего не делал бы, — тихо процедил Итан.

Очередная порция лекарства, которое было хуже безвкусного яда.

А потом, я снова попыталась обвинить его в мести. Не успела: корабль тряхнуло так сильно, что мы оба подлетели, теряясь в пространстве.

Точнее — это я потеряла, где пол, а где потолок.

Итан же успел схватиться за полку и практически на лету поймал меня, прижимая к себе.

— Мы тонем! — пискнула я, вцепившись в его шею.

Муж тихо хмыкнул, обнял меня одной рукой и усадил между собой и стенкой, не позволяя летать по каюте.

— Тихо, малыш. Мы просто подошли ближе к берегу и поймали волну, — спокойно сказал он, но при следующей тряске ощутимо напрягся. — Ты передумала умирать? Или всё же хочешь на палубу? — почти довольным тоном уточнил он.

— Я плохо плаваю. А ты не хочешь становиться вдовцом, — напомнила я ему его же слова, обхватывая руками.

Я бы поверила в беззаботный тон, если бы не напряженные руки, которые вжимали меня в мужское тело, и то, как он задерживал дыхание. Будто точно понимал, что происходит снаружи, но не желал меня пугать.

— Всё хорошо, родная. Я рядом. Я с тобой. Всё хорошо.

Итан нервничал, прикрываясь иронией и излишне трепетной заботой, меня отвлекали от происходящего.

Слишком ласковые поглаживания и губы, бесконечно скользившие по моему лбу и касавшиеся волос, выдавали его с головой. Слишком нежно, слишком бережно — будто каждый раз мог стать для нас последним.

От страха оказаться в океане ночью в шторм даже жар начал спадать.

Каждая новая тряска вызывала писк, а в перерывах я молча пила то, что давали.

— Хорошо, малыш. Если к утру не улучшится погода – улучшится твоё самочувствие, — едко подметил он.

Хотелось возмутиться, но очередная волна заставила сглотнуть слова и вцепиться в мужа уже не только руками, но и ногами.

Следующий час наше путешествие выглядело… забавно.

Я сидела на Итане, обвив его ногами, повиснув на шее, а мой невозмутимый муж держался за полку и, кажется, был вполне спокоен.

— Незабываемая первая брачная ночь, — тихо пошутил он.

А я в этот момент молилась.

Забылся жар, тошнота, желание уколоть его словами.

Остался только он — крепкий, тёплый, надёжный. Он нависал надо мной, как скала в тёмной крошечной каюте. Но в этот раз это была скала, которая обещала забытый покой и защиту, а не холодный камень, каким он казался в Саванне.

К утру буря немного стихла. Я всё ещё дрожала, но уже могла держаться на ногах и даже сделать пару глотков настоя без слёз.

Итан крепко держал меня за руку, а на его лице не осталось ни раздражения, ни язвительности — только усталость.

Больше мы не разговаривали. Просто дышали одним воздухом, стиснутые в душной каюте.

Остальной путь до Нового Орлеана прошёл как в тумане: тесная койка, солёный привкус воздуха, бесконечная качка и тихое дыхание мужа где-то рядом.

Глава 7. Правильная жена.

Уже неделю мы с Итаном осваивались в новом доме. И делали это в гордом одиночестве.

Найти слуг в этом пересыщенном жителями городе, оказалось не так просто. А хороших— практически невозможно.

Лето, разгар сезона, и все, кто мог, работали с приезжими или отправились дальше на юг — на временную работу.

Только через два дня Итан нашёл временную кухарку.

Женщина согласилась готовить нам обед и ужин, а с завтраком придётся как-то справляться самим. И по какой-то причине тучная мадам решила, что “сами” — это значит Я должна кормить мужа горячим завтраком.

— Ничего сложного: яйца, молоко и хлеб. С этим справится даже моя десятилетняя дочь, — уверенно заявила она, обучая меня готовить что-то нехитрое.

С первого дня Лукреция поучала меня, как быть прилежной женой. На моё ворчание за ужином Итан только усмехнулся и попросил подыграть странной, своенравной даме.

Отпугивать единственную приличную кухарку, которую он нашёл, было бы глупо. Питаться в ресторане отеля оказалось неудобно, а доставлять еду к нам отказались из-за обилия заезжих гостей.

Пришлось проглотить свою гордость и слушаться.

Слава небесам, её уроки оказались весьма нехитрыми. Я должна была встречать супруга так, будто собралась на приём к губернатору, и подавать завтрак, от которого он забудет, что можно подъедать на стороне.

Вот и сегодня Лукреция напутствовала меня, как готовить омлет, и всё бурчала, что я зря перевожу продукты.

Я не стала спорить с женщиной или объяснять, что в собственном доме бывала на кухне всего три раза — и то в детстве. За несколько дней я уяснила — это бесполезно. Поэтому не спорила — кивала и старалась не обжечь руку.

Убирая пыльные накидки с мебели, я почти смирилась с тем, что моя нежная кожа вскоре станет как у горничной.

Но вот красоваться перед Итаном обожженной рукой совсем не хотелось. Уж слишком старательно он следил за моим здоровьем.

Или так ему было проще мириться с тем, что мы спим в одной кровати?

После третьего десятка выброшенных собакам яиц, я всё-таки приготовила нечто съедобное.

— Вот, мисс, а вы говорили, не сумеете готовить. Мужчину нужно любить ночью и кормить утром – тогда и в сторону смотреть не станет, — похвалила меня Лукреция.

Последняя её фраза и взгляд по сторонам заставили насторожиться. Дама явно намекала на Итана.

Внутри что-то неприятно сжалось, но я старалась не подать виду.

— Наверное, он просто смотрит под ноги. В городе столько заезжих, что если не опустить голову, можно попрощаться с ботинками, — попыталась пошутить.

Лукреция поняла, что намёк не сработал, и поманила меня наклониться:

— Слишком молод ваш доктор. Девочки с “Тюльпана” уж больно часто его вызывают. Как бы не наградили чем. Зря он взялся их лечить – теперь они своего не упустят. Быть содержанкой при молодом джентльмене поприятнее, чем просто куртизанкой, — прошептала она, заметно смутившись.

От подобных слов я округлила глаза и отстранилась.

Чего-чего, а узнать, что Итан захаживает в подобные места, я точно не ожидала.

— Это... бордель? — выдохнула я, словно нас могли подслушать.

Женщина молча кивнула, отвела взгляд и сжала в руках свой фартук.

— Самый дорогой. И относительно чистый, если это вас утешит, — добавила она всё тем же шёпотом.

Да уж, сомнительное утешение.

Ещё даже месяца со свадьбы не прошло, а Итан уже ищет себе развлечения?

В груди кольнуло.

Нет, я знала, что женатые мужчины нередко заглядывают в подобные заведения.

Отец тоже грешил этим, не особо скрываясь. Хотя давно мог бы завести постоянную содержанку и плодить бастардов.

Но не через неделю после свадьбы! И не прежде, чем брак… был консумирован.

Обычно интерес к жене пропадал с первой беременностью. До этого супруги активно занимались вопросами продолжения рода. Особенно если были примерно одного возраста и не вызывали отвращения друг у друга.

“Не вызывали отвращения” — эхом прозвучало в голове.

В последнее время Итан даже прикасаться ко мне перестал.

Сухо здоровался, подавал свой чудо-эликсир и снова исчезал в городе.

Сидеть дома ему было скучно, и, помимо поисков прислуги, он принялся искать пациентов.

Поблагодарив кухарку за помощь, я решила: дальше откладывать разговор нельзя.

Вопрос, которого Итан тщательно избегал, всё ещё висел между нами.

Он то прикидывался спящим, если я ложилась позже, составляя список дел, то уходил бродить по дому, лишь бы не встретиться со мной взглядом.

Но этой ночью дождаться, пока я усну, у него не выйдет.

***

Не выйдет, но Итан всё же пытался.

Как обычно, просидев в кабинете до полуночи, он едва слышно пробрался в постель, не подозревая, что его ждёт сюрприз.

Как только мужчина с облегчением выдохнул, я подползла ближе и коснулась рукой его щеки.

— Итан, — прошептала, ощутив, как он напрягся.

Приподнимаясь, муж зажег свечу и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Тебя что-то беспокоит? Почему не сказала вечером? — устало произнёс он, а потом его тёмная бровь медленно поползла вверх.

Что ж, свеча была очень кстати. Именно она позволила Итану проследить взглядом за медленно сползающим с моей груди одеялом.

В этот раз на мне не было приличного ночного платья, как обычно. В этот раз на мне вообще ничего не было.

Когда муж это понял, его дыхание стало тяжёлым, а в горле, кажется, пересохло. Итан замер, все еще рассматривая мои глаза. Взгляд ниже он не опускал, будто смущался.

— Я уже хорошо себя чувствую. Сколько ещё мы будем откладывать? — тихо намекнула я, давая понять, что разделась совсем не от жары.

От подобного вопроса моего супруга почти сдуло с кровати. Он отпрыгнул от меня так, будто боялся, а потом лихорадочно начал пить воду.

— Итан… — снова позвала я, напоминая, что всё ещё не понимаю странную реакцию.

Глава 8. Молодой лекарь.

Спустя три месяца, наш с Итаном особняк наконец стал напоминать дом.

Лето прошло, самый высокий сезон в южных штатах закончился, и в Новом Орлеане закипела жизнь.

Но только не у нас.

Больше мы с Итаном не были молчаливыми соседями. Мы ужинали вместе, он терпеливо ел мой омлет. Или притворялся, что ест, скармливая его собаке. И всегда находил, о чём поговорить.

Новости города, его странные вызовы, детские воспоминания — слова лились легко, словно между нами действительно была близость.

Почти как в настоящем браке.

Если не считать того, что ночью в постели мы всё так же лежали по разные стороны кровати.

Попытки сблизиться, стать друзьями, никак не помогли мужу смотреть на меня как на жену.

Я старалась. Очень.

И, возможно, слишком хорошо научилась скрывать, как больно видеть его виноватую нежность вместо желания.

Я слышала все его объяснения — про заботу, про привязанность.

Но эти слова были лишь отговоркой. Я видела, как иной раз его взгляд скользил по чужим декольте. Едва заметно. Быстро. Но я замечала.

На меня же он смотрел с лаской. И с виной. Как на ту, кого жалеют, но не выбирают.

Не таким я мечтала видеть Итана.

И совсем не о таком браке грезила когда-то.

Но мы почти не ссорились. Мы жили — вежливо, тихо, мирно. Я молчала, Итан играл в заботу.

Я даже начала привыкать к шуму Нового Орлеана и обзавелась парой знакомых.

Все, как любила моя матушка, — приличия были соблюдены, а что творилось внутри, оставалось только догадываться.

Всё складывалось правильно.

Только иногда, среди ровной, привычной жизни, в груди поднималась странная пустота, о которой я старалась не думать.

И, вероятно, я бы смирилась с таким браком, если бы не один случайный вечер, одна встреча и один разговор.

***

— Эмма, сегодня у меня много встреч, я могу не успеть к ужину. Не скучай, — объявил муж, тихо откладывая приборы.

Такое случалось редко, но всё же бывало, а потому я улыбнулась, как прилежная жена, подставила лоб для поцелуя и пожелала супругу хорошего дня.

И так — каждое утро.

Вечер прошёл так же обычно, с той лишь разницей, что Итан явился уже затемно и с отчетливым запахом алкоголя.

— Итан? Что-то случилось? — услышав, как вместо по-кошачьи тихих шагов внизу загремело кресло, я выскочила, едва прикрывшись халатом.

— Иди спать, малыш. Я в порядке, — прозвучал голос со стороны лестницы.

Этим вечером молодой лекарь Харрис буквально ползком забирался на второй этаж.

— Итан, ты пьян! — воскликнула я, сбегая по лестнице и помогая мужу подняться.

— У меня очень проницательная жена, — с улыбкой объявил он, позволив ухватить свою руку и опираясь на перила. — А ещё – очень красивая, — добавил, осматривая мой наряд.

Оттого, с каким усердием я пыталась поднять мужа, полы халата разошлись, и ему предстала совсем не целомудренная картина.

Грудь топорщилась от холода, глубокое декольте и тонкая ткань позволяли рассмотреть её слишком детально — и так не вовремя. С помощью этой полупрозрачной рубашки я надеялась напомнить Итану, что первая брачная ночь так и не состоялась.

Но до этого вечера он её не замечал. Так же, как и меня в нашей постели.

Судя по тому, как Итан впервые с неприкрытым интересом рассматривал мою грудь, он выпил больше, чем было допустимо. Голубые глаза светились, дыхание участилось, а взгляд жадно скользил по моему почти что обнаженному телу.

Реакция, которой я бы порадовалась ещё утром, теперь заставила смутиться и поспешно запахнуть халат.

Потеряв опору, Итан снова покачнулся, но крепко уцепился за перила.

— Не бойся, Эмма, я пьян, но не настолько, чтобы сделать тебе больно. Просто помоги дойти до любой кровати, — уже без улыбки произнес он, протянув руку.

Я не боялась, что Итан сделает то, чего я не буду желать сама. Просто не хотела, чтобы впервые всё случилось вот так. Но если по-другому не выйдет… Это была плохая идея. Очень опасно плохая идея.

И я всячески гнала от себя эти мысли, пока помогала Итану подняться и придерживала его у стены.

Даже пыталась отвлечься разговором о причинах такого состояния.

Последнее время от него был едва уловимый запах алкоголя. До состояния полной отключки он не напивался ни разу.

Но всё когда-нибудь случается впервые.

Оказалось, его вызвали на роды. Сложная беременность, а доктор Моррис, который вёл женщину, неожиданно оказался в отъезде.

Повитуха не справлялась, и тогда мистер Родригес обратился к молодому лекарю, о котором судачил весь город.

Новоявленный богатей получил наследника, а мой муж — нового пациента. Точнее — целую семью, постоянных клиентов, которых не хотелось обижать.

Да и, судя по обрывкам фраз, роды были такими, что самому Итану хотелось забыться.

— Когда мальчик закричал, я будто родился вместе с ним, — выдохнул он.

На время это позволило забыть о своих гнусных мыслях.

Ровно до того момента, пока муж не вышел из ванны. Кажется, в эту минуту я забыла, как дышать. Мокрые волосы прикрывали уставшее лицо, струйки воды стекали по мощному торсу.

В комнате стало невыносимо жарко, а Итан даже ничего не заметил. Спокойно взял бельё и снова закрыл дверь. Кажется, ледяная ванна привела его в чувства. А я бы не отказалась остыть.

Когда муж забрался в кровать и облегченно вздохнул, я вздрогнула и сжалась в комочек. Тело было не моим — оно словно чужое, будило в голове такие желания, о которых стыдно было не то что говорить — даже думать.

— Спокойной ночи, Эмма. Прости, что я явился в таком состоянии, — прошептали рядом, и рука Итана мягко коснулась волос, поглаживая.

Ох, ему бы стоило притворяться спящим, как прежде. Потому что моя ночь после этого точно не будет спокойной.

Недолго думая, я поймала его руку и направила вниз. Итан, явно не понимая, что происходит, сначала погладил мою щеку, а потом замер, когда я положила его ладонь прямо на свою грудь.

Глава 9. Злость.

Новое парижское бельё в салоне мадам Шаль было целомудренным по сравнению с её платьями.

Глубокое декольте, украшенное рюшами, словно специально созданное, чтобы кавалер точно знал, куда смотреть. Край платья, задорно приподнятый спереди на добрых пять дюймов выше приличной нормы. Узкая юбка, обрисовывающая каждый изгиб тела.

И блестящий шёлк, завезенный наверняка не совсем законно, только дополнял картину лёгкого, ленивого разврата.

Нет, истинная картина разврата раскрывалась только тогда, когда я делала вдох слишком глубоко. Стоило лишь наклониться или чуть чаще вдохнуть — грудь поднималась так высоко, что казалось: ещё немного, и она вырвется из-под струящихся рюшей.

Но мадам Шаль всё предусмотрела.

Чтобы её клиентки не стеснялись примерять подобные наряды, она щедро угощала нас игристым вином.

После пятого бокала мне стало уже весело, а не стыдно.

Как и моим спутницам. Даже Анжелика, разгоряченная напитком, решилась прикупить себе пару откровенных комплектов.

На город наконец опустились сумерки.

Мои прилежные подружки отправились отдыхать, чтобы утром, с удвоенным рвением, разносить сплетни. А нанятый экипаж остановился у скандального дома городской свахи.

Милейшая миссис Прескотт регулярно устраивала в своем доме закрытые вечера. Это было не просто чаепитие городских леди. Точнее, совсем не чаепитие. Эта трижды вдова устраивала встречи, на которых дамы и джентльмены искали утехи, а не брака.

И именно утех мне остро не хватало.

Я жаждала мужского внимания. Не любезности, не жалости, не сочувствия или заботы. Я хотела, чтобы меня желали как женщину. Чтобы поедали взглядом и мечтали оттянуть в тёмный угол — совсем не ради поцелуя руки.

Вспомнив об Итане и Виттории, я зашагала увереннее. Постучала в дверь и поправила накидку с капюшоном, скрывающие лицо.

Мой наряд привлек бы слишком много внимания — это я понимала даже в захмелевшем состоянии. Поэтому мадам разумно снабдила меня не только платьем, но и накидкой, скрывавшей и наряд, и его обладательницу от посторонних глаз.

Если бы я передумала по дороге, никто бы ни о чём не узнал.

Но я не передумала. Слишком злилась на Итана, и глубина моего декольте уже почти сравнялась с глубиной моей обиды.

Как только дверь открылась, я сунула дворецкому платок с инициалами "МШ" — приглашение — и уверенно шагнула в прихожую.

Другой слуга помог снять накидку и капюшон. Оба замерли, пронзая меня ошарашенными взглядами.

В воздухе повисла тишина. За стенами слышался треск шелковых платьев и приглушенный перезвон бокалов. Казалось, даже музыка на мгновение смолкла.

Судя по округлившимся глазам дворецкого, меня тут увидеть не ждали даже слуги.

Конечно, нет. Жена "молодого лекаря" — все аристократки завидовали мне. Каждая мечтала попасть на осмотр.

Итан был обходительным, вежливым. Его руки заставляли сердца девушек биться чаще и мечтать о гораздо более смелых прикосновениях.

Я хорошо их понимала. Ведь сама мечтала о том же. Только вот сухие губы на лбу и горячие руки на запястье были для меня такими же руками лекаря, как и для остальных.

Другим доставалась любезная улыбка. Мне — строгость, снисходительность и отголоски жалости.

Итан вёл себя как заботливый кузен. Но не как супруг.

Вероятно, на наших отношениях сказалось то, что он лечил меня от яда и видел слишком многое.

Он не мог этого развидеть и смотреть на меня как на женщину, достойную любви и страсти. А я — забыть наш первый вынужденный поцелуй и попросить его о разводе.

Мы застряли в странной, болезненной привязанности.

Итан привязался ко мне как к чему-то обыденному. К тому, что со временем перестают замечать и тем более ценить.

Отгоняя мысли о своём почти бывшем супруге, я шагнула в зал.

Музыка стихла.

Гости оборачивались, кто-то застывал с бокалом в руке, кто-то шептался, скользя по мне взглядами.

Неясно, что привлекло больше внимания: моя безупречная репутация или откровенный наряд. Но взгляды, медленно изучавшие платье, сменялись с удивленных на заинтересованные.

Выцепив из толпы нескольких видных мужчин, я с удовольствием отметила, как их взгляды замерли на моем декольте.

И впервые за долгое время позволила себе широко улыбнуться.

Как давно я не видела ничего подобного?

Наверное, со времён первого бала, когда отказывала лучшим кавалерам Саванны. А ведь если бы не глупая мечта об Итане, я могла бы выбрать достойного и, главное, молодого мужа.

Пусть внешне мои бывшие кавалеры и близко не дотягивали до молодого лекаря, зато всегда смотрели на меня с плохо скрываемым обожанием.

Точно так же, как сейчас смотрел один незнакомец — высокий блондин с разными оттенками зеленого в глазах.

Он двигался с удивительной лёгкостью. В его походке была та самая безупречная кошачья грация: уверенная, чуть игривая, невольно привлекавшая внимание.

— Тео МакКлейн, мисс Нортон, — поклонился джентльмен.

Он так старательно смотрел только на моё лицо, что это было даже забавно.

Но зато КАК он смотрел! Заинтересованно и чуть лукаво.

Его раскосые, почти кошачьи глаза сияли живым интересом. В их глубине я видела своё отражение.

Под этим взглядом сердце начало учащенно биться, а я таять, как мороженое на солнце.

Этот джентльмен, кажется, знал моё имя, но был не в курсе, что я всё ещё замужем.

— Всё ещё миссис Харрис... — поправила я, подавая ему руку с вежливой улыбкой, стараясь скрыть волнение.

Его глаза чуть прищурились, а улыбка стала ещё шире.

— Полагаю, это досадное недоразумение вскоре разрешится, раз вы здесь, — заметил он, кивнув на зал. — Выпьем? Я готов сделать всё, чтобы скрасить ваш вечер, Эмма. Если пожелаете – не один, — добавил он вполголоса, чуть наклонившись ко мне.

Что ж, в Саванне подобные слова сочли бы дерзостью.

Там за такое я бы, вероятно, отвесила пощёчину.

Глава 10. Ревность

Кажется, до моего муженька начало доходить, что вовсе не в компании подруг я коротала эту ночь.

Если он и знал о слухах про миссис Прескотт, то, наверняка, и предположить не мог, что его правильная и смиренная жена направилась в то заведение совсем не с подругами — и вовсе не из-за простого любопытства.

— Я вспомнила, каково это – когда меня касаются не с целью осмотра. Когда шепчут на ухо комплименты, а в глазах – желание, настолько явное, что под таким взглядом ощущаешь себя обнаженной. Хотя нет, Итан, я не вспомнила, потому что с тобой никогда не ощущала ничего даже отдаленно похожего. И, как оказалось, быть желанной – это приятно. И мне всё равно, что скажут сплетни, — стянув пушистую юбку, я откинула её в сторону и шагнула к ошарашенному таким признанием мужчине.

Итан часто дышал, смотрел на моё бельё — и не нашёл, что ответить.

То, как я вела себя этим вечером, совсем не походило на то, как я вела себя в последние три месяца. Но мой муж никогда не знал меня — ни в постели, ни за её пределами. Мы были как прилежные сожители, но чужие. По большей части жили каждый своей жизнью.

В конечном итоге, именно мне первой надоела эта игра.

— Я хочу знать, как ощущаются на коже поцелуи. Как звучит моё имя, прошептанное в темноте. Как это – стонать не от горячки, а от удовольствия, — я провела рукой по своему белью, с силой сжимая край рубашки.

Итан проследил за движением, прищурился и спросил совсем не то, чего я ожидала.

— Что за рюшевое непотребство на тебе надето? — его тон был совершенно непроницаем.

Кажется, мои слова и признания, продиктованные выпитым игристым, были восприняты просто как временное помешательство.

Даже сейчас его голубые глаза оставались холодными, насторожёнными. Ни злости. Ни намека на ревность.

Понимая, что мужчина передо мной просто непрошибаем, я тихо засмеялась.

— Новое скандальное бельё. Представляешь, я только сегодня поняла, почему этот сборник рюш называют скандальным, — с улыбкой сказала я.

Итан всё так же безразлично смотрел на мое белое "непотребство", будто перед ним стоял манекен.

Что ж, раз ему всё равно, значит, и мне нечего стесняться. Убрав руку с живота, я повела её к крючкам на рубашке и замерла.

— Оно с секретом, — прошептала, указывая на грудь.

Но и это не вызвало у Итана никаких эмоций. Всё то же холодное безразличие. Он лишь слегка наклонил голову, наблюдая за моими пальцами, перебирающими кружево.

— Это белье создано для страстных любовников, — цепляя один из крючков, я позволила ткани упасть, обнажая грудь. — А внизу всё устроено так, что его даже не обязательно снимать. Достаточно просто поднять платье, — я повела рукой вниз — и мигом оказалась на плече Итана.

Смотреть на меня голую без необходимости он явно не желал.

Медленно опустив меня на кровать, муж накрыл мое тело одеялом и сел в ногах.

Развернувшись спиной, он опустил голову и запустил пальцы в волосы.

Пользуясь тем, что этот страдалец изображал вселенскую усталость от пьяной болтовни собственной супруги, я выпуталась из-под одеяла.

Кожа горела, а тело жаждало того, чего мне так и не дали.

Яркие картинки из дома миссис Прескотт отгоняли и тоску от безразличия мужа, и внезапно нахлынувшее одиночество.

Я видела, как бывает хорошо, и ощутила отголоски, словно внезапно проснулась.

Итан сидел в ногах, тяжело дышал и украдкой поглядывал на меня, будто боялся обернуться.

Окончательно освободившись от одеяла, я вздохнула, проводя рукой по раскаленной коже.

— Неужели ты смутился, Итан? — спросила я, заводя руку на живот и опуская ее ниже, чувствуя, как кожа под ладонью становится горячее. — Оно удобное, даже платье снимать не нужно. В доме миссис Прескотт я зашла не в ту комнату, и прежде чем поняла, что происходит, успела заметить, что мужчина способен сделать довольно приятно, — прошептала, опуская руку неприлично низко, будто играя с огнем на собственной коже.

Услышав тихий стон, Итан резко развернулся и посмотрел на картину творящегося непотребства.

Судя по его округлившимся глазам, такое поведение совсем не соответствовало тому, как ведут себя прилежные жёны.

— Просто уйди, — выдохнула я, ощущая, как дрожь прокатилась по телу, когда он медленно подкрался ближе.

Я не понимала, что делаю, но это было чертовски приятно.

И стало ещё приятнее, когда мою руку прижали сильнее, горячими пальцами скользнув вдоль бедра, а потом уверенно заменили своей.

— Итааан... — простонала я, цепляясь за его руку, как за единственный шанс прекратить это тягучее желание на грани безумства.

Итан делал что-то невероятное, от чего напряжение внизу живота превратилось в томительный, сладкий жар.

Я не знала, что так можно, что это настолько приятно, пусть и совсем неприлично. И уж точно не знала, что он умеет быть таким.

— Я даже не подозревал, что в тебе спит такой ураган, Эмма, — прошептал он, склонившись к моему уху. Горячее дыхание мужа обожгло кожу, и из груди вырвался тихий стон.

Он сделал это. Услышал меня — и сделал это. Произнес мое имя именно так, как я мечтала: томно, хрипло, с тёплым придыханием. И от этого жидкий огонь, разлитый по венам от его прикосновений, грозил сжечь меня дотла.

Рука Итана продолжала сладкую пытку, заставляя дрожать, а я вцепилась в его плечи, словно боясь потерять ту страсть, что наконец вспыхнула между нами.

— Продолжай, — выдохнула я, захлебываясь в этом безумии, и, осмелев, закинула ногу на его бедро, прижимаясь ближе.

Итан шумно выдохнул, его дыхание стало неровным, почти рычащим.

— Дыши, Эмма. Дыши и расслабься, — прошептал он, усиливая напор, заставляя тело сдаваться под желанной лаской.

На этот раз стон сорвался с губ громче, дрожащей волной, а следующий Итан заглушил глубоким поцелуем.

Ощущения от его губ переплелись с тем, что творили его пальцы, а я тщетно пыталась понять, что вообще со мной происходит.