Энсан

Глава 1. Ничейная

Примечания:
Энсан с персидского означает «человек».
Даэна — вера, совесть в зороастризме
Харту — разум в зороастризме
Гора Дамавенд — в ней был скован король змей (зороастризм)
Фаридун (или Траэтаона) — герой иранской мифологии, в Авесте (священная книга в зороастризме) победил царя змей, трехглавого Дахака. Также в других источниках считается, что у него было три сына, между которыми он поделил мир.
----------------------------------------------------------

Когда закончится Даэна,

И Харту покинет меня,

Разверзнет чрево Дамавенда,

Извергнет Змея из себя.

Песнь 1. Сказания о Фаридуне

— Спрячь лицо, кисти рук и говори очень тихо. В глаза им не смотри. И ради бога, пригнись, чтобы не быть выше других. Горбатые никому не нравятся, — ворчала старушка.

Девушка фыркнула в ответ. Наблюдала за бабушкой: как она ходила по маленькой комнатушке, бросала в кучу старые потрёпанные тряпки.

— Нужно было тебя не кормить последний месяц, а то слишком уж ты здоровой выглядишь. Вон, даже румянец на щеках, — старая женщина выпрямилась и поставила руки в боки, оценивающе смотря на собственную внучку. — Ну что за невезенье? Вся пошла в мать. Слишком хорошенькая, — она с тяжёлым вздохом села на стул, и тот так же тяжело проскрипел в ответ, угрожая вот-вот сломаться.

— Всё будет хорошо. Я настояла кофе и сделала крем с куркумой. Покрашу зубы и кожу. Даже синяки нарисую, — в ответ успокоила внучка.

Бабушка довольно заулыбалась.

— А вот умненькая ты такая точно в меня. Как хорошо. Значит, до моего возраста доживешь.

Внучка закатила глаза и тут же получила подзатыльник. Она не понимала, как её бабуле удавалось быть такой прыткой, когда ей нужно.

— Тебе надо думать о хорошем. Если меня выберут, ты высоко поднимешься. Еда получше, комната потеплее. Свежее мясо.

— Толку от свежего мяса, если на вкус оно как подошва? — проворчала старушка. — И больше не говори так. Если увижу своего сына слишком близко, то удавлю его. А мне на руки незачем такой грех брать.

Девушка смеётся, скрывая за этим мандраж. Когда она волнуется, её бабушка начинает нервничать ещё больше. До этого ей удавалось избегать плохой участи: она не знала, везение это или ещё что-то. Но чем ближе становился день Мехрегана, тем сильнее нарастал страх. Что, если удача отвернётся на этот раз?
-
Мехреган — иранский и зороастрийский праздник в честь Митры, божества договора, доверия, дружбы и любви. Считается, что он довольно древний, и берёт своё начало со времён, когда Фаридун запер короля змей в горе Дамавенд. Отмечается 2 октября.
-

— Какой смысл в спасение души, если боги давно мертвы? — бурчит она под нос.

Старая женщина долго смотрела на свою внучку, поджав узкие губы. Её сердце билось давно и громко. Она перестала бояться за свою жизнь, но ужас перед Мехреганом для неё огромен как никогда. Её милая девочка так прекрасна.

Старушка прикрыла свои уставшие глаза и сжала в руках тряпки. Эти демоны чуяли запах, и поэтому заставляли мыться всех, кто находился рядом с ними, по два раза на дню. Она специально держала эти вещи в сырых местах и сыпала их приправами, чтобы проклятые монстры от вони даже рядом стоять не смогли. Старшая из женщин улыбнулась и кинула одежду во внучку.

— Мёртвые или живые, но они боги. И исчезнуть бесследно не могут. Так держи язык за зубами.

Девушка кивнула и оделась. Она втянула воздух через ноздри, делая глубокий вдох. Пыталась почуять запах, про который говорилось в старых книгах. Но ничего не пахнет. Всё как всегда. Ей не была понятна грусть бабушки — та всегда выглядела недовольной, когда ела. Она много раз спрашивала: «Каково это, чуять?», но бабушка всегда поджимала губы и отрицательно мотала головой: «Как я могу объяснить то, чего ты никогда не знала?»

Часто задавалась вопросом, сколько же её бабуле лет на самом деле? Когда она была младше, то пыталась спросить у своей мамы, но та всегда улыбалась и говорила, что главный секрет женщины — это её возраст. Девушка недоумевала: слова матери казались странными.

В дверь стучат, и женщины замирают, кажется, даже прекращают дышать.

— Чехарам, тебе и твоей внучке велено стоять у входа. Сегодня прибудет твой сын, — доносится с той стороны.

Бабушка улыбнулась и засеменила к двери. На пороге стоял мужчина, которого внучка никогда раньше не видела.

— Этот паршивец решил появиться здесь спустя пять лет? С чего вдруг? — отвечает Чехарам.

Незнакомец поднимает свой взгляд — пустой и холодный — смотрит на девушку. Глаза его отличаются по цвету.

Она думает: «Не человек».

Мужчина быстро теряет интерес к младшей и смотрит снова на пожилую женщину.

— Глава Вадаг будет в городе, и Ратам из здешних краёв приказано самим проследить за Мехреганом.

-
Рат — это покровители в зороастризме. Например Рат людей — Заратуштра, рат злаков- пшеница.
-

Чехарам громко цыкнула и обернулась к внучку. Та кивнула в уважительном жесте, привествуя незнакомца, но мужчина в ответ лишь смотрел, не отрываясь и не шевелясь.

Глава 2. Рат

Руки потели, хотя в комнате стоял собачий холод. Кажется, даже закончились одеяла, которые Нахам накидывала на себя, чтобы не дрожать. Её бабушка всё ещё вышивала на одежде и время от времени поглядывала на дверь. Будто кого-то ожидала.

— Тебе не холодно? Пойдём ко мне, вместе теплее будет.

Чехарам улыбается словам внучки и отрицательно мотает головой, приговаривая:

— Меня греет мой огонь.

Нахам мычит и зарывается носом в покрывало. Её голос звучит приглушенно:

— Почему ты такая странная, господи?

— Это наследственное. Молись, чтоб тебе не досталось, — Чехарам хохотнула, и глаза её блестнули тем самым огоньком, о котором та всё время говорила. Может, Нахам и правда мало что знала о своей бабуле.

В дверь стучат, и Нахам вздрагивает, смотрит на бабушку. На Мехреган их должны забрать перед сном, к рассвету. До семи утра ещё есть время.

— О Великий Ангра, что вы там так долго?

-
Ангра — в зороастризме есть понятие мысли (духа): Спента — добрый, Ангра — злой.
-

Чехарам громко цыкает и недовольно мотает головой. Нахам выбирается из своего кокона, спеша открыть дверь. На пороге стоит блондинка и воровато оглядывается по сторонам.

— Наконец-то! А то встретила бы здесь рассвет, — она подбирает подолы своего платья и широкими шагами заходит в комнату. — О! Чехарам! Вид цветущий.

— А ты всё никак не завянешь, — недовольно ворчит старушка.

Блондинка громко смеётся. От этой вибрации её кудри смешно подпрыгивают, а большие глаза щурятся, образуя морщинки-лучики вокруг них. С её приходом в комнате словно становится теплее, и даже её бабушка выглядит менее раздражённой.

— Забыла! — она громко хлопает в ладоши и юркает за дверь, а через секунду появляется вновь, волоча за собой мешок. — Холод ужасный, так и знала, что мёрзните. Принесла вам мех.

Нахам думает, ей послышалось.

— Тебя за это высекут плетью, — Чехарам говорит, не отрываясь от своего дела.

— Если меня не унесут господа, то меня уже никто не тронет. Я единственная женщина в главной ветви.

— Твоя мать для тебя шутка?

— Она больше не может выносить дитя, — девушка садится рядом с Нахам и смотрит на носки своих сапог. — Думаю, этот Мехреган она уже не перенесёт.

— Твой огонь ни одному мужчине не погасить, Зари. Не тебе надо бояться замужества, а тому несчастному, что будет осчастливлен, — сухие тонкие губы растягиваются в улыбке, и бабушка смеётся.

Девушка вскидывает голову и смотрит на Чехарам. Глаза Зари широко раскрыты, кажется, что и не дышит, словно каждое слово в воздухе вылавливает.

— Возьми, — Чехарам протягивает ей белый длинный лоскут с вышитыми на нём знаками.

Зари тут же оказывается на ногах. Она берёт его в руки и проходится пальцами по нему.

— Что это?

— Повяжи на пояс под одежду. Убережёт от смерти.

Зари кивает, сжимая ткань пояса.

— И не смотри им в глаза, — Чехарам не сводит взгляда с ткани, что отдала девушке. — В наших есть душа, у них души нет. Затянут туда, откуда выхода уже не будет.

Нахам слушала вполуха. Её бабуля часто говорила непонятные вещи, и одна Зари, да дядя, прислушивались к её бубнёжу. Чехарам за всё время даже погоду правильно так и не смогла предсказать, не говоря уже обо всём другом.

— Прогуляйтесь до главных залов, узнайте, как дела. Нечего тут до самого Мехрегана сидеть. Ступайте, — велит Чехарам.

Зари закивала и полезла в мешок. Полушубок она вручила Нахам, а небольшое одеяло накинула на колени Чехарам. Когда та начала его сбрасывать, Зари зло шикнула на старушку, пригладила мех и подмигнула ей.

— Идём, Нахам. Оставим твою бабушку подумать над своим поведением.

Нахам оглянулась у двери и, — когда Чехарам одобрительно кивнула — махнув рукой, прикрыла за собой дверь.

— Я видела тебя сегодня, — начинает разговор Зари.

Она идёт широкими шагами, держа Нахам под руку, но на подругу не смотрит.

Высокие узкие коридоры гудели от ветра, но они теперь хорошо освещались. К приезду Рата всё тщательно готовили.

— Азад проводил тебя до самых комнат? — уточняет Зари.

Нахам кивнула, снова возвращаясь мыслями к дяде. Слова бабушки о своём сыне больно отзывались в сердце. Зари заметила перемены на лице подруги и тяжело вздохнула. Она хотела счастья для Нахам, но Нахам сама не знала, что для неё счастье.

— Бабушка всё ещё против. Она никогда не сможет простить. И не знаю, надо ли их за это прощать.

Зари слушала, переваривая слова. В семье Нахам всё тяжело с того времени, как её маму забрали к Вадаг. Она не знала, как облегчить этот груз.

— Я уже не помню лицо матери, но когда закрываю глаза, могу в точности представить, какая на ощупь рука дяди. Не знаю, что мне делать. Как я могу отказаться от бабушки? Никак, — тихо шепчет девушка, не отрывая взгляда от пола. — Но как ему сказать «нет»? — голос Нахам обрывается.

Глава 3. Мехреган

Примечание: Каве — в иранской мифологии герой-кузнец, поднявший восстание против тирана, узурпатора иранского престола Дахака (король змей/Заххак).
-----------------------------------------------

Любовью к сыну Каве переполнен,

В душе его огонь расцвёл.

И не был сын в желудке Змея похоронен,

Кузнец на зло восстанием пошёл.

Песнь 9. Сказания о Фаридуне.

Чехарам смотрела по сторонам. Её прямая спина казалась несгибаемой, и это успокаивало Нахам. Она знала, пока бабушка рядом, с ней ничего не случится. Но это неприятное предчувствие, что преследовало её уже какое-то время, не давало сердцу нормально биться. Нахам хотела отвлечься и блуждала взглядом по залу. Все семейства их дома уже прибыли и стояли на отведённым им местах. Главная ветвь в самом центре: ближе к свету, еде и теплу. От них в обе стороны шли вторые, третьи, четвертые и пятые ветви. Насколько Нахам знала, их семейство считается не самым большим. В поместье проживало двести пятьдесят человек, связанных друг с другом одной кровью, и около ста слуг, что приходили и уходили с других домов, чтобы заработать. Сейчас в доме служили принадлежащие Рату люди, ведь к Мехрегану все должны вернуться к своим семьям.

— Когда они уже начнут? — Чехарам ворчала под нос и этим отвлекла Нахам от разглядывания.

— Что-то ты беспокойнее, чем обычно.

— Это возраст, — бабушка от неё отмахнулась.

Нахам нахмурилась ещё больше. Девушка мяла в левой руке ткань платья, а правой проводила по открытой шее. Она не любила наряды для Мехрегана. Чтобы их запах лучше чувствовался, верхняя одежда открывала плечи, декольте и шею. Волосы по правилам нужно высоко закалывать. Такие наряды оголяли худую фигуру и рассказывали сразу же о её статусе. Тело Нахам на фоне старших семейств выглядело больным и измождённым, не позволяло даже в своих мыслях представить, что являлась частью чего-то большего, чем просто ничейная. Она смотрела на главное семейство, на Зари: представляла, каково бы ей было, если бы её мать не забрали.

«Если бы проклятие Зари было проклятием моей семьи, и урожай не забирал никого из родных. Какой бы я была? Всё так же любила бы этот праздник? Улыбалась бы отцу, когда видела его? Наверняка да, у меня не было бы причин не улыбаться ему. Вышла бы за дядю? Родила бы ему уже детей?» — Нахам улыбнулась.— «А стал бы дядя просить моей руки, если бы маму не забрали? Посмотрел бы он на меня, будь мы такими, как семья Зари?»

Нахам почему-то уверена, что нет. И эта уверенность приносила сердцу больше боли, чем фальшивые воспоминания о семье, которой у неё никогда не будет. Возможно, после Мехрегана Азад получит «нет» уже не от Чехарам, а от самой Нахам. Для девушки — после маленькой встречи с отцом — границы между Азадом и Бейбутом стирались. Братья теперь для неё один человек: любовь к Азаду утекала к отцу, ненависть к Бейбуту утекала к дяде. Для Нахам такие чувства слишком сложны. В её жизни и так много сложного, и от этой части она теперь готова отказаться.

По залу проносится эхо от громких хлопков, и разговоры тут же прекращаются.

— Рат Бейбут и его гость из земель Вадаг прибудут сейчас. Прошу не позорить наш дом перед господами, — голос Азада отскакивал от высоких стен.

Нахам казалось, что его слышно не только тут, но и во всём поместье. А может, и за его пределами. Чехарам застыла и обернулась к внучке. Они, как им и было сказано, стояли у самого выхода, а значит, первыми увидят вошедших.

— Зайди за мою спину и ни в коем случае не поднимай глаз, — Чехарам говорила тихо, чтобы только внучка услышала.

Нахам сделала всё так, как ей велела бабушка, и смотрела на носки ботинок. Теперь все её силы направлены на то, чтобы слушать и не упускать ни единого момента. Первое, что она заметила, это как бабушка вздрогнула. Чехарам сделала это раньше, чем открылись двери, и это удивило Нахам. Она бы продолжила эту мысль, если бы лёгкий ветер не прошёлся по подолу платья. Её тело отреагировало быстрее разума, и вся она замерла в страхе. Дверь открылась. Тело Нахам против её воли потело, и она надеялась, что все мази и порошки, что она с таким трудом и тщательностью в себя втирала, не потекли с неё.

«Может и хорошо, что потекут. Подумают, что я больна, и побрезгуют», — отчаянно проносилось в мыслях девушки.

Она знала, что дверь открыта. Нахам слышала звук и видила, как платье развивается от ветерка, что заносился из коридора. А значит, кто бы сейчас ни вошли в эту дверь, они так и не прошли дальше. Нахам не может смотреть даже в пол, её сердце так громко стучало, что девушке казалось, тело её дрожало в такт собственному сердцу. Она закрыла глаза и пыталась хотя бы дышать. Лицо её горело, а ладони леденели. В голове её крутилась лишь одна просьба и мольба: «Уходите».

— Вайю-Вата, долго собираешься стоять? — незнакомый голос говорит знакомое имя.

Нахам сдерживает свой порыв вскинуть голову.

— Не мешай, — звучит в ответ от Вайю-Ваты.

Нахам лихорадочно пытается вспомнить, кто стоит после них, за ними или рядом. Она уверена, она знала, она сотни раз смотрела вокруг себя — за ними никого нет.

— Тут слишком воняет, давай живее, а, — незнакомец произносит с отвращением.

Глава 4. Город

Чехарам вслушивается в шаги идущей позади неё Нахам. Она уже чувствует холод ранней зимы, хотя только начало октября. Ещё пару усилий, и они будут в садах за территорией поместья. Нога проваливается в ещё сырую землю, не успевшую промёрзнуть. Холодный ветер бьёт в лицо, и лёгкие немного колет от глубокого вдоха. Они выбрались.

Чехарам оборачивается на внучку и забывает, что хотела ей сказать. Лицо девушки обращено к небу, и глаза щурятся от неяркого солнца, губы у неё растянуты в улыбке, и грудь вздымается от частых вздохов. Она позабыла, что уже пять лет не выпускала Нахам на улицу. После последнего приезда Бейбута страх так овладел Чехарам, что мысль запереть внучку в поместье и не выпускать показалась самой разумной.

— Ты ещё насмотришься на солнце, милая, — Чехарам улыбается, видит этот огонёк надежды в глазах напротив. — Идём. Уберёмся из этого проклятого дома.

Нахам кивает и следует за ней. Чехарам сама долгое время не появлялась в центре и побаивалась того, что стало с городом. Когда бесконечные сады, уже лишённые всей листвы, закончились, Чехарам выдохнула. Ей казалось, словно самое страшное уже позади.

Чехарам и Нахам двигались в лесах, не отходя далеко от дороги, чтобы не потеряться. Старая женщина решила, что идти по самому шоссе слишком заметно. Земля под ногами хлюпает, ветер свистит, проходя сквозь голые ветки. Нахам смотрит по сторонам, вглядываясь в стволы деревьев, грязную землю, оставшуюся сгнившую листву. Лучи солнца то появляются, то исчезают на лице Нахам, и каждый раз, как лучик падает на землю, девушка спешит к нему, чтобы поймать. Картина, открывшаяся перед Чехарам, такая удивительная. Почему её внучку захватывают такие вещи? Или дело в самой Чехарам?

«Может ли меня ещё хоть что-то так интересовать?» — Чехарам не знает. Но она могла бы переживать всё это через Нахам. Глаза, которыми внучка смотрит на мир, не принадлежат самой Чехарам, но сердце её бьётся в такт сердцу Нахам, и пожилую женщину всё устраивает.

— Теперь ты мне расскажешь? — Нахам говорит тихо, но голос её разносится во все стороны.

— О чём ты? — Чехарам смотрит под ноги, чтобы ненароком не упасть.

— Ты сдвинула его. Одна. Даже от усилия не вспотела.

Чехарам оборачивается на секунду к внучке, но тут же возвращает взгляд к земле.

— Я его, как бы не старалась, даже качнуть не смогла, — признаётся Нахам.

— Когда это ты пыталась его подвинуть?

— У меня закатилось под него кольцо. Неважно. Не переводи тему! — возмущённый шёпот срывается с губ девушки.

Это веселит Чехарам.

— Как ты думаешь, сколько мне лет?

Нахам не знает. Этот вопрос так долго её тревожит, а ответ ей на него никто не даёт. И то, с какой интонацией бабушка это говорит, выводит Нахам из себя.

— Ты решила поиздеваться? Смешно тебе?

— Честно говоря, да, — Чехарам лукаво улыбается.

Нахам хочет пнуть бабушку. Почему Чехарам заставляет девушку становиться плохим человеком?

— Прости, — Чехарам ускоряет шаг.

Нахам следует её примеру, и они ровняются.

— Не знаю, с чего начать. Я так долго тянула с этим разговором, надеялась, что тебе вообще ничего не придётся объяснять, — бабушка смеётся. — Даже в моём сердце остались крошки надежды на другую жизнь, — Чехарам тяжело вздыхает. — Ты знаешь, откуда наша семья? Азада тебе что-то говорил?

— Ты же ему запретила со мной разговаривать.

— Я ему и рядом с тобой близко ходить запрещала, но он что-то не очень послушал меня, — недовольно цокает Чехарам и продолжает. — Бейбут — твой отец — был рождён в этом поместье, а вот дядя нет, — она запинается и меняет тему, решая, что лучше начать с другого. — Твою бабушку звали Паштам.

Нахам впервые слышит это имя, вспоминая, что рассказывала ей мама: «Бабушка по маминой линии умерла при родах».

Чехарам жуёт щёки изнутри, собирая мысли в кучу, и продолжает:

— Я заключила сделку с Вайю-Вата, и он забрал нас с земель Вадаг. Поселил на своей территории.

— Подожди, при чём тут бабушка со стороны мамы? О чём ты? И разве её звали Паштам?

Чехарам поджимает губы.

— Паштам — это мать Азада и Бейбута, Нахам.

Её растерянный взгляд касается бабушки, и та тепло улыбается.

— На самом деле, я сама уже не помню, сколько лет живу на этом свете. Меня учуял Вайю, когда мне исполнилось пятнадцать, и долгое время вёл войну с Вадаг. Когда стало ясно, что мой фарн принадлежит не востоку, меня отдали. К тому времени у меня родились сыновья, но Вайю позволили забрать лишь меня, — боль, пронесённая через время, уже не кажется такой острой, но её тупые концы всё ещё давят на сердце Чехарам. — Меня мало что могло утешить. К моменту, как я впервые заговорила с Вайю-Вата, мои сыновья были съедены, а внуки их уже женились, — бабушка смеётся и смотрит на свои руки. — Я попросила его быть со своей семьёй хоть иногда, но Вайю отказался. В конечном итоге, я решила, что больше мне по этой земле ступать незачем. Каждый раз, как душа собиралась на ту сторону, Вайю возвращал меня. Чем чаще умирало тело, тем больше раскалывался мой фарн — я становилась бесполезной для него. И тогда мы заключили сделку. Он разрешал мне быть рядом с женщинами моей крови, — Чехарам горько улыбается. — Конечно, он знал, что мы рождаемся слишком редко и не живём долго. Паштам продержалась двадцать пять лет. Дольше всех остальных.