Похмельные жернова тщательно перемалывали память о прошедшей ночи. Ером долго стоял на одном месте и в одном сапоге, поэтому правой ноге было холодно, а налипшая грязь совсем не грела. Собственный лоб ему казался большим пульсирующим яйцом, которое вот-вот треснет и явит на свет уже взрослого огнедышащего дракона.
Ером неторопливо протер глаза, но пелена не спала. Утренний туман плыл по‑настоящему. Осознав это, Ером перестал мучить раскрасневшиеся глазные яблоки и огляделся. На нем по-прежнему сидел терракотовый камзол с блестящими стальными пуговицами, только спина была мокрой от росы.
Смятая трава вокруг указывала на следы борьбы. Крови нигде не было, а значит, борьба проходила не жестко. Грязный дамский колпак говорил о том, что здесь находилась женщина, а настораживающий зуд в паху доказывал, что это была не борьба. Похоже, он вчера влюбился, правда не помнит в кого.
Рядом протекал источник: по длине — река, по ширине — ручей, на вид — бульон с вареной известью. От звуков журчащей воды сухость еще крепче сдавила глотку. Ером присел на корточки и, напомнив самому себе бычьего комара из Вдовьей Степи, принялся шумно всасывать воду. Вкус оказался так себе — вероятно, из-за того, что выше по течению монашки полоскали свое белье.
Утолив жажду, мужчина снял уцелевший сапог и вытряхнул оттуда несколько припасенных монет.
— На сегодня хватит, — подумал он, выбросив ненужный сапог в источник.
Ером сунул монеты в поясную сумку, почесал под гульфиком и отправился туда, где, как он думал, его ждала работа.
***
Ярмарка галдела и пестрила. Люди, словно мотыльки, сновали по цветнику манящих палаток и шатров. Среди посетителей попадались как и редкие придворные бабочки, так и не выбирающаяся из лохмотьев моль. Охотнее всего люд кружил возле купцов с диковинками; те стояли под сшитыми из паруса навесами и, демонстрируя всякие бесполезности, ловко выманивали деньги. Особенно хорошо это получалось у шарлатанов, которые лечили от всех болезней. К одному из них подошел Ером. Торговец встретил его улыбкой. Он демонстративно скалился, выпячивая новую даромирскую моду — крашенные под уголь зубы. Как и многие другие торговцы из низших гильдий, этот пытался подражать пиратам южноморья. Правда, сами пираты никогда не носили серые льняные жилеты, а тем более темные восточные шаровары. Это знал Ером, но здешние модники о том не ведали, скорей всего они хотели выглядеть мужественно и грозно.
— У меня голова раскалывается — прохрипел Ером. — Есть средство, чтоб не болело?
Глаза торговца забегали, словно следили за торопливым маятником. Складывалось впечатление, будто он сам не знает, где у него что находится. На гладких корабельных досках, которые теперь служили прилавком, лежали различные сухие травы, осиные соты, блины пчелиного воска и заткнутые пробкой козьи рога. Взгляд продавца остановился на последнем. Он взял козий рожок и вдохновлено заиграл рифмой.
— Голова не булава, треснет да срастется, коли лекарство мое пьется. Плати два гроша и пей не спеша.
Ером протянул две монеты и взял подозрительный рог. Под деревянной пробкой пенился отвар с едким запахом полыни. Ером засомневался, но головная боль была сильней брезгливости. Выпив все одним глотком, он двинулся к ярмарочной сцене.
Площадка оказалось непривычно пустой, на месте театральных повозок остались следы и лошадиный навоз. Если б не жуткое похмелье, Ером бы заволновался.
— Еро-о-ом! — послышалось откуда-то со стороны. — Ером, я здесь!
Возле позорного столба стоял человек. Его руки и голову стесняла деревянная колодка, от чего мужчина выглядел как настенный трофей охотника. Несмотря на свое положение, человек улыбался и даже махал кончиками пухлых пальцев.
— Это я! Гостомол!
Дерзкого владельца театра выдавал его огромный живот, в остальном Гостомола узнать было не возможно. Ером подошел к несчастному руководителю.
— А почему ты босой? — неожиданно поинтересовался человек с колодкой.
— И тебе, здравствуй! — ответил Ером.
Гостомол понял, что на отвлеченные темы поговорить не получится и диалог надо начинать не с этого.
— Здравствуй – здравствуй, Еромчик — менее бодро поприветствовал он.
— Давно так? — Спросил Ером.
— Со вчерашнего дня позорюсь.
— И за что?
— За то, что вы после срамного номера в трактир пошли, а меня на сцене в колодках оставили. Люди не поняли, да подумали, что я какой-то беглый. Вот и приковали, как следует.
— А театр где?
— Уехали, подлецы. Знали, что я здесь стою, видели, и все равно уехали. Думал и ты с ними.
Диалог прервал глашатай.
— Ка-аре-е-ета-а при-и-инца!
Народ тут же скопился вдоль каменой дороги. Конный экипаж вальяжно прошел мимо. Людям, стоящим в конце толпы, зрелища было почти невидно.
Ерому нравились кареты, они напоминали ему маленькие сухопутные корабли. В этой он смог разглядеть лишь бронзовую крышу и верх резного окна, из которого принц так и не соизволил выглянуть. Скрюченный колодкой Гостомол кареты не увидел вовсе, он даже не понял, что она проехала, но продолжал смотреть, изображая заинтересованный вид.
Ером потрогал колодку, та оказалось самой, что ни на есть настоящей. Он понял, что бывший руководитель боялся потерять достоинство и врал.
— Может тебя освободить? — предложил Ером.
Якобы увлеченный событием Гостомол сделал вид, что не расслышал. Тогда Ером одернул его за пухлый палец.
— А? — наконец среагировал человек с колодкой.
— Я спрашиваю, вытащить тебя отсюда?
— Нет-нет, я буду ждать разбирательств. Пусть подлецы выплачивают компенсацию — продолжал врать Гостомол — Ты мне только попить принеси.
Земля, где стоял Ером, устало отворачивалась от Солнца, погружая лес в вечерний полумрак. Дневная жизнь готовилась ко сну. Не унимался лишь обиженный зверек. Он вылез из дупла раздвоенного дерева и беспомощно наблюдал за тем, как двуногая безобразина поглощает его запасы. Дожевав последний орех, Ером посмотрел на белку и потер искусанные пальцы.
— Что смотришь? У тебя там еще осталось — сказал он и, запив из бурдюка, ушел подыскивать ночлег.
Ером знал, каким опасным бывает лес, поэтому, оказавшись там, всегда следовал простому правилу: чем выше спишь, тем больше шансов у тебя проснуться. Найти подходящее место оказалось несложно. Гигантские трутовики, или, как их в Даромире называют, «лесные уши», группами росли на многовековых деревьях. Некоторые грибы достигали таких размеров, что на них запросто могли разместиться два взрослых даромирца или один распластавшийся Ером. Он остановился возле исполинской липы, вершину которой украшал огромный, похожий на круглый балкон гриб. Под ним росла лесенка из трутовиков поменьше, что обещало довольно легкий подъем. На случай не прошеных гостей Ером прихватил пару булыжников и уверено полез наверх.
***
Свет от масляных свечей слегка подрагивал на лице королевы, делая его чуть живее и естественней. Она по-прежнему сидела на троне, и никто из подавленных вестью о покушении придворных не осмеливался помешать ее мыслям.
— Скверное событие обязывает нас оправдываться перед Меречью, — произнесла королева едва шевеля губами: постороннему могло бы показаться, будто ее голос исходил от кого-то другого. — Обвинений не избежать. Как думаешь, Смуга, чем это может кончиться?
Старая советница, облаченная в мужские стеганые доспехи, поклонилась:
— Как известно Вашему Величеству, Меречь занята войной и нам грозить они не будут, однако мы можем потерять союзника и его большой рынок. Клевета — наш главный враг.
Последовавшую за тем тишину вскоре нарушили скрип дверей и поспешные шаги. В зал бесцеремонно вошел слуга. Пышный коричневый жилет и маленькая лысая голова делали его похожим на таракана.
— Срочные вести, моя королева, — затараторил слуга, толком даже не поклонившись. — Охрана принца пыталась бежать. Они напали на привратника, но получили отпор. Все бунтари пойманы, привратник жив.
— Я не удивлена, что принц погиб, имея такую охрану. Привратника наградить, а беглецов заприте. Готовьте послов в Меречь. Пусть сами забирают тело и решают, что делать с его трусливой охраной.
— Это не все, Ваше Величество.
— Говори, — приказала королева.
— Двое охранников удавились, — опустив голову, произнес вестник.
— Они что, сюда помирать приехали?— не удержалась Смуга. — Хватит нам уже их трупов, это все усугубит.
Наступила затяжная пауза, все ждали, что скажет королева.
— Решено, — холодно произнесла она. — Отправим всех под конвоем в Меречь. Оберните тело принца и подготовьте траурное снаряжение. Смуга, сообщи принцессе Зореславе, пусть наполняет слезницу и пишет скорбное письмо о погибшем женихе. Мы не должны потерять союзников.
***
Срезав два дня пути, Ером вышел к накатанной торговыми телегами дороге. С одной стороны она огибала лес, с другой непроходимый глубокий овраг. Где-то недалеко защебетал игольник. Ером вспомнил, как, будучи ребенком, ловил их у себя на родине. Чумные острова тогда еще назывались Зелеными и были настоящим раем для пернатых. Маленьких голубых птичек охотно покупали придворные парикмахеры. Ценили игольников вовсе не за красоту, а за их особенность истреблять вшей. Добыть эту птицу было непросто. Они гнездились в гуще шиповника или других колючих зарослях. Здесь таковых Ером не встречал. К тому же игольники поют только тогда, когда начинают вить гнезда, то есть ранней весной, а сейчас середина лета. Сладкие воспоминания сменились тревогой, — или какая-то заблудшая птица сошла с ума, или кто-то кому-то подавал сигнал. Повернув на развилке, Ером остановился. Путь впереди преграждала ветка, из-под которой виднелись человеческие ноги.
— Добрый богатырь, не дай дедушке пропасть!
Подойдя ближе, Ером увидел старика. Он лежал в небольшом углублении, изображая придавленного мученика. Ствол всем весом опирался на подставленную под него рогатину и почти не касался старика. Ером обратил внимание на то, как плохо спрятана подпорка, и неумело убраны следы вокруг. Ветка точно упала не здесь, ее явно тащили.
— Откуда знаешь, что богатырь? — поинтересовался Ером. — Пятками что ли разглядел?
— А я и не разглядел, — оправдывался старик, — просто кричал, вдруг кто откликнется. Вот ты и откликнулся.
«Старый разбойник, — подумал Ером. — Вряд ли у него много сообщников, иначе бы не устраивали такой спектакль».
— Сам вылезай! У тебя там подпорка есть.
— Какая подпорка? — не сдавался старик.
Актер из него был никудышный — такому отказал бы и самый захудалый балаганчик, даже тот, в котором три месяца играл Ером.
— Вот эта!
Ером выбил ногой рогатину. Ветка всем весом обрушилась на старика. Тот выкатил свои поблекшие глаза и ухнул.
— Гаденыш!
— Где остальные? — грозно спросил Ером и поставил ногу на ветку.
Старик еще больше выпучил глаза и громко выпустил газы. Это заставило Ерома вовремя отвернуться. Щелчок раздался почти одновременно со свистом пролетевшей мимо стрелы.
На расстоянии шести прыжков стояло страшное, похожее на обезьяну существо. Светло-русая лохматая тварь держала внушительный трехзарядный арбалет, в котором оставалось еще две стрелы.
От неожиданности Ером оступился и свалился на ветку. Старик издал сдавленный вопль, и в это же время мимо пролетела другая стрела.