Не вошедшее в основную книгу "Попалась! или Замуж за хулигана"
— Сладких снов, дорогой.
— Спокойной ночи, — рычу с не меньшим сарказмом. Этой ночью любимая песня жены: «Я знаю, ты меня не тронешь» звучит как провокация.
Поэтому, когда она, жутко смущаясь своей наготы, ныряет под одеяло, я только усмехаюсь.
— Ахметов, не смей… — тут же ощеривается Аля, вжимаясь в матрас.
У неё совершенно серьёзное лицо. Взгляд прямой и настороженный, губы нервно поджаты.
Растеряна, но заинтересована.
— У тебя нет причин меня смущаться, — маскирую ироничный смешок под тихим вздохом. Ну серьёзно, вторую неделю спим почти нагишом!
Кровать поскрипывает под моим весом. Руки срывают зажатый в девичьих пальцах край одеяла, сердце разгоняется до предела своих возможностей.
Взять всё то, что давно хочется так просто.
Границы дозволенного так размыты.
Смотрю в широко распахнутые настороженные глаза жены. Расширившиеся зрачки лихорадочно мерцают, ресницы бросают тени на бледную кожу. Она стыдливо сжимает бёдра, безуспешно пытается спрятать грудь под тонкими руками.
Ожидание и лёгкое беспокойство чувствуются в каждом движении. Как такая правильная до занудства девица может быть настолько соблазнительной?
Словно слыша мои мысли, Аля торопливо говорит:
— Не знаю, что ты задумал, но я против.
— Знала бы, давно раздвинула ноги. — В моём грубом замечании лишь капля шутки.
Она застывает на полувдохе.
— Что?
Сколько наивного отрицания в коротком вопросе!
— Это всё равно неизбежно, — отзываюсь хрипло с возрастающей смесью азарта и голода, путающего мысли. — Я и так был с тобой чересчур терпеливым. Не вижу оснований откладывать.
— Так продолжай в том же духе. Не порть впечатление. — Аля взволнованно сглатывает. — Вот тебе основание.
Опустив голову, скольжу взглядом по её груди, едва прикрытой подрагивающими пальцами. Небольшие упругие холмики учащённо вздымаются, целиком приковывая к себе моё внимание. Полностью голая и беззащитная Аля смотрится слишком горячо, чтобы пошлые мысли могли хоть сколько-то остыть.
— Слабая мотивация, учитывая, что запал иссяк. Сама знаешь, я никогда не был примерным парнем.
Дыхание тяжелеет от шпарящего изнутри возбуждения, смешивающегося с ощущением полной её неопытности.
Наклон вперёд. Упор на локти, тщательно выверенное напряжение мышц, направленное на то, чтобы обездвижить не расплющивая. Сжать пальцами узкие запястья, впечатать кисти в подушку по обеим сторонам от её головы, втиснуться каменным членом в её живот...
Каждое действие, каждая мысль во мне работает на проникновение. Стать одним целым так просто: спуститься ниже, толкнуться бёдрами — легко и быстро. Тормозит только осознание, что будет больно. Боль — это не то, с чем хочется знакомить Алю в её первый раз.
Загнанный взгляд мольбой застывает в пространстве.
— Амиль, мне страшно, — признаётся она, но уже как-то обречённо и без негатива, отчего у меня сохнет в горле, а накал между нами становится осязаемым.
— Зря. Тебе понравится, — шепчу уверенно, зная, что в нужный момент тело всё равно решит за разум.
Отведя в сторону светлую прядь, целую основание шеи и выпирающую ключицу. Невесомо, сдержанно — так, как с ней будет правильным. Но…
Чёрт раздери, мне этого даже не на один зуб! Мне смехотворно, мизерно, просто микроскопически мало!
Вдобавок Аля робко опускает глаза вниз, туда, где от трения возбуждённой донельзя головки на животе осталась прозрачная капля, чем доводит до ручки очень легко и непреднамеренно.
Барьер самообладания рассыпается прахом.
Я сминаю её губы, вкладывая в жгучий поцелуй скопившееся за последние месяцы возбуждение, требующее выхода. Ворвавшись в приоткрытый рот, вылизываю по всей длине язык, с которого в мой адрес слетало столько сарказма. Даю нам пару секунд передышки, прежде чем снова скользнуть, снова ворваться так, как хотелось бы сделать не только со ртом.
Никогда я ещё так жадно не целовался, подчиняясь лишь одному инстинкту, и видит бог, это не самосохранение.
Слишком давно между нами всё полыхает, абсолютно всё. Мои косяки распаляют её загоны, и не видать этим войнам ни конца, ни края. Я способен взорваться по щелчку пальцев, а Аля с садизмом маньяка то манит, то отталкивает, накаляя голод до опасного предела.
Я отрываюсь от неё лишь на секунду, чтобы устроиться меж разведённых ног.
— Что ты делаешь? — голос смущённый такой, любопытствующий… Бьёт по мозгам крепче чистого спирта.
Я пока ещё ничего не делаю…
Не дождавшись ответа, Аля обхватывает себя руками, пытаясь унять дрожь. Свет лампы касается зардевшегося лица, я вижу возбуждение в аквамариновой радужке и чувствую, как у самого по позвонкам ток простреливает. Она вряд ли осознаёт, как горячо сейчас выглядит.
— Расслабься, девочка, — Медленно опускаю взгляд к дерзко торчащим коралловым соскам. — Я буду тебя целовать, ничего больше.
Соглашайся, милая. Ты ведь ничего не знаешь о поцелуях.
Аля кусает губу, бегло смотрит по сторонам, будто ища спасения. Наивное создание. Похоже, она и сама это понимает, потому что сегодня даже спорить не пробует. Дыхание становится настороженным и поверхностным. Такая беззащитная.
— Ещё один поцелуй и всё, — предупреждает строго.
— Договорились. — Опускаю голову, пряча ухмылку, которая совершенно точно ей не понравится.
Сползаю чуть ниже, к рёбрам, сжимая стоячую грудь в ладонях. Легонько прихватываю соски между пальцами, а самого прямо-таки распирает от желания сжать их как следует. Получить, наконец, её полностью, так как мне хочется… Это сложно.
Сложно сохранять выдержку и ласкать девушку с сытой нежностью, когда в паху всё гудит как ядерный реактор. Когда выворачивает каждый сустав, когда горло рвёт от сдерживаемого рыка, и страшно выдохнуть, чтобы не напугать. Чтобы не выдать своего зверя, захлёбывающегося восторгом и слюной, неподготовленной к таким знакомствам девственнице.
Не вошедшее в основную книгу "Попалась! или Замуж за хулигана"
— Это был лучший Новый год в моей жизни.
За окнами давно отгремели фейерверки. На ёлке мигает гирлянда, придавая полумраку золотистый оттенок. Волшебство момента пленяет и так хочется завершить этот вечер чем-то особенным, но смутное желание пока играет только хмелем в крови, не складываясь во что-либо конкретное.
— Почему ты молчишь, уснул? — Я медленно поворачиваюсь к Амилю, продолжая на ощупь чистить мандарин.
Полуприкрыв глаза и откинув голову на спинку широкого кресла, он задумчиво гоняет шампанское по дну бокала. На нём только джинсы, обручальное кольцо и лёгкая улыбка, в которой играет что-то такое, чему мне по причине неопытности не удаётся найти точное определение. Что-то, что в обход разума мелко и голодно кусает кожу под кашемиром тёплого свитера. Жарко…
— Угостишь меня?
Его голос гипнотизирует. Тембр хриплый, царапающий низ живота приятным жаром.
Высыпаю кожуру на блюдечко. Наряженная ель покалывает кисть хвоинками. Ощущения настолько обострённые, что эхом колет позвоночник. В воздухе густеет возбуждение, обретая чёткие черты. Кажется, я начинаю улавливать, чего хочу от этой ночи.
Неторопливо приближаюсь к креслу, утопая коленями в мягком ворсе ковра.
Амиль оставляет бокал на низком столике.
— Я сама, — торможу его попытку потянуться навстречу. Замираю между разведённых ног, взволнованно кусая нижнюю губу. Моментов близости у нас было не счесть, но никогда ещё я не солировала первой. — Подержишь?
Протягиваю ароматный плод.
Амиль всматривается в моё лицо, утягивая глубже в топкий, какой-то совершенно несвойственный мне кураж.
— Забирай, — напоминаю шёпотом.
Он раскрывает ладонь, отдавая мне больше — власть над собой. Непривычно мягкий, почти покорный. Не как домашний кот, скорее как опасный ягуар, великодушно позволяющий себя погладить.
Долго он таким продержится?
А я?..
Сползаю на ковёр к его ногам и, уже не скрывая желания, смотрю в затянутые голодом глаза. Пальцами цепляю края свитера. Ткань потрескивает, проскальзывая по разгорячённой коже. Полушария груди лижет прохладный воздух. Пауза, пока я стягиваю вещь через голову, скрывает от меня на миг его реакцию.
Всего секунда. Это как моргнуть. Но я успеваю передумать, а после заново решиться.
Амиль прищуривается и медленно сглатывает, не отрывая от меня блестящих и рассеянных глаз.
Электричество осязаемо трещит между нами.
Никогда ещё такого накала не чувствовала…
Медленно забираю у него мандарин и отламываю дольку. Он перехватывает мою руку, заставляя меня замереть, чтобы не пошатнуться от ударившей по нервам дрожи. Липкий сок стекает по пальцам…
— Ты его раздавил, — шепчу я, чувствуя, как мышцы пробивает жаркая пульсация.
Амиль притягивает мою кисть к лицу. Слизывает с запястья каплю… Ловит ртом вторую… Всасывает мякоть, прикусывая напоследок кожу. Влажные следы от его языка пылают.
Плыву от остроты чувств и шампанского, что продолжает пузыриться в моих венах. Понимая, что контроль ускользает, я зажимаю кубами край ещё одной дольки, но больше ничего не делаю. Завороженно смотрю, как двигается кадык, когда он глотает. Хочу почувствовать это губами.
Чертовски эротично.
— До чего же вкусно… — дерзко усмехается Амиль.
Нас разделяют считаные сантиметры. За горьким ароматом цитрусовых я ощущаю его собственный запах, его жар.
— Убийственно вкусно, — повторяю зачарованно.
У меня перехватывает дыхание, когда его пальцы, скользнув по моей ягодице, спускаются к внутренней стороне бёдер и почти касаются самого интимного местечка. От продравшего мышцы сладкого спазма невольно прокусываю мандарин.
— Я всё ещё голоден, Аля, — напоминает он властно, откидываясь на спинку кресла.
Двигаю ладонь вверх, от джинсовой ткани, свободно лежащей на ноге, к твёрдому прессу. И по трепету его длинных ресниц понимаю, что я на верном пути. Остатки смущения плавятся от ощущения чужого тепла и собственной бесстыжей наготы.
Одновременно подаёмся вперёд. Он резко отбирает дольку. Кажется, проглатывает, не жуя, и с хриплым стоном собирает сок с моей губы. Впивается в мой приоткрытый рот, так яростно, что вышибает дух. Это, невероятное что-то… хочу его до звёзд перед глазами.
Не разрывая поцелуя, Амиль смыкает пальцы на моём запястье и требовательно утягивает руку вниз, пока не упирается ширинкой мне в ладонь.
— Расстегни. — Его выдох мягко стекает по шее. От удовольствия голова идёт кругом.
Чего он хотел? Не получается сообразить, так много ощущений разом. Невыносимо хорошо от массирующих прикосновений на затылке. Я всё-таки поддаюсь соблазну — чуть прикусываю кожу над кадыком, вынуждая его невнятно чертыхнуться и запрокинуть голову.
— Аля?
Сморгнув морок, расстёгиваю молнию. Амиль приподнимает бёдра, помогая стянуть с себя джинсы по щиколотки, порывисто подхватывает меня под ягодицы и сразу же усаживает сверху.
Растерянно дёргаюсь, упираясь коленями глубже в бархат обивки.
— Расслабься, тебе понравится… — обещает он, упираясь членом мне в промежность.
Я ему доверяю. Волнение медленно отступает, сменяясь робким любопытством.
Амиль по привычке старается быть бережным, но мы уже выяснили, что болезненность практически прошла. Поэтому, осторожно качнувшись вперёд, упираюсь руками о спинку за его головой.
— Давай, моя хорошая. Не бойся. Тогда я легче войду… — Амиль захватывает ртом мой сосок, то зализывает, то дразнит зубами…
Остатки паники выносит прочь...
Он осторожно начинает вдавливаться. Я напрягаюсь. Немного непривычно и по ощущениям обхват плотнее обычного. В первый момент пугаюсь от мысли, что он может что-то повредить во мне!
Обхватив меня за талию, Амиль плавно толкается бёдрами. Так медленно, что я успеваю по отдельности прочувствовать каждый сантиметр. Возвращает руки на мои ягодицы.
Из романа "Капкан для Лиса, или Игра без правил"
Я подготовил Полину настолько, насколько это вообще было в моих силах, и всё равно медлю. Нависаю над ней, удерживая вес тела на согнутых руках, а усмирить свои желания не получается. Снова нервничаю, как юнец. Сорваться сейчас будет крайне нежелательно.
– Не бойся, Кир, – она будто слышит мои мысли, касаясь кончиками пальцев небритой скулы.
Никогда ещё не видел у Полины такого взгляда: потемневшего, с крутящимся на дне вихрем обожания. Миниатюрная, расслабленная, уже готовая довериться, всё ещё трепещущая от схода удовольствия и невообразимо храбрая. Моё смелое чудо.
Шумно вбираю носом воздух, как перед затяжным погружением, и постепенно, без резких толчков, подаюсь вперёд.
Внутри она такая невыносимо тугая, что я зажмуриваюсь до цветных искр под веками. Первое мгновение единения – ощущение, которому нет названия. Секундная вспышка – больше, чем всё, ярче терпимого, и дальше только дикая потребность нагнать этот миг снова.
Реальность катится с обрыва вниз, а я за ней не успеваю. Мне нужно больше, нужно быстрей. Гораздо больше и быстрей, чем способно выдержать настолько хрупкое женское тело. Но стоит открыть глаза...
Полина в ужасе.
В отстранённом лице ни кровинки и только глаза кричат, пробирая эхом паники до самых костей. Она же тонкая как прутик, стисни – переломится. А я не хочу ломать. Пусть самого хоть как распирает.
– Предлагаю продолжить в другой раз... когда заживёт, – шепчу до отвращения сиплым шёпотом, потому что голос впервые меня предал. Знаю, что больнее уже не будет и если немного перетерпеть, то сумею помочь ей снова расслабиться, но даже это "немного" на самом деле слишком – просто непозволительно – долго.
Я медленно покидаю её тело, боясь причинить ещё большую муку. Воздух леденит влажную кожу на спине и плечах, а изнутри всё горит. Возбуждение рвёт на части, раскаляя добела внутренности. Хочется выть. И вернуть её бледному лицу румянец, будто схлынувший с кровью на бёдра и покрывало. Впервые вижу столько крови.
– Извини, это оказалось немного больнее, чем я представляла, – дрожащие губы вздрагивают в виноватой улыбке, стегая по сердцу совершенно наивной искренностью.
Я молча опускаю голову. Зажмуриваюсь, чувствуя, как каждая жила во мне всё ещё трещит от похоти. Никогда раньше не прерывался и сейчас понимаю, что с другой не сумел бы. Я и не умел.
– Поищу воды, – почти силой заставляю себя оторвать взгляд от нагого тела.
Едва оформившаяся юность – выпирающие ключицы, угловатые плечи, маленькая острая грудь. Ничего такого, на что готово сломя голову бросится большинство мужчин. Я тоже всегда отдавал предпочтение сочным формам и высоким, идеально подходящим мне по росту девушкам. Видимо, просто шагал за стадом, потому что сейчас от восторга темнеет в глазах. Не попробовав – не узнаешь, так, кажется, говорят.
– Не нужно, Кир, – тёплая ладонь перехватывает мою кисть. – Не уходи. Возьми в рюкзаке гигиенические салфетки, этого пока достаточно.
"Не уходи" режет по ушам невысказанной безнадёгой. Так, будто эти пару часов в съёмном домике всё, что нам отмеряно. Полина трезво оценивает вероятность, что я свалю. По сути, истина где-то сильно рядом. Я не люблю задушевных разговоров, равнодушен к объятиям и всему тому, что так важно для большинства женщин. Поэтому всегда обговариваю сразу – мне нужен только секс. Но вот он очередной сбой – я промолчал. И сейчас молчу, свешиваясь с кровати, чтобы нашарить в рюкзаке салфетки.
– Я тебя сюда привёз не для того, чтобы оставить, – наконец отзываюсь, твёрдо вглядываясь в пылающее лицо.
– Кир... – она едва успевает удержать улыбку, прикусывая губу до белых следов на коже.
Кажется, я всё-таки сказал то, чего Морозова больше всего хотелось услышать. То, во что она ни черта на самом деле не верит. Ну и зря.
Опустив голову, Полина пытается помочь мне стереть алые разводы со своих бёдер, но потом смущённый взгляд падает на мой живот. И ниже.
– А ты разве не... – она озадаченно замолкает на некоторое время, а затем робко проводит пальцами по каменному члену. От несмелого прикосновения каждый волосок на теле встаёт дыбом.
Моя маленькая женщина, дай мне не свихнуться.
Скользящее движение руки от края к основанию и обратно. Лёгкий нажим большого пальца, растирающего влагу по головке, и я заметно дёргаюсь всем телом. Как хлыстом стегнули до самого мяса, но тот вдруг оказался обработанным какой-то дрянью с моментальным наркотическим эффектом. И проще не дышать, чем заставить себя отказаться от продолжения.
Я точно взорвусь, если позволю и дальше так подробно себя изучать.
– В другой раз, – в моём голосе нет и половины желаемой уверенности. Сейчас самый момент прекратить это, но я заворожено смотрю, как органично сочетаются мощь моего вожделения и хрупкость узкой ладошки.
– Сейчас.
Затеяв очередную игру, Полина словно проверяет, насколько далеко способна зайти, а я уже привычно ведусь на провокацию, уводя нас двоих всё дальше и дальше от одноразовой интрижки.
Подняв голову, в упор всматриваюсь в наивное, отчего-то совершенно счастливое лицо и всё-таки сдаюсь. Со стоном толкаюсь вперёд, регулируя рукой сжатие её пальцев. Вколачиваюсь в них как одержимый: до тёмных пятен перед глазами, до потери связи с реальностью. Теснее, быстрее – до жжения от трения на коже.
И меня никогда так не накрывало – чтобы мозги вхлам, а тело зажило отдельной жизнью, как потерявший управление байк. Я никогда так не кончал, чтобы казалось будто с пульсирующими толчками выплёскиваю в девичьи ладони свою душу.
