За три больших лунокруга до возвращения Терна умер его отец, и Фелика забрала к себе тетка, двоюродная сестра его матери. С его отъездом оборвалась последняя ниточка, связывавшая меня с родной деревней, и я окончательно стала считать себя жительницей Шаш-анба.
Трайн, остро реагировавший на мои поездки к озеру Атт, испытал облегчение, когда узнал, что они закончились. Он мог сколько угодно говорить, что доверяет, что знает о моей к нему любви и о том, что я никогда его не обманывала, но, отправляясь на снегоходе в родную деревню, я всякий раз замечала, как каменеет его лицо и становится напряженным обычно приветливый взгляд.
Теперь этого не будет.
Несмотря на уговоры Трайна, я так и не связала с ним свою жизнь. Мы жили в разных домах, спали на разных постелях и бывали наедине только вечерами, когда он заканчивал свою работу в домике лекаря и навещал меня. Я не могла заставить себя сказать ему «да». Не могла представить, как лягу в постель к этому взрослому и такому серьезному мужчине, как обниму его обнаженное тело, как выношу и рожу ему детей.
Я боялась рожать. Я боялась родить кого-нибудь с демонической кровью в жилах, «овцу», такую же, как и я, чью судьбу, хладнокровно и быстро будут решать старшие расы.
Ангелы. Вампиры. Или, как следовало их называть, теплокровные и холоднокровные старшие расы. Как бы то ни было, им на мою судьбу и на мои желания было наплевать.
После того, как я, обычная девчонка с планеты Земля, оказалась одной из жертв поистине вселенского заговора, за мной установили пристальное наблюдение. Земляне пытались похитить меня для своих собственных целей, но их мотивы — деньги, я понять могла. Чем руководствовались ангелы и вампиры, когда решили оставить во мне заразу — пересаженные в меня еще внутриутробно клетки демона, однажды чуть не устроившего вселенский конец света — я не знала.
Мне разрешили вернуться домой после лечения при одном условии. Я должна была носить на теле пластырь, в котором содержалась доза лекарства. Это лекарство подавляло во мне демоническую кровь и помогало оставаться человеком. Раз в месяц пластырь меняли в клинике на Земле. Доктор-ангел или доктор-вампир убеждался, что со мной все хорошо, и отпускал меня восвояси с новой дозой лекарства.
Использовать свою так тщательно подавляемую лекарствами способность подчинять себе чужую волю я могла только по разрешению Вселенского совета — организации, контролирующей этот участок галактики Млечный путь. В деревеньке Шаш-анбе за мной надзирала ангел Марандайре Айре, присланная сюда специально для этой цели. На Земле за мной присматривал вампир Уз’кул. В Школе гидов по мирам Белого мира моим учителем оставался человек, мой бывший учитель Аргента, и следить за мной поручили ему.
Я родилась в Снежном мире и после лечения решила вернуться сюда. В деревне почти никто не напоминал мне о прошлом, в котором меня посчитали предательницей и решили утопить в озере холодной зимой. Моя мама прожила недолго после моего возвращения — два больших лунокруга, а потом просто однажды легла спать и не проснулась. Лекарь не знал, почему так случилось. Я думала о смерти истинного воплощения.
Иногда человек рождается в одном мире, но проживает несколько жизней в разных мирах. Если у человека несколько жизней, говорят, что он имеет несколько воплощений. В том мире, где он родился, воплощение называется истинным. В других мирах человек может умереть — и тогда он просто вернется туда, где родился. Но если умирает истинное воплощение — все остальные тоже ждет смерть.
Врачи говорят об аневризме, внезапной остановке сердца, инсульте. Чаще всего никто не знает причины. Те из нас, кто знает, молчат. Об этом не принято говорить вслух, потому что каждый тогда начнет задумываться: а истинный ли он или просто оболочка, в которую время от времени наведывается душа?
По правде говоря, я и сама не уверена в том, что душа моя родом из Снежного мира. Я двадцать четыре года прожила в полном неведении на Земле — не знала о параллельных мирах, переходящих душах, ангелах, вампирах — многого не знала, и, если честно, иногда думаю, что так было проще.
Я случайно оказалась в портале, ведущем в другой мир. Поссорилась с парнем, вспылила, покатилась одна с горы на лыжах… и провалилась в червоточину. Меня встретил мой будущий учитель Аргента, которому тогда очень нужна была ученица. Услуга за услугу — я пообещала на месяц остаться в этом мире в качестве его Протеже, а по наступлении следующего полнолуния он проводил бы меня домой.
Но все ли я знала о своем доме?
Через день после моего появления в Белом мире младший сын тамошнего правителя вдруг заявился туда, где я жила, и обвинил меня в преступлении, которого я не совершала! Он был очень убедителен. Он запустил мою скрытую память, и меня начали мучить кошмары.
Боже, что это были за кошмары! Умирающие люди вокруг, тонкий лед озера и моя собственная смерть, снова и снова возвращающаяся ко мне во снах. Я чувствовала, что схожу с ума, я просила Лакса рассказать мне, в чем дело, но он не хотел. Не хотел, потому что тогда я вспомнила бы не только его ненависть ко мне.
Я вспомнила бы его любовь.
Мы любили друг друга с детства, но он был связан словом чести с моей лучшей подругой, и не мог и не хотел его нарушать. Мы были вместе в другом мире, пусть недолго, но были, но наша любовь не имела права на существование, и Лакс предпочел страданию и горечи медленного умирания вдали от любимой девушки жгучую ненависть, позволяющую обо всем забыть.
В годовщину памятного Вселенского совета, установившего мир между вампирами и ангелами, меня обычно приглашали в Школу гидов по мирам для чтения короткого доклада о моих приключениях. Ученики разглядывали приклеенный за моим ухом пластырь, расспрашивали о симптомах лихорадки возвращения — заболевания, которое заставляет любого снова и снова возвращаться в Белый мир, интересовались, как выглядят вампиры и что чувствует человек при переходе из одного воплощения в другое.
Но на этот раз вернувшийся из Белого мира Трайн принес дурные вести. Меня не вызывали в Школу. Меня просили присоединиться к погребальной церемонии.
Когда я впервые посетила дворец Владыки Марканта Лентерна Маркантисджена — императора страны, где находилась Школа — я встретила там слепого, но очень могущественного человека по имени Ининджер. Он был правой рукой правителя, ведал всем, отличался резкостью, но мудростью и глубоким умом. Он руководил обучением большей части таких, как я.
Ининджер умер — эту новость и принес мне Трайн, постучав поздним вечером в дверь моей скромной избушки. Аргента, мой учитель, хотел, чтобы я пришла в Белый мир и проводила старого прыгуна по мирам в последний путь.
Я пригласила Трайна войти и сразу махнула рукой в направлении комнаты. Я уже готова была лечь спать, так что переднюю не топила, и в ней уже было очень холодно. В комнате, где я спала, было светло и тепло, на плите кипел чайник.
— Хочешь воды с травами? — предложила я.
Он окинул взглядом комнату и кивнул. Усевшись за стол, Трайн дождался, пока я подам ему горячую воду с добавлением щепотки пряных приправ из коры дерева бун — буницей, и поведал мне печальные новости.
— Когда они думают провести церемонию? — спросила я.
— Завтра вечером. Ждут еще кое-кого из ангелов, потому тянут так долго.
Я помолчала. Несмотря на то, что Ининджера я знала лично, близки мы не были. Казалось, что он относится ко мне несколько пренебрежительно, особенно после инцидента на первой же практике, когда из-за меня едва не умерла одна из учениц. Окончив Школу с хорошей рекомендацией и обелив свое имя, я, тем не менее, не стала в глазах Ининджера лучше. Он все так же сухо здоровался со мной, все так же сверлил меня невидящим взглядом, все так же передавал поручения через других. Но Аргента не стал бы звать меня просто так.
Я позволила Трайну наслаждаться водой с травами и раскрыла свой импровизированный календарь. Время в этом мире шло медленнее, чем в Белом, и «завтра вечером» здесь означало почти через три дня там. Я вела два календаря, отмечая время, не просто так. Возвращаясь в Белый мир каждый здешний год, я видела, как взрослеют и становятся зрелыми те, кто начинал учиться вместе со мной совсем юными.
Я поступила в Школу в двадцать четыре года по земному календарю — для удобства в дальнейшем я буду использовать его. Сейчас мне было почти тридцать два — не так мало, но и не так много, как тем моим друзьям, кто прожил в Белом мире всю жизнь. Здесь прошло семь с половиной лет. Там — пятнадцать. Мои бывшие друзья и враги выросли, завели семьи и детей, кто-то даже успел состариться.
Пятнадцать лет — большой срок. Многие уже стали забывать о демонах, угрозе, нависшей над миром, о том, что сын уже пожилого правителя Марканта отправился на другой конец галактики, чтобы вернуть последнюю из демонов. Слишком коротка человеческая жизнь, и слишком много в ней более мелких, но не менее насущных забот.
— Керр будет там? — спросила я, имея в виду второе воплощение Трайна.
— А он тебе там нужен?
Я закрыла глаза на мгновение, пытаясь скрыть свою реакцию на его слова. Я любила его, и он это знал. Но то не была любовь, которая заставляет забывать обо всем и бросаться в объятья любимого. Я не была невинной на Земле, и я знала, чего ждать от мужчины, но я не могла побороть страх, охватывающий меня каждый раз, когда я видела в глазах Трайна желание.
— Трайн, — сказала я. — Давай не будем...
— Пришли вести от вампиров, — сказал он резко, почти перебив. — Именно потому Аргента и хочет, чтобы ты появилась на похоронах. Лакстерн и его люди нашли демоническую девочку и уже идут домой.
— Когда они вернутся?
— Где-то через два лунокруга. И я хочу, чтобы к моменту его возвращения ты стала моей женой.
Снова эти слова.
— Послушай…
— Нет, это ты послушай, — снова перебил Трайн. Его глаза вспыхнули уже знакомым мне вишневым пламенем, и я поняла, что мы снова возвращаемся к разговору, который повторялся уже не раз. — Ты говоришь, что любишь меня.
— Да.
— Что же тебя останавливает? Может, ты просто ждешь возвращения Терна, чтобы снова бегать за ним, как послушная собачонка?
Я залилась краской от его слов.
— Я никогда…
Он остановил меня взмахом руки, отвернулся, справляясь с собой, потом снова посмотрел мне в глаза.
— Одн-на. Может, ты не знаешь, но вся деревня судачила о тебе все то время, пока ты лежала, бездыханная, у матери дома. И когда я приехал, чтобы забрать тебя, мне многое рассказали. Как ты бегала на свидания к Терну в сторожку охотника, как вы проводили там ночи, позоря родителей. Твоя бывшая подруга Арка посоветовала мне держать ухо востро. Она сказала мне, что у тебя нет принципов, и что Пану наверняка подговорил прикрыть твое предательство околдованный тобой Терн. Удивлена?
Казалось, все обитаемые миры собрались на похороны Ининджера, бывшего Советника Мастера правления, первого распорядителя, Патрона Патронов, наставника и гуру. Дворцовая площадь, в центре которой уже наготовили веток для погребального костра, была окружена десятком плотных рядов шестиколесных машин и микроавтобусов. Людей решили собрать сразу в двух залах дворца — большом, где проходили балы и инициация новых учеников Школы, и в малом, где семь с половиной лет назад меня судили за случившееся в Дайтерри.
Столы поставили максимально близко к окнам. Белые, резко пахнущие цветы дэлаконии сменили темно-красные броззы с нежным легким запахом, напомнившим мне аромат сирени. Окна, несмотря на прохладную осень, были распахнуты, оркестр играл «Карабеллу» — любимую песню покойного Ининджера, люди и ангелы, и даже пара вампиров стояли возле столов, накладывая на тарелки разнообразную снедь. Пшанар — фруктовый сок из местной разновидности апельсина и граната, лился рекой.
Пока Керр не прибыл, я успела пройтись по залу и осмотреться. Какие-то лица показались знакомыми, но большую часть присутствующих я, конечно же, не знала. Мастер образования кивнула мне, проходя мимо с толпой своих подчиненных, Мой однокурсник Малгмар, ставший после окончания Школы преподавателем истории, чуть наклонил голову в знак приветствия. Обстановка не располагала к разговорам, потому их почти и не вели.
Я вышла на балкончик, подышать свежим воздухом в ожидании начала церемонии. Есть мне, как обычно после перехода, не хотелось, так что требовалось просто убить время. С балкончика хорошо была видна дворцовая площадь, на которой вот-вот должно было развернуться основное действо. Все уже было готово. Большое ложе из белого камня выложили ветками изморенника. Ининджер отбудет в последнее плавание в клубах белого ароматного дыма. Веток нанесли столько, что можно было сжечь человек десять. Тело пока одевали в ритуальные одежды, и ложе было пустым. Вокруг бродили стражники с церемониальным оружием, похожим на земные алебарды.
Площадь не огородили, но как ни странно, зевак было мало. Смерть Ининджера осталась для страны почти незамеченной. Только старая гвардия вроде меня помнила его таким, каким он был в лучшие свои годы. Помнила орлиный взгляд слепых глаз, резкий голос, проницательность, с которой он принимал решения. Ининджер не был стар, ему едва исполнилось по моим прикидкам шестьдесят лет. Хотя в последнее время я уже не так категорично относилась к чьему-то возрасту. В этом воплощении мне было уже сорок, хотя выглядела я на тридцать два. Человек живет по времени того мира, в котором родилась его душа. Это было едва ли не первым, что я уяснила, прибыв в этот мир. Возможно, Ининджеру было не шестьдесят, а сто шестьдесят. Возможно, он просто устал жить. Мы все, даже самые долгоживущие, когда-нибудь устанем.
Вскоре мне надоело наблюдать за слоняющейся без дела стражей, и я вернулась в зал. Керра по-прежнему не было видно, но я не переживала. От волчьих нор сюда ехать и ехать, скорее всего, он прибудет к началу церемонии.
Я заметила у окна знакомую лысину — это был Сибиг, один из учителей-Патронов. Подошла, поздоровалась, налила себе и ему пшанара.
— Отчего умер Ининджер? — спросила я, подавая ему стакан.
— Не знаю, — кивнул тот. — Говорят, смерть истинного воплощения. А там уж откуда нам знать.
Я задумалась. Об истинных воплощениях в Белом мире еще восемь лет назад молчали изо всех сил, однако после того памятного Вселенского совета теорию переселения душ все-таки стали преподавать в Школе и даже не на последних курсах. Но теперь, похоже, все смерти будут связывать с ними. Пана, мама, Ининджер… они ушли из жизни быстро и необъяснимо. Умерли их истинные воплощения? Наверняка. Но почему? Я понимала, что, скорее всего, мы этого никогда не узнаем.
Сибиг осушил стакан и посмотрел на меня, словно увидев в первый раз. Он совсем не изменился за то время, что я его не видела. В его мире время шло так медленно, что мои дети и даже внуки… нет, не буду думать о потомках. Он приводил учеников еще когда Мастер правления, сейчас уже пожилой человек, был совсем мальчишкой, и будет приводить их, когда дети и внуки наследника, Дэлакона, постареют и умрут.
— Ты же Стилгмар, да? — спросил Сибиг.
Я сказала, что так и есть.
— У меня в этом году новичок из Солнечного мира. Хочешь, я вас познакомлю?
Теперь, когда я знала, что Земля — не совсем мой, а точнее, совсем не мой дом, я не испытывала такого уж горячего желания видеться с ее обитателями, но отказать Патрону было не комильфо, и я согласилась. Сибиг степенно предложил мне руку и повел через весь зал к столу, у которого столпились Мастера. Худощавый молодой человек в изысканном белом костюме с темно-серой бабочкой, рассказывал Мастеру образования Онне о земной литературе. Остальные внимательно слушали.
— Ангелы и вампиры… — говорил он, когда мы подошли. — То есть, простите, старшая теплокровная и старшая холоднокровная расы — герои в куче современных земных книг. Ангелы обычно являются у нас носителями божественной воли… То есть, простите, воли создателя Вселенной…
— И кто же у вас является создателем Вселенной? — спросила Онна. Она всегда задавала новичкам этот вопрос.
— Существо еще более высшего порядка.
— Кислорододышащее?
Вопрос звучал совершенно серьезно.
— Не уверен, — сказал молодой человек и замолчал, заметив нас с Сибигом.
Керр дочитал дневник, и, отложив его в сторону, поднялся из-за стола. Я молча наблюдала, как он подошел к окну и встал рядом, устремив взгляд куда-то в сторону сверкающих на солнце крыш Школы.
— Эта моя дурацкая привычка подробно все записывать, — сказал он еле слышно.
Я повесила на спинку стула выбранное для завтрашнего дня платье и уселась на другой стул, у туалетного столика, сложив руки на коленях. Молчала. Ожидая — чего, не знала сама.
Я не слышала сожаления в голосе Керра, узнавшего теперь, как и когда я согласилась стать его женой. Он прочитал мне последние несколько строк вслух, чтобы я подтвердила случившееся. Заметка дышала гневом и злостью — и железной решимостью покончить с неопределенностью, разлучавшей нас восемь долгих лет. Но Трайн не сожалел о том, что сорвался. Не сожалел и Керр. Скорее, испытывал досаду оттого, что последствия этой неприятной, почти безобразной сцены с обвинением приходится расхлебывать ему, да и еще и тогда, когда внимания требует куча других дел.
— Мне нужно было сказать тебе об этом давно, — не поворачивая головы, заговорил он. — Но, конечно же, не в таком месте и не в такое время.
Солнце очертило его профиль, и мое сердце дрогнуло. Что бы там я ни говорила — я любила Керра. Не так, как в свое время Лакса — не до безумия, не без оглядки на сплетни и слухи, но любила. И то, что любимый человек, оказывается, так долго хранил в себе злость на меня, ранило в самое сердце.
— Почему ты молчал, Керр? — спросила я, сжав руки. — Почему ты не рассказал мне, когда я вернулась? Целых восемь лет ты хранил это в себе. Ты не думаешь, что это нечестно?
Он повернулся ко мне, но лица я не увидела — слишком ярко еще светило солнце. Но Керр наверняка видел сейчас мои эмоции — боль, обида, неприятное удивление. И я не стала прятать их и отводить глаза.
— Ты была так напугана, так потеряна после возвращения, — сказал он очень спокойным голосом. — Я хотел дать тебе время опомниться.
Он сделал паузу, и я не стала прерывать тишину.
— Я думал, что смогу справиться с ними, Стил. И я бы справился, если бы не ты. — Керр отошел от окна и приблизился так, что я смогла увидеть его лицо. Вишневые глаза были грустны, но злости в них не было. Как будто бы она вся перегорела там, в Снежном мире, оставив после себя лишь пепел не оправдавшихся ожиданий. — Ты и в самом деле была тогда напугана, Стил. У тебя были жуткие кошмары, ты каждую ночь просыпалась с криком и в поту. Я сидел рядом с тобой, я слышал, как ты звала Ли-ру, как просила Ра’ша отпустить тебя, как закрывала руками лицо, прячась от невидимого огня.
Я вздрогнула от его слов.
— Но я не мог тебе помочь, как ни пытался. Я обнимал тебя, я говорил тебе ласковые слова. Ты затихала, а потом все начиналось снова. Почему, Стил?
— Я не знаю, — начала я, но он сразу же перебил:
— Потому что не в моем утешении ты нуждалась. Ты хотела, чтобы Терн тебя спас. Чтобы он пришел за тобой в тот мир, а не я. Чтобы его руку ты держала на совете, а не мою.
Керр аккуратно взял мое лицо за подбородок и заставил меня посмотреть ему в глаза.
— Ты иногда разговаривала с ним в бреду, Стил. Плакала и просила оставить тебя в покое.
Он впервые говорил со мной вот так — откровенно, обнажая эмоции, позволяя мне почувствовать свои страхи и свою неуверенность. Позволяя — потому что когда он продолжил, я поняла, что все эти чувства остались в прошлом. Что потому и показал мне их Керр, что теперь он их не ощущал.
— Я решил, что за несколько лет я смогу заставить тебя забыть о нем. Но в какой-то момент наступил предел. Всему есть предел… Даже ожиданию. Когда я заговорил о возвращении Лакстерна в Белый мир, ты вспыхнула от радости. Я написал это в своем дневнике. Стил, я знал, что после прыжка, как обычно, не буду ничего помнить. Ты изменилась в лице тогда, и я понял, что проиграл.
Он отпустил меня, отступил на шаг и махнул рукой, разрубая воздух между нами.
— Так что с меня хватит. Романтический герой не забывается. Терн всегда будет для тебя на первом плане. А я вроде как второй шанс, который всегда под боком. Но я не хочу больше быть под боком. Уверен, я пожалею о своем решении, но пока я чувствую внутри только пустоту. — Он вздохнул. — Речь вышла в лучших традициях историй о любви, Стил, но я хотел до тебя донести свои настоящие чувства. Чтобы ты поняла, почему я пока не намерен на тебе жениться.
Услышав это, я обомлела.
Мысли в голове метались, как угорелые. Он бросает меня? Он оставляет меня одну из-за того, что целых восемь лет сам же сдерживал свои чувства? Керр был со мной искренним, не говорил по душам, не открывался мне. Хоть раз ему стоило бы сказать мне о своих страхах. Красивые слова — все, что я сейчас услышала. Дешевые объяснения, словно взятые из любовного романа.
Нет. Так не выйдет.
— Керр, как это понимать? — спросила я, глядя на него. — Мы расстаемся?
— А ты хочешь? — быстро спросил он.
— Нет, — мотнула я головой. — Я люблю тебя. Я понимаю, что ты зол, что тебе больно, но ведь ты сам виноват в том, что все вышло так.
Он дернул головой, вишневые глаза полыхнули пламенем.
— Я? Стил, ты сейчас витала в облаках и не слышала, что я говорил?