Есения. Две души

Глава 1

Исповедь Есении

Я умерла. Опять. С каждым сном смерть настойчиво подбиралась ближе. Коварно усмехалась и протягивала костлявые руки. Объятия душили, не позволяя сбежать. Смерть изворачивалась и готовила новые ловушки. Потирала ладони в предвкушении, знала, что мне не ускользнуть.

Порой удавалось ее перехитрить: я просыпалась среди ночи в холодном поту. Грудь тяжело вздымалась, в горле застревал крик, но я возвращалась живая.

Я боялась засыпать. Гнала мрачные мысли, но они возвращались назойливым роем. Молитвы не помогали: дарили кратковременный покой, но едва голова касалась подушки, как я проваливалась в бездну страха...

Утро мягко коснулось лица, погладило по щеке теплым солнечным лучом. Приоткрыв веки, я с наслаждением вдохнула утреннюю свежесть:

— Жива!

Дверь тихо скрипнула. Я притаилась. Легкой поступью незваный гость неслышно пробирался по комнате. Подглядывая сквозь ресницы, я ждала. Описав полукруг, он грациозно запрыгнул на кровать и попал в теплые объятия.

— Доброе утро, Тихон, — я провела ладонью по густой и мягкой шерсти кота.

Тихон выгнул спину и потерся головой о подбородок. Почесав любимца за ухом, я уткнулась в пушистое тело.

— Барышня, не спите уже? А я голос услышала, думаю, дай загляну. Да и дверь приоткрыта! — воркование Насти успокаивало, прогоняя остатки сна. — В глазах печаль затаилась. Поди, опять сон тревожный снился?

Настя присела подле кровати и участливо посмотрела на меня. Добрая девка, не глупая. Папенька – Захар Платонович – заприметил Настю и поставил мне в услужение. Не прогадал. Дела у папеньки ладились, в гору шли. Только маменьку не сберег, да больше не женился. Все обо мне заботился.

— Да, Настя! Тревожно мне. Не к добру эти сны! — я спустила кота на пол, откинулась на подушки и тяжело вздохнула.

— Полно вам, барышня, печалиться! Что папенька скажут, когда увидят бледный цвет лица? Скажут, Наська не доглядела?

— Ох, Настя, знала бы ты, что мне снилось!

— А вы расскажите, барышня, облегчите душу. Чай, вам легче станет, — посоветовала девушка, помогая с утренним туалетом.

Поднявшись с постели, я накинула на плечи пеньюар и ополоснула лицо над тазом. Холодная вода освежала и бодрила. Настя усадила на стул и занялась волосами. Ловкие пальцы отделяли пряди и проворно проходились по ним щеткой.

— Рассказывайте, барышня, я слушаю.

— Мне снилось море.

Рука девушки зависла над головой. Настя склонилась и внимательно посмотрела на меня, губы дрогнули и расползлись в улыбке:

— Барышня, да вы моря отродясь не видывали! Как оно присниться могло?

Я пожала плечами и прикусила губу, улетая в воспоминания: сильный ветер теребил косынку и растрепал волосы. Я стояла на палубе теплохода и крепко держалась за поручни. Но невидимая сила разжала пальцы, подбросила хрупкое девичье тело и перекинуло за борт. Холодная вода обожгла кожу, дыхание перехватило. Я открыла глаза, но вокруг бурлила вода, поглощала, не позволяя подняться на поверхность. Увидев свет, я тянулась к нему, но дьявольская сила утаскивала в пучину, погружая во мрак.

Настя перекрестилась, облизнула пересохшие губы, подумала минуту и выдала объяснение:

— Переживаете вы, барышня, по поводу помолвки. Боитесь перемен. Но зря, я вам скажу. Жених ваш, Василий Андреевич, добрый и внимательный человек, он вас не обидит и пальцем не тронет.

— А ты почем знаешь, каков он? Василий Андреевич заезжий, в нашей местности недавно поселился.

— Так, с его прислугой балакали, они и сказывали, каков барин, — не моргнув глазом, ответила Настя.

— Дай-то бог, — воззвала я и перекрестилась, а у самой щеки запылали румянцем.

Настя заметила, заулыбалась и быстро соорудила незатейливую прическу, помогая облачиться в платье. Я откинула прочь докучливые мысли, посмотрелась в зеркальце:

— Хороша, Есения!

Так приговаривал папенька, нахваливая дочку, когда Василий Андреевич Орлов переступал порог дома. Впервые он повстречал меня на сельской ярмарке.

Василий Андреевич – фабрикант – привез на ярмарку бумажные и шелковые материи и прочие мануфактурные изделия. Батюшка оценил товар и прикупил отрезы на платье. В свою очередь продал Василию Андреевичу пушнину. На том и завязалось знакомство.

Под предлогом торговых соглашений Василий Андреевич вошел в дом и в доверие отца – Захара Платоновича Естафьева. Не прошло и месяца, как батюшка пророчил мне в мужья нового друга. Василий Андреевич всячески оказывал знаки внимания, был любезным и веселым собеседником.

Тогда и началась череда странных и пугающих снов. Я не понимала их природу, не находила объяснения таинственным знакам. Василий Андреевич – статный, высокий и пышущий здоровьем – нравился мне. Девушке на выданье льстило внимание столь успешного в делах состоятельного мужчины. Один Тихон недолюбливал Василия Андреевича. Стоило тому переступить порог дома, как кота словно подменяли. Ласковый и добрый от природы, Тихон начинал шипеть и убегал из дома. Однако Василия Андреевича сей факт никоим образом не огорчал. Он не замечал подобных мелочей, уделяя внимание будущей супруге и предстоящей свадьбе.

Глава 2

Серая громада города устремлялась в беспросветное тяжелое небо. По мостовым мчались экипажи, мимо сновали безликие прохожие. Они задевали меня, но не замечали, словно я ничто в этом мире, песчинка в бескрайнем море.

Я остановилась посреди улицы, потерянная и одинокая. Куда идти? Кому я нужна? Где мой дом? Сердце сжалось от тоски и печали, от безысходности и непонимания. Людской поток подобен серой бурлящей воде. Я затерялась в нем. Надолго ли?

Свернула в подворотню, прислонилась к холодному камню стены. Запрокинула голову и до крови прикусила губу. За что? В чем вина моя? Ухватиться бы за мысль, но она ускользнула проворной змейкой. Встряхнула головой, накинула капюшон и ступила во двор. Как глупо!

Дома образовали кольцо. Я загнала себя в тупик и спиной ощутила постороннее присутствие. Напряглась. Оцепенела. Он бесшумно подошел сзади. Медленно провел ладонями по рукам вверх. Схватил за плечи и неистово сжал.

Оглянуться бы. Посмотреть от кого бегу, кого боюсь. Но нет! Страх затмевал разум. Прерывистое дыхание срывалось с губ. Сбежать, затеряться среди людей! Но нет, я слышала тяжелое дыхание, ощущая силу рук и власть надо мной.

Кто же ты? Почему преследуешь? Неужто сама смерть?

***

— Есения..., — сквозь сон доносился голос, — Есения Захаровна, барышня, очнитесь!

С трудом открыла глаза, сквозь пелену забвения различила неясный образ Насти. Девушка перевела дух, перекрестилась. Я глубоко вздохнула, окончательно выныривая из недр странного сновидения. Широко распахнув глаза, я радовалась солнечному свету и новому дню.

— Ну, барышня! — выдохнула Настя. — Напугали, ей-богу. Занедужили али нет? Почивали плохо?

— Ох, Настя, не спрашивай, — отмахнулась я от служанки.

— Батюшка ваш, Захар Платонович, с утра сам не свой, весь двор загоняли. Про вас, барышня, спрашивали.

Я позволила Насте собрать меня, привести в порядок. Служанка кликнула других сенных. Они налетели роем, окружили, подготавливая к венчанию. Я безропотно подчинялась, оставаясь во власти сна. Пыталась разобраться, но тщетно. Настя не сводила тревожного взгляда, но при других девушках не смела спросить.

Для каждой невесты день свадьбы – таинство. Трепетные переживания, надежды на будущее окрыляли и наполняли светом. Во мне же сгустилась тьма. Туман окутал сознание. Я беспрекословно выполняла то, что подсказывали окружающие. Мимолетно отвечала на вопросы. Участливо улыбалась гостям, но не видела и не слышала ничего.

Василий Андреевич неотлучно находился рядом, поддерживая и направляя, словно куклу-марионетку в руках искусного кукловода. Однако присутствие новоявленного мужа не тяготило: я не ощущала той слабости, как во сне. Значит, дело не в Василии Андреевиче? Чего я так боялась?

Уставшая и измученная думами, я вошла в дом, оставив позади шумную и развеселую толпу гостей. Столы накрыли на просторном дворе, благо погода позволяла. Конец августа выдался удачным, изобильным. Гости пили за здоровье молодых и крепкое потомство, вкушая богатые яства.

Прислонившись к дверному косяку, я закрыла глаза. Задержала дыхание. Пушистое и теплое коснулось руки. Вздрогнув, я тут же рассмеялась. Тихон сидел на лавке подле меня и терся о руку. Я приласкала кота и почесала за ухом. Взяла на руки и прошла по направлению к комнате. Но, едва ступила пару шагов, как Тихон зашипел, дернулся и выскользнул из рук. Растерявшись, я оглянулась:

— Тихон, куда ты?

В дверном проеме стоял незнакомец. Высокий, подтянутый, он отдаленно напоминал мужа, Василия Андреевича: прямой нос, тонкие черты лица, однако острый взгляд пронизывал насквозь. Густой волос аккуратно зачесан на пробор, в отличие от небрежной укладки мужа.

— Кто вы? — выдохнула я, ощутив гулкое биение сердца.

— Простите, напугал вас, Есения Захаровна. Позвольте представиться, Орлов Петр Андреевич.

Нежданный гость протянул руку, и я вложила в ладонь дрожащие пальцы. Склонившись, он коснулся губами руки, выражая почтение и насмешливо поглядывая.

— Вы боитесь меня, Есения Захаровна?

— Отнюдь, — я убрала руку и спрятала в складках подвенечного платья, — вам показалось, Петр Андреевич. День сегодня такой...

Я не закончила фразу. В сиянии свечей прошла в комнаты, но брат мужа настойчиво проследовал за мной. Мягкой неслышной поступью он подошел ближе, извлек из кармана маленькую коробочку и открыл ее.

— Простите великодушно за опоздание, дела задержали. Однако я приехал не с пустыми руками. Вы позволите, Есения Захаровна?

В коробочке на бархатной подложке покоилось украшение из черного камня. Петр Андреевич подхватил нить из бусин, зашел со спины и надел на шею черное украшение. Опустил руки на плечи и мягко развернул меня к зеркалу в богатой кованой оправе.

Я вздрогнула, ощутив руки Орлова: отголосок ночного кошмара. Машинально посмотрев в зеркало, я поймала собственный испуганный взгляд. Черный камень ярким пятном выделялся на фоне белоснежного подвенечного платья. Свет и тьма. Добро и зло.

— Семейная реликвия, — уточнил Петр Андреевич и перехватил мой взор, притягивая подобно магниту и вселяя робость. — Камень гагат оберегает от страхов и наваждений.

Глава 3

Собачий лай да топот копыт разбудили меня. Я подскочила на постели и прислушалась. Гомон мужских голосов со двора, посвист загонщиков напомнили об охоте. Папенька сдержал обещание и организовал увеселение после свадьбы.

Втянув воздух, я приложив руку к груди, и задержала дыхание: воспоминания прошлого дня лавиной обрушились на меня. На запястье брякнули черные бусины. Коснувшись теплых камней, я задумалась.

Первая ночь, когда я спала без сновидений. Василий Андреевич намотал украшение на руку в виде браслета и велел ложиться спать. Он сказал, что камни обеспечат покой, но отводил глаза, когда я спросила, что тревожит его и брата. Почему они уверены, что меня ожидают наваждение и страх? Однако муж не ответил и оставил жену в первую брачную ночь наедине с тяжелыми думами. Но усталость одолела разум, тело расслабилось, и я забылась сном.

— Василий Андреевич, что ж женушка ваша, молодушка, не выйдет на крыльцо проводить, охоты славной пожелать? — раздались подтрунивающие да задорные голоса. — Ночка то, поди, словно река бурная!

— Вот шельмы! — раздался голос папеньки и дружный смех.

Откинув одеяло, я натянула на плечи шаль и подскочила к открытому окну, отдернула занавески. Из окна опочивальни двор лежал как на ладони. Я выхватила статную фигуру Василия Андреевича среди прочих мужиков. Верхом на гнедом коне и с ружьем в руке он выглядел мужественно.

Василий Андреевич поднял глаза, и наши взгляды пересеклись. Ни тени улыбки не коснулось лица супруга. Он дернул за поводья, конь послушно поворотился. Василий Андреевич пришпорил гнедого. В сопровождении отца и мужиков, супруг покинул двор. Я смотрела вслед, и тревога закралась в сердце.

"Почему он так со мной? Неужто не любит? Ради приданного моего? Но Василий Андреевич богат! Не понимаю... "

Я отошла от окна, но снова воротилась, вспомнив одну деталь: среди наездников я не увидела брата Василия.

— Где же Орлов? Еще одна загадка! Настя, куда запропастилась? Одеваться, скорее!

— Не гневайтесь, барышня. Ох, простите великодушно, теперича к вам как к барыне велено обращаться, — девушка влетела в комнату и проворно принялась за дело, без умолку тараторя.

— Настя, скажи лучше, где брат Василия Андреевича? Разве он не отправился на охоту со всеми?

— Так барин в гостинице остановились, не пожелали в усадьбе ночевать. Вот и охоту пропустили.

— А что про него сказывают, слышала? — полюбопытствовала я.

— Не могу знать. Они вчерась прибыли поздно, чай ужо и вы, барыня, в опочивальню удалились. Побыли на дворе, с братом Василием Андреевичем обсудили что-то, да и отбыли восвояси.

— Странный он какой-то, — задумчиво произнесла я.

— Ей-богу, барыня, кто же еще черные камни на свадьбу то подарит...

— Опять ты за свое, Настя. Василий Андреевич сказал носить и не снимать, они душу успокаивают. Камень называется гагат.

— Отродясь про такой не слыхивала. Но есть на селе мужик, говорят, он в разных каменьях разбирается. Если барыне интересно, я разузнаю.

— Будь так любезна, — заинтересовалась я.

День пролетел в обычных хлопотах, но частенько я рассеянно и бесцельно устремляла взор вдаль. Вышивка валилась из рук, буквы на страницах книги расплывались. Я нехотя выслушала кухарку: Матрена советовалась насчет обеда для господ. Махнула рукой, мол, делай как знаешь. Матрена искусница в приготовлении вкусных блюд. Папенька переманил ее в былые времена из другого селения, да так и осталась у Естафьевых.

Я прошлась по дому, касаясь кончиками пальцев мебели. Провела ладонью по корешкам книг в кабинете отца. Прислонилась к книжным полкам, запрокинула голову и тяжело вздохнула. Я не готова покидать отчий дом, но такова судьба каждой девицы: следовать за мужем. Что-то принесет будущее?

С улицы раздались крики, топот ног, конское ржание. Звуки смешались в единый хаос. Я вздрогнула. Прислушалась. Бабьи стоны и причитания заставили кровь застыть в жилах. Приложив руки к груди, я боялась сдвинуться с места.

— Есения Захаровна! Барыня, горе-то какое!

На негнущихся ногах я сделала пару неловких шагов в сторону двери. В кабинет вбежала Настя, за ней стояли, утирая подолом и косынками слезы, сенные девки. С трудом я добралась до выхода и замерла в дверном проеме, опираясь рукой о косяк.

Возле телеги, запряженной одной пегой кобылой, стояли мужики с непокрытой головой. Никто не смел поднять очи и взглянуть на хозяйку. Так и стояли, понурив головы и комкая шапки.

Я бросила взор на телегу. Под рогожей угадывались очертания тела. Дыхание перехватило. Схватившись за горло, я судорожно вдохнула воздух и прохрипела:

— Кто?

Глаза выискивали среди собравшихся мужа и отца. Но ни того, ни другого среди мужиков не оказалось. У меня подкосились ноги. Настя подставила плечо, подхватила рукой за талию. Служанка отводила глаза, не в силах вымолвить ни слова, тихие рыдания срывались с ее губ.

Конский топот огласил окрестности. Во двор влетели другие участники охоты. Я охнула, завидев мужа. Василий Андреевич ловко соскочил с коня, подошел к телеге и приподнял край рогожи. Я не сводила глаз с супруга: хмурый взгляд, плотно сжатые губы. В два шага преодолел расстояние, что разделяло нас и подхватил обмякшее тело.

Глава 4

Василий Андреевич взял правление в свои руки. Я же пребывала в прострации: звуки доносились издалека, не достигая сознания, глаза смотрели, но не замечали ничего вокруг. Странная скованность охватила тело и разум. Я подолгу сидела на одном месте, уставившись в пустоту. В глазах не стояли слезы, в душе не бушевало пламя из горечи и печали. Ничего. Тихо вокруг.

— Есения Захаровна, — знакомый голос достиг ушей, вытянул из забытья, — барин гневаются, вас ищут.

Настя упала на колени подле меня, накинула на плечи шаль. Только теперь заметила, как ночь опустилась на край, где я провела беззаботное детство, взрослела под опекой папеньки. Я тихо сидела у могилы, когда Настя нашла меня.

— Как это произошло? — прошептала я. — Почему, Настя? Булатка смирный конь.

— Несчастный случай, барыня. На охоте всяко бывает, — в тон мне ответила девушка. — Конь понес, перепрыгивая заросли бурьяна. Перевернулся в воздухе и упал на спину, подминая вашего батюшку.

— Почему Булатка понес? Чего испугался?

— Неведомо, барыня, так мужики сказывают, — Настя поднялась и помогла мне. — Пойдемте, барыня, в дом. Петр Андреевич пожаловали, видеть вас хотели.

Я нахмурилась. Орлов появлялся неожиданно. Я не видела его со дня свадьбы. Похороны папеньки Петр Андреевич пропустил. Что же ему потребовалось от меня? Выразить соболезнования?

Опираясь на руку Насти, я добрела до усадьбы. Тишина опустилась на некогда шумный двор. Сразу после похорон Василий Андреевич рассчитал прислугу, кроме Матрены и Насти. Распродал скот и продовольственные запасы, объясняя скорым отъездом в город.

— Как же поля? Урожай погибнет, — заикнулась я невзначай.

— Я фабрикант, Есения Захаровна. Земли меня интересуют только ради застройки.

Сердце всколыхнулось при воспоминании вскользь брошенных слов папеньки о землях в наследство. Схватилась за руку служанки и остановилась.

— Что вы, барыня? Привиделось что-ль? Нездоровится? Побледнели так...

— Настя, ты обещала узнать про камень, из которого бусы изготовлены, — напомнила я.

— Так барыня в печали пребывали, вот я и не тревожила, — оправдалась девушка.

— Говори уж, что выяснила! — потребовала я, чуя неладное.

Настя огляделась по сторонам, не подслушивает ли кто, склонилась ко мне ближе и быстро зашептала:

— Мужик тот сказывает, что гагат – магический камень, оберегает владельца от порчи, поглощает страхи и негативные эмоции. Но камень этот колдуны используют для делишек темных, потому и кличут его камнем ночи. Открывает двери в загробный мир, позволяет управлять душами умерших и оказывать влияние на живых людей.

Настя перекрестилась, оглянулась вновь, словно почуяла слежку и заговорила еще тише:

— Я вот чего думаю, барыня: не зря они на вас камни-то эти нацепили и носить приказали. Как папенька-то ваш преставились, вы и слезинки не проронили, словно каменная стали. Бусы эти поглотили скорбь.

— Ты что несешь? — поразилась я словам служанки, однако они находили отклик собственной мысли, мелькнувшей в голове, подобно молнии. — Неужто, Настя, ты подозреваешь барина в том, что...

Я не успела договорить фразу, как парадные двери распахнулись, и на пороге появился силуэт одного из братьев. Настя охнула, подхватила юбки и скрылась в ночи, предоставив мне теряться в догадках. Я подошла ближе, не в силах унять дрожь в ногах. На крыльце поджидал Василий Андреевич.

— Не пристало замужней даме по ночам в одиночестве гулять! Что люди скажут? — укорил супруг, подхватил меня за локоть и втащил в дом.

— Я ходила на могилу отца, попрощаться перед отъездом.

Василий Андреевич посмотрел тяжелым, пристальным взглядом, но после смягчился, провел ладонью по щеке, притянул к себе и впился жадным поцелуем. Я задохнулась от неожиданности, положила руки на грудь мужа, не в силах отстраниться. Его смена настроения пугала, а затаившаяся скорбь не позволяла принять неистовые ласки супруга.

Однако Василий Андреевич вскоре отпустил меня и позволил удалиться к себе, напомнив об утреннем отъезде в город. Просить дважды не пришлось, я быстро ретировалась в опочивальню и закрыла за собой дверь. Прислонилась к деревянной поверхности и прикрыла веки. Сердце гулкими ударами отзывалось в ушах. Я боялась собственного мужа. Брошенные слова служанки разожгли огонь подозрений.

Прикрыла ладонью рот, чтобы никто не услышал стон, вырывающийся из недр души. Сняла с шеи черные бусы и отбросила их подальше, словно камни обжигали кожу.

Семейная реликвия, так сказал Орлов. Камни поглощали отрицательную энергию. Сколько же они вобрали в себя негатива за столько лет? Им впору не защищать, а проклинать, воздействуя на разум человека. Я словно во сне бродила. Папеньку оплакать толком не смогла. За что? Почему? Господи!

Слезы, копившиеся днями, нашли выход и пролились бурным потоком. Я изливала горе и скорбела по утрате родного сердцу человека, просила прощение, что не разглядела и позволила околдовать себя чарующим речам.

Однако я не в силах была поверить, что братья имели злой умысел, гнала от себя мысль, но та упорно цеплялась и не отпускала. Промокнув лицо концом шали, я высушила остатки слез. Нестерпимо захотелось пить, а Настя запропастилась и не наполнила графин водой.