Эскимо и клубника со сливками

ГЛАВА 1. ТАИСИЯ

– Таюш, ну, чего ты! Я же через четыре дня вернусь, – улыбаясь, Глеб целует меня и широко разводит руки. – В воскресенье привезу тебе вот такого сазана.

Я прижимаюсь к мужу: мне так не хочется, чтобы он уезжал, но ничего не поделаешь. Я понимаю, что Глебу необходим отдых – у него напряженная работа, постоянные командировки – значит, для перезарядки ему требуется отправиться подальше от суеты мегаполиса. Поэтому в этом сентябре, как и в прошлом году, и в позапрошлом, муж полетит с друзьями в Астрахань, где в дельте Волги он будет рыбачить и восстанавливать душевный баланс, забывая о проблемах и тревогах, связанных с многозадачностью его работы.

Потом, как ни пыталась, я не могла вспомнить про то утро ничего особенного, хотя должно же было что-то произойти: зеркало разбиться, птица удариться об оконное стекло, уборщица с пустым ведром на лестничной клетке встретиться, когда я Глеба провожала, но ничего такого не было – никаких знаков судьбы, никаких предчувствий. Самое заурядное утро.

Закрыв за мужем дверь, я смотрю на часы – без пяти шесть, ложиться спать не имеет смысла: надо готовить завтрак и в семь будить Василису, собирать её в школу. Впереди самый обычный день, один из тысячи подобных. Ничего удивительного нет в том, что мы с дочерями на несколько дней останемся одни – Глеб часто уезжает по рабочим делам или просто отдохнуть на выходных в мужской компании, но всё равно каждый раз мне становится грустно. Мне так хорошо рядом с Глебом, что я никак не могу привыкнуть к этим, пусть и непродолжительным, разлукам.

На улице уже рассветало. Утро серое, осеннее, моросит дождь, капли монотонно стучат по подоконнику. В такую погоду хорошо, закутавшись в плед, сидеть рядом с мужем, прижавшись к его плечу. Но Глеба рядом нет, сейчас, наверное, он уже выезжает на шоссе, ведущее в аэропорт. А я до конца недели буду одна пить утренний кофе, а вечером, уложив детей, одна лежать в кровати, равнодушно глядя на экран телевизора. Что-то я разнылась, надо прогонять минорное настроение, навеянное погодой: мне не печалиться, а каждую минуту радоваться надо – мало кто из моих знакомых смог, как мы с Глебом, прожить пятнадцать лет так, чтобы страсть не угасла, чтобы сохранились нежные эмоции и чувства. Пятнадцать лет в любви и согласии, две прекрасных дочери, достаток – сотни женщин мечтают об этом, а в моей жизни это есть. В воскресенье Глеб вернётся, отдохнувший, весёлый, будет смешить меня с дочками забавными историями, случившимися на рыбалке, а потом настанет ночь, и, как всегда после разлуки, даже такой короткой, это будет бурная и долгая ночь любви – мы будем лететь, парить и наслаждаться ласками, вновь и вновь осыпать ими друг друга, утопая в аромате кожи. Сладкая нега накрывает меня при мыслях о Глебе. Я благодарна судьбе за встречу с самым лучшим мужчиной на свете и за возможность любить его и быть им любимой.

Девочки мои встали. Белокурые, голубоглазые – точные копии Глеба.

– Мам, а когда мы пойдём гулять? – блестят нетерпением голубые глазки Вари.

Неделю назад моя младшая, пятилетняя Варюша, приболела, насморк и кашель уже прошли, и в понедельник я планировала вести дочку в детский сад, но обещала ей в четверг недолгую прогулку, ведь Варюшке сидеть дома уже надоело.

– Варюш, ну, какое гулянье? Дождик идёт.

– А когда дождик перестанет, мы гулять пойдём?

Было не похоже, что дождик когда-нибудь закончится, наоборот, он всё усиливается, превращаясь в ливень. Я смотрю через струи дождя вниз на продвижение оранжевого зонта, под которым не спеша идёт Василиса. Она не позволяет себя провожать – ведь ей уже четырнадцать, да и нужды в проводах никогда и не было: школа находится прямо напротив нашего подъезда, но я всё равно каждое утро внимательно слежу из окна, как дочь пересекает двор. Вот оранжевый зонт останавливается – Василиса встретила одноклассников, несмотря на косой дождь, остановилась с ними перед воротами. «Промокнешь же!» – пробормочу я с досадой, и компания восьмиклассников, словно услышав меня, бежит к школьному крыльцу.

Зазвонил телефон – курьер предупредил, что в течение получаса доставит заказ. Но уже через десять минут звякает домофон, а затем весело играет дверной звонок. Я спешу открыть дверь курьеру, но на лестничной клетке вместо мужчины с тяжёлым мешком стирального порошка стоят блондинка и маленькая девочка. Вода капает с зонта незнакомки, с одежды, с маленького красного чемоданчика на колёсиках.

– Здравствуйте! Глеб Валерьевич Васютин здесь живёт? – блондинка с откровенным любопытством меня рассматривает.

– Здесь. Но он сейчас в отъезде, будет в воскресенье.

– Я Лера из Конашова, – девушка произносит эти слова так, словно они могут что-то объяснить. – Вот приехали с Алисой Москву посмотреть.

Кажется, ситуация понемногу разъясняется: в Конашове находится созданный для расширения бизнеса филиал организации мужа. Именно в это провинциальное подразделение Глеб, как представитель руководства, регулярно ездит, решая рабочие вопросы. Я не раз спрашивала, почему нельзя в двадцать первом веке дистанционно обсудить возникающие проблемы, есть же интернет. Но муж терпеливо объяснял, что сложившаяся в филиале ситуация требует его личного присутствия. Блондинка, вероятно, сотрудница или член семьи кого-то из работников конашовского филиала, кому муж любезно предоставил свой адрес, но не ожидал, что этим адресом воспользуются, иначе предупредил бы меня, что приедут гости. Хотя странно, что пригласил к себе, а не предложил подобрать и забронировать номер в гостинице – посторонних людей в доме Глеб не любит.

ГЛАВА 2. ТАИСИЯ

– Мне, наверное, надо уехать? – тихо произносит Лера и смотрит на меня глазами побитой собаки.

Интересно, что она хочет услышать? «Зачем уезжать? Оставайся. Мне же так приятно принимать любовницу мужа». Но, естественно, я этого не говорю, я ничего не говорю, но смотрю на Леру так, что она быстро бормочет:

– У меня подруга в Москве работает, квартиру в Ховрино снимает. Я ей не дозвонилась, но у меня адрес есть. Мы сейчас к ней поедем, у неё остановимся. Я же обещала Алисе Москву показать, в Кремль, в зоопарк сходить.

Я снова молчу, хочется спросить про адрес подруги: «Тоже из паспорта переписала?», но на иронию не хватает сил. У меня сейчас вообще ни на что не хватает сил.

Лера встаёт и уходит собирать Алису, но быстро возвращается:

– Я Глебу звоню, а он постоянно вне зоны. С ним ничего не случилось?

Я думала, что она подруге пытается дозвониться, а эта дурочка, видимо, мне не поверила – решила у Глеба выяснить, что это за баба в его квартире называет себя его женой. Впрочем, я не умнее, тоже принять происходящее не могу, всё надеюсь, что это розыгрыш, но тут же вспоминаю голубоглазую Алису – копию моей Варюши – и надежды на недоразумение рассыпаются. Лера, оказалось, тоже думает о наших дочерях:

– Варе, как Алисе, пять лет?

– Пять. Месяц назад исполнилось, – подтверждаю я. – Первого августа День рождения отмечали.

– А Алиска третьего августа родилась. Это выходит, что он нас одновременно обрюхатил, – Лера смотрит мимо мня, и в глазах её застыл ужас.

Я хорошо помню тот новогодний вечер, когда я сообщила мужу, что беременна. Как он был счастлив! Мы давно мечтали о втором ребёнке, но не получалось, а в том декабре получилось.

– А говорил мне, когда встречаться с ним стали, что один живёт, – продолжает Лера. – Мы у клуба познакомились, я там подрабатывала, и Глеб мне сразу сказал, что одинок, с женой расстался.

– Танец у шеста исполняла? – не могу удержаться от ехидного замечания.

– Нет, я танцевала гоу-гоу, а не стриптиз, – Лера не обращает внимания на мою язвительность. – Девочки рассказывали, что пьяные посетители иногда распускали руки, но меня никогда не лапали, а вот познакомиться многие пытались. Может, думали, что если танцовщица, то легкодоступная. Но я никогда в клубе не знакомилась, я работала. Кстати, у нас очень хорошая танцевальная группа была. Бальная хореография, латино. Я связки придумывала.

– А как же Глеб с тобой в клубе познакомился, если ты ни с кем там не знакомилась? – перебиваю я Леру.

– Так, я же сказала, что у клуба, а не в клубе. Он меня у служебного выхода ждал с большим букетом. Я сначала подумала, что он так, на вечер развлечения ищет, но Глеб сказал, что просто хотел поблагодарить за удовольствие, доставленное моим танцем. У него в тот вечер было неважное настроение, но смотрел с каким драйвом я танцую, и груз проблем уже не давил на него так сильно. Это его слова.

Я слушала Леру, ясно понимая, о чём она говорит, но при этом мне казалось, что я сплю и вижу дурацкий сон. Глеб, мой муж, знакомиться с какой-то танцовщицей, рассказывает ей о своём одиночестве. Абсурд. Полный абсурд!

– Мне все тогда говорили, что мой танец помогает поднять настроение. Я ведь профессионально занимаюсь хореографией, но гоу-гоу – это была чистая импровизация, возможность показать музыку такой, как её слышишь.

Я слушаю, а голове вертится: «Когда же она уйдёт? Я не хочу ничего знать ни про её танцы, ни про неё саму».

– Лера, ты дозвонилась до подруги?

– Нет, она «вне зоны», но ты не думай, мы сейчас уедем.

И в эту минуту на кухню вбегает Варя, за ней следом семенит Алиса.

– Мам, а мы когда обедать будем?

Я смотрю на часы, стрелки приближаются к часу. Странно – мне казалось, что время тянется, а оно птицей пролетело. Ставлю на плиту кастрюльку с куриным бульоном, засыпаю в него домашнюю лапшу. Спрашиваю у Леры, будет ли она обедать, спрашиваю автоматически, гостья отказывается: «Я бы просто кофе попила». Варю кофе и удивляюсь себе: во мне поселились две женщины – одна погружена в домашние хлопоты, вторая не может ни о чём думать, кроме неожиданного появления в квартире блондинки с ребёнком. Два человека в одном – это, похоже, клинический случай.

Алиса с любопытством рассматривает весёлых котят по краям тарелки, затем удивляется разноцветной лапше.

– Это мама сама делает, – с гордостью сообщает Варя. – А я помогаю.

– А почему она цветная? – проявляет интерес Лера. Похоже, цвет лапши ей меньше всего интересен, но она не может молчать, ей необходимо что-то говорить.

– Я добавляю в тесто шпинат, томатную пасту или куркуму, вот и получается зелёная, красная и жёлтая.

– Надо же, – изображает удивление Лера, но глаза по-прежнему испуганны. – А я вот готовить не люблю.

– Мама и пельмени разноцветные лепит, – хвастливо заявляет Варюша.

Да, я идеальная домохозяйка – раскатываю домашнюю лапшу, леплю разноцветные пельмени, в шкафах царит идеальный порядок, а доме – идеальная чистота. Хотя чистоты, как выясняется, и не было. Внешне чисто, а на самом деле – ложь, обман, грязь. Я рассматриваю девочек, наперегонки поедающих куриную лапшу: как же они похожи!

ГЛАВА 3. ТАИСИЯ

Из прихожей слышу спокойный голос Леры, она что-то объясняет дочери. Я снова удивляюсь хладнокровию розовощёкой блондинки: сохранить невозмутимость в подобной ситуации мало кому дано. Однако, зайдя на кухню, вижу выражение страдания в застывшем взгляде.

– Мы сейчас уходим, – произносит Лера бесцветным голосом. – Алиса, ты поела – говори «спасибо», выходи из-за стола и иди одевайся.

Алиса вскидывает бровки, точь-в точь как моя Варя, и недовольно тянет:

– Я не хочу к тёте Вике ехать. Ты поезжай, а я здесь с Варей останусь, – и, указав на окно, добавляет весомый аргумент: – Там дождик.

Действительно, прекратившийся было дождь полил с новой силой. Я представила себе, как маленькая девочка мокнет под дождём, добираясь до «тёти Вики». Да и этой Вики тоже может дома не оказаться, будут стоять под дверью, а то и у подъезда, ждать, когда эта тётя Вика с работы вернётся.

– Лера, а какой тебе смысл тащить с собой ребёнка? – я так хочу, хоть ненадолго забыть про них, хочу, чтобы они поскорее ушли из моей квартиры и, главное, из моей жизни, но произношу обратное. – Неизвестно, когда придёт твоя подруга, ты ведь ей не дозвонилась. Оставляй у меня Алису, и поезжай искать свою Вику.

Не дождавшись ответа матери, Алиса радостно выскакивает из-за стола. Бросив на ходу «Мамочка, спасибо», Варюша устремляется за новой подружкой в детскую.

– Пойду, попробую уложить, – иду я следом за дочерью.

– А моя уже днём не спит, даже в детском саду, – сообщает Лера, в голосе по-прежнему нет эмоций.

– Но, может быть, сегодня и Алиса поспит. Всё-таки ночь в поезде провела. Дверь на нижний замок закрыта, будешь уходить – просто захлопни.

Пятилетняя Варя уже редко спит днём, а сегодня, в присутствии Алисы, заставить дочь поспать будет просто невозможно. Но я не хочу ждать, когда Лера уйдёт, не хочу с ней общаться – пусть она поскорее собирается и валит к своей подружке, а уходя, сама закроет дверь.

Я ухожу в детскую, делаю слабую попытку уговорить девочек лечь спать, и, поняв тщетность этого, сажусь на диван и чувствую, как силы меня покидают. Слишком много энергии было потрачено на то, чтобы осмыслить произошедшее. Я ждала, что после разговора с Лерой Глеб позвонит мне и хоть что-то объяснит, но он предпочел оставить меня наедине с моими сомнениями. За пятнадцать лет я привыкла, что муж берёт на себя решение наших семейных проблем. Всегда всем уверенно говорила и сама верила, что Глеб тот самый муж, за которым как за каменной стеной. А сегодня выяснилось, что не только я жила за этой стенкой.

Девочки щебетали, изображая принцесс, принцами были, как я поняла, плюшевые медведь и заяц. Надо брать себя в руки и что-то делать, иначе я с ума сойду от своих мыслей, от ожидания звонка Глеба. Для меня медитацией служит готовка. Замешивание теста или жарка картофеля меня расслабляет не хуже йоги. Когда я стою у плиты, я не смотрю телевизор, не слушаю подкасты, а сосредотачиваюсь на своих ощущениях, чувствую текстуру продуктов, их запах. Нож стучит по деревянной доске, масло шипит на сковородке, и нет ничего, кроме звуков готовящейся еды. Я отправляюсь на кухню и с удивлением обнаруживаю там Леру, а я-то думала, что она давно уехала.

– Я сейчас ухожу, – девушка поднимает на меня опухшее от слёз лицо.

У меня всё внутри переворачивается: совсем недавно я слышала спокойный доброжелательный тон её разговора с Глебом, а сейчас сидит заплаканная, с размазанной губной помадой, голос дрожит.

– Ну, убедилась, что твой возлюбленный тебе пять лет по ушам ездил? Неужели тебе даже Рита не намекнула, когда в Турции отдыхали, что Глеб не только де-юре, но и де-факто женатый человек, – произношу с ехидством, но видя растерянный взгляд Леры, чувствую, как злость ослабевает: уж очень жалка сейчас любовница мужа.

Лера почти беззвучно шевелит губами, всхлипывает, но мне удаётся разобрать:

– Я Глебу верила.

– Я тоже верила, но, как оказалось, зря. Он и тебе, и мне врал. А когда его враньё вылезло наружу, обосрался наш любимый и спрятался в кусты, надеясь, что всё рассосется само собой.

Я никогда так не говорила о Глебе, а сейчас говорю и с каждым словом распаляюсь всё сильнее, надо успокоиться, а то сейчас перейду на крик, прибегут девчонки, как Алиса себя поведёт, не знаю, а моя Варюшка, думаю, надолго впечатлится, она подобных сцен не наблюдала. Я смотрю на Леру, что-то беззвучно шепчущую, заплаканную, несчастную.

– Давай кофейку сварю. Кофе поднимает настроение и приводит тело, разум и душу в гармонию.

Мне надо чем-то себя занять – варю чёрный кофе, режу сыр, делаю бутерброды. Лера перестаёт всхлипывать, но сидит как пришибленная, глядя перед собой широко раскрытыми и совершенно пустыми глазами.

– А ты так спокойно с Глебом по телефону говорила. Я решила, что ты всё заранее знала.

– Я старалась не показать, что мне больно. У меня давно ситуация тяжёлая была, и я дала себе слово: ни один мужик не увидит моих слёз. Ещё боялась при Алисе расплакаться. Она у меня очень впечатлительная. И вообще, я то всё понимаю, то как во сне. Всё кажется, что ошибка какая-то произошла.

– Хорошенькая ошибка! – фыркаю я. – Ещё скажи «недоразумение» или «неувязка». Для меня это – крах всей моей жизни. Я пятнадцать лет замужем, пятнадцать лет я верила своему мужу, верила, что он не может лгать, когда называет меня единственной, – я не хочу кричать, но голос мой повышается, и я не могу ничего с этим поделать, – верила, что у нас нет тайн друг от друга. Доверие – это важнейшее в отношениях, а как я могу ему теперь доверять?

ГЛАВА 4. ТАИСИЯ

Я кидаюсь на кухню, едва не падаю, споткнувшись о брошенный Василисой школьный рюкзак, хватаю телефон, но на экране фото не Глеба, а смеющейся девушки в венке из ромашек – Елизаветы, моей подруги.

– Привет! – голос у Лизы завораживающе красивый, низкий, обволакивающий. – Как смотришь на то, чтобы завтра в СПА сходить. Я тут роскошный салон обнаружила – хаммам, гидромассаж, обёртывание. Пока твой супруг на рыбалке развлекается, организуешь себе прилив эндорфинов.

– Я сегодня порцию таких эндорфинов получила, что не проглотить.

– В смысле?

– У Глеба вторая семья обнаружилась. Сегодня из Конашова к нему танцовщица с пятилетней дочерью приехала.

Я разговариваю по телефону тихо, чтобы не услышала Василиса, хотя она на кухне не скоро появиться: старшую дочь всегда надо звать по нескольку раз после её традиционного «сейчас, уже иду». Однако, повернувшись к холодильнику, я умолкаю на полуслове, увидя на пороге кухни Васю.

– Какая танцовщица? – не понимает Елизавета.

– Я тебе перезвоню, – тотчас же прекращаю разговор с подругой.

Как ужасно, что Василиса оказалась свидетельницей моего разговора: ей совсем не нужно знать, почему у нас в квартире появилась Лера.

– Значит, Варька сейчас с нашей сестрой играет? – равнодушно произносит Вася, но я хорошо знаю свою дочь, поэтому улавливаю в её голосе напряжение.

– Васюш, вот папа вернётся с рыбалки, и всё выяснится, – больше мне нечего сказать ребёнку в пубертатном периоде, у неё и так ежедневный кризис личности.

– А чего выяснять? Они с Варькой как однояйцевые близнецы, – в голосе Василисы я слышу нотки агрессии.

– Похожих людей много, – пытаюсь я закрыть болезненную тему. – Ешь давай, а то остынет.

– Пусть стынет. А зачем они к нам приехали?

– Москву посмотреть, в зоопарк сходить, – я говорю и понимаю всю нелепость произносимых слов, голос мой начинает предательски дрожать.

Василиса прекращает расспросы, молча ест, но видно, что в её мозгу идёт напряжённая работа.

Приходит сообщение от Елизаветы: «Что там у тебя произошло???». Отвечаю: «Это не по телефону». И уже через полчаса подруга влетает ко мне в квартиру.

– Я на работе сказала, что к поставщикам еду, – с порога объявляет Лизавета, – но мне сегодня надо будет обратно вернутся. У меня на пять часов совещание назначено. А чего у тебя мешок на дороге стоит?

Только сейчас я замечаю шестикилограммовый пакет стирального порошка, его принёс курьер, значит, я открыла ему дверь, расплатилась с ним, но абсолютно не помню, как это было. Я весь день как во сне, в тяжёлом, мучительном сне.

– Убрать не успела, – бормочу невнятно, запихивая пакет в кладовку. – Ты проходи на кухню, я сейчас.

Елизавета удобно устраивается на кухонном диване, и я снова варю кофе. На этот раз с корицей, как любит моя подруга. У меня сегодня какой-то кофеварочный день. Василиса заходит с нами на кухню и усаживается напротив Лизы, но та её быстро выпроваживает:

– Кыш отсюда! Нечего взрослые разговоры слушать. Иди уроки учи, – и никакого дела моей подруге нет до проблем подростковой психики.

– Она слышала, как я тебе про любовницу Глеба говорила, – шепчу я, когда Василиса, демонстративно поджав губы, выходит из кухни.

– И прекрасно. Девка взрослая, должна о жизни что-то уже и знать.

– Что-то, но не это же! Тем более, про родного отца.

– Ладно, Макаренко, о воспитании детей после поговорим. Чего случилось-то?

Я, стараясь не расплакаться, рассказываю про приезд танцовщицы Леры из Конашова, про девочку, сверстницу Варюши, про то, как спокойно говорила Лера с Глебом.

– Мда, сюрприз, – всегда решительная Елизавета растерянна.

– Я вот что подумала: может, Глеб с ней переспал всего один раз, случайно, напился в том клубе, где она плясала, ну, и по пьяни он её... Ты понимаешь, там связи как таковой не было, просто пьяный перипихон. А она теперь его ребёнком шантажирует. Ведь Глеб не мог столько времени эти отношения скрывать.

– Так, он и не скрывал, – Лиза наливает себе из турки ещё кофе. – Сама только что сказала, что он её с семьёй своего братца познакомил, с друзьями. Он только тебе её не предъявил, а так, все про неё знали.

После напоминания о лицемерии близких я больше не могу сдерживаться, слёзы наворачиваются на глаза, я отворачиваюсь и давлюсь беззвучным плачем. Но тут на кухню заглядывают Варя и Алиса:

– Мама, дай нам, пожалуйста, альбом и новые фломастеры. Нам рисовать надо, а Вася свои не даёт. А ты плакала?

– Нет, доченька, это я лук резала, потому и слёзы. А что вы там рисуете?

Я на несколько минут ухожу с кухни, умываюсь, достаю цветные карандаши и фломастеры младшим, целую уставившуюся в экран компьютера Василису.

На кухне Елизавета что-то ищет в телефоне.

– А действительно, девочка на Глеба похожа, – констатирует подруга.

– Василиса сказала, что Варюша и она как однояйцевые близнецы.

ГЛАВА 5. ТАИСИЯ

Я смотрю на незнакомый номер телефона и ощущаю тревогу. Сегодняшний день преподносит неприятность за неприятностью, появилось желание сбросить звонок, но я отвечаю.

– Алло.

– Таисия Васютина?

– Да.

– С Вами говорит дежурная медсестра, – у меня перехватывает дыхание, и я едва не роняю телефон: что-то случилось с моим мужем. – К нам поступила Валерия Соколовская. Она в тяжёлом состоянии.

– Я не знаю никакую Соколовскую, – дышать стало легче: я не навлекла своими мысленными проклятиями беду на Глеба.

– А она просила Вам позвонить. Сказала нам, что у Вас находится её дочь.

– Извините, я не сразу разобралась. Теперь я поняла, о ком Вы говорите. А что с ней?

– У неё тяжёлая черепно-мозговая травма, множественные ушибы. Её сбил электросамокат. Она сейчас в реанимации, потом, возможно, потребуется операция или переведут в нейрохирургическое отделение.

Я записала на бумажной салфетке номер больницы, поблагодарила звонившую и растерянно посмотрела на Василису, которая с интересом слушала разговор, пытаясь понять по моему тревожному голосу, что произошло.

– Леру самокат сбил, она в больнице.

– Как самокат сбил? – глаза Василисы округляются. – Где?

– Она в Ховрино к подруге поехала. Больше мне ничего не известно.

Словно услышав наш разговор, на кухню зашла Алиса:

– А мама скоро вернётся?

– Мама в больнице, но она скоро поправится. Ты у нас её подождёшь. А сейчас мы будем чай пить с вкусными пряниками, – я говорю, не умолкая, чтобы не услышать вопросов, на которые у меня нет ответов. Сколько времени предстоит Лере провести в больнице, мне неизвестно. Что такое тяжёлая черепно-мозговая травма, я плохо представляю, но слово «реанимация» говорит само за себя. А ещё медсестра упомянула множественные ушибы, Ушибы чего? Что если возникнут проблемы с ногами? Лера же хореографическое окончила, не знаю, бывают ли хромые хореографы.

На меня смотрят испуганные глазки-незабудки:

– А когда мама меня заберёт?

– Скоро, Алиса, надо только чуть-чуть подождать. Выздоровеет и заберёт тебя. А завтра мы в зоопарк поедем – как ты с мамой хотела, так мы и сделаем. Потом нарисуем животных, которых увидим, и я маме в больницу отвезу твои рисунки.

Я готовлю ужин, кормлю девочек творожной запеканкой, слушаю их болтовню и всё время смотрю на телефон. Глеб не звонит. Он всегда вечером звонил, если бывал в отъезде. Я ждала этих звонков, и мы подолгу разговаривали о том, как прошёл его день, какие у нас с дочерями новости. А как он звонил мне, когда бывал с Лерой? Он же рассказывал ей, что с женой не живёт. Невозможно не заметить, как твой мужчина подолгу воркует с кем-то по телефону. И мелькнувшая днём смутная догадка, что Лера знала о моем существовании и специально приехала, чтобы прояснить отношения с Глебом, оформилась в уверенность.

Я только уложила Варю и Алису спать, как приехала Елизавета. Подруга удивлённо поднимает брови, заметив на диване Алису, но, ничего не сказав, отправляется на кухню. Я целую спящую Варю, поправляю Алисе одеяло, и в который раз с неприязнью замечаю, как похожи эти девочки друг на друга, на Василису, на Глеба. А он так и не звонит.

– Тася, дай что-нибудь пожевать. Есть хочу, как голодный бегемот. У меня сегодня на работе запарка, некогда в туалет сходить было. За день только апельсин съела, ну, ещё кофе у тебя пила.

– Теть Лиз, а где Вы видели голодного бегемота? – интересуется Василиса.

– У меня богатое воображение. Быстро ставь чайник, пока мать делает мне бутерброды.

– Бутерброды будешь дома есть. Я тебе нормальный ужин сейчас погрею, – вступаю я в разговор.

– Ты куда столько накладываешь! – Елизавета возмущенно смотрит на тарелку с едой, которую я ставлю в микроволновку. – Мне ещё в новое платье-футляр предстоит влезать. Я специально купила к юбилею компании. Строго в талию, натуральный шёлк, цвет – тёмная карамель.

– А фотка платья у Вас есть? – глаза Василисы загораются любопытством.

– Я неодушевлённые предметы не снимаю, – Елизавета внимательно следит за вращением тарелки за стеклом. – А вы этого приблудного ребёнка у себя жить оставили?

– Её мать электросамокат сбил. Она теперь в больнице, в реанимации, – я не называю Леру по имени, мне не хочется его даже произносить. Мне тяжело видеть и Алису – воплощенное подтверждение неверности мужа, но куда теперь деть ребёнка? Девочка не виновата в родительских грехах.

– Не фига себе! – Елизавета округляет глаза. – Про эти самокаты уже и говорят, и пишут, а хоть бы что: они повсюду едут, мчатся, давят.

– Нормально они ездят, – выступила в защиту техники Василиса.

– Нормально, а человек в реанимации, – Елизавета с наслаждением жуёт разогретую куриную котлету, потом поднимает на меня глаза: – Сказочно вкусно. И что ты с этим ребёнком делать собираешься? Себе оставишь? Хотя, конечно, она вашей семье не чужая.

– Лиза! – я укоризненно смотрю на подругу и указываю глазами на дочь.

– Ладно, не надо глаза делать. Я пошла, пока меня выгонять не начали, – Василиса медленно встает из-за стола, но в голосе звучит надежда, что её оставят на кухне послушать «женскую болтовню». Но её не останавливают, и Вася с гордым видом «не очень-то и хотелось» покидает кухню.

ГЛАВА 6. ТАИСИЯ

Василиса любит томатный сок, она готова пить его круглые сутки. Я ещё утром собиралась купить её любимый напиток, но все планы были нарушены: после приезда Леры мне было не до магазинов. Но мысли о покупке томатного сока промелькнули мгновенным фоном. На первом плане – «папа позвонил». Я не успеваю ничего узнать, Елизавета меня опережает:

– И что он тебе сказал?

– Сказал, что с ним всё в порядке, чтобы мы не волновались. А я сказала, что нам есть о ком волноваться: его Лера попала в больницу, а Алиса живёт у нас.

– А он что? – выдохнула я.

– Сказал, чтобы мы берегли себя.

– И всё? – хором спросили мы с Лизаветой.

– Всё.

Я видела, как Вася старается держаться спокойно, но на самом деле очень переживает: ей нелегко принять известие о тайной жизни отца, воплощавшего образ идеального мужчины. Наверное, у неё тоже сегодня что-то рухнуло в душе.

– Доченька, чаю с нами попьёшь?

– Спасибо! Вы обсуждайте, а я спать пойду. Поздно уже. Мне завтра рано в школу – у нас день самоуправления.

– Нормально, – Елизавета возмущенно бросает на стол чайную ложечку. – «Берегите себя». Он даже тебе позвонить боится. Негативных эмоций опасается. Не ожидала от Глеба, что так зассыт.

– Ну, мало ли какие обстоятельства, – я понимаю, что подруга права, но очень не хочется принимать очевидное.

– Какие обстоятельства? Водки с мужиками попить или баба очередная? Он должен был всё бросать и сюда мчатся, тем более Василиса ему сообщила, что его любовница в больницу загремела.

– Возможно, он завтра прилетит.

– Ну-ну. Завтра посмотрим. А сегодня давай спать ложись. Даже мне от всех этих переживай поплохело. Я у тебя заночую, не возражаешь?

– Ночуй, конечно.

Я думала, что не смогу заснуть, но Лизаветино снотворное подействовало. Я закрыла глаза и провалилась в темноту без сновидений.

Утром меня разбудила Варя:

– Мама, вставай. Надо в зоопарк ехать.

Ничего не понимаю, только что был вечер, а уже за окнами светло. На часах половина десятого. Я вскакиваю, бегу в комнату Вари, но её нет. Нет и Лизаветы.

– Нас тётя Лиза яичницей покормила. Они с Васей ушли, а нам тётя Лиза велела играть в моей комнате и тебя не будить. Но я подумала, что пора в зоопарк, ты же обещала, что мы с Алисой в зоопарк поедем.

Елизавета обалдела: оставила двух пятилетних девочек без присмотра – неизвестно что они могли натворить.

– А мама сегодня из больницы придёт? – вопрос Алисы застаёт меня врасплох.

– Нет, сегодня не придёт. Надо немножко подождать.

– Мам, одевайся скорее, нам же в зоопарк, – торопит меня Варя.

– Сейчас, минутку. Мне позвонить надо.

Я нахожу в кухонном столе салфетку, на которой вчера записала информацию из больницы, нахожу в интернете номер справочной и узнаю, что у Валерии Соколовской состояние тяжёлое, но стабильное, передачи, пока не перевели из реанимации, не нужны. Что это значит, я не очень понимаю: состояние тяжёлое – это очень плохо, но стабильное – вроде бы не так пугающе звучит.

И вот, мы с девочками приезжаем в зоопарк, ходим между клетками, рассматриваем животных. Я с Варюшей была здесь весной, и сегодня в зоопарке те же орущие попугаи, высокомерные жирафы, невозмутимый слон – в зоопарке всё по-прежнему, а у меня вся жизнь разрушилась.

На детской площадке зоопарка я присела на скамейку, чтобы написать сообщение Лизавете. Она на звонки не отвечает, прислала сообщение «Извините, перезвоню позже». Понятно, она серьёзный начальник, видимо, ей сейчас не до частных разговоров, но я не могу носить в себе то, что Глеб так и не позвонил, что я каждую минуту думаю о нём, о его поездках в Конашов, о том, что смогу ли его простить и надо ли прощать.

– У Вас двойняшки? – спрашивает присевшая рядом пожилая женщина, указывая на Варю и Алису, скачущих по тумбам детской площадки.

– Нет, это дочь знакомой.

– А как похожи! – удивляется женщина. – Я ещё думаю: сёстры, а одеты так по-разному.

Действительно, две голубоглазые, круглолицые девочки весело вертят светлыми кудрявыми головками, но одна одета в джинсовый комбинезон и спортивные кроссовочки, а вторая – в нарядных лаковых туфельках, юбочке с оборками, в ярко-розовой с бабочками ветровке. Лера, я успела заметить, сама любит всё розовое и гламурное (как точно Елизавета назвала: «клубника со сливками»), и дочь одевает словно куклу Барби. Может быть, в другой ситуации я бы признала, что это мило, но сейчас всё, связанное с Лерой, вызывает раздражение – приехала, чтобы разрушить мою семью. Я теперь не смогу верить своему мужу, буду знать, что мне он лгал на протяжение многих лет… Понимаю, что мой гнев должен быть направлен на Глеба, это он завел любовницу, ездил с ней отдыхать, знакомил с родными и друзьями, она родила ему дочь. Это не мимолётная интрижка, это многолетняя связь. Но почему-то моё негодование обращено не на мужа, а на Леру – она коварная разлучница. Но при этом злорадства от того, что соперница оказалась в больнице, я не испытываю. Что теперь будет с Алисой, если наезд самоката будет иметь серьёзные последствия для здоровья её матери?