Снимаю обувь, ноги гудят после суток на ногах. Ночь сегодня в отделении выдалась нелёгкая, даже можно сказать, тяжёлая. Из-за перепадов давления пациенты плохо себя чувствовали, и я толком даже не спала. Голова болит, больше всего мне хочется лечь спать и больше ни о чём не думать.
Может, ещё и поэтому я не сразу реагирую. Мысли заторможено фиксируют внимания на чёрных женских сапогах, которые стоят на обувной полке.
До сонного и усталого сознания долетает ритмичный скрип нашего старенького дивана. Слишком знакомый, но мозг отказывается верить. А следом слышу женский стон и шлёпок.
Самый настоящий женский стон, наполненный удовольствием и страстью. Я застываю как изваяние, прислушиваясь к тому, что творится в зале.
Опять порно смотрит, – первая мысль, которая посещает меня, но сама же себе не верю.
Встаю. Дохожу, словно в кошмарном сне до зала, секунду медлю, не решаясь заглянуть.
– Да, давай, ещё…ещё… трахай меня, – мне мерещится голос соседки.
– Ты гораздо чувствительнее и громче моей жены. Обожаю, когда женщина кричит, – хрипит Артём.
А мне лицо закрыть хочется от стыда.
Пересилив себя, делаю шаг вперёд.
На расстеленном диване муж обнимает нашу соседку, которая живёт через дорогу. Обнимает со всей страстью, которая в последнее время пропала из наших отношений.
Его голые ягодицы ритмично двигаются вверх и вниз, отчего также ритмично и поскрипывает диван.
– Я смотрю, ты живёшь в своё удовольствие, ни в чём себе не отказываешь?
Артём поднимает голову и смотрит на меня и только тогда замирает на секунду.
– Бля*ь, Алеся! Какого хрена?
– Это ты мне скажи, какого хрена ты делаешь?
Соседка растерянно хлопает ресницами, ещё не совсем понимая, что происходит. А когда до неё доходит, она упирается в грудь моему мужу, пытаясь столкнуть его. Но он не отпускает её, крепко удерживая под собой своим телом, и продолжает двигаться, врезаясь в её поплывшее тело.
Не могу на это смотреть. Это мерзко и низко.
В голове не укладывается, как можно продолжать трахать другую женщину на глазах у собственной жены.
Я бы уже со стыда сгорела, а им всё равно!
Душу стремительно заполняет смертельный яд, имя которому одно: полное разочарование в человеке.
Разворачиваюсь и несусь в нашу спальню. Не помню ни про свои разбитые ноги, ни про бессонную ночь. Я просто хочу уйти, чтобы не видеть этого бесстыдства.
Его предательство стало последней каплей. Слёзы застилают глаза, стекают по щекам, я вытираю их тыльной стороной ладони. Злюсь на себя за слабость и уязвимость. Не хочу плакать, не заслуживает он моих слёз. Урод!
Вытаскиваю из шкафа дорожную сумку. Кидаю в неё одежду первой необходимости.
Я не готова жить больше с ним. С меня хватит.
– И куда ты собралась? – в дверях спальни появляется Артём, уже в джинсах. Он смотрит на меня исподлобья, будто это я виновата, что помешала им. Злой, пронизывающий взгляд и желваки , которые ходят, не переставая.
Не хочу на него смотреть. Весь его вид сейчас не вызывает во мне ничего, кроме боли и сожаления.
– Я? А ты как думаешь?
– Алеся, я понимаю, ты не ожидала этого увидеть, но ты могла бы хотя бы СМС написать или позвонить, что смена раньше закончилась.
Задыхаюсь от возмущения. Это я ещё и предупредить должна была? Но ведь это и мой дом тоже.
– Я смотрю, у тебя ни стыда, ни совести не осталось. Ведь ты тоже мог просто не изменять мне. Или хотя бы отель снять. Но мозгов, видимо, не хватило! – выкрикиваю ему в лицо.
Сил нет больше сдерживаться.
– Да, я сволочь. Ты это хочешь услышать? Предатель, изменник. Но мы же взрослые люди. Не поступай как долбанная истеричка. Мы можем спокойно сесть и обсудить.
– Нет. Не можем. Иди к своей подстилке, а меня оставь в покое, – поворачиваюсь к нему спиной, продолжая складывать одежду в сумку.
– И что мне теперь молча смотреть, как ты собираешься?
Он перехватывает мои руки и заставляет посмотреть на себя.
– Успокойся. Нам просто надо спокойно сесть и поговорить. Не руби сплеча, Алесь. Потом сама ведь жалеть будешь.
– Я спокойна. Разве ты не видишь? Если бы я истерила, Люда уже осталась бы без волос, а ты без своего драгоценного члена.
– Алеся, послушай меня…
– И долго ты уже спишь с ней? – перебиваю его. – Хотя нет, не отвечай, не хочу знать. Мне всё равно. Можешь дальше с ней спать…
– Алесь, что за бред ты несёшь? Это случилось один раз. Сегодня. И всё.
– Бред? Бред? Я ещё и бред несу? – пытаюсь выдернуть свои руки из его хватки, но ничего не получается.
Артём держит крепко, его пальцы до боли стискивают мои запястья. Из-за чего поток слёз увеличивается.
На часах уже восемь вечера, а я всё так же сижу в комнате. Мысли крутятся в голове будто заведённые, но решение я не поменяла. Мне бы только момент подобрать, чтобы незаметно уйти, иначе боюсь, опять не отпустит.
После того как Артём оставил меня в комнате, он больше не приходил.
О, это его любая тактика. Тактика – “отойди и не мешай”. Если мне плохо, если накрывает разочарование или возмущение, то он просто отходит в сторону, чтобы переждать. Я даже как-то смирилась с этим. Пусть лучше так, чем его фразы типа “нашла из-за чего переживать” или “Алесь, заканчивай уже”.
Решаюсь на разведку, тихо крадусь на цыпочках, заглядываю в зал. Артём спит на всё том же диване. При взгляде на него у меня ничего не ёкает, даже сожаления об уходе не появляется.
Беру сумку, пока есть возможность, тихонько обуваюсь и выхожу. Холодный воздух мгновенно отрезвляет, но так даже лучше. На улице уже темно, автобусы не ходят. Иду до автовокзала пешком.
С него поскрипывает под ногами ,успокаивает, словно в такт моим мыслям скрипуче твердит: “Всё будет хорошо”.
Я решила уехать в город к подруге. Она не раз в гости к себе звала. Мы с ней вместе в медколледже учились. Только она дальше пошла в академию учиться, а я влюбилась в Артёма и уехала вместе с ним в посёлок.
Сейчас понимаю, как же глупо это было. Но я любила, хотелось доказать, что готова для него горы свернуть, что в огонь и в воду за ним.
только ему это оказалось не нужно.
Маленький неказистый автовокзал с покатой крышей выглядит как самое обычное советское здание, которого ещё не касался ни шпатель для штукатурки, ни тем более евроремонт.
Ободранные местами стены, бетонный пол с вкрапленными в нём камнями, всё как и три года назад, когда я впервые приехала в этот посёлок вслед за мужем. Тогда я мечтала о крепкой семье, новой работе и муже хорошем семьянине. А вышло всё, к сожалению, совсем не так.
Стучусь в маленькое окошко кассира. Оно открывается, но не сразу. Мужчина тридцати лет смотрит на меня усталым взглядом, который передаёт ненависть ко всему человечеству.
– Здравствуйте! Билет до города, пожалуйста, – прошу кассира немного охрипшим голосом, то ли от слёз, то ли от холода.
– Билетов на сегодня нет.
– А на завтра?
– И на завтра.
– И как теперь в город уехать? – растерянно спрашиваю кассира.
– Ну, попробуйте с водителем договориться, или вон газельки стоят у ворот, – раздражённо отвечает кассир и захлопывает окошко.
Растерянность сменяется разочарованием.
Я даже от мужа уйти не могу просто, чтобы всё получилось. Проблемы словно мокрый снег, липнут ко мне, образуя плотный снежный ком, который сковывает грудь и не даёт нормально дышать.
Закрываю глаза, считаю до десяти, пытаясь справиться со слезами и отчаянием.
Что там сказал кассир? Можно уехать на газельке.
Да. Вот сейчас пойду и договорюсь. Делов-то, – успокаиваю себя и заставляю улыбнуться. Я всё равно уеду в город, даже если мне придётся всю неделю ночевать на автовокзале.
Выглядываю в окно, газелек на месте нет.
Ну что ж, подождём.
Ужасно хочется пить, и я иду в магазин, который находится в двухстах метрах от автовокзала. Покупаю себе воду, булочку. А то на автовокзале даже столовой нет, чтобы хотя перекусить.
Возвращаюсь на вокзал, в зале пусто, даже кассир покинул своё убежище.
Достаю булочку, шелест упаковки разносится по всему помещению, но лучше так: в гордом одиночестве, без удобств, чем униженной выслушивать очередное “умное” объяснение мужа, почему он мне изменил.
Неожиданно дверь резко открывается и в зал не спеша входит высокий мужчина. Даже я бы сказала не просто высокий, а огромный. Он окидывает колючим взглядом помещение, на секунду взгляд задерживается на мне и скользит дальше. Серьёзный, мрачный, словно медведь-шатун, которого разбудили посреди зимы. Мне ужасно хочется двинуться на другой край скамейки, чтобы оказать как можно дальше от него.
Мужчина подходит к окошку кассы, стучит в край косяка, и всё окно сотрясается от этого удара.
– Есть кто? – спрашивает мужчина.
Его низкий бас пробирает до дрожи. Если мне до этого было страшного, то теперь даже мочевой сжимается от страха. Не дай бог ехать с ним в одном автобусе.
Он поворачивает голову, смотрит на меня.
– А где кассир? Не видела?
Трясу безмолвно головой. Начинать разговор с ним мне не позволяет кусок булки, которую я откусила и ещё не успела прожевать.
– Немая, что ли? – мужчина выпрямляется, смотрит на массивные часы.
– Нет, не немая, – наконец, прорезается мой голос, когда проглатываю кусок булочки. – Кассир на месте только в указанное время. Там на листке написано.
Мужчина-медведь даже не поворачивается, чтобы посмотреть на расписание, пристально изучает меня, а я так же пристально смотрю на него. Внутренне напряжена, словно заведённая пружина, уж слишком опасно он выглядит. Такой, если пристанет и не отобьёшься. Сама не понимаю, почему меня посещают такие мысли, вроде повышенной сексуальностью не обладаю, чтобы мужики слёту на меня заглядывались и жаждали со мной переспать.
– Я смотрю, здесь вообще работать никто не хочет, – мрачно цедит сквозь зубы незнакомец. – И что мне теперь до ночи сидеть кассира ждать?
Пожимаю плечами.
Мужчина достаёт телефон из короткой чёрной дублёнки, смотрит в телефон, что-то набирает. Понимаю, что так откровенно разглядывать людей нельзя, но не могу отвести от него взгляд. Заворожённо наблюдаю за его длинными пальцами, на котором красуется перстень с чёрным камнем. Есть в нём что-то такое, что притягивает взгляд. Мужественность? Тёмная энергетика? Опасная харизма?
Не знаю. Но таких людей лучше держать в поле зрения.
Он прикладывает телефон к уху.
– Слышь, Цыган. Приехать не смогу…Ну сегодня никак, прости, брат…Да только что смотрел на сайте, нет билетов…и на кассе никого…Да блядь, знал бы, не пил…ну а куда я сейчас за руль? ...ну вот, тем более…Ну хорошо. Попробую.
Милые мои, приглашаю вас познакомиться с героями этой истории.
Главная героиня – Алеся Евгеньевна Миронова (30 лет) медсестра.
Артём Миронов (фермер) 32 года
Добрыня - Данил Григорьевич Добрынин (35 лет)
Ну а этого мужчину вы уже знаете. Хотя для Алеси он опасный незнакомец похожий на медведя.
А для тех кому нравится старый вариант то вот
Его предысторию можно прочитать в небольшом рассказе "Добрыня" https://litnet.com/shrt/SKx1
Там описаны события произошедшие пять лет назад.
НЕ ЗАБУДЬТЕ ДОБАВИТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКУ И ПОСТАВИТЬ "НРАВИТСЯ" ❤️
Буду очень благодарна за вашу поддержку.
С любовью, Чарли!❤️❤️❤️
Когда подходит газелька, подхватываю сумку и срываюсь с места и вылетаю из автовокзала, позабыв о незнакомце. Вид у машины неказистый и не очень опрятный, но за неимением лучшего и согласна и на неё. Мне же не детей крестить в ней, а просто восемь часов трястись до города. Почти половина дороги километров двести из пятисот оставляет желать лучшего. Уже лет десять никто нормальный асфальт положить не может, щебнем только дыры засыпают.
За рулём газельки сидит пожилой мужчина. Хотя “мужчина” – это громко сказано, скорее сухонький старичок. Седые волосы торчат из-под шапки словно пакля, старая синтепоновая куртка с масляными пятнами, придаёт его внешности неопрятный вид, зато голубые белёсые глаза смотрят дружелюбно. В другой момент своей жизни, я бы ни за что не поехала с ним, но сегодня у меня вообще весь день, состоящий из того, что я бы никогда не сделала. Не ушла от мужа, не заговорила бы с опасным незнакомцем, не поехала бы в старой газельке со стареньким водителем.
Но с другой стороны, что может произойти со мной ещё хуже, чем измена мужа и предстоящий развод?
Наверно, только смерть.
– Здравствуйте! – обращаюсь к дедушке, тот снисходительно удостаивает меня взглядом. – Вы сегодня в город поедете?
– Да. Как людей десять соберётся, так и поедем.
– А как быстро соберё…
– Давай я плачу тебе за все пустые места, и мы едем, – низкий голос незнакомца раздаётся позади меня, заглушая мой вопрос.
У деда сразу загораются глаза.
– За срочность дороже, – деловито начинает торговаться, а мне тошно до омерзения.
Нет, я понимаю, что каждый выживает, как может. Но блин…тебе итак подфартило, лови момент и радуйся, что в плюсе. А он как бабка из сказки Пушкина.
– Сколько? – гремит медведь.
И снова меня дрожь пробирает.
– Пятнадцать, – сообщает недрогнувшим голосом водитель.
– По рукам. Давай заводи свой драндулет. Едем.
– Сначала деньги.
Незнакомец достаёт пачку пятитысячных, отсчитывает три и отдаёт.
– Подождите. А я? Мне тоже надо в город, – запоздало пытаюсь привлечь к себе внимание. Ещё не хватало упустить единственную возможность уехать. Время сейчас работает против меня. Если Артём проснулся и увидел, что я ушла, он, скорее всего, начнёт меня искать. Так что быстрый отъезд мне только на руку.
– Садись, лисичка. Всё оплачено.
Здоровяк улыбается уголками губ, и с грохотом отодвигает дверь в сторону.
– У меня есть деньги. Я сама могу заплатить, – гордо заявляю я, лезу в карман, чтобы достать кошелёк.
– На чай себе оставь, с тортиком, тебе полезно. Ну? Ты едешь?
Такого хамского отношения я совершенно не ожидаю. Хотя что с него взять, сразу видно, деньги есть, из себя крутого строит, выпивает.
Всё равно отдам ему деньги, как место займу, мне чужого не надо. Прохожу мимо с гордо поднятой головой и занимаю одиночное место справа. А медведь заходит следом, я чувствую, как немного накреняется машина, когда он опирается на ступеньку.
Боже, как с ним жена только справляется? Такой и задавить во сне может.
Согнувшись практически пополам, он проходит до двойного сидения и разваливается посередине, прямо через проход от меня, на расстоянии вытянутой руки. До меня долетает приятный терпкий запах мужского парфюма. Что-то древесное и хвойное, но не как у папы был кедровый одеколон, а более утончённый дорогой аромат.
Ну хоть в этом плюс. Терпеть не могу, когда от мужчины пахнет потом.
Водитель заводит машину, в салоне холодно, и я прячу руки в рукава своего пуховика, засовываю руки в рукава.
– Водитель, ты печку включи. Девчонку мне тут заморозишь, – требует здоровяк.
– Я дядя Миша, кстати, – представляется водитель. – Печку уже включил. Сейчас тепло будет, даже жарко. У меня печка как надо работает.
– Меня Добрыня зовут, – в ответ представляется здоровяк.
Отворачиваюсь к окну, чтобы не привлекать внимания к себе, а то ещё и ко мне знакомиться полезет. Мне бы доехать спокойно до города. Больше и не надо. Если будем быстро ехать, то к пяти в городе будем. Вызову такси. Блин, я Наде забыла написать, что приеду.
Достаю телефон, чтобы оповестить подругу о своём приезде.
– А тебя как зовут, лисичка? – чувствую на себе пристальный взгляд соседа и отрываюсь от телефона.
Правду сказать или соврать? Хотя какая разница? Я ведь не беглая преступница.
– Алеся, – коротко отвечаю я и снова смотрю в экран.
– Очень приятно, Алеся. Красивое имя.
Краем глаза вижу, что протягивает свою ручищу ко мне. Несколько секунд медлю, всё ещё решая уже можно вступать с ним в конфликт или подождать, когда водитель выедет из посёлка.
Наконец, моя ладошка ныряет в его руку, и на секунду я задерживаю взгляд на его лице. Серо-голубые глаза, прямой нос, губы чётко очерченные средней полноты. Довольно привлекательный мужчина.
– Я тебя не съем, – усмехается Добрыня-медведь.
– Очень надеюсь, – поднимаю подбородок, выдёргиваю свои пальцы из его рукопожатия и отворачиваюсь к окну.
Насчёт печки дядя Миша не соврал. Через полчаса в салоне уже нечем дышать, и мы начинаем постепенно расчехляться.
Сначала я снимаю шапку, через минут пять расстёгиваю куртку.
Добрыня же просто снимает дублёнку и кидает её на первое сидение.
Рассеивая мои подозрения его полноты.
Судя по свитеру, который прилегает к плоскому животу, у моего спутника нет ни одного лишнего килограмма жира. Просто у него комплекция такая. Он большой, плечи широкие. Ноги длиннющие. Хоть в салоне темно, но свет от экрана моего телефона освещает немного и его лицо, и несчастные попытки Добрыни пристроить свои ноги, которые, я уверена, если вытянет, то до дяди Миши точно достанет.
Он тоже достаёт телефон, но тут же убирает.
Усмехаюсь беззвучно.
Видимо, не местный, иначе знал бы, что связь здесь не ловит. Я и сама привыкнуть не могла долгое время, что из всех доступных операторов только один давал более менее стабильную связь и интернет, и то только в самом посёлке, а про оптоволокно здесь только мечтали. Поэтому у меня всегда скачаны две-три игры, чтобы можно было себя занять.
Вот и сейчас игру “Три в ряд” мучаю.
И словно сквозь случайно появившуюся щель для интернета просачивается СМС от Артёма.
“Алеся, ты ведёшь себя несерьёзно. Можно было просто поговорить и всё обсудить, а не сбегать из дома”.
Несколько секунд думаю писать ему ответ или нет.
Но внутри всё клокочет, что вряд ли смогу удержать в себе.
“Нам больше нечего обсуждать. Я приняла решение развестись с тобой. Так что через месяц буду полностью свободной от тебя и от твоей лапши, которую ты привык вешать мне на уши,” – печатаю про развод со злорадством. Не знаю, насколько ему эта новость будет неприятна, но очень хочется верить, что хоть немного, но в груди кольнёт.
Отправляю СМС, но на экране ни одной палочки связи нет.
Ну и ладно, как связь появится, дойдёт.
– Дядя Миша, во сколько в городе будем? – спрашивает Добрыня, умаявшись и не придумав чем заняться.
– А тебе, что срочно надо? – вопросом на вопрос отвечает.
Нехорошая черта. Хитрый этот дядя Миша.
– Надо. Завтра сделка у меня, документы подписать надо.
– Не переживай, к шести утра точно будем.
– Уверен?
– Да. Сейчас дорога накатанная, так что срежем по просёлочной через поле.
Я слышала, многие водители так делают. Если дорога хорошая и погода ясная, срезают. И да, это почти на час дорогу сократит. У меня даже настроение поднимается. Значит, приедем пораньше, даже поспать смогу немного, потому что здесь спать нереально, сиденья неудобные, не откидываются.
И это если мне неудобно, то даже не представляю, как Добрыне сидеть, он в два раза больше меня . Там и шея, и ноги затекут. Мне даже его жалко становится, ровно до того момента, как он не решает скоротать время в разговоре со мной. Единственной попутчицей.
– Имя у тебя интересное, А-л-е-с-я, – нараспев произносит его Добрыня.
– Обычное имя, – фыркаю я, бросаю на него беглый взгляд и снова отворачиваюсь к окну. – Добрыня, мне кажется, более экзотическим.
– Ну да, – усмехается. – А знаешь, что ещё странно?
Молчу.
– Красивая девушка, а такая злая. Фыркаешь, бухтишь.
Не знаю, с чего срываюсь. Будто всё накопленное недовольство жизнью решило вылиться на этого незнакомца.
Да и терпеть не могу, когда в душу лезут, замечания делают, не зная моей жизни.
– Вот давайте вы не будете лезть ко мне, а мне тогда не придётся грубить вам, – огрызаюсь в ответ.
Это он как сыр в масле катается. Пятитысячные пачками в кармане носит, а у меня жизнь внезапно разрушилась. Я чувствую себя так, будто на меня навалили гору дерьма, и я теперь пытаюсь из него выкарабкаться.
Смотрю в окно и ничего не вижу. Просто темно. А ещё слышу, как ветер завывает. За тонкой стеной машины. Его даже тихая музыка шансона не заглушает.
– Дядя Миша, а, может, через просёлочную не поедем? А то метёт сильно, – обращается к водителю Добрыня. Видимо, его тоже сильные порывы ветра напрягают. А ведь час назад былоа нормальная погода.
– Я уже свернул. Успеем. Нам ехать тут часок. Замести не успеет, – бодро отвечает старик.
Смотрю на Добрыню. Почему-то от его слов становится тревожно. А дяде Мише я совсем не верю, этот, мне кажется, соврёт и не поморщится.
Минут десять сижу в напряжении. Мышцы даже ныть начинают. Мне кажется, вот-вот сейчас и мы застрянем, с такой натугой ревёт двигатель. Чувствуется, как скорость стала меньше.
Постепенно всё-таки расслабляюсь. Наверно, это от ненормального дня у меня так нервы напряжены. Дядя Миша ведь опытный водитель, да и зачем ему собой рисковать, – успокаиваю себя.
Но стоит мне только об этом подумать, как со стороны водительского сидения раздаётся нездоровый хрип.
Резко поворачиваю голову. В лобовое стекло нам летит сугроб.
Удар.
Меня по инерции толкает вперёд, и я лечу на переднее сиденье. Но сильная рука удерживает меня за куртку. Иначе я бы точно сейчас щукой в стекло вылетела.
Всё замедляется. Мозг будто в десять раз начинает соображать. Я вижу, как подвешенный на зеркале ароматизатор ёлочка переворачивается, подпрыгивает, и я вместе с ней.
Я успеваю осознать, что мы сейчас разобьёмся. Я будто со стороны наблюдаю за собой, как сейчас меня припечатает к потолку, и я больше никогда никого не увижу. Дай бог, если умру сразу быстро, а если переломанная вся буду, то умирать придётся долго.
Привозили к нам таких в отделение, переломанных.
Скрежет металла пугает.
Адская боль в ноге.
Я кричу.
– Лесь, держись, – громкий шёпот в полной тишине, последнее, что слышу, и всё.
Темнота.
(Добрыня)
Я медленно приоткрываю глаза, пытаясь разобраться, где нахожусь. Мрак окружает меня, и единственное, что я слышу — это завывание ветра, и как гудит лес.
Не сразу понимаю, что произошло. Вокруг меня повсюду темнота, и холод, проникающий до костей, заставляет меня дрожать.
Сначала я не чувствую своего тела — будто на мгновение остался вне его, в каком-то тумане. Затем боль медленно возвращается ко мне — резкие, колючие ощущения пронизывают ноги и руки. Я пытаюсь пошевелить пальцами, и, к своему удивлению, чувствую, как они двигаются.
Сердце гулко стучит в груди, а горло стягивает от ужаса. Я постепенно начинаю осознавать, что лежу в перевёрнутой машине. Что-то твёрдое упирается мне вбок.
Не знаю, сколько я был без сознания, но руки уже ноют от мороза, меня трясёт от холода.
Хрен знает где моя дублёнка, куда её закинуло.
Надо скорее выбраться, но как?
Я вытягиваю руку, осторожно ощупываю воздух, пытаюсь понять, что находится рядом. Темно, так что ни черта не видно. Дотягиваюсь рукой до кармана на брюках, ощупываю его. Никогда не думал, что буду настолько счастлив телефону. Он всё ещё в кармане, не выпал.
Достаю его, замёрзшие пальцы плохо слушаются, но я продолжаю упрямо тыкать в экран и, наконец, включаю фонарик.
Яркий свет разрезает ночную мглу.
Приподнимаю голову, осматриваюсь.
Газелька завалилась набок и это радует, значит, не совсем вдребезги разбилась, а вот осознание того, что мы застряли хрен знает где порождает панику.
Сейчас об этом не надо думать, – командую самому себе. – Главное сейчас – найти дублёнку и согреться.
Сажусь, свечу фонариком, осматривая салон. Алесю от меня отшвырнуло, вижу только её золотые волосы из-за сидения. Сердце болезненно замирает. Я отстраняюсь от стенки. Ползу на коленях к ней. Пробираюсь через сидения. По салону нас швыряло не хило. Удивительно, что вообще живы ещё.
Рука натыкается на что-то мягкое, и в свете фонаря вижу, что это рукав моей дублёнки.
Ну слава богу, выдыхаю. Надеваю, кутаюсь. Она ледяная. Кожу обжигает.
Ненавижу холод.
Останавливаться нельзя, надо двигаться, чтобы согреться.
Доползаю до Алеси. Переворачиваю её к себе лицом. Через лоб идёт прямой порез, рассекла, видимо, кожу, когда ударилась. Других видимых повреждений не наблюдаю, при свете дня будет лучше видно.
Тормошу её, но она не приходит в себя.
Хреново. Не дай бог, сотрясение, я ей сейчас и помочь ничем не смогу.
А что если она…ужас заполняется мои внутренности чёрным холодом, и снова паника нарастает. Лицо Алеси внезапно превращается в лицо Софы. Жмурюсь, прогоняя её образ.
Столько лет прошло, а я до сих пор не могу забыть.
Делаю глубокий вдох. Начинаю дышать глубже, прибегая к тому, что в такие минуты важно сохранять спокойствие. Голова должна быть холодной.
Приподнимаю её и чувствую, что её что-то держит.
Ощупываю тело, спускаюсь к ногам. Стопа застряла под сиденьем. Аккуратно вытаскиваю её. Перетаскиваю её ближе к двери.
Мне уже не холодно. Натуральный мех греет отлично. А вот Алеся бледная как смерть. У неё где-то шапка была, но сейчас пока не найду. Надеваю ей капюшон, прячу руки в рукава. Мои пальцы горят огнём, растираю и Алесины пальцы, чтобы согрелись. Молодая ведь ещё, нельзя умирать. Да и я пожить ещё хочу.
Так. Что дальше?
Оглядываюсь.
Дяди Миши не видно.
Надо его проверить.
Согнувшись в два раза, перемещаюсь на корточках к кабине. Дядя Миша сидит за рулём. Тяну за плечо, тело сковано, и я понимаю, что он мёртв.
Внутри меня тишина. Нет эмоций. Я просто принимаю это как факт.
К моим записям, которые я веду в голове мысленно, добавляется ещё один пункт: вытащить его на улицу.
Сидеть нам придётся всю ночь. Выдвигаться сейчас куда-нибудь бессмысленно. Надо попробовать завести машину, чтобы печку включить. До утра дотянем, а там уже видно будет, что делать дальше.
вот только вытащить дядю Мишу – это легко сказать, а сделать это, оказывается, непросто.
Во-первых, дверь в салон заклинило, и отодвинуть в сторону её не получается. Приходится лезть в кабину, дёргаю ручку. Она открывается раза с пятого. И после этого тащу дядю Мишу в дверь. Он хоть и худой, но замёрзшие конечности постоянно цепляются то за руль, то за ремень, то за сиденье.
Наконец, мне это удаётся. Оставляю его рядом с машиной, прикапываю немного снегом, чтобы никого не привлечь из хищников.
Я не особый знаток леса, пару раз на охоту выезжал, но кое-чему научился.
Ветер завывает ещё сильнее, снегом заметает. И всё тепло, что я успел нагреть, улетучивается очень быстро.
Осматриваю перевёрнутую газель.
Её не поднять.
И с этим пониманием исчезает надежда на попытку завести машину.
Смотрю на телефон, делений нет. Связь вообще не ловит.
Прохожу в одну сторону, в другую, может, где-нибудь появится, но телефон сейчас как кирпич, никакого от него толку. Только фонарик,но и его придётся выключить, чтобы не тратить батарею.
Может, когда метель закончится, связь появится. Но, получается, нам придётся провести всю ночь в лесу.
Ёжусь от холода, поднимаю воротник.
Грёбаная поездка. Ведь чувствовал же, что что-то случится.
Закрываю глаза на секунду. Хочется материться, психовать, расхерачить что-нибудь.
Но надо быть спокойным.
Делаю глубокий вдох. Морозный воздух обжигает лёгкие.
И лезу обратно в машину. Надо закрыть двери.
На водительском сидении замечаю клетчатое одеяло, которое сложено и, видимо, служило подушкой.
Нам тёплая вещь не помешает. Замотаю Алесю, может, и мне кусочка хватит.
Заодно снимаю и куртку дяди Миши, которая висит над его сиденьем.
Снова перебираюсь в салон и подползаю к Лесе. Тру её руки, кутаю в одеяло, куртку наматываю ей на ноги.
Растираю щёки. Делаю всё механически, чтобы не заострять внимание ни на чём. Она, конечно, не самый лучший собеседник, но определённо не заслуживает участи дяди Миши.