Я не знаю, почему он продолжает приходить в мою спальню год из года. А уж почему я позволяю ему делать это, тем более не знаю.
Он – моя зависимость. Вот только так я способна объяснить свои действия и поступки. Я подсела на него, как кофеманы на чашку утреннего эспрессо, и схожу с ума.
Наши отношения, которые и отношениями-то назвать нельзя, не совсем нормальные. Но они необходимы мне. Отчаянно необходимы.
оооОООооо
В доме тихо. Никакие звуки не нарушают его спокойствия, лишь случайный самовольный скрип деревянных половиц и шелест волн, доносящийся из приоткрытого окна. Море шепчет, будто рассказывает великую тайну.
Я переворачиваюсь на бок и откладываю телефон на тумбочку, лишаясь последнего источника света. Делаю глубокий вдох. Морской южный воздух наполняет лёгкие. Он нагрелся за день и уже успел остыть, ведь температура упала почти до тринадцати градусов. А мне нравится такая свежесть, по которой я успеваю соскучиться за целый год. Так что я натягиваю одеяло повыше и закрываю глаза.
Но не успеваю заснуть. Потому что чувствую.
Чувствую его.
Воздух холодит спину, когда одеяло приподнимается и матрас прогибается под его весом. Он ложится в кровать. Совсем рядом. Так близко. Его тело тёплое и согревает меня, когда он прижимается к моему. Руки проникают под подол ночной рубашки. Задирают его. Скользят к животу. Кружат вокруг пупка. Носом он утыкается мне в шею и глубоко вдыхает.
А я закрываю глаза. И сердце так колотится, что он наверняка чувствует его бешеный ритм.
– Думала, что ты не придёшь, – в темноту шепчу я.
Мои глаза широко распахнуты, пока я жду его ответа.
А он отводит волосы от уха и губами пробует мочку на вкус. Глубокие влажные поцелуи оставляют дорожку на шее, пока рука скользит ниже в трусики. Где я уже вся влажная и нетерпеливая.
Он касается меня, дразнит пальцами, проникает глубже и шепчет:
– Я всегда прихожу, Сонь. Каждую весну.
Чуть ранее
Я вздрагиваю, спускаясь с горы, и радуюсь, что сейчас не зима и дорога не покрыта снегом. Как хорошо, что я бываю здесь лишь весной. Последние пять-шесть лет это стало доброй традицией – собираться тут всем скопом на майские праздники. И я искренне радуюсь, что мы не потерялись после окончания школы, что наша дружба всё так же крепка.
На юге страны уже довольно жарко, поэтому я открываю окно и наслаждаюсь тёплым свежим воздухом с моря. Взгляд не отрывается от извилистой дороги. Мне бы не хотелось въехать куда-нибудь и застрять здесь часов этак на пять.
Включаю радио, по которому играют какие-то незатейливые песни. На самом деле я уже сполна наслушалась их, пока ехала на юг из Питера. Дорога заняла два дня с ночёвкой. Первый я гнала, как сумасшедшая, чтобы покрыть большую часть пути.
Иметь собственный комфортный автомобиль – уже не привилегия, а часть моей жизни. Да, мы порядком изменились за прошедшие годы. Но неважно, кто мы теперь, где мы живём, чем занимаемся, мы по-прежнему семья. И, наверное, всегда ею будем. Неважно, что в наших жилах течёт неродная кровь, но есть узы, куда более крепкие. И мне повезло, что в моей жизни это было и есть до сих пор.
По радио звучит «Папа, мама», которая в ту весну доносилась разве что не из каждого утюга. И хоть слова песни отзываются во мне горькой правдой, я улыбаюсь и не могу ничего с собой поделать. Вспоминаю, как зародилась наша ненормально крепкая (для некоторых) дружба почти десять лет назад.
В двенадцать моя жизнь круто переменилась. Всё встало с ног на голову после смерти родителей. Мне повезло, что опека передала меня бабушке, а не отправила в какое-нибудь одно из строгих казённых заведений, откуда по обыкновению веет безнадёгой и беспросветом. Вот так я оказалась на юге страны, вырванная из привычной жизни северного сурового городка.
Я была слишком молодой, чтобы осознавать происходящее, но достаточно взрослой, чтобы понять, что ничего уже не будет как прежде. Наверное, в какой-то мере можно сказать, что я за следующий год резко повзрослела.
До сих пор больно об этом вспоминать. Я не принадлежала никому в то время, даже самой себе. Не видела будущего и ничего не хотела. И эти несколько первых месяцев у бабули были самими тяжёлыми. Ей тоже наверняка было непросто. Свалившийся на её голову подросток с проблемами в возрасте, когда тебе глубоко за шестьдесят, совсем не то, чего ты ждёшь от спокойной в перспективе старости. Но ей хватило и сил, и желания поддержать меня.
Обложившие друг друга вежливостями машины впереди разъехались. Необходимость сосредоточиться на дороге возвращает в реальность. Ещё несколько километров, и буду на месте. Интересно, остальные уже приехали? Наверное, да. По крайней мере, Лера точно должна уже быть. Ведь ключи у неё.
Вообще, это наша традиция. С тех пор, как мы познакомились, каждый год собираемся на майские в нашем домике у моря и проводим неделю вместе. Первые несколько лет с нами были ещё родители Леры, просто потому что мы были подростками, а это их домик. Ну, как домик… домище почти. Но потом мы взрослели и уже больше не были детьми, за которыми нужно приглядывать.
Я действительно надеюсь, что не последняя в этот раз. Сворачиваю на грунтовку к дому и еду вперёд. Ветки кустов и вымахавшая за прошедшие месяцы трава чешут бока машины. Автомобиль подбрасывает на колдобинах и рытвинах, и мне отчасти нравится, потому что точно так же мы тряслись все вместе много лет назад в старой семёрке, которую купил себе Саша.
«Просто погонять, – как говорил он. – Это же хороший способ разобраться в автомобиле. Я его сам починить могу, а если конкретно сломаю, то что ж… деньги не бог весть какие великие».
Он, видимо, так начинился и наразбирался, что со временем обзавёлся персональной сетью шиномонтажек и автомастерских в столице.
Ох, я не первая. Прекрасно! Перед домом есть машины. Вплотную кое-как поставленные на небольшом клочке свободной от зарослей земли.
Всё же я нервничаю. Смотрюсь в зеркало заднего вида, пытаюсь оценить собственное состояние по внешнему виду. Приглаживаю тёмно-русые волосы. Вроде всё как всегда. Но ладони вспотели. Может, оттого, что на крутой дороге я в руль слишком вцепилась? Чёрт, ну кого я обманываю? Глушу мотор и хватаю сумочку, чтобы выйти, когда в ней начинает вибрировать телефон. Игорь…
– Привет, – коротко отвечаю я, решая поговорить с ним сейчас, мне же не хочется надолго застревать в машине.
- Привет, малыш, а я уже соскучился, – раздаётся в трубке сиплый голос.
Он у Игоря всегда такой. Особенность или последствия неуёмного поедания мороженого в детстве, как утверждалось.
– Быстро ты, – шучу я.
– И сколько ещё тебя не увижу… А можно, я прилечу? – немедленно находится он. – Я ж моментом. Билет на самолёт и вжух? Адрес продиктуешь, я машину возьму, а? С друзьями своими познакомишь?
Всё становится сложнее, чем я думала.
– Мы ведь уже это обсуждали…
Фразу я не договариваю, чувствуя себя несколько паршиво и злясь на Игоря, что он своей заботой и вниманием умудряется-таки испортить мне настроение.
В другой день я бы улыбнулась, рассмеялась, мол, да, конечно, жду. Но не сегодня. Он просто не понимает, куда я приехала. Как себя здесь чувствовала. О чём думала.
«И, наверное, так будет на каждые майские праздники,» – пищит противный тоненький голосок внутри.
– Ну, прости. – Чувствую улыбку в его голосе. – Просто действительно соскучился, – вздыхает Игорь. – Можно тебе попозже позвонить?
– Конечно, – соглашаюсь.
Мы прощаемся, и я даю отбой, смотря на знакомый фасад дома. Сердце стремится вырваться из груди, когда я выключаю телефон и бросаю его в сумку.
Солнце уже готовится упасть в волны. Когда я открываю дверь и выхожу наружу, до меня долетает тихий шелест моря и крики чаек. Всё безумно знакомо. Родное. Невыносимо близкое. И я понимаю, что, наверное, каждый год живу ожиданием этой встречи. Встречи с прошлым.
Сашка – первый, кого я вижу, заходя в дом. Он перебирает какое-то прошлогоднее барахло в прихожей и оборачивается на моё громкое «приве-е-е-т!» Побросав все дела, подлетает и хватает меня, буквально душа в крепких объятьях. Он таким был всегда. Приветливым до хруста в костях.
- Эй-эй, полегче, - смеюсь я, отстраняясь, чтобы посмотреть на Виту, вышедшую в холл. Подруга тоже улыбается, а я впервые за двенадцать месяцев чувствую себя по-настоящему счастливой. Почти ж семья.
– Сонь, ну наконец-то. Я безумно рад тебя видеть, – на ухо сообщает мне Сашка, словно это большая тайна.
Я хихикаю так, будто нам опять по четырнадцать. А что поделать. В этой компании я снова чувствую себя молодой и ничем особо не озабоченной девчонкой.
– Где твои сумки? Что помочь донести? – Сашка как всегда джентльмен.
– Вся еда в багажнике, – подмигиваю и передаю ему ключи. – Мой дорожный кейсик там же захватишь.
– Кейсик, – хихикает Вита и подходит меня обнять. – Это у вас в Питере так модно называть? Кейсик… фейсик… кстати, я ещё не говорила, что такой цвет лица тебе к лицу? Отдохнувший то есть. А то, когда мы пересекались в Москве в начале февраля, ты выглядела какой-то замученной.
Я крепко-крепко обнимаю Витку, как всегда прямолинейную до жути.
– Спасибо за комплимент. Я взяла дополнительную неделю отпуска перед отъездом и посвятила её себе, – сообщаю торжественно.
Она смеётся и не позволяет отстраниться, стискивая в объятьях.
– Наконец-то, мудрое решение, Сонь.
– Кого мы ждём? – спрашиваю я, когда мы заходим в гостиную, которая, по сути, занимает практически весь первый этаж.
– Лера с Олегом уже наверху, распаковываются, а Миши пока нет. Он звонил, предупреждал, что задержится. Летит от каких-то там чёртовых рогов. К вечеру, наверное, будет.
– Понятно, летит, – протягиваю я, начиная вынимать из принесённых Сашей пакетов продукты, чтобы хозяйственная Витка рассортировала их по полкам и холодильнику в части, отведённой под кухню. – На арендованной машине поедет?
– Может, его доставят? – усмехается Саша. – Может, он приедет не один?
Конечно, Санёк шутил, но моё сердце слегка так сжимается от мысли, что Миша, возможно, приедет с какой-нибудь девушкой. Что, может быть, в его жизни кто-то появился… Хотя, если бы так было, я бы, скорее всего, уже знала об этом. Мы слишком плотно общаемся с Витой, иногда пересекаясь по работе, так как обе подались в рекламу. А Вита всегда в курсе всех дел у ребят, даже когда от меня что-то ускользает.
Так что если б у Миши появилась постоянная подружка, Вита бы мне об этом давно рассказала. Однако от одной перспективы, что он не одинок, мне становится не по себе.
– А ты? – трогает меня за плечо Вита. – Я думала, ты можешь приехать не одна в это раз?
– С чего бы вдруг? – вопросительно смотрю на неё. – Мы все всегда приезжаем по одному. По какой причине мне привозить с собой кого-нибудь?
Это, конечно, технически по одному. Потому что у Леры с Олегом роман со школы. А отношения Виты и Саши такие странные, что мне самой иногда непонятно, что у них происходит. Они столько раз сходились и расходились, что трудно понять, на какой они в данный момент стадии.
– Ну, я надеялась, что у тебя что-то сложилось с тем… ммм…. парнем. Помнишь, ты рассказывала?
Я прижимаю ладони к вспыхнувшим щекам и молюсь, чтобы бодрый без костей язык Витки не растрепал эту новость всем остальным ребятам. Хотя нет, не похоже. По вопросительному взгляду Саши я улавливаю, что об Игоре он слышит в первый раз.
– Там ещё всё очень неопределённо. Всего лишь несколько встреч. Ты знаешь, я ведь долго иду на контакт, – хмурясь, объясняю я Вите.
– Долго идёшь на контакт? Мне кажется, я тебя вообще ни с кем не припомню ни в школе, ни после неё, а? – замечает Саша.
– Ты же не проводишь рядом со мной круглый год, чтобы знать, с кем у меня есть контакт, а с кем нет, – отвечаю я, слегка уже раздражаясь. – И хватит уже обо мне.
– Понял-понял, – поднимает он ладони вверх примирительно, – отъезжаю.
Сашка опять куда-то убегает, а я отворачиваюсь к окну и смотрю на море, даже сквозь дорогие почти звуконепроницаемые рамы, кажется, слышу шелест волн. Хотя это может быть всего лишь воображение. Мысли переносятся к Игорю. Мы действительно не встречаемся. Но я чувствую к нему определенную симпатию. Он милый, и с ним не нужно подбирать слова. Наши встречи не похожи на вальсирование вокруг да около. Мне не надо никого из себя изображать, да и он такой, какой есть. Добрый и понимающий. А ещё он не давит на меня. Что будет дальше, я не знаю. Но три месяца нашего общения почти на исходе. А три месяца – это вроде порога, после которого либо переводишь отношения на новый уровень, либо они так и остаются… дружескими.
В который раз я не понимаю, что мешает мне сблизиться с Игорем окончательно, что заставляет держать его на расстоянии вытянутой руки. Хотя нет, наверное, понимаю.
Затолкав эти размышления поглубже, скидываю лишнюю одежду, остаюсь в футболке и джинсах и присоединяюсь к Витке на кухне.
– Ну, раз у тебя там всё несерьёзно, – после недолгого молчания снова говорит она, – почему бы тебе не подумать о переезде в Москву? У нас как раз есть подходящая для твоих талантов вакансия.
– Нет, спасибо, – качаю головой на её щедрое предложение. – Ты же меня знаешь. В Питере все бегут, а в Москве – несутся. Это не мой ритм. Была бы моя воля, я бы тут осталась. У моря.
– У моря, - фыркает Вита. – От южного берега перебралась к северному. В Москве свои плюсы, Сонь, но это твой выбор, конечно. Только я бы хотела, чтобы мы все виделись почаще. А так, что тебя, что Мишу в столицу только если набегом заманить. Застрял в своём Нижнем, – бормочет она, ставя воду на огонь.
Я так сосредотачиваюсь на нарезании моркови ровными кулисками, что вздрагиваю, когда перед столом вырастает Лерка.
– Обнимашки? – предлагает она с улыбкой.
За коротким обедом обсуждаем планы на вечер. Поскольку дорога до дома у каждого была непростой, не сговариваясь, решаем перво-наперво отдохнуть. Поэтому я поднимаюсь к себе в комнату, чтобы закончить распаковку вещей и немного поностальгировать. Деревянные половицы отзываются скрипом на мои шаги. За год здесь редко кто бывает. Лера с Олегом натопили дом, приехав заранее. На первом этаже шпарят подогреваемые полы, которые несколько лет назад проложили родители подруги. А вот здесь, на втором, ещё довольно свежо.
Год… ещё год… целый год жизни прошёл.
Я даже качаю головой, не в силах поверить. А ведь пролетел будто миг, нет, просто прошмыгнул мимо.
Но вот снова май, и я здесь, с дорогими мне людьми.
Теперь, после смерти бабули, они единственное, что у меня осталось родного.
Я подхожу к окну и распахиваю его настежь. Волны бесятся у берега, а чайки орут, как ненормальные. Кажется, я отвыкла от этого пейзажа и шума. В Питере тоже «море», на которое не так-то часто удаётся выбраться. Да и залив давно обмельчал мельче некуда, как дамбу замкнули. Маркизова лужа он и есть, что ни говори. Народ всегда прилепит правильное название вопреки географическому.
– Не простудишься? – слышу позади себя Леру. – Ветер-то холодный ещё.
– Он всегда холодный в мае, – говорю, пожимая плечами.
– Тогда накинула бы чего-то. Мне вовсе не хочется пичкать тебя парацетамолом и сиропами от кашля до конца недели. Я сама прифигела от тепла. Думаешь, нам в столице его хватает? Как бы не так!
– Спасибо, доктор Лукьянова, – хихикаю я, но всё же прикрываю окно.
С Леркой иногда лучше не спорить.
Она плюхается на старую двуспальную кровать и призывно хлопает по покрывалу. Её тёмные волосы закручены в небрежную гульку, а карие глаза смеются надо мной.
Подхожу и ложусь рядом. Лера тут же берёт меня за руку, переплетая пальцы, как в старые добрые времена. Этот жест будто говорит «ну, рассказывай». Только рассказывать особо нечего. Да нам и молчать комфортно. Мы лучшие подруги на века, и ничего этого уже не изменит.
– Может, ты в Москву переберёшься? Ты вроде и рядом, а вроде и далеко, - начинает она. – Знаешь, Соник, мне тебя не хватает. Чтобы увидеться, надо трястись на Сапсане, а иногда просто хочется позвонить и в кафе пересечься. Я ж скучаю. И не знаю, что у тебя происходит.
– Что-то всегда происходит, – философски замечаю я.
– Опять загадками говоришь, – хмурится Лерка. – Что ты от меня скрываешь?
– Ничего, наверное, – ровно говорю я и поворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть в её огромные серьёзные глаза.
Этот взгляд заставляет меня слегка занервничать.
– Наверное… не хочешь сейчас, не говори, но я чувствую, что что-то не так.
– И как осознание того, что ты что-то чувствуешь, должно помочь мне раскрыться?
– Ну как… - мнётся она, проводя пальцем по покрывалу. – Как всегда… ты знаешь, к кому можно прийти с тем, что на душе. И впереди целая неделя, чтобы об этом подумать.
Мы ещё какое-то время болтаем о разном, а потом Лера уходит, а я решаю немного вздремнуть.
Сон выходит коротким, но просыпаюсь я со светлой головой. Готовлюсь к ужину, привожу себя в порядок. Проверяю телефон. На рабочей почте какие-то сообщения от коллег, которые вот уже как неделю меня потеряли. Но я дала себе обещание отдохнуть, поэтому игнорирую их, думая, что и без меня там справятся.
Сейчас главное – этот дом и люди, которые ждут внизу.
За ужином мы обсуждаем последние новости и строим планы. Лера с Олегом летом готовят свадьбу. Так что у меня будет чем заняться в августе. Невольно думаю, что начальству не понравится целых два отпуска с небольшим перерывом. Но я мысленно забиваю на этот вопрос, уверена, всё само собой как-то уладится.
Витка с Сашей в очередной раз сошлись. Мы, конечно, шутим над их нескончаемой «Санта-Барбарой», но ребятам по барабану. Они снова увлечены друг другом, как и много лет назад. Я думаю, что проблема в Витке и её категоричности. Моя рыжуля слишком принципиальная, и если что не по ней – атомного взрыва не избежать. Сашка часто гасит её вспышки, но иногда и он попадает под горячую руку, а дальше всё уходит в стандартную схему: сошлись – разошлись – снова сошлись. Пора бы остановиться. Но это их жизни и их дело.
Миша говорит в основном о своей работе и командировках, с которыми он исколесил половину России.
Я тоже по большей части рассказываю про работу, не желая отвечать на более личные вопросы.
Завтра мы все договорились прогуляться по привычным с детства местам. Мы, вообще-то, каждый год это делаем. Вшестером. Так что расписание на майские выходные редко меняется.
Первой проскочив в свободную ванную, я принимаю душ, а потом иду к себе, чтобы расстелить кровать и забраться под ворох одеял.
Мне так хорошо и привычно. Запах дома такой знакомый, он с детства меня успокаивает. Как всегда идеальный май – идеальная весна. В это время я всегда чувствую себя счастливой, вот и сейчас тоже. Мысли об Игоре, о работе, о Питере, о забитом почтовом ящике отступают. Ведь я не хочу, чтобы они нарушали ощущение блаженства. После того, как неделя истечёт, у меня будет достаточно времени, чтобы подумать обо всём этом.
А сейчас, когда дом погружается во мрак, и сердце, и разум заняты совершенно другим.
Наконец, я натягиваю одеяло повыше и закрываю глаза.
Но не успеваю заснуть. Потому что чувствую.
Чувствую его.
- Вот так хорошо? – шепчет он, проникая в меня пальцами.
Они раскрывают меня, растягивают, а я могу лишь кивать, потому что если открою рот, то выйдет только стон, не более.
Ах, как хочется громко и не сдерживаясь, но нельзя.
В доме так тихо, и мы должны быть тихими. Словно воры, крадущие у судьбы несколько чудесных часов.
Да и слова не имеют значения, он ведь прекрасно знает, что я изнываю от желания, схожу с ума от его прикосновений. И всё, что он делает – нравится мне безумно.
Я хочу этого. Я хочу его. Мне необходим он. Прямо сейчас.
– Ты такая влажная, – снова шепчет. – Ты вся течёшь. Это ведь из-за меня, да? Ничего не меняется, так?
Он продолжает меня ласкать своими волшебными пальцами, а его голос и дыхание теряются за гранью сознания. Я чувствую его губы ухом, но будто погружаюсь в дымку нереальности.
Мне хочется обернуться, оказаться к нему лицом. Почувствовать губы на своих. Попробовать его на вкус. Ласкать кожу. Играть с языком. Спуститься ниже. Обхватить член руками и ртом.
Но сейчас вся инициатива у него.
Пусть он обнимает меня так, как хочет, пусть держит так, как хочет, пусть трахает так, как хочет. Он, наверное, лучше меня самой знает, что мне нужно. Поэтому в его руках и под его телом я словно на верном месте. Это лишь вопрос доверия. А я доверяю.
Знаю, что в этот момент я – самый важный человек для него. А это то, чего я всегда хотела. Быть ему нужной. Как он нужен мне.
Но он будто чувствует, что мне так необходимо, поэтому переворачивает на спину. Задирает подол ночнушки и тащит через голову. Медленно, так неторопливо. Ведь у нас вся ночь впереди. И год разлуки за порогом этой спальни.
Его тело накрывает моё, словно одеяло. Кожа к коже. Близко. Чувственно.
Обвиваю его шею руками и прижимаю к себе. Он нужен мне ещё ближе, ещё интимнее. Но он медлит, заглядывая мне в глаза.
Тяжёлые тёплые ладони обхватывают моё лицо, а губы кружат по приоткрытому рту. Наше дыхание перемешивается. Сладкое и горькое одновременно. Как те минуты, что мы воруем у судьбы.
– Чего ты хочешь? – спрашивает он.
Его голос мне кажется громким в тишине и мраке комнаты.
В наш самый первый раз я ответила: «Всё, что ты готов мне дать». Сейчас я произношу ту же самую фразу. Это будто наша чёртова традиция.
Его рот тут же накрывает мой в бессловесном ответе. А сейчас больше ничего и не надо. Разум, тело, душа, сердце – все разом устремляются к нему. Каждый год всё повторяется. Всё то же самое. Он будто мой спасительный остров, до которого я гребу проклятые триста сорок восемь дней.
Он целует меня так сладко и так нежно, так собственнически, хотя сам не знает, как отчаянно я хочу ему принадлежать.
Его прикосновения и поцелуи отражают голод, потребности, желание и то… что я тайно принимаю за любовь. Можно зажмуриться и представить, что он любит меня, даже если это неправда, даже если это всего лишь моя фантазия.
Но в этом момент под одеялами в тёмной спальне с бегущими лунными бликами на стенах я в это свято верю.
Миша посасывает мою нижнюю губу, покусывает неторопливо, и я тоже учусь быть неторопливой и спокойной, хотя мне хочется стонать и извиваться под ним. Поцелуи постепенно становятся жадными, дикими и отчаянными. В них всё – в том числе и мольба быстрее войти в меня.
И ему тоже уже не терпится.
Кожа горит от его прикосновений, я обнимаю его и молюсь, чтобы ночь длилась вечно. Потому что с восходом солнца неизменно произойдёт то, что всегда происходит. Я останусь одна.
В пустой, холодной кровати. Обнажённая. И удовлетворённая.
Но лишь отчасти.
Миша аккуратно спускает по ногам мои трусики, и я охотно развожу бёдра шире, чувствуя твёрдый горячий член, которым он прижимается ко мне. Протягиваю руку, чтобы обхватить его и дать знать, что я готова.
Всегда готова принять его. Всегда.
Его дыхание сбивается, когда я головкой вожу вверх-вниз по своей киске. В животе тугой узел, а между ног уже намокло и припухло, и ноет, чтобы он быстрее заполнил пустоту.
На миг Миша отстраняется, и наши взгляды встречаются, как всегда за мгновение «до».
Выпускаю его из рук и широко развожу ноги так, как ему, знаю, нравится.
И он одним махом заполняет меня: глубоко и резко, а я задыхаюсь от переизбытка ощущений.
Наклоняясь, он целует мою грудь и ключицы, замирает и чуть двигается. Пульсы смешиваются, и я закрываю глаза, отдаваясь моменту.
До боли.
– Ты всегда такая идеальная, – шепчет он, слегка усмехаясь, но не поднимая головы, – такая тугая. Твоя киска будто создана для меня… только для меня.
Приходится прикусить язык, чтобы не ответить, что на самом деле так и есть.
Он начинает резкие движения. То быстрые, то медленные длинные удары. Я способна лишь дрожать и слушать, как мы бьёмся кожа о кожу. Глаза наполняют слёзы, поэтому я обнимаю его руками и ногами, чтобы спрятать собственные острые чувства.
Только всё зря.
- Эй, ты чего, – замечает он, – ты что, плачешь? Почему?
Ладонью он вытирает мои щёки и гладит по голове.
– Мне слишком хорошо, – отвечаю я чистую правду.
Поцелуи становятся глубокими, а движения хаотичными. Мы постепенно приближаемся к краю. И мне совсем не хочется его переступать. Я сопротивляюсь. Только бы момент длился дольше. Но, в конце концов, отпускаю себя и разлетаюсь вдребезги, когда он, кончая, шепчет моё имя.
Когда просыпаюсь утром, в комнате я одна. Единственное, что напоминает о прошедшей ночи – моё обнажённое тело и сладкая тянущая боль между ног.
Зарываюсь лицом в подушку, на которой ещё остался его запах.
Мне так, чёрт его дери, хорошо, что совсем не хочется вылезать из кровати. Я бы ещё полежала, бережно перебирая в памяти кое-какие моменты.
Но спустя несколько минут заставляю себя подняться с постели. Из зеркала на меня смотрит удовлетворённая раскрасневшаяся девушка. Её карие глаза загадочно блестят, а облако тёмно-русых волос нужно ещё потрудиться расчесать. Как же приятно потянуться всем телом, зная, что именно ночью с ним делали.
Ароматы блинчиков, кофе и яичницы с, по всей видимости, колбасой доносятся до меня уже на лестнице. Конечно, желудок урчит. Конечно, я голодна. Ещё бы, сколько энергии затрачено ночью. Впрочем, сейчас лучше об этом не думать.
На кухне Вита стоит у плиты и, словно заправский шеф-повар, перекидывает блинчики со сковороды на блюдо. Стопка блинов, однако, не успевает особо вырастать, так как ребята постоянно таскают себе их по тарелкам.
Олег крутится вокруг Леры, кажется, пытаясь отжать и её порцию, а та отмахивается от его поползновений. Миша стоит у окна с чашкой кофе вполоборота ко входу.
Наши взгляды пересекаются, и мгновение он смотрит на меня, потом переводит взгляд куда-то себе под ноги и уходит к общему столу.
Он тоже умеет носить маски, конечно.
Я уже привыкла, но от этой привычки менее больно не становится.
Подхожу к кухонному островку, улыбаясь Лере, которая двигает ко мне чашку с кофе.
- Так, а ну быстро отстали! - возмущённо вскрикивает Вита на очередную попытку стащить блин. – Теперь всё самое вкусное для Сони. Вы уже своё получили, троглодиты, – ворчит она на парней.
– Ммм… как аппетитно, - нараспев произношу я, когда передо мной оказывается тарелка с горячим блинчиком.
Благодарно улыбаюсь Витке в ответ на её заботу. Кажется, первое утро в доме и её выпечные шедевры на завтрак – такая же традиция, как всё остальное на майские праздники.
– Ваша любимая сгущёнка, мадам, – пододвигает она ко мне упаковку, а моя улыбка становится ещё шире.
Щедро наливаю сгущёнку в тарелку.
– Ты восхитительно заботлива. Кому-то точно повезло, – заявляю я.
Конечно, Санёк уже рядом, целует подругу и подтверждает:
– Мне повезло.
За столом только два свободных стула: возле Миши и возле Олега. Я направляюсь к Олегу и сажусь рядом, шутливо толкаю в плечо, когда он пытается своей ложкой покуситься на мою сгущёнку.
– Ну поделись, – чуть обиженно тянет он. – Ты, что, жадиной выросла?
– Неправда, - возмущаюсь я.
– Неправда, – внезапно подаёт голос Миша. – Это только насчёт сгущёнки она жадная. А так всегда была щедрой девочкой, – тихо добавляет он.
Я не смотрю на Мишу, просто не могу этого сделать. Сосредотачиваюсь на Олеге и улыбаюсь.
– Там в холодильнике ещё есть, можешь взять. Это докажет факт моей щедрости.
– Если вы, парни, сами не свои по сладкому, давайте мы с Соней вам что-нибудь приготовим? Торт испечём, например, как в старые-добрые времена, – предлагает Лера и обращается ко мне. – Ты как?
– Прекрасная идея, – поддерживаю и делаю глоток кофе, чтобы просто не смотреть на Мишу.
Ладони становятся холодными, а погреть их о чашку с кофе кажется отличной идеей.
Не выдерживаю и всё же бросаю короткий взгляд на Мишу, но он уже уставился в свою тарелку, видимо, чтобы не смотреть на меня. Это слегка неприятно, но я давлю такие чувства в корне, потому что развивать мысли в подобном направлении опасно для моей хрупкой сдержанности.
– Так что, планы меняются? – подходит Вита, садясь рядом с Мишей на единственный свободный стул. – Может, тогда вы в магазин сгоняете? Не уверена, что мы покупали какие-то ингредиенты для торта перед поездкой, ну, что вам там может понадобиться. А мы в доме побудем. А?
– В доме? – хихикает Лера. – Может, вам просто пообжиматься на берегу моря захотелось?
– А ты не завидуй, мисс Стабильность, – не остаётся в долгу Вита, намекая на их с Олегом роман со школьной парты. – Отношениям нужна встряска.
По тому, как закатывает глаза сидящий рядом Сашка, думаю, тому уже эмоциональные качели их отношений с Витой поперек горла.
– Я бы не возражал насчёт стабильности, – наконец, не выдерживает он. – По крайней мере, всегда знаешь, что ты не один ложишься в кровать и тебе есть кого целовать по утрам и кому желать хорошего дня.
Он примирительно приобнимает Виту за плечи и целует в подставленную щёку.
В этот момент я чувствую, что краснею, думая о том, как всего несколько часов назад ложилась в постель, но моё «доброе утро» до сих пор ему не надо. Вместо этого смотрю на Леру с Олегом и честно говорю:
– Вот вам двоим сложно не завидовать. Нашли же друг друга как-то.
– Мы такие, – влюблённым взглядом смотрит Лера на Олега.
Даже после стольких лет иногда они ведут себя, как подростки.
– А ты не завидуй, – вставляет Саша, – лучше привези с собой кого-нибудь, кого будешь целовать по утрам. Я ведь тебе уже об этом говорил, – напоминает он, и я молюсь, чтобы он не начал разговор про Игоря, о котором вчера так некстати брякнула Вита. – Вот уверен, что у Миши, допустим, нет проблем с кандидатками для поцелуев. Сейчас бы тут сидели счастливые четыре пары. Может, пришло время расширить нашу компанию? Или ты, Миш, никого не приводишь, потому что боишься, что подружка сбежит, увидев твоих ненормально адекватных друзей? – смеётся Саня.
А я снова смотрю в чашку с кофе. Пальцы нервно обводят её край. Мне легче спрятать взгляд, потому что если я его подниму, то не смогу скрыть эмоции.
– Если Миша никого не приводит, – отвечает Лера, откидываясь на спинку стула и приподнимая бровь, – может, потому что считает, что она не сможет влиться в нашу ненормально адекватную компанию?
– Я не считаю… – тяжело вздыхая, начинает Миша, – что в нашу компанию невозможно влиться. Кому-либо вообще.
– Ну да, мы же адекватные, – подчёркивает Олег.
Я оставляю кружку в покое, опускаю ладони к себе на колени и сжимаю руки крепко-крепко. Так, что ногти впиваются в кожу. Разговор, что называется, «ту мач» для меня. Он становится слишком… И мои чувства тоже на пределе.
Когда, наконец, поднимаю взгляд, обнаруживаю, что Миша смотрит на меня.
– Ну, и… - начинаю, убеждаясь, что голос не срывается, – тебе есть, кого с нами познакомить?
Приходится улыбнуться, потому что я приковала взгляды всех друзей. Стараюсь, чтобы всё звучало как шутка, но почти уверена, что терплю фиаско.
Улыбаюсь и согласно киваю, затем поднимаюсь к себе в комнату за вещами. Голоса друзей отдаляются. Тут наверху намного спокойнее, и мне на секунду хочется остаться у себя и просто протупить часть утра, глядя в окно на море, чтобы найти привычное равновесие. На самом деле, я зла и смущена одновременно. О, это препоганейшие чувства. И тому есть множество причин. Только думать о них совсем не хочется.
Беру телефон с тумбочки и проверяю, не звонил ли кто.
Звонил. Игорь. Странно, почему я не слышала? Есть ещё сообщение от него. С фото в мессенджере мне улыбается привлекательный темноволосый парень лет двадцати семи.
«Я знаю, что ты с друзьями, и, наверное, тебе совсем не до меня, но я скучаю, Сонь. Ладно, развлекайся».
Вот так всегда. Он понимающий, ну, по крайней мере, сейчас он такой. Не думаю, что притворяется. Есть же хорошие, надёжные парни. И Игорь один из таких. Он никогда не давит и подозрительностью не страдает. Мы ведь официально и не встречаемся, хотя я знаю, что он-то точно был бы не против. Мы иногда обедаем вместе и гуляем на выходных. Несколько раз Игорь устраивал мне вечернюю культурную программу.
Мне импонирует, что в чём-то мы похожи. Игорь проявляет терпение. И он мне нравится. Очень сильно нравится, но… не так, как Миша. Тут другое. А Игорь заслуживает большего, чем я могу ему дать. Потому что, сколько бы я теоретически ему не дала, всё равно будет недостаточно. Просто часть меня уже принадлежит другому мужчине.
«Я тоже скучаю. Позвони, как сможешь».
Всё же я пишу эти слова. Может, потому что пять минут назад мне было ужасно, просто катастрофически больно? И нужно понять, что я кому-то нужна. Кому-то, кто хотел бы целовать меня по утрам и желать хорошего дня.
В общем-то, я даже не обманываю. Мне действительно не хватает его поддержки.
Недовольная собой, я вздыхаю и бросаю телефон в сумочку – позже разберусь. Подхватываю свитер и разворачиваюсь к выходу.
Так и замираю.
Потому что в дверях стоит Миша.
Господи, какой он всё-таки красавчик. В школе был и сейчас также притягателен. Кажется, за год я уже забыла, насколько он… обаятельный. Блин, ну почему ему обязательно быть таким сексуальным? Каждый раз, когда он рядом, я сражаюсь с реакцией собственного тела. Хочется прижаться к нему. Крепко-крепко. Хочется… чёрт… Даже в школе он так на меня действовал. Проклятье. Приходится вздохнуть поглубже, чтобы мысли сменили направление, которое до добра не доведёт.
– Прости меня, – внезапно говорит он.
– За что?
Мне бы хотелось звучать как-то безразлично или отстранённо, только получается хреново. И да, он об этом знает. Это выводит из себя. Ну, серьёзно!
– За что? За то… что случилось внизу.
– А что такого случилось? Всё нормально, – повожу я плечом. – Типичный завтрак. Типичные разговоры. Или ты отвык за год?
Миша делает шаг вперёд. В комнату.
А я, наоборот, отступаю к окну.
Хочется и взгляд отвести, но не могу. Смотрю ему прямо в лицо и вижу… боль?
Слабая часть меня хочет подойти и обнять Мишу. Но для чего? Успокоить? Но зачем? Другая часть полна ехидства и удовлетворения. Уела, мол. Попахивает мазохизмом.
– Я всего лишь… - начинает он и осекается. – Это всего лишь… я…
Да, это всегда всего лишь он.
– Зачем ты пришёл? – перебиваю его слабые попытки что-то там объяснить. – День на дворе. Кто-нибудь увидит тебя в моей комнате. Вопросов не оберёшься. Что ты здесь делаешь?
– Думаешь, меня заботит, что кто-то там меня увидит в твоей комнате? – в его голосе теперь скользит злость и на лице тоже.
– Конечно, заботит. Точно знаю, – утверждаю я, спокойная как удав, и моя собранность его раздражает.
– Да ни хрена ты не знаешь! – слегка повышает голос Миша и делает очередной шаг вперёд.
Он, конечно, недостаточно близко, чтобы дотронуться до меня, но я чувствую тепло его тела, и какая-то часть меня жаждет его прикосновений. Какая-то часть меня больна им на сто процентов, нет на миллион миллионов процентов. Эта дурная часть хочет трогать его всего, ощущать тепло рук, жар тела, твёрдость плоти. Поутихшая за утро тупая боль между бёдер ощущается с новой силой, потому что низ живота охватывает огонь. Пульсирует там, где всего несколько часов назад был Миша. Во мне. В голове мелькают образы, как он двигается, нависая надо мной. Ещё и ещё. Снова и опять. Толкаясь в меня. Пронзая собой.
Но не стоит забывать, что всё это принадлежит лишь нашим ночам. Одной безумно сладкой недели в году. Конечно, я слишком слаба, чтобы отказаться. Когда наступает день, всё, что случилось, остаётся внутри этой спальни. В пределах старой двуспальной кровати, которую мы разделяем, словно преступники. Миша может говорить всё, что угодно. Что ему всё равно, что я ни хрена не знаю. Но я знаю… знаю, что как только встаёт солнце, он уходит.
Утром я всегда одна.
Всегда.
Но до сегодняшнего дня я не думала о других женщинах. То есть, естественно предполагала, что они были. Что они должны были у него быть. Непостоянные, конечно, временные связи. Но я о них не думала. Так легче жилось. Были только Миша, я и первая неделя мая.
Вздыхая, прохожу мимо него, но притормаживаю у двери, оборачиваясь.
– Знаю, Миш, знаю я, просто… не всё, как выяснилось.
Выйдя на улицу, я поднимаю взгляд на своё окно и вижу Мишу. Он всё ещё стоит в моей спальне. На его лице остаётся задумчивость и… боль. Не хочу видеть его таким, не желаю. Но что поделать? Подниматься обратно и успокаивать? Каким образом? А дальше что?
Интересно, Лера, ждущая меня возле машины, его заметила? Если и заметила, то подруга никак это не комментирует.
– Ветрено, – лишь замечает она.
– Как всегда, – киваю.
– Как всегда, – повторяет Лера и улыбается.
Но взгляд у неё серьёзный. И вскоре я понимаю почему.
Некоторое время мы едем в молчании. Вероятно, она просто сосредоточена на грунтовой дороге, упирающейся в трассу.
– Соня… - тянет она, поворачивая направо. – Что происходит?
Если б я ещё понимала, про что она говорит.
– О чём ты?
Она отрывает взгляд от дороги, но быстро возвращает его обратно. На лице у Леры всё написано. Мы были лучшими подругами, и ничего друг от друга не скрывали и не скрываем.
Кроме одного моего секрета.
– Что с тобой, Сонь? Что с тобой происходит? Ты какая-то другая… я не знаю, – сбивается она, пожимая плечами. – Мы всегда были близки, делились всем, я знала, что у тебя происходит в жизни, а сейчас не понимаю, как ты живёшь, чем и что творится у тебя в голове.
– Дом-работа-работа-дом, Лер. Сплошная рутина, - отвечаю я. - И в голове дырка от бублика. Я живу от выходных до выходных, чтобы отоспаться, – будто бы оправдываюсь. – Скукота, в общем. Давай лучше о подготовке к свадьбе поговорим, август уже не за горами.
Лера закатывает глаза и хмыкает со вселенской иронией.
– О, сдаётся мне, кто-то пытается сменить тему. Что с тобой, Соня?
Тяжко выдыхаю, вот же Лера пристала, и, чтобы не смотреть на неё, гляжу в окно на парящих чаек и мерные волны, плавно накатывающие на берег одна за другой. Так красиво, как может быть только на юге. Если представить, что вся цивилизация вдруг исчезла, останется лишь бескрайний океан и умеющие жить в гармонии с ним творения.
– Какая красота, посмотри, – задумчиво протягиваю я. – Каждый раз приезжаю сюда и не перестаю восхищаться морем.
– Море, да, оно потрясающее, – кивает Лера.
А потом снова смеётся. Искоса поглядывает на меня с серьёзностью и… любовью.
– Помнишь, как мы бегали по берегу, когда были детьми? Ты была такой внимательной, находила гнёзда чаек среди камней, – напоминаю я.
– До сих пор не понимаю этого, – поджимает губы Лера. – Вроде, неглупые птицы, но зачем выводить потомство там, где ходят люди.
– Это инстинкты, Лер. Наверное, их предки из поколения в поколение гнездились здесь. Они просто следуют традициям. А потом приходим мы и нарушаем их. Хотя должны просто наслаждаться природой издали. Есть то, что человеку не стоит трогать.
– Есть то, что природа забирает обратно, – философски замечает она.
– Да, как наши следы на морском песке, которые смывает новой волной. Мы рушим красоту мест, где проходим. Так же, как можем нечаянно наступить на чьё-то гнездо, которое для кого-то является домом.
– Сколько бы раз мы не прошли по песку, море вернёт своё, – решительно заявляет Лера. – Но факт того, что мы оставили там следы, уже ничто не изменит, даже если их снова заполнит песок. Мы будем помнить момент, когда там прошли, в каком настроении, о чём думали, о чём мечтали. Запомним запахи и ощущение тёплого мелководья, ласкающего ступни.
Я размышляю над словами Леры. Она больше не пытает меня вопросами. Наверное, чувствует, что я не готова говорить. Вот в этом прелесть наших отношений, когда тишина не угнетает и не приносит неловкость.
Довольно быстро мы добираемся до магазина и покупаем всё, что нужно для торта, а также парочку вещей, которые Олег дослал Лере сообщением вдогонку. Тележка супермаркета загружена, когда я снова заговариваю:
– Лер, я, – тихо начинаю, – я думаю… кое о ком.
Она бросает на меня короткий взгляд, но ничего не отвечает, пока мы не расплачиваемся за покупки и не возвращаемся к машине. Погрузив пакеты в багажник, она поворачивается ко мне с улыбкой. В её взгляде понимание и… мягкость. Как всегда, насколько я помнила. Комфорт и участие – вот, что Лера для меня олицетворяет. Она – сама нежность и понимание. Мне хочется обнять её и ощутить защиту. Просто потому, что слишком устала от одиночества.
Она будто читает мои мысли. Тянется и обнимает меня, тихо шепча на ухо:
– Я знаю.
На обратной дороге мы говорим на обычные темы, и я чувствую себя нормально и легко. Наконец-то. Ведь со вчерашнего дня нахожусь в перманентном напряжении.
– Хочу сварить глинтвейн. Да, я знаю, что не Новый год, – отмахивается Лера, – но его будет приятно выпить вечерком у костра. Ты как?
Я тоже не против выпить, после напряжённого утра – самое то, что нужно. Впереди ещё неделя, мне бы не хотелось чувствовать себя все эти дни так же, как сегодня с утра.
То, что происходило между мной и Мишей каждую весну, я давно уже приняла. Обычно удавалось сохранять «покер фейс», и то, как я повела себя за завтраком, стало огромной ошибкой. Я будто перешла невидимую черту. Вовлекла остальных в наши странные взаимоотношения. А ведь никто из друзей не имел ничего общего с выбором, который мы с Мишей делали за порогом моей спальни.
– А я ещё подумала, куда тебе столько красного. Парни ведь хорошо закупились алкоголем.
– Да там почти один вискарь у ребят, – возмущается Лера. – Хоть и недешевый.
Когда Лера упоминает виски, я ощущаю лёгкий трепет. Люблю и ненавижу вкус виски.
Горький, огненный, уносящий лишние мысли.
– И ликёрчику нам для кофе, – добавляет она. – Половину которого они сегодня с утра уже сами приговорили.
Мы хихикаем, смотря друг на друга. Парни не меняются. Интересно, когда мы все достигнем солидного возраста, всё будет по-прежнему?
И наши ночи с Мишей?
Эти мысли меня огорчают, так далеко я никогда не заглядывала. Поэтому и сейчас не буду.
Костёр пылает ярко и высоко. Языки пламени пляшут первобытный танец. Искры мечутся, взлетая в ночное небо, подхваченные горячими потоками огня.
Мы сидим на песчаном берегу. Вокруг темно и ни души, но до дома рукой подать. Наш костёр окружают старые брёвна, гладкие от многочисленных посиделок и безжалостных морских ветров. Мы кутаемся в пледы, потому что хоть и май, но ещё свежо. Миша играет на гитаре, а подпеваем все вместе, если, конечно, знаем слова. А мы знаем. Репертуар стар, как наша дружба.
Мне тепло и спокойно, это результат пары бокалов виски, которые так приятно выпить на свежем воздухе в компании любимых друзей.
А ещё невозмутимая маска вернулась на своё законное место. Я собрана и владею собой.
Олег приносит с кухни огромную бадью сваренного Лерой глинтвейна. Ставит её в заранее вырытую лунку в земле и подсыпает к бокам кастрюли песок, чтобы чудесный напиток подольше оставался горячим.
Лера возвращается с маленькой поварёшкой и стаканами, и вскоре я грею руки, потягивая красный пряный глинтвейн аккуратными мелкими глотками.
Тайком поглядываю на Мишу, на его длинные пальцы, перебирающие струны старой гитары. На тени от костра, мелькающие на его лице.
Также мастерски он играет на моём теле. И отношении к себе. Он хотя бы осознаёт, как влияет на меня? Понимает, что я становлюсь безвольной и податливой под его руками и губами? Небольшая плата за возможность почувствовать себя живой… и слегка любимой. Так легко закрыть глаза и представить, что так и есть, когда он прижимается ко мне под одеялами.
Ударяет волна ветра, костёр ревёт, искры высыпают в небо мерцающими частицами.
Чёлка накрывает Мишин лоб, а потом откидывается обратно новым порывом ветра.
Всё как прежде.
Его вид меня завораживает.
Отвожу взгляд и чувствую, как телефон оттягивает карман кардигана. Я захватила сотовый из спальни, чтобы не пропустить звонок Игоря. Но уже вечер, а он молчит.
В ответ на мои мысли в кармане начинает вибрировать мобильник. Киваю ребятам, извиняясь, и возвращаюсь в дом, чтобы спокойно поговорить с Игорем.
- Привет, - тяну я, потому что уже слегка пьяна, и голос не совсем меня слушается.
– Привет, Соня, – с теплотой отвечает он. – Слышу, что тебе весело.
Усмехаюсь и киваю, потом быстро исправляюсь и говорю «да». Голос у Игоря очень приятный и действует на меня успокаивающе. Не знаю почему, может, из-за выпитого алкоголя я начинаю задумываться, что мешает мне дать этому парню зелёный свет? Интересно, если бы мы познакомились летом, а не зимой, что-то бы изменилось? Хотя нет, я всегда живу предвкушением мая, даже когда он уже закончен.
Качаю головой и стараюсь сосредоточиться на разговоре. Слегка злясь, что Миша и тут мне портит настроение. Вот к чему сейчас о нём думать? Я разговариваю с Игорем, а он играет ребятам на берегу.
– Да, мне очень весело. Я рада увидеться со старыми друзьями и рада, что ты… позвонил.
– Ммм… ты там выпила что ли?
Наверное, всё-таки язык заплетается не слегка, если Игорь даже по телефону может определить влияние алкоголя.
– Чуть-чуть. Но я не пила в одиночестве, – отвечаю, посмеиваясь. – Лера сварила глинтвейн. За руль ведь никому не надо. Это просто вечер, костёр и разговоры старых друзей, если понимаешь. Я… вспоминаю школу. Юность.
– Да, понимаю, конечно, понимаю, но ты никогда не пила со мной.
– Ну, я и не пью обычно, это… просто за встречу.
Провожу ладонью по лицу и снова смеюсь. Звучит как-то странно. Но Игорь подхватывает моё настроение. Слышу мягкие ласкающие нотки его баритона в тихом ответном смешке.
– Я рад, что встреча удалась.
– И я рада, что ты позвонил, – бормочу в ответ.
– Ого, – удивляется он.
– Ммм? – тяну я.
– Если ты действительно соскучилась, то, может, тебе стоит почаще куда-то уезжать?
Эти слова меня слегка озадачивают. Неужели я такая… никакая?
– Я соскучилась, – говорю и, словно бы для себя, добавляю: - Правда.
– И я тоже соскучился, Соня.
– Чем будешь заниматься на праздничной неделе? – спрашиваю, просто чтобы сменить тему, потому что не уверена, что разговор принял оборот, который бы меня устроил.
По крайней мере, сейчас.
Игорь начинает мне рассказывать о своих планах, и я, кивая, что-то там комментирую.
Когда я сказала, что рада его слышать, когда просила мне позвонить, я действительно хотела этого. Пусть даже где-то там первопричиной желания являлась утренняя ситуация с Мишей.
И вот опять, сейчас я думаю о Мише, хотя говорю с Игорем. Он – моё проклятье. И совсем не выходит из головы.
– Сонь? – весёлым тоном, будто задумал какую-то шалость, начинает Игорь. – Пообещай мне кое-что?
– Что?
– Что, когда вернёшься, мы с тобой выпьем. У меня как раз есть бутылочка хорошего французского.
– Со склонов французских Альп? – неуверенно продолжаю.
– Именно оттуда, – смеётся Игорь. – Ну, так как?
– Ну… ладно, – колеблюсь я.
Колеблюсь, потому что в его предложении слышу больше, чем просто обещание вечера за бокалом с другом. И разве могу винить Игоря в таких намерениях?
– Супер. Я очень рад, что ты согласилась.
Он действительно радуется. Это слышно по голосу. Игорь вот такой всегда – внимательный и заботливый. Не подавляющий, ничего не требующий, дающий возможность выбора. И я чувствую, что небезразлична ему.
А мне хочется, чтобы обо мне заботились. Вот так. Как мужчина заботится о женщине. Ведь у меня такого никогда не было.
– Ты мне очень нравишься, - шепчу я.
– Сонь, я, правда, очень по тебе скучаю.
- Я тоже скучаю.
Даю отбой, но так и стою с телефоном в руке. Смотрю на погасший экран, думая, что же я творю, давая этому милому парню такие кредиты. Даже не могу точно определить, как себя чувствую. Лучше или хуже? Ну, после нашего разговора. Мне было приятно слышать его голос и эти милые слова. И реагировать на них в ответ.
Мы стоим друг напротив друга. Он ждёт ответа, а я медлю. Почему бы ему и дальше не играть в «ничего не происходит»? Как уже несколько лет до этой весны. С чего вдруг пришёл сюда? Бросил ребят у костра? Задаёт вопросы?
Смотрю в глаза Миши, но ответов не нахожу.
Наконец, качаю головой, приходя в себя.
– Это так важно, кто мне нравится? – бросаю я.
Кажется, интонации в голосе более резкие, чем хотелось бы. Но сказано – сделано. Миша просто моргает, уголок его губ поджимается так, будто бы он собирается усмехнуться. Однако Миша не усмехается, задаёт очередной вопрос:
- А если я скажу, что важно?
Его голос ровный и совсем не вяжется с внешним видом. Так всегда было: из нас двоих в друзей перед друзьями он играл лучше.
- Если бы это действительно имело значение... Для тебя, - собирая решимость в кулак, отвечаю я и пытаюсь игнорировать покалывание в кончиках пальцев, которые просто зудят от желания прикоснуться к его щеке. – Действительно имело. Мы бы сейчас об этом не разговаривали.
Пока произношу эту фразу, он ещё на несколько шагов становится ближе.
Теперь Миша совсем рядом. Я вижу всё. То, как бьётся пульс у него на шее, как тонкие морщинки расходятся в уголках прищуренных глаз. Ощущаю аромат его туалетной воды, запах костра и соль морского воздуха. Все мои чувства, все мои нервные окончания бьются в конвульсиях. Он подавляет меня. Делает слабой. Безвольной. Перед одним лишь желанием близости.
Господи, я, наверное,… нет… я точно больна.
– Кто такой Игорь? – буквально выплёвывает он имя.
Сколько же Миша слышал? Здесь в доме довольно тихо, и звуки с улицы не проникают внутрь. Вот я и не заметила, что песни прекратились, но, видимо, была слишком сосредоточена на разговоре, потому что хлопка входной двери тоже не уловила.
- Игорь? Мой друг.
Мишина рука поднимается, я наблюдаю за этим движением, словно в замедленной съемке, и отводит волосы с моего лица. Пальцы чиркают по щеке. Я пытаюсь игнорировать жар, бросившийся мне в лицо, и чувство тяжести. Влажной горячей тяжести, разливающейся между ног.
- Друг? – размышляет Миша. – Друг, который целует тебя по утрам и желает хорошего дня?
Эти слова пропитаны гневом и иронией. Нет, даже сарказмом. Приходится отшатнуться, чтобы прервать контакт, который невозможно терпеть. Я отхожу к кухонному островку, достаю с полки низкий бокал и наливаю себе немного «Хайлэнд Квин Мэджести», открытая бутылка которого стоит тут же. Подношу к губам и твёрже повторяю:
- Игорь – мой друг.
Потягиваю виски медленно. Огненная жидкость разливается по горлу. Люблю и ненавижу его вкус. Люблю и ненавижу?
И в этот момент чувствую Мишу спиной. Ещё мгновение и он почти уже прижимается ко мне всем телом.
Чёрт, как же хочется откинуться назад. Вжаться в него. Погрузиться в объятья. Приложить голову к его груди. Ощутить его руки. Пусть бы он обнимал меня так, как умеет обнимать только он.
От этих мыслей хочется застонать. Но я лишь прикусываю нижнюю губу и закрываю глаза, приказывая себе молчать.
- Не слишком ли много виски? – бормочет он мне на ухо. – Может, притормозишь?
Его слова бьют чуть ли не наотмашь. Да как он вообще смеет? Что он о себе возомнил?
- Всего лишь бокал, если ты это заметил, - ровным голосом, несмотря на раздирающие эмоции, отвечаю я. – И я взрослая девочка, Миш. Уверена, что знаю, когда стоит притормозить.
Миша не уходит, лишь наклоняется ближе. И его дыхание касается моей щеки и шеи. Ему достаточно преодолеть несколько сантиметров или, чёрт, даже миллиметров, чтобы прижаться губами к моей коже.
– О да, ты взрослая девочка, - соглашается он, и дрожь против воли пробегает по моему телу. – Но этот «всего лишь бокал» у тебя сегодня не первый.
– Разве?
Сейчас я могу говорить только короткими фразами, жар его тела блокирует все прочие чувства, кроме одного.
И в этот миг, мгновение, когда я почти сдалась, Миша отстраняется.
– Если ты считаешь, что я не смотрю, это не значит, что я ничего не замечаю, - таинственно заключает он.
А я выпрямляюсь, опрокидываю в себя остатки виски. С некоторым вызовом. Пусть спорит, если ему так хочется.
Оборачиваюсь к Мише, а внутри теперь страсть к нему борется с огненной дорожкой, оставленной дорогим крепким алкоголем.
- Ты никогда меня не замечал, - произношу я, глядя прямо ему в глаза. В их глубине твёрдость и уверенность, но один широкий глоток сделал и меня уверенной тоже. Мне хочется быть жёсткой, и я добавляю: - И сейчас заметить не можешь.
Взгляд серых глаз мерцает. Что это? Игра света? Призрачное эхо алкоголя?
Миша разочарованно выдыхает, качая головой.
Больно ему, больно мне. От этой горькой правды.
Но я задеваю его и не могу не ощутить удовлетворение. В этот момент мне кажется, что он тоже должен почувствовать боль, которая мучает я.
- И всё же… ты пьяна, - спокойно произносит он. Видимо, уже решил что-то для себя. – Хватит на сегодня, Сонь. Ещё Лерыч со своим глинтвейном. Притормози, прежде чем наговоришь лишнего, о чём потом пожалеешь.
- О, да ладно, - округляю я глаза, коротко усмехаясь. – Так, что, ты у нас единственный, кому можно напиваться, не тормозить и совершать ошибки, о которых впоследствии жалеть?
Едва эта фраза у меня вырывается, как хочется отмотать секунды назад. Ну почему я не заткнулась на несколько мгновений раньше?
Пустой, принимающий поражение взгляд Миши говорит мне, что ничего уже не вернёшь.
Ни его поступка.
Ни моих слов.
Качаю головой и бормочу «прости».
Прежде чем первые слёзы стекают по пылающим щекам, я отталкиваю Мишу и убегаю к себе наверх.
Чтобы лежать и вспоминать о том, что случилось почти шесть лет тому назад.
Нет, наверное, чтобы понять то, что произошло почти шесть лет тому назад, надо вернуться во времени ещё дальше. В тот год, когда я переехала к бабушке из маленького северного городка. Это было настоящим потрясением. И дело вовсе не в смене климата.
Мне было без пары месяцев тринадцать, и я отдыхала в летнем лагере. Смена выдалась удачной, потому что компания подобралась практически безупречная. А ещё я вдруг обнаружила свою привлекательность для мальчишек. Это было так странно. Ещё год назад мы рубились в настольный теннис и рыли гильзы на карьере, оставшиеся здесь от ожесточённых боёв Великой Отечественной. А теперь всем им хотелось совершенно других разговоров и совершенно других развлечений.
Я смущалась и никак не могла определить, кто же мне больше нравился из двух особо активных Лёш. Оба были хороши и притягательны, и, честно говоря, я боялась их обидеть, выбрав кого-то одного. Поэтому предпочла просто продолжать дружить с обоими.
Но беспечное лето закончилось за несколько дней до финала смены. Наверное, никогда не забуду лицо бабули в кабинете директора лагеря, куда меня так поспешно вызвали, оторвав от какой-то, уж сейчас точно и не назову какой конкретно, самодеятельности.
Авария. Папа ушёл сразу, мама через пару дней в реанимации.
До сих пор трудно вспоминать об этом.
Но тогда я даже не имела возможности пережить горе в себе, потому что бабуле, кажется, было тяжелее, чем мне. Еще бы! Оказаться одной с непонятным подавленным произошедшей трагедией подростком на руках, решая кучу бумажных и финансовых проблем с имуществом и опекой.
Но она молодец. То есть была молодцом.
И вот таким образом я сменила и город, и регион, и вообще всю жизнь, уместившуюся в один невзрачный серый чемодан.
Первое время в новой школе я ходила в одиночестве. Не сказала бы, что у меня когда-то были проблемы с общением, но в тот период своей жизни я была тотально в себе.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды на перемене в меня не врезалась Лера. Врезалась в прямом смысле этого слова. Налетела и сбила с ног. Уж не знаю, куда она так спешила. Долго извинялась, даже приобняла, а я тут же вся сжалась в комок.
– Ээ-й, да что с тобой?! – воскликнула она. – Сонь, ты так ведёшь себя, будто меня не знаешь.
– А я тебя знаю? – переспросила я, не совсем понимая причину её доброжелательности.
Лишь позже я узнала, что это просто Лера. Она была такой всегда. Открытой к общению. И стала моим маленьким ангелом-хранителем впоследствии.
– Ну ты и странная. Мы же в одном классе, - прищурившись, проговорила незнакомая для меня девчонка.
Я чуть тогда не переспросила, точно ли она в этом уверена, но вовремя прикусила язык.
Наверное, это было наилучшим из всех моих решений. Потому что с того дня мы с Лерой не расставались. Она взяла меня под своё крыло.
А потом оказалось, что её друг учится в параллельном классе. Так что в итоге я оказалась под крылом ещё и троих парней одновременно.
Олег, Санёк и Михаил были не разлей вода. С Сашей мы сразу нашли общий язык. Ну, избежать общения с ним вообще по жизни было сложно. Может, я выглядела слишком жалкой в те дни, а может, он просто по характеру был защитником слабых и обездоленных. Но когда около дома меня попытался зажать какой-то местный парень постарше, Саша оказался рядом и тут же вмешался. Ему было четырнадцать, и к этому возрасту он уже прилично вымахал, был поджарым и крепким. Сашка пообещал тому парню переломать руки и ноги, если он ещё хоть раз приблизится ко мне.
Больше меня во дворе не трогали и не задирали.
Миша же был не из разговорчивых. Зато смотрел на меня так, что иногда дрожь пробирала. Я и сама до конца не понимала причины этого дурацкого волнения. Не думаю, что за первые месяцы мы и десяти предложений друг другу сказали. Наверное, потому что Саша почти не затыкался. Но Миша мне нравился. И я чувствовала некое родство с ним. Он был сосредоточен на учёбе и свои секреты держал при себе. Прямо как я.
К тому же, его внешность была ошеломляющей. Да-да, всё правильно. Миша был просто ошеломляюще красив и притягателен.
А ещё в нашей компании была Вита. Она училась в другой школе и только в старших классах перевелась к нам. Но жила в одном доме с Лерой, там-то они, как говаривали девочки, в одной песочнице и познакомились.
Так что нас было шестеро. И мы чувствовали себя одной семьёй. Все мы как могли поддерживали и оберегали друг друга. Ребята настолько легко и естественно приняли меня в свою компанию, что я быстро освоилась на новом месте. Да, я потеряла самых близких людей, но в каком-то роде обрела здесь новую семью.
Помню, как приехала в мае в дом Леры на нашу первую весеннюю встречу. Её родители забрали меня от бабушки, пообещав вернуть в целости и сохранности через пять дней.
Помню, как мялась на пороге, не решаясь зайти в дом, пока из него не вышел Миша и, как ни странно, взяв меня за руку, повёл за собой к остальным.
Последующие годы можно отщёлкать на быстрой перемотке и остановиться на нашем мае после первого курса университета.
Вечер третьего дня. Все уже успели поделиться подробностями новой жизни, академическими и не очень успехами, повспоминать ещё свежие прошлогодние события выпускного и волнительное поступление. В общем, всё было как всегда. Обычные разговоры. Обычные занятия. Костёр. Гитара. Фильмы вечером. Выпивка.
Лера с Олегом так и вырубились в гостиной на диване. На мой взгляд, в не совсем удобной позе. Усмехнувшись, я захватила плед из холла и пошла укрывать эту сладкую парочку. Ещё замёрзнут, если не очнутся и не дойдут до спальни. Протискиваясь мимо кресла, где сидел Миша, я дотронулась до его спинки, задевая плечо друга. А он вдруг наклонил голову и прижался щекой к моей руке. Горячее дыхание медленно скользнуло по моей коже. Его волосы были мягкими, прямо как я это миллион раз представляла. Но в тот момент постаралась не заострять на этом внимание. Аккуратно отстранилась и дошла до спящих друзей. Закончив, в нерешительности потопталась на месте, не понимая, что же дальше мне делать.
- Не совсем удобно, - как бы извиняясь, произнёс он, снова похлопывая по подлокотнику. – Но все комфортабельные поверхности уже заняты, - усмехнулся Миша, указывая в сторону спящих ребят.
Они лежали, не двигаясь, только тихое похрапывание Олега долетало до нас.
– Всё нормально, - кивнула я, опускаясь на валик кресла. Он всё же был достаточно широким и удобным. Тем более, Миша же сказал, что это ненадолго.
Первые минуты мы сидели молча, смотрели в экран, на котором мелькали кадры фильма. Но я не с начала его смотрела, поэтому он меня и не увлёк.
Хотя в доме было тепло, я задрожала. Всему виной была близость Миши. Усилием воли постаралась унять эту глупую дрожь.
– Что-то ты сегодня не пила, – заговорил он, усмехаясь.
– Думаю, ты как раз выпил за двоих.
Мой голос был очень тихим, наверное, я даже шептала. Потому что была взволнована его близостью. Любопытно, когда мы вообще последний раз оставались с ним наедине? Было ли вообще такое?
– Никогда раньше не думал, что мне понравятся крепкие напитки. Вот у виски одновременно и сладкий, и горький вкус, - пробормотал он, размышляя. – Огненный такой.
Всё предложение закончилось тяжким вздохом, а потом, к удивлению, он провёл рукой по моим волосам. Всё произошло так внезапно, что я даже не успела понять, в какой момент атмосфера между нами изменилась. Теперь Миша сидел ко мне в пол-оборота. Его прикосновения были почти невесомыми, словно он сам не был уверен, что делает, но меня они взволновали. Миша никогда не трогал меня раньше. Да, касался, брал за руку, под локоть, обнимал даже при встрече, но никогда не… ласкал.
– Как тебе универ? Не разочарована? – спросил он, продолжая гладить меня по волосам.
Со стороны могло бы показаться, что это у него просто так, от задумчивости, механические движения, но я в них ничего механического не находила. Внутри всё в буквальном смысле слова зажглось и запылало.
– Д-да… нет, всё отлично. Учиться очень ин-нтересно, - заикалась я.
Закрыла глаза, думала, так получится отрешиться от происходящего, но стало только хуже. Сердце ухало, как на американских горках.
– Ты так далеко уехала от всех нас, - будто сожалея, произнёс он. Но разве Миша не сделал ровным счётом так же – не укатил в Нижний? - Как тебе в Питере?
– М-мы все разъехались, разве нет? – никак не могла я совладать со своим голосом, поэтому решила задать вопрос ему, пусть сам говорит, а я пока успокоюсь. – А как твоя учёба?
– Сложно, но тоже интересно. Первая сессия просто адом была, представляешь? У нас столько ребят отчислилось, надеюсь, летом будет проще.
Он вроде говорил о таких прозаичных вещах, но игнорировать бархатные ласкающие нотки в его голосе не получалось.
– Да, первые экзамены тоже были сложноваты.
- Соня, уверен, что ты с блеском справилась, - уверенно заявил он. – Ты всегда была… умничкой. То есть, ты умная, ну… понимаешь?
Хотелось взглянуть на Мишу, но я боялась шевелиться. Казалось, я котёнок, который дорвался до долгожданной ласки хозяина. Что если повернусь, а он уберёт руку?
– Но не такая умная, как ты, - прошептала я, зная, что это чистая правда.
Миша учился на инженера, и я слышала от Саши, что его, первокурсника, уже взяли стажёром в проект по разработке медицинского оборудования для операций на сердце.
– Я не такой уж умный, как ты думаешь, - с какой-то мрачной интонацией вдруг ответил он.
– Ну, я обязательно вспомню об этом, когда лет через пять ты будешь блистать на международных конференциях, а я скучать в офисе, протирая своей пятой точкой стул маркетолога.
Думала, он рассмеётся такой неловкой шутке, но Миша лишь тяжело вздохнул и нырнул пальцами в мои волосы, теперь уже потирая кожу головы. Бог мой, как же это было хорошо.
– Иногда жалею, что не поехал в Питер в ЛЭТИ, - наконец, заговорил Миша. – Иногда я хочу…
Мысль так и осталась незаконченной, и стало интересно, что он собирался сказать.
– Иногда ты хочешь?.. Чего?..
Мне бы хотелось взглянуть на него, когда он ответит. Его глаза были потрясающими и бездонными, но совсем нечитаемыми. Никогда не могла догадаться, о чём он думал.
– Ничего, Сонь, - отмахнулся он, опять вздыхая, одной фразой закрывая взволновавшую меня тему.
Крепкий запах сладко-горького виски долетел до меня. Всегда была равнодушна к алкоголю, вот правда. Всегда. Несколько раз пробовала, но удовольствия не получала. А вот как пахло от Миши, мне нравилось. Или, может, всё дело не в дорогом виски, а в нём самом? В Мише?
- Совсем не важно, чего я хочу, - тем временем с убеждением добавил он.
- Почему? Наши желания – это очень важно. Твои желания важны, - в конце голос сошёл на шёпот.
Я произнесла это раньше, чем поняла, что вообще говорю. Сейчас Миша был так близко, а в доме так тихо. На глупую комедию по телеку уже никто из нас не обращал внимания и о словах тоже не задумывался. Наверное, его поглаживания и ненавязчивая ласка отключили способность контролировать речь. Я выдала ровным счётом то, что было у меня на уме.
- Но не так, как твои, - тут же ответил он.
Я не понимала, о чём были его слова? Что он имел в виду? Шанса уточнить Миша не оставил, потому что его ладонь скользнула ниже, мне на шею. Пальцы обжигали покалывающую кожу. Теперь я дрожала, наверное, он сам это чувствовал, пока касался меня и… гладил.
– Кажется, Миш, ты… слишком много выпил, - пролепетала я, зажмуриваясь от собственного дерзкого решения. Хотелось остаться с ним на ночь. Слушать его голос, чувствовать прикосновения. – Может, тебе пора в кровать?
– Не терпится меня спровадить? – ответил он. – Могу ли я рассчитывать на пожелание спокойной ночи?
Его слова застали меня врасплох, и я, наконец, обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. На его щеках зажглись красные пятна, только непонятно от чего: от виски или от неосторожно оброненных слов?