Холодный северный ветер рвал знамена на крепости. В горах приход весны задерживался, и алые гербы империи привлекали взгляд на фоне сплошной серости. За последнее время Дэйн успел отвыкнуть от других цветов, кроме белого и черного – снега и укутанных им скал, поэтому нарочито яркие оттенки били по глазам.
Он посмотрел на свои руки. С недавних пор они тоже потеряли цвет. Хуже всего было с левой кистью. Из-за разложения с нее кусками отваливалась плоть, открывая желтоватые кости.
Здоровой рукой Дэйн потер щетинистый подбородок. Борода умудрялась расти даже в таком состоянии. Кажется, у капитана в крепости была отличная бритва. Надо будет ее забрать, после того как они всех убьют.
– Готов? – спросил он у брата.
Эйд кивнул, тряхнув свалявшимися длинными волосами. Высокий, отощавший, с затаенной ненавистью в голубых глазах и в лохмотьях он больше походил на призрака, чем на человека. Долгая дорога сильно потрепала их обоих. Как бы сослуживцы не насторожились да не создали проблем раньше, чем следует…
Он поманил брата за собой и не спеша направился к мощным крепостным воротам. Они были открыты – только что отсюда, из форта императора Каллиуса, выехал торговец, а воины не торопились опускать решетку. Дикие племена, кусавшие в горах империю за бока, все еще зализывали раны после недавнего поражения, и нападения никто не ждал. Уж точно не от двух оборванцев, вышедших из редкого леса.
– Стой! Кто такие? – все-таки крикнули с надвратной башни.
Дозорные на стенах зашевелились. Заблестело оружие, забряцали доспехи. Кое-кто наставил на незваных гостей арбалет. Дэйн остановился, поднял голову и широко расставил руки.
– Своих не узнаешь?
– Это ж Дэйнар и Эйдар! – обрадованно ответил со стены другой воин. – Спокойно, парни, это наши.
– Точно наши? – спросили с башни. – Они же в патруль ушли. Семь человек. Где остальные? Где лейтенант Оттарис?
– Да может, задержались по пути, – махнул рукой второй. – Ты что, Дэйна с Эйдом не пропустишь? Совсем рехнулся или как?
Дэйн улыбнулся и сделал шаг вперед.
А он думал, у них с братом в форту не осталось друзей. Возможно, еще стоит поменять план.
– Не знаю, где там лейтенант застрял, да только я вот что слышал, – заговорил третий воин на стене. – Что этих двоих не зря в дальний патруль сослали, а проверить, не сговорились ли те с горцами против нас.
– И что? – не понял второй воин.
– И то, что я не могу взять в толк, как лейтенант отпустил от себя тех двоих, кого подозревал в измене, – мрачно пояснил третий.
На стене повисло молчание. Сложно было представить, что десять лет назад некоторые из этих людей сражались против империи в войне, которая была обречена на проигрыш. А теперь они этой империи служили, лизали ей задницу, травили тех немногих соплеменников, кто еще помнил, что такое гордость и свобода.
Второй воин, помешкав, тоже поднял арбалет.
– Слушай-ка, Дэйн, а чегой-то твой брат молчит?
– Нельзя ему, – спокойно ответил он. – Эйд теперь может только петь.
– Чушь какая-то, – сплюнул первый дозорный.
– А чегой-то это с рукой у тебя? – не успокаивался второй. – И сам ты на лицо странный.
Дэйн медленно опустил руки. Про друга он ошибся. У мертвецов не может быть друзей.
– Недочет у лейтенанта вышел. Он хотел убить нас двоих – а умер сам.
На стене выругались. Первый воин хрипло приказал готовиться к бою, но третий дозорный выстрелил из арбалета еще раньше, чем тот успел открыть рот. Болт пробил кольчугу и вошел справа, под ребра. Дэйн со вздохом оглядел торчащее из него оперение.
Обидно. Дырка будет.
Он обернулся к брату.
– Пой, Эйд. Пой.
Тот открыл тонкогубый рот.
Звуки, которые он издал, были не пением. В нем сплелись тысячи шепчущих, кричащих, плачущих голосов, собранных вместе и оттого чудовищно громких. Они оглушали, раздирали душу на куски, заставляли дозорных выть, падать, зажимать уши, бросаться со стен, лишь бы ничего не слышать. Сошли с ума даже животные. Сорвалась с привязи лошадь, кинулась в ворота и с жалобным ржанием забилась в судорогах рядом с ними.
Под ней по снегу разливалось красное пятно. Кровь капала с обмякших тел дозорных, тонкими струйками лилась с башен, текла из ворот. Мир окрашивался в багряный цвет – сначала сугробы у форта, затем дорога к городу, и вот уже багровеют белые вершины гор…
Тишина наступила резко, кулаками ударила по ушам. Дэйн моргнул от неожиданности. Когда он открыл глаза, никакой крови не было. Только груда тел в крепостном дворе и свешивающиеся с зубцов мертвые воины.
Никто из живых не может вынести Голос бога.
Снег скрипел под сапогами, показывая, что слух не потерян. Вокруг действительно глухая тишина, в которой даже птицы не осмеливаются петь. Эйд опустился на колени, поднял голову к небу и уже обычным голосом забормотал молитву.
– Ниртал, Свет-во-тьме, отец мой и повелитель, прими эту жертву во славу твою…
Арну снилось дерево. Огромное, высотой с Линдерский замок. Его крона расходилась так далеко, что терялась в сизой дымке, зависшей над Холмом времен.
Стояла ранняя весна, однако ветви были усыпаны крупными алыми плодами. Издалека их легко было спутать с яблоками, но вблизи становилось ясно, что с этими фруктами у них мало общего. Яблоки не такие продолговатые, они не пульсируют и с них не стекает кровь, создающая извечный перестук капель.
Дерево сердец, растущее на Холме времен, так назвали не зря.
Арн медленно прошелся под кроной по знакомому пути, который снился ему уже тысячу раз. Хранители Дерева – духи в виде змей – не обращали на него внимания. Он был здесь своим, хоть и явился в человеческом облике.
Изогнутая ветвь, клонящаяся слишком близко к земле, преградила ему дорогу. Прятавшееся в листве сердце блестело в слабых солнечных лучах, которые едва достигали корней. Арн осмотрел плод.
Крупный, здоровый, бьется спокойно, равномерно. Должно быть, он принадлежит мужчине. Умирать ему еще нескоро. Если только…
Кто-то зашипел. С ветки сполз изумрудный змей. Хотя два длинных зуба, полных яда, были обнажены, его интересовало не сердце, а Арн.
– Эл-ла-арин, – протянул змей имя, которое принадлежало человеку из сна. – Эл-ла-рин, давно не ви-иделис-сь. Приш-шел з-забра-ать с-сердце дру-уга?
Он произнес слово «забрать», но имел в виду совсем другое. Забрать что-то с Дерева невозможно. Если сорвать плод, его хозяин – человек в мире живых – в этот же миг погибнет, а сердце здесь, на холме, рассыпется в прах. Арн знал это, и все равно его ладонь потянулась к ветви и обхватила горячий плод.
Сжать чуть крепче – и он треснет. Брызнет кровь, потечет по пальцам. Друг умрет в собственной постели, если он спит, или упадет прямо на ходу, если он уже встал и идет по городским улицам.
Знать бы еще имя того, с кем все это должно случиться. Но сон не давал подсказок, а Арн никогда не слышал имени Элларин. Его нет в хрониках, и никто в Нортене не встречал мужчину с таким именем. Арн уже проверял – этот сон приходил не впервые.
Рука сжимала сердце все теснее, и оно начало пульсировать быстрее. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук-тук! Плоть мнется под сильными пальцами и…
– Именем императора! Откройте уже наконец!
Арн вздрогнул, проснулся и нервно оглядел руки. Кровь – ее же нет, правда? Нет, конечно. Это всего лишь сон.
Зато в дверь продолжали молотить.
Арн грязно выругался, спустил ноги на пол и аккуратно потряс обнаженную девушку, бесстыже раскинувшуюся на постели.
– Кайт. Кайт! Надеюсь, ты не завела любовника, который решил, что я обманом занял его место?
– С ума сошел? – сонно промычала она и перевернулась на другой бок. – Мне и тебя по горло хватает.
Арн вздохнул.
Врет. В ее томный, мускусный запах проникла отравляющая нотка страха, которая выдала правду. Арн вытащил Кайтарию из борделя, купил дом и давал деньги, но душа шлюхи – это навсегда. Мужчин, которые попадали в ее сети, было сложно не понять. У нее была оливковая, как у всех имперцев, кожа, темные волнистые волосы, полная грудь и точеная фигура. Глаза – черные, как южная ночь, – сводили с ума, заставляли пойти по теневой тропе жизни, забыв обо всем. Даже о том, что нрав у этой красавицы подобен ветру.
Арн потер глаза, натянул штаны и подошел к двери. Год назад он уже спустил в канаву одного из ухажеров Кайт. Повторять было попросту лень, но если ор продолжится, то нужное настроение придет очень быстро.
– Кто там?
– Именем императора!..
– Да слышал я. Хватит орать. Или получишь арбалетным болтом в глаз.
Снаружи сразу наступила тишина. Кто бы там ни стоял, он явно не понимал, что пытаться убить человека через толстую деревянную дверь – так себе затея.
– Назови себя, – усмехнувшись, сказал Арн.
– Беран Кадлин, – донеслось через какое-то время. – Сын лорда Лидайна Кадлина. Я ищу Арнхарда Сигмара, сына лорда Треварда Сигмара.
Он снова выругался, и гораздо грязнее, чем в прошлый раз.
Поток ухабистых нортенских имен, выговоренных без единой запинки, не оставлял сомнений, что за дверью аристократ. То есть последний человек, которого хотелось бы видеть с утра пораньше.
Арн не слишком жаловал нортенскую знать, несмотря на то что входил в ее число. После того как десять лет назад королевство Нортен завоевала Элантийская империя, все стало слишком сложно. Семейству Сигмаров, чью фамилию носил Арн, повезло. Они вовремя приняли верную сторону, поддержав королевского сына – тогда заклейменного как изменник родины, а сейчас служившего наместником Нортена. Однако многие другие лорды были казнены, лишены титулов или просто отодвинуты назад имперцами. И Сигмаров исконная знать теперь недолюбливала, хотя в итоге тоже присягнула императору Каллиусу.
Стоявший за дверью человек принадлежал как раз к такой знати. Чистейший нортенец, в чьих венах не было ни капли крови горцев, имперцев или любого другого из соседних народов. Арн не знал самого Берана, но встречался с его отцом. Неприятный, высокомерный человек. Поэтому, с одной стороны, Арна радовало, что визит незнакомца не связан с Кайт. С другой – уж лучше бы утро началось с мордобоя из-за женщины.
Магнас принял их в своем кабинете. Друг ходил туда-сюда по просторному помещению. Длинные светлые волосы, прихваченные тонким золотым обручем наместника, яростно развевались, будто на сильном ветру; шуршал, задевая о стол, кафтан до колен – даже длиннее, чем у Берана. Магнас был наполовину горцем – его мать родилась в одном из многочисленных племен, которые обитали на севере Нортена. Отец, женившись на принцессе горцев, рассчитывал, что при атаке империи те придут на помощь.
Но они не пришли. С союзами такое бывает, даже если они замешаны на крови.
Сын короля был гораздо больше похож на нортенца, чем на горца. Высокий, худой, с волосами цвета пшеницы. На принадлежность к северным племенам намекал только разрез глаз – чуть более узкий, чем у широкоглазых коренных жителей страны. Но народ Магнаса все равно не слишком жаловал – сначала из-за горской крови, потом, когда к власти пришла империя, из-за нортенской. Словно раздражая новых хозяев, Магнас одевался подчеркнуто по-нортенски, не хуже разряженного паренька Берана. Но Арн знал: у всего, что делает друг, есть четкая, хорошо продуманная цель. В действительности это был едва ли не самый верный императору человек во всем Нортене. То есть, извините, во всей Нортенской провинции.
И сейчас этот человек был чем-то не на шутку встревожен.
Арн, не стесняясь, сам налил себе вина в чистый кубок и помахал кувшином, предлагая Берану. Тот стоял по струнке у дверей и вытаращился в этот момент так, словно ему не выпить предложили, а устроить разнузданную оргию в главном храме Четы и святой семерки. Пожав плечами, Арн опрокинул напиток в себя и преспокойно устроился в кресле для гостей.
Ну да, нарушение этикета. Ну и что? Старым друзьям такое позволено. Тем более Магнас не обратил на это ровно никакого внимания.
– Ты уже слышал о форте Каллиуса? – спросил он, продолжая мельтешить перед глазами.
– Что именно? – Арн потянулся за виноградом, который с другими необычными для Нортена фруктами и ягодами горстью лежал на блюде. Только у наместника можно было попробовать сорт без косточек, который везли из центральных провинций империи. – Обычный форт в предгорьях. Не сказать, чтобы особенно важный. Долго сопротивлялся имперцам во время войны, но кроме этого ничего выдающегося, насколько помню.
– Значит, не слышал. Его вырезали, Арн. Всех, кто там был. Подчистую.
Виноградина встала поперек горла. Арн закашлялся.
– Ты издеваешься, что ли?
Магнас остановился и внимательно посмотрел на него.
Нет, не издевался. Дело было не только в сквозившем от него запахе обреченности. Под глазами у тридцатилетнего наместника набухли мешки от недосыпа. На по-женски тонких ухоженных пальцах темнели чернильные пятна. На щепетильного Магнаса, злившегося из-за любого несовершенства во внешнем виде, это было непохоже.
Они, наверное, потому и сошлись, что были такими разными снаружи, но одинаковыми внутри. Арн всегда плевать хотел на то, как выглядит. Мятая рубашка, пятно на кафтане, заляпанные грязью сапоги – да и демоны с ними. Это мелочи, шелуха. Они не изменят того, что у Арна внутри. Дурная репутация? Все равно, если случится что-то серьезное, придут именно к нему, а не к кому-то иному. Потому что он, в отличие от любых щеголей, знает свое дело и всегда доводит его до конца.
Магнас пристально следил не только за внешним видом, но и за всем остальным. Любил копаться в деталях, перечнями цифр сводил с ума своих помощников и заместителей, мог отыскать в торговых отчетах каждый забытый медяк. Наверное, потому и занимал должность наместника все десять лет, хотя его многие пытались сместить. Просто он был лучше других и не раз доказывал это императору. И он бы не сказал такого о форте Каллиуса, если бы не перепроверил все десять раз. Магнас тоже не из тех, кто делает дела со спущенными рукавами.
– Кто? – все еще кашляя, спросил Арн. – Кто там из горных племен рядом – шенды, урхаты?
Друг отрицательно покачал головой.
– Это не они.
Это могло значить только одно. Форт вырезали свои.
У Арна сразу испортилось настроение. Очередной мятеж? Когда же это закончится?
– Сколько их?
– Ходят слухи, что это сделали два человека, – медленно произнес Магнас. – Маг по имени Дэйн и его брат Эйд, которые раньше служили в том форту.
– Всего два? Дружище, прости, но кажется, в этот раз дотошность тебя подвела и ты купился на пьяные байки из таверны. Этот форт в заднице мира. Талантливого мага туда тухнуть не отправили бы, когда у империи склоки на юге и восстания в самой Корсуле. Да даже у самого сильного мага не получилось бы в одиночку уничтожить целый форт.
– Строго говоря, в истории такие случаи были, – поправил Магнас. – Только с вражескими крепостями, а эти двое убили своих же товарищей, воспользовавшись неизвестным заклинанием.
Арн приподнял брови.
– Двое. Серьезно?
Магнас опять принялся ходить по кабинету.
– Я немного разузнал о братьях. Они из простой нортенской семьи, оба достаточно молоды – не старше тридцати. Дэйнар подавал большие надежды как маг, но не сказать, чтобы был особенно выдающимся. Эйдар – хороший стрелок из лука, но не более того. Дэйнар успел поучаствовать в войне против империи, был среди сдавшихся, и его сразу отправили служить – ну, ты знаешь, как имперцы относятся к магам. Эйдар не захотел кидать брата и скоро вызвался добровольцем, записавшись в тот же полк. В отдаленном форту они сидели, скорее всего, потому что не ладили с дисциплиной. От командира форта на них несколько раз поступали жалобы.
– А командир небось имперец?
– Так и есть. Судя по другим жалобам от него, не слишком умный. Увы, нажать на него никак было нельзя – распоряжение держать его там пришло из самой Корсулы.
Арн присвистнул.
– Прямо из Золотой столицы? Неплохо.
– Именно. Может, это было наказание. Может, своеобразное поощрение. Это неважно. Важно то, что у братьев из-за него лопнуло терпение. Либо – худший вариант – это действительно спланированное начало восстания, и на форте Каллиуса мятежники примеривались, как потом бить по более мощным крепостям. Так или иначе братья сейчас скрываются.
– Мне нужны будут их вещи, – сказал Арн. – Что-то, что принадлежало им достаточно долго, чтобы я мог их почуять.
– Найдешь все это в форту Каллиуса. Отправиться нужно будет сегодня. Возьмешь с собой Берана.
О том, что мальчишка до сих пор в кабинете, Арн вспомнил только сейчас. Тот так и торчал у двери с постной мордой.
Арн медленно развернулся обратно к Магнасу и бросил на него красноречивый взгляд.
– Нет.
– Беран, подожди снаружи, пожалуйста, – сухо попросил друг. – Нам с Арном нужно побеседовать наедине.
– Как прикажете, лорд наместник, – отчеканил мальчишка. Разве что пятками не стукнул, перед тем как выйти.
Когда он исчез, Магнас сел во второе кресло, закинул ногу на ногу и сцепил ладони в замок. Поза, которую он часто принимал, если ему отказывали, но добиться своего было необходимо.
– Ты возьмешь его, – твердо произнес наместник.
– Нет, – повторил Арн. – Ты не понимаешь, о чем просишь. Видел у этого мальчика руки? Белые, нежные, как у девчонки. Он вряд ли знает, с какой стороны надо браться за меч. А ты посылаешь его вместе со мной выслеживать мятежников, которые одним махом уничтожили целый форт закаленных вояк. Даже если Беран каким-то чудом протянет за стенами города дольше полудня, его все равно убьют в первой заварушке, потому что у меня не будет времени прикрывать задницу этого неумехи.
Магнас задумался.
– Ты заметил, что начал разговаривать, как простолюдин? Общение с Кайтарией не идет тебе на пользу.
– Мне не идет на пользу то, что я начал выслеживать беглецов, изменников и мятежников еще до того, как выполз из колыбели. Ты прекрасно знаешь, как действует этот дар. И удивляешься, что я стал похож на тех, в чьи шкуры мне приходится влезать?
– Я не удивляюсь, – поправил друг. – Я предупреждаю. Твое вызывающее поведение, открытая связь с куртизанкой не улучшают твою репутацию ни среди нортенцев, ни среди имперцев. Заведи дружбу с Бераном – и позже, когда он станет лордом, на твоей стороне окажется представитель исконной знати.
– Если сопляк выживет.
– Ты об этом позаботишься, – непререкаемым тоном ответил он.
– Магнас, – Арн взглянул в его голубые глаза. – Ты просто вешаешь на меня очередную бессмысленную смерть. Заметь – я промолчал по поводу того, что только вчера вернулся с задания и не успел даже выспаться, как меня снова отправляют убивать. Но мальчишка – это перебор.
– Его убьют.
– Что? – растерялся он. – Ну да, я же тебе как раз об этом и толкую.
Магнас с невыразимой усталостью посмотрел на него.
– Ты не понял. Берана здесь убьют, если он останется. Юноша вляпался в серьезные неприятности. Задержится в городе хоть на день – и его прикончат либо имперцы, либо нортенцы. Сегодня солнце еще не встало, а его отец – представляешь, этот старый горделивый ублюдок! – уже валялся у меня в ногах и клялся сделать что угодно, лишь бы я спрятал сына на месяц-другой, пока шумиха не уляжется. Но мне его деть некуда – имперцы наблюдают за мной слишком пристально. А если Беран уедет сегодня, с тобой, на задворки провинции, за ним никто не потащится.
– Зато если он выживет и вернется с головами мятежников, его быстро назовут героем, – пробормотал Арн.
С другой стороны, погибни парнишка – и всех собак повесят на него, на Арна. Наместник будет как бы ни при чем. Магнас обладал поразительной способностью выпутываться из неприятностей так, чтобы еще и остаться в плюсе.
– При худшем исходе для тебя никаких последствий не будет, – произнес тот, будто прочитав мысли друга. – Мятеж – это война, а во время войны неизбежны потери. Я придумаю что-нибудь, просто уведи Берана отсюда, хорошо? А потом… потом сам сможешь выбирать, чем тебе заняться. Клянусь Четой, что это задание будет последним.
Арн вскинул на него удивленный взгляд. Чтобы Магнас по собственной воле отказался от услуг лучшего друга, Нюхача, у которого не бывает осечек?
Неосознанно он втянул ноздрями воздух, пытаясь уловить смрад лжи, исходящий от наместника. Но ничего не было. Магнас верил в то, что говорил.
– Ладно, – медленно произнес Арн, не зная, радоваться этому или еще рано. – Ловлю тебя на слове.
Магнас с огромным облегчением выдохнул.
– Спасибо тебе. Отправляйтесь в форт Каллиуса сегодня, лучше – сейчас же. Там ты найдешь все необходимое. И… спасибо тебе, Арн. Ты снова спасаешь мне жизнь.
В заснеженном лесу мирно потрескивал огонь костра. Собиравшиеся под ветвями сумерки синими мазками ложились на сугробы. Горы и предгорья остались позади – Дэйн с Эйдом покинули их два дня назад, и на равнине слой снега стал гораздо меньше, а кое-где виднелись даже черные проталины. Но в лесу, в ложбине, белый покров еще не растаял.
Дэйн поворошил веткой дрова, проверил, прожарился ли заяц, и прислонился спиной к валуну. Пора было читать поддерживающее заклинание. Чувства уже начинали отказывать: ноги – сгибаться, пальцы – ощущать тепло, шедшее от пламени. Мысли ворочались все ленивее и ленивее. Тяжело быть мертвым. Слишком легко не заметить грань, за которой можно превратиться из живого мертвеца во вполне себе обычного.
– Последишь за зайцем, – сказал он Эйду.
Брат, кутающийся в подбитый мехом плащ, кивнул. Ему опять нельзя было разговаривать, чтобы нечаянно не выпустить на волю новую способность. Первый раз это случилось около десяти дней назад, вскоре после того как Дэйн разбудил его на поляне в луже собственной крови. Из собранных птичьих тушек потом получился неплохой ужин, но такое смертоносное оружие, как Голос бога, лучше не использовать ради чепухи. Особенно когда они оба умеют охотиться, а Дэйн еще и может поймать дичь с помощью магии.
Он уселся поудобнее, закрыл глаза и сконцентрировался.
– Ниртал, Свет-во-тьме, дай мне сил…
«Сделай меня живым».
Молиться перед колдовством было не обязательно. Энергия волшебства и так текла по венам, но Дэйн считал это честным. Он хотел помнить, у какого бога черпает силу, раз уж совсем недавно поклонялся другому.
Сколько всего может измениться за такой короткий срок, как пара недель.
Жизнь в крепости была сносной, если закрывать глаза на командирские дурные приказы. Дэйн думал, что давно смирился с ними, но оказалось, что это не так, если речь в приказах идет о его собственном брате. Эйд в последнее время слишком расслабился, позволял себе высказывать недовольство тем, что вытворяет их новый капитан-имперец.
Этот человек не понимал ни нортенцев, ни горцев, не имел ни малейшего представления, как вообще делаются дела на границе страны, но принимать советы от тех, кто прожил здесь всю жизнь, отказывался. Он решил, что проще избавиться от тех, кто его не устраивает, и преимущественно это были нортенцы. Только его солдаты идиотами не были. Когда один из дальних патрулей вернулся без одного человека, который якобы нечаянно сорвался с тропы и упал на скалы, все припомнили, что совсем недавно погибший осмелился раскритиковать действия капитана. Такое наказывалось. Но не смертью же? Затем пропал второй солдат – и снова та же история. Люди смекнули, к чему идет дело, и едва не поднялся бунт. Дэйн тогда с трудом заставил себя молчать.
А потом в дальний патруль неожиданно назначили Эйда. Как раз на следующий день после того, как он ляпнул в казарме несколько глупых слов о капитане.
Дэйн знал, что напроситься в тот же патруль означает гибель и для него самого. Лейтенант Оттарис, тоже имперец, правая рука капитана, только обрадуется такой возможности – они давно не ладили друг с другом. Дэйн знал, всё знал. И все равно пропустил тот момент, когда ему в спину вонзили кинжал.
Позже, сидя в крови среди мертвецов и держа на руках брата, он молился своему богу, Лорду-стоику, чтобы он сохранил им жизнь. Тот не откликнулся. Божественная Чета и ее семерка богов могла принимать подарки, но никогда не отзывалась. Дэйн перебрал имена всех, и ответом ему была тишина. Тогда он позвал того, чье имя было забыто другими…
И Ниртал откликнулся. Дал щедрый подарок, хоть и потребовал почти невозможного взамен. Больше у Дэйна не было иных богов, кроме Ниртала, даже если теперь всю оставшуюся жизнь придется чувствовать на языке привкус пепла и гнили.
Заклинание было закончено, миг воспоминаний ушел. Дэйн открыл глаза и потянулся, с удовлетворением отметив, как быстро по венам течет кровь. На левой руке заново наросла плоть, покрытая розовой кожей. Даже вечный привкус на языке стал почти неразличим.
В отдалении внезапно скрипнул снег. Эйд вздрогнул, тонкие губы приоткрылись, но Дэйн положил ладонь ему плечо.
– Выходи, – громко сказал он невидимому гостю. – Если собираешься напасть, не обольщайся, у нас все равно ничего нет.
Из-за черного ствола вдалеке появилась стройная фигура. Молодой светловолосый мужчина шел легким, пружинистым шагом. Из-под теплого кафтана торчала видавшая виды кольчуга без нескольких звеньев. Плащ был короткий, потрепанный, как и весь наряд. На поясе висел топор – обычное оружие разбойников. Да и весь облик бородатого незнакомца, хитро щурящегося на двух людей у костра, выдавал в нем лесного бандита.
Дэйн украдкой вздохнул. Нарвались все-таки.
Чтобы ускорить путь, они с братом взяли уцелевших лошадей в форте и какое-то время шли по тракту, но позже, когда вошли глубже в провинцию, бросили животных и свернули с дороги. Людей на ней стало больше, и два странных путника с военной выправкой, один из которых вдобавок немой, стали бы вызывать вопросы. Особенно когда разойдется слух о том, что случилось с фортом Каллиуса, а рано или поздно это обязательно произойдет. Дэйн надеялся, что они смогут пройти хотя бы треть Нортена, почти не попадаясь местным жителям на глаза. Дальше, там, где люд не настолько подозрительный, как возле границ, можно будет вновь найти лошадей и поскакать напрямую к Корсуле, где ждала выполнения данная Нирталу клятва. Но похоже, что без внимания обойтись не удастся.
С мяса капнул сок, с шипением сгинув в пламени. Заяц был тощим, но братья щедро сыпанули приправ, и пахло вкусно. Незнакомец облизнулся и присел к костру, а затем достал из заплечного мешка бурдюк.
– Меня Броклин зовут, – представился чужак. – Или Брок Воловья Голова, если уж по-простому. Подарок вам принес. Вино. Выдержка многолетняя, вкус отменный. Или как там говорят у благородных – букет? Отхватил у торговца, который вез его местному лордику.
– Спасибо, – скупо поблагодарил Дэйн.
Он мысленно порадовался, что успел закончить восстановление тела. Аромат вина ничто не будет скрадывать, и можно насладиться вкусом, даже если оно не самое лучшее.
Дэйн поднял бурдюк и сделал глоток, а затем передал его Эйду.
– И правда неплохое. Я Дэйн, это Эйд.
– Братья?
– Да.
– Я так и понял, – довольно хмыкнул Брок.
Дэйн снова промолчал. Сходство между ними было очевидным, по крайней мере в чертах лица. Телосложением они отличались: старший, Эйд, родился белесым, худощавым, высоким даже для нортенца, не говоря уже о низкорослых имперцах. Дэйн, наоборот, вышел ниже ростом, зато шире в плечах, с темно-русыми волосами.
Различным был и характер братьев. Эйд всегда с открытым сердцем подходил к людям, любил пошутить, и в крепости его ценили – во всяком случае, простые солдаты. Дэйна жизнь научила скрытничать, и живому общению он предпочитал шелест книжных страниц. Может, все сложилось бы иначе, не будь он магом, но у имперцев к дару было вполне определенное отношение – таких людей надо изолировать и вести за ними постоянное наблюдение. С подобным подходом душой компании захочешь – не станешь.
– Брок, ты с каким делом пришел? – спросил Дэйн, устав ждать, когда тот заговорит сам.
Разбойник не спешил отвечать, изучая их обоих. Его мысли были написаны у него на лице.
Слишком добротная одежда у двух путников. И запасов, невзирая на недавние слова Дэйна, хватает. Они взяли из крепости лучшее, что могло им пригодиться в долгой дороге через провинцию. Сейчас можно было бы пожалеть об этом – они стали лакомым куском для людей вроде Брока. Но если тот прикидывал, не перерезать ли им обоим глотки, то это станет самой серьезной ошибкой в его жизни.
– Говорят, на днях двое человек уничтожили целый форт, – произнес разбойник праздным тоном, словно обсуждал погоду.
– Врут, – ответил Дэйн, глядя, как у Эйда при питье дергается кадык. – Где же такое видано – чтобы всего два человека могли такое сделать.
– А еще говорят, маги они. Оба. И вернулись прямиком с того света, чтобы отомстить имперцам за издевательства над собой.
«Торговец», – уныло подумал Дэйн. Они забыли о купце, который покидал крепость перед их появлением. Похоже, он не только выжил, но и все видел.
– Точно врут, – он посмотрел разбойнику в хитрые карие глаза. – Маг из нас двоих только я. А я слышал, что есть в округе некий Брок Воловья Голова, который уже несколько лет со своей шайкой грабит окрестности и убивает людей. Имперцев в основном, что крайне злит наместника Нортенской провинции, назначившего за его голову награду.
Разбойник весело пожал плечами.
– Имперцы – это ж разве люди? Своих – нортенцев – мы не трогаем.
– Интересный подход.
– Куда как интересный, – согласился Брок. – А брат твой чего молчаливый такой? Немой, что ль?
– Обет молчания дал.
– И какому же богу?
– Нирталу Свету-во-тьме.
– Я такого и не знаю. Только божественную Чету и святую семерку. А этот что – бог горцев?
– Нет. Его имя забыли, когда старая империя развалилась, а на ее месте образовалась Элантийская. Теперь только мы с Эйдом и помним.
Брок прищурился.
– Сильный ваш бог, наверное, раз вы ему поклоняетесь, несмотря ни на что.
– Очень сильный, – серьезно ответил Дэйн, сделал еще глоток вина, а потом передал его обратно разбойнику.
Пыл у того поугас. Вряд ли он ожидал, что ему начнут рассказывать истории про древних богов. Предыдущий пантеон, свергнутый Четой незадолго до разрушения старой империи, могли перечислить разве что редкие хронисты. Дэйн и сам его помнил с трудом.
– И куда же вы путь держите? – наконец спросил Брок.
– В Корсулу.
– Да-а? И зачем же?
– Передать привет императору Каллиусу.
Разбойник расхохотался. Поняв, что вместе с ним никто не смеется, он прервал хрипловатый гогот, но все равно кривил губы в ухмылке.
– Смешные вы, парни.
– И планы у нас веселые, – подтвердил Дэйн, незаметно захватывая и Брока, и его людей в сеть целей для колдовского удара. Пусть только этот шутник дернется…
Улыбка наконец съехала с лица разбойника. Он отпил вина, размашистым жестом вытер губы и склонился над огнем, протянув к нему ладони с въевшейся под ногтями грязью.
– Я бы решил, что вы надо мной издеваетесь, не будь я на днях в форту Каллиуса и не увидь гору трупов собственными глазами. То, что вы сделали с капитаном… Его так и не сняли с ворот, вы знаете? Да и вас мне описали точно. Люди, умеющие слушать, нашептали, что маг Дэйнар, который служит в том форту, мужик правильный, серьезный, слов на ветер не бросает. Как и брат его. И сдались имперцам они десять лет назад одними из последних, только по прямому приказу своего лорда, хотя были тогда зелеными сопляками. Так что вы мне нравитесь. Есть всего один вопрос.
Удар весел по волнам – и киль зарылся в мягкий золотистый песок. Первыми в воду спустились обнаженные по пояс матросы, которые подтянули шлюпку ближе к суше. Следом за ними на берег острова сошел Даллий – лейтенант королевской гвардии, номинальный командир исследовательской миссии и по совместительству любовник Трин.
От борта до сухого песка оставалась полоска морской воды. Даллий потянулся к Трин, собираясь взять ее на руки и перенести, чтобы она не замочила ноги. Именно за эту галантность, которая ничуть не развеялась со временем, хотя их двоих немало помотало по задворкам империи, Трин в него и влюбилась. Однако сейчас она скользнула взглядом по анатомическому нагруднику мужчины, продолговатому шлему, из-под которого стекал пот, отрицательно покачала головой и легко спрыгнула в волны, зашлепав по воде.
С ее ногами ничего не случится. И со здоровьем тоже. Даже не потому, что вода у берега была прогрета за день, как парное молоко. Трин, урожденная Атриния Виренсия Альката Сицелла, племянница императора Каллиуса, да царствует он во веки веков, за последние шесть лет пересекла добрую половину Элантия. Во всяком случае, южную его часть. За эти годы она успела несколько раз завести неприятно близкое знакомство с речными крокодилами, лично поучаствовать в десятке драк, ее завалило в пещере и чуть не погребло под пылевой бурей. Теперь Трин хорошо знала пределы собственных сил. А того, кто при словах «племянница императора» ожидал увидеть холеную аристократку, неспособную без помощи слуг надеть сандалии, ждало бы серьезное разочарование.
Пока из шлюпки на берег выгружался отряд гвардейцев, Трин сверилась с картой, которую сама же перерисовала с древних документов. Небольшой остров на юго-восточной границе Элантия венчала укрытая зеленью гора. Если верить жрецам с крупного архипелага к северу отсюда, на склоне, где-то среди джунглей, должен был находиться древний храм, посвященный Лесному лорду – одному из святой семерки.
Когда Трин уже скручивала карту, к ней подошел Даллий.
– Что там? – не тратя лишних слов, спросил лейтенант.
– Пока все сходится, – ответила она. – Видишь ту часть горы, которая похожа на лежащего тигра? Нам туда. А вон то, наверное, остатки старой дороги. Нам лучше придерживаться указателей.
Даллий присмотрелся и различил среди деревьев на берегу два каменных столба. Лишь Чете было известно, сколько они здесь простояли – если серые поверхности раньше и украшали какие-то изображения, морской ветер и соленые брызги давно их стерли.
– Ты правда веришь, что мы здесь что-нибудь найдем? – с сомнением спросил он.
Трин бросила взгляд на карту.
– Ну, пока сведения из книг и рассказы жрецов не врут. Остров там, где должен быть. Дорога есть. Значит, и храм где-то там…
– Нет, – прервал Даллий. – Я о другом. Ты в самом деле считаешь, что Лесной лорд может прятаться в этой дыре? Мы же просто теряем здесь время. А может, и жизнью рискуем, если остров обитаем и его хозяева не слишком гостеприимны.
Она вздохнула. Это было предметом их долгих споров с любовником.
Каждый маг во время прохождения инициации, чтобы получить настоящую колдовскую силу, должен был войти в особый транс и услышать голос своего бога – Отца воинов, Богини-Матери или кого-то из святой семерки. Бог сообщал, какой дар нужно ему преподнести, и после выполнения требований своего покровителя на мага нисходило благословение. Без этого мистического одобрения творить настоящие заклинания было почти невозможно – такие маги никогда не перебирались через уровень деревенских ведьм и сельских знахарей.
Так продолжалось почти тысячу лет – все время существования Элантийской империи. Но несколько десятилетий назад в этой отработанной схеме что-то сломалось.
Маги, входя в транс, слышали голоса богов в лучшем случае через раз. Иногда после принесения дара ничего не происходило – силы так и оставались на слабейших отметках. Настоящих магов в Элантии становилось все меньше и меньше.
Боги бросили свою паству.
Прошел значительный срок, прежде чем жрецы признали вслух, что небесные покровители перестали откликаться. К этому моменту ситуация едва не превратилась в катастрофическую: была начата война с Нортеном, границы империи «горели», а новое поколение магов было слишком малочисленным и слабым, чтобы принять на себя вызов. Лишь каким-то чудом все улеглось, а Нортен был покорен. Однако было ясно, что оставлять это на самотек нельзя. Император Каллиус отправил несколько экспедиций, чтобы выяснить, куда ушли боги, и в одну из этих миссий отправили ее, Трин.
Она могла бы отказать императору. Но не стала. Она слишком хорошо знала, что бывает, если ему перечить.
Кроме того, Трин было прекрасно известно, что боги еще здесь, в Элантии.
Даллий об этом даже не подозревал – ему попросту не следовало. Зато он отлично умел уговаривать, а доводов, почему Каллиус наплюет на их «совершенно неожиданное» исчезновение, у него хватало. В конце концов, разве они не мотались по всей империи несколько лет в поисках фантомов и не заслужили отдых? На самом краю империи двух влюбленных никогда не найдут…
Ах, если бы это было так.
– Далл, – медленно произнесла Трин. – Ты знаешь приказы моего дяди. И потом, мы все равно уже сюда приплыли.
– Ага, – ответил он, глядя в сторону. – Знаю.
Два года назад Трин страшно повезло, что ей в помощь дали молодого, красивого лейтенанта со жгучими черными глазами. С предыдущими офицерами иметь дело было невозможно. Все они не принимали Трин всерьез, считая ее избалованной соплячкой, и лезли всем управлять сами. Поначалу, может, они были правы – в первую экспедицию императорская племянница отправилась, когда ей исполнилось семнадцать лет. Но с тех пор утекло достаточно времени, она набралась опыта и не собиралась терпеть, когда ей лезут под руки. С Даллом в этом отношении оказалось удивительно легко. Он командовал гвардейцами и не спешил делать больше, чем от него требуют прямые обязанности.
Контраст особенно ярко ощущался на фоне последнего офицера, которого Трин навязали перед Даллом. Лейтенант с дурацким именем Набуллий и страшно раздутым самомнением так ее довел, что она впервые за долгое время воспользовалась родственными связями и нажаловалась дяде. Во время короткого возвращения в Корсулу Трин не отказала себе в удовольствии присутствовать на «награждении» Набуллия лично Каллиусом, который за прекрасную службу повысил его до капитана и отправил его командовать фортом имени самого императора, что показалось Трин особенно ироничным. В действительности же то, что стороннему наблюдателю могло показаться наградой, было ссылкой, и совсем не почетной. Набуллий потерял престижное место в гвардии и попал в крепость в такой дикой глуши, о существовании которой вряд ли слышал.
Где же этот форт находится? Кажется, в Нортенской провинции? Интересно, не воют ли солдаты от приказов нового начальства? Впрочем, Трин до этого не было никакого дела.
От размышлений о старом лейтенанте ее отвлекло неожиданное разнообразие в окружающем пейзаже – дорога резко поднялась, круто повернула, и за поросшими зеленью скалами появились две огромных тигриных скульптуры. Звери были изображены сидящими на задних лапах. Неизвестные мастера выполнили свою работу с любовью и высекли статуи в мельчайших деталях вплоть до полосок на шкурах. Зная особенности местной островной культуры, Трин подозревала, что когда-то изваяния были ярко раскрашены. Но увы, солнце, дожди и ветер не оставили ни намека на цвета.
За статуями виднелись остатки высокой древней стены и монументальных, а теперь жалко выглядящих ворот. За ними – несколько вспомогательных построек, возможно, кельи или торговые лавки. Трин так и не разобралась – от этих зданий мало что осталось. Деревянные крыши давно сгнили и обрушились, и теперь в комнатах вместо монахов жили баньяны. Пахло оттуда сыростью и прелыми листьями.
Чтобы увидеть главный храм, пришлось пройти чуть дальше. Часть здания обрушилась – оно проигрывало бой наседавшим на него джунглям, но центральная часть с высокими и продолговатыми башнями-шикхарами сохранилась неплохо. Квадратный вход негостеприимно чернел бездонным провалом.
Прежде чем заходить в святилище, следовало изучить окрестности. Далл отдал несколько приказов, и два десятка гвардейцев рассредоточились по территории бывшего монастыря.
Строго говоря, гвардейцами из них были не все. За время последней экспедиции двое не справились с южными болезнями, один погиб в неожиданной стычке с агрессивными аборигенами, еще один бесследно исчез в порту по пути – Далл подозревал, что этот воин не сбежал, а его похитили, насильно забрав матросом на чужое судно. Так или иначе, им пришлось пополнить отряд, наняв на Нунуке несколько человек. Теперь одинаковые нагрудники личной гвардии императора, выкованные из хорошей стали и украшенные гравировкой, разбавлялись разномастными доспехами из бронзы, полосок и даже шкур каких-то животных. Черты коренных элантийцев – смуглые, большеглазые – в отряде чередовались с нунукскими широкими скулами и узкими, миндалевидными глазами.
Далл считал не лучшей идеей приближать к себе местных жителей, хотя нанятые ими воины дрались ничуть не хуже гвардейцев. Верность нунукцев была под большим сомнением и зависела исключительно от золотых монет, хотя официально архипелаг входил в состав империи. Трин соглашалась с этим, но была уверена, что знания местных жителей способны помочь в экспедиции. В этот раз, как и во многие другие, чутье ее снова не подвело.
Далл выслушал вернувшихся гвардейцев. Особенно долго – Латаля, одного из нунукцев, низкорослого мужчину, с головы до ног увешанного фетишами. Сородичи считали его шаманом, хотя в действительности он был просто одаренным следопытом.
Закончив с ними, лейтенант быстрым шагом подошел к Трин. Она пока занималась тем, что разглядывала украшения на храме. Каждая его пядь была покрыта резными изображениями тигров. Тигры охотятся, тигры спят, тигры пируют, тигры встают на задние лапы и танцуют, договариваются о чем-то с людьми, воюют с ними… Этих животных здесь, наверное, были тысячи, и ни одна фигура не повторялась. Трин догадывалась, что все это – сюжеты каких-то древних сказаний островных племен, но такая богатая фантазия резчиков все равно поражала.
– Что случилось? – спросила она, не поворачивая головы.
Далл ненадолго снял шлем и вытер вспотевший лоб.
– Кто-то все-таки поднимался сюда несколько месяцев назад. Парни нашли костер с остатками жертвоприношения. Наверное, это были какие-нибудь проплывающие мимо моряки, потому что других следов нет. Зато тигриных особенно много. Удивительно, как мы еще ни на кого не нарвались. Трин, ты представляешь, что в этой дыре мог забыть Лесной лорд? Я – нет, поэтому смысла тащиться внутрь храма не вижу. Предлагаю вернуться на корабль, пока не пришлось удирать от десятка-другого клыкастых тварей, охочих до нашей крови. В конце концов, что от нас требовалось, мы выполнили – добрались сюда и убедились, что храм необитаем.
Сверхъестественного присутствия Трин не ощущала, но это еще ни о чем не говорило. Она была связана только с элантийскими богами – Четой и семеркой. К демонам, старым богам и многочисленным духам, которым поклонялись отсталые племена, она не имела никакого отношения. А даров для старого покровителя храма у отряда с собой не было. Никому попросту не пришло голову их взять – это были земли Элантия, а значит, элантийских богов. Там, где распространялась их сила, древние духи если и выживали, то не осмеливались явить себя. Целое тысячелетие в сверхъестественном мире никто не оспаривал власть Четы и святой семерки.
Трин резко развернулась к Даллу. Рука сама собой потянулась к маленькому кожаному тубусу на шее, запечатанному воском. Украшение было таким крошечным, что больше напоминало амулет, но там хранился самый важный из свитков силы.
– Знаешь, любимый, ты совершенно прав. Пойдем-ка отсюда поскорее. Я вдруг поняла, что ужасно соскучилась по тошнотворной корабельной качке и кошмарной вони трюма.
Он усмехнулся, но тревогу ее уловил.
По двору разнесся свист – Далл привлекал внимание гвардейцев.
– Ну что, вояки, хватит глазеть по сторонам. Собираемся и быстро покидаем эти руины, – он внезапно помрачнел и повернулся к нунукцу-следопыту. – Латаль, где твой напарник? Я же приказал не расходиться!
– Савиан? – с акцентом переспросил тот. – Дак тут он, вон, увидел поваленную статую Лесного лорда, зашел ее на место поставить.
Грудь у Трин сдавило дурным предчувствием.
– Далл… – медленно позвала она.
А в следующий миг раздался оглушительный рев. Из руин рядом с храмом вылетело тело Савиана, упав прямо под ноги побледневшему Латалю. Череп у элантийца был раскроен, а на разодранных доспехах остались отпечатки тигриной лапы.
Очень крупной лапы.
– Отступаем! – заорала Трин даже прежде, чем увидела, кто убил беднягу Савиана.
Из разрушенной постройки – той самой, о предназначении которой только что она гадала, – пригнув голову, вышла странная помесь тигра с человеком. Покрытое густой ржаво-черной шерстью существо стояло на задних лапах и скалило острые клыки, выступающие на кошачьей морде с усами-вибриссами. Но тело было человеческого строения, с мощной грудной клеткой, в глубине которой рождался утробный звериный рык.
Рост твари вдвое превосходил рост самого высокого из мужчин в отряде Далла, а вес – втрое, а то и вчетверо. Это была груда стальных мышц, перекатывающихся под полосатой шкурой, – торжество природы, идеал любого хищника. В небольшой пристройке с давно обвалившейся крышей настолько огромное существо не смогло бы поместиться, поэтому ничего удивительного, что богобоязненный, всегда такой послушный Савиан без задней мысли шагнул в руину, чтобы поправить статую божества. Но чудовище не было живым в общем понимании этого слова, и плевать оно хотело на ограничения, которые природа налагает на простых смертных.
Десяток шагов, которые оставались до Латаля, тварь преодолела одним прыжком, занеся когтистую руку-лапу, чтобы снести ему голову с плеч. Из трясущихся рук следопыта, который до этого не отступал ни перед одним врагом, вывалился лук со стрелами. Латаль рухнул на колени, склонился перед разъяренным духом и зашептал что-то на языке родного племени. Трин подозревала, что молитву.
И это его спасло.
Уже замахнувшийся бог-тигр отвел лапу и прыгнул к следующей жертве. Меча в руках гвардейца он как будто не заметил. Трин моргнуть не успела, как мужчину отшвырнуло и ударило о стену. Не будь на нем доспехов, ему бы размозжило череп. Однако в следующий миг Трин поняла, что броня гвардейца все равно не спасла – прежде чем отбросить, тварь сломала ему шею.
Несмотря на две мгновенные смерти, больше никто из гвардейцев не растерялся и не отступил. Все они приняли боевой порядок, медленно окружая чудовище. Быстро отскочил в сторону лишь один человек – отрядный маг Фалант, который не мог творить колдовство в ближнем бою.
Бежать все равно было некуда – при всем желании исполнить приказ Трин никто не смог бы. Бог-тигр перегородил единственный путь к выходу, встав на аллее, которая вела от главного храма к воротам. Монастырские стены могли насчитывать целые века, но держались получше зданий, и прорех в них не появилось. По крайней мере, таких, через которые мог бы быстро уйти вооруженный отряд мужчин.
Далл обнажил меч. Глаза лейтенанта были широко раскрыты. Он следил за тварью, не упуская ни единого ее движения.
– Трин, – произнес Далл, не поворачиваясь. – Убегай, как только мы отвлечем этого демона.
От этих слов ей стало еще хуже, чем когда она увидела смерть Савиана. Трин не хотела терять больше ни одного человека. Даже недавно нанятых нунукцев, не говоря уже о тех гвардейцах, которые сопровождали ее в путешествиях все шесть лет.
– С ума сошел? – выкрикнула она. – Это не просто демон! Мы тут сейчас все поляжем!
– Ты – сбежишь, – процедил Далл и шагнул к рычащему богу-тигру.
Трин еле успела схватить его за рукав и остановить.
– Не буду я вас бросать. Вызову дядю, пусть откроет портал.
– Лучше мчись к кораблю, – коротко ответил лейтенант и кинулся вперед.
Преграда из пламени высотой с человеческий рост, которую умел создавать маг, наверняка остановила бы или хотя бы задержала тварь. Фалант даже успел прочитать нужное заклинание, взмахом руки очертив полукруг, за который химера не должна была выскочить. Если бы это произошло, по крайней мере у части отряда хватило бы времени выбежать за ворота. Там, снаружи, следы тигриного бога не встречались. Возможно, он еще не был достаточно силен, чтобы выходить за пределы места, некогда освященного в его честь.
Это стало бы спасением для них всех. Увы, ни Фалант, ни Далл не учли одного – находясь в бешенстве, бог-тигр очень высоко прыгал.
Он перемахнул через языкастое пламя так, словно это была жердочка в цирке, и приземлился прямо на одного из гвардейцев. Тот не успел и вскрикнуть, как уже был мертв.
Гвардейцы принялись перестраиваться. Далл что-то кричал, но за диким ревом разъяренного племенного бога Трин его почти не слышала. Она вытаскивала из кожаного тубуса, висящего на шее, свиток силы. Запечатанная крышка плохо поддавалась – ее не открывали уже несколько лет. Вызов дяди племянница всегда оставляла на крайний случай.
Быстрее, быстрее!
Наконец на ладонь упал свернутый кусочек пергамента. Трин надрезала руку поясным ножом, капнула кровью на свиток и принялась читать записанный на нем текст, стараясь не слушать крики и вопли умирающих. Получалось плохо. Пали еще двое – уже немолодой, крепкий гвардеец по имени Нертий, сопровождавший Трин с самого начала пути, и недавно нанятый молодой островитянин, который решил бросить товарищей и спастись бегством. Далеко он не удрал – бог-тигр опрокинул его на землю своим хвостом и вспорол живот так, что наружу вывалились внутренности.
Но этому несчастному не повезло. Он умер не сразу, невзирая на страшные раны. Парень так надрывно кричал, что Трин была уверена – этот звук будет преследовать ее еще долго.
Когда она закончила читать свиток, из двух десятков воинов оставалось немногим больше десяти. Тварь разбиралась с нарушителями ее спокойствия с чудовищной скоростью. Гвардейцы в долгу не собирались оставаться, и ржавая шкура была во многих местах покрыта ранами, однако бог-тигр обращал на них не больше внимания, чем на простые ссадины.
Трин порадовалась, что не взяла с собой на берег слуг. Они расстались бы со своими жизнями быстро и совершенно зря.
Свиток в ладони рассыпался в прах. Это значило, что заклинание подействовало, вызов отправился к императору Каллиусу. Теперь тот в любой миг может открыть портал, чтобы забрать их домой.
– Давай же, дядя, – пробормотала Трин, стряхивая на траву пыль от разрушившегося свитка силы. Затем закричала: – Ближе ко мне! Готовьтесь прыгать в портал!
Ей не стоило сходить с места, чтобы гвардейцы видели, куда надо отходить. Заклинание со свитка сделало участок земли под ее ногами якорем для магии императора. Дверь в пространстве откроется именно здесь, и ни пядью дальше, поскольку дядя никак не сможет узнать, куда была вынуждена уйти вызвавшая его племянница.
Первым к Трин двинулся Фалант. Маг возрастом ненамного старше нее ругался почти беспрерывно – в те редкие мгновения, когда не читал заклинания, он материл бога-тигра на всех языках, которые успел выучить за время экспедиции. Трин уже давно знала об этой его особенности, но до сих пор не переставала удивляться, как ему на это хватает дыхания.
Следом начали медленно отступать остальные. Чтобы помочь им, Трин вытащила из сумки тонкую бамбуковую трубку, которую ей продали на одном из островов архипелага. По заверениям шамана, это был заколдованный артефакт, отгоняющий обозленных диких духов. Фалант при осмотре действительно нашел на нем какие-то чары, только потому Трин его и купила.
Он должен был подействовать на бога-тигра. В конце концов, кто такие племенные боги, если не духи, которые впечатлили необразованных аборигенов настолько, что те стали им поклоняться? А уж в том, что существо в ярости, не приходилось и сомневаться!
Трин дунула в трубку. Ничего не произошло. Бог-тигр, в этот момент нападающий на одного из нунукцев, даже не споткнулся, прежде чем свалить наемника на землю и разорвать его на куски. Когти чудовища проходили сквозь сталь доспехов, как сквозь масло. Трин вздрогнула, когда брызнула ярко-алая кровь.
Число гвардейцев таяло на глазах. Племянницу императора уже начинало тошнить от запаха желчи и вырванных из тела внутренностей. Переборов спазм, она дунула в трубку с другой стороны. Может, шаман неправильно объяснил, как пользоваться этой штукой?
Но это тоже не помогло. Бог-тигр и усами не повел.
Трин раздраженно отбросила бесполезный кусок бамбука и невольно сделала шаг назад, почти упершись лопатками в стену храма. Тварь становилась все ближе, а портал не открывался.
Куда провалился дядя, чтоб его? Вызов не мог не дойти. Каллиус сам помогал создать свиток, эта магия невероятно сильна. Разве что…
От этой мысли Трин похолодела.
Разве что дядя не откликается намеренно.
Наверное, он решил, что пора наконец-то избавиться от надоедливой племянницы. Устал ждать, когда ее сожрут крокодилы или одолеет тропическая лихорадка. В конце концов, Трин ведь именно за этим отправили в экспедицию – не затем, чтобы она в самом деле нашла богов, а чтобы тихо и незаметно сгинула в такой глуши, откуда новости до Корсулы будут идти годами. К этому моменту в столице давно забудут, что где-то там, далеко, существовала еще одна претендентка на трон, кроме юного и явно обиженного разумом внука Каллиуса.
Трин продолжила рыться в заплечной сумке. Шесть лет сбора зачарованных артефактов не могли пройти даром. Там обязано найтись что-то подходящее для такого случая! Находилось же раньше, правда?
– …выпердыш старых богов, шерстяная сколопендра, ублюдище мохнатое… – бормотал рядом Фалант, швыряя во врага очередной сгусток пламени.
Промежуток между огненными шарами становился все больше, ругательства повторялись. Маг выдыхался – это понимали все. А как только он перестанет отгонять тварь пламенем, отряд будет уничтожен за несколько мгновений.
Еще один гвардеец опустился на колени и склонил перед чудовищем голову.
– Взываю к тебе, тигриный бог!..
Наверное, он решил, что это отличная идея. Может, им всем стоило бы сделать так же, как двум нунукцам, которые живыми и невредимыми аккуратно ползли к воротам. Только бог-тигр, похоже, все-таки что-то понимал во лжи, потому что не успел гвардеец договорить, как его голова после мощного удара свернулась набок под неестественным углом. Сорванный шлем покатился в траву, а следом упало и мертвое тело.
Если у кого-то еще были мысли последовать примеру следопыта Латаля, то теперь они начисто исчезли. Оставшиеся в живых мужчины крепче сжали оружие. Взгляды были полны мрачной решимости.
Их всего восемь человек, если не считать сбежавших нунукцев и императорскую племянницу, которую они поклялись защищать. За их спинами стена храма. А портала все не было.
Трин наконец нащупала в сумке то, что могло пригодиться. Увы, лишь теоретически – старуха в порту, у которой она два года назад выменяла морскую раковину, сказала, что эта безделушка умеет успокаивать. Трин сама не знала, зачем сунула ее в сумку. Но пользы от нее могло оказаться больше, чем от фляги, которая всегда полна воды, или прозрачного куска хрусталя, позволявшего видеть невидимое.
Прохладный край раковины прильнул к губам. Трин набрала в грудь воздуха и дунула, ни на что не надеясь. Но бог-тигр вдруг… замер. Медленно повернул полосатую морду к женщине и тихо зарычал.
– Что это за дрянь? – спросил Фалант, хмуро косясь на раковину. – Мне даже ругаться перехотелось.
Он стоял с Трин плечом к плечу, остальные их окружили и закрыли щитами. Трин предпочла бы, чтобы это был Далл, но знала, что он никогда не станет прятаться за спинами своих воинов. Ему поручили защищать императорскую племянницу, и он честно выполнял приказ. Вторым после Трин следовало беречь мага – не только потому, что одно его присутствие облегчало жизнь. Люди с колдовским даром были в империи слишком редки и ценились намного выше простых солдат. Даже офицера можно заменить одним из тысяч. Мага – нет.
– Главное, что вон тому милому котику тоже перехотелось нас крошить, – сплюнул Далл.
Плевок получился тягучим и кровавым. Лейтенанту досталось не меньше, чем остальным.
– Ты могла бы и пораньше вытащить эту раковину, – упрекнул Фалант.
– Я не знала, что она подействует, – призналась Трин. – Мне говорили, что она для колыбельных. Утихомиривать маленьких детей перед сном.
Мужчины, как по команде, повернулись к гигантскому получеловеку-полутигру, скалящему клыки и залитому кровью – преимущественно чужой. Хорош ребеночек.
Тварь по-звериному встряхнулась и снова зарычала, сбрасывая с себя чары. Трин тут же дунула в раковину еще раз, но эффект больше не был настолько же поразительным. Бог-тигр чуял, что на него влияют, и пытался этому противостоять. Рычание стало громче, только-только исчезнувшие в подушечках лап когти появились вновь. Трин сглотнула, уже представляя, как эти когти-крюки будут вспарывать ее тело.
– Портал! – с облегчением воскликнул Фалант.
Стена за ними покрылась кристаллами. Большинство граней было размером с ноготь, но некоторые вырастали размером с ладонь. Трин даже не оборачиваясь могла сказать, как выглядит родовая магия ее дяди.
В далеком детстве ей нравилось рассматривать блестящие портальные кристаллы, потому что в них можно было углядеть отражения иных миров. Она сидела в комнате, позади добро смеялись отец с дядей, а в гранях небольшого портала, созданного ей на потеху, мерцали желтые луны, каких не было в их мире, высились черные замки, бродили покрытые густой шерстью слоны…
А потом все это сгинуло, как глупый сон. Не стало родителей, больше никто не создавал для ее развлечения порталов, и дядин смех она с тех пор не слышала ни разу.
Но он все-таки отозвался. Не дал ей сдохнуть.
Кристаллы обозначили узкую арку высотой в человеческий рост. Барельефы исказились, словно находились под тонким слоем воды, по которой пошли волны. В следующий миг пространство наконец прорвалось – с той стороны показался один из дворцовых залов в Корсуле.
В тот же миг бог-тигр очнулся и с ревом бросился на гвардейцев. Он не собирался упускать добычу, ускользающую прямо из лап.
– Назад! – приказал Далл.
Трин толкнули в портал первой. Она не ожидала этого и растянулась на мозаичном полу, выронив драгоценную раковину. Фалант едва на нее не наступил и, выругавшись, покачнулся.
– Шевелитесь! – проорал лейтенант.
В портал прыгнули еще двое, но время уже было потеряно. Ни успокаивающих чар раковины, ни магии Фаланта – и богу-тигру ничто не помешало схватить очередного гвардейца, который стоял с краю и прикрывал отход.
Следующим вечером Далл нашел ее закрывшейся в своих покоях. Она сидела за столом в одной сорочке и вглядывалась в дно винного кубка так пристально, будто пыталась увидеть там будущее. Все слуги были отправлены восвояси. Возле двери дежурил лишь один – «принести принцессе еще вина, когда она прикажет».
Лейтенант придвинул кресло и сел напротив.
– Паршиво выглядишь.
Трин подняла на него усталый взгляд.
– Ты когда-нибудь слышал, что это не те слова, которые стоит говорить любимой женщине?
Тем более что сам Далл выглядел прекрасно. Целители продержали его у себя вместе с остальным отрядом ночь и почти весь сегодняшний день, отпустив совсем недавно. Ему даже выдали новую одежду – не совсем по плечу, но на атлетически сложенном молодом мужчине и мешковина смотрелась бы идеально.
– Это как раз те самые слова, которые стоит говорить любимой женщине, если беспокоишься за нее, – ответил он. – Ты хотя бы час спала ночью?
Она отвела взгляд. Трин и Фаланта императорские целители у себя не задержали – они-то не пострадали. Единственное, что им требовалось, это хорошенько выспаться. Но сон так и не пришел.
Всё было не так и всё не то, хотя для нее сразу выделили достаточное число слуг и предложили лучшие из гостевых покоев. На такой мягкой и большой постели ей не доводилось спать уже года два, и уже шесть лет вокруг не вертелось столько бездельников, желающих угодить племяннице императора.
В этом, наверное, и была проблема. Она отвыкла от излишеств. В шикарной кровати с воздушным балдахином оказалось сложнее заснуть, чем на узкой и жесткой корабельной койке, где они с Даллом спали в прямом смысле друг на друге.
Хотя, может, дело было все-таки в том, что всего за несколько часов до того на глазах Трин погиб почти весь ее отряд.
– Слушай, – тихо сказал Далл. Его рука скользнула по столу и сжала ладонь Трин. – Тебе не стоит тут торчать одной. Нас всех уже выпустили, мы хотим добраться до какой-нибудь таверны и помянуть тех, кто вчера ушел в Небесные чертоги.
– Я не могу.
Он нахмурился.
– Раньше ты в такие моменты всегда была с нами.
– Ты не понимаешь. Причина не в отсутствии желания, я не могу. Я попыталась выйти из дворца утром. Соскучилась по Корсуле, хотела проверить, настолько ли столица блистает золотом, как я запомнила. Меня не выпустили. Стража едва ли не под руки отвела назад, сообщив, что император, да царствует он во веки веков, – она саркастично спародировала голос стражника, – очень не хочет, чтобы со мной что-то случилось снаружи. Ведь его дражайшая родственница только вчера прибыла домой после долгого отсутствия, а у нее нет ни подходящего сопровождения, ни соответствующих ее статусу нарядов! Меня же в такой одежде могут спутать с нищенкой!
Далл хмыкнул.
– Это они не видели, как ты управляешься с ножом.
– Они бы не дали мне выйти, даже если бы я прямо перед ними покрошила на куски парочку преступников, – угрюмо ответила Трин. – Ты ведь понимаешь, что загвоздка в другом.
Это был не вопрос, но лейтенант кивнул.
– Понимаю. Только мне казалось, что это… ну… дело давнее.
– То, что мой отец и старший брат строили заговор против моего же дяди, не может быть давним делом. По крайней мере, если дядя до сих пор на троне и отлично помнит, как его чуть не убили.
– И что, считать тебя в этом виноватой? Ты была ребенком, когда отец с братом планировали переворот.
– Пятнадцать лет – это уже не ребенок. И тебе известно, что я натворила потом.
Он промолчал. Далл не одобрял ее тогдашних решений. Да Трин и сама не одобряла. А потому старалась не говорить любимому, что, если бы та ситуация повторилась, она бы сделала все в точности так же.
Лейтенант откинулся на спинку кресла, оглядывая помещение. Гостевые покои императорского дворца были немаленькими: одна лишь трехспальная кровать занимала огромное пространство, а еще здесь стояли сундуки для вещей, стойка для плащей и кафтанов, стол, кресла, и все равно свободного места оставалось достаточно. А к спальне добавлялась комната для слуг, где они ночевали и где дожидались, когда хозяева их позовут.
– Знаешь что, – внезапно сказал Далл. – Если нельзя вытащить тебя в таверну, почему бы не притащить таверну к тебе?
Трин моргнула.
– В каком смысле?
– Здесь хватит места для нас всех. Мы с парнями сходим за выпивкой, захватим какой-нибудь еды – и вернемся сюда. Горевать в одиночестве мы тебе не дадим.
– Но вам же наверняка хочется наконец-то пройтись по Корсуле, выпить в окружении соплеменников, а не дикарей-островитян…
– Трин, – перебил он. – Не прикидывайся, ты чувствуешь то же самое: за последние годы мы все отвыкли от империи и одичали не хуже нунукцев, которые едят руками и считают хорошим тоном после этого звучно рыгнуть. Еще вчера мы были на островах, а сегодня уже в сердце империи. Стеф вчера пытался с лекарями изъясняться по-нунукски, представляешь? Он забыл, что с окружающими можно говорить на родном языке! Всё вокруг… странное. Словно бы чужое. Уверен, парням понравится идея проститься с мертвыми в тесном кругу, раз уж мы не можем их похоронить и воздать надлежащие почести.
Ее разбудил робкий голос слуги.
– Принцесса, проснитесь. Эм-м-м… Принцесса?
– Проваливай, тебя никто не звал, – не раскрывая глаз, ответила Трин и перевернулась на другой бок.
– Так со мной не разговаривали… дайте-ка подумать. Никогда? – произнес совсем другой, низкий голос, чей обладатель явно не привык ни в чем сомневаться.
Сон слетел мгновенно. Трин спихнула с себя тяжелую руку крепко спавшего Далла и приподнялась на кровати.
Да, это был он. Посреди спальни стоял император собственной персоной, с двумя телохранителями за плечами, и мрачно поглядывал на бардак. Особенно – на храпевшего за ширмой верзилу Стефа.
Этот гвардеец остался последним, кто служил в отряде Трин все шесть лет, и вчера, надравшись, напрочь отказался выходить из комнаты, потому что его обязанность – это охранять племянницу императора. Однако вчерашние клятвы не помешали ему проспать приход целой толпы людей, которым пришлось вдобавок сдвигать его с места, чтобы пройти в спальню.
Впрочем, что жаловаться на Стефа – они все хороши. В комнате прислуги дрых остальной отряд, но не проснулся никто.
Трин потерла лицо, чтобы прийти в себя, и толкнула Далла. Тот заморгал и слегка побледнел, заметив Каллиуса.
– Простите, ваше императорское величество. Мы не ждали…
– Я вижу, – сухо произнес тот. – Выметайтесь отсюда и забирайте своего товарища. Из той комнаты тоже. Если сделаете это быстро, я закрою глаза на то, что вы спите в одной постели с моей племянницей, не будучи на ней женаты.
Далл, крякнув, сел на кровати и оглянулся на Трин. Они оба были полностью обнажены, одежда валялась далеко, и прикрыться было нечем, кроме как покрывалом. Но его уже натягивала на себя Трин. А император продолжал стоять прямо перед кроватью и отводить взгляд явно не собирался.
Лейтенант вздохнул.
– Могу я попросить вас всех отвернуться?
– Вы считаете, меня смущает ваша нагота? – холодно поинтересовался Каллиус.
– В данной ситуации она сильно смущает меня самого, – едва слышно пробормотал Далл.
Он вылез из-под покрывала, голышом прошагал по спальне, взял для них с Трин одежду и торопливо натянул штаны. Затем пнул Стефа. Не дождавшись вменяемой реакции, он схватил верзилу за руку и потащил его прямо по полу в соседнее помещение.
Дверь закрылась. Еще какое-то время из-за нее доносились звуки тычков, солдатская ругань и раздраженные приказы Далла пошевелиться, но потом все стихло. И правда, с удивительной скоростью.
– Похоже, твой любовник не хочет наказания за шашни с принцессой, – заметил Каллиус.
Трин прошибло потом. Дядя подозрителен, и это не удивительно с учетом того, сколько людей покушалось на его жизнь, включая родного брата. А уж к отношениям опальной императорской племянницы и лейтенанта императорской гвардии так и просится добавить характеристику «заговор». Ей бы стоило подумать о том, чтобы хотя бы во дворце скрывать свои отношения с Даллом, но алкоголь и горе по ушедшим товарищам вчера победили разум.
– Он хороший человек и хороший офицер, его верность империи – и своему императору – непоколебима. Далл не заслуживает наказания только за то, что соблазнился моим телом.
Трин попыталась говорить ровно, но в голосе все же проскочили нотки страха. Каллиус хмыкнул, как будто ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как сразу занервничала племянница.
– Не бойся, я его не трону. Я понимал, чем все может закончиться, когда назначал на должность командира отряда молодого красавца. Мне всего лишь было интересно понаблюдать за его реакцией.
– За мной тоже будете наблюдать? – Трин взглядом указала на покрывало, которым скрывала свою наготу. – Или я могу одеться в одиночестве? Не думаю, что иной вариант был бы приемлем с учетом наших тесных родственных связей. Или мой вид вам не так любопытен, поскольку я, в отличие от Далла, женщина?
В ответ на завуалированное оскорбление старик только усмехнулся.
– Шесть лет изгнания не сделали твой язык менее острым. У твоего отца тоже такой был. Даже не знаю, радует меня ваше сходство или огорчает, – он развернулся, махнув рукой телохранителям и слуге, чтобы те последовали за ним. – Я буду снаружи. Не заставляй меня ждать – у меня много важных дел и кроме тебя. Что происходит, если меня разозлить, сама знаешь. И проветри комнату, в конце-то концов. Здесь дышать невозможно после ваших ночных развлечений.
Как только Каллиус вышел, Трин забегала по комнате, будто угорелая. Дядя явился к ней сам, хотя вчера она полдня потратила на то, чтобы добиться его аудиенции. Секретарь каждый раз уклончиво отвечал, что его императорское величество занят. В итоге Трин была вынуждена передать доклад о пробудившемся племенном боге через помощников, хотя такую новость по-хорошему следовало сообщить лично.
Единая религия во многом была тем, что скрепляло империю. Что будет, если все старые боги начнут поднимать голову?
Трин знала ответ: война. Похлеще той, что случилась тысячу лет назад, когда Чета и ее святая семерка свергли предыдущий пантеон. Тогда вся старая империя умылась кровью, погибшие из-за божественных распрей люди исчислялись миллионами – число, которое и сейчас не все могли себе представить. Последствия расхлебывались сотнями лет. Ни одной человеческой войне с таким опустошением не сравниться.
Трин собралась с рекордной скоростью, пожалев о том, что под рукой нет микстуры от головной боли. Каллиус в коридоре еще не успел заскучать и довольно кивнул, увидев ее готовой.
– Идем. Прогуляемся по дворцу.
– Вам не нужно тратить время, – сказала она. – Мы с отрядом можем отправиться обратно хоть прямо сейчас. Наш корабль должен ждать у одного из островов, на нем все необходимое…
– Ты не вернешься на архипелаг, – перебил дядя.
– Но…
Головная боль вспыхнула с удвоенной силой.
Но там, на корабле, вся их жизнь. Вещи, документы, деньги, которые Трин исправно платила своим людям несколько лет. Ей нечем будет возместить гвардейцам эти утраты. Да и как же брошенные на Нунуке слуги? Племянница императора давно научилась обходиться без свиты, но это не значило, что у нее нет помощников. Что с ними будет?
Каллиус плевать на это хотел. Он развернулся и неторопливо пошел вперед, позволяя родственнице шагать рядом с собой, но при этом немного позади.
– Я понимаю, казна, из которой ты платила жалованье, осталась на архипелаге. Поскольку ни ты, ни гвардейцы туда не вернутся, в ближайшие дни им будет возмещено потерянное.
– Дело не в деньгах. Дело в людях – в их доверии.
Дядя косо взглянул на нее.
– Вот как?
– Именно. Они ждут нашего возвращения и продолжения работы. Погибли не только граждане Элантия, но и нанятые мной нунукцы. Нужно сообщить их семьям и позаботиться о тех, кто остался на корабле.
Каллиус слегка нахмурился. На морщинистом лбу прибавилось складок.
– Ты перечисляешь мелочи, с которыми должны суметь справиться те, кто остался на островах.
– Но если они…
И снова он ее перебил.
– Представь, что ты умерла в храме. Я не открыл портал вовремя – и вы все погибли. Так тебе легче будет расстаться с мыслью о возвращении?
Трин пожевала губу. Наверняка дядя так и хотел сделать – замешкаться с порталом.
Однако он вытащил их. Если бы Каллиус поспешил, удалось бы спасти больше людей. С другой стороны, нельзя было винить императора в том, что он понятия не имел, в какой жуткой передряге оказался отряд.
– Идея интересная, только я не умерла. Мои обязательства перед теми, кто остался на Нунуке, никуда не делись.
– Своей властью я освобождаю тебя от этих обязательств. Этого достаточно? – раздраженно откликнулся дядя.
Трин на какое-то время замолчала. Они вышли из украшенных мрамором коридоров дворца в галерею. Яркое солнце заслепило глаза, но дунувший ветер заставил ее поежиться. В Корсуле только начиналась весна, и для этого времени года снаружи было тепло. Однако Трин уже успела привыкнуть к жаре Нунука, который находился гораздо ближе к югу, и воздух столицы ей казался холодным.
Зато из арок галереи было видно Корсулу. Лишь небольшую ее часть – кусочек Старого города с пристанями. Рыжие крыши тесно стоящих домов бесконечно перетекали друг в друга, пока не обрывались у синего моря – там им на смену приходил лес корабельных мачт. Судов было столько же, сколько в юности Трин, – множество. И веяло со стороны моря ароматами соли и пряностей, богатства и свободы – всего того, чем славилась Корсула и что привлекало в нее нескончаемый поток путешественников.
Нисколько не изменился и величественный храм Четы с высокими башнями и приплюснутыми золотыми куполами, которые невыносимо ярко сверкали на солнце. Главный храм Корсулы было видно почти из любой точки города, с ним не могли сравниться даже башни и шпили Большого дворца, того самого, по которому сейчас шли император и его племянница.
Трин задержала на сверкающих куполах задумчивый взгляд. Столица блистала именно так, как она и запомнила. А значит, и остальное вряд ли изменилось.
– Прошу прощения, но я все же не понимаю, почему нельзя вернуть меня на Нунук, – сказала Трин. – Хотя бы ненадолго. Два портала с разницей в несколько дней – это не должно быть так сложно.
Каллиус тяжело вздохнул и сделал телохранителям знак. Те отошли чуть дальше.
– Атриния Виренсия Альката Сицелла, – медленно перечислил он все ее имена. – Посмотри на меня внимательно и скажи, что ты видишь.
– Императора самой огромной и великой страны, что есть на белом свете, – без запинки ответила Трин.
– Ложь, – спокойно сказал Каллиус. – Можешь обойтись без нее. Мне и так эту чушь заливают в уши каждый день тысячи просителей и сановников.
Поскольку Трин молчала, он с новым вздохом продолжил:
– Прекрасно. Я сам скажу, что ты видишь. Старика. Усохший морщинистый мешок с костями.
– Дядя, вы преувеличиваете, – приподняла бровь Трин.
Ее чувства к нему близились к ненависти, но даже ей было сложно отрицать, что в императоре, несмотря на тянувшие его к земле годы, сохранилось величие. Каллиус все еще был статен, его поступь – тверда, взгляд – трезв. Он не расплылся с возрастом, под кожей виднелись мышцы, а не груды жира. Морщины не могли скрыть в нем того воина, который усмирял врагов и расширял границы Элантия, хотя многим казалось, что империя уже давно пережила свой расцвет и пришла к застою. Каллиуса обожали и ненавидели многие, и все это он в полной мере заслужил.
– Я прошу у вас прощения, – тихо сказала Трин. – Вчера после создания портала вы были вынуждены продолжить совет. Не представляю, как вам было трудно.
– Наверняка не представляешь, – согласился он, продолжая идти впереди с прямой спиной и сцепленными за ней руками. – Вызов пришел очень не вовремя. Я не мог прервать совет, не потеряв лицо, иначе бы пошли нежелательные слухи. Впрочем, целители все поправили, как ты можешь убедиться. Из соображений собственной безопасности мне не следует тебе обо всем этом рассказывать, но я не внял голосу своих ближайших советников и посчитал, что ты должна знать. Мои осведомители клялись, что за шесть лет у тебя не возникло ни единой мысли поднять мятеж, – Каллиус остановился и прямо посмотрел на нее. – С учетом наших отношений это немало значит.
– У меня просто не было возможности, – криво улыбнулась она.
Дядя вновь зашагал по галерее.
– Ищущий да найдет, как любил говаривать наш предок Семптус Аранский, который умудрился свергнуть Локуса Пятого, пребывая в изгнании за пределами Элантия. А теперь ответь мне: как ты думаешь, зачем я тебя позвал?
– Ну, наверное, не затем, чтобы отчитать за ночную пьянку, – пожала плечами Трин. – Мы тихо себя вели. Не сомневаюсь, что эти гостевые покои видели гораздо более разнузданные оргии. Хотя плачущий Стеф – то еще зрелище. Выдержать его крайне тяжело, даже если он льет слезы по погибшим друзьям.
– Соболезную, – без тени улыбки кивнул император. – Я бы хотел создать портал быстрее, но, как уже сказал, мои возможности в последнее время сильно ограничены.
– Спасибо. Зачем же я вам сегодня понадобилась?
– Тот доклад, который мне передал вчера помощник. Скажи мне… в нем написана правда? Вы действительно встретились с племенным богом? Не демоном, не одним из мелких духов, а именно богом?
– Думаю, да. На демона это существо не было похоже, к тому же его изображения покрывали все стены древнего храма, который мы искали. И нашли на свою голову.
Дядя обернулся к ней, услышав горечь в ее голосе.
– Вы не могли знать, что произойдет. Храм был переосвящен в честь Лесного лорда, а элантийские боги всегда покровительствовали нашей семье. В нас течет кровь Четы, не забывай.
– Ветхие легенды…
– Я верю, что это чистая правда, – сухо ответил Каллиус, и Трин замолчала.
Она тысячу раз слышала историю о том, что Чета, основывая новую империю на осколках старой, посадила на императорский трон собственного ребенка. Династия не прерывалась, и в какой-то мере Каллиус и Трин были их потомками. Очень-очень дальними, учитывая, что прошло около десяти веков. А странствуя по окраинам, Трин на собственном опыте узнала, как любят разнообразные мелкие царьки провозглашать себя потомками богов, чтобы это придало их власти легитимность в глазах народа.
Легенды о божественном наследии в императорской семье со всей определенностью были полной чушью.
– Расскажи мне все события вчерашней схватки, – приказал дядя. – В деталях. Мне нужно точно знать, что произошло.
Пока Трин пересказывала все ужасающие подробности кровавой бойни, Каллиус свернул из галереи и повел племянницу по дорожкам. Комплекс Большого корсульского дворца был огромным – отсюда управляли всей империей, а для этого требовалось ежедневное присутствие десятков сановников и сотен их помощников. А сколько здесь было стражников и слуг, занятых простейшей, грязной работой… Для всего этого требовались отдельные помещения и целые здания. Старые сносились, на их месте строились новые, и дворец уже давно не имел ничего общего с самим собой на заре своего появления.
Поэтому Трин удивилась, когда поняла, что дядя направляется в самую древнюю часть дворца. Ее редко использовали даже в те годы, когда Трин была совсем маленькой. Новые, просторные здания гораздо лучше подходили для государственных нужд, а эти постройки тихо дожидались снесения или переделки во что-то более величественное.
Каллиус замер перед одноэтажным зданием. Белокаменное, с резьбой на фасаде, оно обладало определенной красотой, хотя на фоне остальных казалось скромным. Внутри проводился ремонт; судя по отсутствию рабочих, вялотекущий. Что здесь располагалось раньше, Трин уже и не помнила.
– Значит, несколько месяцев назад кто-то прибыл на остров, совершил жертвоприношение и разбудил племенного бога, – подытожил дядя ее рассказ, когда она закончила.
– Предположительно да, но руку на отсечение не дам. Жертву могли принести и Лесному лорду, какие-нибудь моряки, которые проплывали возле острова и вспомнили о старом храме. Хотя племена Нунука начали поклоняться нашим богам, почти все обряды, несмотря на старания жрецов, остались теми же самыми, какими были и до прихода элантийцев на архипелаг.
– Без жертвы ему лично бог не проснулся бы, – ответил Каллиус. – Идем внутрь. Возможно, ты переменишь свое мнение.
Трин еще раз с недоумением оглядела небольшое здание. Теперь она припоминала, что раньше там жил кто-то из дворцовых управителей. Как это может повлиять на ее мнение?
Дядя уверенно шагнул через порог. Она была вынуждена последовать за ним.
В коридорах и помещениях дома вовсю шла перестройка. Мебель вынесли, внутри остались только голые стены, остатки сбитой лепнины, пыль и строительный мусор. Неприятно пахло известью и каким-то резким раствором.
– Несколько месяцев назад, – продолжил Каллиус, – в доме внезапно, без видимых причин, обрушилась внутренняя стена. За ней открылось небольшое помещение, заложенное в незапамятные времена – очевидно, незадолго до въезда во дворец первого элантийского императора, потому что он бы такие картины не потерпел.
– Какие картины? – сразу заинтересовалась Трин.
– Приглядись.
Она подошла ближе, оттолкнув разбитый кирпич. Солнце утром светило в окна в другой части дома, поэтому здесь было темновато и пришлось напрячь зрение. Когда же Трин разобрала, кому принадлежат бледные фигуры, то охнула.
– Старый пантеон?
– Приятно, что ты еще помнишь историю, – усмехнулся дядя.
– Это моя работа, – Трин обиженно сложила на груди руки. – Невозможно шесть лет рыскать по храмам, не разбираясь в религиях – неважно, старых или новых. На окраинах империи, представьте себе, сотнями цветут разнообразные культы.
– Могу тебя заверить – скоро в моду стремительно войдет еще один. Боюсь, зловещий и кровавый. Можешь вспомнить, что это за бог?
Дядя тоже подошел к фреске и указал на изображение черноликого мужчины в одежде цвета ночи. На лбу у него сияла корона из звезд – красивая и романтичная картина, если не учитывать, что он стоял на горе из мертвецов.
– Ниртал Свет-во-тьме, – ответила Трин. – Бог смерти, покровитель мертвых. Ему поклонялись как покровителю не только подземного мира, но и некромантии. С тех пор как Чета его убила, достоверные упоминания о некромантах в истории не встречались ни разу, хотя в простонародье сказки о живых мертвецах ходят до сих пор. Частично функции Ниртала взял на себя Лорд-стоик – он следит за тем, чтобы после смерти людей их души не бродили по миру, как это было в старой империи, а попадали на суд к Чете.
– Все верно, как по учебнику, – похвалил Каллиус, и Трин от этой похвалы почувствовала себя странно – словно ученица, которая хорошо вызубрила урок.
Ей стало одновременно приятно и мерзко от этого ощущения. Не для того она обошла половину Элантия, чтобы заработать пару одобрительных слов от человека, который убил ее отца и старшего брата.
– Ниртал мертв уже тысячу лет, – резко произнесла Трин. – Его имя помнят только ученые, которые интересуются периодом войны богов. К чему вы мне его показываете?
– В Нортенской провинции недавно кто-то начал устанавливать небольшие дорожные святилища в его честь.
– Это доказывает лишь то, что у северян не все в порядке с головой. Поклоняться мертвому богу нет смысла. Он не ответит на молитвы, никого не покарает и не одарит.
– Если бы все были такими же практичными, как ты, у наших жрецов были бы серьезные проблемы с набором паствы, – по-стариковски сварливо проворчал дядя. – В твоем заключении есть один большой изъян: в легенду об убийстве Четой и святой семеркой старого пантеона, судя по всему, закралась ошибка. Во всяком случае, Ниртал не очень-то похож на мертвого. Какое-то время назад от жрецов на Севере начали поступать сообщения, что они ощутили пробуждение некоего могущественного существа.
Она пожала плечами.
– Я шесть лет получаю такие сообщения целыми грудами. До вчерашнего дня они не подтверждались. Вернее, подтвердилось всего одно, только оказалось не тем, чем мы думали.
– Да, – Каллиус вновь сцепил руки за спиной и посмотрел Трин в глаза. – Поэтому через три дня я отправлю тебя в Нортенскую провинцию. Ты должна разобраться в том, что там происходит.
– Разобраться? – она вытаращилась на дядю. – Одна неудачно закончившаяся встреча с племенным богом не делает из меня эксперта по древним богам! Да я и о нортенцах ничего не знаю! У вас там какие-то жрецы – неужели нельзя заставить их в этом копаться?
– Мне важно, чтобы этим занялась ты, – отрезал император.
Заметив, как она сразу окостенела и отстранилась, он вздохнул и заговорил гораздо более мягким тоном.
– Дражайшая моя племянница, как ты думаешь, зачем я на самом деле отослал тебя шесть лет назад из Корсулы?
– Чтобы я по примеру отца не организовала мятеж прямо у вас под носом, – холодно ответила Трин.
Он поморщился.
– Нет. Девочка моя, задумайся вот о чем. У меня было двое доживших до взрослого возраста детей, двое возможных наследников. Дочь нечаянно выпила предназначавшийся мне яд и погибла вместе с нерожденным ребенком во чреве. Сын поехал подавлять мятеж, ввязался в бой и погиб, оставив после себя единственного ребенка – моего внука. О состоянии его разума тебе известно. Ему скоро двадцать лет, а он пускает слюни и мочится в штаны. Править империей он не в состоянии, поэтому его держат во дворце недалеко от Корсулы, чтобы он поменьше попадался сановникам на глаза и те не подозревали, насколько все плохо.
– Иначе кто-нибудь возьмет мальчика «под опеку», а на вас будет организовано очередное покушение, – кивнула Трин.
Она решила не обращать внимание дяди на то, что он старательно избегает называть имя своего внука, как будто уже давно мысленно распрощался с ним и потому не хочет к нему привязываться.
– С другой стороны, есть ты, – продолжил Каллиус, – последняя из моих близких родственников и вторая претендентка на трон. Твой отец и старший брат – предатели, ты сама была выдана замуж и выслана за пределы Корсулы, но уже через год отравила собственного мужа и вернулась в столицу, показательно развлекаясь в злачных заведениях целую неделю, пока я не приказал тебя вытащить оттуда.
– Мой «муж», которого выбрали мне вы, насиловал меня и избивал, – процедила Трин. – У меня до сих пор на теле шрамы – свидетельства его «супружеской любви». По его вине я потеряла первого ребенка и теперь не смогу родить без помощи целительниц. Избивающая меня рука принадлежала скоту, который звался моим супругом, но вина в этом лежит на вас и только на вас.
В блеклых глазах старика неожиданно промелькнуло несвойственное ему чувство – печаль.
– Я ничего не знал о наклонностях твоего мужа, когда выдавал тебя замуж, Атриния. Я говорил тебе об этом шесть лет назад и повторяю сейчас: мне очень жаль, что ты не обратилась сначала ко мне. Никто из правящей семьи не выбирает супругов по любви. Я и сам женился по расчету, только из необходимости иметь законных наследников, но это не значит, что я одобряю такую жестокость. Думаешь, я бы позволил случиться такому, что моя последняя близкая родственница по вине мужа стала бездетной? Я бы нашел способ разобраться с твоим мужем.
– Я нашла свой. Прошли годы, а я до сих пор с удовольствием вспоминаю, как подонок корчился в муках от подсыпанного мной яда, – зло ответила Трин.
На лице Каллиуса появилось странное выражение. Он поднял руку, как будто хотел тронуть племянницу за плечо, но так и не завершил жест, вздохнул и снова сцепил ладони за спиной.
– Я не буду ждать, что ты меня простишь, лишь прошу не рубить сплеча. Шесть лет назад ты казалась мне надломленной, одурманенной, не способной на трезвые решения. Тебя легко могли взять в оборот нежелательные люди. Может, это и не было правдой, но мне так казалось, – быстро произнес дядя, когда она набрала в грудь воздуха, чтобы заспорить. – Поэтому я отправил тебя туда, где ты могла набираться опыта и при этом до тебя не дотянулись бы мои враги, которые могли точно так же взять тебя «под опеку», как моего внука. Или, того хуже, убить. Ведь если у меня не останется наследников, я буду вынужден усыновить кого-то из своих приближенных и назначить преемником этого человека. Пока все думали, что ты в немилости, ты не представляла для них опасности, и тебя не трогали.
– О да, – пробормотала Трин. – Я отбивалась от грабителей и удирала от зубастых крокодилов, куда уж тут до заговоров.
– Я снабдил тебя достаточной охраной, – перебил Каллиус. – Ты могла не покидать город и посылать всюду своих людей, а сама нежиться под южным солнцем. Лезть к крокодилам было твоим собственным выбором. Что до остального – ты узнала, как живут простые элантийцы и что происходит на границах. Нет ничего хуже для империи, чем правитель, который безвылазно сидит во дворце и опирается только на слова своих помощников.
– Так что я теперь – главная претендентка на трон? – нахмурилась она, проглотив справедливый намек на то, что могла бы устроить свою жизнь немножечко иначе. – Но я не маг и не могу открывать порталы. За тысячу лет не было ни одного императора, который бы этого не умел. Это непреложный закон, который установила сама Чета!
– Непреложных законов не бывает, – спокойно сообщил дядя. – Я последний из нашего рода, кто владеет унаследованным от богов даром – в соответствии с легендой, в которую ты, между прочим, не веришь. Судя по всему, я вообще последний маг-портальщик в этом мире. Вот насколько хорошо наши предки преуспели в своей охоте на всех, кто мог бы сослаться на ту же легенду и представиться родственниками богов. Поэтому некоторое время назад, моя дражайшая племянница, я обнаружил себя в тупике и воспользовался властью императора, чтобы переписать устаревший закон.
– И что, не было никаких… последствий? – удивилась Трин.
– Если ты о богах, то они промолчали, – пожал плечами дядя. – Еще один верный признак, что они нас бросили. Жрецы жаловались, что я нарушаю традиции, но голоса священства оказались в меньшинстве. Мои сановники, среди которых магов нет, с невероятным энтузиазмом поддержали идею наследования трона немагами.
– Интересно, и почему бы это, – вздохнула она.
Каллиус сарказм, конечно же, уловил.
– Пока я лавирую между сановниками, изображая, будто не могу определиться, кого же из них сделать преемником, никто не замечает тебя, – морщинистое лицо дяди внезапно разрезала коварная усмешка. – Кроме того, наблюдать за грызней жадных чинуш довольно любопытно.
– Охотно верю, – Трин повела плечами, – но не понимаю, зачем меня тогда снова отсылать от себя на край света.
– Потому что пробуждение старых богов – это самое плохое, что могло случиться с Элантием, – он отвернулся и кивнул на изображение Ниртала. – Если боги, такие как этот, начнут войну, от нашей империи останутся лишь клочки. Я не верю, что Ниртал или бог-тигр проснулись сами по себе. Кто-то из наших врагов знает о том, что Чета и семерка потеряли силу, и собирается вновь возвести на престол Небесных чертогов старые пантеоны. А это значит, что убьют и нас – меня, тебя и даже моего бестолкового внука, потому что мы потомки Четы. Ты можешь считать это несусветной чушью, но в глазах всего Элантия это так, и враги без внимания это не оставят. Более того, нас уже начинают аккуратно терзать – мятежи точечно вспыхивают по всем границам. Большую часть удается быстро подавить, но на востоке, к примеру, изгнанные кочевые племена неожиданно напали на приграничные форты и захватили город, который удерживают до сих пор. Разведчики докладывают, что эти дикари, еще совсем недавно смирные и покорные, поголовно превратились в фанатиков, которые утверждают, что их древний степной бог требует крови. Вот почему в Нортенскую провинцию отправишься именно ты. Ты лучше всех разбираешься в том, что из религиозной болтовни – правда, а что – нет, и ты сможешь найти того или тех, кто ответственен за пробуждение Ниртала и бога-тигра. Кроме того, мне попросту больше некому доверять, Атриния. Вся семья мертва, остались только ты и я.
Предчувствия Арна не обманули – с мальчишкой они разругались еще до того, как покинули город. Беран категорически не желал понимать, что нельзя скакать через половину Нортена в тех же хлипеньких тряпках и золотых побрякушках, в каких он расхаживал по улицам. По крайней мере, стало ясно, почему Магнас так беспокоился о том, что юноша должен узнать жизнь с другой стороны.
Спорить Арн быстро прекратил – и потом с нескрываемым злорадством наблюдал за тем, как Беран на ближайшем постоялом дворе переодевается в одежду попроще. Боль – лучший учитель.
Еще тяжелее оказалось выбить из мальчишки манеры, свойственные наследнику рода. Беран, похоже, сознавал, что натворил что-то нехорошее и ему надо скрыться на время. Он даже согласился с тем, что должен играть роль оруженосца, но вел себя все равно так, словно восседал не меньше чем на королевском совете. Не говоря уже о том, что мальчишка ничего не умел – ни правильно седлать коней, ни ухаживать за доспехами. А если и удавалось его заставить этим заняться, он начинал впадать в задумчивость и мог целый час сидеть без движения, глядя в пустоту.
Арн сначала раздражался, потом махнул рукой и стал все объяснять терпеливее. Родители над Бераном явно тряслись, как над своим самым главным сокровищем, не выпускали его из дома и вообще из-под материнского крылышка. Злиться на мальчишку из-за этого было бессмысленно. Оставалось только ждать, когда жизнь его пообтешет.
Времени на это хватало – до форта они добирались почти две недели. Нортен был далеко не самой крупной провинцией Элантийской империи, но в нем наступила весна. Начал сходить снег, дороги набухли и чвакали под сапогами мерзкой жижей. Реки повыходили из берегов и грозили затопить мосты. Пока все было не так уж плохо, но с каждым днем норовило стать хуже. А передвигаться по ночам, чтобы сократить путешествие, по такой погоде было нельзя – и коню шею свернешь, и себе.
Арн морщился, думая о том, как придется возвращаться к наместнику. Все это – потерянное время. А если действительно готовится мятеж, важен каждый час.
Но когда они достигли окрестностей форта, Арн начал сомневаться в том, что их путешествие закончится быстро.
В былые времена на этом месте стояла простая сторожевая башня у тракта, ведущего через горы. Позже ее достроили, а во время имперского владычества усилили крепостные стены и расширили гарнизон, заодно и назвав укрепление по-своему – фортом в честь ныне здравствующего императора Каллиуса, все регалии которого Арну было лень запоминать. Как ни странно, император здесь никогда не был. Это место находилось на самом отшибе страны – хоть Нортена, хоть всего Элантия. В последнее время оно было интересно разве что горным племенам, которым мешало спокойно разорять соседние деревни.
Вернее, мешало раньше. Арн невесело присвистнул, когда они проезжали через ближайшую к форту деревню, за которой должна была показаться крепость. Маленькое грязное поселеньице из десятка дворов вызвало удручающее впечатление.
Одноэтажные серые дома с соломенными крышами, чумазые дети, в ужасе разбегающиеся от двух конников, переломанные заборы, которые начали чинить, но пока в этом не преуспели. Несколько зданий сгорели, где-то вкривь и вкось были наспех прилажены двери, недавно сорванные с петель. Гарью воняло до сих пор. И нигде ни намека на домашний скот. Даже собаки не лаяли, только слабо прокукарекал петух, встречая незваных гостей.
Благо в них быстро признали своих. Арн, полукровка, родился с волосами цвета ореха, но был высоким, светлокожим и сероглазым, как и все нортенцы. Берана с его пшеничными прядями и голубыми глазами вовсе было невозможно спутать с иноземцем. Люди, поначалу с опаской поглядывающие на чужаков, понемногу подтянулись к ним, когда те остановились у общего колодца пополнить запасы воды. Новости в такой глуши распространялись только благодаря путникам, и местные жители не хотели упускать возможность пожаловаться на свои беды и послушать о чужих.
Разграбили их шенды – одно из горных племен. Спокойно прошли через пустующий форт, поубивали решивших сопротивляться мужчин в деревне, изнасиловали женщин, забрали все ценности и увели скот. А что из животины не смогли увести, то забили и все равно унесли с собой.
– Разве повстанцы так делают? – шепнул Арну Беран, в ужасе косясь на измученные, обреченные лица селян. – Они же своим землякам навредили, а не имперцам, когда уничтожили форт.
– Повстанцы как угодно делают, – отозвался тот. – И не забывай добавлять «господин», когда обращаешься ко мне. Официально у нас с тобой одинаковый статус – мы оба единственные наследники своих родовитых отцов, но здесь об этом знать не должны. Я всего лишь заурядный и небогатый лорд, едущий к родне, ты – еще более заурядный оруженосец.
– Да… господин.
Арн только вздохнул. Кого Магнас хотел обмануть этим маскарадом? Только дурак не догадается, что мальчишка перед ним вовсе не оруженосец. И двухнедельная практика почти не помогла.
Беран хотя бы не ныл – это была одна из немногих вещей, которой следовало порадоваться. Мужчину-плаксу Арн прибил бы сам, а потом прикопал в лесу и сказал бы, что во всем виноваты разбойники. Их так много развелось в лесах рядом с горами…
Однако про себя Арн отметил, что поступок братьев Дэйна и Эйда в самом деле мало напоминает расчетливый план мятежников. Глупо бросать пустой форт, когда его можно занять собственными войсками. А теперь как бы не выяснилось, что там засели горные племена. Отбить его обратно будет стоить еще большей крови.
Пока они шагали по лестнице, бывший вестовой коротко охарактеризовал братьев-повстанцев. Однако его слова ничего нового не добавили, наоборот, только еще больше запутали Арна.
По ним выходило, что рубаху-парня Эйда в крепости любили. По крайней мере, простые воины. А вот с командованием у него вышло недопонимание из-за грубоватых шуточек, которые капитан-имперец принял слишком близко к сердцу.
В армии издавна повелось, что большинство солдат считало своих офицеров мешками, набитыми соломой. То же самое большинство офицеров думало о своих подчиненных. Все к этому привыкли и закрывали на это глаза, если только неуважение не выказывалось открыто. Эйд себе такого не позволял, но кто-то на него все равно донес. Лейв старался рассказывать непредвзято, однако в его речи нет-нет – да проскакивало осуждение предыдущего командира форта. По мнению паренька, наказания, которым раз за разом подвергали Эйда, были несоразмерны его греху – безобидным шуткам. Капитан каким-то образом умудрялся увидеть в них измену, которой на самом деле не существовало.
Если Эйд был душой компании, то Дэйн, наоборот, держался отстраненно. Он был молчалив и обществу других людей предпочитал книги. Ни с кем не конфликтовал, но и симпатий не вызывал. Тем не менее его уважали: Дэйн никогда не бросал сослуживцев и держал свое слово. Охарактеризовать его возможности как мага Лейв затруднился – сам он в колдовстве понимал мало. Дэйн выполнял все, что от него требовали, – и только. Но хорошего мага в захолустье империи, наверное, не отправили бы, да?
Арн в ответ на это промолчал. Слабые маги не уничтожают укрепленные форты в одиночку, так что где-то командование просчиталось.
Впрочем, форт, по сути, уничтожил и не Дэйн, а его брат, у которого отродясь не было способностей к магии. На эту загадку Лейв тоже не дал ответа. Будь Эйд колдуном, это давно бы заметили, но для сослуживцев он был лишь неплохим стрелком из лука. Посредственным магам в империи платили гораздо больше, чем самым одаренным лучникам, так что скрываться у Эйда не было никакого резона.
Пролить свет на эту историю могли бы личные вещи братьев, однако осмотр казарм ничего не дал.
– Эйдар тут жил. Видите вон там – часть кроватей в конце зала разломана и отнесена к камину? – сообщил Лейв. – Это шенды сделали. Они пытались занять форт, но мы их выбили. Правда, шенды разграбили тут все, вещи поломали, повынесли оружие. Может, и закрепились бы надолго, но тут и подкрепление пришло. Повезло нам, значит.
Арн с огромным сомнением оглядел груду хлама. Ничего подходящего для нюха в ней не найти.
– А где жил Дэйнар? Здесь же?
– Никак нет, – Лейв оживился. – Для магов отдельные комнаты положены. Они же вроде как элитная часть войск. На один форт – строго один маг. Новый приписанный к нам еще не подоспел, так что комнату Дэйнара никто не трогал.
Она и в самом деле оказалась в неплохой сохранности. Либо шенды что-то знали, либо их не заинтересовала скупая обстановка. Маленькая комнатушка, больше похожая на гроб. Кровать, сундук и небольшой стол. Единственное украшение – гобелен с картиной на военную тематику – было перевернуто лицевой стороной к стене. Если это сделали не шенды, то хозяину помещения вряд ли нравились сцены битв. По крайней мере, с участием элантийских императоров, потому что Каллиус был изображен в гуще битвы, гарцующим на коне и с гордо устремленным ввысь мечом.
Поколебавшись, Арн мысленно согласился с Дэйном, если, конечно, это маг перевернул гобелен. На редкость дурацкий сюжет – посреди битвы так не погарцуешь.
Голые стены Арн осмотрел с неудовольствием. Представление о разыскиваемом так не составишь. От кровати остался один деревянный остов, сундук тоже пустовал. Лишь на столе лежала стопка книг. Все остальное хозяин либо забрал, либо уничтожил.
– Других вещей, принадлежащих братьям, в форту нет? – спросил Арн.
– Никак нет, – Лейв почему-то отвел взгляд и надсадно закашлялся.
Арн прищурился. И нюх не понадобился, чтобы заметить, что бывший вестовой что-то скрывает.
– В чем дело?
– Ну… тут было кое-что. Но как до парней слух дошел, что братья могли сдать форт шендам, так того… собрали их вещи и на костер отнесли.
– Зачем? – удивился Беран, которому хватало ума все это время помалкивать. – Они разве заразные?
Лейв тоже скосил на него удивленный взгляд.
– Чего? Это поверье же. Если хочешь кого-то проклясть, надо взять его вещи, сжечь в полночь на дороге и прочитать заклинание. Тогда божья кара обязательно падет на этого человека. Вы из какой части Нортена? У вас так не делают?
– Мой оруженосец из Драндена, – солгал Арн, назвав небольшой городок на другом конце провинции, и мрачно уставился на Берана.
Тот густо покраснел, осознав свою ошибку. Прекрасно образованные потомственные аристократы часто были оторваны от жизни простых людей, презирали их обычаи или не желали разбираться в них. Иногда в этом действительно не было смысла – такие «проклятия», как сожжение вещей над перекрестком, не имели никакой силы. Но «заурядный оруженосец заурядного лорда» не должен обладать превосходным образованием. Он должен плевать через плечо, если не хочет сглаза, стучать по дереву три раза и искренне верить, что красная луна – это к большим неприятностям.
***
Если бы воспоминания могли бить по лицу, Арн почувствовал бы себя так, словно его со всей силы ударили кулаком. Дикая боль накатывала волнами. Было сложно объяснить себе, что это не его боль, что это вообще не боль, а всего лишь чужое воспоминание, поэтому Арн потратил какое-то время на то, чтобы перестать задыхаться и сосредоточиться на памяти, заключенной в капле крови и сгустке запахов.
Он – Дэйн – сгорбившись сидел на снегу, на небольшой лесной поляне. Ноги так замерзли, что он их перестал чувствовать. Пульсировала только боль в колотой ране возле лопатки, которую нанес лейтенант. Кровь все еще стекала по спине, хотя уже давно должна была остановиться.
Его окружали красные пятна на сумеречно-синем снегу – в разных, но одинаково неестественных позах застыли несколько человек. Отправленный в дозор отряд раскидало выбросом магии. Они все – все! – подняли на братьев руку, и Дэйн им воздал за это сполна.
Он смотрел в небо. На тропу, спрятанную между горами, опускались сумерки, но он не был уверен, действительно ли это наступает ночь или у него темнеет в глазах от кровопотери. Если бы не эта клятая рана, если бы защитные заклинания сработали, как надо, если бы лейтенант не стал доставать нож, если бы сам Дэйн не заснул…
Но постоянно бодрствовать невозможно, даже если догадываешься о предательстве. И лейтенант первым ударил не Эйда, а его брата-мага, каким-то чудом пробив заранее наложенные чары охранения. И раненый, сбитый с толку Дэйн упустил момент, когда Эйда насадили на меч.
Словно он паршивый горец, а не гражданин этого клятого государства. Словно не он, а кто-то другой десять лет подряд стерег границы демонами траченной империи, не пропуская в нее врагов. Меч в живот – плата за долгие годы верной службы?
Так не должно быть.
Не должно.
Из глаз мага лились слезы – Арн чувствовал, как они стекают по щекам, замерзая на подбородке и ресницах. Дэйн не был целителем, он не мог излечить смертельное ранение. Боги – могли. Поэтому он шептал молитвы богам, всем, каких знал. Никто не откликался. Даже Лорд-стоик, которому маг приносил обеты.
Сволочи. Фальшивые боги. Такого можно ожидать от пантеона империи, допустившей неправильность, несправедливость, которая случилась с Эйдом.
Ну и отлично. Ему не нужны эти боги. Есть же и другие, которые могут откликнуться и дать силы исцелить рану брата. А если промолчат и они – что ж, так тому и быть. Умрет и он.
Дэйн все равно уже подписал себе смертный приговор, убив весь отряд из мести. Бежать за горы или скрываться среди ничего не подозревающих соплеменников он смысла не видел.
Единственный дорогой ему человек погибает. Этим все сказано.
Дэйн с трудом сомкнул веки с заиндевевшими ресницами и зашептал новые молитвы богам, тем, о которых лишь смутно когда-то что-то слышал. Его разум отказывался понимать, что брат не умирает – он уже мертв. Эйд скрючившись лежал на коленях у Дэйна, и в смерти к нему не пришел покой – лицо, на котором давно перестали таять снежинки, искажала боль. Левая рука, оставшаяся без перчатки, погрузилась глубоко в снег, и кожа приняла неприятный оттенок.
«Живи, брат. Ты должен жить».
Маг продолжал бормотать. Старые боги тоже молчали, но на них он не злился, поскольку не был уверен в том, правильно ли произносит их имена. Надо было лишь немного поторопиться, чтобы успеть спасти Эйда…
– Ниртал, Свет-во-тьме, покровитель мертвых…
Маг запнулся, осознав, кого призывает. Глубоко вдохнув, посмотрел на брата, коснулся его пшеничных волос, смерзшихся от крови, и твердым голосом продолжил:
– …ответь на мой зов. Я приношу тебе дар: свою жизнь в обмен на жизнь моего брата.
Боль в спине внезапно унялась. Только что снедавшие Дэйна страхи утихли, словно бы он в самом деле вдруг оказался у врат Небесных чертогов, где души ждут суда Четы и где сожаления о незаконченных делах становятся бессмысленными. С безмятежным спокойствием маг смотрел на край поляны, где сгущалась тьма, приобретая очертания огромной человеческой фигуры. Арн всмотрелся в нее, но не увидел ничего, только сверкающую корону на челе призрака. Зубчатая, она горела, как тысяча звезд, нанизанных на одну нить. Их свет в темноте стал таким ярким, что грозил ослепить, но Арн не мог оторвать от нее взгляда. Скоро стало больно глазам, а он все смотрел и смотрел…
Пока не ощутил на своем горле ледяную руку и что-то не вырвало его из чужого воспоминания, с силой отшвырнув от себя.
***
Закашлявшись, Арн распахнул глаза. Мгновение назад он сидел на снегу, глядя глазами Дэйна, а теперь, согнувшись, отчаянно глотал воздух на кровати в форте Каллиуса. Ощущения были отвратительными, хотелось блевать прямо себе под ноги. Сдержаться стоило немалых усилий.
В дверь застучали.
– Господин, что с вами? – зазвучал встревоженный голос Берана.
– Подавился, – прохрипел Арн, а сам ощупал собственное горло.
Кожа все еще хранила чье-то ледяное прикосновение. Арн мог бы поклясться, что если сейчас найдет где-нибудь в форте зеркало, то увидит на шее отпечатки длинных, нечеловечески могучих пальцев.
Его пробрало колючим ужасом. Значит, хватание за горло не было частью воспоминания. Это не Дэйна отбросили, а его, Арна.
У кого, демоны побери, столько сил, чтобы сделать это через клятое воспоминание?
Арн еще раз закашлялся и потер лицо ладонью, приходя в себя.
Ответ, в общем-то, был очевиден. Дэйн призвал существо по имени Ниртал, и тот выставил непрошеного гостя за дверь.
Только божок запоздал. В ноздрях Арна уже стоял нужный запах – отчаяние, боль, ненависть, смирение и, под завершение, твердая решимость. Букет эмоций, благодаря которому Дэйна можно будет узнать, даже если он будет идти в двух улицах от нюхача.
Это Арн уловил из воспоминания. А здесь, в комнате, от книги, которую Дэйн держал в руках после встречи с богом, добавилось еще кое-что – привкус пепла, тлена на языке. Мерзкое ощущение, надо сказать. Вдвойне мерзкое, потому что торговцу, от которого сведения дошли до Магнаса, ничего не привиделось. Дэйн действительно стал живым мертвецом, в каком-то смысле обменявшись с братом местами, и оба они получили от Ниртала новые силы.
А Арн-то всерьез надеялся, что все это окажется бредом сумасшедшего, которому поверили чересчур рьяные шпионы. Правда, как обычно, заткнула выдумку за пояс.
– Беран! Лейв!
Мальчишка и бывший вестовой тут же вошли в комнату, словно все это время торчали прямо у порога и подслушивали. Арн не сомневался, что так оно и было.
– Кто-нибудь из вас знает, что это за бог – Ниртал?
Помощник капитана сделал такое испуганное лицо, будто его заставляют перечислить всех императоров Элантия в порядке очередности правления. Беран пожевал нижнюю губу и оцепенел. Арн уже решил, что мальчишка опять выпал из действительности, как вдруг тот встрепенулся, что-то вспомнив, и уточнил:
– Ниртал Свет-во-тьме?
– Он самый.
– Я читал в исторических трудах о старой империи, что так звали бога, отвечающего за мертвых. Вроде как наш Лорд-стоик, но не совсем. Лорд-стоик правит Подземными чертогами, где души ждут суда Четы, и не дает им сбегать обратно на землю. А Ниртал не только давал душам покой, но и помогал некоторым вернуться назад из-за Грани. Поэтому ему поклонялись некроманты.
– И что с ним случилось?
– Чета и святая семерка убили всех старых богов, прежде чем занять Небесные чертоги, – неуверенно ответил Беран. – Должно быть, Ниртал тоже погиб. Все равно с распадом старой империи некромантию запретили. Ведь, как считалось, отчасти в кризисе были виноваты маги, возвращающие себя из мертвых. А Богиня-мать и Отец воинов, которые приняли на себя заботу о мертвых, не дают своим последователям силу воскрешения.
– В таком случае, у меня для жрецов и теософов плохие новости.
– Какие? – удивился мальчишка.
– Этот Ниртал живее всех живых и обрел новых последователей.
– А как он выглядит-то? – неожиданно вмешался Лейв.
Беран смущенно пожал плечом.
– Да я не помню толком. Мне не очень интересно было, что учителя рассказывали о старой империи. Вроде бы он весь черный, а корона собрана из сияющих, словно небесные светила, камней. Есть легенда, что Ниртал украл с неба настоящие звезды, проскальзывал за Грань и приманивал мертвые души их сиянием. За это его прозвали Светом-во-тьме.
– Вот знаете, что странно, – задумчиво проговорил бывший вестовой. – После того как шенды сбежали из форта, мы нашли у ворот маленького деревянного истукана. Он был грубо выточен, мастер очень спешил, но увенчан этот идол был звездчатой короной. В этом могу хоть Отцом воинов поклясться.
– Да? И что вы сделали с истуканом? – спросил Арн.
– Ну как, – моргнул Лейв. – В камин бросили, что еще мы могли сделать. Мы-то решили, что это шендский божок.
– Настоятельно рекомендую тебе взять всех, кто в этом участвовал, и отвести в деревню, к жрице, объяснив ей, что произошло. Прямо сейчас. Этот бог шуток не прощает.
И свидетелей своего общения с новыми последователями не любит. В этом Арн уже убедился.
Лейв побледнел и мгновенно исчез. Беран растерянно посмотрел ему вслед и повернулся к Арну.
– А мы что будем делать?
– Недалеко отсюда есть город под названием Далерт. Там я встречусь со связным и передам Магнасу, что смог выяснить.
– И что же вы выяснили? – уточнил он, с недоумением оглядывая почти пустую комнату.
Дэйн стоял посреди леса и щурился на солнце. Оно не просто светило прямо в глаза, оно отражалось от снега, так что глаза постоянно слезились от рези. Мага намеренно загнали в такую позицию – чтобы не увидел нападающих, пропустил удар и быстро погиб.
Идея была хорошая, но противники не учли, что Дэйн раньше поклонялся Лорду-стоику. Вотчиной этого бога была стихия земли, он покровительствовал людям, чья решимость была тверже камня, а терпение – бесконечным.
От Дэйна ждали, что он начнет суетиться, подбирать лучшую позицию. Возможно, запаникует. Он же просто стоял на месте, склонив голову. Наблюдатели, должно быть, думали, что маг растерялся. На самом деле он слушал.
Этого было вполне достаточно, чтобы подсчитать число противников и узнать, где они находятся. Каждый шаг по земле создавал вибрации: у маленьких детей почти неощутимые; у взрослых мужчин, которые к тому же навесили на себя груду доспехов и оружия, – раскатывающиеся далеким эхом. Их не сложно было найти, даже если они не двигались. Они давили на землю своим огромным весом, а ее сопротивление – это первое, что учились чувствовать маги, избравшие поклонение Лорду-стоику.
Дэйн знал, что двое врагов скрываются за нагромождением валунов шагах в тридцати от него и еще трое – за стволами деревьев. Не слишком старательно, так как уверены, что он не может ничего заметить.
Поэтому Дэйн был готов, когда ближайший противник высунулся из-за дерева и метнул копье. Дэйн легко уклонился, шагнув вбок, и одновременно перехватил вылетевшее с другой стороны заклинание ветра. Оно было слабым – попытка сбить мага с ног, если промахнется копейщик. Большую часть колдовства поглотили защитные чары, которыми Дэйн себя окружил, поэтому, чтобы отбить удар, понадобилась всего кроха энергии. Но он все равно нахмурился.
Воздух – царство Леди ветров, капризной, изменчивой богини, благоволившей женской красоте и быстротечным увлечениям. Земляные маги немногое могли противопоставить этой стихии. Только если они изучали и другие области колдовской науки, а здесь крылся подвох. Если ты принес клятву одному из богов, силы других для тебя, как правило, уже не открывались. В лучшем случае ты сможешь цедить по капле. В бою может пригодиться и это, но все равно маги старались очень тщательно выбирать себе врагов, чтобы не оказаться беспомощными против них.
Дэйн на миг задумался, стоит ли показывать весь свой потенциал, потом решил, что это будет плохой затеей. Атакующие не очень сильны – он уже в этом убедился. Должно хватить традиционных методов. А его таланты, в том числе новоприобретенные, пусть остаются тайной. Так будет лучше и для них с братом, и для выполнения их цели.
От следующей атаки воздушника он увернулся, как сделал бы любой земляной маг. По его мысленному приказу в воздух взмыли камни – благо в лесу рядом с горами их навалом. Раздался вскрик, где-то за деревьями тяжело рухнуло тело – воздушнику в висок попал увесистый булыжник, который отправил его в глубокий обморок.
Увы, теперь другие враги поняли, что Дэйну не нужно их видеть, чтобы от них избавиться. Двое мужчин выскочили из укрытий и с яростными воплями кинулись на него, потрясая оружием.
Дэйну даже не понадобилось сходить с места. Один камень, второй – и через несколько мгновений оба разбойника валялись в снегу, постанывая и хватаясь за головы.
Маг задержался всего на миг – убедиться, что нечаянно не убил недотеп, – и повернулся к смотровой площадке, наскоро построенной на одном из дубов неподалеку. Поскольку лес стоял сиротливо голый, с деревянного настила, где собрались несколько человек, открывался хороший обзор на схватку.
– Бой окончен, – объявил Дэйн.
– Еще нет, – возразил один из наблюдателей. – За валунами двое разбойников. С ними ты еще не справился.
Маг усмехнулся.
– Справился.
На него уставился хмурый взгляд. Через пару мгновений, когда до смотровой площадки долетели отчаянные вопли двух последних врагов, этот взгляд изменился на удивленный.
– Что ты с ними сделал?
– Немного утопил в земле. Наверное, им надо выслать подмогу. С лопатами. Вряд ли они сами себя откопают к обеду.
Один из наблюдателей выругался и свесился через перила, чтобы отдать приказы. Смотровая площадка быстро пустела – люди спускались на землю. Теперь – с опаской поглядывая себе под ноги.
Эйд широко ухмыльнулся Дэйну, тот ответил тем же. Брат сидел под дубом, под смотровой площадкой, и во время боя строгал очередную деревянную статуэтку Ниртала, коротая время. Он не сомневался в том, что Дэйн победит, – это было заметно по взгляду, но возле Эйда к стволу был прислонен лук с натянутой на него тетивой.
Уверенность уверенностью, а бой – штука непредсказуемая, случиться может что угодно. Вот тут-то брат и придет на помощь.
У Дэйна потеплело в груди от осознания, что Эйд его не бросит. В последнее время это было единственным, что согревало небьющееся сердце мага.
Мимо промчались несколько человек с лопатами, наверняка его проклиная. Ковыряться в замерзшей земле, вызволяя так глупо попавшихся собратьев, – то еще удовольствие. Стоило бы им подсобить, но Дэйн не двигался, зная, что с ним еще не закончили. И верно, к ним с Эйдом подошел тот самый наблюдатель, который напомнил о двух противниках за нагромождением камней.
В этом мужчине ярко проявилась благородная кровь. Такие, как он, были рождены, чтобы вести за собой в бой или по меньшей мере с гордым видом позировать для художников. Высокий рост, длинные золотистые волосы, прямая осанка, присущая бойцу гибкость, правильные черты привлекательного черта – образ героя из влажных женских мечтаний портил лишь уродливый шрам, проходящий через губы.
Дэйн даже знал, как мужчина его получил, и знал, что тот готов убить каждого, кто ему об этом напомнит. Само собой, маг не собирался признаваться в том, что десять лет назад он был в том же осажденном имперцами замке и видел, как ворота неожиданно открылись, впуская захватчиков.
Впустил их именно этот человек, лорд Эброн Гален. Тогда погибло много хороших людей, малочисленные выжившие были вынуждены сдаться. Это был один из переломных моментов войны за Нортен, когда стало окончательно ясно, что Элантий возьмет верх. И все – из-за женщины.
Гален влюбился в девушку, предназначенную другому нортенскому аристократу – хозяину замка Родверк. Крепость была почти неприступной, усиленной магически, запасов еды и воды хватало. Северяне могли обороняться хоть целый год и, посмеиваясь, наблюдать с крепостных стен, как элантийцы обламывают о них зубы. Но Гален ночью открыл ворота, потому что вечером перед этим хозяин замка обнаружил его в постели своей невесты. Итог для незадачливого любовника был заслуженным: кулаком в латной перчатке сластолюбцу выбили зубы и попортили смазливое личико. Не убили Галена только потому, что он вел за собой больше сотни великолепно подготовленных бойцов, которые тоже сидели в Родверке и которым могло не понравиться, как поступили с их молодым господином.
Вместо этого все закончилось бойней и позорной сдачей. Хозяина замка убили, Гален, наоборот, остался жив и сохранил все земли с титулами. Девку свою он тоже получил.
И вот – он стоял перед теми, кого однажды обрек на гибель. Предатель Эброн Гален, один из предводителей нового мятежа против Элантия. Интересно, что же его толкнуло на эту скользкую дорожку? Имперцы воздали мало чести перебежчику?
Дэйн надеялся, что ни один из этих вопросов не отражается в его глазах. Они должны быть тусклыми, ничего не выражающими – как и положено живому мертвецу.
– Тратить время на представления не будем, – сказал лорд. – Мне хорошо известно, кто вы, а вы уже должны знать, кто я.
– Лорд Эброн Гален, – Дэйн поклонился. – Это честь для нас.
– Не сомневаюсь, – коротко и сухо ответил он. Очевидно, прошедшие годы и заметный шрам отбили у него страсть красоваться, потому что маг запомнил его молодым и крайне самовлюбленным. – Брок вас двоих расхваливал на все лады. Честно говоря, я был уверен, что он приукрашивает, но теперь вижу, что это правда. Превосходный бой.
Дэйн с легким удивлением посмотрел на Брока Воловью Голову, который мялся позади других наблюдателей – сплошь незнакомцев, сопровождающих Галена, – и почесывал сальные волосы на затылке. Вот от кого сложно было ожидать похвалы, так от разбойника. Хотя он сам их привел в свою шайку, Брок сторонился братьев все то время, которое они провели в лагере.
– Вы дали мне слишком слабых противников, господин, – ответил Дэйн. – Они не профессиональные бойцы, всего лишь лесные разбойники.
– Среди твоих соперников было двое магов, – возразил лорд.
– И один не смог воспользоваться своей силой, потому что застрял в яме. Ни у кого здесь нет выучки, а я больше десяти лет провел в армии. Я дрался все равно что с детьми, а я не самый талантливый в элантийских войсках.
Гален наградил его тяжелым взглядом. Дэйн спокойно его выдержал.
Лорд должен был понимать, что это не бахвальство. Демонстрационный бой достиг цели только в одном случае – если должен был доказать, насколько слабы мятежники против кадровых магов.
– Значит, ты рвешься в настоящий бой, – подытожил Гален.
Дэйн кивнул. Лорд повернулся к Эйду.
– И ты?
Брат кровожадно оскалился. Перевода это не требовало.
Гален вздохнул – шрам придал лицу особенно печальное выражение – и внезапно перевел тему.
– Брок охарактеризовал вас как не самых разговорчивых людей. Что можете рассказать о себе? Кроме того, что показали сегодня на тренировках.
Братья переглянулись. Эйд сделал жест, непонятный ни для кого, кроме Дэйна.
– Да нам нечего рассказывать, господин. Мы оба родились в Нортене. После завоевания меня насильно забрали в армию, как и всех выживших магов. Эйд записался следом. Так мы и служили все это время – то там, то тут.
– Семья есть?
– Нет. Никого не осталось.
– Ты уже не очень молод. Значит, силы должны были проснуться раньше, чем десять лет назад. Ты участвовал в защите Нортена? Под чьим началом воевал?
Дэйн посмотрел в голубые глаза лорда, горящие странной лихорадкой, и понял, что надо соврать.
– Ярва Холбрена. Он…
– Попал в плен под конец войны и был казнен. Знаю. Выходит, ты из тех, кто не сдавался до последнего. А ты почему не воевал? – Гален бросил косой взгляд на Эйда.
Тот ответил неодобрительным молчанием.
Хорошо, что предводитель мятежа твердо стоит на ногах и понимает, что на одних прекраснодушных идеях далеко не уедешь. Дэйн за годы службы успел поучаствовать в подавлении нескольких бунтов в разных частях империи и на собственном опыте убедился, что мечты, не подкрепленные трезвым расчетом, ведут в никуда. С другой стороны, Гален просто-напросто не поверит, что желания братьев уже выполнены – их богом, а единственное, что ими движет, – это клятва Нирталу.
Эйд едва заметно качнул деревянной фигуркой, глядя на брата. Тот кивнул.
– Напрямую – так напрямую, господин Гален. Мы собираемся нести дальше свою веру в Ниртала и хотим подтверждения, что нам не запретят проповедовать.
Лорд хмыкнул.
– Вы двое и так лучшее доказательство, что ваш бог силен. Явно сильнее святой семерки, которой поклоняются мои бедовые маги, раз ты в одиночку их разделал под орех. Что еще?
– Храм. Пообещайте помочь в постройке святилища для Ниртала. Этого нам хватит.
– Разумно, – поразмыслив некоторое время, признал Гален. – Я должен обсудить это с союзниками, но не думаю, что будет много возражений.
Еще помолчав, он добавил:
– Значит, решено. Вы будете воевать в отряде Воловьей Головы, приказы вам будут передавать через Брока. Надеюсь, это понятно. Да будут милостивы к вам… ваши боги.
Видимо, посчитав, что разговор окончен, он развернулся. Когда Дэйн придержал его за локоть, лорд бросил на него такой удивленный взгляд, будто Гален не меньше чем король, которого задерживает прокаженный, только что вылезший из канавы.
Дэйн тут же мысленно себя обругал и убрал руку. Очевидно, самомнение Галена с годами никуда не исчезло, он всего лишь научился его маскировать. В любом случае ему слишком рано знать, что братья не собираются никому подчиняться.
Отныне у них всего один хозяин.
– Простите, господин. Мы должны знать, чем будет заниматься отряд Брока. Наше дело в Корсуле не терпит слишком долгих отлагательств.
– И что же за важное дело вас ждет в столице?
Ответом ему были лишь два напряженных взгляда.
– Мы дали обет, – наконец сказал Дэйн. – Это только между нами и нашим богом. Прошу, поверьте: это важно и для вас тоже.
Гален пожал плечами.
– Как я могу поверить, если не знаю ваших целей?
– Мы тоже не знаем ваших истинных целей, – невозмутимо ответил Дэйн. – Но мы здесь, с вами, готовы бороться за свободный Нортен.
Лорд даже не пытался скрыть ярость в светлых глазах.
– Ты перегибаешь палку, маг.
– В таком случае прошу у вас прощения, – Дэйн заставил себя говорить скромнее. – Мы просто хотим послужить на благо родной страны. И чем быстрее, тем лучше.
Гален с шумом выпустил сквозь зубы воздух, но сдержался.
– Хорошо. Это уже не секрет – я собирался сделать объявление сегодня вечером. Через несколько дней мы собираемся захватить Далерт. Вы должны знать его – он находится недалеко отсюда, на торговом тракте, через него приходится проезжать, если следуешь в форт Каллиуса. Далерт будет хорошим началом для освобождения Нортена – в городе много наших сторонников, и мы давно готовились к этому шагу, – Гален повернулся к Эйду. – Я бы хотел, чтобы и вы участвовали в атаке. Благодаря вашей силе мы сможем избежать потерь. Жизни нортенцев будут сохранены, а наши враги – разбиты.
Эйд мельком глянул на брата и склонил голову.
– Мы будем рады, – перевел Дэйн. – Спасибо за то, что приоткрыли нам свои планы, господин.
Кажется, лорд этим удовлетворился, потому что кивнул и, больше ничего не сказав, ушел. Братья наблюдали за тем, как он возвращается к мужчинам, с которыми стоял на смотровой площадке, и раздает резкие, короткие приказы.
Эйд отвернулся и позволил себе ухмыльнуться, приподняв фигурку бога и взглянув на брата.
– Да уж, – вздохнул Дэйн. – Он не очень-то умен, если поверил, что мы проповедники. Один не может открыть рта без того, чтобы не убить всех вокруг, второй гниет на ходу и распугивает вонью даже мух. Воистину, мы так многих привлечем к новой вере.
Брат беззвучно засмеялся – затряслись худые плечи. Но потом он посерьезнел и, не переставая смотреть на Дэйна, сложил руки на груди.
– Ну а что мне было делать? – устало возразил тот на немой упрек. – Я все хорошо обдумал и не вижу иного выхода, кроме как временно присоединиться к Броку и его хозяину. Чтобы попасть в Корсулу, мы должны пересечь половину континента. Это не так легко, как тебе кажется, особенно если учесть, что мы прокололись с тем торговцем. Если о нас разузнала шайка паршивых разбойников, знает и наместник. Нас будут искать. Убивать всех подряд на своем пути – это не выход. Нужны связи, и Гален их даст, если мы хорошо себя зарекомендуем. Да и потом, ты как будто не бывал в Далерте. Знаешь, почему город до сих пор не полыхнул мятежом? Потому что тамошний лорд перерезает глотки всем, на кого доносят. Как это случилось с тобой.
Эйд поежился и уставился на снег под ногами. Дэйн сжал его плечо.
– Не волнуйся. Я больше не позволю страдать другим, но и нам не дам пропасть. Пока что будем держаться Галена с его мятежом, а дальше посмотрим. В конце концов, нашей цели это не противоречит. А если все пойдет так, как я рассчитываю, то даже сыграет нам на пользу, и исполнить клятву Нирталу станет еще проще.
В голубятне сильно пахло птичьим пометом. Голуби шумно хлопали крыльями, перелетая с место на место, и Арн каждый раз дергался, поглядывая вверх.
Птиц он не любил. Слишком уж они полны… неожиданностей.
К счастью, связной с Магнасом – молодой нортенец с жидкой бороденкой – работал споро, и Арну удалось выйти из голубятни быстро, не заполучив на грудь ни одного «ордена». Он остался этим доволен, хотя главным, конечно, было то, что новости для Магнаса удалось передать уже сегодня.
Близилась ночь. Далерт был небольшим городом, всего лишь несколько тысяч жителей, многие из которых знали друг друга по именам. Никакой бурной ночной жизни здесь не было, и с наступлением сумерек почти все заведения закрывались. Если ты не успевал сделать в них свои дела – будь добр, приходи утром.
Арн уже боялся, что именно так и произойдет, но Магнас в свои агенты дураков и лентяев не набирал. Терять время не хотелось – и так на переправу через реку ушло лишних полдня, поскольку выяснилось, что деревянный мост сломан. Арн и Беран прибыли в Далерт лишь к ночи, и даже на постоялом дворе им оказались не больно-то рады. Правильные путники прибывают днем, а не когда ужин уже давно закончился и надо вставать с постели, чтобы разогреть остатки еды для двух припозднившихся гостей.
С мелкими задачами Арн заставил разбираться мальчишку, а сам пошел в голубятню. Вернувшись, он обнаружил Берана в углу обеденного зала. На заляпанном столе – постоялый двор вообще не отличался чистотой – стояли две миски с прогорклой кашей.
Мальчишка то ли дремал с открытыми глазами, то ли у него случился очередной приступ глубокой задумчивости. Скорее, последнее, потому что брови у него были сдвинуты так, словно он думал о чем-то очень неприятном. На приход старшего товарища он никак не отреагировал.
Арн сначала хотел его отругать – оруженосцы так себя не ведут, но потом махнул рукой. Они оба устали, а в зале не было никого, кто мог бы поймать их на лжи. Поэтому нюхач просто пододвинул к себе миску и сунул ложку в сомнительного вида ужин.
Ни один из налипших на нее комьев не упал обратно. Из какой крупы сварена эта каша, определить было невозможно.
– Что это за дрянь? Беран, ты слышишь? Беран, очнись, Богиню-мать твою за ногу!
Мальчишка вздрогнул и осоловело посмотрел на него.
– Ой, извини, я тебя не заметил. Задумался немного. Ты о чем – о еде? Это все, что у них осталось. Я просил позвать хозяина, чтобы выяснить, так ли это, но он уже лег спать и не спустился ко мне.
Нюхач окинул скромный зал взглядом. В углу, у печи, клевала носом одна из хозяйских дочерей, возрастом не старше Берана.
Арн отставил миску. Есть это месиво не стоило – пахло оно не лучше, чем выглядело. Наверняка девчонка вывалила Берану то, что предназначалось для свиней. Представить, что другие постояльцы этим тоже ужинали и никто не возмутился, было невозможно. Арн видел по крайней мере одного из них – торговца с двумя дюжими охранниками, который торопливо возвращался от горцев, услышав о недавних нападениях.
– Ты уже заплатил? – спросил Арн.
– Разумеется, – моргнул тот.
– Чем?
Вид у мальчишки стал оскорбленным.
– Это имеет значение?
«Терпение», – напомнил себе нюхач. Мальчишка просто не понимает, как на отшибе провинции устроена жизнь.
– У тебя в кошельке каттии, имперские монеты, и ньёрны, наши старые монеты, которые постепенно вытесняются из обихода имперскими деньгами, но исчезнуть еще не успели. А теперь скажи мне, где мы?
Беран дернул плечами. Его сердили вопросы, смысл которых он не понимал, но все же ответил:
– В Далерте.
– И где у нас Далерт?
– На самом севере Нортенской провинции.
– То есть в самой заднице империи. А теперь скажи мне, много ли ты видишь вокруг – прямо здесь, на этом постоялом дворе, – признаков того, что мы в империи, а не в Нортене.
– Я не…
– Подумай, – перебил Арн, – почему я сейчас разделил Элантий и Нортен. Давай, соберись. Представь, что ты на одном из своих уроков, а я твой учитель. Только в качестве награды за выученную главу учебника ты получишь не эфемерную награду, а съедобный ужин. Или можешь заупрямиться и ляжешь спать голодным. Выбирай.
Мальчишка захлопнул рот и несколько мгновений смотрел на него. Перспектива сытно поесть после длинного и утомительного дня Берана вдохновила, однако не настолько сильно, как Арн рассчитывал.
– Где вы достанете приличный ужин? Мы что, все-таки пойдем к лорду Ульфару, который правит Далертом? Уверен, он примет нас с радостью.
– Убийцу старого короля и сопляка, который учудил в Линдере нечто такое, что ему пришлось оттуда удирать под видом оруженосца? Да лорд Ульфар будет просто счастлив! – хмыкнул он. – Но представим, что лорд нас все же принял. Итак, мы заявляемся в замок, называем настоящие имена… И в миссии, которую возложил на нас Магнас, пропадает любой смысл. Вся округа будет знать, что Арн Нюхач вышел на охоту и ищет мятежников. Знаешь, что тогда будет? Нас прирежут на первой же ночевке, вот что будет. А теперь решай, будешь отвечать на мои вопросы или пойдешь спать натощак.
– Ничего. В следующий раз будешь сообразительнее.
– Но я все равно не понимаю, где вы возьмете что-то получше этой мерзости, – он оттолкнул от себя миску с кашей. – Все вокруг уже закрыто. А вы…
– Что «я»?
Беран бросил взгляд на темные волосы Арна и тут же потупился.
– В вас течет имперская кровь. Это сложно не заметить.
– Течет, – согласился он. – Но это не всегда определяющая черта. Смотри и учись – сейчас я преподам тебе еще один урок.
Арн поднялся из-за стола и размашистым шагом направился к дремлющей девчушке. Та встрепенулась, растерянно уставившись на высокого привлекательного мужчину, который перед ней склонился. Беран выгнулся, стараясь не упустить ни единого жеста своего наставника. Арн тем временем ослепительно улыбался хозяйской дочери, нашептывая ей что-то такое, от чего ее щеки алели все сильнее, а глаза разгорались ярче. В слабом огне печи сверкнула монета – серебряный ньёрн. Он тут же исчез в ладонях девчонки, помчавшейся на кухню. Спустя мгновение оттуда донеслось громыхание горшков.
Совсем скоро перед мужчинами стояла целая вереница мисок с запеченной в овощах рыбой, козьим сыром и свежим хлебом, на который было намазано нежнейшее масло. Хозяйская дочь принесла еще и пахнущего копченостями крепкого эля.
Беран сглотнул слюну и посмотрел на довольного нюхача.
– Что вы ей сказали?
– Что она красива, как луна, и очаровательна, как белая лилия.
– Но это же… банальность, – поколебавшись, произнес он.
Арн фыркнул.
– Для тебя, прошедшего курс словесности под надзором учителей и выучившего стихи знаменитых поэтов, банальность. А она такие слова наверняка слышит первый раз в жизни. Ты как будто не знаешь, как мужчины относятся к девушкам в тавернах и на постоялых дворах.
Мальчишка смотрел на него такими огромными и невинными глазами, что он тяжело вздохнул.
– Видит Чета, я был уверен, что ты соблазнил дочурку какого-нибудь важного индюка в Линдере, потому тебе и понадобилось делать ноги. Но похоже, что такие приключения у тебя еще впереди.
– Наверное, дело в том, что вы ей дали серебряную монету, – пробормотал Беран, проигнорировав его замечание. – Это слишком много.
– Иногда ласковое слово значит больше денег. И ты прав, серебра многовато – если платить только за еду. А я платил за то, чтобы исправить произведенное тобой впечатление. Если посмотреть на ситуацию с этой стороны, то окажется, что цена приемлемая. Хотя, возможно, позже с тебя еще спросят за то, что можно было вести себя и поумнее.
Вид у мальчишки стал таким скорбным, что Арна кольнула игла вины. С каждым днем все сложнее было представить, что этот робкий паренек – сын надменного Лидайна Кадлина, который обливал ведрами презрения даже самого Магнаса.
– О боги, Беран! – вздохнул Арн. – Да не буду я ничего говорить наместнику. Вообще никому. Все, что происходит в этом путешествии, останется между нами.
– Правда? – мальчишка поднял на него полный надежды взгляд.
– Клянусь Отцом воинов. Каждый имеет право на ошибку. Главное – не допустить ее вновь.
Лицо у Берана сразу засветилось, и Арн не стал добавлять, что многие первые ошибки могут стать последними, поэтому лучше не допускать их вообще.
– Давай лучше жуй, пока не остыло, – сказал он вместо этого.
Он и так чувствовал, что обращается со спутником слишком жестко. Арн был плохим учителем, и к тридцати годам у него так и не проснулся отцовский инстинкт, поэтому он попросту не представлял, как вести себя иначе.
«Я не нанимался работать мамкой», – устало подумал он, наблюдая за тем, как вымотавшийся за день Беран торопливо поглощает все, что перед ним поставили.
Но и быть нюхачом Арн устал.
Когда они съели ужин, не оставив после себя ни крошки, хозяйская дочь подошла забрать пустые миски. Девчонка успела умыться, распустить волосы и смотрела на Арна сквозь полуопущенные ресницы.
– Я могу помочь вам чем-то еще? Ночи в Далерте холодные.
Ни малейшей запинки, никакого смущения в голосе. Она разве что прямо не предложила себя. Даже если бы Арн вдруг не уловил намека, благодаря своему дару он ощущал шедший от девчонки сладковатый запах желания.
Для нее это был далеко не первый раз. На тоске путников по женскому теплу можно неплохо заработать, и если это была не идея самой девчонки, то наверняка ее к этому подтолкнул жадный отец. Да и выглядела хозяйская дочь недурно – молодое привлекательное лицо, фигура с приятными округлостями в нужных местах делала ее старше, чем есть. Она еще и пояс на платье подтянула так, чтобы полная грудь смотрелась соблазнительнее.
Отвергнуть такое приглашение было бы глупостью. Девчонка горяча, ночь будет жаркой – еще тройку лет назад Арн даже не задумывался бы.
А сейчас он устало прикинул, сколько соплячке лет – в лучшем случае шестнадцать? – и вспомнил о Кайт. Арн не сомневался, что, стоило ему уехать из Линдера, подружка потащилась коротать длинные ночи к кому-нибудь из любовников. И это ранило сердце. Но он-то до такого не опустится, верно? Пусть в глазах знати Арнхард Сигмар убийца, якшающийся с отбросами общества, представления о чести у него сохранились.