Этюд в Елисейских тонах

1. Первая леди

Жёлтый. Коричневый. Бежевый.

Майское солнце лениво расползалось по сияющим чистотой ветринам небольшой картинной галереи, зайчиками прыгали по стенам, полу и мебели яркие пятна, а за окном в своём привычном ритме шумела столица: пыхтели в пробках разномастные автомобили, бренчали на разный лад велозвонки, по тротуарам люди спешили домой.

Париж – это страсть. Париж – это праздник, это песня, это чувство. Но, в то же время, Париж – это работа, это метро. Париж – это блеск и нищета, разделённые одной авеню. Париж – город с тысячей лиц.

Я в тот день по совету психолога начала дневник вести, хоть и относилась к подобным практикам с долей скепсиса. На первой же странице распиаренного ежедневника, источая читаемое между строк ехидство, меня ожидал целый вагон коротких наводящих вопросов, с опорой на которые автор требовал написать небольшую автобиографию.

– Что ж, Господь с тобой, Доминик Спенст, – с ещё незавершённой инсталляции на меня осуждающе смотрела толпа советских рабочих, которым приходилось мой редкий неразборчивый бубнёж слушать, – деньги упло́чены…

Латышкевич Нина Дмитриевна.

Род деятельности – художник от слова «худо»… Писательство моей сильной стороной не было никогда, поэтому чтобы получить более-менее связный текст, приходилось прикладывать тонну-другую усилий. Думай, Нинка, разве не у тебя в школе были пятёрки-четвёрки по по беларускаймове?

В коридоре зацокали по кафелю каблуки: это, наверное, местный офисный планктон в сторону выхода плывёт, но ушки я всё равно навострила - среди недели посещаемость моей галереи стремилась к нулю, но мало ли какого туриста сюда может занести волей случая.

– Доброго дня, мадемуазель, – в дверях образовался широкоплечий смуглолицый мужчина с какой-то ближневосточной наружностью и свисающей из-за уха прозрачной пружинкой, уходящей куда-то под воротник белой рубашки, – Латьезкевитз...

Очевидно, новые клиенты прислали за ранее заказанной картиной.

– Латышкевич, – фамилию свою я уже на автомате поправляла, насколько бы нетактично это не звучало, – приветствую Вас, месье. Вы от господина Гальяно?

– Никак нет, мадемуазель. Могу я осмотреть помещение, дабы обеспечить безопасное пребывание высокопоставленной гостьи?

– А, добро пожаловать, – телохранители важных мужчин в деловых костюмах их разодетых в брендовые наряды спутниц частенько заходили перед своими непосредственными хозяевами, они были неотъемлемой частью высшего общества, – могу я попросить Вас быть аккуратнее с центральной инсталляцией?

Мужчина молча кивнул и тут же быстрым шагом отправился в свободное плавание по моей скромной творческой обители, а я, в свою очередь, вновь окунулась в мир нашумевших «Шести минут».

– Приём, – начало переговоров по рации толсто намекнули, что пора завязывать со своими делами и встречать очередного дорогого гостя, – обстановка удовлетворительна.

Вновь звонко застучали каблуки, но теперь уже в помещении появилась среднего роста женщина, которая заставила меня, мягко говоря, выпасть в осадок.

– О… Оу, – ситуация сложилась не очень ловкая, потому что к такому жизнь меня точно не готовила, – здравствуйте, мадам Макрон, рада видеть Вас в своём гнёздышке.

– Здравствуйте, мадемуазель, – Бриджит на секунду замешкалась в попытках подготовиться к произнесению моей несчастной белорусской фамилии, которая была для французов настоящей каторгой, – с Вашего позволения, милая, могу я обращаться к Вам по имени?

Женщина лучезарно заулыбалась, протягивая ладонь для рукопожатия. О «басяцких», по меркам первых леди, повадках супруги самого молодого президента Пятой республики не ходило слухов, о них снобы из «независимых» СМИ слагали целые многострочные легенды.

– Да, конечно, – я в ответ ей головой закивала, принимая рукопожатие, – понимаю, учитывая особенности языка, моей фамилией можно сломать язык. Позвольте, я познакомлю Вас со своими работами? Для меня это огромная честь.

– Ох, Нина, нет, это для меня будет огромной честью, если Вы составите мне компанию! Всё сообщество так и гудит о Ваших успехах на поприще живописи. Видела Ваши работы на последней выставке в Японском дворце, была весьма впечатлена…

Первая леди Франции без конца сыпала комплиментами, хотя всё ещё находилась буквально «на берегу» и ни одной картины толком не рассмотрела.

– Благодарю за тёплые слова, – я слегка склонила голову в благодарственном жесте и на мгновение прикрыла глаза, – итак, милости прошу…

Когда бесконечный поток комплиментов остановился, мы наконец начали путешествие в мир современной живописи. Госпожа Бриджит Макрон, как оказалось, была человеком глубоко заинтересованным искусством, и, вопреки всем тем спорным высказываниям о моих работах журналистами из средней паршивости журналов, эта знатная, величественная женщина, щедро одаривала меня восхищёнными взглядами, охами, вздохами и прочими радостями любого творца. А я, в своб очередь, по природе своей человек не слишком застенчивый... Но что-то тогда упорно не давало мне подойти к ней ближе: в конце каждого «блока» я отстранённо стояла в чуть поодаль и тихонько наблюдала за сменой выражения лица Бриджит, пока та внимательно рассматривала каждый мазок краски на лучших из моих работ. Что мне, как простому люду, было особо удивительно тогда – госпожа Макрон легко шла навстречу первой и говорила со мной таким приятным и дружеским тоном, что после каждого теплого слова в мой адрес сердечко пропускало удар, а лицо расплывалось в дурацкой улыбке.

– Нина, дорогая, Вы ведь действительно гигант нашего времени… Не помню, когда в последний раз чувствовала такой восторг от творчества современных художников! Понимаете, в современном мире постмодернизма… Когда-то искусство имело строгие рамки соблюдения эстетических норм, а сейчас… А сейчас куча мусора или подписанный унитаз могут обозвать искусством. Ваш почерк – это глоток свежего воздуха!

– Ну, – я с тихим вздохом подавила в себе очередной выход на сцену величайшего консерватора всех времён и народов, – недаром постмодернизм – самое критикуемое на сегодняшний день направление. Для многих исследователей это не более, чем подтверждение смерти искусства или его застоя…

2. Карнавальная ночь

В первую же неделю самостоятельного вождения автомобиля по центру Парижа я усекла одну главную вещь: ни одна уважающая себя парижанка на бульваре Сен-Жермен не станет переходить проезжую часть по белой «зебре» на зеленый свет.

Уважающая себя парижанка дождется плотного потока машин и ринется напрямик, зная, что рискует.

– Проститутка!

Вдогонку обсценным выражениям я длинно и крайне выразительно просигналила очередной любительнице острых ощущений, которая так и норовила броситься под колёса моей несчастной арендованной «Теслы».

День как-то с самого утра пошёл по известному половому органу: после пробуждения обнаружила последнюю банку белил намертво засохшей, в кондитерской под студией закончились улитки с сыром и базиликом, в полдень ребёнок свалил часть новой инсталляции в галерее, прибавив тем самым мне пару клоков седых волос, а под вечер весь центр и вовсе наглухо встал в пробках из-за крупного ДТП в районе Триумфальной арки…

До назначенного времени оставались считанные минуты, которые от волнения тянулись как целые часы.

– Бриджит, здравствуйте, – когда гудки закончились, из колонок разнёсся полный оптимизма голос первой леди, – приношу свои искренние извинения, но я опаздываю…

– Доброго вечера, дорогая, – мадам Макрон говорила в своей привычной манере и ничего не предвещало хоть какой-то негативной реакции на мою не очень-то радостную весть, – не переживай, никто на такие мероприятия не летит сломя голову, чтобы успеть ровно к указанному времени. Не могу разговаривать, очень жду тебя!

Раздался характерный гудок, оповещающий о сбросе звонка, и я смачно хлопнула себя по лбу. Опоздала на закрытое кулуарное мероприятие в в главной президентской резиденции, молодец, красава.

Не помню, сколько ещё проторчала под припекающим сверху солнцем в своих напичканных разной электроникой «Жигулях», пока не додумалась бросить их на ближайшей парковке и бежать до Елисейского дворца пешком, на своих двоих. Всё равно макияж уже был безнадёжно испорчен, потому что кое-кто на нервной почве вспотел аки грешница в церкви: тушь слегка отпечаталась под нижним веком, тени уползли по тому же адресу, а бархатная помада смазалась в сторону подбородка. Идеально, именно так каждая уважающая себя леди должна выглядеть на приёме у президента, просто сто из десяти.

– Купіў не купіў, а патаргавацца можна…

Обидно было до слёз. Ну же, ты так долго шла туда, намотай сопли на кулак.

Откинув в сторону минутную слабость, я таки предприняла попытку исправить положение: тени стерла насовсем, губы кое-как исправила контуром… И, кажется, уже не так паршиво выглядит. Тем более, как говорила мадам Макрон, как минимум, первую половину элитной сходки парижской богемы все традиционно проведут в масках, на то это и бал-карнавал.

Я в Елисейском дворце до того дня бывала разок-другой с экскурсиями, а на таком блестяще-шуршащем приёме и вовсе впервые.

К воротам главной резиденции президента я подоспела примерно через полчаса после обозначенного в приглашении времени: на территорию то и дело заезжали машины, из которых выходили разодетые по последнему писку моды барышни и их статные компаньоны. На входе невысокого роста мужчина в компании охраны проверял переливающиеся на свету приглашения, с отдельными лицами он здоровался чуть активнее, но абсолютно всех гостей он встречал сдержанной улыбкой, от которой даже у меня на душе становилось чуточку спокойнее.

Красный. Золотой. Оранжевый.

Я замерла на пороге и мысленно подтолкнула саму себя вперёд.

Ну же. Ты так долго шла сюда.

Вот, пришла.

Огромные сияющие люстры под потолком, разговоры о политике в кулуарах и снующие туда-сюда официанты – это необходимая часть жизни большой и важной касты здешней элиты. Здесь не круглый стол в зале переговоров, где все друг у друга на виду, а дисциплина как высшая ценность: за одной из этих тяжёлых штор можно запросто сплести заговор, сколотить коалицию на одном из прекрасных витых балконов.

«Оглядывайся, думай, сладко и убедительно говори» – именно такой наказ пару дней назад дал мне лучший друг, обретённый ещё в студенческие годы.

Вся политика делается здесь, в золотых стенах резиденции президента.

Мир вокруг, ставший размазанным, но в то же время резким цветным пятном, закрутился как в детской карусели: звенели фужеры с дорогим искристым шампанским, заливисто хохотали гости, в одном из углов расположился небольшой оркестр. Помню, Бриджит без конца знакомила меня с разносословными политиками, топ-менеджерами, меценатами и прочими деятелями высшего общества. Всё это кружило голову, атмосфера происходящего казалась какой-то невообразимой, будто всё это обычный сон маленькой девочки из села под белорусским Гомелем.

– Замечательный вечер, правда? Даже жаль тратить его на такое скучное мероприятие с кучей глупых рож, – кто-то мне на ухо засмеялся, как мне казалось, даже не подозревая, что за такие слова можно запросто стать персоной нон-грата.

– А почему Вы всё еще здесь?

– Думаю, я сбегу сразу же после танца с Вами.

«Фарс, – мелькнуло тогда в голове, – сюда не так просто попасть, чтобы потом столь безмятежно говорить о побеге.»

Помню, как от незнакомца пахло дымом и терпкой мятой – если слишком резко втянешь воздух, от спазма в горле перехватит дыхание.

А потом он исчез, так и не представившись.

3. Штатный художник

– Господин президент… Вы…

Я ненавижу все, что заставляет меня выглядеть глупо.

Конкретно в тот момент, его.

Но кто бы повел себя иначе, признав в руководителе государства любителя сбегать с праздничных приемов? Очевидно, он уже порядочно перебрал с алкоголем, что безошибочно читалось в раскосых глазах цвета Средиземного моря, и на это невозможно реагировать спокойно, даже если ты неодушевленный предмет.

«Неодушевленный предмет» – так он, кстати, ещё не раз назовёт меня в компании своих дружков-политиканов

А пока он вальяжно откинулся на спинку своего огромного кресла и демонстративно ждал, пока я выдавлю из себя несуразные удивления, глядя немного сквозь: не на супругу, пытавшуюся разрядить обстановку, не в сторону двери, за которой отдалённо шумели высокопоставленные гости… Президент Пятой республики вживую выглядел совсем иначе: с экранов телевизоров всего мира вещал улыбчивый мужчина в безупречно выглаженном костюме, вежливый и учтивый, независимо от ситуации. В реальности же передо мной сидел самый обычный работяга в ослабленном галстуке, уставший и, по меркам высшего общества, безбожно пьяный.

– Ох, Вы уже познакомились? – Бриджит привычно заулыбалась во все тридцать два белоснежных зуба, – до чего же удивительны маскарады, недаром же наши предки настолько любили сие мероприятие! Дорогой, ты ведь помнишь мадмуазель Нину?

– Не-а.

Беспечно и весело объявил Макрон, как будто от этой информации мы должны были впасть, как минимум, в радостный припадок.

– Ох, Маню, ты неисправим, – первая леди со вздохом закатила глаза и отмахнулась от супруга небрежным жестом, – Нина – это настоящий гений, на днях посмотрела картины её руки вживую… Воистину прекрасные плоды симбиоза из творчества американских художников середины двадцатого века и русской живописи девятнадцатого.

– Ах, точно, – Эммануэль склонил голову к левому плечу и слегка насупился, наконец сосредотачивая свой взгляд на оппонентах, а после, не слишком крепко, но уверенно начал подниматься на ноги, – приятно познакомиться, наслышан о Ваших успехах в живописи. Признаться честно, я не силён во всех этих тонкостях мира искусства… За красоту в нашей семье отвечает супруга.

Это был первый его взгляд устремлённый именно в мою сторону. Рукопожатие вышло крепким, а поджилки тогда затряслись от осознания очевидных вещей: кажется, ещё вчера я в гомельской среднеобразовательной школе гадала кроссворды с подружкой Настей в коморке уборщицы, а сегодня уже здороваюсь за руку с самим президентом, о таком и мечтать-то ранее не приходилось.

– Пользуясь случаем, хотелось бы сделать Вам интересное предложение, присаживайтесь, – Эммануэль уселся обратно и кивнул в сторону покрытого красным бархатом диванчика, на котором меня уже ожидала Бриджит, – ни для кого не секрет, что у нашего славного государства не за горами выборы, поэтому мне бы хотелось сделать нечто, что наглядно покажет избирателям мою деятельность в разных сферах… Понимаете, не так давно мы наняли интересного фотографа, но всё это не то, моей предвыборной кампании не хватает некого глотка свежего воздуха…

Кажется, президент ушёл куда-то в философские дебри, судя по тому, что устремил мечтательный взгляд в потолок и снова потянулся за гранёным бокалом с янтарной жидкостью внутри. Сердце моё тогда подсказывало, что дело пахнет чем-то грандиозным, ярким и совершенно новым и, что немаловажно, всё это грозило неплохим заработком.

– В общем, не так давно Бриджит пришла к выводу, что нам стоит попробовать кое-что совершенно новое, чего ещё точно не видели избиратели… Сами знаете, насколько душны все эти агитационные плакаты с громкими обещаниями.

Я от политики человеком была далеким, но даже с обывательской точки зрения всё это избирательное помешательство напоминало цыганский цирк. Однако французская любовь топтаться на одном месте с суровым постсоветским нравом никак мириться не хотела, поэтому пришлось аккуратно спустить политика с небес на землю.

– Прошу прощения, – голос на нервной почве стал сиплым, каждое слово давалось с огромным усилием, поэтому пришлось тихо прокашляться в кулак, – Вы желаете заказать у меня свой портрет в рамках предвыборной кампании?

– Не совсем, – президент зажмурился и мотнул головой, – то есть… И это тоже, конечно, но не только мой собственный потрет. Я бы хотел, чтобы на время предвыборной кампании Вы, милая Нина, стали нашим штатным художником и написали большую серию картин, связанных с бытом Елисейского дворца, моими командировками, публичными выступлениями… Если Вас не интересует подобная инициатива или, быть может, есть какие-то сторонние причины для отказа – не стесняйтесь. Безусловно, мы будем огорчены, но зла на Вас держать никто не собирается.

– Штатным художником, – сердце ушло в пятки, сама не поняла от чего: то ли со страху, то ли в преддверии уникального опыта, отдававшего Версалем и Людовиком Возлюбленным, то ли от мыслей о головокружительном гонораре за такой объём работы, – ох, сэр, для меня огромная честь…

Я тогда готова была поклясться, что только что испытала на себе Восьмое чудо света.

А президент улыбался.

Улыбался пьяно и ярко, как солнышко.

4. Лабиринт Макрона

– Время, на самом деле, есть лучший архитектор. Оно даже унылый доходный дом способно превратить в жемчужину городского ансамбля... Наглядный пример, в своё время парижане демонстрации устраивали против Эйфелевой башни, а сейчас без неё и Парижа считай, что и нет...

– Дорогая, ты необычайно проницательна, – первая леди страны опустила солнечные очки «стрекозиной» формы и приподняла брови, вглядываясь в тонированное окно, за которым мелькали центральные улицы города, – всё никак не могу смириться с тем фактом, что у меня внуки тебе ровесники… У вас в России вся молодёжь такая умная?

– Я не из России, – подобные заявления уже не вызывали никаких эмоцией, ровно как и исковерканная до неузнаваемости фамилия, – Беларусь находится севернее, в направлении Латвии и Польши.

– Ох, прошу прощения, я не сильна в географии всего, что восточнее Евросоюза, – Бриджит весело захохотала, – надеюсь, тебя не задевает моя безграмотность в этом вопросе.

– Нет, что Вы, – я голову рукой подпёрла, подставляя лицо под поток прохладного ветра из кондиционера, – не страшно, на моей Родине тоже частенько путают Латвию, Литву и какую-нибудь условную Ливию.

Наш чёрный «Роллс-ройс» уже поворачивал на внутреннюю парковку Елисейского дворца, которая, в сравнении с моим последним визитом, показалась почти пустой. Со дня сказочного бала в президентской резиденции на тот момент прошла уже неделя, в течение которой я активно шевелила извилинами в попытках придумать концепцию предстоящей серии картин, толком не спала, изрисовала сорок альбомных листов… И вот он, день «X» – сначала предстояло написать полноценный портрет Первой леди, а после, по возможности, обкашлять оставшиеся аспекты и подписать срочный договор. Получается, из иностранной студентки на побегушках я стала полноценным художником-живописцем. Хозяйкой собственной галереи с постоянным рабочим местом. Служебная лестница оказалась веселой штукой, и вот, я на пороге Елисейского дворца без пяти минут в должности штатного художника.

– Можешь расположиться на втором этаже, мы выделили тебе отдельную комнату, – Бриджит захрустела каблуками по гравию, которым был усыпан внутренний двор, – чувствуй себя как дома, моя прислуга – твоя прислуга. Дворецкий проводит тебя, мне нужно забежать на кухню. Как закончим – поужинаем втроём, решим оставшиеся вопросы в неформальной обстановке.

Я коротко кивнула головой и двинулась следом, попутно обернувшись в сторону охранников, что выгружали мои художественные пожитки: огромный чемодан с красками, кистями, растворителями и прочими орудиями труда, мольберт и несколько холстов разного размера. Атмосфера с утра здесь царила совсем иная: во дворце было тихо и очень спокойно, время от времени пробегали здешние «труженики тыла», изредка встречались мужчины и женщины в строгих костюмах, очевидно, прибывшие сюда по рабочим вопросам… В голове сложилась парочка образов, которые следовало бы зарисовать в рамках нового проекта: вот молоденькие горничные-хохотушки повезли тележку с остатками чьего-то завтрака, а позади своей очереди ожидают трое статных джентльменов… Кажется, ничего необычного, но, по всем законам бытового жанра, прекрасное виделось именно в таких мелочах.

– Ёмаё, – как только дверь роскошных гостевых апартаментов за моей спиной захлопнулась, классическое народное междометие вырвалось изо рта, – вот это да…

От собственной нелепости стало очень смешно. Да и, будем честными, часто ли деятелям культуры доводится настолько близко подойти к обществу сильных мира сего? На тот момент мне казалось, что как только предвыборная суета закончится, работа в стенах обители президента весело и вприпрыжку улетит из моей жизни, поэтому нужно брать от такой возможности абсолютно всё.

Как говорится, дают – бери, бьют – беги.

– Бриджит, – скромные пожитки были разложены, а сама я из солидного брючного костюма переоделась в «адидасовский» спортивный костюм, который грозился оказаться безнадёжно испорченным масляными красками, – я готова, можем приступать потихоньку.

К обозначенной комнате на первом этаже я не спешила, хотелось хорошенько рассмотреть хотя бы южное крыло президентской резиденции, куда даже в дни открытых дверей не пускали туристов – в этой части старинного здания обитали его непосредственные хозяева и их гости. Признаться честно, внутреннее убранство вселяло восторг в чисто историческом смысле, когда ты приходишь сюда полюбоваться произведениями искусства, шикарными парчовыми шторами, хрустальными люстрами и прочими прелестями богатой жизни… Однако повседневный быт здешних жителей представить было сложно, это же с ума сойдёшь, если каждый день просыпаться и засыпать в такой обстановке. Наверное, именно поэтому, если верить прессе, супруги Макрон вплотную занялись обустройством загородного замка: расслабить глаз и отдохнуть от всей этой запредельной роскоши на грани разорения.

– Нина? – из размышлений меня выдернул уже знакомый голос, – Вы заблудились, полагаю?

– А? – я обернулась на зов откуда-то из-за спины и вытянулась по струнке, – господин президент! Моё почтение. Нет… То есть, наверное, да. Мне нужно в Золотую гостиную, а я что-то даже лестницу найти не могу, по которой поднималась.

Было слегка неловко, а ещё от первой встречи с горячо любимым россиянками mr. President остался какой-то не слишком приятный осадок. Само собой, ни для кого не секрет, что публичные личности в жизни, а уж тем более в неформальной обстановке, ведут себя совсем иначе… Но как-то не так я себе представляла молодого активного руководителя государства, который в начале срока гонял в футбол с профессиональными спортсменами.

– Ничего страшного, здесь все коридоры на одно лицо, со временем разберётесь, – Макрон мягко улыбнулся, на ходу поправляя галстук, – могу проводить Вас, юная леди. К тому же, я… Хотел извиниться перед Вами за своё поведение в минувшую пятницу.

Президент аккуратно взял меня за руку и оставил на внешней стороне ладони невесомый поцелуй, как бы вкладывая в него свои извинения за пьяные непотребства в первую нашу встречу. По телу пробежалась гора мурашек, и я на минуту застыла, обескураженная подобным жестом со стороны настолько влиятельного человека. Хотя в высших кругах это поди было обычной практикой, не то, что у нас в селе.

5. Клякса

Парижанки являются на свет со своими пороками, но чудная фея придает всякому пороку прелесть и чары.

Эта фея — грация.

Супруга президента Французской республики олицетворяла это изречение Генриха Гейне настолько, что отказ ей в написании портрета был бы не просто кощунством, а настоящим преступлением против государства. Госпожа Макрон сидела на обитом бархатом стуле в томной позе, закинув ногу на ногу, светлые волосы рассыпались по смуглым плечам со строго очерченными ключицами, а солнечные лучи крайне удачно подчеркивали черти её лица. Возраст, безусловно, определённым образом сказался на её внешности – помню, перед поездкой во дворец долго гуглила фотографии из разных периодов её жизни, однако из молодой роковой красотки она превратилась в сильную, но в то же время утончённую женщину, полную жизненной энергии и, кажется, способную дать фору девчонкам моего возраста.

– Сейчас придётся прервать нашу чудную беседу и совсем не двигаться, – я выглянула из-за мольберта сильнее обычного и прищурила левый глаз, примерно прикидывая расположение теней на лице первой леди, – свет чудесный попался, нельзя такой шанс упустить.

Счёт шёл на минуты, потому что на небе то и дело очень некстати появлялись небольшие облака и тучки, этот самый великолепный свет всё грозившиеся сбить. Шёл уже шестой час непрерывной работы, мы уже обсудили абсолютно всё, что только можно и нельзя: и их с президентом лавстори, и собственные взгляды на искусство, и особенности взаимоотношений в кругах французской «аристократии»… Бриджит оказалась человеком лёгким в общении, но в то же время начитанным и уверенным в себе, точно как бабушкина подруга из моего детства, что приезжала к ней, кажется, из Польши.

– Детка, как долго тебе ещё предстоит работать? Признаться честно, я слегка утомилась, – леди Макрон слегка заёрзала на месте, но оно и понятно, потому что сидеть семь часов подряд для неподготовленного человека было задачей практически невыполнимой, так что для первого раза она держалась молодцом, – но я не тороплю, ни в коем случае.

– Минуточку, – последние мазки легко ложились на покрытое масляной краской полотно, сливаясь в единую систему из бликов, теней и рефлексов, – минуточки не хватит… Но ещё чуть-чуть. Вы настоящий герой, мадам, я Вами горжусь.

Весело подмигнув первой леди, я продолжила заниматься своими святыми обязанностями чуточку быстрее, чем раньше.

– Это какой-то сумасшедший дом, – с ближайшего лестничного пролёта послышались громкие возмущения, – никакой организации, почему так сложно было держать наготове эти чёртовы носки?

– Господин президент, ради всего святого, – позади Макрона бежала невысокая полненькая горничная, – найдём мы Ваши носки, не переживайте так…

Оба вихрем пролетели мимо, предусмотрительно обойдя мой мольберт десятой дорогой, чтобы ничего не испортить ненароком.

– Это, – я убрала кисточку подальше от полотна и тихо гыгыкнула, – это что такое было?

– Это? – Бриджит со вздохом подняла глаза куда-то в сторону потолочной фрески, – это большой и страшный руководитель нашей могучей ядерной державы. Нормальное явление, не обращай внимания. Пусть это останется между нами, я порой так устаю от его суетливости… С возрастом он становится всё невыносимее.
– Ну, ничего не поделаешь, моя бабушка говорила, что первые сорок лет жизни мальчика самые тяжёлые.

– Ох, милая, Вы снова чертовски правы, но на моего благоверного это не распространяется, – первая леди выразительно захохотала, – ладно, у всех свои тараканы в голове, эта тема лучше пойдёт в рамках посиделок за бокалом игристого. Организуем, как-нибудь.

Сердечко приятно ёкнуло от мыслей о том, что супруге самого президента приятно проводить со мной время и делиться даже сокровенными вещами. Подумать только, мы ведь недели полторы от силы знакомы, а ощущение, будто целую вечность.

– Вы всё работаете? – из-за спины снова послышался голос известного происхождения, но уже в разы спокойнее, чем во время предшествующей его появлению гневной тирады, – красота требует жертв, безусловно.

Когда Эммануэль бесцеремонно выглянул из-за моего плеча, сердце моё ушло в пятки, а рука дрогнула и едва не испортила и без того не лучший за сегодняшний день блик.

– Сэр, – я кашлянула, ощущая на себе горячее дыхание, прямо как в каких-то дамских романах для не особо одарённых, – могу я попросить Вас впредь так не делать? Так и до инфаркта недалеко, это как минимум.

– Оу, прошу прощения, – Макрон отошёл на безопасное расстояние и неловко почесал затылок, – что-то я… Не подумал, признаться честно. У Вас чудесный художественный почерк, леди. Вы не будете против, если я понаблюдаю за процессом?

– Да, пожалуйста, – я с долей смущения потерла щёку и таким макаром испачкала её синей краской, – только, пожалуйста, не подходите так близко.

– У Вас…

– Эммануэль, – Бриджит без лишнего стеснения одернула супруга резким вмешательством в разговор, – пожалуйста, дай Нине закончить работу, это кропотливый труд, в котором нет места отвлекающим факторам.

– Да-да, конечно, просто, – в следующий момент я выпала окончательно, потому что президент бесцеремонно, хоть и очень аккуратно взял меня за подбородок одной рукой, а второй вытащил из кармана платочек, которым вытер остатки краски с щеки, – в столь юном возрасте не стоит тереть кожу лица растворителями, лучше стереть, пока краска не засохла.

Стоит ли говорить о том, что в горле намертво встал ком, из-за которого было ни вдохнуть, ни выдохнуть? Конечно, о тактильности Макрона не успел пошутить только ленивый, но испытывать это на себе… Это уже что-то из мира фантастики. Внутри расплескался целый фонтан из разных эмоций: смущение, какой-то странный детский восторг, смешанный с долей испуга и отвращения из-за такого близкого контакта с малознакомым человеком прямо на глазах его второй половинки.

Но, как бы то не было, в тот момент хотелось расплыться в тёплую лужицу и уползти в ближайшую канализацию, подальше от президентской семьи и их сумасшедшего дома, именуемого почему-то «Елисейским дворцом».

6. Ужин

– Пожалуй, на сегодня всё, – затёкшая спина громко хрустнула, стоило мне наконец выпрямиться, – тут дело за малым осталось, чисто технические аспекты, которыми я не смею Вас утруждать.

– Ох, ну и работа у тебя, дорогуша, – Бриджит с трудом поднялась со своего импровизированного трона и поспешила к мольберту, – нельзя юной леди так сильно сутулиться, это очень вредно для здоровья. Знаешь что? Я запишу тебя к своему остеопату, возражений не принимаю.

– Я не сутулилась, мем, – да уж, вот бы госпожа Макрон диву далась, увидь она меня в по-настоящему скрюченном положении, – волей-неволей приходится изгибаться, дабы выполнить работу по-настоящему качественно. К слову, в художественных университетах в рамках «академического рисунка» крайне критично относятся к осанке, но мне, как видите, не помогло.

Мы обе весело захохотали, а стоявший чуть поодаль Эммануэль лишь заулыбался одним уголком губ, разглядывая портрет, как мне всегда казалось, горячо любимой супруги. Как же я, чёрт возьми, ошибалась, когда тешила себя надеждами о том, что люди действительно могут любить друг друга настолько долго и крепко, но это уже лирическое отступление.

– Милая моя, это настоящее произведение искусства, – первая леди с детским восторгом рассматривала свой ещё не дописанный портрет и, казалось, из глаз её от восхищения готовы полететь искры, – как же мне повезло тогда заглянуть в твою галерею… Я ведь действительно была в том бизнес-центре по деловым вопросам, Эммануэль не даст мне соврать.

Мадам Макрон продолжала заваливать меня комплиментами, прямо как в первую нашу встречу. Слова её грели душу и бальзамом обволакивали потрёпанное творческое сердечко, а всё потому, что были воистину искренними.

– Что думаете, господин президент? – я глянула в сторону сложившего на груди руки лидера Французской республики, что всё также молча с прищуром рассматривал картину, будто пытался найти к чему бы придраться, – я прошла кастинг в Ваш предвыборный «генштаб»?

– Подписываюсь под каждым словом Бриджит, – президент наконец растворился в свойственной ему мягкой улыбке, – я не столь многословен в отношении искусства, потому что иной раз не хочу ляпнуть нечто неуместное, не принимайте на свой счёт. Как говорится: «и глупец, когда молчит, может показаться мудрым, и затворяющий уста свои – благоразумным».

Ага, если переводить с философского на житейский – «молчи – за умного сойдёшь», но вслух этого произносить мы, конечно же, не станем. Помню то странное чувство сомнения, разливавшееся внутри огромным нефтяным пятном: а хочу ли я работать с настолько серьёзными людьми? Признаться честно, Эммануэль скорее разочаровал меня, а вот Бриджит превзошла тогда все мои ожидания.

Впрочем, я и сегодня придерживаюсь той же позиции.

Ведь я всё ещё неодушевлённый предмет, а он в последнюю нашу встречу смотрел немного сквозь.

– С огромной радостью приглашаю Вас в свою команду, а пока предлагаю Вам, милые дамы, отвлечься за ужином от дел государственных и творческих. Кухня обещала обеспечить нас улитками в чесночном соусе, лично я от этой перспективы в восторге.

– Нина, милая, ты ведь не откажешь нам в ужине? А завтра утром завершишь наше с тобой детище со свежей головой, а сегодня тебе точно не помешает еда и здоровый сон. Знаю я, как вы, молодые и творческие, к режиму относитесь.

– Ох, ну, – отказывать было бы полным бескультурьем в отношении президентской четы, – я с радостью составлю Вам компанию за ужином, но на ночь, пожалуй, остаться не смогу, нужно решить парочку вопросов по части предстоящей выставки… Сами понимаете, там бумажной волокиты больше, чем непосредственно творческой части подготовки.

– Я всё же настаиваю, тебе в любом случае придётся мчаться сюда сломя голову завтра утром. Но, если дела такие уж срочные…

– А мы её никуда не отпустим, – Макрон прервал супругу на полуслове и весело подмигнул мне, – можем себе позволить.

***

Спустя n-ое количество часов, проведённых за длинным обеденным столом, чета Макрон таки окончательно убедила меня в том, что положение моё безвыходно и, хочу я того или нет, придётся остаться на ночь. Будем честными, я не особо сопротивлялась, больше для вида решила покозлиться, чтобы уж совсем пустословной тютей в глазах сильных мира сего не показаться.

– Нина, а что-то мы всё о делах, да о делах… Расскажите о себе, – Эммануэль, порядком выпивший, откинулся на спинку стула во главе стола, – фамилия такая у Вас интересная… Чёрт язык сломит, пока выговаривать будет.

– Ну, – я приложилась губами к очередному фужеру игристого, которое мне весь вечер радостно подливала первая леди, – я из Беларуси, окончила девять классов школы, художественное училище, институт в Петербурге, потом поступила в Академию изящных искусств… А там уже понеслось и закончилось французским гражданством. В принципе, обычная история всеми нелюбимых мигрантов.

– Ах, Беларусь… Лёгкие Европы, чудесный край. Мигранты… Ну, а что поделаешь, – Эммануэль задумчиво покрутил свой бокал, наблюдая, как плещется искристая жидкость внутри него, – мигрирующие товарищи сами создали себе не самый лучший бэкграунд своим поведением… Однако, это ни в коем случае не делает абсолютно всех плохими, просто так работают стереотипы – судят по большинству.

– Ну, вопреки стереотипам, в России не ездят на медведях, а в Беларуси не питаются одной картошкой. Только вот разница в том, что на медведях никто никогда и не ездил, насколько мне известно, а вот с картошкой вопрос спорный…

– Ну ладно Вам, увольте. Подобного рода стереотипы во всех странах есть, мы же с Вами не питаемся одними лишь круассанами? А в Италии нет поголовного алкоголизма и далее по списку.

– Ладно-ладно, – я подняла руки в капитулирующем жесте, – Ваша правда, господин президент, не буду спорить.

Бриджит в это время подняла вверх очередной бокал.

– А у меня родился тост, – женщина горделиво вскинула подбородок, – за медведей, картошку и круассаны!