Эвиан: Путь к себе

Глава 1. Побег

Я пробуждаюсь ото сна, открываю глаза и сладко тянусь, ощущая под пальцами шёлковые простыни – «подарок» тётки за примерное поведение, шелк холодный и скользкий, как змеиная кожа...Солнечные лучи, пробиваясь сквозь решётку окна, рисуют на каменном полу полосатые тюремные тени. Из узкой форточки - той самой, что я прозвала «щелью для кормежки» - доносится переливчатое пение пушняг. Глупые хохлатые птицы свили гнездо прямо на прутьях моей клетки. Сегодня их трели звучат особенно настойчиво, словно шепчут: «Проснись и пой!».

Какой всё-таки чудесный день... Мог бы быть.

Я ветром передала им крошки вчерашнего хлеба. Слабые порывы ветра всё ещё отзывались на мои просьбы, но приходилось поднапрячься. Кольнуло болью фаланги пальца…И ладно бы мои старания не прошли даром – но – зажравшиеся пичуги клевать не стали.

- Какие вы бессовестные. – беззлобно упрекнула я птиц.

- Кур-лы-лы…Кур-лы-лы… - послышалось мне в ответ.

- Давайте еще разборки устроим о качестве питания… - бурчала я, скорее сама себе, чтобы окончательно проснуться.

Услышала скрип отворяемой двери -

бессловесная служанка, как обычно, зашла без стука – принесла таз с ледяной водой, презрительно глянула на птиц перед уходом. Крошек ей жалко, что ли?

Я плеснула в лицо водой - ах, как бодрит! Щеки на обычно бледном лице загорелись. Расчесывая густые волосы, мысленно ворчала – в книгах, что я читала в нашей библиотеке, пленницам высокого ранга положена личная подружка-горничная. Каштановый цвет волос мне нравился, но густота… С ней было тяжело справиться в одиночку. Затем усмехнулась – нашла о чем переживать в моём-то положении...

Я почти позволяю себе погрузиться в темный омут печальных мыслей, но грохот водопада, обрушивающегося вокруг нашего горного замка, наполнил воздух мощным гулом. В клетке ли, на свободе ли – этот звук всегда приносил мне успокоение, выдергивал из забытья обид.

Согласно старинным легендам, история водопадов начиналась с любви. /легенду можно пропустить/

***

Верховная Селарисса, выбрала в мужья изгнанного из пантеона за чрезмерное вмешательство в жизнь людей бога-шута Аэриона. Меня всегда интересовал их союз – что нашла мудраяСеларисса в ветреном и переменчивом Аэрионе? Я любительница романов, но даже понимая, что такое любовь, мне было странно. Может быть, дело было в том, что я не знала, что такое любовь в настоящей жизни и на что она могла сподвигнуть? Казалось глупым покинуть обитель бескрайних водопадов, где прежде жила Покровительница воды и тайных знаний.

Мне приходила мысль, что если она и влюбилась, то это должен был быть Хранитель Знаний - Иероф. У них ведь столько общих тем для разговоров – даже паства общая! Ученые, искатели правды, философы, маги и магини.

Однако она последовала за смешливым Аэрином, которого свергли Силы Баланса. Они оставили минимальный запас магических сил, чтобы он смог обустроиться в человеческой жизни. Мне всегда нравились Силы Баланса, они не были жестоки – лишь справедливы.

Аэрин и его многочисленные братья возвели огромную горную круговую местность в бескрайнем клеверном поле, куда я часто бегала с родителями в детстве. Часть поля провалилась в бездну, а над зияющей пустотой вникуда появились скалы.

Они устремлялись крутыми виражами в небо и построить замок для человеческой жизни Аэрион не мог – гигантские прямоугольные монолиты не позволяли создать жилище. После кары Равновесия ему не хватало умений и сил, чтобы удержать замок от падения.

И он обратился к Демиарису – покровителю творцов и защитник свободы воли. Любящий дурака-брата Демиарис превзошел себя. Он сотворил величественный замок, словно выросший из сердца каменных блоков. Его стройные шпили и изящные арки летят вслед за скалами, словно наперегонки – кто быстрее доберется до небес? Стены замка Демиарис сделал белыми и серебристыми в честь уважения к Селариссе. Иногда я ходила по замку, гладила его и шептала ему свои обиды, представляя, что Демиарис слышит меня.

Селарисса привнесла часть своей эфирной обители в новую человеческую жизнь. Одно движение руки – и со скал обрушились могучие потоки воды. Замок она оградила куполом, чтобы он не пострадал от ниспадающей мощи. А пространство бездны наполнилось водой. Все в замке знали: упадёшь туда - не выплывешь, будь ты хоть духом Воды.

***

Так родился наш замок Элинвель, наследие союза водной Селариссы и воздушного Аэрина.

Вросший в скалы и одновременно вырастающий из ниоткуда, летящий над пропастью бескрайнего озера, осыпанный тысячами брызг и одновременно сухой.

Спустя столетия уже получеловеческие потомки построили идущий от замка белоснежный мост к обрубленным полям, соединяющий мир людей и убежище богов.

И в Элинвеле я слушаю песни этих водопадов, в которых мне чудится нежный голос Верховной Селариссы. История моего рода частенько заставляла меня задуматься, замечтаться, почему такое величие угасло? Какие были предпосылки? Могли бы мы это предотвра...

- Б-б-бооом!!!

Часы громыхнули, отсчитав 10 теней.

Я подскочила на кровати от резкого звука – пропав в своих мыслях я совсем забыла о сборах, тьфу! Служанки иногда посмеивались, когда я в очередной раз отлетала в свои мысли то ли за приёмом пищи, то за прогулкой. "Не от мира сего" - шептались они... Я не обращала внимания на глупые сплетни, было жаль глупышек. Ведь у тётки была одна привычка - лишать языков тех, кто слишком много знает.

Сегодня я не уделяю особого внимания внешности. Две пушащиеся косы на плечах, чистое, скромное платье из темного материала и надетая на лицо маска вежливости. Было бы жаль надевать свои еще не изношенные платья, чтобы пойти отбывать наказание за ссору со служанкой. К сожалению, отсутствие языка не сделало ее менее сварливой, и я освоила язык жестов – исключительно для ругани. У меня вообще был занимательный набор навыков, благодаря моему особенному другу.

Моя надзирательница всегда следила за моим внешним видом – любимые штаны и рубашки с жилетом были строго запрещены, слишком «вольнодумно». Я знаю почему ей не нравилась такая одежда. И даже понимала – такие наряды напоминают ей о матушке. Но она вспоминала со злобой, я же с – печалью.

Глава 2. Координаты

Переход с пригорка, утопающего в ароматном клевере, в сырую низину у леса выжимал из меня последние силы. Я не привыкла к долгим переходам — спотыкалась почти на каждом шагу. Мы избегали крестьянской дороги, петляя по крутому склону — здесь было меньше шансов встретить кого-то, кто мог бы узнать беглянку из Элинвеля.

Пот стекал по спине ледяными ручейками, пропитывая платье насквозь. Каждый вдох обжигал лёгкие, а ноги горели огнём. Тело умоляло о пощаде, но я стиснула зубы и продолжала идти, стараясь не оглядываться на багровое зарево, поднимавшееся над родным замком.

Я завистливо смотрела на Инь-Иня, беспечно парящего рядом. Духам неведомы ни усталость, ни голод, ни этот проклятый зуд от натёртой кожи.

— Вот этот куст обойди... А то распорёшь вещи, — предупредил наставник.

Послушно обогнула колючий кустарник. Из-под ног выпрыгнул возмущённый сверчок, и его стрекот разнёсся по полю, как обвинение: «Беглянка!»

Сердце кольнул стыд. Я оставила дом... Иногда казалось, что он всё ещё слышит меня. В верхних залах астрономии, где вместо дверей были летящие шторы из волшебного материала, они сами распахивались передо мной — и мгновенно схлопывались, стоило появиться тётке. Геонарра пыталась распороть их ножом, но безуспешно. Что может сделать против эльфийского тюля обычный клинок? Будто в ответ на мои мысли, кулон, который я в спешке повесила на шею, стал греться. Усталость не давала мне углубляться в причины этого, греет - и хорошо, бесплатный обогреватель...

— На библиотеке стоит мощнейшая защита, — заговорил Инь-Инь, заметив моё подавленное молчание. — Даже если всё сгорит, она уцелеет. У тебя всегда будет, куда вернуться, дитя.

Я благодарно ему кивнула.

Инь-Инь бурчал:

- Что-то ты слабовата для побегов...Гммм...Изба Берна должна быть где-то здесь... Или здесь...

Мы уже спустились с холмов, но вместо обещанной дубовой рощи перед нами раскинулись бесконечные поля. В лунном свете трава переливалась серебром, а горизонт отделялся чёрной бездной.

В груди посеялось тревожное зерно сомнения. Я слепо доверилась Инь-Инь — но ведь он, как и я, десятилетиями не покидал замка.

Вдруг Инь-Инь резко остановился, и я прошла сквозь него. Обычно он ворчал, когда я делала так, но сейчас лишь хмурил несуществующие брови.

— Здесь должны быть леса... По карте... Я не понимаю, — прошептал он.

Я почувствовала вспышку его искрящегося страха и смятения. Но усталость была так сильна, что уже не понимала — его это чувства или мои собственные. Я почувствовала как раздражаюсь:

— Ты же сам десятилетиями не выходил из замка! — прошипела я. — Откуда у тебя такая уверенность, что мы найдём дорогу к Берну?

Инь-Инь замер, бормоча рассеянно:

— Согласно карте... старой... очень старой.

Из груди вырвался смешок. Дьялли, конечно же мы заблудились. Вместо рощи — голое поле. Может, и дождь начнётся, чтобы картинка была полной...

Продумывать маршрут побега стоило заранее, чтобы не угодить в ловушку, но времени тогда не было.

— Нам нужно переждать ночь, — голос Инь-Иня растворился во тьме, словно дым от костра.

— Да, учитель...

Тело казалось чужим, мокрые волосы тянули лопатки к земле. Хотелось быть чем, да хоть травой — лишь бы лечь.

Я без слов сбросила рюкзак и опустилась на землю. Здесь пахло не клевером, а ромашкой. Я не дома. Я ушла — вникуда... В груди защемило от волнения: может, у нас получится? Стану ли я вольной жительницей? Я ведь маг, пусть и слабый, но умею управлять воздухом, иллюзиями... Хоть что-то из этого точно поможет заработать на жизнь!

Я хмыкнула: мы заблудились, припасы почти на исходе, Инь-Инь паникует, а я думаю, что у нас всё получится — с таким-то предвкушением. Не дура ли?

Разбирала рюкзак, пока Инь-Инь восстанавливал силы. Его питали воздух и вода — благо, они есть везде. Физически он слился с воздухом, будто ужинал.

Пора и самой оценить, что удалось схватить в спешке: хлеб, орехи, вода. Всё на два дня, не больше. Я привыкла недоедать, но никогда не тратила так много сил за день. Побег из замка — марш-бросок по горе... Всё это выматывало. Хотелось проглотить всё сразу, но останавливала мысль: может, это не первый день скитаний.

Съела горсть жирных орехов, запила водой. Хотелось ещё, но сдержалась. Рюкзак — под голову, трава — вместо шёлкового белья моей постели.

А над головой — тысяча тысяч звёзд. Они сияли, словно говорили: «Ты на правильном пути.» «Не сдавайся». «Ты справишься».

Я выискивала глазами бегущую звезду. Говорили, по ней мчатся Серг и Джулио — боги странников и влюблённых, что никогда не стоят на месте. Я верила — увидеть их к удаче. Наконец, яркая звезда пронеслась по небу, и на душе стало чуть теплее. Можно засыпать — мы на правильном пути, боги рядом.

Может, сейчас я мерзну, есть тысячи вероятностей моей гибели, но этот миг, когда звезда перечеркнула небо, мне дал надежду. Или укрепил то, что во мне всегда было?

С этим ощущением я провалилась в беспокойный сон, где багровое зарево пожара смешивалось с воем волков...

Проснулась от горячего собачьего дыхания и ощущения чужого взгляда. Рядом стояли две косматые чёрные собаки, ронявшие слюну на траву. Надо мной возвышался хозяин — черноволосый, грязный, опирающийся на посох с острым концом.

Но в его чёрных глазах были бельма: он был слеп. Всё ещё вооружён и страшен.

Гость ощупал воздух перед собой и скривился:

— Какого Дьялли оборванка забыла в кладбище моего леса?!

Собаки рванули ко мне, вторя хозяину мрачным рычанием. Я, преодолевая дрожь в руках и коленях, приподнялась, стараясь не делать резких движений:

— Мир вашему лесу, Путник...

— Мир? Лесу?! Где ты видишь лес, насмешница? — вскричал леший, как я его немедленно прозвала про себя.

Я заметила, как он нервно тёр большой палец о рукоять посоха - что-то в этом было знакомым. Страх холодил сердце, но оглянулась — вокруг одни пни. Это и были дубы... Мы дошли до рощи.

Глава 3. Знакомство

Глава 3. Знакомство

Прошло 2 месяца.

В том трактире, что я выбрала на сегодняшнюю ночь, было шумно, грязно и дымно. Низкие потолки, почерневшие от копоти, давили на голову, а под ногами скрипел слой опилок, пропитанных пивом и чем-то кислым. Столы, выдолбленные из грубых дубовых плах, были исцарапаны ножами и украшены похабными надписями. В воздухе висел густой запах перегара, жареного сала и чего-то сладковато-гнилостного — наверняка дурман-трава, которую здесь курили открыто. По углам копошились сомнительные личности: орки с клыками, обмотанными медной проволокой, гномы с бородами, заплетёнными в грубые косы, и парочка людей с глазами, блестящими от алчности и дешёвого хмеля. То, что надо, чтобы затеряться беглецу, и то, что надо, чтобы напугаться мне, выросшей в тотальной изоляции.

Я пыталась стереть отпечаток наивности на моём лице, но всё равно он всплывал, даже с мороком внешности. Выходило очень странное сочетание: гномка неопределённого возраста с заросшими бровями и доверчивым взглядом. Хоть я понимала, что это ради моей безопасности, пугаться своего отражения мне порядком поднадоело. Однако сейчас маскировка давала ощущение безопасности. Берн был прав — ходить и светить своим лицом я не могла.

В трактире пахло перегаром, жадностью и чем-то незаконно сладковатым. Здесь сбывают дурман-траву... О Пресвятая! Не думая, позвала:

— Инь-Инь... — и тут же осеклась.

Ещё пребывая в хижине Берна, мы с ним выяснили, что постоянно находиться рядом он не сможет. Чем дальше от Элинвеля, тем больше энергии ему требовалось для воплощения. Сейчас с Инь-Инь я могла поговорить только когда оставалась одна. Я давала ему свою энергию крупицами — хватало, но на постоянной основе такой способ подпитки мог привести меня к истощению. Энергии воздуха и воды хватало только на поддержание его основы, поэтому я лишилась своего постоянного компаньона. Но привычка звать его во всех ситуациях осталась.

Я нахмурилась — истинно гномские брови наползли на глаза, нос зачесался. Пытаясь не глазеть на орков, которые яростно спорили на своём диалекте, я жевала безвкусные холодные овощи. Вся обстановка не р��сполагала к спокойному ужину, но больше всего меня беспокоило ощущение наблюдения. Даже моя спина могла поклясться, что кто-то ��мотрит на меня. Или клялась моя паранойя? Я нахмурилась. Эта пивнуха откровенно меня пугала, но здесь я могла найти нужного человека.

Спустя пару проглоченных овощей я поняла, что ошиблась. Человека не найду — а проблемы с лёгкостью.

К столу подошёл очевидно нетрезвый гном.

— Леди... — омерзительно захихикал "соплеменник". — Могу ли я скрасить ваше одиночество?

Взяв самый низкий тон, на который я могла быть способна, ответила пренебрежительно:

— Катись в скважину, подонок. Не мешай жрать. Поищи баб за монеты.

Инь-Инь — благородное, осторожное и вежливое существо. Грубость он не переносил в любом виде, и когда мне приходилось соответствовать выбранному образу, мы с ним дружно кривились про себя, как от зубной боли. Я почти услышала его обречённое: «Откуда нахваталась тольк��...»

Выбранный мной ответ не сработал, конечно.

— А зачем мне бабы за монеты, когда есть ты? — нагловатый оскал, несвежее дыхание.

Каков кавалер подобрался отважный. Даже брови на носу не смутили.

Мне стало обидно за личину (гномки не виноваты в своей генетике!), ответ вырвался быстрее, чем я его обдумала:

— А что, и оплатить не в состоянии себе компанию на вечер? Почему ты тогда думаешь, что будешь интересен кому-то бесплатно? — и тут же прикусила себе язык.

Интересное наблюдение — когда я стала носить маску, во мне выросло бесстрашие. Инь-Инь уточнял — мол, безнаказанность. Факт оставался фактом: происходящее я воспринимала как будто была не прямым участником, а наблюдателем. Это чувство я заметила ещё при пожаре. Как будто я играю в куклы сама с собой — принимаю решения, которые влияют на жизнь в забытьи, в тумане. Может быть, это было потому, что я уже плевать хотела на свою жизнь?

Словно в ответ на мои мысли, гном нетерпеливо стукнул по столу кулаком. Упрекнуть в безденежье самый бережливый на злато народ — это был прямой и очень быстрый путь к драке. Да и витать в облаках, забыв о гноме при споре — так себе затея.

— Ты погляди, какая. У самой морда — что каменная кладь в Изастане, а норов ещё смеет показывать. Я тебе внимание оказал, честь можно сказать. А она противится! — негодовал претендующий на моё сердце гном.

Чем дальше он бухтел, тем более горячился.

Я же, в свою очередь, поняла, что с недоеденным ужином можно прощаться, а возможно, и с ночлегом. Про поиски проводника молчу. Как же мне полагаться на саму себя? Почему без Инь-Инь я становлюсь какой-то неуправляемой версией себя?

К гному присоединились единомышленники (собутыльники), которые костерили мою персону и стали толпиться у вросшего в пол стола, чтобы «вправить мозги». Я же, в свою очередь, работала локтями и стопами, пробивая себе путь к выходу. И да — бегство это выход.

Вдруг неудавшийся женишок схватил меня за ветхую косу.

— Куда собралась, крыса?

Меня окатило такой болью, будто на кожу головы насыпали раскалённых углей. Я взвыла от злобы гнома. Эмпатия сработала не в мою пользу — его гнев передался мне, глаза стал застилать алый, как кровь, гнев.

Не успев вынырнуть из злобы гнома (да ещё какой, что я ему сделала в конце концов?), я совершила очередную ошибку — вцепилась дрожащими руками в его бороду железной хваткой. Тем самым усилив контакт. Первое правило эмпата — никакого телесного контакта, когда есть духовный! Рискуешь раствориться.

В глазах вдруг помутилось на секунду — перед тем как погрузиться в его сознание, представила укоряющий голос Инь-Инь: «Доигралась...»

Глава 4. Старый друг

После неловкого клятвообмена мы сидели у костра, слушая, как потрескивает на углях наша скромная добыча. Инь-Инь, кажется, копил энергию — или всё ещё дулся на меня за то, что я так быстро согласилась на условия наемника.

Сам он молча начищал клинок, изредка бросая на меня взгляды, в которых читалось лёгкое раздражение. Вечерний холод пробирался под кожаную куртку — предосенью всегда было днем тепло, а вечером студено.

— Раз уж договорились, — наконец нарушил тишину Сёта, проверяя мясо, — расскажи о себе. Мать ищешь, да?

— Да, — ответила я осторожно.

— А родня в курсе?

Я покачала головой. Тётку это не волнует — проверяла.

Когда закончилась суматоха с пожаром, она ворвалась в избу Берна, орала, что ему придётся бабушке мое исчезновение объяснять. Я пряталась в подполе и слушала её яд — мол, сама скоро с повинной вернусь. Ушла, хлопнув дверью так, что стены затряслись. Бедная изба... Тетка боялась, что бабушка вышвырнет её из Элинвеля — места силы и престижа — на поиски ненавистной племянницы отправит.

Позже Берн узнал: тетка объявила, будто я уехала учиться в обиталище Огня Кардарис. Мне это было на руку. Довольно этой семьи... Раз всех устраивает ложь Геонарры — пусть так и будет.

Сёта тем временем разглядывал потрёпанный листок.

— 3.10.11.29, — пробормотал он. — Не озеро... Деревня рядом. Ты точно туда?

— Не знаю... Это всё, что у меня есть. Раз деревня — сначала туда, потом разберусь. Но раз уж секретами делимся... — я сделала паузу. — О себе расскажешь?

— Заказчиков не трогаю, — усмехнулся он без злости. — Хорошо, что хоть сейчас спохватилась. А то с планированием у тебя, я смотрю, проблемы. Говорю на берегу: вместе дойдём до координат, дальше расход. Искать твою матушку, если её там не окажется, я не намерен.

Щёки мои вспыхнули. Как объяснить, что в его ауре не было привычной мне опасности? Только усталость и что-то... надтреснутое. А планирование... Какое планирование, когда мне нигде нет места? И матушка...Я не чаяла надежды, что она жива. Я надеялась, что найду хотя бы ее след. Хотя... может, позволить себе верить?

— Часто магические взломы требуются? — сменила я тему. Всё-таки моя обязанность...

— Редко. Обычно без них. Твоя помощь понадобится один раз — и мы в расчёте.

— А защита? — я криво улыбнулась. — Печать взломаю, меня поймают, а содержимое мне и не нужно. Глупо получится.

Про себя подумала: бабушка, конечно, вытащит. Но стыда не оберёшься...

Сёта резко парировал:

— У нас договор. Ты под моей защитой.

Я задумалась, сжимая кулон матушки. Теперь, когда спешить не нужно, сомнения подкрадывались сами. Но ради неё я готова на риск. Впервые после одиночества у меня появилась цель — не просто пережить день, не избежать наказания, а настоящая цель.

Сёта подбросил в костёр веток. Пламя ожило, осыпая нас искрами. Сверчки оглушали стрекотанием.

— Расслабься, — строго сказал он. — Врагом не стану. Умойся и спать ложись — завтра рано в путь. Припасы нужно обновить.

— А тебе зачем туда, в то место? И, Сёта... — набралась я смелости. — Ты в трактире что-то украл? — кивнула на его холщовую сумку.

Волна — тяжесть, обида, злоба, ненависть, непонимание — накрыла меня. Едва не вскрикнула, но сдержалась.

Снаружи ничего — только мои внутренности горели. Сёта лишь нахмурился:

— Иду забирать своё. И забрал своё.

Я вскочила, сделала несколько шагов, стараясь не показать, как его боль ударила по мне. Земля поплыла перед глазами. Присела, чтобы не рухнуть. В этих чувствах... не было стыда. Или он просто бессовестный? Своё? Уточнять не стала - ответа мне не светит.

— В порядке? — Сёта уже был рядом, подставляя локоть. В его низком голосе — неподдельная тревога. — Воды принести?

Я оперлась на его руку, чувствуя его беспокойство — открытое, не скрываемое. Было... приятно, что кто-то переживает. Но я явно заглянула не туда.

— Устала, — поспешно сказала я, отодвигаясь. — Драка, гномы, портал... Сам знаешь, не самый обычный день.

Сёта не отводил взгляда.

— Для домашних птах — да, — ответил он без насмешки. Только серьёзность. — Смотри не грохнись — тащить тебя не стану. — Сказал как учитель непослушному ребёнку. — Постелю тебе. Завтра выдвигаемся.

Я попыталась запротестовать — мол, сама справлюсь — но его забота так неожиданно согрела, что я сдалась.

Когда костёр уже тлел, а звёзды зажигались одна за другой, мы устроились на еловых ветках, прикрытых нашими пожитками. Я наконец разглядела того, кому так опрометчиво доверилась.

"Сёта"... Имя звучало как полуправда. Неполное? Фамилия? Он же отверженный — скорее всего, сам себе имя выбрал. Мог врать сколько угодно, но моя эмпатия не обманывала: я знала — с ним безопасно. Даже вопреки логике.

Не касаясь его, я чувствовала отголоски его души — пустоту, смешанную с мрачной решимостью. Эти новые эмоции заставляли сердце биться чаще. Почему сквозь эту пустоту проглядывало что-то светлое? Что-то было не так с его чувствами... Если бы он позволил, я бы заглянула в его душу. Какие мысли там прячутся? И зачем мне помогать отверженному?

Стукнула себя по лбу — хватит нести чушь.

Танцующие тени от огня скользили по его лицу, подчёркивая благородные черты. Глаза — чёрные, как полированный обсидиан, острые, как клинок — сейчас были закрыты. Спал? А я продолжала разглядывать, не в силах остановиться.

За время странствия из Элинвеля в сопровождении Берна я повстречала кучу людей — толстых торгашей, беглецов с мутными глазами, усталых путников. Были и приятные: барды с мягкими руками, знавшими только струны, сказители с плавными жестами. Но никто не произвёл такого впечатления. Я изучала его, будто собиралась запечатлеть на холсте. Станет ли он другом?

Шрамы пересекали его кожу, как дороги на карте сражений. Но ногти были ухожены — привычка, от которой не смог отказаться даже в изгнании. Чёрные волосы с синеватым отливом неровно подрезаны — будто он сам отсек их в порыве отчаяния. Восточный обычай? Или необходимость? В книгах писали, что его род носил косы до поясницы. Спрашивать об этом сейчас было бы глупо.

Глава 5. Новый друг

Глава глазами древнего духа Леса

Смешная... Забавная парочка попалась мне сегодня.

Я обошёл этих наивных детей, словно хищник, выжидающий момент для прыжка. Мои пальцы — длинные, с изогнутыми когтями, как серпы, скользили по воздуху, будто сами искали, кого бы задеть, чтобы посеять ужас.

Наше убежище, было сердцем исполинского дерева — древнего, как само время. Его стены, шершавые и тёплые, пахли сырой древесиной и чем-то живым, почти дышащим. Корни, толстые, как змеи, выпирали из земли, переплетаясь под ногами, словно ловушка, готовая захлопнуться. Сквозь трещины в потолке дупла пробивался тусклый свет, отбрасывая тени, что метались по стенам встревоженными духами. Снаружи кроны деревьев ревели под порывами ветра, листья шуршали, переговариваясь о моих новых жертвах.

Иллюзия дома Клиргана рассыпалась в пыль, как сухая листва под сапогом. Эвиан, девчонка, замерла, вращая глазами, пытаясь понять, куда подевалась уютная изба. Её дыхание сбилось, а острый запах страха, исходящий от неё, наполнил дупло, как дым. Она озиралась, а вокруг из ниоткуда вырастали могучие корни, оплетающие пространство.

Небо исчезло под густым пологом крон, гудящих от ветра, словно лес оплакивал их судьбу. Я ухмыльнулся, чувствуя, как их замешательство ласкает мне душу. Мой любимый момент!

Я ткнул когтем в грудь черноглазого Сету, и он отшатнулся, будто обожжённый. Глаза его расширились, но он стиснул зубы, скрывая страх за маской наёмника.

— Умен... — прошипел я, растягивая слова, как яд. — Но пахнешь болью. Старой. Застоявшейся. Как болото.

Его аура была странной — каменная стена вокруг чувств, но трещины уже бежали по кладке, готовой обрушиться. Эмпатический щит, хмыкнул я. Малец на грани безумия, а ещё угодил ко мне в лапы. Вот невезение! Но почему стена рушится? Интересно, кто ему его поставил...Заглушку всех чувств.

Я прищурился, уловив, как его взгляд то и дело тревожно скользит к Эвиан. Он рвётся к ней, будто долг или что-то большее тянет его, как цепь. Смешные. Пытается разрушить магию скованности ради неё. Честь? Долг? Или что-то ещё? Или она щит поставила?

Я повернулся к Эвиан, наклонившись так близко, что она наверняка уловила запах гниющих листьев и медной крови. Мои ноздри дрогнули, втягивая её аромат. Она вздрогнула, её эмпатическая душа уловила мою тьму, и её глаза потемнели от боли — не своей, а моей, отголоски которой она впитала. Сета дёрнулся, шагнув к ней, но я небрежно ткнул в него пальцем, посылая магию. Его грудь сдавило, дыхание стало хриплым, как будто он тонул в смоле. Он схватился за горло, вены на висках вздулись, глаза налились кровью, но он всё равно рвался к ней, рыча, как загнанный зверь. Его мысли, которые я уловил краем сознания, кричали: «Не дам ей умереть. Не из-за меня!».

— А ты... полна горечи, — я скривился, будто отведал прогнивший плод. — Невкусно! Фу! Где страх? Где мольбы о пощаде?

Ужин не задался. Мои леса наводнили элинвельские мародёры. Они вспарывали животы моим деревьям, пачкали грязью чистые ручьи, жгли зелень, оставляя гарь и пустоту. Поначалу я кипел ненавистью, но потом нашёл выход: поглощать их алчные души. Легче лёгкого — принять образ того, что они ищут, и выпить их последний вдох. Каждый такой вдох рождал в моём лесу новое растение. Но эти двое... они были другими.

Я отпрянул от Эвиан, размахивая руками, будто отгоняя вонь.

— Как мне вас поглощать, если в вас нет ничего тошнотворного? Что в вас вообще есть?

Сета пропитан виной, его щит рушится, а она — смирённой безнадёжностью, как будто уже сдалась. Но где сладость? Я замер. Мои лисьи глаза сузились, губы растянулись в хищной улыбке. Давненько не попадалось десерта.

— А нет... подожди. — Я снова приблизился к Эвиан, голос стал медово мягким. — Чувствую... немного радости. Что же это? Такое чистое чувство...

Я закрыл глаза, прислушиваясь к мелодии её души. Веточки, ползавшие по её ногам, вздрогнули и запрыгали, усевшись на её плечах, как встревоженные птички. Эвиан сжалась - её дар уловил мой аппетит.

— Что это за воспоминание я выловил? — Моя маска чудовища треснула, сменившись нелепой растерянностью. — Твоя радость... — я наклонил голову, голос стал тише, почти человеческим, — это... мой лес?

Я засмеялся, но смех вышел натужным. Всё идёт не так!

— Так вот почему вы пахнете иначе! Ты... ты любишь его?

Но прежде чем она ответила, моё лицо исказилось. Рога склонились, в лисьих глазах мелькнула тоска, глубокая, как корни этого дерева.

— Мой лес... — прошептал я, и голос дрогнул, словно кроны под ударом бури. — Они сделали его складом. Приходят с топорами и лопатами, выдирают моих детей-деревья, вытаптывают ягодные поляны... Грабят. Ломают. Ничего не сажают взамен.

Тень скорби окутала меня, но вдруг — вспышка в глазах.

— Но вы... — я посмотрел на них по очереди, — вы шли бережно. Не рвали зря. Ты... — взгляд впился в Эвиан, — ты чувствовала ЕЁ. Почему?

Страх в Эвиан отступил, сменившись тёплым, острым сопереживанием. Она впитала мою боль, и она знала, каково это, когда твою суть меряют лишь по полезности.

— Ваш лес прекрасен просто так, — сказала она, и голос, несмотря на дрожь, был твёрд. — Ему не нужно ничего давать, чтобы его любили. Пока стоят ваши деревья, пока птицы поют в ветвях, а мох стелется под ногами, как зелёный ковёр — он уже благословен.

Я не сводил с неё глаз. Хотел верить, как верил тысячи лет назад жителям Элинвеля. Но они предали меня, пустив мародёров. Они убили ЕЁ! Мой взгляд скользнул к корням дерева, и безумие кровавой пеленой застлало глаза.

Я рванулся к Эвиан, когтистая рука вцепилась в её шею, подняв над землёй.

— Людским словам веры нет! — проревел я. — Ты соврёшь, придумаешь чувства, чтобы спасти свою шкуру!

Эвиан задыхалась, её руки били по моим пальцам, но силы таяли. Кровь сочилась из-под кожи, где когти впились слишком глубоко, её лицо побелело, глаза затуманились болью, которая отдавалась в ней двойным эхом — её собственной и моей.