Часть 1. Падение. Глава 1. Жёсткое приземление

Последнее, что помнила Лили — чувство раздирающего ужаса за Гарри, который плакал за спиной в кроватке, и Волдеморта, надвигающегося неумолимо, как Смерть. Вспышка — и мир заполнил яркий зелёный свет, после которого пришли боль и кромешная тьма.

Невидимая сила тянула Лили сквозь чёрное марево, как резинку; её скручивало и выворачивало, Лили кричала, но не слышала своего крика. В этой ледяной чёрной пустоте не существовало звука или света, не ощущалось время — только безбрежность боли, сквозь которую прокручивало тело и сознание. Лили не знала, как в таком состоянии смогла сконцентрироваться на ворожбе — полустихийной, предсмертной, топорной и грубой, но ей удалось ослабить давление невидимой силы на себя. В тот момент, когда ей показалось, что она высвобождается из пут, когда тело перестало скручивать и растягивать, первородная сила невероятной мощи подхватила её, как былинку, утягивая ещё глубже в бездну.

Где-то вне темноты, словно в другом мире, громко заплакал Гарри и всё внутри Лили оборвалось. Тьма сменилась ещё одной яркой вспышкой, внутренние органы скрутило страшным спазмом и сознание наконец её оставило. Мир перестал существовать.

***

Это утро мало чем отличалось от предыдущего. Сказать по правде, у тех, кто кормится тем, что даёт Мать-Природа, редко бывает иначе. Труд настолько монотонный, что жизнь идёт не по часам, но по своему, особому календарю.

Аглая не жаловалась. Она всегда хотела иметь такую жизнь: отдельный от всех селений дом, где вокруг только леса, поля и луга, есть водная жила, а почва нужной кислотности для тех культур, которые Аглая взращивала последние пятнадцать лет, чтобы обеспечивать себя самой и ни от кого не зависеть. Кроме хозяина сих мест, конечно же, барона Дуллиана.

Каждое утро, после всех гигиенических процедур, Аглая заходила в свои теплицы прямо из дома, проходила насквозь, осматривая всходы и листья уже крепких растений, мысленно делая себе пометки, кому какую подкормку дать или наоборот, кого начать выпаивать колодезной водой. После Аглая повязывала на голове платок, брала большую корзину — и выходила на улицу.

Некоторые лекарственные травы и коренья нужно было собирать только на рассвете, отбирая зелень у росы под пологом густого тумана. Маленький серебряный серп мелькал молнией среди стеблей. Те пропадали в бездонной корзине — Аглая привыкла делать обширные запасы, потому что её сборы давно славились за пределами их области, и приносили ей немногим меньше, чем выращенное собственноручно.

Прочесав значительную территорию вокруг дома, Аглая выпрямилась и кряхтя потерла поясницу. Сколько раз хотела взять с собой табуреточку, но вечно забывала и гнулась в три погибели — а ведь давно уже не девочка. То в глазах мушки, то спина не гнется, то из нужника не вылезешь. Вспоминая недавний такой случай, когда от гостинцев из дворца, её скрутило в три три узла, а под рукой не оказалось калган-травы, Аглая решила прогуляться ещё подальше, к лесу ближе, чтобы пополнить запасы верного средства.

Утро вовсю уже вступало в свои права. Легкие перья облаков плавали в нежно-розовой дымке неба, вовсю заводили свои трели большие и малые птахи. Ветер ласкал трепещущие верхушки деревьев. Покой был разлит в воздухе парным молоком, Аглая дышала и не могла надышаться — только за одни такие мгновения стоило любить свою жизнь, какими бы делами она не была наполнена.

Идиллию разорвал протяжный стон. Аглая вздрогнула всем телом, мигом разворачиваясь лицом к источнику звука — он точно шел из густого прилеска. Звук был страшный, горловой.

— Эй! А ну, выходи, кто там! — Аглая крикнула, но получилось не очень внушительно, поэтому, прокашлявшись, она добавила: — Эта земля барона Дуллиана!

Ответом ей была тишина. Аглая стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу, ожидая неизвестно чего. Почувствовав себя излишне пугливой и параноидальной старой дурой, Аглая вознамерилась развернуться, как тишину снова прорезал страшный стон — и, никаких сомнений не было, — определенно женский.

Аглая поставила полную корзину трав на место и, поудобнее перехватив острый серп, двинулась на звук. Продравшись через цеплючий кустарник, она вывалилась из его пут и застыла.

На голой земле, в луже крови, лежала обнаженная молодая рыжеволосая женщина. Она была в неестественной позе, словно кто-то выкинул надоевшую куклу: изломанная, вывернутая — но живая. Голова была повёрнута сильно в бок, глотку пережимало и от того звук выходил страшным вдвойне. Женщина забилась в судорогах и это зрелище, выглядящее поистине сюрреалистично в мирном летнем лесу, вывело Аглаю из ступора. Она решительно шагнула к страдалице, снимая на ходу свой походный пыльник.

Ситуация была гораздо хуже, даже хуже, чем выглядела эта женщина. Сейчас, стоя над раненой, Аглая проклинала себя за то, что вообще сунулась в чащу. Была сейчас на полпути домой и знать бы не знала эдакой беды!.. Не найдя ничего лучше, она укрыла женщину своим плащом.

Перед ней был почти полутруп. Тонкая кожа, кажущаяся мраморной из-за просвечивающей сетки вен, была испещрена тонкими и глубокими порезами — словно женщина гуляла под дождем из осколков стекла. У неё было множество вывихов и переломов, похожее Аглая видела только у тех, кто падал с высоких крепостных стен.

Но хуже всего было то, что в воздухе отчётливо пахло магией. А если дело пахло магией, то лучше было скорее передать всё барону и его специально обученным людям, пока сюда не стеклись инквизиторские ищейки.

Аглая попятилась назад, не сводя глаз с женщины. Как это ни парадоксально, но единственное, что она могла сейчас сделать для неизвестной — это как можно скорее уйти отсюда. Надо было скорее отправить весть барону. Немедленно! Внутри всё обрывалось от страха: если это ведьма и если её след возьмет Инквизиция, то конец спокойным дням. Оказавшись вне чащи, Аглая подхватила корзину и что есть мочи понеслась к дому, теряя на ходу срезанные травы.

Загрузка...