Страх. Липкий и тяжелый, который словно придавливает к земле, заставляя забиться в угол и сидеть там, надеясь, что все наладится.
Но ничего не наладится. За двадцать лет я успела убедиться.
Этого дня я ждала всю сознательную жизнь. С ужасом. С замиранием сердца. И вот он настал.
— Элли, тебе письмо! — излишне радостно прокричал младший брат. Несмотря на то, что Бруну было всего семь, он все понимал, однако старательно делал вид, что ничего плохого не происходит.
— Сейчас спущусь, — ответила в тон ему и поднялась с кровати, на которой просидела весь день, изучая отвратительную картину, висевшую на противоположной стене, однако сейчас даже она казалась милой и по-домашнему родной.
Разгладив складки на юбке, медленно вздохнула, посмотрела в зеркало и попыталась улыбнуться. Отражение послушно растянуло губы. Получилось совершенно неискренне, однако сейчас это не имело никакого значения, поэтому, удовлетворившись хотя бы таким результатом, вышла из комнаты.
В доме, как это обычно и бывало, кипела работа. Горничные сновали по лестнице, выполняя многочисленные мамины поручения, маме вообще нравилось, когда вокруг бурлила жизнь. Садовник, которого я заметила, выглянув в окно, аккуратно, словно имел дело с каким-нибудь сокровищем, обрезал розы, а аппетитный аромат еды, разносящийся по дому, свидетельствовал о том, что повара на кухне вовсю занимались приготовлением обеда.
Для непосвященного человека все выглядело совершенно обычно, но я-то знала, как именно создавалась эта иллюзия нормальности. Лично вчера слышала, как отец доходчиво объяснял персоналу о том, что с ними будет, если хоть кто-то посмеет грустить.
Страх бывает разным, поэтому сегодня все улыбались.
Ловко переступив через швабру, оставленную посреди прохода, поспешила в гостиную, однако через несколько шагов остановилась, вернулась к мешавшему предмету, подняла и прислонила к стене. Не стоит давать папе лишнего шанса спустить на ком-нибудь пар.
На уютном диване возле камина уже разместился Брун, немного напряженно играя с котенком, которого ему подарили на день рождения. Будь сегодня обычный день, братик бы со смехом резвился с Тикли в саду, все же он души не чаял в этом пушистом комочке, однако сейчас просто сидел, временами даже забывая убирать руку, когда зверек выпускал когти, но сегодня никто не обращал на это внимания.
Папа изучал прессу, лениво перелистывая страницы утренней газеты, время от времени беря в руку чашку с уже остывшим кофе, раз за разом возвращая ее нетронутой на невысокий резной столик.
Мама, сидевшая в соседнем кресле, делала вид, что вяжет. Она вообще была творческим человеком, то и дело увлекаясь чем-то новым. В позапрошлом году решила писать картины, в прошлом — посвящала себя литературе, а полгода назад отец едва успел отговорить ее от покупки ужасающего размера мраморной плиты, когда мама решила заняться скульптурой.
Мнение окружающих не смущало ее абсолютно. Замечания многочисленных знакомых о том, что по статусу не положено заниматься чем-то подобным, она пропускала мимо ушей, искренне улыбаясь в ответ. Однако сегодня назвать ее улыбку искренней было невозможно.
Мама медленно крутила спицы в руках, но так и не решалась продолжить изготовление пушистой шали нежно-персикового цвета. На самом деле, она могла бы без малейших усилий заставить спицы самостоятельно выдавать витиеватые узоры, но маме нравился сам процесс, она вообще редко прибегала к силе. Как и все в нашем доме.
Когда в мире, пронизанном магией, рождается ребенок без способностей, это всегда вызывает ураган обсуждений. Когда такой ребенок рождается во влиятельной семье, ураган перерастает в шквал.
Никто не знает, почему так случается. Нет никаких гарантий, что у абсолютно нормальной пары не появится ребенок-урод. От такой беды не застрахован никто. К счастью, подобные аномалии случаются крайне редко.
К несчастью, я была в их числе.
Заметив мое появление, мама отложила пряжу в небольшую плетеную корзинку, отец немного нервно отбросил газету на пустующее кресло, в котором я так любила проводить вечера, а Брун прижал к себе Тикли, как будто котенок мог как-то его утешить. Хотя я очень надеялась, что он действительно мог его утешить.
— Тебе письмо пришло, — негромко проговорил папа, нарушив тишину, разбавляемую лишь негромким потрескиванием дров в камине.
Вместо ответа кивнула и, проследив за взглядом главы семейства, посмотрела на конверт, лежавший на комоде. Медленно, словно это могло что-либо изменить, протянула руку и едва сдержала горькую усмешку, взяв письмо в руки.
Конверт был настолько идеальным, что оформление королевских указов в сравнении с ним выглядело дешево и безвкусно. Плотная матовая бумага, настолько белая, что хотелось зажмуриться. Мое имя, выведенное идеальным каллиграфическим почерком. И герб. Герб, который мог бы казаться безупречным и величественным, но на самом деле вызывал животный страх и ужас, заставивший вздрогнуть, однако я по-прежнему неотрывно смотрела на великолепную белую лилию, стебель которой оплетали розы. Черные розы.
Чувствуя, что к горлу подступает ком, а эмоции берут верх, сделала усилие и перевернула конверт. Коснулась пальцами сургучной печати, но не смогла собраться и резким движением поставить точку в этом представлении.
Человечность. Главное качество, которым бы я охарактеризовала свою семью. Да, пожалуй, если бы мне задали такой вопрос, не задумываясь назвала именно это.
Очень жаль, что далеко не все могли похвастаться его наличием.
Человек без человечности. Вот такой парадокс.
За свою жизнь я успела понаблюдать за многими людьми. Это были мимолетные встречи, знакомства, которые полагались по статусу, общение с сокурсниками в школе. Абсолютно разные, но в большинстве своем совершенно одинаковые.
Улыбка, взаимное представление с именем и фамилией, будь же прокляты эти традиции, а потом уже совершенно другой взгляд. Холодный, брезгливый, выражающий тотальное чувство собственного превосходства надо мной.
Потому что Эллета Деклэйн — отброс, об этом знают все. От непослушных детей, которых родители пугают легендами об академии «Мизерабль», до городских старейшин, которые втайне радуются, что их родных такая участь не постигла.
Сложно оставаться незаметной и неизвестной, когда ты единственный человек без способностей на весь округ.
Однако показать открытую неприязнь, переходящую границу закона, не позволял никто, поэтому к шестнадцати годам смогла наконец осознать главное — я все равно серьезно не пострадаю, как бы мучительны ни были испытания.
И тогда все стало проще. Внезапно сформировавшийся водный кокон вокруг, не дававший дышать, вызывавший абсолютную панику раньше, теперь казался всего лишь водным коконом, который маги своей стихии могли безукоризненно контролировать. Оставалось лишь сохранять спокойствие, ожидая, пока сокурсникам наконец надоест издеваться.
А к восемнадцати годам им просто стало скучно. Я превратилась в полноценного изгоя, с которым банально не желали общаться. Хотя сомневаюсь, что, если бы у подавляющего большинства окружавших меня людей спросили о причине такой неприязни, кто-либо смог бы выдать хоть одну весомую причину.
Просто так было положено.
Банальная человеческая бесчеловечность.
К счастью, большинство не было абсолютным. В противном случае я бы не заверяла родителей в адекватности собственного психического состояния.
Именно потому, что всех людей нельзя было ровнять под единый стандарт, сейчас, когда на город опускались сумерки, окутывая крыши домов невесомой дымкой, я спешила в сторону окраины.
Еще два квартала, невысокий забор, обходить который совершенно не требовалось, если знать, за какой выступ кладки ухватиться, и вот я уже на территории яблоневых садов, обрамляющих городские границы.
Я замечаю его за несколько десятков метров на нашем привычном месте. Хотя, даже если бы мы внезапно договорились встретиться где-то за пределами ставшего уже практически родным сада, я бы узнала.
Только Феликс мог так виртуозно развесить в воздухе маленькие огненные искры. Словно тысячи крохотных солнц освещали поляну, где мы встречались практически каждый день.
— Кого я вижу. Это ли не будущий самый известный студент академии Флэйм?
Друг вздрагивает от моего внезапного появления, но уже в следующую секунду оборачивается и растягивает губы в довольной улыбке, однако не находит слов.
Раньше он обязательно бы пошутил насчет того, что совсем скоро ему уже не придется меня терпеть. Примерно шесть дней назад он именно так бы и сделал. Однако Феликс шесть дней назад сильно отличался от того Феликса, который сейчас внимательно смотрел на меня.
— Ты абсолютно уверена, что не склонна к тени? — друг наконец становится самим собой, и я могу выдохнуть.
— Увы, с тех пор, как пришло приглашение, этого уже не проверить, — пытаюсь выдать за шутку, но он напрягается, и я тут же пытаюсь сгладить ситуацию. — Да ладно тебе! Так себе неожиданность!
И это было чистой правдой, ведь после получения приглашения я чисто физически не могу с собой ничего сделать. Не останется ни царапины, спрыгни я хоть с горы Трес, самой высокой точки в округе. Защита, получаемая будущими студентами, не может быть уничтожена никакой магией. Фактически, эту неделю мы неуязвимы.
Однако не все из изгоев доживали до поступления. Многие просто предпочитали расстаться с жизнью еще на этапе общественной травли. Я не смогла. У меня была семья.
Спустя несколько долгих секунд Феликс все же улыбается, указывает в сторону расстеленного на траве одеяла, а сам достает из сумки графин вина, наверняка честно украденный из родительского погреба.
— Ну, за твое совершеннолетие? — проговорил парень, следя взглядом за тем, как рубиновый напиток наливается в изящные бокалы.
Те самые бокалы, за которые миссис Эффет в состоянии собственноручно открутить голову нерадивому сыну.
Сосуд с вином немного накренился, когда я сжала его горлышко, чтобы поставить рядом с яблоней. Хотя в этом не было ничего удивительного. Ветер не был стихией Феликса.
Он хотел сказать еще что-то, но не мог, поэтому я просто улыбнулась и коснулась его бокала ободком своего, проговорив негромко:
— Вот и двадцать один.
Утро перед отъездом выдалось издевательски солнечным и теплым. Именно таким, каким положено быть утру одного из лучших дней года для подавляющего большинства населения государства.
Мама вошла в комнату в тот момент, когда я в очередной раз подошла к зеркалу и уставилась в него ничего невидящим взглядом. Каким-то странным образом такое занятие помогало отвлечься, а этот предмет интерьера стал настолько родным, что впору было задуматься над тем, чтобы взять его с собой.
— Готова? — родной голос помог вернуться в реальность и сфокусироваться.
— Вполне, — улыбнулась маминому отражению.
С одной стороны, сейчас мне очень хотелось остаться. До дрожи в пальцах, до крика. Забраться под кровать, спрятаться на чердаке, забиться в угол. Все что угодно.
Но с другой, я понимала, что ни одно из этих действий не возымело бы ровным счетом никакого эффекта. Игры заканчиваются, когда тебе исполняется двадцать один.
Помимо полной неуязвимости, действующей до того времени, как ты пересекаешь порог академии, есть еще один обязательный момент. Ровно тогда, когда имя появляется в списке на зачисление, исчезает выбор. Что бы ни случилось, ты все равно появишься в учебном заведении к началу учебного года, и что-то мне подсказывало, что в случае с «Мизерабль» ответственные за переезд работники не будут особо церемониться, поэтому, поправив пиджак дорожного костюма, еще раз внимательно посмотрела на маму и уверенно заявила:
— Идем!
Она же в ответ немного задумалась, потом слабо улыбнулась и потянулась к шее, чтобы уже через несколько секунд сжать в ладонях амулет на тонкой цепочке.
Элегантная вещица не была простым украшением. Камень Стихии — удивительная вещь. Сам по себе величественно серый, но абсолютно бездушный, он буквально на глазах оживает в руках магов и магесс, безошибочно показывая принадлежность.
Сколько раз в детстве я без спроса брала кулон у мамы, надеясь, что рано или поздно в нем появится хотя бы слабый блеск. Затаивала дыхание, пропуская прохладный металл цепочки между пальцев, аккуратно проводя самыми их кончиками по изящной оправе, беззвучно кричала вселенной, прося наделить хотя бы жалким подобием силы, но все было тщетно. Однако, несмотря ни на что, Камень Стихии до сих пор казался мне волшебным и невероятно красивым. Даже лишенный магии он привлекал внимание своей холодностью.
Я не могла оторвать взгляд, наблюдая за волшебными метаморфозами. Еще пару мгновений назад амулет переливался сотнями оттенков синего, показывая мамину безоговорочную принадлежность к Воде, а теперь плавно потухал, словно засыпал.
Одно ловкое движение, и замочек защелкивается на моей шее, а кулон окончательно успокаивается, возвращая бесстрастное великолепие.
— А сейчас идем, — теперь мама выглядит куда решительней.
На городском вокзале кипит жизнь. Для такого дня подобное было обычным явлением. Пару лет назад мы с Феликсом тайком бегали смотреть на то, как разъезжаются по академиям будущие студенты. Шумные проводы, радость, толпы родственников и друзей. Тогда перспектива отправиться в «Мизерабль» казалась еще такой туманной, практически нереальной, что я позволяла себе с улыбкой наблюдать за тем, как смеющаяся молодежь прощается с родителями, а дети с восхищением смотрят на старших братьев и сестер, наверняка поскорее мечтая оказаться на их месте.
Сейчас же все выглядело абсолютно по-другому. Взгляды. Вновь взгляды, но в этот раз я вижу в них не только привычное презрение. Нет, оно никуда не ушло, просто смешалось с ранее незаметными жалостью и сочувствием, причем последнее относилось совершенно не ко мне.
Мама, держащая за руку Бруна, и папа с гордо вскинутыми головами шли по обе стороны от меня. Такими достоинством и уверенностью, с которыми шагали родители, не мог похвастаться ни один из присутствующих на вокзале людей.
Аккуратно обходя чемоданы, которые послушно парили следом за владельцами, мы прошли основное скопление людей и подошли к нужному пути. Даже здесь все указывало на мое отношение к изгоям.
«Мизерабль» — единственная академия, расположенная на севере страны. Единственная академия, не имеющая точного адреса. Оттуда нельзя было уехать домой на каникулы, туда нельзя было пригласить родителей. Официальная причина — сложная программа адаптации для особенных людей. Количество же неофициальных версий стремилось к бесконечности.
От веры в то, что бракованных людей ссылают в учебное заведение с условиями, непригодными для жизни, заканчивая самой простой. Никакой академии «Мизерабль» могло попросту не существовать.
Красивая легенда о возможности приобретения силы, созданная лишь для того, чтобы власть могла беспрепятственно истреблять уродов, подобных мне.
Так или иначе, через пять минут, когда отправится поезд до Блэкфилда — небольшого закрытого города на севере королевства, въезд в который был возможен лишь по приглашениям, заверенным самим правителем, определенность закончится.
— Мисс Деклэйн… — учтивый голос сотрудника станции заставил вернуть Бруна на землю.
— Потом покатаешь! — все с той же уверенностью заявил брат.
К тому моменту, когда поезд начал в очередной раз притормаживать, я успела узнать много нового об Исе и о том, как раздражает Ланнерта моя улыбка. Именно поэтому я старалась улыбаться чаще. Получалось из рук вон плохо и абсолютно неискренне, зато сложно было переоценить положительный эффект такого поведения.
Во-первых, девушка стала вести себя гораздо спокойней, по крайней мере, она больше не забивалась в угол от каждого шороха. Ну а во-вторых, да-да, темноволосый. Это было безусловно приятным бонусом.
Иса Риган была родом из небольшого прибрежного поселка, и ее жизнь настолько отличалась от привычной для изгоя, что сначала я даже не поверила, но потом поняла, что ей просто не имело смысла врать.
Девушка выросла в рыбацкой семье и, как и я, с детства знала, какая участь ей уготовлена, однако той травли, к которой за годы жизни в Эверфи я успела привыкнуть, она не испытала. Наоборот, к ней относились, пожалуй, как к младшей сестренке, которая нуждалась в постоянной опеке и заботе. Именно поэтому приглашение в «Мизерабль» Иса пережила гораздо тяжелее многих.
Можно было подумать, что мне впору жаловаться на жизнь, однако многозначительное хмыканье Ланнерта давало понять, что ситуация Исы скорее исключение, нежели правило, поэтому я молча слушала рассказы девушки, позволяя высказаться. Ведь когда она говорила, словно забывала, где находится, и успокаивалась.
Однако в какой-то момент ее речь оборвалась, и пауза затянулась, что заставило напрячься.
— Иса, что-то случилось?
— Вам не кажется, что мы слишком долго стоим? — с нескрываемым страхом поинтересовалась девушка, вновь зажимаясь.
Эти слова даже Ланнерта заставили отвлечься от стекла, которое он гипнотизировал несколько последних часов. Бросив на меня короткий взгляд, парень посмотрел на дверь, словно прислушиваясь, и уже в следующую секунду та открылась.
— Мисс Деклэйн, мистер Ланнерт, мисс Риган, — зачитал список находящихся в купе мужчина, названный темноволосым надзирателем. — Попрошу на выход. С вещами, — после чего скрылся в коридоре.
— Иса, все будет хорошо, — заверила девушку, хотя сама с трудом сдерживалась, чтобы не последовать ее примеру и просто не забиться в угол.
— Тебе все равно придется выйти, лучше сделать это по-хорошему, — спокойно добавил Ланнерт за моей спиной.
Искренне удивившись, что парень способен на такой тон, обернулась, но тот, едва встретившись со мной взглядом, скривился, словно вновь заметил навязчивую муху, которая на несколько минут исчезала из его поля зрения. Оставалось лишь ответить тем же и вернуть все внимание к Исе. Ей оно было нужней.
К тому моменту, как мне удалось поднять девушку на ноги, Ланнерт уже вышел в коридор, поэтому, подтолкнув Ису к выходу, подхватила чемодан и поспешила следом. Все же, если темноволосого начнут убивать первым, у нас появится теоретическая мизерная возможность сбежать. Хоть на что-то парень мог сгодиться!
Проход по коридору в сторону дверей был пугающим. Страх неизвестности, немного отступивший за время дороги, нахлынул с новой силой, ноги вновь стали ватными, а время словно замедлило ход.
Шаг. Еще один. Желание, чтобы вагон стал бесконечным, но вот уже тамбур. Делаю вдох, забываю выдохнуть. Последний шаг, и я поворачиваюсь лицом к дверям.
И ничего не происходит…
Станционный смотритель в привычной форме, на ладони которого пляшут огненные искры, Ланнерт, с усмешкой смотрящий на меня, и Иса, которой помогает спуститься на перрон сопровождавший нас мужчина. И лишь теперь я могу выдохнуть.
Выйдя на улицу, с опаской осмотрела платформу. Станция, практически полностью погруженная во тьму, могла бы казаться совершенно обычной, если бы не ее местоположение. Никаких огней, свидетельствующих о наличии домов или хотя бы каких-нибудь признаков цивилизации вокруг. Лишь низкий лесок, утопающий в тумане. Никаких указателей или других опознавательных знаков. Даже само название станции отсутствовало.
Единственным светлым пятнышком, выбивавшимся из окружающего мрака, был слабый огонек, как казалось, на дальнем конце платформы, который медленно приближался. Рассмотреть какие-либо детали было сложно, глаза, привыкшие к освещению в вагоне, абсолютно не хотели адаптироваться к уличной темноте.
Когда между нами и непонятным источником света оставалось всего около пары десятков метров, Иса вжалась в мою спину, но я не стала ее отталкивать, лишь внимательней всматривалась, отчаянно призывая зрение сфокусироваться.
Наверное, к этому моменту моя нервная система накалилась до такой степени, что страх потонул в океане остальных чувств и эмоций, выпуская вперед одно единственное желание. Мне хотелось определенности, поэтому, практически не моргая, я продолжала вглядываться в темноту до тех пор, пока не рассмотрела силуэты.
Их было шестеро. Станционного смотрителя узнала первым. Их огненные искры всегда были ярче, словно это приобреталось с опытом и становилось особенностью профессии. Следом за ним шли четверо людей, ни один из которых не стремился становиться в этой компании первым, они жались друг к другу, то и дело замедляя шаг.
К тому моменту, как они поравнялись с нами, я уже пребывала в полной уверенности, что это были такие же изгои, как и мы. Три юноши и одна девушка. Разглядеть черты лица при столь скудном освещении было невозможно, однако в том, что они, так же как и мы, были напуганы, сомнений не было.
Я искренне полагала, что утром буду готова ко всему. И как же ошибалась!
Едва разлепив глаза, сориентировавшись, где нахожусь, уткнулась взглядом в Ису, которая рассматривала что-то с таким видом, как будто впервые в жизни увидела артефакт, в существование которого совсем не верила.
Для того чтобы понять, к чему приковано внимание девушки, пришлось перевернуться на другой бок. Перевернуться и замереть. Наверное, хорошо, что я лежала, потому что сидевшая на своей кровати Летти в данный момент абсолютно точно укорачивала юбку от выданной нам формы.
— Ну что? — недовольно вздернув носик, поинтересовалась Крестер, взглянув на меня. — Это убожество больше мешок с картошкой напоминает! Не могу же я это надеть на себя! Вы можете, я — нет! — категорично закончила она и вернулась к шитью.
Отвечать не стала. Вместо этого повернулась к Исе, которая, кажется, вообще перестала улавливать суть происходящего.
— Доброе утро, — бодро улыбнулась, заставив девушку отвлечься от наблюдения за Леттиэль.
— Доброе? — получилось вопросительно, но я сделала вид, что не заметила этой интонации. Чем уверенней я буду доказывать, что все в порядке, тем быстрее Иса сможет адаптироваться.
Тем более что поводов для переживаний практически не было. Если опустить тот миллион вопросов, которые безостановочно крутились в голове.
Ладно, поводов для беспокойства было более чем достаточно, однако, уверяя себя в обратном, рано или поздно можно начать в это верить. По крайней мере, я очень надеялась, тем более что сегодня начинались занятия. Оставалось лишь просить вселенную, чтобы после их начала количество вопросов без ответа уменьшилось, а не возросло до того состояния, когда мозг уже просто не может переваривать информацию.
Из комнаты мы вышли втроем. Возглавляла процессию, естественно, Летти. Покачивая бедрами, девушка в неприлично короткой юбке, которая, собственно, лишь бедра до середины и прикрывала, выплыла в коридор. Мы с Исой в немодернизированной форме плелись следом. Кстати, в защиту наших юбок могла с уверенностью сказать, что ни на какой мешок они не были похожи. Классические, прямого кроя, длиной чуть ниже колена, с маленьким гербом академии на поясе. Ровно такой же красовался и на грудном кармане пиджака, и сегодня он уже не вызывал столько ужаса, сколько, скажем, неделю назад.
В общей гостиной все уже собрались. Разбившись на группы по комнатам, девушки, одетые в темно-синюю форму, которую никому кроме Летти усовершенствовать в голову не пришло, тихо о чем-то переговаривались, прерывая диалоги от каждого постороннего звука. Атмосфера по-прежнему была напряженной, однако уже не настолько, насколько вчера.
Куратор появилась ровно в семь двадцать. Вновь долгий взгляд, короткий кивок и холодное:
— Следуйте за мной.
Словно ритуал какой-то.
И опять бесконечные коридоры, которые даже в светлое время суток казались мрачными и безжизненными. Замок вообще был полон контрастов. В очередной раз убедиться в этом я смогла в столовой, куда привела нас женщина.
К тому времени, когда мы вошли в светлое помещение с несколькими столами, заставленными яствами, юноши уже заняли места. Они, так же как и мы, сгруппировались по трое, наверняка руководствуясь тем же самым принципом.
Аромат еды, витавший в воздухе, заставил вспомнить, что со вчерашнего утра у меня во рту не было ни крупинки. В поезде было совсем не до еды, а уже вечером в комнате на то, чтобы перекусить, просто не осталось сил, хотя корзину с фруктами и пирогами, мистическим образом исчезнувшую с утра, мы заметили.
— Я вернусь через двадцать минут, — монотонно проговорила куратор, вернув в реальность, после чего развернулась на каблуках и вышла из столовой.
— Ну и чего вы встали? — капризно протянула Летти, привлекая к себе всеобщее внимание, которое, конечно же, девушку совсем не смущало. — Та-а-а-ак…
Пока Крестер критично выбирала, куда бы сесть, другие девушки потихоньку начали занимать места. На самом деле, я очень сомневалась, что Леттиэль затруднит выгнать кого-нибудь с уже занятого места, однако, судя по довольной улыбке девушки и уверенной походке, нужный стул был свободен.
Проследив за направлением движения, подняла взгляд и едва не рассмеялась. Ланнерт. Кто бы сомневался, что Летти выберет в компанию кого-либо другого. Но через несколько секунд смеяться расхотелось, потому что неожиданно для самой себя практически одновременно я пришла сразу к трем выводам.
Во-первых, в столовой девушки также предпочли группироваться по комнатам.
Во-вторых, посадочных мест было ровно двадцать четыре.
И в-третьих, возле входа остались только мы с Исой.
— Может, ну его, этот завтрак? — протянула с надеждой, однако девушка с тяжелым вздохом потянула меня за собой.
— Просто не обращай на него внимания.
Легко ей было говорить, однако совету я все же попробовала последовать. Собралась с мыслями и попробовала взглянуть на Ланнерта непредвзято. Не получилось. Едва посмотрев в его сторону, заметила, как увлеченно парень изучает стройные ноги Летти, и, не сдержавшись, хмыкнула, что, конечно, не осталось незамеченным.
Стараясь не паниковать, отошла от зеркала, быстро сдернув с шеи кулон.
Это просто какая-то ошибка, солнечный луч, попавший на камень. Преломление, игра бликов, что угодно!
Отшвырнув амулет на кровать, прошла в ванную, открыла кран с холодной водой и, набрав полные ладони, плеснула в лицо, надеясь, что станет проще.
Наверное, самым адекватным решением сейчас было бы все же отправиться к остальным, однако я не могла. Мамин кулон словно магнитом притягивал к себе, и вот я уже сидела на краю покрывала, глядя на Камень Стихий.
Столько лет я мечтала увидеть в нем хотя бы одну искорку, хотя бы невнятное сияние, однако теперь готова была отдать все что угодно ради того, чтобы это сияние оказалось лишь проделками воспаленной фантазии.
Аккуратно, словно от плавности движений что-то зависело, потянулась к камню, на несколько секунд замерев, когда кончикам пальцев не хватало всего нескольких миллиметров для того, чтобы коснуться амулета.
— Все в порядке. Ничего странного не произойдет! — тихо проговорила, как будто слова, произнесенные вслух, имели хоть сколько-нибудь больший вес, чем мысли, оставшиеся в голове. — Столько лет ничего не происходило!
Нервно улыбнувшись самой себе, стараясь теперь уже принять тот факт, что во мне в принципе не могло таиться никакой силы, а все происходящее было не чем иным, как самовнушением, сжала пальцы вокруг кулона, но отпрянула практически в то же мгновение.
Холодный камень моментально нагрелся.
Я могла бы и это списать на волнение, но едва разжала ладонь, как увидела свечение. Пронзительно ультрамариновое, совсем не похожее на то, какое я наблюдала, едва мама застегивала цепочку кулона на шее.
О том, как выглядят цвета стихий, знает каждый ребенок. Разве возможно не узнать небесно-голубые, с вкраплениями серебра переливы Воздуха? Теплое мерцание Огня? Зеленое свечение Земли, такое родное, что можно было наблюдать за ним бесконечно. И Вода… Пленительно синяя, с нотами бирюзы.
Каждый ребенок знает цвета стихий.
Амулет вновь лежал на кровати. Холодный, бесчувственно серый, но это уже было неважно. Таких совпадений не существует. Не существует совпадений, случайностей и привычного уклада мира.
Все — ложь. От рождения до совершеннолетия. Продуманная, идеально отточенная годами.
Не видя ничего перед собой, я опустилась на кровать. Теперь близость Камня Стихий не вызывала во мне ровным счетом никаких эмоций. Словно кто-то переключил фазы, обесточил ту часть сознания, которая считала, что многое понимает в устройстве этой Вселенной, оставив только непонимание и тревогу, откинув меня прямиком в тот день, когда отец усадил к себе на колени и впервые произнес фразу: «Элли, ты не такая, как все». Единственную фразу, которая сейчас имела хоть какой-то смысл.
Из мыслей выдернула Иса, небрежно швырнула в реальность, которая выглядела не менее мрачной, чем размышления.
— Элли… Там… — девушка сбивчиво дышала и, казалось, еле выговаривала слова. — Пойдем в гостиную… Ты должна это увидеть…
— Что случилось? — попыталась усадить соседку рядом, однако та высвободила ладонь.
— Пойдем! — Иса настаивала на своем.
— Ладно… — понимая, что внятного ответа добиться не получится, поднялась с кровати, пожав плечами.
И теперь уже светловолосая девушка тянула меня за собой по коридору в сторону общей гостиной, в которой, кажется, собрались практически все однокурсницы за исключением одной или двух. Они стояли практически идеальным полукругом, словно наблюдая за каким-то представлением. Хотя, подойдя ближе, я поняла, что так оно и было.
Возле камина стояла Летти, и взгляды всех собравшихся были прикованы к ней. Точнее, они плавно перемещались между девушкой и парившей перед ней бабочкой. Казалось бы, ничего необычного, если не учитывать тот факт, что бабочка летела ровно туда, куда Летти указывала рукой.
Соседка перевернула ладонь тыльной стороной вверх, и насекомое уже в следующую секунду переместилось на нее, раскинув большие крылья цвета грозового неба.
Это было совершенно невообразимо, но создавалось ощущение, что Леттиэль управляла бабочкой, заставляя ее выполнять то, чего хочет сама девушка. И в подтверждение моих слов практически в тот же миг раздался голос соседки, которая теперь неотрывно смотрела на меня, видимо, заметив в числе зрителей новое лицо.
— Я могу заставить ее сделать все что угодно, — девушка вернула внимание к насекомому, а потом продолжила. — Взмыть под потолок.
Бабочка послушно взлетела с руки и поднялась ввысь.
— Могу заставить ее сопровождать кого-нибудь из вас всю оставшуюся жизнь.
Легкокрылая красавица плавно опустилась вниз и невесомо села мне на плечо.
— А могу просто ее уничтожить.
Я не почувствовала, как бабочка вспорхнула, едва успев обернуться, когда она, не замедлившись ни на мгновение, скрылась в пылающем огне камина.
Той ночью мне плохо спалось. Образ маленького Ланнерта не хотел выходить из головы. Я долго ворочалась, прогоняя абсолютно ненужные чужие воспоминания, но уснуть смогла лишь с рассветом, когда разум под напором усталости окончательно сдался.
А утром водоворот событий затянул с такой силой, что уже не оставалось ни сил, ни времени раз за разом переживать события прошлого Лиама, мучаясь от вопросов, на которые наверняка никогда не смогу получить ответы.
Вчерашние слова ректора, которые я практически не восприняла, оказались правдой. С сегодняшнего дня начинались полноценные занятия, и каждый новоиспеченный студент академии «Мизерабль» получил индивидуальное расписание. По словам кураторов, вполне возможно, что с началом нового календарного года оно претерпит изменения, однако никаких подробностей не уточняли, хотя, наверное, это место потеряло бы собственную сущность, если бы избавилось от ауры недосказанности и таинственности, поэтому на сей раз таким расплывчатым ответам никто не удивился.
После завтрака едва хватало времени, чтобы собраться. Расписание было настолько насыщенным, что, возвращаясь в комнату поздним вечером, желания было всего два. Отправиться в душ и рухнуть в кровать. Свободного времени на размышления было ровно двадцать пять минут. Именно столько времени тратила Леттиэль, занимавшая ванную комнату первой, на приведение себя в адекватное состояние.
Кстати, даже ее несносный характер претерпевал некоторые изменения. Нет, Крестер не стала более приятной, просто на весь спектр неприятностей у девушки банально не хватало сил. Хоть мы и учились в разных группах, глядя на то, как Летти вваливается в комнату после ужина, создавалось стойкое ощущение, что уставала она совсем не меньше меня.
Что касается Исы, здесь гадать не приходилось. За ужином соседка честно сознавалась, что подготовка рыбацких сетей в родном поселке уже казалась просто приятным отдыхом на фоне занятий в академии.
О том, чем именно занимались эмпаты и аутогенисты, я не узнавала, хотя, наверное, позже обязательно восполню этот пробел в знаниях. Когда появятся силы.
Помимо общих пар, включавших в себя физическую подготовку, психологию, мировую историю и ряд других предметов, полезность которых в современных реалиях я пока не могла объяснить, у каждого студента имелись индивидуальные занятия с ректором, преподавателем иностранного языка и, что являлось самым интересным, развитие способностей. Теперь я понимала Феликса, который так вдохновенно рассказывал об огненных практиках в школе.
В группе мемористов оказалось всего четыре человека, Леонор Райтон не преувеличила, когда сказала, что эта способность являлась самой редкой. Мистер Эптайр, который оказался преподавателем по специализации, на самом деле являлся человеком достаточно общительным и, что самое главное, щедрым на знания, поэтому каждая новая пара казалась увлекательней предыдущей.
За прошедшие три недели мне вообще удалось узнать многое. Например, что в академии всего один курс, потому что для предельного развития способностей хватает нескольких месяцев. В этом заключалось еще одно наше отличие от стихийных магов. Или, например, что выпускники «Мизерабль» все же существуют, они даже приезжают сюда, чтобы провести пару свободных дней, отдохнуть и набраться сил.
Однако у медали имелась обратная сторона. Ведь о существовании тех самых выпускников лишь подобные им да, пожалуй, студенты и знали. Для всего остального мира мы исчезали, едва садясь на поезд до Блэкфилда.
Фантомы. Незримые, но имеющие огромное влияние на мир. Вот они — выпускники нашей академии. Живые люди, которых к двадцати двум годам все знакомые уже успели заочно похоронить. Однако, пожалуй, это было вполне адекватной платой за мир, в котором уже больше ста лет не было войн и конфликтов.
Но все же самым принципиальным отличием, которое укладывалось в моей голове наиболее долго, стала практически полная невозможность развития нескольких способностей одновременно. Точнее, теоретическая вероятность стать обладателем пары сил существовала, такие люди были невероятно ценны, их обучение могло затянуться до осени, однако их численность ограничивалась парой-тройкой на весь поток.
А вот случаев, когда студент сумел объединить в себе все три способности, не существовало. И мне как человеку, выросшему в мире стихийной магии, где каждый даже невероятно слабый маг мог попробовать себя в чужой среде, понять этот факт было чрезвычайно тяжело.
Но ко всему рано или поздно привыкаешь. Не зря же преподаватели твердили нам об этом в начале практически каждой лекции.
Вот и сейчас мистер Эптайр, заканчивая очередное занятие, вновь говорил о том, что со дня поступления в академию у нас началась абсолютно другая жизнь, и чем скорее мы забудем о старой, тем быстрей почувствуем себя полноценными людьми.
Я слушала преподавателя в пол-уха, хотя даже это не помешало бы продолжить за него в любой момент. Речи о новой жизни уже, кажется, успели отпечататься у каждого студента «Мизерабль» на подкорке мозга.
Вместо этого я наблюдала за тем, как Ланнерт терпеливо загонял в клетки разбегавшихся кроликов, хотя, как и в случае с мистером Эптайром, отлично понимала, что будет дальше.
Он закончит, поднимет взгляд, улыбнется Мирриэт и Клэйту, попрощается с преподавателем и, сделав вид, что меня в этой Вселенной не существует, выйдет из аудитории.
Суббота уже успела стать моим любимым днем недели. Для этого имелся целый перечень объективных причин. Во-первых, отсутствие утренних занятий позволяло от души выспаться, даже мисс Клаптон в этот день проявляла некоторое сходство с человеком и разрешала не вставать на завтрак, скрепя сердце наблюдая за тем, как просыпавшиеся к одиннадцати студенты совершали набеги на кухню.
Во-вторых, в отличие от меня, Леттиэль как раз должна была вставать, как и в любой другой будний день. Выбранный ею факультатив по эмпатии на протяжении всего месяца начинался в восемь утра субботы. Пожалуй, только этот момент позволял сдерживать чувство собственного величия девушки в узде.
Ну и в-третьих, суббота — день получения расписания на следующую неделю, а это всегда очень интересно.
Вдоволь повалявшись в кровати, встала и подошла к столу, на котором, как и обычно, с утра появлялись фрукты и прохладный сок. Однако сегодня помимо этого на небольшом подносе лежали три белоснежных конверта с гербом академии. Выбрав тот, на котором аккуратным почерком было выведено мое имя, вернулась в кровать, сорвала сургучную печать и извлекла расписание.
Развернув сложенный пополам лист, пробежалась взглядом по верхним строчкам и не смогла сдержать смех, разбудив при этом Ису.
— Прости, — хихикнула, посмотрев на девушку, неохотно открывшую глаза.
Потянувшись, соседка села, зевнула и лишь после этого спросила:
— Что-то забавное?
— Для Летти — однозначно, — усмехнулась в ответ.
Иса моментально приобрела заинтересованный вид, свесила ноги с кровати и внимательно посмотрела на меня.
— А с этого места поподробней.
— В понедельник и вторник по четыре часа теории эмпатии для мемористов и аутогенистов, — задумчиво протянула я.
Несколько секунд подруга молчала, переваривая полученную информацию, а потом громко рассмеялась.
— Мисс Крестер будет в восторге! — не переставая улыбаться, проговорила Иса.
— Я в этом даже не сомневаюсь, — уверенно заявила, предвкушая реакцию Леттиэль на такую новость. — В такие моменты мне особенно нравится моя сила.
— Как жаль, что я не смогу ощутить весь спектр ее страданий… — с притворной досадой протянула соседка, намекая на невозможность применения дара к людям, подобным нам.
— О, да… — согласилась и вновь заглянула в расписание, продолжив его изучение.
За то время, пока я добралась до пятницы, Иса уже успела распечатать конверт со своим и мельком его просмотреть, потому как следующую фразу мы с ней произнесли практически одновременно:
— Осенний бал?!
Переглянувшись, мы вновь уткнулись в расписания, словно увиденная фраза могла быть галлюцинацией, однако два слова, которые были выведены в пятничной графе, никуда не исчезли.
— Вот уж не думала, что тут такое бывает… — задумчиво проговорила Иса.
— Я тоже…
Сезонные балы — пожалуй, самая обсуждаемая тема у учеников академий. По приезду домой на каникулы парни и девушки практически без перерыва обсуждают именно эти события, ведь тот размах, с которым учебные заведения проводят праздники времен года, многим до поступления даже не снился.
Роскошь, великолепие, красота. Студенты с придыханием описывают мероприятия, на которых им удалось побывать. И все эти слова и чувства абсолютно не подходят для рассказа о каком-нибудь вечере в «Мизерабле».
— Ты можешь себе представить вальсирующих мистера Эптайра и мисс Клаптон? — поинтересовалась подруга.
Нахмурившись, попробовала представить это действо. Движения кураторов в моей фантазии выходили жутко механическими, поэтому рассмеялась.
— Зрелище получится не для слабонервных! — заключила, успокоившись.
К моменту возвращения Леттиэль с факультатива мы с Исой успели умыться и позавтракать фруктами, сочтя идею отправляться за завтраком на кухню, когда стрелки часов перешагнули за полдень, откровенной наглостью.
Соседка пребывала в сквернейшем расположении духа, такое настроение являлось нормой для этого времени. Все же, когда человек с такой самооценкой становится единственным, у кого факультатив назначен на столь раннее время в выходной день, эта самая самооценка очень страдает.
Пока Летти жадно пила воду, мы с Исой заняли места на моей кровати. Обзор с нее открывался прекрасный, при этом расстояние до Крестер было достаточным для того, чтобы в случае чего все же сбежать. Инстинкт самосохранения никто не отменял!
С грохотом поставив стакан на тумбу, девушка подошла к подносу, взяла последний оставшийся на нем конверт и резким движением распаковала его. Еще несколько секунд у нее ушло на то, чтобы развернуть расписание и, наконец, прищурившись, начать его изучать.
Непонимание, гнев, обида, раздражение — и это только те эмоции, которые я успела заметить. Выражение лица Летти менялось настолько стремительно, что я невольно хихикнула. Не знаю, как сдерживалась Иса, наверное, прикусывала губу или щипала себя за ногу что было сил.
Два коротких часа, и время вновь замерло, однако на этот раз с наступлением утра оно даже не подумало ускорить свой ход.
Погода в очередной раз за осень, побаловав парой относительно сносных дней, окончательно испортилась. За стенами замка поливал дождь и завывал ветер, я даже слабо представляла, как вечером добраться до теплиц, в которых предстояла уборка, при этом не утонув.
Градус тоскливости поднимала Леттиэль, от бесконечного нытья которой хотелось залезть в петлю. Ее вопросы на тему вселенской несправедливости были жутко однообразны и в общем итоге сводились к тому, что несчастная мисс Крестер просто не заслужила таких страданий, связанных с балом.
— Они разве не могли позаботиться о том, чтобы не пришлось так долго дожидаться праздника? Почему нельзя было сказать о нем за несколько часов до начала?
Ответом на очередной вопрос Летти, как и обычно, стало многозначительное молчание, которое разбавил тихий смех Исы. Наверняка она представила себе ту же картину, что и я, где Леттиэль носится по комнате, в панике крича о том, что через пару часов бал, а ей совершенно нечего надеть.
К четвергу уровень издевательства мира достиг своего апогея. И, что самое обидное, пострадала больше всех совсем не Летти.
Мистер Эптайр был срочно вызван по делам, поэтому на неопределенный срок покинул академию. Конечно, никто не стал объяснять нам о конкретных причинах его отсутствия, просто оповестив о том, что положенные занятия по практике меморизма отменены. И, конечно, никто не позволил прохлаждаться все четыре освободившихся часа.
Вместо этого нас ждала внеплановая лекция по мировой истории и два дополнительных часа работы в саду. Кажется, меньше четырех унылых студентов такому стечению обстоятельств был рад только мистер Конерт, который отлично понимал, что в состоянии, подобном тому, в котором пребывали мы за день до осеннего бала, рассчитывать на плодотворный диалог не приходилось. С тем же успехом он мог бы пытаться получить ответы на задаваемые вопросы у удобного кожаного кресла, по подлокотникам которого пожилой преподаватель практически безостановочно раздраженно барабанил пальцами.
Пытка знаниями была настолько мучительно скучной, что даже Ланнерт, который обычно проявлял интерес ко всем без исключения предметам, уже в конце первого часа занятий удобно устроил голову на парте, то и дело закрывая глаза.
Видимо, в наказание за то, что мистеру Конерту пришлось потратить на нас два незапланированных часа, в качестве домашнего задания мы получили внушительных размеров реферат, сделать который предстояло за выходные, однако сейчас даже это не могло омрачить факт освобождения.
Работа в теплице добила остатки морального духа, а печальный взгляд Исы, встретившей меня по пути в столовую на ужин, однозначно дал понять, какое жалкое зрелище я собой представляю.
— На вас с Ланнертом без сочувствия смотреть сегодня было нельзя, — подвела итог дня подруга, забравшись вечером в кровать.
— Он спал на лекции по истории. Спал, Иса! — проговорила я, показывая масштаб трагедии.
— У-у-у… — задумчиво протянула девушка. — Все очень плохо.
— Знаешь, мне иногда кажется, что Леттиэль права, и завтрашний день вообще никогда не наступит. Замкнутый круг, и каждый новый день мы будем просыпаться в сегодня…
— Эй! Я вообще-то здесь! — недовольно буркнула Крестер, которая никак не могла смириться с тем, что мы как бы перестали ее замечать.
На самом деле метод Лиама работал безупречно. Не знаю, насколько это могло помочь в перевоспитании Летти, но, по крайней мере, количество оскорблений в наш адрес за последние пару дней значительно сократилось.
Уснуть не удавалось очень долго. Подушка казалась невыносимо жесткой, одеяло нестерпимо горячим, а кровать и вовсе напоминала поверхность с битым стеклом.
Как бы я ни пыталась погрузиться в воспоминания, уйти от реальности, ничего не помогало. Возможно, дело было в постоянных шорохах соседок по комнате, а возможно, во мне самой, отчего-то возомнившей, что завтрашний день должен стать особенным.
Отключиться удалось лишь с рассветом, но ни о каком здоровом сне не шло и речи, ведь уже в следующее мгновение после того, как я закрыла глаза, раздался недовольный голос Леттиэль.
— Так и знала, что ты выберешь голубое!
Почему-то, когда я посмотрела в окно, на улице вовсю светило солнце. Ни о каких туманных сумерках, которые, казалось, я наблюдала еще пару секунд назад, не шло речи.
— Элли, кажется, платья принесли! — не обращая никакого внимания на Крестер, которая, видимо, обнаружила наряды раньше, проговорила Иса.
Перевернувшись на другой бок, я с улыбкой пронаблюдала, как подруга, совершенно не замечая Летти, подошла к шкафу, на котором висели три именных чехла, правый из которых как раз изучала соседка. Забрала свой расстегнутый и мой нетронутый, после чего вернулась на свою кровать.
В этот момент меня даже гордость какая-то за Ису взяла. Всегда молчаливая и, казалось бы, не способная постоять за себя, сейчас она проявляла чудеса выдержки.
— Да не больно-то и хотелось! — недовольно проговорила Леттиэль, потеряв к нам всякий интерес, взяла чехол со своим платьем и поспешила в ванную.