Алиса ненавидела три вещи: фальшивые ноты, опоздания и Корнева. Последний пункт в этом списке сегодня утром решил объединить все три.
Она замерла у дверей актового зала, сжимая в потных ладонях ноты Шопена. Сквозь матовое стекло доносились звуки гитары — дерзкие, рваные, словно кто-то разрывал тишину на куски. *Он.* Конечно, это мог быть только он.
— Опять репетируешь своё блюзовое нытьё вместо алгебры? — Алиса ворвалась в зал, намеренно громко хлопнув дверью.
Марк не обернулся. Его пальцы скользнули по струнам, выводя пронзительный аккорд, который эхом отозвался под сводами потолка.
— Вельская, — он растянул её фамилию, будто пробуя на вкус. — Ты когда-нибудь задумывалась, что стучать каблуками, как дятел лбом, — плохая идея для пианистки?
Алиса сжала челюсть. Эти дурацкие чешки с металлическими пряжками, его вечные чёрные худи с капюшоном, эта манера говорить, словно каждое слово — пуля...
— Мне нужно репетировать, — она бросила портфель на ближайший стул. — Конкурс через две недели, или ты, как обычно, планируешь выступить с кавером на Цоя?
Марк наконец повернулся. Его гитара издала скрип — он всегда слишком сильно зажимал струны, когда злился.
— О, простите, ваше высочество, — он встал, нарочито кланяясь. — Я забыл, что кроме твоего священного Шопена музыка умерла.
Они стояли в пяти шагах друг от друга, как два заряженных пистолета. Это был их ритуал: утренняя перепалка перед уроками. Три года назад всё началось с глупости — Марк случайно разлил кофе на её ноты перед выступлением. С тех пор война стала их вторым языком.
— Знаешь, почему ты всегда второе место после меня? — Алиса провела пальцем по крышке рояля, оставляя идеальную блестящую полосу на чёрном лакированном покрытии. — Потому что ты играешь *против* всех. А музыка — она *про*...
— Не начинай, — Марк резко перекинул гитару за спину. Его глаза, обычно насмешливые, вдруг стали тёмными, как штормовое море. — Твои лекции оставь для тех, кто верит в эту сказку.
Он двинулся к выходу, намеренно задев её плечом. Алиса вскрикнула — папка с нотами выскользнула из рук, листы разлетелись по полу.
— Ну конечно, — она упала на колени, торопливо собирая бумаги. — Не мог просто пройти нормально!
Марк замер в дверях. На секунду ей показалось, что он развернётся, поможет... Но вместо этого он громко рассмеялся:
— Осторожнее, принцесса. А то твоя корона съедет.
Дверь захлопнулась. Алиса стиснула зубы, разглядывая смятый уголок титульного листа. *Мама никогда не позволяла себе такого*, — подумала она, резко выдыхая. Её пальцы сами собой потянулись к серебряному кулону у основания шеи — две ноты, сплетённые в бесконечность. Последний подарок перед тем, как больничная палата поглотила маму навсегда.
Через три часа они снова столкнулись — в буквальном смысле. Алиса несла часть декораций для фестиваля — картонные звёзды, обёрнутые фольгой. Марк, судя по всему, убегал от завуча — снова опоздал.
— Ты специально?! — она попыталась удержать хлипкую конструкцию, но Марк, спотыкаясь, схватился за её рукав.
Всё произошло за мгновение: его гитара зацепилась за провода световой гирлянды. Искры. Крики. Картонная арка с надписью «Звёздный фестиваль» рухнула, погребя под собой полгода подготовки.
Тишина.
— Вы... Вы... — физрук Борис Сергеевич появился как из-под земли, багровея. — Всё! Достали! Оба — к директору!
— Это он... — начала Алиса.
— Она... — одновременно выдохнул Марк.
— Молчать! — учитель ткнул пальцем в груду мусора, которая ещё час назад была шедевром школьного дизайна. — Или вы вдвоём всё восстанавливаете, или отстраняю от конкурса! Обоих!
Алиса почувствовала, как земля уходит из-под ног. *Не участвовать в конкурсе?* Но это её шанс — рекомендация для консерватории, последнее, о чём просила мама...
— Есть вариант получше, — голос Марка прозвучал неожиданно спокойно. Он поднял с пола смятый плакат, где розовыми буквами было написано «Любовь правит миром!». — Вы же хотели антураж для романтической темы фестиваля?
Алиса посмотрела на него, не понимая. Марк ухмыльнулся, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на страх.
— Мы притворимся парой. Яркая история — школьные враги стали влюблёнными. Пресса схавает, директор смягчится, а декорации... — он пнул ногой ближайшую звезду, — будут не нужны, ведь все будут смотреть на нас.
— Ты сошёл с ума! — Алиса отшатнулась.
— Или ты предпочитаешь объяснять родителям, почему останешься без стипендии? — Марк приподнял бровь. Он *знал*. Конечно, знал — вся школа шепталась о том, как отец Алисы ночами работает на двух работах, чтобы оплатить её уроки фортепиано.
— Ненавижу тебя, — прошипела она.
— Взаимно, — он протянул руку. — Но мы начинаем сейчас.
Борис Сергеевич смотрел на них, попеременно краснея и бледнея.
— И... И что вы предлагаете?
Марк внезапно обнял Алису за талию, притянув к себе. Она вскрикнула, упираясь ладонями в его грудь.
— Мы давно встречаемся, — сказал он, глядя учителю прямо в глаза. — Просто скрывали, потому что... боялись осуждения. Правда, солнышко?
Его пальцы жгли кожу даже через блузку. Алиса хотела закричать, сбежать, ударить его... Но вспомнила мамины глаза на старой видеозаписи, где она играла тот самый ноктюрн Шопена.
— Да... — её голос прозвучал хрипло. — Мы... мы любим друг друга.
Гитарный ремень больно впился ей в бок, когда Марк прижал её ещё ближе. Она ненавидела его запах — дым, мята и что-то металлическое. Ненавидела, как его сердце бешено стучит под тонкой тканью худи. Больше всего ненавидела то, что её собственное сердце отозвалось на этот ритм.
Когда они вышли из кабинета, Алиса впервые за три года увидела Марка без маски. Он дрожал — мелкой, едва заметной дрожью, будто после мороза.
— Спасибо, — пробормотал он, не глядя в её сторону.
— Не благодари, — она отстранилась, чувствуя, как горит щека, куда он неожиданно поцеловал её при директоре. — Это просто спектакль.
Алиса проснулась с мыслью, что вчерашний день был просто кошмаром. Но смс от Марка, всплывшее на экране телефона, напомнило: реальность хуже.
«Встречаемся у рояля в 7:30. Приходи в чем-нибудь... не твоём».
Она застонала, уткнувшись лицом в подушку. «Не твоём». Как будто её стиль — белые блузки и плиссированные юбки — был проблемой. В отличие от его вечных рваных джинсов и футболок с цитатами мертвых рокеров.
— Ты точно хочешь это надеть? — младшая сестра Лера вертела в руках её синий шарф, пока Алиса натягивала серое платье.
— Это не выбор, это необходимость, — буркнула Алиса, пытаясь заколоть непослушную прядь волос.
— Ну, если необходимость выглядеть как библиотекарша 80-х...
Звонок в дверь прервала их. Отец, пахнущий ночной сменой, протянул конверт: «Пришло из консерватории».
Алиса замерла. Внутри лежало приглашение на прослушивание — то самое, ради которого нужна была победа в конкурсе. Она судорожно проглотила ком в горле. Всего две недели притворства. Всего две недели.
...
Марк уже ждал у рояля, развалившись на стуле. Его гитара стояла прислонённой к чёрному лаку, как вызов.
— Опоздала на четыре минуты, — он щёлкнул замком на браслете с шипами. — Для фальшивой девушки это непрофессионально.
— А для фальшивого парня — носить один и тот же худи третий день? — Алиса бросила портфель на крышку инструмента, заставив его вздрогнуть.
Он вскочил, резко прикрыв гитару. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то дикое, почти животное.
— Не трогай её, — прошипел он.
— Это всего лишь дерево и струны, — фыркнула Алиса, но отступила.
Марк провёл рукой по грифу, словно извиняясь. Потом достал из кармана смятый листок:
— Расписание. Уроки вместе, обеды вместе, репетиции в зале — вдвоём. После школы — «прогулки». В соцсетях — взаимные лайки и комменты.
— Ты серьёзно? — Алиса выхватила список. — «Держать за руку на переменах»? «Подкладывать записки в учебник»? Ты сценарии глупых ромкомов смотришь вместо уроков?
— Работает, — Марк поймал её взгляд. — Люди верят в клише. Особенно учителя.
Он внезапно шагнул ближе. Алиса отпрянула, ударившись о рояль. Звук задрожал в струнах.
— С сегодняшнего дня, — он приподнял её подбородок пальцем, — ты смотришь на меня не как на врага. А как на...
— На что? — она вырвалась, чувствуя, как горит кожа там, где он прикоснулся.
— На партнёра, — Марк ухмыльнулся. — Музыкального и не только.
Дверь в зал скрипнула. Артём замер на пороге с двумя стаканчиками капучино — их традиция по понедельникам.
— Я... я думал, ты одна, — он потупил взгляд на гитару Марка.
Алиса почувствовала, как Марк кладёт руку ей на талию. Его пальцы впились в ткань платья, словно метя территорию.
— Мы как раз обсуждали наш дуэт, — голос Марка стал сладким, как патока. — Правда, *любимая*?
Артём побледнел. Стаканчики дрогнули, проливая кофе на паркет.
— Дуэт? — он посмотрел на Алису, и в его глазах читалось предательство. Они же обещали исполнить вместе «Лунную сонату» на фестивале...
— Марк будет аккомпанировать мне, — выпалила Алиса, ненавидя себя за дрожь в голосе. — Это... неожиданное решение.
— Очень *романтичное*, — вставил Марк, целуя её в висок.
Артём резко развернулся. Дверь захлопнулась громче, чем нужно.
— Зачем ты это сделал? — Алиса оттолкнула Марка.
— Репетируем, — он пожал плечами, поднимая гитару. — Твой друг должен был поверить первым.
...
К третьему уроку вся школа гудела. Новости разлетелись быстрее, чем пожар в спортзале: «Вельская и Корнев?!».
У столовой их ждала толпа. Марк намеренно замедлил шаг, шепнув Алисе в ухо:
— Готовься.
Он резко прижал её к стене, прикрыв своей гитарой. Шёпот толпы взорвался возгласами.
— Что ты... — Алиса начала, но он приложил палец к её губам.
— Клише, помнишь? — его дыхание пахло мятной жвачкой. — Все ждут драмы.
Её сердце колотилось так, будто хотело вырваться из грудной клетки. Марк наклонился, имитируя поцелуй, но в последний момент прошептал:
— Слева идёт Борис Сергеевич. Обними меня.
Алиса судорожно ухватилась за его худи. Марк рассмеялся громко, неестественно, погладив её по волосам.
— Мило, — проворчал физрук, проходя мимо.
Когда он скрылся за углом, Алиса оттолкнула Марка.
— Ты псих!
— Но эффективно, — он поправил капюшон. — Теперь все уверены.
...
После уроков Марк ждал у её шкафчика. В руках он держал две банки колы — одну обычную, другую ванильную.
— Твоя любимая, — протянул он ванильную.
— Откуда ты...? — Алиса осторожно взяла банку.
— Артём всегда покупал тебе её по средам. — Марк щёлкнул кольцом на пальце. — Я наблюдателен.
— Это жутко, — она поставила колу на полку, не открывая.
— Это внимание к деталям, — он прислонился к соседнему шкафчику. — Например, ты трогаешь кулон, когда нервничаешь. А сегодня сделала это... двадцать три раза.
Алиса резко убрала руку от шеи. Марк усмехнулся.
— Не бойся, я не собираюсь тебя изучать. Просто... — он внезапно смягчился, — если мы хотим, чтобы поверили, мне нужно знать такие вещи.
Он потянулся, случайно (или нет?) задев её руку. Кожа под его пальцами словно зажглась.
— Завтра, — Марк накинул рюкзак, — мы идём в кафе. Публичное свидание. Придумай что-нибудь... менее скучное.
— Моя одежда не скучная! — Алиса захлопнула шкафчик.
— Скучная, — он уже шёл по коридору задом наперёд. — Но я научу тебя бунтовать.
Когда он скрылся, Алиса прислонилась к холодному металлу шкафчиков. Её пальцы сами собой нашли кулон. Двадцать четыре.
...
Тем вечером Артём написал ей в три раза. Она игнорировала первые два сообщения, но третье заставило открыть:
«Я знаю правду».
Сердце упало. Алиса позвонила ему дрожащими пальцами.
Алиса стояла перед зеркалом в раздевалке театрального кружка, куда её затащила Лера. На вешалках висели платья с пайетками, кожаные куртки и даже корсет в стиле стимпанк — всё, что не вписывалось в её привычный гардероб.
— Ты же говорила, хочешь «не скучно», — Лера щёлкнула языком, рассматривая сестру в чёрном платье с асимметричным подолом. — Но это слишком... ты.
— Что не так с «мной»? — Алиса потянула край платья, пытаясь прикрыть колени.
— Ты выглядишь, как на панихиде готической королевы. Дай сюда. — Лера вытащила из груды одежды красную юбку-пачку и белый свитер с оленями. — Будь клёвой, а не идеальной.
Алиса покосилась на часы: до свидания оставалось сорок минут. Марк, конечно, не уточнил, что значит «менее скучное», но красная пачка явно выходила за рамки её понимания приличий.
— Ладно, — вздохнула она, снимая платье. — Но если он посмеётся...
— Пусть попробует, — Лера зловеще улыбнулась, вручая ей серебряные серёжки-сопрано.
Марк ждал у входа в «Кофейную Вселенную», нервно постукивая зажигалкой по пачке сигарет. Сегодня он выглядел... иначе. Чёрные джинсы без дыр, белая рубашка вместо худи, волосы убраны назад, открывая шрам над бровью, который Алиса раньше не замечала.
— Ты... — она замерла в шаге от него, внезапно осознав, как глупо выглядит в этом дурацком свитере.
— Ты... — Марк медленно обвёл её взглядом, задержавшись на пачке. Его губы дёрнулись в усмешке, но вместо шутки он произнёс: — Похожа на ту самую Алису, которая прячется за Шопеном.
— Это комплимент? — она скрестила руки на груди.
— Наблюдение, — он открыл дверь, пропуская её. — Но да, идёт тебе.
Кафе было заполнено одноклассниками. Лиза из 10 «Б» тут же начала снимать их на телефон, шепча что-то подруге. Марк громко потянул стул, усаживаясь напротив Алисы.
— По сценарию, сегодня ты влюблённая и слегка стесняющаяся, — он наклонился через стол, поправляя её чёлку. — А я — очарованный тобой романтик.
— Ты выглядишь как серийный убийца на первом свидании, — прошипела Алиса, насильно улыбаясь в сторону Лизы.
— Зато убедительно, — Марк поймал её руку, переплетая пальцы. Его ладонь была шершавой от гитарных струн. — Говори со мной о чём-нибудь... не музыкальном.
Официантка принесла два капучино с сердечками из пены. Алиса потянулась за сахаром, но Марк опередил её, насыпая две ложки в её чашку.
— Ты пьёшь сладкое, когда волнуешься, — пояснил он, заметив её удивление. — На контрольных всегда брала три куска.
— Это называется наблюдение, а не сталкинг? — она подняла бровь, но сердце ёкнуло. Он замечал.
— Называется «знать своего партнёра», — он отпил кофе, оставив след пены на верхней губе. Алиса невольно потянулась салфеткой, но остановилась.
Разговор тек как сироп — искусственный, но сладкий. Марк рассказывал о своём первом гитарном бое (в пятом классе, за гаражами), Алиса — о том, как мама учила её слушать тишину между нотами.
— Значит, твоя мама... — Марк начал, но вдруг замолчал, увидев, как её пальцы вцепились в кулон.
— Умерла. Четыре года назад, — выдохнула Алиса, удивляясь сама себе. Она никому не говорила об этом, даже Артёму.
Марк молча достал из кармана смятый билет на концерт местной рок-группы. На обороте было написано: «Для Алисы, которая боится громкой тишины».
— Это... — она перевернула билет.
— Не благодари. Мы идём в субботу.
— Но я ненавижу рок.
— А я ненавижу классику. — Он ухмыльнулся. — Зато теперь у нас есть повод держаться за руки, чтобы не сбежать.
Алиса рассмеялась. Искренне, впервые за долгое время. Марк замер, глядя на неё, будто услышал редкую мелодию.
— Вам ещё что-то нужно? — официантка прервала момент, указывая на пустые чашки.
— Счёт, — одновременно сказали они, потом уставились друг на друга.
— После драки... — начала Алиса.
— ...кулаками не машут, — закончил Марк.
Он достал кошелёк, но Алиса уже положила на стол купюру.
— Я сама.
— Не в этот раз, — он прикрыл её руку своей. — Фальшивые парни платят.
Они вышли на улицу, где уже сгущались сумерки. Марк вдруг остановился у парка, указывая на качели.
— Клише номер пятнадцать: совместное катание.
— Это для детей, — фыркнула Алиса, но последовала за ним.
Качели скрипели под их весом. Алиса оттолкнулась, чувствуя, как ветер срывает шпильки из волос. Марк раскачивался сильнее, смеясь так громко, что прохожие оборачивались.
— Боишься упасть? — крикнул он через свист ветра.
— Нет! — соврала она, цепляясь за холодные цепи.
Вдруг его качели резко остановились. Марк прыгнул на землю, подойдя к ней сзади.
— Держись, — его руки обхватили цепи рядом с её пальцами. Он толкнул качели, и Алиса взлетела выше, смех смешался с криком.
— Прекрати! — она обернулась, и в этот момент его губы коснулись её щеки. Случайно? Нарочно?
Качели замедлились. Алиса спрыгнула, спотыкаясь. Марк поймал её за талию, притянув к себе. Расстояние между ними сократилось до сантиметра.
— Это... это было слишком, — прошептала она, но не отстранилась.
— Часть спектакля, — его дыхание смешалось с её. — Но если хочешь остановиться...
Он не закончил. Где-то в кустах щёлкнул фотоаппарат. Марк резко отпрянул, как обжёгшись.
— Думаю, кадров хватит, — он поправил рубашку, избегая её взгляда. — Идём.
Они шли обратно молча. У её подъезда Марк вдруг заговорил:
— Ты знаешь, почему я предложил этот обман?
— Чтобы не отстранили от конкурса.
— Нет. — Он закусил губу, будто борясь с собой. — Потому что ты единственная, кто видит меня. Даже когда я не хочу, чтобы видели.
Алиса открыла рот, но он уже уходил, засунув руки в карманы. Его силуэт растворился в темноте, оставив после себя мелодию, которую она не могла сыграть.
Дома её ждал отец с конвертом из консерватории. Внутри было письмо: «Прослушивание перенесено на неделю раньше».
Алиса бежала по тропинке, обжигая лёгкие холодным воздухом. Фонари парка мерцали, как прерывистое стаккато, освещая силуэт Артёма на качелях. Он сидел, сгорбившись, сжимая в руках ту самую коробку в форме сердца.
— Я передумала, — выпалила она, останавливаясь перед ним. — Всё это... притворство... оно больше не нужно. Я скажу директору правду.
Артём поднял глаза. В его взгляде не было упрёка — только грусть, которая резала больнее.
— Почему ты вообще согласилась? — спросил он тихо. — Из-за конкурса? Или... — он замялся, — из-за него?
Алиса села на соседние качели, чувствуя, как металл леденит через тонкую ткань юбки. Где-то в темноте заскрипели ветки — может, кошка, а может, её воображение.
— Мама... — она начала и тут же закусила губу. Говорить об этом вслух было всё равно что дёргать за незажившую струну. — Перед смертью она попросила меня поступить в консерваторию. Это её мечта. Была.
Артём кивнул, медленно раскачиваясь. Они часто говорили о маме Алисы, вернее, он слушал, а она — пыталась не расплакаться.
— А теперь прослушивание перенесли, — продолжила она. — И конкурс стал не важен. Значит, этот цирк можно заканчивать.
— Но ты же сама сказала — это была её мечта. — Артём повернулся к ней, и в его голосе впервые прозвучала резкость. — А что насчёт твоей?
Алиса сглотнула. Где-то вдалеке завыла сирена, сливаясь с воем ветра.
— Марк... — начал Артём, и она вздрогнула. — Он тебе нравится.
— Не смей! — она вскочила, и качели злобно заскрипели. — Он эгоист, грубиян, он...
— Смотрит на тебя так, будто ты единственный источник света в его туннеле, — перебил Артём. Вставая, он протянул ей коробку. — Я купил это два месяца назад. Думал, приглашу тебя в кино, признаюсь... Но ты всегда смотрела сквозь меня. Как он сквозь всех.
Коробка открылась, обнажая два билета — на тот самый фильм, и смятый листок с её почерком: «Спасибо за помощь с сольфеджио. Ты лучший друг».
— Артём, я... — голос Алисы предательски дрогнул.
— Не надо, — он улыбнулся, и это было похоже на прощание. — Просто знай: я буду здесь. Даже если ты выберешь его.
Он ушёл, оставив билеты у неё в руках. Алиса сжала их так сильно, что уголки впились в ладонь.
Дома её ждал Марк. Вернее, его силуэт у подъезда, слившийся с тенями. Он курил, что было странно — раньше она никогда не видела его с сигаретой.
— Ты что здесь делаешь? — Алиса остановилась в метре от него, замечая, как его рука дрожит.
— Ждал, — он швырнул окурок, не докуренный. — Чтобы сказать, что я выхожу из игры.
Сердце Алисы бешено застучало, хотя она сама хотела это сказать.
— Почему? — сумела выдавить она.
Марк засмеялся горько, доставая из кармана смятый листок. При свете фонаря она узнала обрывки стихов из его блокнота.
— Потому что это уже не фальшь, — он показал на строчку: «Твои глаза — единственные ноты, которые я не могу сыграть». — Я начал верить в наш спектакль. А ты?
Алиса молчала. Луна высвечивала шрам на его брови, о котором он никогда не рассказывал.
— Конкурс отменён, — вдруг сказал Марк. — Директор узнал про обман.
— Что? Как?..
— Моя сестра. Она подслушала наш разговор вчера. — Он потёр лицо руками. — Я всё беру на себя. Скажу, что шантажировал тебя.
— Нет! — Алиса схватила его за рукав. — Мы оба решили.
Марк резко обернулся. Его глаза блестели в темноте, как мокрый гранит.
— Ты не понимаешь! — он повысил голос, впервые за всё время. — Если меня исключат, мне будет всё равно. Но ты... ты сломаешься. Как я сломал маму.
Алиса отпрянула. Марк никогда не говорил о семье.
— Она... — он начал и замолчал, сжав кулаки. — После того как отец ушёл, мама играла на гитаре в метро. Пока однажды не упала прямо на рельсы. Я был там.
Алиса прикрыла рот рукой. Марк говорил ровно, словно рассказывал чужую историю.
— Этот шрам, — он ткнул пальцем в бровь, — от осколка бутылки, которую бросил пьяный в её сторону. Я не смог защитить её. Как не смогу и тебя.
Он повернулся уходить. Алиса, не думая, бросилась за ним.
— Подожди! — она схватила его за руку, заставляя остановиться. — Ты не обязан всех спасать!
— А ты не обязана быть идеальной! — крикнул он в ответ. — Твоя мама, конкурс, эта чёртова консерватория... Ты задыхаешься под грузом чужих мечтаний!
Алиса замерла. Его слова ударили больнее пощёчины.
— Ты... ты не имеешь права... — прошептала она, но Марк уже был рядом.
— Имею. Потому что вижу тебя настоящую. Ту, которая боится признать, что хочет играть джаз, а не Шопена. Которая мечтает разбить рояль молотком и убежать в ночь.
Он прикоснулся к её щеке, и она поняла, что плачет.
— А ты... — она всхлипнула, — ты прячешься за цинизм, но пишешь стихи. Боишься темноты, потому что она забрала маму. Играешь громко, чтобы заглушить тишину.
Марк закрыл глаза, прижимая лоб к её.
— Мы оба фальшивим, Алиса. Но наш дуэт... он был самым честным, что со мной случалось.
Они стояли так, пока ветер не унёс последние слова. Алиса первой нарушила тишину:
— Что будем делать?
Марк достал из кармана два билета — на джазовый концерт.
— Выбирать себя.
На следующее утро директор вызвал их в кабинет. Марк шагнул вперёд, готовый взять вину, но Алиса перебила:
— Это была моя идея. Я уговорила его.
Они спорили десять минут, пока директор не хлопнул ладонью по столу:
— Вы оба отстранены от конкурса! Но... — он снял очки, протирая их. — Ваш дуэт всё же состоится. В качестве наказания — играете последними.
Когда они вышли, Марк прислонился к стене, дрожа от смеха:
— Ты всё же умеешь бунтовать.
Алиса толкнула его плечом, пряча улыбку.
— Учусь у лучшего.
P.S. В пустом актовом зале Артём тихо закрыл крышку рояля. На пюпитре лежала его заявка на участие — соло. Но вместо нот Шопена он положил листок с новой мелодией. Название гласило: «Симфония тех, кто остаётся».
Алиса стояла за кулисами, сжимая в руках смятый листок с аранжировкой. Марк настраивал гитару, но его пальцы дрожали — он трижды ронял медиатор. Сегодня всё должно быть идеально. Или наоборот — так неидеально, чтобы это стало правдой.
— Ты молчишь уже час, — Марк щёлкнул струной, заставляя её вздрогнуть. — Страшнее меня только твой Шопен.
— Я не боюсь, — она поправила чёрное платье с алыми розами на подоле (подарок Леры). — Просто... не знаю, что будет после.
Он отложил гитару, шагнув к ней. Его руки, обычно такие уверенные, осторожно прикоснулись к её плечам.
— После будет гром аплодисментов. Или тишина. Или Артём, который разобьёт нам всё лицо, — он усмехнулся, но в глазах читалась тревога. — Но мы сыграем наше. Не их.
Занавес вздрогнул — на сцене заканчивалось выступление дуэта скрипачек. До их выхода оставались минуты. Алиса потянулась к кулону, но Марк перехватил её руку.
— Не сегодня. Сегодня ты не прячешься.
Его губы коснулись её ладони, и где-то в груди Алисы оборвалась струна, которую она годами натягивала.
Их объявили как «Особых гостей». Шёпот пробежал по залу — все помнили скандал с декорациями. Алиса вышла первой, но, увидев в первом ряду отца с букетом белых лилий (мамин любимый цветок), споткнулась. Марк подхватил её под локоть, прошептав:
— Я здесь.
Он начал с тихого блюзового ритма. Алиса закрыла глаза, позволяя пальцам найти свою мелодию. Но вместо Шопена зазвучал джаз — дерзкий, импровизированный, как их отношения. Марк подхватил её тему, гитара слилась с роялем в диалоге, где не было места фальши.
Алиса зажмурилась, вспоминая всё: их перепалки, фальшивые объятия, ночь в парке, разорванные стихи. Она играла громче, агрессивнее, а Марк отвечал ей диссонансами, которые вдруг складывались в гармонию.
Зал затих. Даже Борис Сергеевич забыл хмуриться.
В последнем такте Алиса сорвалась на крик, вложив в клавиши всю боль потери, весь страх не оправдать надежд. Марк ударил по струнам так, что лопнула одна из них. Звук оборвался...
Тишина.
Потом аплодисменты. Сначала робкие, потом громовые. Отец Алисы встал, сжимая цветы так, что лепестки посыпались на пол.
Но Марк не видел этого. Он смотрел только на Алису, которая плакала, смеясь, стирая тушь с ресниц.
— Ты... — он начал, но она замкнула его губы поцелуем. Настоящим. Не для спектакля.
Зал взорвался возгласами. Лера свистела в два пальца, а директор удивлённо поправлял галстук.
— Это тоже часть выступления? — прошептал Марк, прижимая её к себе.
— Нет, — ответила Алиса. — Это часть нас.
Артём ждал их за сценой с букетом жёлтых тюльпанов (её любимых). Его выступление было следующим.
— Ты был великолепен, — сказал он Алисе, избегая взгляда Марка. — Но я всё равно выиграю.
— Знаю, — она взяла цветы, чувствуя, как Марк напрягся рядом. — Спасибо. За всё.
Артём кивнул и пошёл к роялю. Марк хмуро наблюдал, как он раскрывает ноты.
— Ты ревнуешь? — Алиса толкнула его плечом.
— К его идеальным локонам? Ещё как, — он фыркнул, но обнял её за талию.
Первые аккорды Артёма заставили их замолчать. Он играл Шопена, но так, как Алиса никогда не осмелилась бы — страстно, с надрывом, разрывая ноты между отчаянием и надеждой.
— Это... про меня? — Алиса прошептала, узнавая мелодию, которую напевала ему когда-то.
Марк молча сжал её руку. Они оба понимали — Артём прощался. С ней. С их дружбой. С тем, что могло бы быть.
Когда последний аккорд стих, Артём не дождался аплодисментов. Он вышел через чёрный ход, оставив на пюпитре коробку в форме сердца. Внутри лежала записка: «Играй свою музыку. Не его. Не мамину. Твою».
Ночью они сидели на крыше школы, разглядывая звёзды. Марк кутал Алису в своё худи, хотя она уверяла, что не замёрзла.
— Я уезжаю, — вдруг сказал он.
— Что? — она выпрямилась, теряя от испуга каблук.
— С отцом. Ненадолго. Он... нашёл нас. Говорит, хочет помочь. — Марк разглядывал свою гитару, на которой теперь не хватало струны. — Но я вернусь.
Алиса хотела спросить «зачем?», «почему?», но вместо этого взяла его гитару.
— Научи меня аккорду, который ты играл в начале.
Марк улыбнулся, обхватив её руки своими. Их пальцы сплелись на грифе, извлекая звук, похожий на смех.
— Это называется «Бесконечность», — прошептал он ей в волосы.
Алиса повернулась, чтобы ответить, но слова затерялись в поцелуе. Где-то внизу, в тени деревьев, Артём задержал взгляд на освещённом окне крыши, потом ушёл, насвистывая ту самую мелодию.
P.S. Через неделю Алиса вышла на прослушивание в консерваторию. Вместо Шопена она сыграла джазовую импровизацию. В кармане лежал смятый билет на концерт Марка в другом городе. А на шее, рядом с кулоном, болтался гитарный медиатор с гравировкой: «Фальшивые ноты — самые честные».