«Раны, нанесенные другим, оставляют
шрамы на твоей душе, и лишь от тебя
зависит, станешь ли ты нести их
как тяжкое бремя, или они превратятся
в путь, ведущий к исцелению.»
Февральское утро расстилалось дымкой уныния. Если бы не робкий луч солнца, пробившийся сквозь плотную пелену свинцовых облаков, девушка вряд ли бы покинула кровать. Так и провела бы остаток утра, погрузившись в зыбкий мир сновидений, где её преследовал очередной кошмар. Откровенно говоря, последние месяца сон был редким явлением. Каждый вечер повторялся один и тот же ритуал: отыскивая спасение в снотворном, она давала себе торжественное обещание, глядя в блеклое отражение прикроватного зеркала, больше не прибегать к его помощи и овладеть искусством самостоятельного обуздания надвигающейся тревоги. Но, увы, после нескольких часов мучительной бессонницы и тщетных попыток провалиться в забытье, девушка капитулировала, извлекая из потаенного кармана рюкзака маленькие пилюли.
После возвращения из Москвы, Летта претерпела ощутимые метаморфозы. Ее разум терзали изнурительные кошмары, не отступающие вот уже семь долгих месяцев с момента отъезда. Все пережитое в той квартире, где она, скорее, мучилась, нежели жила, в течение того времени, навязчиво вторгалось в ее сны, словно пыталось вновь затянуть в воронку того адского 2020 года. На сеансах с психологом она оставалась непроницаемой, храня молчание, поскольку в первый же день по прибытии из Москвы твердо решила для себя: все, что случилось в Москве, там и должно остаться – похороненным под слоем неприступного молчания.
Психолог безошибочно чувствовала, что Летта что-то утаивает: на первой очной консультации после возвращения девушки, Елена Сергеевна – так звали врача, проявлявшего к Летте скорее человеческую эмпатию, нежели сухой профессиональный интерес, осторожно начала расспросы о поездке.
– Ну что, Виолетта, как тебе Москва? – с искренним энтузиазмом произнесла женщина, устремив взгляд в глаза девушки, и, прислонив подбородок к сложенным в замок рукам, словно предвкушала услышать нечто захватывающее. – Жениха-то хоть себе присмотрела? А то мы с тобой на дистанционных сеансах совсем ничего толком и не обсудили, ведь за эти семь месяцев общались крайне редко. – Елена Сергеевна завершила свой вопрос с легкой тенью грусти на лице, но старалась не выдать своих чувств, надеясь, что Виолетта не заметит ее мимолетной печали.
Виолетта подмечала абсолютно все. Более того, порой ей казалось, что она улавливает даже больше, чем люди намеревались вложить в свои слова. Словно ей открывалась завеса над их скрытыми намерениями, она видела то, к чему они подспудно стремятся, но по какой-то причине не решаются воплотить в жизнь. Не обязательно из страха перед осуждением, возможно, просто не могут себе этого позволить, скованные цепями обязательств и условностей. Ведь, увы, далеко не всегда человек волен совершить то, что искренне желает или к чему его вот-вот готов подтолкнуть порыв. По крайней мере, так Виола рассуждала прежде. После поездки в российскую столицу ее мировоззрение претерпело кардинальную трансформацию. Она осознала, что если человек действительно одержим желанием что-то совершить – он непременно это сделает. Однако, к сожалению, это прозрение коснулось лишь негативных, а порой и чудовищно жестоких, но оттого не менее желанных побуждений, владеющих человеческими сердцами.
После вопроса психолога промелькнуло едва ли больше двух минут, но Летта, казалось, погрузилась в состояние прострации: ее мысли блуждали в лабиринтах собственных размышлений. Не желая давать пищу для дальнейших, возможно, нежелательных расспросов Елены Сергеевны, она вынырнула из глубин своего внутреннего мира, одарила врача натянутой улыбкой, едва заметно приподняв уголки губ, и сделала глоток кофе, терпеливо ожидавшего своего часа после того, как приветливая ассистентка уловила гневный взгляд Елены Сергеевны, в котором, казалось, отчетливо читалось: «Немедленно неси кофе, это входит в твои обязанности! Посетитель уже здесь, а ты бездельничаешь!», и наконец решила ответить на заданный вопрос:
– Да нечего там особо рассказывать, Ленсергевна, – словно выдавила Виолетта фразу в одно слово и тут же замолчала. Несмотря на то, что Елена вела Летту на протяжении уже долгих двух лет, та по-прежнему не спешила открывать ей душу. Вернее, она давно уже предстала перед ней во всей своей наготе, но лишь с тех ракурсов, с которых, по мнению Виты, Лене было дозволено ее видеть. – Жениха не нашла, все живы-здоровы, с Айшей все в порядке, – закончила Виолетта и заметила, как после последней фразы лицо Елены Сергеевны расплылось в искренней улыбке.
Искренняя радость Ленсергевны за Айшу была вполне объяснима. Речь шла о собаке Виолетты, которая была ее верным спутником уже на протяжении четырех лет. Летта взяла ее еще совсем крошечным щенком, подкупив уговорами родителей, а когда впоследствии решила покинуть отчий дом, вопрос о том, оставить ли собаку или забрать с собой, даже не обсуждался. Айша стала неотъемлемой частью жизни Виолетты, чем-то гораздо большим, чем просто домашним питомцем. Она испытывала к ней безграничную любовь и старалась гнать от себя мысли о том, что ей предстоит пережить, когда Айши не станет. И хватит ли у нее сил вообще что-либо делать после кончины такого преданного друга, который все эти годы оказывал ей неоценимую поддержку. Особенно ощутимым было присутствие Айши в жизни Виолетты в переломном 2019 году, когда произошли события, навсегда изменившие ее судьбу. Если бы девушка могла знать, что за этим судьбоносным моментом год спустя последует еще один, не менее трагичный, то вряд ли бы ее переполняла такая эйфория перед поездкой в Москву. Но, увы, предугадать грядущее не под силу даже самым дальновидным и расчетливым умам.
– Хорошо, – безапелляционно произнесла Елена Сергеевна, – если ты не горишь желанием делиться, я не стану прибегать к пыткам, – строго, словно отрезала, заявила женщина, но в то же мгновение ее лицо озарила улыбка, поскольку в поле ее зрения попал экран телефона Виолетты: девушка демонстрировала ей новое фото Айши, забавно зажавшей в зубах любимое лакомство.