Фиктивная жена генерального

Глава 1

— Так девственницей и помрешь! — Тим злобно бросает мне в спину, когда я полуголая и вся пунцовая вылетаю из его элитной квартиры.

С вещами в руках, которые успела захватить.

Помру, но это не точно.

Но таких отношений на раз не хочу! Он сам виноват. Я же поверила, что с ним можно рискнуть. Что он любит меня. Доверилась, а теперь вот…

Впопыхах надеваю свитер через голову, когда бегу по направлению к лифтовому холлу, пока никто не застукивает меня в неглиже. Судорожно бью по кнопке вызова лифта.

Стою. Не дышу. Чувствую, как по телу идет мелкая дрожь.

На этаже раздается звуковой сигнал. Двери лифта открываются.

Когда я собираюсь сделать шаг, то натыкаюсь внутри кабины на мужчину с грудным ребенком на руках.

— Вам вниз? — чуть ли не кричит на меня незнакомец, когда уточняет, не перепутала ли я, куда еду.

Ребенок попискивает. Надрывно плачет. Уже весь красный от натуги.

Я замечаю, что у малыша забавный костюмчик с капюшоном с ушами как у зайца. На ножках милые белые носочки с коровками.

— Вниз, — киваю, прохожу внутрь и в нерешительности застываю на месте.

Наконец, опомнившись, я нажимаю на первый этаж.

После того как двери лифта закрываются, кабину резко дергает вверх. Свет гаснет. Темнота поглощает нашу случайную троицу.

Мужчина не выдерживает:

— Твою ж… — раздается недовольный голос и тут же замолкает, потому что право высказаться берет на себя Зайчик.

Малыш очень старается. Оповещает присутствующих о чем-то важном. А мы, взрослые, тупим и не понимаем его.

— Может, вам его покачать? — предлагаю самый распространенный вариант из всех известных.

Незнакомец пыхтит. Молчит. Не отвечает. В общем, игнорирует.

Затем я ощущаю легкую тряску кабины. Вероятно, этот высокий и довольно мощного телосложения человек решает прислушаться к моему предложению. Все-таки, как-никак, я женщина. Материнский инстинкт у нас в крови.

Но спустя минуту жалких попыток по успокоению грудничка мой вариант проваливается с треском, потому что Зайчик чем-то опять недоволен.

Возможно, темнотой?

Я стараюсь абстрагироваться. Не моя проблема. Хочу достать телефон и подсветить панель с кнопками, чтобы вызвать лифтера, но понимаю, что сумку я удачно забыла в квартире Тима.

— У вас есть телефон? — задаю вопрос как можно громче, прорываясь через неостанавливаемый плач ребенка.

— Есть. Дома, — цедит каждое слово мужчина.

Не везет так не везет.

— Вы здесь живете? — спрашиваю в надежде, что незнакомец знает панель с кнопками лифта как родную и сможет по памяти найти ту самую — желтенькую, которая нас соединит с диспетчером.

— Нет. Просто катаюсь.

— Что вы в самом деле! — уже не выдерживаю я и делаю ему замечание. — Если мы не выберемся отсюда в самое ближайшее время, то, вероятно, потребуется скорая.

— Кому это?

— Ну явно не мне…

Хотя, чего греха таить, мне тоже не помешает успокоиться после всего пережитого, но в такой обстановке я даже собственных мыслей не слышу.

— Уа. Уа. Уа.

Зайчик явно боится. Прихожу к такому умозаключению и решительно, но на ощупь иду к мужчине.

Осторожно касаюсь кофточки ребенка.

— Руки уберите! — гаркает этот альфа-истерик. — Откуда я знаю, что вы ими делали?!

И вот я сейчас даже готова обидеться. На его тон. И грязные намеки.

— Ну как хотите, — проговариваю и уже собираюсь развернуться и пойти бить вот этими самыми руками по всем кнопкам.

Вдруг оно так сработает — и диспетчер выйдет на связь.

Зайчик явно настроен изучить ораторское искусство на все сто процентов. Он берет еще на тон выше, и даже у меня начинает противно пульсировать в висках.

— Стой! — командным голосом останавливает меня незнакомец. — Есть идея лучше?

— Да, я беру ребенка на себя, а вы нас спасаете. Желательно быстро. Я в вас верю! — зачем-то последнее ляпаю бездумно.

Ну надо же как-то замотивировать эту скалу мышц, которую я успела рассмотреть у него под футболкой.

Кстати, о ней. На дворе зима. А он в таком виде. Ладно я! У меня были на то причины, а он-то? И ребенок легко так одет, в одном костюмчике…

— Бери, пока не передумал, — практически рычит где-то у меня над макушкой.

Практики у меня с такими малышами вообще ноль. Ни сестер, ни братьев. Но я как-то приспосабливаюсь, вспоминая подругу, у которой недавно была в гостях. Светка совсем недавно выскочила замуж, а уже нянчится со своим ребенком, успев родить.

Я целую Зайчика в крохотную головку, спрятанную под капюшоном. И слегка покачиваюсь из стороны в сторону, напеваю колыбельную, которую включала подруга не так давно.

***

— Что вы там возитесь? — шиплю на мужчину, а сама уже понимаю, что не вывожу.

Зайчик приснул на моих руках. И я боюсь пошевелиться. Жутко затекла спина, и пальцы занемели. Ребенка было бы лучше переложить в кроватку, на худой конец — в переноску.

Я стою и чувствую, как на сгиб локтя малыш уже начинает пускать слюни.

— Что, уже спит? Не может быть!

— Может, — с гордостью утверждаю я и немного продвигаюсь вперед.

— Я три часа не мог его угомонить, — он озадаченно проговаривает, затем мужчина начинает поочередно нажимать кнопки на панели. — Черт! Не работает, заела.

— Что значит заела? Вас не учили силу распределять? Зачем же так вдавливать…

Зубной скрежет в темноте очень красноречив. Похоже, кто-то конкретно бесится. На меня.

Но если два взрослых человека еще могли бы договориться и найти компромисс, наверное, то ребенку фиолетово.

Природа берет свое. Шумный залп со стороны подгузника и подозрительное внезапное тепло на моих ладонях запускают обратный отсчет.

— Это что?

— Оно самое, — расстраиваю мужчину. — У нас есть от силы минут двадцать-тридцать. Не больше.

Я тоже иногда ошибаюсь. Как сейчас.

И поэтому после непродолжительной возни нашего спасителя от силы проходит минуты три, и раздается счастливое приветствие недовольного ребенка. Его сон прерван. А два неразумных взрослых до сих пор стоят в темноте в замкнутом пространстве.

Глава 2

Макс

Я подъезжаю к круглосуточному гипермаркету. В руках телефон. А в мессенджере список всего необходимого для ребенка.

Ух ты ж, до сих пор трясет… Оттого, что в моем доме эти двое.

Но если девица с прибабахом несильно пугает, то орущее нечто — очень, так очень, что я склоняю на все буквы алфавита ту отмороженную, которая оставила на моем пороге корзину.

Чем я так провинился, сам не знаю. А главное — накосячить не мог… Сто процентов, даже триста. Нет. Это, блин, просто не в моем стиле! Если я и провожу время с женщиной, то моей осведомленности и самодисциплине позавидует любо-о-ой! Защита у меня находится везде, на любой, так сказать, жизненный случай: в кармане брюк, пиджака, пальто; в бардачке моего внедорожника; в прикроватных тумбочках спальни; даже в выдвижном ящике кухонного гарнитура.

Я предусмотрительно себя оберегаю от таких вот корзин. И на тебе, приплыли! Получи и распишись! Знать бы еще, откуда у той цыпы мой адрес. Но пока, как ни прикидываю, не могу сообразить.

Я даже уже напряг свою службу безопасности. А заодно и вставил им по первое число. Охранники, называется. Так и бомбу подкинут — потом сюрприз будет.

Короче, я в бешенстве, лютом.

Захожу в гипермаркет, тянусь рукой к тележке. Это просто сюр какой-то: я и магазин…

Обычно этим занимаются мои посменные повара и прислуга, а сегодня ровно один день я решил провести в одиночестве …

Отдыхай, Макс! Замечательный выходной…

И пока мое недовольство ничто не может перекрыть, я злой как черт бреду между торговых прилавков и читаю список: детская смесь «единица», весы, подгузники и та же нумерация, от которой рябит в глазах.

Мне бы сейчас в отдел горячительного и взрослого, но вместо этого я хожу и соображаю «че купить».

— Вам помочь? — неожиданным образом ко мне подруливает девушка-консультант, и я даже прикрываю глаза в удовольствии, что надо мной сжалились и решили сориентировать в этом мире детской неожиданности и розовых пони.

— О да, — сразу как-то воодушевляюсь и тычу в лицо девушке список.

Давай, детка, спасай меня, а то дядя Макс сейчас скончается прямо здесь. Уже так и вижу эти заголовки во всех блогах: «Бизнесмен Ржевский отдал концы в детском отделе гипермаркета!»

Конечно, конкуренты будут вне себя от счастья, а мне что-то такие нерадужные перспективы совсем не подходят. Поэтому морду лица делаю кирпичом и внимаю тому, что говорит эта милаха-консультант.

«Купи сладенького».

Прилетает новое сообщение, и я начинаю постепенно звереть.

Нельзя людей спасать! Они потом наглеют, причем очень быстро. Вот так и эта мадам.

Я снова перечитываю ее сообщение и вспоминаю, что у девушки телефон после всех прыжков бывшего зависает и вообще еле работает. А еще этот упырь не вовремя — сынок Матецкого, который мне давно задолжал, да так, что будет обязан и в следующей жизни.

Моя совесть подталкивает к совершенно неожиданной щедрости, и я теми же ногами, оплатив товары детского отдела, бреду в магазин цифровой техники.

Я сегодня Дед Мороз прям, от счастья не знаю, какие по счету уже штаны сменить.

Правильно, нефиг ляжки тянуть, работать надо было. А там, может, и обошлось все бы?

Это я так себя пытаюсь успокоить. И вот не получается от слова совсем.

К парковке бреду счастливый. С пятью пакетами, забитыми под завязку, а в самом мелком лежит последняя модель крутого смартфона.

***

— А сладенькое?.. — дуется эта милаха.

Я молча прохожу на кухню и начинаю разбирать покупки.

Она сканирующим взглядом оценивает содержимое пакетов.

— Все-таки не купил…

— Чего?

— Ну шоколадку хотя бы, стресс заесть. Я тоже не каждый день провожу подобным образом.

Я киваю. Согласен. Если бы каждый день так проводил я, то уже бы с ума сошел.

— А где ребенок?

— Спит, — девушка ведет плечом, как будто я спрашиваю какую-то глупость и нелепость.

— А как же взвешивание?

— Потом. Я бы выпила кофе, — она сидит, склоняет голову набок и переводит взгляд на кофемашину.

Я негодую. Да.

Пришла. Сидит. Намекает, чтобы я… что? Ей. Сам. Кофе варил. Да я себе… и то по праздникам.

— Не выйдет, — беру банку со смесью и читаю инструкцию. Игнорирую Владиславу. — Блин, годовой отчет по холдингу проще, чем эта абракадабра.

— Ну тогда я пошла, — язвительно проговаривает девушка. — В понедельник на работу. Надо выспаться.

— В смысле?

— Какой прием, такой и ответ, — эта язва намекает вновь на горячий напиток.

Я делаю вид, что не понимаю, о чем это она. Перечитываю инструкцию: «В соответствие с возрастной таблицей необходимое количество мерных ложек сухой смеси…»

Короче, взрыв мозга.

— Кофе так кофе, — отдаю этой ехидне банку, а заодно бутылочки, нагреватель и стерилизатор, ну, и весы, конечно, а к ним пеленки-распашонки и пакеты с подгузниками. — Властвуй, женщина!

Причем я вполне серьезно. Мне проще на финансовых рынках бои устроить, добить конкурентов, а не это все…

Владислава, скользя по моему мраморному полу, скрывается в гостиной, а я подрабатываю баристой в собственном доме.

Вожусь с мерным стаканом и водой, выбираю крепость (девочкам послабее), регулирую давление и чувствую уже себя практически Богом в искусстве по заправке этой жуткой машины.

— Ма-а-акс, а у тебя есть контакты клининговой компании?

Малыш явно проснулся, потому что, как только после Владиславы я слышу детский плач, меня немного передергивает, а затем из рук вылетает панарелло, которым я только что предпринимал попытку взбить молоко.

— Зачем? — хорошие слова заканчиваются, перехожу на отборную ругань, пока я нахожусь вне зоны действия женщин и детей.

— У нас тут сюрприз новый! На твоем диване.

Не-е-ет, только не диван! Бросаю кофе и несусь к ним.

— Он не специально, — Владислава пытается обелить этого маленького человека, вечно орущего и гадящего на дорогую итальянскую мебель по индивидуальному заказу.

Глава 3

Меня не мучает совесть, что я Зайчика оставила с Максом. В завершении этого дня я уже просто без сил, мне необходимо немного побыть с самой собой. Что я, собственно, и делаю. Особенно когда прохожу мимо гостиной, сворачивая на глазах у Макса в ванную с блаженной улыбкой.

— Владислава, — обращается ко мне мужчина.

Меня интересует, почему он не входит в число тех, кто любит резать безбожно мое имя, как на то повернется язык? Все вечно жалуются на длину, на то, что в одном имени два и непонятно, какое из них выбрать.

А Макс смог. Нашел вариант, которым до него еще никто не подумал воспользоваться.

Поэтому в благодарность и растущее уважение в его адрес я не игнорирую его обращение.

— Да.

— Он не спит.

— Ну, а кому легко? — заявляю безапелляционно.

— Сегодня ночной няни не будет. Никто из знакомых владельцев агентств по подбору персонала мне ничего толкового не смог предложить.

— Я бы удивилась, если бы было наоборот. И что ты предлагаешь?

— Может быть, ты его все-таки возьмешь к себе?

— Нет.

— Как это нет? Давай я тебе оплачу за ночную смену.

— Спасибо, но я откажусь.

Не сказать, что я не нуждаюсь в деньгах. Иногда даже очень. Но вот то, что свои проблемы он так виртуозно решает спихнуть на меня одну, совсем не вариант.

И, возможно, я бы даже сжалилась над этим серьезным и суровым мужчиной, но сегодня я в праве ему отказать.

Кстати, он уже второй, кому не нравится мой ответ. Сегодня. Но ничего не поделать. Так бывает, не все вращается вокруг денег. И, видимо, для Макса это новый опыт: ребенок, к которому не знаешь как подойти, и женщина еще не соблазняется на деньги.

Я развожу руками и поворачиваюсь на пятках, чтобы достигнуть своей цели — наконец-то помыться.

Макс очень тяжело вздыхает. Давит на жалость. Но я не реагирую, а продолжаю идти к своей цели, в данном случае — к ванной.

— Да что ты за женщина такая жестокая? — кидает обиженно Ржевский мне в спину.

А я из-за плеча проговариваю в ответ:

— Самая лучшая.

Да. Вот так. И нет, я не преувеличиваю. Себя надо любить, а главное — не потерять. Хотя очень и очень иногда мы пытаемся раствориться в другом человеке. С горечью вспоминаю Матецкого. А я ведь практически поверила ему, эх…

Когда я оказываюсь наконец-то в постели, в теле образуется определенная тяжесть. Тяжесть уходящего дня. Веки наливаются словно свинцом, и, не помня себя, я погружаюсь в глубокий сон.

Правда, совсем ненадолго.

Зайчик оповещает в два часа ночи, что чем-то недоволен. Я пытаюсь заткнуть уши руками, затем прикрываю голову подушкой.

Ребенок не замолкает и продолжает раздраженно кричать.

Каково же было мое удивление, когда, войдя в спальню Макса без приглашения, я вижу его спящим и Зайчика, который надрывается рядом.

— Совсем совесть потерял, — говорю громко, чтобы Ржевский не делал вид, что спит.

Но после третьего моего комментария я понимаю, что не все так-то просто. Макс спит, причем богатырским сном. И даже когда я пробегаю пальцами по футболке на его спине, он и не думает двигаться.

Отлично устроился! Мне приходится брать малыша на руки. Первые несколько минут я тихонько его укачиваю, но нет, не помогает. Затем уже с видом профессионала решаюсь на самый отчаянный шаг — его распаковать из пеленок.

Не так страшно, но один день опыта по пеленанию не очень меня обнадеживает. Мне нужен в этом Макс. С ним я себя чувствую более спокойной и уравновешенной. Могу сосредоточиться на деталях и не паниковать.

Замечаю на подоконнике небольшую лейку с водой, забытую кем-то из персонала, и рядом цветочный горшок с лимонным деревом, на котором уже имеются приятные желтого цвета плоды.

Я, пританцовывая, начинаю двигаться с Зайчиком к окну. Малыш на какое-то время замирает в моих руках и даже, как мне кажется, успокаивается. Я останавливаюсь, уже передумав воплощать свой неидеальный план в жизнь, но Зайчику такое положение не нравится. Ему хочется, чтобы тетенька танцевала с ним до утра. И в этом мы с ним совершенно расходимся. К возникшему недопониманию я все-таки решаюсь привлечь Ржевского. Поэтому, оттанцевав туда и обратно, но уже с лейкой в руках, мы с Зайчиком застываем над спящим Максом.

И когда я решительно наклоняю носик лейки, в этот момент мой воинственный, но погруженный в глубокий сон богатырь внезапно открывает глаза…

***

О том о, что в лейке будет какая-то химия, я и подумать не могла…

Макс подлетает на кровати как ужаленный. Орет так, что, глядя на Зайчика, я подмечаю, как малыш морщит носик, затем поджимает нижнюю крохотную губку и тоже заходится, но только в самом настоящем плаче, а не крике.

Зайчик краснеет, личико становится морщинистым, а горячие горючие слезы начинают заливать мне кисти рук.

— Все-таки ты с прибабахом! — доносится из ванной комнаты самое обидное, что можно было высказать девушке, которая помогает как может, практически в поте лица.

Признаться, что я неимоверно сглупила, гордость не позволяет, и поэтому, тяжело вздохнув, я перекладываю малыша поудобнее и освободившейся рукой подхватываю кокон.

— Жжет! А если я ослепну, придушу!

И вот угрозы Ржевского мне уже совсем не нравятся. Я, как нашкодивший домашний питомец, ныкаюсь в самый надежный угол — к себе в комнату, закрывшись изнутри.

Проверяю Зайчику подгузник, после того как осмеливаюсь его все-таки распеленать. Замечаю, что малыш немного вспотел, поэтому быстро нахожу пакет, что предусмотрительно взяла, когда на цыпочках проходила мимо гостиной, пока большой тигра плескался в своей раковине, промывая глаза.

Снаряжаю Зайчика в милый слитный комбинезон, надеваю крохотные носочки на его маленькие пяточки. А затем начинаю снова укачивать.

Вот что мне мешало поступить так же, пока Макс спал?

Глупость моя. Удивительное желание, чтобы мучилась не я одна, приводит меня к совершенно ненужным для меня последствиям.

Глава 4

Макс

Эти безумные выходные наконец-то закончились.

Вчера я отправил свою неожиданную спасительницу домой. Вручил ей визитную карточку и чуть ли не силой подарил смартфон, который купил, когда мотался в магазин для этого маленького спиногрыза.

Владислава странная девушка. Любая другая на ее месте бы сама вырвала такой дорогой подарок из рук, эта же… чуть ли не заплакала. Да еще и намекнула, что я от нее откупился.

Что в голове у этих женщин — одному Богу известно.

Я сижу в своем кабинете и уже пятнадцать минут смотрю в панорамное окно. Ни одной мысли о грядущем заседании совета директоров, даже нет желания проверить электронную почту. Помощница боится меня потревожить, потому что знает: когда я такой, ко мне лучше не подходить и лишний раз не беспокоить.

Я бываю таким, да. Смурным, с тяжелым взглядом и плохим настроением

От нанятой няньки получил сухое сообщение о том, что ребенок сыт и спит. Ни полслова о его настроении и шалостях. И мне бы сидеть и радоваться, что я вернулся в свой привычный ритм жизни, только в груди образовалась пустота. Оглушающая. Разрушительная.

Срабатывает селектор, и помощница сообщает о том, что начальник службы безопасности давно сидит в приемной и ждет.

— Почему он до сих пор там? — отвечаю недовольно.

— Сейчас все исправлю, — быстро щебечет синицей девушка.

Двери открываются, и на пороге кабинета появляется Вадим Косарев, мой главный безопасник.

— Приветствую, Максим Филиппович.

— Садись, Вадим. Надеюсь, вы нашли что-то посущественнее на ребенка и его мать.

— Есть такое, — отвечает деловым тоном безопасник, и в его руках появляется папка с документами.

Мужчина отталкивает ее от себя, я быстро перехватываю документы и в нетерпении открываю первый лист.

«Тина Трошина, двадцать два года, состояла в отношениях с Вороновым Никитой Михайловичем».

— Я их не знаю, — второй раз пробегаю глазами по строчкам и не понимаю, каким боком эти двое, вернее, трое ко мне.

А главное, совершенно не понимаю, почему девица в письме указала, что ребенок мой.

— Знаете, Максим Филиппович. Никита Воронов был усыновлен неким Данилой Вороновым, а до этого у пацана была фамилия Ржевский.

И тут в меня словно молнией шарахает от осознания того, что сейчас, спустя столько лет, всплывает вся подноготная моего отца…

Мама совершенно случайно узнала об измене отца. Деловые командировки, задержки в вечернее время стали вызывать много вопросов у нее. И она прибегнула к услугам частного детектива.

Когда все вскрылось, мать слегла на неделю, толком ничего не ела. У цветущей женщины выперся позвоночник и проступили ребра, глаза впали, а лицо совсем осунулось.

Я тогда его ненавидел, да и сейчас не простил. Потому что мама так и не оправилась от этих измен, которые со временем переросли в количество.

Отец топчет эту землю, а ее уже как пятнадцать лет нет. Несправедливо.

— Понятно, — тяну, хотя до сих пор пазл в голове не складывается.

Есть единокровный брат, его женщина и их ребенок. Я-то тут при чем?

Мы не знакомы. И вряд ли подружимся. Я точно не собираюсь его искать и разбираться в наших несостоявшихся отношениях.

Видимо, вся противоречивость ситуации отображается на моем лице, и тогда Вадим добавляет:

— Никита Воронов — ходок. Имеет несколько судимостей. Сейчас его осудили на пятнадцать лет. Его баба решила сделать ноги, пока еще в силе и со смазливой мордой.

— Отлично они! Умельцы… — стучу по столу кулаком.

— Максим Филиппович, ребенка сдайте в дом малютки и просто сообщите во все нужные инстанции. Мы можем все взять на себя. Вы даже и не почувствуете ничего.

Я вскакиваю с кресла и меряю шагами кабинет.

— Это не «ничего», это же человек, мой, кровный…

***

— Мальчика нельзя у себя просто оставить, — с нажимом проговаривает Вадим. — Он не котенок.

Я киваю. Вся бумажная волокита по оформлению опеки та ещё мутотень. Пройти курсы, предоставить сто пятьсот бумажек. И если воспользоваться связями, процесс, вероятнее всего, ускорится, а вот что делать с его семейным положением?

Взрослому занятому мужику не отдадут мальчика. Нанятая няня не добавит очков в моем личном деле… А еще, судя по всему, Зайчик очень ценный экземпляр в доме малютки. На взгляд ребенок казался совершенно здоровым. А это красная тряпка для очереди будущих родителей, где каждый уже готов взять даже инвалида. О хитрых схемах в такой деликатной сфере, как усыновление, я наслышан.

— И трех дней не пройдет, его оформят и запустят процесс усыновления, — просматривает папку с документами безопасник.

— Но он же не сирота!

Я пытаюсь просчитать все варианты.

— Максим Филиппович, пятнадцать лет не пролетят быстро. Пока парень вырастет и папик откинется, ему останется всего три года до совершеннолетия.

Я тру пальцами виски.

И понимаю, что я не могу просто так отпустить мальчика. Конкретно этого. Моего Короля. Мои самые неудачные и неидеальные выходные оказались настолько яркими и незабываемыми, что я именно тогда себя почувствовал по-настоящему живым и не роботом.

А еще Владислава никак не выходит из головы. С хитрым лисьим взглядом, пушистыми ресницами, длинной сережкой в одном ухе, изящной тонкой шеей. Эта сумасбродная и коварная девица даже теперь ночами снится. После расставания еще толком и суток не проходит, а я уже, похоже, скучаю. По той движухе, что создают в тандеме эти двое.

— Нам нужна мама, — подвожу итог своего мозгового штурма.

— Не понимаю, — честно признается Косарев.

— Я женюсь.

— И что, кандидатура у вас имеется? — Вадим явно шокирован, смотрит на меня диким взглядом, но не спешит с выводами.

— Надеюсь. С камер наблюдения снимите фото девушки, что оставалась с ночевкой у меня. Еще можно копнуть в службе такси.

— Вы уверены, что можно ребенка доверить первой встречной.

Глава 5

Я просыпаюсь от орущего будильника на телефоне. И мне все это странно… Меньше чем за сутки я успеваю привыкнуть к ворчливому голосу Макса и крику маленького Зайчика. А сейчас в груди оглушающая пустота без них двоих.

Захожу в ванную, подхожу к раковине, открываю кран с холодной водой. Ледяные струи воды бьют по ладоням, и, сделав глубокий вдох и сильно зажмурившись, я опускаю лицо в живительную влагу.

Кричу. Сильно.

Затем открываю кран с горячей водой.

И когда моя собственная экзекуция окончена, дотягиваюсь рукой до полотенца.

Лицо краснеет, я просыпаюсь.

Наспех завтракаю и, собравшись с духом, выхожу на работу.

Даже если работы у меня больше нет, я хотя бы заберу свои вещи и попробую составить план своей новой жизни.

К офису «ЛесИндастрис» подхожу неохотно. На проходной пропуск срабатывает без каких-либо проблем. И в самом офисе на входе сканер мелодично дает зеленый свет.

Я все жду подвоха, но его нет.

Пока нет.

Потому что, как-только я подхожу к своему рабочему месту, замечаю Лильку из отдела менеджеров по продажам.

Девушка сидит, закинув ногу на ногу. В ультракоротком алом платье, в туфлях на умопомрачительной шпильке. Она смеется и демонстрирует моим девочкам из маркетинга золотую подвеску:

— Тим такой лапушка. Сам позвонил и назначил встречу еще вчера. Затем пригласил на ужин, а с самого утра подарил это…

— А можно о своих личных похождениях вести обсуждение не на моем рабочем месте, Лиля?!

Девушки замолкают и быстро разлетаются по своим рабочим местам, а Лилька даже не двигается, продолжает сидеть с видом королевы, скользя по моей фигуре оценивающим взглядом.

Я сегодня в длинном бесформенном пальто, замотана по самый нос большим шарфом и не накрашена.

Да. Обычно я всегда при форме. Знаки внимания от Матецкого мне грели душу и подталкивали к тому, что я хотела ему соответствовать. Дотягивать до его элитного уровня.

А сегодня мне хочется побыть человеком, обычным, настоящим и не кукольным.

— Все понятно, — с видом знатока заявляет Лилька, и только после этого девушка с грациозностью кошки сползает со стола. — Если ты такая к нему припелась, тут даже у здорового мужика хотелка отпадет.

Все тихо подхихикивают.

— Если тебя устраивает довольствоваться малым и объедками после других… — совсем неделикатно заявляю я, причем наобум, и, видимо, попадаю в больную точку, потому что Лилька фыркает и сверкает в мою сторону совершенно убийственным взглядом.

Фирсова полгода обхаживала Тима, только ему ее не хотелось, ни на сутки, ни на постоянной основе. А сейчас нервы сдали, и он решил утешиться в ее обществе.

Я не жалею. Нам точно с этим мужчиной не по пути.

Я снимаю пальто и приступаю к своим прямым обязанностям. Открываю базу контактов по клиентам, выгружаю все данные наших постоянных покупателей и перекидываю списки на откуп таргетологам нашей компании.

Наша компания — универсал на рынке. Спецтехника в лесной промышленности очень востребована. Мы не монополисты, есть конкуренты среди зарубежных компаний с аналогами. Зато на нашу технику имеется патент, и в своем сегменте мы занимаем лидирующие позиции.

— Макова, — открывается дверь из приемной генерального. — Тебя вызывают.

— Кто? — я сглатываю, потому что так и не понимаю, которому из Матецких я так срочно потребовалась.

***

Я нехотя иду. Дверь открыта лишь в кабинет Тима. Взглядом уточняю у помощницы, к нему ли мне зайти. Она кивает.

— Вызывали? — официальным тоном уточняю, а самой так противно, что аж жуть.

Видеть его не могу. Особенно после всех его высказываний в холле у лифта.

— Садись, Макова, — Тим неприятно лыбится, а затем так же, как и его ночная подружка, оценивающим взглядом скользит по моей фигуре.

Я делаю вид, что ничего не замечаю. Отодвигаю стул и сажусь за стол переговоров. Вроде как начальник. Открываю ежедневник и с готовностью послушной ученицы щелкаю шариковой ручкой.

— Записывай, — командует Матецкий, я всматриваюсь в белые незаполненные строчки, а сама боковым зрением пытаюсь понять, как я так жестоко могла ошибиться в этом мужчине.

Мне нравился его высокий рост, привлекательная внешность, и чувством юмора вроде тоже восхищалась в самом начале…

Сейчас четко осознаю, что благосостояние Тима стояло на самом последнем месте в моей таблице его положительных качеств.

Я даже его фамилию к себе примеряла — Владислава Матецкая. И один раз думала о том, какие у нас могут получиться совместные дети…

Стыдно так…

— Что писать?

— Прости меня, дорогой Тим. Я очень перед тобой виновата. Сделаю все, что прикажешь, только лишь бы загладить свою вину.

Я ведь поначалу даже успеваю написать «прости» и только потом осознаю, что творю и что этому козлу от меня требуется.

Я еще раз щелкаю ручкой и вообще ее кладу на стол, рядом с ежедневником.

— Ира, — кричит Тим своей секретарше, — закрой дверь в мой кабинет.

Девушка послушно выполняет требование директора, а я как в замедленной съемке фиксирую, что это закрывается не дверь, а словно решетка камеры.

Вздрагиваю при щелчке замка.

Потому что Матецкий не поленился встать и сделать это самостоятельно.

— Влад, чего сидим?

— Я не понимаю вас, Тимофей Антонович…

— Все ты понимаешь, просто дурой прикидываешься. Значит, Ржевскому перепало, а меня обломала? Так не пойдет.

Я с жалостью смотрю на закрытую дверь и понимаю, что без работы я теперь точно останусь, потому что Матецкий просто так не выпустит меня отсюда по доброй воле.

Я же так надеялась, что меня сегодня рассчитают. Где-то глубоко в душе верила, что все судьбоносные решения уже приняты сами собой. И что мне остается их только принять и свыкнуться.

Мягкотелая дурында! Сама ведь могла пойти в отдел кадров и написать это простое заявление на увольнение, а я сидела и ждала, вот и дождалась.

Глава 6

Два дня я отсиживаюсь дома. Лечу свой фонарь под глазом. Не хожу на работу и прикидываю по деньгам, как спасать ситуацию. Катастрофическую, на мой взгляд.

Понимаю, что все-таки злюсь на маму. Самую малость. Если бы она мне сразу сообщила! Я бы давно была в родном городе и не вляпалась во все эти неприятности с Матецким.

И вот пока я лежу и выворачиваю свое сознание наизнанку, раздается дверной звонок.

Тихонько подхожу к двери и смотрю в глазок. На лестничной клетке стоит мужчина, незнакомый, но вполне приятной наружности, высокий еще такой.

Но я его знать не знаю. А значит, пусть дальше стоит. Ему дверь я открывать не стану. Мало ли…

Осторожно, тихо отступаю назад. Но мужчина очень настырный человек. Положил палец на кнопку моего звонка и, видимо, решил свести меня с ума.

Я сдаюсь, обратно подхожу к двери и строгим голосом уточняю:

— Вы кто и что вам понадобилось?

— Владислава Макова дома? — уточняет незнакомец.

Я стою и киваю. И только потом понимаю, что меня же он не видит. И что же это получается, я киваю дверному полотну? Может, все-таки есть оно — сотрясение, и меня не досмотрели, а вдруг там уже что-то нехорошее и давит на мозг, поэтому я так туплю?

Но потом одергиваю себя. Напридумала целую гору страшилок, а главное, дверь так и не открываю.

— Вы по какому вопросу? — кричу из квартиры.

Так надежнее. Вряд ли он кинется ломать мою дверь… или кинется?!

А вдруг он убийца? А я еще так вежливо к нему обращаюсь. Надо позвонить в полицию. А что я им скажу?

«Здравствуйте, я Владислава Макова, не открываю дверь незнакомцу, считаю, что он убийца».

А они мне:

«Пить меньше надо. Как убьет, звоните, и лучше не нам, а в психиатрическое отделение больницы».

— По личному, — отвечает мужчина.

Ну вот отличное оправдание его нахождению у меня под дверью. Может, это сосед снизу или сверху?

Но чтобы не мучить себя догадками, все-таки решаюсь уточнить:

— Вы кто? И откуда меня знаете?

Ну вот, и пока мужчина собирается с мыслями, я забегаю в комнату, хватаю с комода телефон и включаю диктофон, хотя бы будут доказательства, что я себе ничего придумала.

— Меня прислал к вам Максим Филиппович Ржевский. Откройте, Владислава. Не бойтесь.

— А я и не боюсь, — зачем-то оправдываюсь и быстро прячу телефон в карман своих домашних штанов.

Вид у меня, конечно, совсем не тот, особенно после всех этих происшествий, но узнать, как поживает Зайчик, очень интересно и почему-то важно для меня.

Открываю дверь.

— Вы один или с товарищами?

Ну не будет лишним уточнить количество засланцев от Ржевского.

Мужчина моргает, а затем невольно оборачивается, как бы удостовериться, что он все-таки один.

И я вижу, как шестеренки в его мозгах зашевелились и чего-то он там себе уже думает на мой счет.

— Один. Вы меня впустите? Разговор очень личного характера.

Надо было позвонить Ржевскому. Но я уже пропускаю мужчину в дом и закрываю дверь. Так и стоим. Я молчу, и он молчит. Затем смотрит на меня немного удивленно, видимо, там, в подъезде, не сразу рассмотрел мою травму.

— Что у вас с лицом? На вас напал кто-то?

— Упала неудачно.

Как-то не хочется совершенно постороннему человеку рассказывать во всех подробностях о том, что произошло.

— Снимайте обувь и проходите на кухню. Тапочек, увы, нет. Вернее, мужчины нет, поэтому и тапочек нет.

Незнакомец улыбается.

— Вадим… Косарев, начальник службы безопасности господина Ржевского.

И вот он таким официальным тоном это проговаривает, что становится не по себе. Чувствую себя странно, как будто меня вызвали на допрос.

— Владислава… Макова, старший маркетолог «ЛесИндастрис».

Мужчина зависает на мгновение, но затем отмирает.

— Кухня, я так полагаю, там?

Я киваю. Надеюсь, он сюда не есть пришел. Но у меня особо и нечего, просроченный творог в холодильнике, открытая пачка печенья и два сухарика… Хороший набор холостячки и квартиросъемщицы. Все деньги уходят совсем не на еду.

На кухне Вадим мне предлагает сесть.

Интересное начало нашей беседы, и это мне совсем не нравится.

— Что-то случилось с Зайчиком? — ужасаюсь сама от своего предположения.

— С кем? А, вы про ребенка. С ним все хорошо. Он с няней.

— Замечательно, — искренне выдаю, а затем снова испытываю чувство неловкости: — Вадим, если вам не составит труда, расскажите о цели вашего визита. А то я человек травмированный и очень уязвимый, накручу себя и в обморок грохнусь.

— Хорошо. Максим Филиппович делает вам предложение.

И тут настал мой черед зависать и тупить. Ведь если это предложение руки и сердца, то где сам виновник, а если работы… то почему начальник безопасности ходит с подобным личным вопросом по квартирам потенциальных работников?

***

— То есть как это?

— Как у всех, — снисходительно улыбается Вадим. — При вашем согласии роспись состоится в ЗАГСе в эту пятницу. Жить будете у Максима Филипповича. Также примете участие в усыновлении ребенка.

У меня даже челюсть отвисает, причем в самом прямом смысле этого слова.

— Какое сегодня число? — первое, что получается выдать более-менее связное.

— Двадцать первое. Среда. Декабрь.

Вадим откидывается на спинку моего кухонного уголка, кладет руку на стол и барабанит пальцами по столу. Ожидает.

— Я, может, отстала от жизни и что-то пропустила, но разве так делается предложение? И где, собственно, сам ваш господин Ржевский?

Не буду скрывать, такое двоякое чувство меня посещает. Когда хочется грязно выругаться и послать этого самого засланца, Вадима Косарева, вместе с его начальством в лице Ржевского.

Но я даю мужчине еще один шанс объясниться. Честно. Потому что в моей голове как-то не укладывается все то, что я сейчас слышу.

— Владислава, Максим Филиппович очень занятой человек, поэтому он прислал меня.

Глава 7

Макс

Я забываю, как дышать, когда открываю дверь в ванную. Вадим что-то мычит нечленораздельное в спину, и нянька чего-то там мяукает себе под нос. А я так устаю в эти дни, что голова просто в отключке. Нет меня. Только одна оболочка. А мозг где-то там, в спячке.

И меня пробирает сразу.

Когда я вижу ее грудь. Эти две окружности заставляют залипнуть, и надолго!

Вот как Владислава так умеет?

Я просто хотел помыть руки, а теперь вместо мыльной пены на ладонях у меня это мыло в башке. Потому что кровь сверху стремительно рванула вниз. А еще ноги как вата. Но я стою, там, внизу, кто-то явно воспрял духом.

На мою память у нее офигенные глазища, а сейчас она как-то стоит в тени, что ничего толком и не видно, свет с потолка совсем не попадает на Владиславу.

Ее короткая стрижка настолько подчеркивает изящность шеи и тонких ключиц, что я ощущаю себя хищником, готовым сорваться с места и напасть. Я сейчас просто сдохну.

Прямо тут. Вонзил бы свои клыки в нее, такую нежную и желанную.

Сглатываю от ее тягучего:

— При-и-ивет.

Едва нахожу в себе силы ответить:

— Привет, — я выдаю сухо, а у самого чуть ли не слюна капает на керамическую плитку.

И когда девушка возвращает меня с неба на землю, прерывая мою разбушевавшуюся фантазию, даже огорчаюсь.

Просто стирка. Просто в моей ванной. Полуголой. Оказывается, меня никто соблазнять не собирался. А жаль… Я бы соблазнился. Немедленно.

Пячусь задом, покидаю опасную территорию, закрываю дверь. Она все еще там, в моих мыслях, стоит, переминаясь с ноги на ногу и прикрывая грудь руками.

В гостиную возвращаюсь злым.

— Мы предупреждали, но вы не услышали, — извиняющимся тоном проговаривает Вероника Николаевна.

Я киваю. Молча. Ну что тут сказать, меня предупредили, это я тормоз и теперь жестоко расплачиваюсь за свою тугоухость.

Ныряю за барную стойку, присаживаюсь быстро на стул в надежде, что моя вторая голова скоро одумается и сникнет. Не хватало бегать с буграми в штанах перед пенсионеркой и своей охраной.

Упираюсь локтями в стойку, обхватываю голову руками. Считаю до десяти.

И не помогает.

Я слышу ее шаги еще в коридоре. Их ни с чем не перепутать. Вадим берет дело в свои руки, понимая как мужик мужика. Что-то говорит про брачный договор и соглашение, я как идиот фрустрирую за стойкой. Потому что мне совершенно ровно на договор, меня тянет к Владиславе.

Я обычно как-то справляюсь, а тут… Чувствую себя малолеткой, которого обломали. Жестко.

Все раздражает. И голос Вадима, и ироничные замечания девушки относительно условий договора, еще нянька бьет мой чешский фарфор. Слепая курица.

И вообще, на счет три я взорвусь. Надо срочно что-то придумать.

И я нахожу не самый лучший вариант, но он отвлекает. Наезжаю на Веронику Николаевну. От души. Зачем-то напоминаю этой женщине, кто тут музыку заказывает, и быстро ее выпроваживаю.

А затем… переключаюсь на Владиславу и вижу, что ее огромные глазищи на прекрасном лице совсем не в кондиции. Фингал. Припухшее веко.

— Что у тебя с лицом? — допытываюсь я, но уже чувствую, что эта крошка ничего мне не расскажет.

— Производственная травма.

Ну что же, врет и не краснеет. Значит, надо проверить, где сейчас так в офисах можно травмироваться. Намекаю Вадиму, чтобы отработал и эту тему.

И как-то разговор с девушкой не складывается. Это меня бесит. Если Владислава здесь, то это означает лишь одно: она готова помочь. Но то, как она выедает мне мозг ложечкой, откровенно раздражает.

Я держусь из последних сил. Выдерживаю ее пререкания и завуалированные нападки.

И вот этот вопрос «Почему я?» меня добивает окончательно.

Я говорю о ее человеческих качествах и в целом не вру. Потому что другая на ее месте подмахнула бы документы, не глядя, и давно бы прыгнула ко мне в койку бонусом. Владислава Макова даже и не помышляет о таком повороте событий. Я это понял еще тогда, в комнате, когда она испуганно подорвалась с меня.

— Еще будут вопросы? — нависаю над ней и вижу, как она сглатывает, а затем облизывает свои пересохшие губы.

— Нет. Меня устраивает ответ. Я бы хотела отдохнуть. Няня пока еще здесь?

Я моргаю.

— Комната по-прежнему в твоем распоряжении, — цежу сквозь зубы.

И она немного обиженно благодарит, а затем, сунув подмышку соглашение, уходит к себе.

В гостиной остаемся только мы с Вадимом. И первое, что я делаю — матерюсь от души.

— Я так понимаю, у девушки что-то случилось в офисе. О деталях она ничего не говорит. Съемку с камер я смогу достать только уже после вашей росписи. Раньше никак.

— Хорошо. Вадим, будь на связи, а сейчас я бы хотел принять ванну.

Косарев не медлит. Быстро прощается. А я с полыхающим в штанах огнем несусь в душ. Мне просто необходимо сбросить все то напряжение, в котором я пребываю в последние дни…

***

Ну что же, не только тяжелый труд делает из обезьяны человека, но и контрастный душ из меня делает не просто человека, а адекватного и уравновешенного.

Я уже не так озадачен Владиславой. Хотя тут больше подходит совсем иное определение, весьма созвучное с первым.

Вспоминаю, что теперь в доме совсем не расслабиться и даже не походить в полотенце. Это бесит больше всего.

И поэтому я как проклятый втискиваюсь в свой тяжелый банный халат, а главное — совсем неудобный.

Выхожу из ванной комнаты и направляюсь в гостиную перекусить и как-то осмыслить такие масштабные перемены в своей жизни…

И тут наталкиваюсь на Владиславу.

Девушка сидит на диване, скрестив ноги, и читает. На ней какая-то пижамка. Не пижама, а одно название, и какая-то фигня натянута на лоб.

И чего ей в комнате не сидится?

Я только, быть может, вошел в хорошую фазу адекватности, а теперь вот смотрю на ее длинные ноги, а хотел ведь поесть.

Еда!

Отрываю взгляд от девушки и двигаю сразу к холодильнику.

Глава 8

Мама любит часто говорить: «Владочка, если не ради будущего мужа, то хотя бы ради себя научись готовить».

Я не училась и не учусь. И ради себя тоже не готова ворковать нежной пташкой над кастрюльками. Потому что в большом городе всегда много мест, где можно перекусить за недорого. Супермаркеты стали часто открывать при своих магазинах пищевые блоки с быстрыми завтраками, обедами и ужинами. И если бы я знала, что буду находиться в доме бизнесмена и пользоваться дорогой техникой, возможно, поостереглась бы и хотя бы научилась вникать в инструкции к этой технике.

Все происходит так мгновенно. Я только успеваю сказать «ой».

— Отойди! — кричит на меня Максим.

Я оборачиваюсь и вижу не только Ржевского за своей спиной, но и няню на руках с Зайчиком. Малыш напуган и кричит.

Макс подбегает ко мне с ошалевшим взглядом и хватает за плечи, отстраняя от плиты.

Я как бы и не рвусь особо, чего тут спасать. Еще не хватало, чтобы меня ударило током на этой за много денег кухне. Я слишком молода! И поэтому предоставляю хозяину квартиры разрулить ситуацию, а сама иду и встаю рядом с Вероникой Николаевной.

— Дайте мне его, зачем вы сюда вышли?

— По-вашему, я должна сидеть и ждать, пока вы нас с ребенком тут убьете?

Я вздрагиваю от того, как буднично она это говорит, потому что в ее глазах нет никакого испуга. Она собрана и весьма прекрасно оценивает сложившуюся ситуацию.

— Что вы такое говорите, сплюньте!

Я не верю во всю эту суеверную чушь, но так бывает, что когда все домочадцы следуют дню Косаря Северного, затем Миланьи Февральской, что-то да может случиться. А еще жизненно важно отслеживать «чего нельзя делать в этот день». И вот так невольно начинаешь сопоставлять факты и подмечать кое-какие совпадения.

Я уверена, если вбить в поисковик «какой сегодня день», браузер выдаст много интересного о том, что какой-нибудь Михайло Энергетик может ответить за неисправную проводку и что с утра лучше бы остаться на улице и не входить в дом до наступления ночи.

— Вы приносите несчастье, — авторитетно произносит женщина.

И тут я совсем ее не понимаю. Она меня видит впервые — и уже такие выводы.

— Счастье не мебель, оно не переносится и не приносится, а приходит незаметно.

— Оно и видно, — кивает Вероника Николаевна в сторону, где Макс, перебирая все буквы алфавита, пытается выключить варочную поверхность из розетки.

Я пожимаю плечами, а затем вспоминаю, что видела счетчик у входной двери.

Зайчик быстро успокаивается в моих руках и даже немного замирает при виде меня. Я смотрю на малыша, и сердце ликует, потому что незаметно для меня эта беззубая улыбка Мирона поселилась в моем сердце навсегда…

— Подержите, — выдыхаю и вручаю Зайчика этой грымзе.

Я понимая, что у людей бизнеса так часто случается, что совсем простое им чуждо, так и Ржевский невероятно неуклюже пытается разобраться с мечущей искры варочной поверхностью.

— Я помогу.

— Не-е-ет, — бросает из-за плеча Макс. — Стой тут!

Я не слушаю, а просто разворачиваюсь и выхожу в коридор. Я не электромонтер, но все-таки, как вырубить фазу, навык имею. Поэтому, чтобы не терять времени, отрубаю все маленькие желтые переключатели.

Свет гаснет, а с ним и плита погружается в состояние мира и покоя.

— А что это такое? — доносится из гостиной. — Ты свет выключила и включила? — как-то по особо звериному уточняет Ржевский.

Я торжествую, ну наконец-то меня похвалят и, возможно, даже простят мою оплошность с плитой. Хотя я не уверена, что причина ее шипения и сверкания — это дело моих непослушных пальчиков.

— Да, а что? — мое чутье подсказывает, что Макс неспроста задает подобные вопросы, но

я пока греюсь в лучах славы и пребываю в восторге от собственной офигенности.

Да я вообще потрясающая личность!

На этом умозаключении я и вплываю в гостиную с видом не меньше королевы.

— Мать… за ногу… — опускает плетьми руки Ржевский и подходит к своему ноутбуку, стоящему на барной стойке и включенному в сеть.

Щелкнув пару раз безрезультатно по клавишам, Макс как-то совсем безрадостно посылает мне такой взгляд, что хочется прикинуться мертвой и желательно где-то в лесу, в области, а не в этой роскошной квартире в городе.

— Макова, ты что это специально?

И вот тут я обижаюсь. Мы практически уже муж и жена, даже с ребенком, а он фамильничает.

— Я не понимаю, почему вместо благодарности…

— Технику можно купить новую, а жесткий диск с важными документами и информацией не всегда можно спасти.

***

Извиняться я не собираюсь, потому что не люблю такие наезды, и Ржевский в этом не исключение.

Я подхожу к няне и забираю Зайчика, наверное, это единственный мужчина в моей жизни, который не испытывает раздражения от меня.

— Я могу сама его уложить, — недовольно бурчит Вероника Николаевна, а мне все равно на ее мнение.

— Владислава, — доносится новое недовольное от Максима в спину, — ты уходишь?

— Естественно. В моей жизни стало слишком много экстрима, отдыхать нужно хотя бы иногда.

Судя по соглашению с Ржевским, следующая неделя предстоит жесткой и весьма выматывающей. Запись в школу родителей, сбор документов, медицинская комиссия… И это лишь часть того ада, на который я подписалась добровольно. Ну, практически…

Но Зайчик заслуживает иметь семью, и раз Максим его ближайший родственник, то почему бы не сделать доброе дело? Для них двоих, хотя я иногда сомневаюсь, что Ржевский жаждет добрых дел.

И, конечно, я на это иду еще из-за мамы. Я не могу допустить, чтобы ее не прооперировали.

Я иду в детскую комнату, пробую Мирона положить в кроватку, но этот лучезарный беззубый затейник даже и не собирается укладываться.

— Не стойте у кроватки. Ребенок не должен привыкать к присутствию взрослых, — выдает заученную и сухую фразу няня.

И в этот момент мне становится страшно.