Фиктивная измена

Глава 1

"Фиктивная измена"

Аннотация:
Лена, на первый взгляд, обычная женщина 32 - х лет. Она живет в неплохом районе маленького городка, пишет книги, делает украшения для женщин, ведет размеренную спокойную жизнь. Ей удалось пять лет назад вырваться из Ада, почти ценой собственной жизни. Раньше она была частью огромной влиятельной семьи. Она верила, что вышла замуж за "нужного" мужчину, не из - за давления семьи, а потому, что любит его. Он заставил ее пройти Ад, вырваться из которого она смогла, расплатившись кровью. Теперь прошлое снова просачивается в налаженную реальность, семья требует отдать долг, внести свою лепту в общее дело. Ей снова предстоит стать разменной монетой, снова стать частью семьи, которая готова бросить ее на растерзание, ради собственного благополучия. Но Лена не согласна. Как и ее муж.
- строго 18+!

- жестко, криминал, одержимость ггероиней, много козлов, нецензурная лексика.

- возможны сцены насилия.

- герой младше героини.

Когда все рушится — а оно рушится всегда — мечтатель возвращается в мир.
Чак Паланик

Вышла из маленького уютного магазинчика, сильнее закутываясь в шарф, приглаживая волосы, что порывистый ветер бросал мне в лицо. Я сдавала свои изделия - серьги, браслеты, кулоны, бусы - в этот магазин, под реализацию. Это было одним из моих хобби, приносило небольшой доход, если жить скромно - вполне себе неплохо. У меня так же было еще одно хобби - я писала книги, публиковала их в интернете. Это мне посоветовала психолог, с которым я работала полтора года после... Терапия творческим самовыражением. Я выбрала сочинение рассказов. Так я убегала от реальности. Писала то, чего в моей жизни никогда не было... Да, у меня были до тошноты розовые и ванильные истории, со стадами единорогов, все сопливо - прекрасно. И секс я описывала в моих историях такой, какого у меня никогда не было и не будет. Потому что я не допущу к себе больше мужчину. По своей воле.
Отмахнулась от тревожных мыслей и направилась в супермаркет. Я получила деньги от продажи своих изделий и принесла на реализацию новые. Хотелось устроить себе праздник. Выбирала мороженное, снова чувствуя тревогу, что липким ядом растекалась в груди, змеей ползла вдоль позвоночника. Ощущала на себе пристальный взгляд. Снова. Осмотрелась. Нет, все заняты своими делами: люди читают внимательно состав на пачке молока, говорят по телефону, вертят в руках коробку конфет, рассматривают товары на прилавках... Рядом пробежала стайка подростков, громкие и беззаботные. Скоро - Новый год. Да, остался практически месяц, и пусть погода совсем не соответствует зиме, скорее, тягучая печальная осень с острым ветром и затяжными дождями. Но я ощущала приближение праздника, обычно настроение у меня в декабре было шикарным. Но сейчас тревожность нарастала. И паническая атака мне совсем ни к чему. Я стараюсь мыслить позитивно, у нас даже есть группа единомышленников, где в чате мы делимся своими хорошими новостями, поддерживаем друг друга. Мне легче общаться в электронной плоскости. В реальности же я была... закрытой. Да, именно это слово. Когда - то я была веселой девушкой, отличницей, рожденная в семье с большим достатком, никогда не задумывалась, что жизнь может быть такой разнообразной на эмоции. Прекрасной, светлой, и с тем же - отравлять твою реальность. Что люди могут быть настолько жестоки, а чудовища - облачены в прекрасную внешность и являться образчиками красоты. Я безумно была влюблена в своего мужа, смотрела в его точеное лицо и млела. Он был настолько красив, что аж резало глаз. Он оказался настолько же гнилым, порочным и циничным внутри. Он едва не лишил меня жизни. Иногда я думаю, что зря выжила. Иногда думаю, что лучше бы умерла.
Мои руки дрожали, в горле - отчетливо чувствовала ком, что давил, мешал дышать. Виски покрылись липкой испариной. Сново ощущение, что чей - то взгляд сверлит мне меж лопаток. Пора домой. И так долго сегодня прогуливалась. Дома я закутаюсь в плед, сварю себе глинтвейн, включу фоном сериал и буду читать и общаться в нашем чате. Потом, до поздней ночи, плести новые украшения, вдохновляясь видео из ютуба.
Когда вышла из супермаркета, с неба уже срывались крупные снежинки. Не удержалась, подставила руки, наблюдая, как на горячую ладонь осела снежинка с интересным плетением, начала стремительно таять, оставив от своей красоты только воспоминание. Закрыла глаза, подставив лицо слабо жалящим снежным хлопьям. Щеки горели. Беспокойство не отпускало.
- Девушка, а, девушка! А можно с вами познакомится? - услышала приятный голос совсем рядом; стремительно отскочила, едва не шагнув на проезжую часть, сердце забилось слишком быстро, распространяя глухую боль по грудной клетке.
Парень удивленно заморгал, смотря на меня, с растерянным выражением лица, остался стоять на месте. Чуть поодаль засмеялись, видимо, парни и девушки из его компании, крича ему едкие замечания. Развернулась, стремительно шагая в сторону дома. Меня начинало трясти. Не любила, когда врывались в мою зону комфорта. От того я не ездила на общественном транспорте. Лучше пешком. От того - и маленький городок. С сожалением подумала, что мне нужно было купить больше продуктов, потому что я не выйду из дому минимум два дня. Завидев родную многоэтажку, захотелось побежать. Подавила в себе зачатки паники. Я все придумала. Все хорошо. Дышала размеренно, стараясь сосредоточится на эскизе новых серег, для детей, с милыми клубничками. Туда можно добавить еще и зеленые листочки, совсем недавно делала заказ фурнитуры и новых бусин... Успокоилась, когда закрыла дверь на три замка и цепочку. Да, у меня было три замка, можете назвать меня параноиком. Более того, я прекрасно понимала, что даже такие замки могут вскрыть, причем с легкость, если появится такое желание у моей семьи. Осела на пол, закрыв глаза. Я дома. Все хорошо. Но мысли возвращались в прошлое, выуживая из моего сознания отчетливые образы и воспоминания. Вот мой красавец - муж, бывший военный. Он страстно берет меня около стены и тогда я думала, что секс с ним - это самая прекрасная вещь в мире. Вот мой отец, бывший генерал, горд, что выдает свою дочь замуж. Это я так думала раньше. На самом деле, его распирало от того, что теперь Валентин Богачев стал частью семьи Строгановых. Что наша семья укрепилась новыми связями, потому что у мужа был бизнес, своя автомастерская. Потом я узнаю, что это было лишь прикрытием, там проворачивались дела куда серьезнее, чем ремонт машин, и имелась комната пыток. В подвале. В ней я тоже побывала.
Сколько бы я не старалась читать мантры про себя, настраиваться на позитив, даже зажгла любимые свечи, меня не покидало гадкое предчувствие. Ложилась спать, измотанная собственными мыслями, что выедали похлеще кислоты.
... - Смотри, как надо, Леночка. Смотри, не закрывай глаза, иначе будет больно... - говорил муж, заставляя меня наблюдать, как шлюхи сосут его член и лижут ему яйца, а охрана держит меня за предплечья, чтобы я не смогла убежать.
Валик заставлял меня смотреть на то, как его обслуживают дорогие шлюхи. Он получал от этого изощренное удовольствие. В начале я плакала, кричала, пыталась вырваться из крепкой хватки его личной охраны, таких же циничных убийц, как и он. Страшный человек. Холодный. Красивый внешне, как лощеный хищник. Его тело - будто высечено из камня, красиво выделяются мышцы. В нем полно силы, и я знаю, какой у него мощный удар. Я ходила с синяками, которые сходили мучительно медленно, вначале багровея, потом наливались синим и песочно - фиолетовым. Мой отец никогда не заступался за меня. Даже тогда, когда увидел меня, истерзанную мужем. Сказал, что муж имеет на меня все права и мне лучше пересмотреть свое поведение. Когда же я ответила, что он изнасиловал меня, отец коротко хохотнул в ответ, сказав, что это даже звучит смешно. Тогда я окончательно поняла, что никто не вытащит меня из Ада. Только я, если хватит сил. И у меня хватило, черт подери. Я могла умереть или выбраться. Я думала, что умерла. Но я выбралась.
- Смотри, как надо, Леночка... Смотри, на закрывай глаза... Будет больно... - я закричала, вырываясь из оков ночного кошмара, что впитался в мое сознание; прижала руки к груди, что вздымалась слишком сильно, легкие жгло от воздуха, который я заглатывала так, будто задыхалась.
Осмотрелась. Прошла к зеркалу, рассматривая себя. Длинные темные волосы, карие глаза, под которыми залегли темные синяки. Я не заметила, что плачу. Дотронулась до влаги, что стекала по щекам, щипала глаза. Лицо бледное, обескровленное. Губы дрожат, в уголке - капля крови. Я покусала их во сне. Я должна бороться со своими страхами, иначе они поглотят меня... Ворвутся в мой налаженный, и теперь кажущийся таким хрупким, мирок. Плеснула в лицо холодной воды. Прошлась по небольшой комнатке, поправив шторы. За окном расстилалась серость, смазывая весь пейзаж, облачая в безликость. Тревожность лишь усилилась, хотелось метаться из угла в угол, точно я - зверь, заключенный в клетке, огражденный железными прутьями, ожидаю своего часа. Стены давили. Зажгла ароматические свечи, запах лаванды. Включила гирлянду. Сейчас закипит чайник - сделаю чай с корицей. Закуталась в плед. Просидела полчаса, согреваясь ароматным чаем, настраивая себя на позитив. Снова легла в кровать, все тело ломило, словно я действительно пыталась вырваться из крепкого хвата охраны мужа... Усталость сморила меня, заставляя окунаться в тягучие болезненные сны, балансирующие на грани кошмаров. Я ворочалась, кажется, стонала во сне. И слышала его голос...
- Леночка... моя сладкая маленькая девочка... кажется, ты поправилась... у тебя шикарная задница... я соскучился за тобой... Лена - а -а -а... - открыла глаза, резко села на кровати, запутавшись в одеяле.
- Да что б тебя! Задница! - проговорила хрипловато, причесывая пятерней волосы, что разметались по плечам и лезли в рот, они всегда были непослушными и немного вились.
- Раньше ты не ругалась, милая, - отчетливо услышала голос мужа, немея и холодея одновременно; повернулась: он стоял в проеме двери, высокий, до невозможности красивый, облокотившись мощным плечом о лутку.
Кажется, весь воздух выбили из груди. Я открывала и закрывала рот, точно рыба, что выбросили на берег. Хриплые натужные вдохи - выдохи вырывались из горла, драли его, резали, кололи. Впитывала образ мужа, что стоял всего в паре метров от меня. Красивый, смертоносный, прожигал взглядом карих глаз. Как у хищного животного, кажется, я даже видела черные точки на его радужке. Его взгляд подобен ожогу, моя кожа плавилась, покрывалась волдырями, я ощущала явную физическую боль, что размазывалась по мне, пробирая до костей.
Он стал еще больше за те пять лет, что я его не видела, и желала вытравить его из своей памяти. Его порочные губы изогнулись в ухмылке. Он чуял мою беспомощность, мой страх, кайфовал от этого, смаковал. Чудовище. Мне страшно от того, почему он здесь... Я столько лет убегала от своих воспоминаний, от своей семьи, от тех событий...
- Ты правда думала, что тебя отпустят? Мы все повязаны. Пришло время отдавать долги, милая, - проговорил Валентин, рассматривая меня; он выразительно глянул на мои соски, что выделялись в тонкой футболке, выдохнул, скользя масляным взглядом по мне, его тело напряглось, но он не двинулся с места. - Ты так изменилась... Такая светлая... Мягкая... Задница и правда шикарная...
- Это все сон... Кошмар... - неразборчиво пробормотала я, сделав, наконец, глубокий вдох, наполняя легкие воздухом; зажмурила глаза, слишком крепко, до белых пятен.
Открыла вновь, моргая. Мой муж стоял здесь. Смотрел на меня, изогнув бровь. Я бы сказала, что он умилялся, если бы мог. А еще я отчетливо слышала, как рушился мой мирок, как трещала иллюзия, которую я строила так кропотливо...

Глава 2

Только рухнувшая мечта ещё билась, оттягивая время, цепляясь за то, чего уже нельзя было удержать.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд, "Великий Гэтсби"

Лед сковывает все тело, пальцы словно застыли. Будто в замедленной съемке, вылезаю из машины, смотрю на роскошный особняк, что раскинулся около леса. Красивого, заснеженного, почти сказочного хвойного леса, что сверкал настом и снежными лапами елей, даже в депрессивной серости. Порыв ветра донес до меня аромат хвои, я сделала надсадный вдох. Тут же Валик подхватил меня под локоток, выглядел точно аристократ и вел себя галантно, приоткрыв дверь. Мне же казалось, что меня оглушили, приложив чем - то тяжелым по затылку. Виски нещадно болели, слышала собственное сердцебиение, что ускорялось по мере продвижения в особняк. Наверное, у меня скоро пойдет кровь из глаз: все до боли знакомое, но не родное. Отталкивающее. Здесь оживают мои самые страшные воспоминания, именно здесь рушились раз за разом мои надежды. Снова ощущаю себя беспомощной, марионеткой, сросшейся с нитками, которые опять будут дергать в угоду. Чтобы поставить меня в позу. Впечатление, что в особняке все вымерли. Но это не так. На самом деле, здесь везде камеры, полно охраны и, как я подозреваю, родичей. Скорее всего, собирают семейный совет. И я - далеко не тот человек, у которого есть здесь слово. Скорее, я дополнение, инструмент, механизм, та самая разменная монета, которой можно расплатиться, когда придет время. В груди давит. Я спотыкаюсь около лестницы, Валик не дремлет, тут же усиливает хват, не давая мне клюнуть носом в пол. Вверху, в начале лестницы, вижу Ксению - жену одного из моих старших братьев, Артура. Она красавица, выглядит безупречно и всегда с бокалом вина в руках. Ксения - единственная женщина, которая может бухать так изящно. Я ее не виню. Артур - жесткий мужчина, который не воспринимает женщин как людей, у которых могут быть чувства и мысли. Он уверен, что женщины служат для удовлетворения его определенных потребностей. Сергей же, второй брат, напротив, прекрасный человек. Он - военный врач и сейчас где - то далеко, в том месте, где я бы никогда не хотела оказаться. Он скрытный, и так же не переносит нашу семейку, поэтому делает все, чтобы держаться подальше. Я слышала, что у него есть женщина, но Сергей сделал так, что никто из родичей не знает, кто она, где она. И это очень правильно, учитывая, насколько специфичная у нас семья. Торговля оружием - лишь верхушка айсберга всего зла, и это то, что стало известно мне.
- О, Леночка! Выглядишь шикарно. Вот что значит, когда вдали от Строгановых - Богачевых... - вздохнула Ксюша, прилепляя красивую улыбку, уверена, мышцы ее рта натренированны в любой ситуации улыбаться именно так - обворожительно, притягательно. - Валентин, милый, что ты так вцепился в девочку. Я жажду ее новостей и рассказов о свободной жизни, вдали от этого гадюшника.
- Это твоя семья, Ксения, - говорит Валик, прищурившись, лишь на секунду сильнее сжимая мне плечо, так, будто у него отнимают любимую игрушку.
- Да, именно поэтому я с уверенностью и утверждаю - гадюшник, - усмехнулась Ксения, вышагивая точно модель; она двигалась красиво, ее тонкая фигура обтянута в бордовое платье, туфли на высоком каблуке, шикарная прическа, красные губы.
Только в глазах можно увидеть то, что и у меня: обреченность, страх и беспомощность. Ксюше совсем несладко с моим братом. Он почти такой же, как и мой муж. А, может, и хуже. Ксюша перехватывает меня и тянет на кухню, лепечет о том, что у меня крутая юбка и мне стоит выпить красного вина, потому что я слишком бледна. Понимаю, что она делает это специально, потому что Валик никуда не уходит, смотрит нам в спины, прожигает своим тяжелым взглядом. Когда мы заходим в светлую просторную кухню, Ксюша тянется к холодильнику, выуживает початую бутылку вина.
- Я уже побывала в погребах и принесла три бутылки, - говорит она, ловит мой взгляд: я прижалась к стене, смотря в арочный проход, боясь, что мой муж последует за нами; мне необходима передышка, воспоминания и этот дом давят на меня, заставляя мое сердце биться сильнее и болезненно сжиматься будто в агонии.
На секунды прикрываю глаза, стараюсь выровнять дыхание.
- Монстр, - шепчу я, отгоняя от себя образ Валентина; я хочу, чтобы он исчез из моей жизни, навсегда.
- Монстр, - вторит Ксюша и добавляет с горечью:
- Знаешь, когда монстры перестают быть монстрами? Когда мы их начинаем любить... - я слышу столько боли в ее словах; разница в том, что я любила когда - то Валика, теперь - нет.
Ненавижу его всем сердцем. И желаю ему гореть в Аду. Она протягивает мне бокал с вином, я беру, делаю глоток - приятная терпкость обжигает горло, чувствую насыщенный черносмородиновый вкус.
- Ты знаешь, зачем я здесь? - получается шепотом, горло сводит едва ли не судорогой, и эта гребаная горечь, которую невозможно перебить даже сладким послевкусием элитного пойла.
Ксюша кивает.
- Нас прижали. Уже было два покушения на твоего отца. Одно на Артура, и еще одно - на Валика. Они примеряются, следят, ищут слабые места. И они могут посчитать, что это мы, - она чокается со мной и тихо смеется. - А еще, Геннадий Иванович хочет расторгнуть твой брак с Валиком.
Я давлюсь вином, меня жаром окатывает с головы до ног. И да, я жалею, что Валика не убили. Мир ничего не потеряет. Даже выиграет, станет светлее и чуточку безопаснее. Мысленно желаю удачи этим загадочным "они", кем бы они ни были.
- О, милая, ты рано радуешься. Тебя выставляют в качестве гарантии и хотят укрепить вновь приобретенные связи. Так сказать, закрепить новый выгодный союз, выдав замуж за другого мужчину, - Ксюша улыбается, но в этот раз ее улыбка дает сбой на секунды, я успеваю заметить; оседаю прямо на пол, прижимая руки к груди.
Женщина грациозно нагибается, хватает мой пустой бокал, тянется за бутылкой и наливает вино, что кажется мне кроваво - красным. Слышу звон в ушах, мысли - точно пуганные птицы, не могу собрать их воедино. И мне тошнит. Сильно. Хватаю воздух ртом, меня может накрыть приступ удушья. Психосоматика. Нечто, что граничит с астмой, но по анализам я здорова. Меня выкручивает, хочется закричать и проснуться. Разве может быть реальность настолько безнадежно черной?.. Или я попала в какой - то замкнутый круг, подобно героине из фильма "Треугольник"? Возможно, я просто мертва. Еще с того времени, когда под моей спиной разбился стеклянный стол, а муж просто ушел, оставив меня истекать кровью...
- Глеб Алмазов, - шепчет мне Ксюша, протягивая в другом стакане воду. - Семья Алмазовых была известна в 90 - х. Они сколотили банду, крышевали рынки и не только, вели нелегальный бизнес, гребли деньги лопатой. Глава семейства полез в политику, его и жену расстреляли, осталась бабка с двумя малолетними внуками на руках. Бабка оказалась непростой. Железная леди. Спрятала, первым делом, детей. Ее саму поймали. Говорят, пытали, издевались, хотели узнать, где деньги спрятаны Алмазовых. Ходили слухи, что там слитки золотые, компромат на первых людей не только города, но и страны... В общем, бабка с яйцами оказалась. Не сказала ни слова, а потом еще и сумела бежать, сдав всех с потрохами. Затаилась. Сейчас мальчишек вырастила, вот, хочет тоже продвинуть их... Старший тоже хочет место себе не последнее иметь. Как и твой отец. Собираются они продвигаться туда, куда не стоит, да только кто нас слушать будет... Не в этой семье... Им уже прозрачно намекают этими покушениями, что не нужно. Что и так слишком много хапают... Тебя хотят выдать за младшего - Глеба. Мало что про него известно. Двадцать пять лет. В восемнадцать пошел в армию, потом в ЧВК. Наемник. Вернулся около года назад, бабка не пустила опять. Артур с ними переговоры вел. Говорят, они очень избирательны в связях... Даже не представляю, что им пообещал твой отец... Но, определенно, это что - то невероятно стоящее, если они согласны даже на брак...
Я бросилась к раковине, меня рвало. Холостые позывы. Желудок скручивало так, что я едва сдерживалась, чтобы не выть. Я как огня боялась таких мужчин. Жестких, жестоких, убийц. В их взглядах было что - то устрашающее, понимание своих возможностей и силы. Я же хотела свободы и нормальной жизни, насколько она возможна после всего, что видела и знаю. Голова кружилась. Ксюша гладила меня по спине, стараясь успокоить. Ощущала дрожь по всему телу, стало так холодно, что я слышала стук собственных зубов друг о друга.
- Это я виновата, - тихо залепетала Ксюша. - Надо было не говорить... С другой стороны, лучше я скажу, чем Геннадий Иванович... Слушай, возможно, вы сможете договориться и сосуществовать мирно... Не так, как с ним... Послушай, Алмазовы славятся дипломатией... - она повела меня в зал, усадила на один из диванов и заботливо укутала пледом, сказала, что пойдет сделает чай; я перехватила ее за руку, не хочу оставаться одна.
Она села рядом, прижала меня к своей груди и начала гладить по волосам. Я зажмурила глаза, едва не заплакав. Моя мать никогда так не делала. Она будто старалась избегать прикосновений ко мне, а я так к ней тянулась. Она словно боялась привыкать ко мне. Чтобы потом было не так больно... Ксюша начала напевать тихо, и я узнала в мелодии колыбельную. У нас не было детей, они и не уместны в такой ситуации. Я тоннами глотала противозачаточные таблетки, Валентин лишь однажды заикнулся о детях. Тогда у нас тоже был скандал и я получила в лицо, потом месяц ходила с гематомой. Сказала, что для детей нужна нормальная семья. Валик понимал, о чем я. Просто хотел еще один рычаг давления на меня. Послышались голоса, движение на втором этаже. Я узнала басовитый голос отца, мурашки побежали вдоль позвонка. Повернулась, ловя крупный силуэт отца, что держал под руку сухонькую старушку, которая казалась почти прозрачной. Она двигалась удивительно плавно для своего возраста, казалась нереальной. Седые волосы красиво подняты наверх, элегантный костюм. Маникюр, красного цвета. Голос скрипучий, вкрадчивый:
- Не сомневайтесь, все получится, Геннадий Иванович.
Старушка почувствовала мой взгляд, повернулась, рассматривая меня водянистыми бледно - голубыми глазами. Ее морщинистое лицо пересекал длинный беловатый рубец, от правого глаза, через левую щеку, уходя куда - то вниз, за изящное невероятно дорогое колье. Женщина была ... необычной. В ее взгляде было что - то металлическое, неживое... Жутко, когда такой человек смотрит на тебя, впечатление, будто курочит грудину, закрепляя ее стальными щипцами и рассматривает, как трепыхается твое сердце. Осталось лишь гадать, какая жизнь была у этой старушки и какие ужасные решения она принимала... Думаю, она спала бы спокойно, если бы даже нажала на ядерную кнопку и испепелила пол мира.
- Это Елена? Милая девочка. Глебушке точно не понравится, он любит более живых. И бледная слишком. Ну да ладно, как говорится, дареному коню... - проговорила старуха, ее голос резал слух, я лишь подавила желание передернуть плечами; появилось желание, чтобы они все сдохли, растворились, исчезли, просочились куда - то в параллельные миры.
Женщина усмехнулась, растягивая сухие тонкие губы. Жуткая улыбка. Пусть знает, что я о них всех думаю, даже не старалась скрывать. Они прошли дальше, отец лишь мазнул по мне взглядом. Следом за ними шли охрана, часть двинулась вперед: двухметровые детины открыли двери.
- Глебушка заберет меня. И да, он хочет осмотреть особняк и поговорить с вашим безопасником. Сами понимаете, времена непростые, - донесся скрипучий голос старухи.
- Для вас, Валентина Викторовна, все, что пожелаете, - согласился отец.
- Пошли, - потянула меня Ксюша, подхватывая свой неизменный бокал с вином, иногда мне кажется, что она знает заклинание, которое постоянно наполняет стекло вином. - Пошли, говорю, посмотрим на Глебушку. Парень молодой должен быть. Пошли, мне тоже интересно!
Мимика Ксюши ожила, настоящие эмоции сделали ее лицо еще красивее, превращая ее из куклы в живого человека. Глаза женщины светились неподдельным интересом. Я же чувствовала себя тряпичной куклой, которую распотрошили, вытянули начинку. Осталась только оболочка. Никто меня чинить не будет. Вяло следовала за Ксенией, рассматривая этот особняк, отгоняя от себя неприятные воспоминания, пребывая в некоем вакууме...

Глава 3

Наши решения показывают, кем мы являемся в действительности, гораздо лучше, чем наши способности.
Джоан Роулинг, "Гарри Поттер и Тайная комната"

Я должна сбежать. Эта мысль укоренилась во мне все сильнее, я с ней сроднилась. Я не представляла, как мне это сделать, но старалась изучать окрестности, не вызывая подозрений, большущую территорию особняка, где расположена охрана, их смены. Чувствовала себя сродни узнице, точно прекрасная принцесса в замке. Но я не была прекрасной, и не была принцессой. И уж точно здесь нет рыцарей, что бесстрашно бросились бы спасать меня. Здесь все спасают только себя. Как и я.
В жизни я делала много ошибок. Я понимала, что мне дали свободу только условно, но беззастенчиво наслаждалась иллюзией все пять лет. Дышала полной грудью, хотя интуитивно чувствовала, что за мной следят, идут по пятам, наверняка, докладывают отцу каждый шаг. Ощущала эти давящие взгляды, с которыми почти сроднилась. Этот зуд между лопаток. Временами мне было слишком некомфортно и накрывало паническими атаками.
Не знаю уж, почему отец решил "отпустить" меня, но он сделал это. И нет, это вовсе не из - за того, что я едва не умерла. Он действительно считает, что в случившемся виновата только я. Жена должна покорно выполнять волю мужа. Моя мать так делала всю жизнь. Я ни разу не видела, чтобы они ругались. Она была точно тень, точно кукла, без желаний и мнения. Сейчас у нее стало плохо со здоровьем, и последние года она проводит ближе к морю. Там климат лучше. Я понимаю ее. Я бы тоже сбежала, если бы у меня была такая возможность.
Первой моей ошибкой было то, что я обратилась к людям за помощью. Помню того молоденького полицейского, который пришел ко мне в палату, когда я была напичкана лекарствами и обезболивающими, под капельницей. Я лепетала ему в бреду про то, что моя жизнь - Ад, что лучше бы я умерла, что так жить невозможно, что меня едва не убил муж... Он пообещал, что разберется во всем и поможет. Через пару дней его застрелили в злачном районе города. До сих пор хочется верить, что это не из - за меня.
Второй раз допустила ошибку, когда обратилась к своему первому психологу. Она внезапно уехала за границу через две недели. Потом я была куда осмотрительнее в своих словах. Чувствовала себя загнанной в ловушку.
Сейчас я задумала бежать и надеялась, что никто не пострадает. У меня было несколько вариантов. Через пару дней в особняке будет организован прием, отец пригласит только угодных людей. Он хочет сделать политическую карьеру, получить официально еще больше власти, потешить свои амбиции. Я постоянно читала в местной газете о создании благотворительного фонда Строгановым, который баллотируется в местные депутаты, со временем - хочет стать мэром. Буквально в каждом выпуске отводилось место для душещипательной истории от человека или семьи, которым помог фонд моего отца. Местные каналы транслировали то же. Отец и его команда создавали благоприятную почву для продвижения, завоевывая доверие людей. Никто и подумать не мог, что мой отец связан с криминалом и параллельно проворачивает страшные вещи. Торгует оружием. Это та деятельность, о которой я знаю наверняка. Муж - координатор.
Я была намерена воспользоваться тем, что будет суета, пусть охрана и усилиться в двое. Я могу слиться с прислугой. Я могу спрятаться в мусорном контейнере. Я могу сменить облик. Да, это увидят по камерам, что расположены по периметру. Но у меня будет фора в несколько часов. Так же я рассматривала вариант затаиться у них под носом, в том же городке, где я жила. Если изменить внешность, цвет волос, можно затеряться в толпе, выехать из города спустя некоторое время. Понимала, что ресурсы моей семьи и военный опыт играли против меня, но надежда разгоралась в грудине, заставляя верить, что смогу. Мне это необходимо. Пора заканчивать с таким течением дел. С такой моей жизнью. И единственно правильное решение - исчезнуть. Раствориться. Растаять как снег по весне. С финансовой стороной все обстояло гораздо хуже. У меня были деньги. Наличкой. На счетах. На том, что создали родители. На том, что создала я сама. Но. В любом случае, если я воспользуюсь картами или зайду в соцсети, я оставлю электронные следы, которые вычислят. У моей семьи почти неограниченные возможности.
Рядом была Ксюша, что - то щебетала. Я не слушала, но ее голос успокаивал, совсем не мешал. День тянулся невыносимо долго, словно жевательная резинка. Видела Валентина один раз, он смотрел на меня так пронзительно и так задумчиво, что мурашки жути расползались по плечам. Боялась того, что он остался говорить с отцом, и судя по его черной задумчивости, они не пришли к общему мнению. Я - точно товар, лот, представляющий ценность. Как отец смотрел на меня... С таким презрением, с такой отрешенностью, испытывал омерзение, будто я не являюсь его кровью и плотью, а так, придаток, который мешает и который нужно безжалостно вырезать.
Ночью не могла долго заснуть, дергалась от любого шороха. В груди сдавливало, чувство обреченности не отпускало, лишь подпитывало сильнее, мучая сознание. Когда окончательно сморило, на часах показывало два ночи. Даже во сне меня терзали размытые образы, я ощущала горячие руки, что прожигали прикосновениями, оглаживали меня, изучая тело, очерчивая соски, спускаясь ниже, по животу, к промежности. Я извивалась, пытаясь избавиться от жгучих касаний, мне было плохо, меня выкручивало. Открыла глаза, явно ощущая присутствие, улавливая терпкость. Дернулась всем телом. Не сразу поняла, что руки привязаны к спинке кровати, реальность мешалась со сном. Хотела закричать, рука тут же накрыла рот.
- Тише, милая, это я, - узнала голос Валентина, меня парализовало: тело отказывалось двигаться, застыло, словно пораженное заклинанием.
Внутри же меня все горело, извивалось, кричало и билось в агонии. Жутко страшно. Замычала, горло перехватили судороги.
- Дыши, Лена. Ты ни в чем не виновата... Твой отец... Он может быть засранцем. Несговорчивый. Теперь понимаю, откуда такое в тебе. Помнишь, я говорил, что ты - моя? Этого не изменит никто и ничто. Подожди минутку, милая, - говорил Валентин, склонившись надо мной, убрал свою руку от моего рта, тут же пропихнув тряпичный кляп в горло.
Попыталась вытолкать его языком, мне не хватало воздуха. Жуть бежала по венам, тело сотрясала крупная дрожь. Сознание мутилось. Ноги... Ноги, кажется, были не привязаны. Попыталась пошевелить, получилось слабо.
- Не дергайся, милая. Больно будет только совсем немного. Вот, смотри, - он поднес ко мне кольцо, печатку со своими инициалами. - Ты же помнишь, что всегда будешь моей?.. Он не хочет договариваться. Хочет меня лишить тебя. Я и так ждал пять лет. Он обещал, что я вновь получу тебя. Это так и будет. Я сделаю тебе подарок на память, - усмехнулся Валентин, отходя к окну; на подоконнике стояла свеча, ее желтоватое пламя выплясывало на тонком фитильке. - Ты всегда будешь моей, Лена. Всегда, - он поднес массивное кольцо к огню, что тут же обвил плоскую часть, там, где выбиты две буквы, с витиеватыми завитушками - "ВБ".
Снова замычала. Он собирается поставить на мне клеймо?!! Начала извиваться, обретя способность двигаться. С яростью дернула руками, причиняя себе только боль - Валик знал, как вязать так, чтобы не вырвалась. Выталкивала языком кляп, кусала тряпку, смачивала своей слюной, ткань только расползалась сильнее, забивая горло. Валентин наблюдал спокойно, с легкой улыбкой, держа кольцо над огнем, нагревая его, чтобы приложить потом к моей коже и оставить там свою метку навсегда. Как - будто на моем теле их мало. Вся спина в шрамах, в маленьких и побольше, белесых, почти серебристых, тонких и не очень. Он хочет отравить меня еще сильнее, пропитать своим порочным одержимым ядом.
- Ты похожа на кошку, Лена. Ты - воин. Готова биться до последнего. Моя маленькая воительница, - говорил Валик, немного прищурив глаза; одержимый взгляд, что вспарывал наживо, пугал, топил, давил, выкручивал.
Сильнее выкручивалась, махала ногами, дергала руками, почти не ощущая боли в запястьях. Валик же застыл мраморным изваянием, наслаждаясь картиной, все также продолжая нагревать золото. Голый по пояс, в домашних мягких штанах, резинка спустилась ниже, четко очерченные косые мышцы, тонкая полоска волос от пупка, что спускалась вниз, пряталась под тканью. Его тело было жилистым, рельефным, будто прорисованным талантливым художником. Я никогда не видела более красивого мужчину внешне. Его породистый профиль, аристократический, длинные ресницы словно у девчонки. Правильный контур губ...
Воздуха не хватает, легкие печет... Полузадушенное состояние, ухудшаю ситуацию своими бесплодными попытками вырваться, выбивая из себя последние крохи воздуха. Ткань в горле, что режет слизистую, вызывая тошноту. Тени прыгают по стенам, точно бесноватые, исполняя черный ритуальный танец. Жутко, будто я нахожусь не в современности, а где - то глубоко в загробном мире.
- Тише, милая. Леночка... Мы изначально начали неправильно наше общение. Я думал, ты - всего лишь оболочка, послушная пустышка... Но ты такая... притягательная... сила духа... У тебя есть сила духа. Мы будем вместе. Брак с Алмазовым - младшим - лишь формальность. Я заберу тебя. Совсем скоро. Навсегда. В этот раз я не брошу тебя, Лена, - он подошел ко мне, перехватывая за ноги, пригвождая их к кровати, придавив коленом; в его руках было столько силы, от его хвата останутся синие точки. - Я буду защищать тебя ценой своей жизни.
С яростью мычала, пытаясь кричать, выкручиваясь в его хвате и причиняя себе боль, что меркла по сравнению с тем, что он собирался сделать.
- Прости меня за эту намеренно причиненную тебе боль. Так нужно, милая. Леночка... - говорил он, без труда подавляя мое сопротивление, оголяя бедро и прижимая печатку к мокрой коже; острая боль заставила содрогаться, выплюнула кляп изо рта, заорав так, что, кажется, порвала легкие.
Нестерпимо жгло, расползаясь волнами по всему телу и вовлекая меня в агонию, заставляя мое тело биться в конвульсиях, спазмах, судорогах. Я орала надсадно, уши заложило. Рука накрыла мне рот и нос, резко лишая воздуха. Перед глазами поплыли черно - белые пятна, сознание размазывалось, уводя меня в черную пропасть. Холод. Я ощущала холод, с горячей пульсирующей точкой на бедре, где кожный покров получил травму, запечатлел такие ненавистные буквы. Слышала голос мужа, ровный, шепчущий ласковые слова. Кажется, его губы, горячие, точно раскаленный металл, что осыпали меня легкими поцелуями около пупка, оставляя такие же метки... Сквозь плотный туман, где - то вдалеке пробивались крики, звуки борьбы.
- Господи... Что же это такое... Мне надо выпить... Это... это...
- Какого черта, Валентин! Я же сказал, не подходить к ней! Ты хочешь, чтобы нас всех вырезали из - за твоей блажи?! Отставить! В подвалы его, пусть подумает сутки! А ее... привести в порядок максимально! Уже сегодня вечером - прием! Она должна выглядеть нормально, - голос отца прорезал туманность, становился все ближе; почувствовала руки, что оглаживали меня, прижимали к худенькому тельцу, щекой уткнулась в шелковую ткань.

Глава 4

В конце концов, не это главное - не то, что мы видим снаружи. Куда важнее внутреннее содержание, которого не узреть глазом - его можно только почувствовать душой, сердцем. У слепых есть одно преимущество перед зрячими - беспристрастность к оболочке. Они не судят по фасадам и лицам, не соблазняются декорациями. Бесценный дар, преподнесенный взамен отобранного чувства.
Ника Остожева, "Альтер эго".

Обняла себя руками, все еще ощущая озноб. Мне было холодно, но это был другой холод. Холод, когда ты боишься, надеешься. Все тело точно деревенеет, лед замораживает сердце и кровь густеет, а на затылке - шевелятся волосы... Да, мы ехали вперед, через лес, что был окутан снегом, буто древний, не тронутый человеком. Я боялась верить в то, что получилось бежать. Не может быть все так гладко. Не со мной...
Постоянно оглядывалась назад. Зачем?.. Убедиться, что за нами нет погони? Увидеть, что за нами едет пара внедорожников?.. Возможно, за нами едет моя мать, с которой я внезапно приобрела так долгожданную и желанную близость?..
Через полчаса машина вырулила на проселочную дорогу, деревенька казалась заброшенной. Вдоль единственной улицы тянулись домики, некоторые - совсем захудалые, с проваленной крышей, пустыми окнами - глазницами. Все заметено снегом, точно здесь произошло нечто, катастрофа, выжившая людей полностью... Жуткое впечатление от заброшенности. Поежилась. Поодаль виднелись растянутые одноэтажные здания, скорее всего, они служили когда - то для содержания скота. Марат занервничал, увеличивая скорость, прорезая насты снега, что покрыли дорогу. Машину тряхнуло, послышался скрежет железа. Меня мотнуло в сторону. Резкая боль в висках и лбу. Ударилась головой. Чувствую, как меня крутит, слишком сильно, точно вертолет падает. И тишина. Звенящая, противная, что режет слух. Держусь за голову. Звук приходит внезапно. Слышу собственный крик. Осматриваюсь. Моргаю. Мутно. Пытаюсь сфокусировать свой взгляд.
- Марат... - мой голос в отдалении, мужчина никак не реагирует; вижу его крупную руку, что свисает беспомощно вдоль ребра сиденья, похоже, он без сознания.
Голова болит от каждого движения. Тянусь к Марату, чтобы понять, нужна ли ему помощь... Провожу рукой по левому боку - сумочка с мазями на месте. Если Марат сильно ранен, надо попытаться оказать ему помощь и уходить. Я могу ориентироваться по снежному лесу, отец учил нас таким вещам с малого возраста. Я попытаюсь выйти к людям. Смогу ли выжить в зимнем лесу? Теорию я знаю...
- Иди сюда, милая, - застыла.
Такой знакомый голос. Прорезал мою реальность. Меня окатило жаром с головы до ног. Стало больно. Везде.
Зажмурила глаза. Нет. НЕТ. НЕТ! Это не может быть Валентин... Меня сгребли в охапку, прижали к крепкому телу. Его запах, что вспарывал грудину. Меня затрясло с новой силой. Я закричала, отталкивая его от себя. Валик не ожидал такого напора, расцепил руки и я сделала глоток воздуха, что тут же заколол в легких. Пятилась от него, он наступал, точно хищник. Безумная ухмылка на красиво очерченных губах. Взгляд блестящий, режущий, точно лезвие ножа. Еще раз коротко крикнула, взывая к небесам, которые молчали. Всегда. Всхлипывала, чувствовала, как кривятся губы в немом крике. Горло сковывает льдом и колет сотней игл... Падаю в снег, но не ощущаю холода. Я леденею изнутри. От страха. От надежды, что так стремительно затухает. Бросаю взгляд на Марата, что лежит, точно поломанная кукла. Встаю, продолжаю пятиться дальше, сходя с дороги. Валик тянет момент, наслаждается моим ужасом, что четко проступает на моем лице, плещется в моих глазах... Я могу попытаться бороться с ним. Или умереть, пытаясь. Я не должна сдаваться.
Разворачиваюсь, бегу к лесу, через сугробы. Падаю, снова поднимаюсь и бегу, зная, что он не отстанет. Мы играем в кошки - мышки. Для него - это сладкая игра. Для меня - смерть. Я хочу жить. Он хватает меня за предплечье, валит в снег. Ледяное забивается в нос и рот. Крик тонет где - то в белоснежной массе, что печет. Давит своим телом, вбивая в трещащий наст подо мной.
- Я же говорил, ты всегда будешь моей, Ле - на... - по слогам произносит мое имя, чувствую его губы, язык, что пытается проникнуть мне в рот; противно, начинаю с силой извиваться под ним, хоть и понимаю, что его только раззадорит.
Он точно киборг - не чувствует страха, холода. Он существует в другой реальности. Он в костюме и ему совсем не холодно, его горячие пальцы оставляют ожоги на моей коже, даже через одежду. Он возбужден. Я не могу кричать, беззвучно открываю рот. Уворачиваюсь от его поцелуев. Влажные губы скользят по моей шее, будто рвя артерии, выпивая из меня не только кровь - силу и веру. Вижу длинные сосульки, что застыли на еловой лапе, припорошеной снегом. Они так заманчиво сверкают в серости. Лапы словно тянулись ко мне, под весом снежного наста, застыли в сожалении... Потянулась к сосульке, срывая дрожащими пальцами одну. Заостренная к верху. Может послужить оружием?..
Действую на инстинктах. Будто в замедленной съемке наблюдаю за собственной рукой, что вздымается вверх и с силой опускается на Валентина. Куда - то ему в район шеи. Он удивленно смотрит на меня, продолжая давить собой, так, чтобы я чувствовала его возбужденную плоть. Второй раз замахиваюсь и ору. Прямо в лицо. В глаз. Глаза - всегда слабое место. Валентин хватается за правый глаз, воет, точно раненое животное. Извиваюсь, стараясь вылезти из - под него, отталкиваю его руками. Вижу, как сочится кровь через его пальцы. Попала. Меня трясет и становится слишком жарко. Рванула ворот свитера, пятясь. Он стоит на коленях, загребает снег, прикладывая к глазу. Стонет.
- Сукаааа! Я тебя найду. Я тебя всегда буду находить. По своим меткам! Ты - моя! Моя! Сука! Ты понесешь наказание. Я накажу тебя! Будешь вымаливать прощение! Я приручу тебя, сука долбаная! - орал Валик мне в спину, катаясь по снегу, прижимая холод к раненому глазу; бежала так, что сводило в животе, сердце рвало грудино.
Я хрипела, удаляясь дальше в лес. От него, его криков, его запаха. Зачерпнула горстку снега, провела по шее и лицу, в тех местах, где он облизывал меня и целовал. Противно. Ненавижу его.
Вокруг сгущалась темнота, но снег мистически отсвечивал в лучах бледной луны, что бесстрастно взирала с неба. Россыпь бриллиантов. Сахарная пудра. Красиво и пугающе одновременно. Природа - идеальная убийца.
Меня не страшила ночь в лесу. Меня не страшило замерзнуть насмерть. Мне было страшно, если меня найдет и увезет безумный Валентин. Я уже не слышала его воплей, но все еще бежала вперед, словно заведенная, подгоняемая адреналином.
Снега бывает больше на северной стороне деревьев, строений и других предметов, так как с южной он быстрее оттаивает.
Около деревьев, пней, кустарников и даже у отдельных небольших травинок с подветренной стороны часто образуются треугольные снежные наносы. По ним, если знать направление ветра, можно ориентироваться в редком лесу и особенно в открытом поле, в степи.
Снег под действием ветра перемещается, в результате создаются снежные накопления в виде волн - заструг, образуя рябь. Заструги – наиболее распространенная форма снежной поверхности – располагаются поперек, перпендикулярно к ветру.
По снежным волнам (застругам) трудно идти, но зато хорошо ориентироваться, зная направление ветра, создавшего их. Часто заструги используют как ориентиры.
По изморози на деревьях также можно ориентироваться. Она образуется на ветвях преимущественно со стороны ветра.
Замедлялась, чувствуя холодный пот, что собирался на висках, шее. Спина также была мокрой, неприятно пропитывая одежду. Дышала надсадно. Тьма наступала, окутывала меня, точно те самые Призраки Кольца из "Властелина колец", что преследовали Фродо, один - ранил его отравленным моргульским клинком. Я тоже была отравлена. Не призраком. Живым человеком, Валентином. Усталость накатила внезапно. Все тело ломило. Дышать было трудно. Хотелось просто лечь в сверкающий снег, что так манил, казался таким мягким и красивым. Понимала, что если сделаю так - замерзну насмерть. Двигалась вперед, от одной ели к другой, хваталась за их широкие колючие лапы. Острые иглы, ледяной снег - все это отрезвляло, не давало мне забыться. Я просто шла вперед, примерно понимала, где будет трасса. Я должна выбраться. Должна.