Пролог
В руках у меня вибрирует телефон.
Входящее сообщение от Риты. Неожиданно.
Наверное поздравление с днем свадьбы.
Включаю видео и тут же разворачиваю телефон так, чтобы никто не мог подсмотреть что там. На первых же секундах просмотра выключаю звук.
Потому что там…
А там Саша. Мой Саша! С моей сестрой…
Съемка четкая и подделкой быть не может.
Саша и Рита. Рита и Саша.
В квартире Саши. В той, где мы будем с ним жить после бракосочетания. На той кровати, которая будет служить нам брачным ложем.
Сестра смотрит четко в камеру. Мой жених, скорее всего, не знает, что идет запись.
К горлу подступает тошнота.
Видео заканчивается яркой надписью во весь экран:
«С днем свадьбы, сестренка! Это тебе мой подарок, живи теперь с ним!»
Приглашаю в новинку "Папа есть, нужна Любовь"
https://litnet.com/ru/reader/papa-est-nuzhna-lyubov-b476853?c=5622952
В моей жизни есть место только для одной женщины – моей дочери. Нам хорошо вдвоем.
Было.
Пока однажды на моем пути не встретилась Она. Чужая жена. От которой у меня рвет башню, и которая вдруг очень нравится моей малышке.
Нам с дочкой очень нужна Любовь!
Отрывок
– Папочка, я класивая? – задрав нос, дочь крутит головой.
Мельком глянув на источник моих нервов, вставляю ключ в замок зажигания, хочу завести машину.
– Очень красивая. Ты самая красивая девочка, которую я когда–либо видел, – стараюсь, чтобы голос звучал спокойно, без тех всполохов, что еще нагоняет мое воображение.
– Не–ет, ты получше посмотли, – требовательно.
Оставляю ключ в покое, внимательно рассматриваю дочь. В волосах блестят стразы!
– Откуда у тебя это украшение? – наклоняюсь, рассматривая. Дома отродясь таких заколок не было.
– Та тетя подалила. Она доблая.
– Точно подарила? Или ты выпросила?
– Подалила!
– Хм. Ладно. Ты спасибо той тете хоть сказала?
– Ой… забыла! Папа, пойдем сколее, она, навелное, ещё там, на лавочке в палке, моложеное наше ест. Только ты на нее за моложеное не лугайся, пусть ест.
1. Ника. День свадьбы
1. Ника. День свадьбы
– Офигенно красивая! – восхищается Анютка, моя школьная подружка, медленно вышагивая по краю длинного шлейфа, что воздушным облаком лежит вокруг моих ног. И у меня тревожно дергается внутри от мысли, что она наступит и запачкает. Полы чистые, Анюта босая, но опасения, что может остаться пятно, не отступают. – Платье Сашка купил?
– Нет, папа, – подтягиваю шлейф ближе к ногам. На всякий случай.
– Папа тоже молодец!
Я хотела платье поскромнее, отец настоял на этом – с пышными юбками, открытыми плечами, перламутровым стеклярусом на тугом корсете. Сзади мелкие пуговки, штук тридцать, не меньше. А декольте у этого платья такое, что сама себя хочу. Не вульгарное, нет. Просто красивое и интригующее.
Уверена, Саша оценит.
Папа на это платье все свои сбережения потратил, хоть и уверял меня, что у него еще в загашнике есть. Но я знаю, сколько он получает и сколько тратит. В загашнике от силы пара тысяч осталась.
– Для родной дочери никаких денег не жалко, – признался он растрогано, когда я вышла из примерочной.
Неродная дочь, которая увязалась с нами в салон, фыркнула, но промолчала.
– Суперское платье, – резюмирует Машка, еще одна школьная подруга, возвращая меня со дня покупки свадебного наряда в сегодняшний день. – Прям на тебя пошито. Черт, даже прикасаться боязно, замараю еще, – смеется.
– Счастливая ты, Ника, – это снова Анюта. В ее голосе слышу неприкрытую зависть.
С моим Сашей Анюта первая познакомилась, но отношения завязались у нас с ним, а Аня переключилась на его друга – Антона. Правда, встречались они недолго, всего пару месяцев, сейчас они друг друга на дух не выносят. Даже не здороваются.
Но Анюта уверяет, что Саша ей безразличен и у меня нет повода ревновать. А я и не ревную! Любимый с меня глаз не сводит. Меня любит, на руках носит. А какие слова говорит!..
Вот, стоит вспомнить его горящий взгляд, обращенный на меня, или жаркое дыхание в моих волосах, словечки с недвусмысленными намеками, от которых я не знаю куда деться от смущения… как внизу живота бабочки порхают и ноги слабеют.
– Ой, девочки, – прикладываю ладони к горящим щекам, глядя на себя в зеркало, – я и правда счастливая! Сама себе завидую.
И глядя на свое отражение в зеркале, сама себя не узнаю! Там – незнакомая мне принцесса. Тоненькая, хрупкая, очень красивая. С черными, как смоль, волосами. Со счастливой улыбкой на пол лица. С огромными сияющими глазами. И это не от того, что на веках серебристые тени. Это внутреннее сияние, рожденное любовью к самому невероятному мужчине на земле.
Я не верю, что сегодня выхожу замуж! Сон какой–то! Фантастический, красочный, волшебный.
В потрясающе красивом свадебном платье, посреди скромной трехкомнатной квартиры, где комнаты такие маленькие, что особо не развернуться, стою я, Вероника Сомова. Невеста. И всего через какие–то два с половиной часа стану законной супругой самого классного парня на свете – Александра Новикова.
Вероника Новикова – два месяца примеряю себе новую фамилию. Она мне нравится с каждым днем все больше. Ее с гордостью будут носить наши будущие дети – девочка и мальчик. Или два мальчика. В общем, как получится.
– Сюда бы серьги такие… цепочкой, длинные, чтоб прям до плеч, – Маша пальцами рисует от мочки уха до ключицы. – Но эти тоже ничего.
В ушах у меня гвоздики из натурального жемчуга – от мамы остались. Память.
– И колье бы еще… чтоб ослепли все. Но обязательно в тон колечку.
Колечко у меня серебряное с дорожкой фианитов. Саша его надел мне на безымянный, когда предложение делал. На набережной. Так волновался, до сих пор с улыбкой вспоминаю.
– Не надо ничего. Я же не за олигарха выхожу. У нас все скромно.
Только наши с Сашей родные, мои близкие подруги, его друзья. Всего двенадцать человек. В кафе стол заказан, торт двухярусный с розочками.
Только на платье папа настоял самом лучшем. Очень дорогом. Он так растрогался, когда меня в нем увидел, что язык не повернулся отказаться.
– Слушай, а вы правда до свадьбы ни–ни? – шепотом спросила Марья.
А ведь кроме нас троих в квартире никого нет. Отец и его жена рано утром уехали в кафе, оттуда в загс. Риты сутки дома нет.
Прикусив нижнюю губу, чуть заметно качаю головой.
– И не хотелось? – ахает Анютка.
– Честно? – две головы синхронно кивают и, кажется, не дышат. – Очень хотелось. Но мы оба так решили. После свадьбы. Старомодно, да? – ищу поддержку в глазах подруг.
– Я вами горжусь, честно, – прикладывает к груди ладонь Мария. – Сашка твой хоть понимает, КАК ему повезло? Такое сокровище, еще и невинная.
Еще как понимает. И не представляю, как он держится.
– А зря ты от выкупа отказалась. Мы б за тебя и твой цветочек такой калым выторговали!
– Маша! – щеки горят. – Мы вместе так решили. Встретимся в загсе.
– Романтично…
– Но! – оборачиваюсь к погрустневшим подружкам. – Вместо выкупа будет… лимузин! – визжа, подпрыгиваю на высоких каблуках.
Девчонки визжат и подпрыгивают вслед за мной.
– Круто!
– Лимузин!
– Ни разу в лимузине не ездила!
– Я тоже!
– Так, – бросаю взгляд на время, – ускоряемся!
Расправив платье, аккуратно сажусь на стул перед зеркалом.
В две пары рук девочки укладывают мои волосы в высокую прическу. Выпускают волнистые прядки по краям лица. Накрыв плечи палантином, осторожно заливают укладку лаком. Последний штрих – фата. Невесомая, белоснежная паутина.
– Вау!.. – одобряют образ девочки. – Красотка!
– Мы все красотки! – обнимаю подружек за талии, глядя на наше отражение в зеркале.
Маша в ярко–оранжевом платье–футляре, этакая апельсинка. Анюта в голубом с квадратным вырезом и расклешенном от талии. Незабудка.
С улицы доносится гудок. Машка выглядывает в окно.
– Ааа! – восторженно верещит. – Там лимузин приехал. Белый!
– Все. Нам пора! Выходим, девочки.
2. Ника. Сорок минут до регистрации
2. Ника. Сорок минут до регистрации
Мне хочется свое сердце сжать в кулак, чтобы его так сильно не распирало от счастья. И хочется, чтобы этот день никогда не заканчивался. Счастливый день. День моей свадьбы. Подумать только, через какой–то час я стану женой!
«Же–на, же–на, же–на» – торжественно стучат шпильки по ступенькам.
Яркое солнце бьет в глаза, едва выхожу из подъезда. Даже погода радуется вместе со мной.
На лимузин, как на восьмое чудо света, поглазеть вышли все жильцы нашего двора. Обступили его, рассматривают, фотографируют и фотографируются рядом. Пацаны просят водителя, чтобы покатал или просто разрешил посидеть внутри. Серьезный дядечка в строгом костюме не уговаривается. Стоит каменным изваянием, ждет, когда мы к нему подойдем, и тогда он галантно откроет нам дверь, потом закроет. Как принцессам.
– Это ж за кем такая махина приехала? – слышу разговоры соседей. Им теперь на неделю пища.
– За нами, – хвастается Анюта.
– Ника, ты, что ль, замуж выходишь?
– Я, – скромно потупив взгляд, смотрю себе под ноги.
Подол платья пришлось поднять высоко, чтобы не замарать. Маша зорко следит, чтобы я ни за что не зацепилась и без происшествий дошла до «нашей кареты». Каблуки высокие, тонкие, только бы ногу не подвернуть. Надо было идти в лодочках, а эти взять с собой, но возвращаться уже не буду.
Соседи расступились, выстроившись в коридор. Одобрительно гудят.
– Красавица.
– Какая невеста у Юрки Сомова выросла. Давно ли девчонкой тут бегала.
– Хороша, – проскрипела баб Нюра. Она этажом выше живет. Скандальная бабушка, но за комплимент в этот волнительный для меня день я ей благодарна.
– Спасибо, – смущенно улыбнулась ей в бледно–голубые с редкими ресницами глаза.
– А жених–то, поди, тот паренек, что к тебе ходил? – это теть Маша с соседнего подъезда.
– Хороший парень.
– Жить–то где будете?
– Дак у жениха поди. Тут–то им тесно будет.
– Ну и правильно…
Сами спрашивают, сами отвечают, я даже кивнуть не успеваю.
– А че сам–то не приехал?
– Он нас в загсе ждет, – задрав нос, отвечает Анюта.
– ЧуднО как.
– Не по традиции.
– Что ж мы, Ника, тебя без выкупа отдадим?
– Придется, – с улыбкой пожимаю плечами и юркаю внутрь автомобиля.
Сзади слышу пожелания счастья, согласия, деток и еще кучу всего.
Выдыхаю, что первый квест, устроенный соседями, закончен. Меня лихорадит – то ли еще впереди.
Аня и Маша садятся напротив. Глаза у обеих распахнуты до неприличных размеров. Они под впечатлением от внутреннего убранства нашего транспорта. Я тоже.
В салоне места – еще человек на десять. Сиденья обшиты темно–красным бархатом. Под потолком по кругу мягкое освещение. Вкусно пахнет цветочным ароматом. Из динамиков играет веселая музыка. На специальной подставке стоит ведерко со льдом и шампанским. На подносе – пластиковые бокалы.
Лимузин плавно трогается. Едет по двору медленно–медленно. Соседи машут нам руками, я им в ответ.
– Окна затонированы, Ник.
– А, точно.
Пишу сообщение без пяти минут мужу:
«Мы уже едем»
Он отвечает через несколько секунд:
«Я на месте. Жду» и сердечко.
Любимый мой! Как же я счастлива!
Не видела его, не трогала его шелковые волосы, не терлась губами о чуть колючий подбородок, не чувствовала его руки на своей спине, талии целые сутки. Соскучилась жуть как.
Вчера у Саши был мальчишник. У меня – девичник.
Не знаю, как проводил вечер Саша, а мы с девочками ходили в спа, на маникюр, педикюр и шугаринг. Моя сводная сестра на приглашение составить нам компанию отказалась, чему я была рада, только вида не подала.
Отношения с Ритой не заладились с первого дня знакомства. Она младше меня на год, но вредная и своенравная, мне кажется, с пеленок. Отец женился на ее матери, когда мне было пятнадцать. Моей мамы не стало за два года до этого. Я видела, как плохо было папе одному. Моих силенок не хватало сделать его счастливым, поэтому поняла и приняла его выбор.
С мачехой, Светланой Сергеевной, я старалась быть вежливой. Не всегда получалось. Для нее дочь всегда была на первом месте, а я – досадное дополнение к ее новому мужу. Рита чувствовала поддержку матери и пакостила мне. Исподтишка, подленько, зная, что ей все сойдет с рук. Папа старался сгладить конфликты как мог, а на мои жалобы чаще всего разводил руками и просил быть снисходительнее к младшей сестре.
У него больное сердце, давление скачет, я старалась не перечить ему и его жене с ее дочерью соответственно.
Риту со вчерашнего обеда я не видела. Она ушла с ночевой к подружке. Ее мои приготовления к свадьбе раздражали. А мне без нее свободно дышалось и мечталось.
Откидываюсь на мягкую спинку сиденья. Внутри все дрожит от волнения. Голоса девочек словно сквозь вату доносятся.
– Ого, Мартини Асти! – Анютка вытащила из ведерка охлажденную бутылку. – Ты знаешь, сколько оно стоит?
– Сколько? – Маша забирает вино себе, разглядывает этикетку.
– Косарь!
– Ого!
– И это со скидкой! Говорят, вкусное–е. Раз попробуешь, другое не захочешь.
– Сашок не поскупился! Надо выпить!
Снимает фольгу.
– Ну что, провожаем твою холостяцкую жизнь, Никуська?
– Провожаем! – за меня отвечает Анюта.
Повозившись с пробкой, Маша с хлопком открывает бутылку. Вино толчками выталкивает пену, заливая коврик на полу. Визжа и хохоча, поднимаем ноги, я – еще и платье, подставляем бокалы. Вино переливается через край.
Стукаясь, пьем за любовь.
Сладко, газировано, весело. Пузырьки бьют в нос и мгновенно – в голову. Я не завтракала – не смогла. Нервы. Голова кружится.
– А подвязку! – Анюта аж подпрыгнула. – Подвязку надела?
– Надела, – смеясь, успокаиваю подругу.
– А чулочки?
– И чулочки.
Белье на мне – отпад!
В руках у меня вдруг вибрирует телефон.
3. Ника. Разбитое сердце
3. Ника. Разбитое сердце
А лимузин все едет и едет. А люди за окном идут, бегут, едут, сидят на лавочках, общаются. Там жизнь.
А тут, внутри не к месту торжественного бархатного салона, пропахшего цветами и сладким шампанским, под расшитым белоснежным корсетом – разбитое на миллионы острых осколков сердце.
– Остановите! – шепчу потерявшими чувствительность губами. – Остановите! – кричу, мечусь по салону, не понимая где выход.
В глазах темно. Под ребрами в одно мгновение все органы умерли, воздух застрял где–то на полпути к легким. Задыхаюсь. Корсет больно сдавливает ребра.
Пальцы, грозя испортить маникюр, хаотично шарят по дверце, никак не могут нащупать рычажок. Как открывается эта чертова дверь? Я не могу дышать!
Маша реагирует первая, хватает меня за талию.
– Куда? Ты чего, Ник?
– Выпустите меня! – с истерикой отбиваюсь от цепких рук подруги. Фата цепляется за что–то, больно дергает волосы, прическа «ломается».
– Ника! – Маше помогает Анюта. Насильно усаживают меня прямо. – Что с тобой?
Перепугались девочки.
– Не могу, не хочу, ненавижу!
Перед глазами все еще стоят их лица – Саши и Риты. И никого и ничего другого не вижу. Даже девочек. Один белый шум, «кино», а еще буквы на весь экран.
– За что они так со мной?
Вместе со слезами бежит по щекам тушь. Размазываю ее ладонями, пачкая руки.
– Да что с тобой, подруга?
Хрясь!
Анюта шлепает ладонью по щеке. Пощечина обжигает кожу и отрезвляет.
Прикладываю руку к месту удара, хлопаю ресницами, медленно приходя в себя. Испуганные девочки замерли в ожидании пояснений.
– Он мне изменил… – вытаращив глаза, произношу сиплым голосом.
– Кто?
– Мой Саша…
– Да ну!
– Ты что?
– Не мог он!
– С кем?
– С моей сестрой…
– С Риткой? – губы подруги трогает неверящая улыбка. Переглядывается с Машей, вот–вот покрутит пальцем у виска. – Ник, ты в своем уме?
– Вот… – машу рукой с зажатым телефоном. – Поздравление получила.
– А ну дай сюда.
Анюта забирает у меня мой телефон, включает видео.
Девочки, прижавшись друг к другу висками, хмурясь, смотрят в экран.
Я закрываю уши руками, зажмуриваюсь, чтобы не видеть, не слышать, но изображение воспроизводится в голове само собой. Опять накатывает тошнота.
Вот так это происходит, да? Вот так он и со мной хотел? Ему так нравится? Грубо? Жестко?
Как мерзко!
В моих представлениях Саша был нежным и неторопливым. Романтичным. Внимательным. Ласковым. Со мной!
Я была уверена, что я для него единственная. Что других женщин для него просто не существует. Да он об этом сам мне говорил!
И почему–то именно сейчас вспоминаю, как чуть дольше положенного задерживался его взгляд на Рите, когда он был у нас дома. На ее голых ногах в ультра коротких шортах. На майках, под которые она надевала спортивный топ или свой любимый черный бюстик с пуш–апом.
Как прятала улыбку она или тихо фыркала, когда он в своей шутливой манере просил поцелуй, а я, стесняясь, подставляла щечку.
Я списывала ее реакцию на зависть, а у них был свой немой диалог в моем присутствии!
Какая же я слепая, наивная дура!
Маша кладет мой телефон мне на колени.
– И биться сердце перестало!.. – шокировано.
– Монтаж? – неуверенно предполагает Анюта.
– Какой монтаж?! Какой монтаж?! – меня опять взрывает, верещу на весь салон: – Это его квартира! Его комната! Кровать! Дата, внизу дата есть! Вчерашняя!
Веду руками по платью, на нем остаются следы от туши и тонального крема. Плевать!
– Итить колотить. Идеальный, млять, жених! Тьфу!
– А Ритка–то, Ритка! Сестра называется. Сучка! Это она специально! Овца драная!
– Девочки, – надрывно дышу, – скажите водителю… попросите… чтобы остановился… хочу выйти.
– Ну уж нет! Сейчас приедем в загс, потребуем объяснений от твоего Сашки.
– Он не мой… Он теперь Риткин, – лицо кривится от рыданий. – В день свадьбы! За что? Вот за что они так со мной? Как давно они встречаются?
– Вот и спросим! – решительно заявила Анюта.
Мария закивала.
– Спросим. И по мордасам ему, по мордасам. Розами. Только выбери те, у которых шипы есть. Чтоб на всю жизнь запомнил.
Сдираю с волос фату, комкаю ее, кидаю в угол на сиденье напротив. Заставляю себя дышать глубоко, как будто впрок надышаться хочу. Не знаю, как буду смотреть в лицо любимому. В его глаза.
Красивые, глубокие, такие родные.
И… лживые?
Что он скажет в свое оправдание? Будет раскаиваться?
Мне хочется, чтобы он и моя сестра валялись у меня в ногах и клялись, что это ошибка. Единственная.
Больше никогда, никогда.
Ни за что, ни за что.
И даже не посмотрят друг на друга.
А я… я подумаю, прощать или нет.
Нет, не прощу.
Ритка всегда будет стоять между нами.
Когда он будет обнимать меня, я буду представлять, что он думает о ней и обнимает ее.
Когда будет целовать меня, его поцелуи будут предназначаться ей.
Когда мы будем заниматься любовью…
Нет! Не смогу!
Зачем он женится на мне, если ему нравится моя сестра?
– Вот и спросишь его об этом.
Я вслух говорила?
– Приехали.
Ох…
В солнечном сплетении в комок собрался липкий страх, ладошки вспотели.
Выглядываю в окно. Действительно, лимузин припарковался у здания загса. Он у нас красивый: на одном из широких проспектов в центре города, с крупными позолоченными буквами на весь фасад, блестящими кольцами. Рядом со входом – металлическая инсталляция – кованные лебеди. Они – одна из достопримечательностей города, визитная карточка.
Возле входных дверей уже насыпаны лепестки роз – до нас кто–то уже регистрировался. Уж у них–то наверняка не было такого порноподарка.
В десяти метрах от входа на раскладном стульчике сидит старичок. Перед ним – клетка с белыми голубями. У дедушки бизнес.
4. Артем. Точка
4. Артем. Точка
Оставляю на столе брелок от авто. Прям поверх тонкой папки, в которой лежат свидетельство о разводе, ее копия брачного договора и документы на машину. По договору в случае доказанной измены дележки имущества нет. Забирает только личные вещи.
Автомобиль – моя личная инициатива. Из–за Макса. У него много секций, а у Оксаны – времени, чтобы его на эти секции возить.
Макс на все три сезона уехал в спортивный лагерь. Со второго класса ездит, ему нравится. Родители жены живут на даче до конца сентября, а она – в их квартире. Ни они, ни наш сын не в курсе развода. Мы договорились не сообщать, пока не приедут.
– Спасибо, – тихо благодарит, избегая взгляда глаза в глаза.
– Не за что. Претензии, пожелания, предложения есть?
Мольба о прощении, покаяние, «давай начнем все с начала», «ради сына»?
Ради сына я мог бы наступить сам себе на горло и сделать вид, что ничего не было. Хотя не представляю как это: создавать иллюзию благополучия. Меня бомбит каждый раз, стоит вспомнить тот день.
– Нет, – растеряно машет головой. Чужая стала за месяц. Другая.
Последний раз обвожу взглядом тещину кухню. За тринадцать лет здесь несколько раз поменялись обои и один раз гарнитур. Лет пять назад предлагал поменять квартиру на побольше. Отказались. Привыкли, говорят, к своей трешке.
Здесь всегда пахнет блинчиками. Они у тещи вкусные.
– Счастливо оставаться.
Двигаюсь в сторону выхода. В груди больно дергает – всё? Всё?!
– Тём… спасибо тебе за всё, – летит в спину надрывное.
И… меня взрывает.
Резко разворачиваюсь и припечатываю жену за горло к стене. Какой соблазн сжать пальцы!..
Под подушечками пальцев, ускоряясь, пульсирует венка.
– Почему? – рычу ей в губы. Те самые губы, которые я так обожал целовать. И сейчас хочу. Но… перед глазами, как красная тряпка перед быком, банальная сцена: муж вернулся из командировки раньше, а у жены любовник. Сюрприз, блять. И теперь я брезгую ее целовать. – Просто скажи – почему? Чего тебе не хватило? Член у него больше? Денег больше? Чего?!
– Тёма! – Оксана испуганно хлопает ресницами, вцепившись обеими руками мне в запястье. Вытянулась в струну вдоль стены, приподнялась на цыпочках. – Я полюбила! – шепчет этими самыми губами.
– Да хрен с ним! Какого хера трахаться в нашей квартире? На НАШЕЙ кровати?!
Я теперь в спальню заходить не могу даже после кардинального ремонта и смены интерьера! Месяц на диване в зале сплю.
– Так получилось… Я приболела, он привез лекарство…
Сука, меня эти интимные подробности без ножа режут! Пальцы сжимаются сильнее.
– Я беременна, Тёма! – вскрикивает. – От него!
Выпрямляю пальцы, отдергиваю руку. Отступаю на шаг назад. Оксана, схватившись за горло, сползает на пол. Из глаз – ручьи слез.
Ненавижу!
– Блять, блять, блять!!!
На каждый плевок бью со всей силы по стене кулаком. Костяшки обжигает болью. Первый раз, второй, третий. Оксана вскрикивает, закрывает лицо руками.
Боль и ее крики немного отрезвляют. На стене остается красная вмятина. Под обоями – гипсокартон.
На полке в прихожей блок с влажными салфетками. Достаю одну, промокаю кисть.
– Если Макс захочет жить со мной – пусть.
Вылетаю из квартиры, хлопая дверью.
Вместе с хлопком с плеч будто упал бетонный блок.
Сбегаю по ступенькам вниз. На крыльце набираю полную грудь знойного июльского воздуха, щурясь от ослепительно яркого солнца.
Выкидываю в урну розовую салфетку. Осматриваю кисть. Кожа содрана, больше не кровит.
Такси вызвать или прогуляться пешком? Во всем теле, особенно в ногах, вибрирует. Я был на грани, чтобы не придушить жену.
Бывшую – зудит в голове.
Нервы ни к черту. Лучше прогуляюсь, остыну. Сто лет не гулял по городу. Так–то суббота, чудесный день.
Могу я в кои–то веки полноценно отдохнуть в законный выходной? Мозги надо проветрить. Еще лучше – перезагрузиться. Но в запой уходить больше не хочу. Мне там не понравилось. Чувства все обостряются, выхода эмоциям нет. Тут нужно другое лекарство. Убойное.
Опускаю на глаза солнцезащитные очки, срезаю путь через двор.
Неплохой райончик.
Когда–то, туеву кучу лет назад, я бегал сюда на свиданку с Оксаной. Сколько лет прошло, а панельные дома все такие же серые. Из нового – деревья выше, гуще, толще, да детский городок современный – с резиновым покрытием, лабиринтами, качелями. Даже есть уголок с уличными тренажерами.
Теперь сюда будет ходить тот. Другой. Папаша, блять.
Я хотел еще дочку, у Оксаны не получалось. Не давил на нее за это, не упрекал, не настаивал.
Затылок жжет – смотрит. Не оглядываюсь.
Люблю ее?
Люблю пиздец как. Но знаю одно: не прощу никогда. Поэтому – отпускаю. Пусть будет счастлива в новых отношениях.
Я тоже. Буду. Без нее.
Самолюбие мое задето по самое мама не горюй. Любимая женщина предпочла мне другого. Но я взрослый человек и способен совладать с эмоциями. Подумаешь, один раз разнес квартиру и на недельку ушел в запой. Имею право.
Мой путь проходит мимо городского загса. Возле него – свадебная суматоха. Один кортеж отъехал, на освободившееся место припарковался лимузин. Белый. С кольцами на крыше, венком из цветов.
Никто из него не спешит выходить, зато к нему скорым шагом идет жених. Темно–синий костюмчик сидит как влитой. Букет невесты в руке. Рот до ушей.
Счастливчик.
Когда–то и я был таким же молодым, влюбленным, нарядным. Наша с Оксанкой регистрация проходила здесь же. Интересно, загс внутри такой же или обновили интерьер?
Из лимузина вышли две девицы, видимо, подружки невесты. Одна в рыжем платье, другая в голубом. Обе почему–то нерадостные. По очереди фыркнули на жениха. За девицами показались маленькие ножки в белых туфельках на длинной шпильке.
Говорят, увидеть невесту – к счастью. Замедляю шаг.
5. Ника. Свадьбы не будет!
5. Ника. Свадьбы не будет!
– Урод! – с презрением выплюнула, выходя из лимузина первой, Маша. На протянутую Сашину руку не отреагировала.
Брови жениха взметнулись вверх. Не понимает.
– Ну ты и сволочь! – следом за Машей подхватила Анюта.
– Э–э, вы что, девочки, перепили? – недоумевая, растягивает губы до ушей Новиков. Надо же, сама невинность.
На секунду в душу закрадываются сомнения: а вдруг на видео не Саша? Но я точно знаю: брата–близнеца у него нет, Саша один сын в семье, а у его тети и дяди только дочки.
Двойник? Этого просто не может быть!
Прячу клокочущие эмоции глубоко в себя. И вместо того, чтобы задать грызущий мозг вопрос «Почему?», отвечаю Новикову, как мне кажется, максимально холодно и презрительно:
– Нет, по дороге сюда мы получили первое поздравление. И последнее. Спасибо, милый!
На последнем слове голос дрогнул. Милый даже не допускает мысли, что я все узнала?
Сую ему в руку телефон со включенным видео. Пусть ознакомится, если он еще не видел.
Вряд ли сестрица поздравила его подобным. Она только мне с превеликим удовольствием жизнь отравляет.
И пока он смотрит его, зажав цветы подмышкой, я самостоятельно выбираюсь из автомобиля.
В голове шумит и кружится, в ногах слабость.
Мельком осматриваю себя. Платье в темных пятнах от туши и слез. Подол подметает асфальтовую площадку.
Вырядилась в дорогущее платье. Кому оно надо теперь?
По мере просмотра «кино» лицо жениха вытягивается. И я впервые вижу в нем то, что раньше не замечала.
Саша далеко не мальчик, его и парнем лишний раз язык не поворачивается назвать. Передо мной молодой красивый мужчина. Видный. Перспективный. И на которого пускают слюни многие девушки. Я, глупая, наивно полагала, что мой жених вот уже год, как мы знакомы, а он «ни–ни». Берег меня, как хрупкую хрустальную вазу, а я смотрела на него с восторгом широко раскрытыми влюбленными глазами. Он для меня был моим миром. Моим счастливым настоящим и будущим. Сегодня все разлетелось на мелкие осколки.
Перевожу взгляд на Риту. А девочка–то выросла! Из тощего нескладного подростка она к своим восемнадцати превратилась в фигуристую девушку. Если бы не наглый взгляд, вечно искривленные презрением ко всему губы и дрянной характер, ее можно было бы считать красивой.
Что в ней привлекло Сашу? Безотказность? Или эти наглые глаза, огромные, как у коровы, которые она еще больше увеличила, сделав себе наращенные ресницы?
Или ответом на этот вопрос я опять ищу оправдание своему жениху?
– Ника… – Саша отрывает взгляд от экрана телефона. Для него «открытка» – не меньший шок, чем для меня. Только я видела это впервые, а он участвовал лично. – Рита… – переводит взгляд на мою сестру, – нахера?
То есть он даже не чувствует за собой вины? Его больше расстроило то, что я узнала, а не то, как он мне сделал больно? Он же меня предал! Меня, мои чувства, мою жизнь! Уничтожил все, растоптал.
Забираю из его руки свой гаджет и другой рукой наотмашь бью по щеке. Ладонь словно кипятком обваривает. Часто моргая, хватается за щеку, роняя букет под ноги.
Рита благоразумно юркнула за широкую спину моего отца. Мне ей тоже хочется зарядить. Пинаю букет в ее сторону.
– Свадьбы не будет! – объявляю громко и разворачиваюсь, едва не сковырнувшись на шпильках.
Больше мне здесь делать нечего.
Подхватив подол, чтобы не путался под ногами, почти бегом удаляюсь от здания загса.
Далеко убежать не выходит.
– Ника, стой! – Новиков догоняет, рывком за локоть разворачивает к себе лицом. – Ты не можешь вот так сбежать. У нас регистрация!
– Ты о чем? – нервно смеюсь, выдергивая локоть. – Саша, какая регистрация после этого? – машу перед его лицом рукой с телефоном.
– Это ничего не значит!
– Да мне плевать, честно! Ты свободен! Можете продолжать… дальше!
Во мне говорят жуткая обида и злость. Мне хочется, чтобы этим двоим было так же больно, как и мне. Они меня разбили, уничтожили, лишили смысла любить и верить. Жить!
Боковым зрением вижу, как к нам бегут мой отец и родители моего жениха. Бывшего. Маша и Анюта тактично остались на месте. Тут дела семейные.
На нас глазеют прохожие, замедляют шаги, показывают пальцами. Кто–то даже снимает нас на телефоны. Не каждый день такое шоу разыгрывается, когда невеста сбегает, а ее жених и родственники пытаются ее остановить.
– Родная моя, любимая, прости, – Новиков пытается обнять.
Вырываюсь. Прикосновения противны.
– Не трогай меня!
– Вероничка, ну что ты, девочка, – запричитала, запыхавшись, несостоявшаяся свекровь. Ей сделали красивую прическу, макияж – на десяток лет помолодела. Я ее очень уважаю и считала, что мне повезло с будущими родственниками. Они меня сразу приняли. – Нас там ждут, бабушка с Севера приехала…
– Пусть на моей сестре женится. А я не могу! – слезы опять застят глаза.
– Пап, – падаю в объятия подоспевшему отцу. – Я не могу, понимаешь? – задрав голову, встречаюсь с его сочувствующим взглядом и шепчу надрывным голосом: – Он мне с Ритой изменил.
– Дочка, – отец бледнеет. Морщинки становятся глубже. – Как же так?
– Я не знаю… Я ему верила. Любила без памяти, – жалуюсь, не обращая внимания на то, что тот, кого я «любила без памяти» стоит рядом.
Слышу, как скрипят папины зубы. Вижу, как играют желваки и наливаются злостью глаза. Обнимаю его крепче, давая понять, чтобы он держал себя в руках. Я знаю, он за меня порвать может. Но и за Риту тоже.
– Рита, – папа поверх моей головы дрожащим голосом обращается к моей сестре, – он тебя изнасиловал?
– О боже, – ужаснулась Светлана Сергеевна, – доча?
– Никто ее не насиловал, – дергано ответил за Риту Саша. – Сама пришла, сама предложила.
– А ты не стал отказываться, да? – не смогла не съехидничать я. Развернулась в объятиях отца. Они мне как защита сейчас и спасение.
6. Ника. Семейные разборки
6. Ника. Семейные разборки
Отец пошатнулся.
– Папа, пап! – я вскрикнула. – Светлана Сергеевна, помогите!
Я испугалась, что папа сейчас рухнет прямо на асфальт. Мне и самой показалось, что земля сейчас разверзнется под ногами и мы всей толпой полетим в самый ад.
Мачеха подскочила к нам, придержала папу с одной стороны. Рита тоже подлетела помочь. Втроем мы его удержали.
– Скорую? – заглядываю в его посеревшее лицо.
– Не надо скорую, дочка, – папа, частя с дыханием, остановил мой порыв, едва я хотела набрать номер неотложки. – Сейчас пройдет.
– Где твои таблетки? – принялась шарить по карманам. Нашла блистер во внутреннем кармане пиджака, дрожащими пальцами выдавила одну, она выскользнула, улетела нам под ноги. Выдавила вторую. – Вот, держи.
Он беспрекословно закинул таблетку под язык.
Прижимаюсь к его груди. Бедный папа. Удар в меня, а ему тоже досталось.
Мачеха гладит отца по спине, тихо успокаивает, называя его по имени. Твердит, что это недоразумение и она ничего не знала. Сама в шоке.
Я упорно не смотрю на сестру, что стоит рядом с нами. Ее как паршивого котенка мне хочется пнуть подальше от себя и папы. Обвинить во всем, что сейчас произошло. Хотя, если разобраться, не она одна виновата. Есть еще Новиков. И я сама была слепа, глупа и наивна. И все равно ненавижу ее! Змеюка!
Саша дернул мою сестру за локоть, заставляя ее отойти от нас.
– Насчет ребенка… Ты врешь! – сверкая яростью, взревев он. Я его таким злым ни разу не видела. – Скажи, что ты врешь!
Рита вытащила из сумочки телефон, нажала разблокировку, повернула его экраном к Саше.
– Вот результат анализов. Сегодня утром получила. Пять недель.
Он выхватил телефон из ее рук, несколько секунд пялился в экран. Не уверена, что понимает, что там написано. Тоже шокирован, как и все вокруг.
– Я хотела тебе сказать, но ты же слушать не захотел, – с претензией заявила ему Рита. – Что мне оставалось делать? Я люблю тебя, а ты выбрал ее! – махнула в мою сторону.
– Черт! Черт! Черт!
Новиков сунул телефон обратно Рите в руки, запустил пальцы в волосы.
– Вероничка, милая моя, хорошая, – устремил взгляд, полный отчаяния, на меня, и даже шагнул к нам, – не слушай никого! Я люблю только тебя, а она для меня ничего не значит!
Жестом останавливаю его, чтобы не приближался. Машу головой из стороны в сторону. Не верю. Слишком явно стоят перед глазами кадры с его участием.
О регистрации ни теперь, ни потом речи быть не может. А к тому, что у моего любимого человека и сводной сестры будет общий ребенок, я оказалась совсем не готова. Еще один нож в сердце. Будто мало было первого «подарка».
– А вчера ты мне говорил другое! – кривит губы–пельмени моя сводная сестра.
– Пять недель! Пять! Ей же еще восемнадцати нет! – начала приходить в себя моя мачеха.
– Есть, мам, – Рита недовольно закатила глаза. – Возраст согласия с шестнадцати.
– Ты с ним с шестнадцати спишь?! О боже!
– Да что ты такое говоришь? С ума сошла? Три месяца встречались…
Три месяца! Как они умудрились? Что было три месяца назад? Наши родители уезжали на неделю в гости к родственникам Светланы Сергеевны. Я простыла, Саша приходил каждый день, приносил лекарства, фрукты. И пока я валялась в кровати с температурой, он якобы помогал Рите делать чай…
– В кого ты такая уродилась только… – сквозь гул в ушах слышу голос мачехи. – Скажи спасибо, что ей больше шестнадцати! – Светлана Сергеевна зло зашипела на Сашу. – Обрюхатил, пусть женится! – уставилась на родителей Саши. – Нам позора не надо! – и руки в боки уперла. За кровинушку до конца.
Рите ее реакция понравилась. Она даже лицо страдальческое сделала. Типа, надо так надо, спасу наши семьи от позора.
– Сашенька, сынок, – просящим голосом заныла его мать. – Надо жениться, раз дите будет.
А сама виновато глянула на меня, словно моля о прощении за свои слова.
– Нет! – Саша отшатнулся от Риты.
– Ты мужик или кто? – прорезался голос у моего несостоявшегося свекра. – Отвечай за свои поступки! Не позорь нас с матерью.
– Ну можно же как–то решить этот вопрос, – Саша не сдается. Опять запустил пальцы в волосы, разворошил их. – Срок небольшой.
– Еще чего! – возмутилась мачеха. – А последствия? Ну уж нет. Никаких абортов!
– Езжай домой, дочка, тебе тут делать нечего, – папа развернул меня к себе. Потерянный, осунувшийся, постаревший разом на несколько лет.
Домой? Туда, где в одной комнате со мной живет моя сводная сестра? Которая три месяца и даже вчера вечером, накануне моей свадьбы, занималась сексом с моим любимым, а теперь еще и беременна от него?
– А как же ты?
– Мне уже лучше, а тебе этот цирк ни к чему.
– Может быть все–таки в больницу? – предлагаю неуверенно.
– Не волнуйся за меня. А тут мы без тебя разберемся.
Он пошарил по карманам, вытащил бумажник, сунул мне в руки пару бумажных купюр. Такой подавленный, что его мне становится жальче, чем себя.
– Спасибо, – промямлила благодарность за деньги, незаметно сунула ему их обратно в карман. У меня с собой есть банковская карта, она спрятана в чехле телефона. Той суммы, что лежит на счете, мне на некоторое время хватит. – Я прогуляюсь, ладно, пап? Мне надо собраться, успокоиться и решить что делать дальше. Не волнуйся за меня. – И выдохнула: – Пожалуйста.
Отец взял мое мокрое лицо в свои огромные ладони, вгляделся в мои глаза. И будто что–то там прочитав, стер большими пальцами соленые капельки с моих щек, молча кивнул и отпустил.
В последний раз бросаю взгляд на любимого Сашу. Он в стороне что–то объясняет своим родителям. Оправдывается. По обрывкам речи понимаю, что он сомневается, что ребенок его. Только мне теперь все равно кто, что и чей.
Саше так идет этот костюм! Мы могли бы быть красивой парой. У нас были бы чудесные дети.
Но…
Мой мир – счастливый, красочный, сказочный, сегодня рухнул. Разлетелся вдребезги.
7. Артем. Свидетель
7. Артем. Свидетель
Говорят, увидеть невесту – к счастью.
У меня со счастьем в последнее время отношения не складываются. Сейчас чисто из любопытства хочется посмотреть на обладательницу изящных ножек с детским размером стопы.
Возле торца загса трехступенчатая клумба с бетонными бордюрами. Встаю одной ногой на нижнюю ступеньку, облокотившись о колено, делаю вид, что завис в телефоне. Сам через солнцезащитные очки подглядываю за молодыми. Точнее, нагло пялюсь, как и еще несколько человек вокруг.
Невеста, сидя в лимузине, всовывает в руки жениха свой телефон. Он застывает, лупая в него. И пока он пялится в экран, девушка в белом воздушном платье выбирается из автомобиля.
Тоненькая, невысокая, с черными блестящими волосами, собранными наверх. Несколько волнистых прядок выбились из прически. Талия узкая, а юбки такие пышные, что дунет ветерок и девушка взлетит вверх, как пушинка одуванчика.
Округлые плечи обнажены, корсет блестит на солнце так, что через защитные стекла слепит. С моего расстояния лица не разглядеть, но сдается мне, она чем–то здорово расстроена.
Ругается с женихом, руками машет.
Уличный шум перекрывает суть конфликта. Предполагаю, женишок попался на чем–то нехорошем, может быть даже на измене, а в телефоне – доказательство. И вместо мужской солидарности чувствую к этому напыщенному хлыщу отвратительную брезгливость. Нахрена ты, брат, женишься, если прыгаешь в койку к другой? Не любишь невесту? Брак по расчету? Девочка не мажорка, ты тоже.
Заставили? Непохоже. Светился как начищенный самовар, когда к невесте бежал.
Вопросов много. Ответов нет.
Невеста от души влепила жениху пощечину. Оу, морщусь, будто мне прилетело. А девица–то с характером!
Жених уронил цветы, она пнула их в сторону. Что–то крикнув в лицо красавчику, попыталась убежать. Он остановил. Их окружили родственники.
Разборки начинаются по новой. Эмоциональнее, громче, участников больше.
Чужие спины мешают наблюдению. Такие же любопытные свидетели семейного скандала, как я, толпятся неподалеку. Кто–то даже снимает видео. Автомобили, что проезжают мимо, сбрасывают скорость. Не каждый день невесты сбегают. А эта, в конце концов, именно сбегает, часто–часто перебирая по асфальту ножками, упакованными в туфли на невероятно длинной шпильке. Всегда было интересно, как женщины на таких ходят. А эта, гляди–ка, еще и бегает. Шустрая.
Через несколько секунд невеста скрылась из вида, а без нее шоу становится скучным. Народ рассасывается.
Продолжаю путь до дома.
Какой богатый на события день! А ведь он еще в самом разгаре. Душа требует «продолжения банкета». Имею право – у меня развод, чем не повод? Только одному заливаться неинтересно.
По очереди обзваниваю пацанов, зову расслабиться, но все как сговорились – заняты. Оно, в принципе, ожидаемо. Друзья все женаты, с детьми, и выходные, как правило, проводят в кругу семьи – на дачах, озерах, у тещи в огороде… Я–то тоже не всегда находил время на друзей, будучи в браке.
Матвей зовет к себе на рыбалку, но он трезвенник. Обещаю подумать.
Я не рыбак. Но помедитировать на воду идея неплохая. Жаль, Макса нет, так бы вдвоем к Матвею махнули.
Макс. Ему предстоит принять тот факт, что родители развелись. Еще во втором классе он рассказывал, что почти у всех его одноклассников родители в разводе. У многих детей – отчимы или мачехи. Я тогда гордился, что у нас дружная и любящая семья.
Сука Оксана! Чего ей не хватало? Я ж для нее и сына всё!
«Полюбила» – еще свежи в памяти ее расширенные от испуга глазищи и нежные шепчущие губы.
А со мной что тогда было? В бирюльки играла? Запасным аэродромом использовала?
Сжимаю кулак. Кожу содранную на костяшках тянет. Затянувшиеся было ранки лопаются.
Дрянь!
В ближайшем киоске покупаю упаковку влажных салфеток, промокаю выступившую кровь. Две девчонки лет восемнадцати, что попались навстречу, отшатнулись, бросив испуганный взгляд на раненый кулак.
До сих пор сложно принять факт, что я теперь свободен. Непривычно. Можно же пялиться на симпатичных девушек, знакомиться, заводить отношения.
Неинтересно.
Я Оксану люблю.
Любил, – исправляю определение чувства к жене.
Бывшей! Чтоб ее!
До дома остается пройти еще один квартал и парк. Если честно, домой не хочется. Там пусто. Последние вещи жена забрала еще неделю назад, клининговая вымыла и вычистила все до стерильной чистоты.
Прогулочным шагом дохожу до сквера.
Опа!
На лавочке сидит та самая сбежавшая невеста. Закрыла лицо руками, рыдает, плечи трясутся. И утешить бедную некому.
Туфли ее дюймовочные сиротливо рядом валяются шпильками в разные стороны.
Жалко девчонку. Вот так из–за какого–то козла теряется вера в нормальных мужиков.
Борюсь с собой, терзаемый сомнениями: пройти мимо плачущей девушки и забыть или посочувствовать и по возможности предложить помощь.
Второе перевешивает. Надо присмотреть за ней. Неадекватов вокруг хватает, еще пристанет кто, обидит, а у девчонки своих страданий выше головы.
Присаживаюсь на другой конец лавочки. Кладу локти на широко расставленные колени, прячу левой рукой разбитые костяшки.
Меня не замечают.
Снимаю очки. Пользуясь моментом, разглядываю невесту.
Шея у нее тонкая, нежная. И черный локон, что выбился из прически, провокационно скрывает от меня часть пульсирующей голубой венки. На голой спине над корсетом маленькими крылышками торчат лопатки. А самое пикантное и приятное глазу – красивое декольте на высокой груди – прикрыто руками. Но от рыданий трясется заманчиво и вкусно.
И я ловлю себя на мысли, что мне хочется отнять эти ладошки от заплаканного лица, поднять девушку за локотки со скамейки и повальсировать с ней прямо здесь, в сквере. И чтобы вместо слез на ее личике засияла счастливая улыбка.
– Сбежала? – участливо спрашиваю, садясь вполоборота.
8. Ника. Незнакомец
8. Ника. Незнакомец
Кажется, слезы должны вот–вот кончиться, а они не кончаются и не кончаются. Кожу на щеках щиплет от соли. От рыданий сбилось дыхание, закололо в груди.
У меня до сих пор нет ни одного варианта как жить дальше.
– Сбежала? – совсем рядом прозвучал мягкий мужской голос.
Слезы резко передумали выделяться из глаз. Переживания о случившемся и жалость к себе замерли тоже.
Кто здесь?
Раздвигаю пальцы одной руки, подсматриваю сквозь щелочку. Со мной разговаривают?
На другом конце лавочки вполоборота ко мне сидит мужчина, смотрит на меня в ожидании ответа. Одна рука вытянута на спинке лавочки, пальцы другой руки играют с солнцезащитными очками.
Взрослый, спокойный, уверенный в себе. Брюнет. Правда, давно небритый. Помешались все на этой бородатости.
Хорошо, у Саши не растет ничего на лице, а то бы тоже оброс, он сам говорил. Брутальности, видите ли, ему не хватает. А по мне – самое то! Гладкие щеки, мягкий подборок, опять же, какая экономия на бритвах, пенках и лосьонах.
О чем ты, Ника? Теперь не ты будешь семейный бюджет Новикова считать, значит, и вспоминать о нем не надо. Пусть, вон, Ритка решает – памперс купить или носки мужу.
А незнакомец ждет ответа.
На всякий случай оборачиваюсь назад, вдруг он не ко мне обратился. Поблизости никого нет. Значит, ко мне.
– Ага… – рвано выдыхаю.
Сколько я тут сижу? Надо что–то делать, куда–то идти. Домой, наверное. Родители, интересно, уже вернулись или мою сестру замуж выдают?
Видеть никого не хочу. Знать о них не хочу. Думать тоже!
Хмель от шампанского выветрился быстро, после него осталось неприятное послевкусие в виде головной боли. Или это от рыданий так ломит виски?
Вытираю пальцами мокрое лицо. Оно опухшее и, скорее всего, с разводами от туши. Сейчас бы влажные салфетки мне ой как пригодились, но я их с собой не брала. Кто ж знал… Забывшись, тру ладони о платье, оставляя на нем темные пятна.
Ой, уже все равно, одним пятном больше, одним меньше.
– Почему? – следит за моими действиями сосед по лавке. Достал из заднего кармана брюк початую упаковку влажных салфеток, вытянул одну, протянул мне. – Можете не отвечать, если не хотите.
– Мой жених мне изменил.
Салфетку принимаю, промокаю ею глаза, высмаркиваюсь, отдаю обратно. Легкое удивление мелькает на лице мужчины, когда он забирает ее из моей руки двумя пальцами, но я слишком занята своими горькими мыслями, чтобы думать, что так удивило соседа по лавке. Может, вообще другое лицо ожидал увидеть, а тут я.
Странно, но проговорив про Сашину измену, мне стало значительно легче. Интересно, сколько раз надо сказать эту фразу, чтобы совсем отпустило и не болело больше в груди?
– Уверены? Может быть, это ошибка или шутка какой–нибудь завистницы? – продолжая играть очками, сочувствующе предполагает мужчина.
– Моя «добрая», – показываю кавычки, – сестра тире любовница моего жениха… бывшего жениха, – поправляю себя, – прислала мне подарок, – трясу телефоном, – хоум–видео. В главной роли он и она.
– Оу… тогда сочувствую. Вы, наверное, его очень любите?
– Очень… любила…
Вот уж правда, от любви до ненависти один шаг. У меня чувство к Саше как отрезало. Обида осталась. Жгучая такая, грудную клетку раздирающая. Потому и вываливаю ее на незнакомца. Одной тащить тяжело.
– Помиритесь, – как будто заглянув в будущее, констатировал собеседник и отвел от меня глаза, продемонстрировав красивый профиль. Уставился на крону дерева напротив невидящим взглядом.
– Не помиримся. Она беременна.
Не будь она беременна, все равно не помирились бы. Скорее всего.
– А вот это плохо, – мужчина снова повернулся ко мне. – Нет, конечно, дети – это хорошо, но относительно вас… Мне жаль. Ваш жених идиот. Я уверен, он пожалеет, что так поступил с вами.
– Почему? – сердце дрогнуло. Мужчина поддержал меня, а не стал оправдывать Сашу.
– Вы красивая. Нежная. Хрупкая. Вас обижать нельзя. Вам идет жемчуг.
Оу…
От неожиданно прозвучавших комплиментов я покраснела, кажется, до кончиков волос. Засмущавшись, дотронулась до мочки уха. Горошинка жемчуга привычно прокатилась под подушечкой указательного. Папа подарил гвоздики маме на свадьбу, она отдала их мне, когда заболела. Родители любили друг друга, и мама хотела такого же сильного и ответного чувства мне.
Хорошо, что она не увидела мой позор сегодня.
– Ну вот, вы смутились, закрылись. А я ведь совершенно искренен.
Он… он меня снимает, что ли? – дошло до меня. А я сижу тут, уши развесила. Вот дура–то! А вдруг он сутенер? Еще в бордель пригласит или того хуже – силком потащит.
– Вы знаете, я наверное пойду. Спасибо за беседу, – поднимаюсь со скамьи. Так, в какую сторону отступать? Туда, где к дому ближе или где людей больше?
Туфли! Мои туфли валяются у ног это бородача!
– Вы не могли бы подать мои туфли, – в нерешительности переминаюсь с ноги на ногу.
– Я вас напугал? – бородач озадаченно свел брови домиком, выставил перед собой ладошки, показывая, что безоружен и открыт. – Девушка, поверьте, я ни в коем разе не собираюсь делать вам что–то плохое. Наоборот, я, можно сказать, охраняю вас от всяких маньяков. Вы сейчас слишком уязвимы и ранимы, чтобы оставлять вас одну. Как минимум, провожу до дома. Хотя бы на расстоянии.
Искренние слова собеседника удивили еще раз и заставили меня присмотреться к нему.
Черные волнистые волосы уложены назад, глаза цвета темного шоколада с неприлично длинными ресницами и лучиками морщинок, когда они улыбаются. Губы спрятались в густой небритости. Сколько ему лет? Тридцать, тридцать пять, больше? Значительно старше меня, однозначно.
Широкие плечи обтянуты бело–голубой рубашкой в мелкую клетку, джинсы, кроссы. На левой руке стильные часы с большим круглым циферблатом.
Лицо доброе, голос бархатный, располагающий. Ну нет, не сутенер он. И совсем не страшный. Опасности от этого мужчины не чувствую, и это подкупает в нем.
9. Ника. Предложение
9. Ника. Предложение
Шумными рывками набираю в легкие воздух и страдальчески протяжно выдыхаю. Знала ли я утром, какие подарки меня ждут?
Сосед по лавке удивляет снова, спрашивая в лоб:
– Скажите, вы реально считаете, что связь вашего жениха с вашей сестрой – это повод лить слезы?
Эх, мужики! Ничего–то они не понимают! У меня свадьба сорвалась, о которой я так мечтала, к которой готовилась два месяца! Да что там два месяца, всю жизнь! Это событие – такое важное в жизни каждой девушки!
– Вы сегодня узнали, – продолжает сосед, – что ваш жених вам изменяет. А если бы вы узнали об этом завтра или позже? А вы уже замужем. Было бы легче?
Он… он прав! Было бы намного хуже!
– И плюс ребенок на стороне... Считай, муж живет на две семьи, содержит обе, врет всем… По–моему, ваша сестра сделала вам чудесный подарок. Надо радоваться.
– Ну все, все, убедили! – губы сами растягиваются в улыбке. – Честно говоря, я об этом не подумала. Не успела, – поправляюсь.
– Наконец–то вы улыбнулись. У вас красивая улыбка. Пользуйтесь ею чаще. Особенно в присутствии бывшего жениха и сестры.
Есть здравый смысл в его словах! Прочь слезы и страдания!
– А знаете, вы правы! – ух ты, аж дышать легче стало. – Я так и сделаю. Буду улыбаться им назло. У меня будет все прекрасно!
Столько силы сразу в теле появилось!
– Вот и отлично! Рад был помочь. Обращайтесь, если что.
Подмигнув, сосед с чувством выполненного долга откинулся на спинку лавки. Снова уставился на крону дерева напротив, погрузившись в свои мысли. Странный какой–то. Может, ему тоже нужен совет?
– У вас что–то случилось?
– Да ничего особенного, – он отмахнулся.
– Расскажите, – в порыве двигаюсь к мужчине. – Ой, наверное, я бестактна… – отсаживаюсь на место.
– Я сегодня развелся.
– Вы изменили своей жене? – ахнула, прижав руки к груди.
– Почему сразу изменил, – удивился бородач. – Люди разводятся не только из–за измены. Хотя в моем случае – увы, из–за нее.
Все–таки кобель! – осуждающе щурю на него глаза.
– Жена влюбилась в другого, расстались полюбовно, – так просто поясняет.
– Правда? – почему–то факт, что собеседник не кобель, порадовал. – Поздравляю. Ой, простите, – спохватываюсь, – наверное надо сказать – сочувствую?
– Нет–нет, поздравления мне больше нравятся, чем сочувствие, – мужчина вдруг широко улыбнулся. Улыбка у него, несмотря на растительность на лице, красивая. Зубы белые, ровные. А в глубине глаз – грусть. Меня успокаивает, делает вид, что у него все прекрасно, а самому невесело.
– Ладно. Тогда поздравляю. Желаю счастья… в вашей холостой жизни. Ой, я несу сама не знаю что, – прикладываю ладони к горящим щекам. – Это все от нервов и шампанского. Простите.
– Вам не за что извиняться. Я с удовольствием принимаю ваше пожелание. Кстати, вам не кажется, что нам пора познакомиться? Меня Артем зовут.
– А меня Вероника.
– Очень приятно, Вероника. У вас красивое имя.
– Спасибо…
– Слушайте, Вероника, у меня есть идея. Как насчет того, чтобы отметить наши события?
– Отметить? – переспрашиваю. Показалось, что ослышалась.
– Ну да. Тут недалеко есть неплохой ресторан. – Не ослышалась. – Я угощаю, – Артем опередил меня, не дав возразить.
А в уплату за ресторан он попросит что? Ночь?
А может быть согласиться? Вот так, не ломаясь и не строя из себя недотрогу?
Я всю жизнь была хорошей девочкой, мечтала быть лучшей женой для Новикова, чтобы гордился, любил. Нужна ему такая любовь? Как оказалось, нет. Ему по душе раскрепощенные, все позволяющие девицы.
Школу я закончила с отличием, на бюджет поступила, стипендию повышенную получаю. За Риту все эти годы решала, писала, даже иногда сдавала зачеты. И что получила в итоге? Нож в спину?
Может быть, пора стать другой? Пора стать взрослой? Вот, даже кандидат неплохой нашелся. Я смогу!
А еще я ни разу не была в ресторане… Там дорого. Саша себе позволить не мог такие траты. Он только–только закончил универ и сейчас в поиске работы. Свадьбу на деньги его родителей устраивали. В долг конечно. Моя семья тоже со скромными доходами.
– Вы знаете, предложение заманчивое, но боюсь, в таком виде меня в ресторан не пустят, – провожу ладонями по платью. Подол грязный, на груди темные пятна, а что на лице и с волосами даже представить страшно.
– Пустят. Я договорюсь, – уверенно заявил новый знакомый и поднялся с лавки. Протянул мне руку.
С сомнением посмотрела на сбитые костяшки. Раны свежие!
– Не обращайте внимание! – заметив мой взгляд, быстро успокоил мужчина. – Даю честное слово, ни одна живая душа не пострадала.
Его искренность заставила меня улыбнуться и отбросить сомнения.
Была не была!
В ресторане хотя бы есть туалетная комната, где я смогу умыться и привести себя в порядок. И пусть Новиков удавится, когда узнает где я и с кем. А он узнает. Уж я постараюсь ему с сестрицей свое видеопоздравление записать.
– А давайте!
Вложила свою ладонь в ладонь Артема. Он рывком поднял меня на ноги.
Ого! А этот бородач крупнее Сашки. Шире в плечах. Выше. И пахнет приятно. А еще он сильный.
– Ой…
Меня повело. То ли от мужского парфюма и личного терпкого запаха Артема, то ли шампанское не полностью выветрилось из моей бедовой головы.
Повело не влево, вправо, а прямо на бело–голубую рубашку. Чуть не вписалась лицом в чужую грудь. Больше испугалась, что замараю ее остатками туши, румян и тонального крема.
Артем обезопасил себя, удержав меня за локти. Какие пальцы у него крепкие. Что те капканы.
Белый день, центр города, люди мимо ходят. А я смутилась от одной только поддержки чужого человека. Меня раньше никто из мужчин не касался, кроме Саши. Обнимашки с папой не считаются. Все остальные – табу.
– Туфли тут оставите?
– А? – зависла, разглядывая лицо нового знакомого. Оно, как и весь мужчина в целом, непозволительно близко от моего.
10. Артем. Демоны невесты
10. Артем. Демоны невесты
Она совсем не умеет пить. Плыть начала со второго коктейля, но останавливаться не собиралась. Словно отпустила тормоза и выпустила наружу внутренних демонов.
Ресторан? Согласна. Ночной клуб? Двумя руками за. Танцы? У нее вместо обычных батареек вечный двигатель?
Забавно, но нас везде принимали за молодоженов. Вероника пыталась поначалу отвергать сей факт, зажималась, смущалась, даже хотела сбежать, но потом махнула рукой и принимала поздравления как должное. И я, поддавшись эмоциям, развлекался вместе с ней.
С нами хотел выпить и сфотографироваться каждый второй. Сама невеста сделала не меньше двух сотен селфи со мной, без меня, с одним бокалом, другим, третьим. У барной стойки, на танцполе в толпе, с толпой. Визжала, пела, прыгала, в общем, отрывалась по полной. И плевать ей было на запачканное платье и поплывшую тушь.
Приличная девочка всеми доступными способами показывала, что она неприличная.
Доказательства тут же выкладывала в сеть. Я понимаю зачем. Будь я чуть пьянее, сделал бы то же самое назло Оксанке. Но пить не тянуло. Наоборот, моей спутнице позарез нужен был трезвый телохранитель.
Одну оставлять девчонку в свадебном платье было опасно. На нее хищно и плотоядно поглядывали всякие типы и с ревностью – их подружки. В туалет ее водил с таким зверским выражением лица, что от нас шорохались в разные стороны. Зато к Нике никто не смел подойти с похабными предложениями или желанием выцарапать глаза за ее красоту и очарование.
А Вероника – реально само очарование. Особенно, когда улыбается. Правда, что улыбок, что слез по «любимому Сашеньке» было 50/50. Эмоции менялись со скоростью света. Вот она пьет и веселится, а вот рыдает у меня на груди, да так горько, что сердце у меня сжимается, а ее дорогому Сашеньке хочется член завязать в морской узел, а беременной сестрице свернуть шею.
Коварный план споить девчонку, увезти к себе домой, заняться с ней сексом постепенно реализовывался. Отомстить бывшей жене с юной сочной красавицей желал с той самой минуты, как она согласилась на мое предложение отметить наши «разводы». Тем более, эта самая красавица сама была не против отомстить.
«Я его так люби–ила, – рыдала она на моем плече после не помню какого по счету коктейля, размазывая сырость по моей рубашке. – А он, сволочь, с моей сестрой… ребеночка дела–ал. Я хочу ему отомстить. С тобой. Как тебя зовут?
– Артем.
– Артем. Клевое имя. А меня Вероника.
– Я знаю.
– Знаешь? – расфокусированным взглядом пыталась разглядеть мое лицо. – Откуда?
– Ты сама говорила.
– Да? Не помню. А моего жениха зовут Саша. Мы сегодня должны были пожениться. Я его так люби–ила. А он, сволочь, с моей сестрой…»
И заново.
И опять.
Как с ней трахаться такой? Утром ничего не вспомнит, а я буду виноват. Еще заявит на меня. Поэтому добровольно записал себя в охранники и исправно выполнял свои обязанности.
К полуночи я готов был диджею отписать квартиру, лишь бы он ставил одни медляки, во время которых я мог перевести дух. Еле–еле переставлял ноги свои и невесты в толпе таких же неугомонных оторв. Уже не реагировал на шпильки–пики, прокалывающие мои кроссы практически насквозь.
Одно радовало: под крики «Горько!» мог беспрепятственно целоваться с невестой, смакуя ее мягкие податливые губы. Под медленные танцы – прижимать к себе, пальцами пересчитывать позвонки на наполовину голой спине, чувствовать ее тепло и аромат кожи. Во время зажигательных танцев жрать глазами колыхания прелестной груди и глотать слюну, представляя что там – под корсетом.
Раньше заводила только Оксана. Сейчас – торкало, кружило, возбуждало от этой молоденькой девчонки. Она утягивала в водоворот каких–то непонятных чувств. Пьянила без алкоголя.
Лишать себя общества этой девочки больше не хотелось.
С размазанным макияжем, трезвая, пьяная, веселая или ноющая, говорящая всякую херню или вытирающая сопли о мою рубашку – она устраивала меня полностью.
«Осталось увидеть ее голой и можно жениться» – поржал внутренний голос.
Появление на танцполе «любимого Саши» не было неожиданностью. То, чего добивалась Вероника, случилось. Явился сученыш после полуночи. Вычислил ее местонахождение по фоткам и сториз.
С бешенством в глазах выдернул Нику из моих рук.
– Э–эй, – возмутился я, приготовился махать кулаками, чтобы вернуть девочку себе, но узнал в дерзком хлыще женишка и притормозил.
– Охренела совсем? – брызгая слюнями, он рявкнул на девчонку. – Это кто такой? – указал на меня.
А сам тоже едва на ногах держался. Пьяный!
– Саша? – в глазах невесты вспыхнула радость. – Ты пришел! – едва не упала ему в объятия.
Потом, видимо, вспомнила про «подарок», бровки свои к переносице сурово стянула, от «любимого» отпрянула. Прямо в мою грудь спиной вписалась.
Любит она подлеца! – дернуло внутри. – Простит ведь его, а он так и будет гулять дальше.
Помахать кулаками захотелось еще сильнее.
Ну я и не стал себе отказывать в этом удовольствии. Объяснил женишку кто я и кто тут на самом деле охренел. С одного раза жених не понял, я повторил.
Под крики Вероники и ее порывы ему помочь нас разняли. Охрана, получив на лапу, дебошира из зала увела. А я сгреб бунтующую невесту в охапку и вывел ее через черный ход. Пора было заканчивать этот богатый на события день и бурную ночь.
В такси невесту все–таки разморило, а бунтующие демоны наконец покинули тело жертвы.
11. Артем. Домашняя девочка
11. Артем. Домашняя девочка
В такси невесту все–таки разморило, а бунтующие демоны наконец покинули тело жертвы.
О том, чтобы заняться с ней сексом, речь уже не шла. Я вообще уже не уверен, что у нее есть хоть какой–то сексуальный опыт.
То, что Вероника – домашняя девочка, а не оторва, какой она хотела казаться, я понял чуть ли не с первых минут знакомства, но упорно делал вид, что верю в ее «опытность».
Плохая из нее актриса. Завтра будет мучиться угрызениями совести.
В такси попользоваться состоянием нестояния бедолаги я не посмел. Максимум, что позволил себе, это еще пара поцелуев в безвольные губы, шею, плечи. Ну, еще полапал доступные выпуклости. Тут во мне проснулся хулиган и ничего я с ним поделать не мог. Твердая троечка оказалась настоящей. Упругое полушарие идеально легло в ладонь. Одно только легкое сжатие пробило меня микрооргазмом. Хулиган во мне ликовал от восторга и требовал еще. Многослойные юбки мешали исследовать то, что скрывалось под ними. Оставил это на сладенькое.
Предвкушение сладенького скручивало внутренности. Член ныл от боли, просился на свободу, точнее в одну неизведанную пещерку. И в другую тоже. Третью оставим на десерт. Уговоры, что это не та девочка, в которую так легко попасть, не помогали. Хотел ее до одури.
До квартиры доставил заснувшую девушку на руках. Легкая она такая, тонкая, несмотря на метры ткани на ней. Козявочка. Мурлыкала что–то мне в шею, держалась обеими ручонками, как за спасательный круг.
Ни скрипучая подъездная дверь, ни «эстонский» голос лифта сон Вероники не потревожил.
Перед дверью в свою квартиру я на минуту замер. Вспомнил, как много лет назад вот так же на руках, соблюдая традицию, вносил жену – Оксану. У нас тогда другая квартира была, съемная.
Оксана и так красивая, а в день свадьбы была необыкновенно хороша. Волосы русые каскадом по пояс, платье гипюровое в облипочку – все изгибы подчеркнуты. Березка моя стройная. Как увидел – обомлел. Думал, влюбиться сильнее невозможно. А нет, затопило грудную клетку таким чувством – ни словом сказать, ни кистью описать. Счастливый был…
Сбежали с ней из ресторана, оставив гостей на родителей и тамаду. Она тогда такая же худая была и невесомая. Моя. Тогда она меня любила – глаза огнем горели, тело отзывалось мгновенно, устроить недельный секс-марафон ничего не стоило. Сына родили – богатыря!
Девушка у меня на руках тихо и болезненно застонала, вырывая меня из воспоминаний.
Все, Оксана – пройденный этап, теперь вот, новый на шее висит.
Кое-как справился с замком.
Не включая свет, пронес свою ношу в спальню.
Я здесь больше месяца не был. Даже после ремонта и смены интерьера не мог порог переступить. Сцена с женой и ее любовником не отпускала, разрушала, ослепляла ненавистью и злобой.
Но не укладывать же Веронику в комнату сына или на диван в гостиной? Он узкий, жесткий, неудобный.
Невеста не проснулась, даже когда я сгрузил ее на кровать. Лишь чуть слышно застонала, вздохнула и свернулась клубочком, что тот котенок.
Освободил ее ножки от туфель, за что получил еще один благодарный стон.
А потом были жуткие полчаса в моей жизни.
Никогда не испытывал сложности со снятием одежды с женщины, а тут впору было материться в голос.
Руки бы оторвать тому модельеру, который придумал это издевательство. Сорок три пуговицы! Мелкие! Неподатливые, скользкие!
Пока расстегнул и стянул платье с безвольного тела, сил не было даже полюбоваться девицей в неглиже.
Скинул с себя одежду, завернул нас обоих в одеяло и отрубился до утра.
...
Первые солнечные лучи пощекотали веки.
Не проснувшись толком, поворачиваю голову, чтобы спрятаться от рассвета, утыкаюсь носом в женские волосы. Втягиваю в себя воздух.
Это не Оксанка. Но пахнет все равно приятно.
Тело мгновенно отреагировало волной возбуждения. Утренняя эрекция после нескольких месяцев воздержания обрадовалась женскому телу рядом. Разом окаменевший член через ткань трусов боднул мягкое бедро.
Приоткрываю один глаз, потом второй.
Вчерашняя невеста! Она же не передумала отомстить со мной своему Саше? Как там его? Новиков, кажется.
Я готов! Мстить будем с чувством, с толком, долго и качественно. Осталось разбудить девчонку. Можно, конечно, без разрешения взять, но мы с Вероникой еще не настолько близко знакомы, чтобы самовольничать.
Новый прилив крови в пах вызвал новый толчок в девичье бедро. Младший Темка нашел свой способ будить красавицу.
Душ может сначала принять? Или умыться хотя бы. А если девчонка сбежит? Нет, в душ мы потом вместе сходим, а пока оценю-ка я при свете дня то сладенькое, что скрывалось под платьем невесты.
Открываю глаза шире и чуть не чертыхаюсь в голос, замечая что-то неладное вокруг.
Это что, блять, за пятьдесят оттенков серого в моей спальне?
Стены, потолок, шторы, постельное белье, мебель – все серое во всех его вариациях!
Где были мои глаза, когда я проект подписывал? Хотя, помнится, это была та самая загульная неделя после «подарочка» женушки. Подмахнул эскиз не глядя, доверив свое жилье рукожопу.
Ладно, с дизайнером я потом разберусь. Его, в отличие от модельера, найти проще, сам нанимал.
Оценив смену интерьера, скашиваю глаза на ту, что лежит под боком.
Моя вчерашняя подружка тихо посапывает. Натянутое по шею одеяло приподнимается в районе груди и опускается. Длинные ресницы чуть подрагивают, полные губки приоткрыты.
Несмотря на разводы на лице – хорошенькая.
В пальцах зуд от желания потрогать эти щечки. И я трогаю. Кожа – чистый бархат.
На моих костяшках засохшая кровь. Раны вскрылись, когда я Новикову челюсть правил.
Руки бы хоть помыть…
Вероника резко распахивает испуганные глазищи, дергается в сторону.
12. Ника. Не помню
12. Ника. Не помню
Чьи–то пальцы, едва касаясь кожи, порхают по моему лицу. Словно тропические бабочки выбрали его местом для своих брачных танцев.
Стоп! Какие бабочки? Какие брачные танцы? Кто лапает мои щеки? И кто пинает меня в бедро коленом?
Распахиваю глаза. Дергаю головой в сторону от чужих прикосновений. Тут же морщусь от дикой раскалывающей надвое боли.
– Вы кто? – пережив приступ, таращусь на мужчину в своей кровати. Взгляд скользит поверх его плеча…
Черт! Это не моя кровать!
Не моя комната!
Эта – мужская. Серо–стальные цвета во всем, за плотными серыми портьерами и тюлем большое окно во всю стену. Постеры с абстрактными изображениями на стене в тон интерьеру.
У Саши все не так!
Возвращаю взгляд на мужчину. Это Артем! Мой вчерашний случайный знакомый!
В памяти стоп–кадрами мелькают фрагменты вчерашнего дня. Вот я с подружками наряжаюсь на собственную свадьбу. Вот мы едем в лимузине в загс. Сообщение от сестрицы. Разрыв с Сашей. Мой побег.
А потом знакомство с Артемом, ресторан. Там мы ужинали, пили какое–то вино. Отмечали мою сорванную свадьбу и развод Артема.
В какой–то момент кто–то из нас решил, что в ресторане скучно, и на такси мы поехали в ночной клуб. Пили, танцевали, снова пили. Нас везде принимали за молодоженов, кричали «Горько!»…
Мы целовались!
Я!
Вот с этим бородатым!
Облизываю пересохшие губы. В памяти жуткие провалы.
Последнее, что я помню, правда, очень смутно, так это разборки Артема и Саши. Откуда там взялся Новиков? А! Я же ему видеопоздравление отправила, как обещала. Что я там наговорила? Мамочки!
– Где я? Мы в гостинице?
Артем чуть качает головой – нет.
Значит… мы у него дома!
Внутренне дергаясь, задираю одеяло. Я в одном белье!
Судорожно натягиваю одеяло до самых глаз. А хочется укрыться с головой и провалиться сквозь землю. Еще ни разу в жизни мне не было так стыдно, как сейчас. Я в кровати с чужим мужиком! И он опять пинается!
– У нас с вами что–то было? – блею овечкой.
Молчание – знак согласия?
Уже пора паниковать?
Все мои вопросы остаются без ответа!
Артем лежит на боку, подперев голову рукой, с удовольствием наблюдает за моим лицом и как будто чувствует, с какой скоростью крутятся в моей голове шестеренки памяти. По крайней мере в его угольно–черных зрачках я вижу немой восторг.
– Ничего не помнишь? – насмешливо спрашивает, не меняя положения. И голос после сна низкий, с хрипотцой.
Этот полуголый (или голый?) бородач закрыт другой половиной одеяла по пояс. Грудь у него в волосах – густых, черных, кудрявых. Руки тоже.
Мамочки! Везде волосню отращивает!
Почему он так близко? Зачем? Под одеялом жарко очень. Тело – что печка: и от того, что мужчина рядом, и от ситуации в целом. Чувствую, не только щеки, я вся стала цветом вареной свеклы – от кончиков волос до пяток.
Красноречиво молчу. Помню! Ну–у… почти все.
Помню, как Саша летел в толпу на танцполе, словив кулак Артема. Как пытался дать ему сдачи. Как верещала я, переживая за него. Ему снова досталось. Мой новый знакомый приказал подоспевшей охране увести Новикова, а сам увел меня через запасной выход на улицу. Мы сели в такси. Артем назвал какой–то адрес. Я была настолько ошеломлена случившимся, что прослушала куда мы едем.
Помню жаркие ладони на своей талии. Горячее дыхание на шее. Неразборчивый шепот. Вяло отбивалась. Все мысли были заняты Новиковым. Что с ним сделали охранники? Не покалечили бы.
А что было потом, когда такси нас доставило к месту назначения? Кажется, еще в машине я отключилась.
– У–у, совсем тебе пить нельзя, – заключил мужчина. Или… его уже можно считать любовником? Как понять?
– Пожалуйста, скажите, – обмирая от ужаса, прошу с мольбой в голосе. – У нас с вами этой ночью что–то было?
– Не помнишь?
Опять пинает меня в бедро! Места ему мало, что ли? Отодвигаюсь телом к краю.
– Нет… – прошептала пересохшими от жара губами.
– М–да… – разочаровано протянул мужчина.
Скользнул расстроенным взглядом поверх одеяла вдоль моего тела, вздохнул, перекатился на другой край кровати, рывком поднялся.
О боже! Этот Артем не голый, конечно, в трусах, но они та–ак облепляют его ягодицы, что мне стыдно пялиться на него. Как же жарко! А еще неловко и совестно. Хочется провалиться сквозь землю, но я не могу отвести глаза в сторону. Глаз на затылке у Артема, конечно, нет, но мне кажется он чувствует, что я разглядываю его тело.
Красуется, мышцами накачанными играет. Плечи широкие, талия узкая, поясничные ямочки – прям ямочки. Под правой лопаткой темное родимое пятно, напоминающее половинку сердечка. Ноги волосатые, спина тоже. Орангутанг какой–то.
Не могу представить, как он… как мы с ним…
Крепко зажмуриваюсь, когда он оборачивается. Тихо фыркает. Слышу как шуршит ткань.
Судя по звукам, одевается.
– Ванная в твоем распоряжении. Там есть зубная щетка, полотенце и халат.
Мне бы домой! Там папа, наверное, с ума сходит. Хорошо, еще в ресторане я позвонила Анюте и попросила сказать, что я у нее, если меня будут искать.
Надо срочно привести себя в порядок и бежать отсюда.
Нужно, наверное, поблагодарить за возможность принять душ? Язык парализован.
В душ очень хочется. Волосы стягивает от лака. Как предусмотрительно, что в этой спальне есть собственная ванная.
Приоткрываю глаза. Артем облачился в серые спортивные штаны и белую футболку. Взгляд непроизвольно скользит ниже резинки штанов. О–о!
Не смотри, не смотри туда! Смотри вон, на кудряшки в вырезе на его груди и руках. Они на фоне белой футболки стали еще гуще и чернее.
Какой контраст с Сашей! У Новикова ни волоска на груди. Кожа розовая, бархатная, как у младенца. Заценила, когда на речку купаться ездили.
Из груди вырвался судорожный выдох. А ведь сегодня было бы мое первое утро в статусе жены. Брачная ночь…
13. Ника. Вакуум
13. Ника. Вакуум
Лежу несколько минут не шевелясь, прислушиваюсь к звукам из вне. Страшно, что только встану и мужчина вернется. А я в неглиже. Не голая, слава богу, но белье для первой брачной ночи я купила откровенное – лиф без лямок – он приподнимает грудь, ажурный корсет, чулочки на подтяжках. Все белое, практически невесомое. Консультант в салоне уверяла, что мой мужчина будет в восторге.
Ага.
Мой мужчина в восторге совсем от другого.
При воспоминании о Саше и Рите в груди снова режет обидой.
Именно из–за них я нахожусь в квартире постороннего человека и возможно (возможно!) у нас с ним что–то было этой ночью.
Вот так раз – и перечеркнули наше, мое будущее. Счастливое. Им понравилось? Они этого хотели? Могли бы прямо сказать, заранее, а не тянуть до последнего. Рита теперь должна быть довольна – Саша свободен, я несчастна.
Поглядывая на дверь, аккуратно поднимаюсь с кровати. Ноги утопают в ковре из мягкого ворса. Тоже серого.
Подвязки на бедре нет. Наверное, потеряла где–то. Делаю шаг в сторону ванной и охаю. Ноги болят!
Почему они болят? Это Артем меня так? Хм…
Но вчера в клубе я много танцевала. Плюс шпильки.
Господи, пусть эта боль будет как следствие танцев, а не первого в моей жизни секса!
Накидываю на плечи плед. Тоже серый. Хозяин помешан на всех оттенках серого? Что там у психологов про любителей серого? Надо почитать.
Не дойдя до ванной, сворачиваю к окну. Посмотреть хоть, куда меня занесло.
Ого! Это какой этаж? У нас в городе самый высокий жилой дом – семнадцатиэтажный.
И судя по тому, что внизу люди и автомобили размерами с муравьев, квартира Артема на последнем этаже. С непривычки страшно. Но вид красивый. Внизу через дорогу – городской парк с двумя искусственными озерами, фонтанами, детской площадкой. Многочисленные асфальтовые дорожки переплетаются, образуя паутину. В стороне – скейт–парк. Красивый вид.
Широкий белый подоконник как ступенька перед стеклом. На нем в декоративном корыте на деревянной подложке стоит миниатюрный сад Бансай: на зеленом пригорке из мха и камней – кривая коряга, вокруг – пруд с маленькими живыми рыбками золотистого и перламутрового цвета. Их семь. Плавают туда–сюда.
– Нравится?
Вздрагиваю от тихого голоса за моей спиной, отшатываюсь от окна.
Артем протягивает мне стакан с шипящей водой.
– Что это? – испуганно смотрю на гейзер в стакане.
– Аспирин. Пей. От твоей головной боли моя начала раскалываться.
– Спасибо.
Принимаю стакан. Слегка морща нос от выскакивающих пузырьков, пью сладковато–соленую воду. Хорошо, что плед на себя накинула, а то предстала бы перед мужчиной в пикантной позе, пока рыбок пересчитывала.
Артем так же, как я только что, склонился над садом, постучал по краю посудины, чем спугнул рыбок.
– Им не жарко на солнце? – поборов робость, спрашиваю.
– Думаешь? Друзья подарили, ума не приложу что с ними делать.
– Сторона южная, вода нагреется, получится уха.
– Хм. Ты права, надо убрать.
Он осторожно поднял сад. Тяжелая штука. Вон как мышцы на руках напряглись, и вены вздулись. Медленно, стараясь не расплескать воду, Артем вынес подарок из комнаты, ногой закрыл за собой дверь.
Уф, надо срочно принять душ и надеть халат, пока этот «заботливый» человек снова не пришел. Но в ванную же он не нагрянет? Как бы не за чем. Наверное.
Оставляю плед на кровати и на цыпочках сбегаю.
Ванная милая, в теплых песочных тонах. Просторная, светлая. Освещение мягкое, спрятанное под панели. В такую ванную комнату можно влюбиться, если бы не одно но. Она не запирается!
Вот как принимать душ? А вдруг ОН зайдет?
Но помыться надо. Даже не так – жизненно необходимо. Смыть вчерашний день, сегодняшнюю ночь. Жаль, утро не исчезнет, не перенесет в другую реальность, не такую жестокую. Хотя… не такое уж оно жестокое. Я жива, относительно здорова, меня никто не обижает и ни к чему не принуждает. Вот, даже душ разрешили принять.
Так, стоп, Ника! Еще не хватает, чтобы тебе это понравилось – чужая квартира, чужая кровать с посторонним мужиком в ней. Сейчас как предъявит счет за ужин в ресторане, за выпивку в клубе и за ночевку у него дома. А на десерт – оплату за такси.
Чем будешь расплачиваться?
То–то же!
Осмотрев интерьер и оценив практичность «песочной» комнаты, ищу обещанный халат и полотенце. Нахожу их в шкафчике. Там на крючках висят два серых махровых халата, на полке аккуратной стопкой сложены полотенца. Угадайте, какого они цвета?
Неправильно! Они синие!
В душевой на полке стоит мужская косметика – шампунь и гель для душа. Открываю крышечку, нюхаю. От Артема пахнет этим парфюмом.
В дверь стучат. От неожиданности и страха бутылек с гелем выскальзывает из пальцев и падает на пол. Присев, подхватываю его. На песочном кафеле остались вязкие белые капли геля.
– Вероника? Можно?
Это Артем!
Нет! Нельзя!
Но он входит, не дожидаясь ответа.
Подскакиваю на ноги. В панике отступаю назад, прикрывая руками грудь и низ живота. Гель еще этот! Пахнет на всю ванную.
Артем уставился на капли на полу. Взгляд и без того темных глаз странно изменился. Скользнул по моим ногам, выше, выше. Задержался на бедрах, животе, груди. Жарко стало. В тех местах, куда смотрит мужчина, печет невыносимо. Под ложечкой неприятно скручивает.
В ванной резко сузилось пространство до микроскопических размеров, исчез кислород. Полный вакуум.
А у бородача штаны странно топорщатся ниже пояса! О–о–о!
Кто–нибудь!
Выключите свет или закройте мне веки!
Я опять готова грохнуться в обморок.
Если он подойдет...
14. Ника. Чудо–юдо
14. Ника. Чудо–юдо
Отступаю назад, пока не упираюсь поясницей в ободок раковины.
– Я тебе шампунь принес. Женский. Надеюсь, твоим волосам подойдет. Бальзам еще. И гель для душа. Цитрусовый… – хрипя, протягивает мне три флакона.
Значит, женщины в этом доме все же есть?
Ох, не о том ты думаешь, Вероника, не о том! Ты стоишь почти голая перед незнакомым мужиком. У него вон кадык дергается, пока он взглядом тебя лапает, в штанах черти что, а ты думаешь о его женщинах?
Подходит ближе. С силой сжимаю бедра. Зажмуриваюсь, цепенея. Только бы не тронул!
Если он возьмет меня силой… Меня же никто не спасет!
Мне кажется, сердце сейчас выработает всю свою жизненную энергию и отключится. Его стук грохочет, отдавая в виски, оглушая.
Я чувствую жар мужского тела, но прикосновений нет.
Приоткрываю глаза. Артем, не дождавшись, когда я возьму из его рук флаконы, поставил их сам.
– Это моей сестры… – поясняет глухо.
Какая мне разница, чьи эти флаконы? Уйди, просто уйди отсюда!
– Не буду мешать, – прохрипел. Он так близко. От его дыхания волоски у виска шевелятся. – После приходи завтракать.
Дышать могу только после мягкого хлопка двери.
А ну как опять придет? Когда я тут совсем–совсем голая буду?
Дверь не подпереть ничем.
Оборачиваюсь к зеркалу, цепляясь пальцами за ободок раковины. Ноги ватные, просто удивительно, как я не рухнула.
– Мамочка! – с испугом отшатываюсь назад.
Там в отражении – чудо–юдо, по–другому и не назовешь. На лице потеки косметики, веки опухшие, а на голове…
На голове воронье гнездо! Пряди торчат в разные стороны, ну форменные пакли.
– Ну ты, Ника, и страшилище. А еще Артема боялась. Да он сам тебя испугался.
Головная боль наконец–то утихла.
Торопясь, принимаю душ. Волосы приходится намыливать несколько раз, потому что лак так просто не смывается. Несколько раз распахиваю глаза, представляя, что Артем вошел и смотрит. Но это больное воображение играет со мной злую шутку. А мне из–за него приходится каждый раз промывать залитые мыльной пеной глаза. Щиплет.
Но чем дальше, тем больше убеждаюсь, что Артем этой ночью меня не тронул. Ни прямых, ни косвенных признаков, о которых говорили девочки или статьи в интернете, не обнаружилось. Я все еще девственна. От этого настроение улучшилось.
Быстро промокнув влагу с тела, заматываю волосы в полотенце, надеваю халат и выдыхаю.
Уф.
Артем не пришел, не подглядывал, не позарился на мое тело. Плюсик ему в карму.
Расческу нашла в одном из шкафчиков. Привела себя в божеский вид, теперь не страшно выйти из ванной и из спальни с пятьюдесятью оттенками серого. Главное не попасть в «игровую».
Платье так и валяется на полу. Под ним туфли. Вот это я наплясалась вчера – набойки стерты! А белая кожа вообще превратилась в грязно–серую, местами потертости и царапины. Надеть их или идти босиком? Как принято в этом доме?
Только представила, как надеваю их, ступни заныли.
Пойду босиком. Мне потом еще до дома как–то добираться на этих каблуках.
Кстати, насчет дома…
Надо позвонить отцу. Хоть мне и не хочется возвращаться в свою комнату, где мы делили метры напополам с Риткой, но идти мне больше некуда. Как я буду смотреть ей в глаза – не представляю. Хотя почему я? Пусть ей будет стыдно!
Где мой телефон?
Окидываю спальню внимательным взглядом. Нет его нигде. Надеюсь, не потеряла. Так–то там в чехле, помимо телефона, банковская карточка с небольшой суммой. Может быть, Артем знает?
Завязываю потуже пояс, оттягиваю подол ниже. Длина у халата скромная – до колен. Жаль, не длиннее, но хоть так.
Осторожно приоткрываю дверь спальни, выглядываю.
Никого.
Медленно ступая, иду на шум, как мне кажется, доносящийся из кухни. А квартира не из дешевых и обстановка тоже. Куда ни глянь – все так и кричит: дорого, дорого, дорого. Но задерживаться и разглядывать интерьер неприлично и некогда.
А вот и кухня. И там Артем хозяйничает.
Строгает пластиками сыр, на плоской тарелке уже нарезана вареная колбаса, шумит кофемашина. Так органично смотрится за готовкой пусть и такого скудного, чисто мужского завтрака.
– Ты вовремя, – он меня замечает.
Коротко мазнув по моим голым коленкам, мужчина вернулся к нарезке.
– Присаживайся. У меня почти все готово. Точнее, это все, что есть. Голова прошла?
– Прошла, – куда–то пропал голос. – Прошла, – уже громче.
– Хорошо.
– Артем… – присев, поднимаю на него взгляд. Упор – только на лицо, ниже – нельзя! – Вы не могли бы рассказать, что все–таки вчера было… между нами…
– Не помнишь?
– Нет…
– Ты хотела секса. Со мной.
– С-секса? – обмираю. Бой в груди такой, что вот–вот ребра сломаются. Если то, что он сказал, правда… Можно мне под столом спрятаться от стыда? – А в–вы?
– А сама как думаешь?
Таращу на него глаза. Все, что он сказал сейчас – было? И он… я… мы…
А у него глаза смеются!
– Расслабься, Вероника, – хохотнул Артем, считав мой ужас, – все было прилично – ели, пили, танцевали. Никто на твою честь не покушался. Я с трупами сексом не занимаюсь.
Сердцебиение замедляется. Зачем же так шутить? Я и так в шоке и от себя, и от ситуации. Выдыхаю с облегчением.
– Спасибо вам, – вкладываю в слова благодарности максимум искренности. – Вчера вы сделали все, чтобы отвлечь меня от несостоявшейся свадьбы, а главное – предательстве любимого и сводной сестры…
И не воспользовались моим телом в уплату!
– Не за что. И если мне не изменяет память, мы вчера перешли на ты.
– Правда?
Вспышкой в голове возник эпизод, когда мы с Артемом пили на брудершафт. Это было еще в ресторане. После поцеловались. А потом еще были поцелуи, много. В ресторане, клубе, такси…
15. Ника. Первый завтрак
15. Ника. Первый завтрак
Вспышкой в голове возник эпизод, когда мы с Артемом пили на брудершафт. Это было еще в ресторане. После поцеловались. А потом еще были поцелуи, много. В ресторане, клубе, такси…
– Не помню, – вру. – У меня, оказывается, столько провалов в памяти…
– Ну вот, считай, я напомнил.
Моих губ никто, кроме Саши, не касался. Но они теперь не его! Прочь угрызения совести!
На секунду задерживаю взгляд на губах Артема. Я не помню, нравилось мне с ним целоваться или нет. А ему?
На трезвую голову повторить не смогу, а пить больше ни за что не буду!
– Я вообще не пью, – оправдываюсь поспешно. – Вчера первый раз столько… А… сколько я выпила?
– Немного. Просто намешала всякого.
– Да?
– Секс на пляже тебе больше всех понравился. Коктейль такой, – пояснил, заметив как я опять округлила глаза. Все–таки насчет провалов памяти я не соврала.
– О боже! – прижимаю ладони к горящим щекам, зажмуриваюсь. – Как стыдно!
– Да брось ты. Хорошо же повеселились. Давай завтракать. Я голоден как черт.
Я тоже! Желудок сводит. Два дня ничего не ела.
Артем выложил на другое блюдо нарезанный сыр, убрал разделочную доску и нож на гарнитур. Поставил передо мной только что сваренный кофе, вторую чашку себе. Сел напротив.
– А ты теперь другая, – изучающе уставился на меня.
– ?
– Чистенькая.
Не, ну он вообще уже!
Открываю рот, чтобы сказать ему, какой он невоспитанный хам, закрываю.
Артем прав.
Он меня увидел, когда я ревела. С потекшей тушью, смазанными румянами и помадой. Видок был еще тот, я в туалете ресторана заценила и ужаснулась. Я там, конечно, умылась, но разве можно смыть ту тушь, которой были накрашены мои ресницы? Я три ватных диска меняю, пока мицеляркой краску сотру. Она стойкая. Ею я пользуюсь в редких случаях (а свадьба была как раз таким особенным случаем), чтобы не подвела. А в итоге эта тушь так меня подставила.
Плюс платье потеряло свою белизну. О прическе вообще молчу.
Так что замечание Артема верное. Нечего обижаться.
– Ешь, – он кивнул на тарелки на столе.
Сам положил на ломтик хлеба колбасу, сверху сыр. Откусил и начал жевать. Причем так аппетитно, что у меня самой во рту скопилась голодная слюна.
– А если чуть–чуть подогреть, чтобы сыр расплавился, будет вкуснее.
Куда я лезу с советами? Кто просил?
Это все нервы.
– Да? – Артем скосил глаза на остаток бутерброда в своей руке. – «Неправильно ты, дядя Фёдор, бутерброд ешь. Ты его колбасой кверху держишь, а его надо колбасой на язык класть. Тогда вкуснее получится», – голосом кота Матроскина проговаривает, чем вызывает у меня смешок. – Но давай попробуем твой «рецепт».
Сунув в рот остатки бутерброда, сгрузил колбасу к сыру, а на освободившуюся тарелку положил несколько ломтиков хлеба, сверху колбасу и сыр. И поставил эти бутерброды в микроволновку.
Опять пялюсь на мужчину, пока он не видит. Плечи какие широкие, спина крепкая, задница подтянутая, упругая наверное, ноги длинные. Он тоже босой.
– Надолго? – обернулся.
Успела резко поднять глаза до его лица, смутилась, надеюсь, незаметно.
– Я ставлю на две минуты.
– Ага, – дважды нажав на кнопки, выставил таймер.
Я думала, этот «рецепт» знают все.
– Артем, я не нашла свой телефон. Вы не знаете, где он может быть? Мне надо отцу позвонить, он волнуется.
– Твой телефон разрядился, я поставил на зарядку. Сейчас гляну.
Он вышел из кухни.
Пользуясь моментом, разглядываю кухню. Большая, чистая. Окно огромное с белым тюлем и жалюзи. Подоконник широкий, зелени на нем не хватает.
В квартире, наверное, вообще растений нет, кроме того сада с рыбками.
Холодильник двухдверный. Я такие только в журналах, да интернете видела. Гарнитур красивый, бело–желтый, солнечный, со встроенной техникой, тоже дорогой. Стол обеденный овальный.
Уютная кухня.
К моменту, когда микроволновка отключилась, запищав, Артем вернулся.
– Пахнет как вкусно. Держи, – протянул мне мой телефон. Целехонький и с картой в кармашке.
– Спасибо!
Схватила телефон. Он оказался отключенным. Видимо, разрядился в ноль. Жду, пока включится и прогрузится, кусаю губы от нетерпения.
И тут же начали сыпаться уведомления о пропущенных сообщениях и звонках. Их много. Часть с поздравлениями со свадьбой от знакомых и девочек с курса. Часть – от родственников моих и Сашиных. От самого Саши. Несколько от Анютки и Маши.
Не знаю, какие смотреть вперед и на что отвечать и перезванивать. Хотя бы папе пока позвонить. От него как раз ни сообщений, ни звонков.
Набираю его. Длинные гудки. Почему он не отвечает? Снова набираю.
– Папа трубку не берет, – делюсь тревогой с Артемом.
– Спит может.
– Нет, – с сомнением качаю головой. – Он рано встает. И телефон всегда под рукой держит. Что–то случилось.
Черт, не надо было вчера уходить в загул. Пока я веселилась в клубе, дома, наверное, творилось ужасное. Папа такой мнительный и ответственный, за всех всегда переживает. А если Рита еще чего учудила?
А я сама? Вообще дома не ночевала!
Ох…
– Так, давай ешь, потом поедешь домой и все узнаешь. Уверен, там все в порядке.
Артем пытается меня успокоить, но я себя уже накрутила. Нехорошее предчувствие заныло в груди.
Кое–как жую бутерброд, не чувствуя вкуса, глотаю. Запиваю кофе.
И опять набираю папу. Безрезультатно.
А потом звоню Светлане Сергеевне. И она тоже не берет трубку!
Рите не буду звонить даже под дулом пистолета!
– Мне нужно домой! – не выдержав, подскакиваю. Нервы ни к черту.
Внезапно раздался переливчатый звук, похожий на дверной звонок.
– Ты кого–то ждешь? – удивился хозяин квартиры.
– Нет, – удивляюсь в ответ. Я же в гостях. И никто не знает где я!
– Хм, я тоже, – Артем хмурится. – Сиди здесь. Пойду гляну.
16. Артем. Незваные гости
16. Артем. Незваные гости
Там, под халатиком у нее ничего нет? Или трусики все же надела? Хм, наверное и трусики, и лифчик.
Какая она… хорошая девочка. Испугалась моего вторжения в ванную, а я вообще не подумав вошел. Как к жене, даже с определенными намерениями. Перемкнуло что–то.
А там не Оксанка, другая.
В сто, нет, тысячу раз лучше!
И я слегка обомлел, ослеп, осип, забыл что хотел.
Фигурка у Вероники зачетная – ножки точеные, изгибы плавные, грудь – само совершенство, как и сама девушка в целом. Конфетка, по–другому не скажешь. Руки до сих пор чешутся плюнуть на все, сграбастать девчонку в охапку, и щупать, щупать, щупать. Гладить, кусать, целовать. Облизывать. Собой заполнять. Исследовать.
Р–р–р, хочу ее. Член колом стоит.
Как к этой конфетке подход найти? От нее сейчас даже поцелуй не выпросишь, не говоря уже о большем.
Мм, как аппетитно она зубками кусает бутерброд, губками полными натуральными ободка кружки касается…
У меня аж слюни во рту скапливаются, в паху ноет, трусы вот-вот порвутся.
Неожиданно на всю квартиру запел дверной звонок. От досады я чуть не лопнул – кто такой смелый решил испортить мне завтрак в обществе прелестной девушки?
– Ты кого–то ждешь? – уставился на Веронику.
– Нет, – распахнула удивленные глазищи.
– Хм, я тоже. Сиди здесь. Пойду гляну.
Мать обычно заранее звонит, предупреждает, если в гости собирается, сестра и друзья тоже.
Макс сбежал из лагеря? Да нет, не может быть.
Оксана?
А я даже хочу, чтобы она пришла. Чтобы узнала, что я без нее прекрасно живу. С девушкой вот молодой красивой завтракаю.
И все равно – кто бы там ни был – выпровожу. Не хочу себя лишать компании Вероники и делить общение с ней и еще кем–то. Она только–только начала привыкать ко мне. Глядишь, освоится, сама уходить не захочет, даст мне… сладенького.
Заводит пипец как. Чего только эти ее чулочки с подвязками стоят. Сожрать бы ее. Но… девчонка пугливая как заяц. Нельзя ее такую силой брать, тут надо осторожно действовать – лаской, заботой, доверием.
Эх, вчера она намного смелее была.
Надо было вместо клуба сразу домой ехать. Пару бутылок шампанского прикупить, и ей бы хватило, и мне. Но, как говорится, хорошая мысля приходит опосля.
Ладно, еще не вечер.
В глазок смотрю – темно там. Странно. Пацаны, может, соседские балуются, залепили чем–то. Руки бы им оторвать.
Распахиваю дверь.
А дальше…
Все вокруг зашумело, закрутилось, загрохотало.
Кто–то с силой толкнул меня назад.
В квартиру начали врываться какие–то люди в черном обмундировании, касках, балаклавах и с автоматами в руках.
– Лежать! Полиция! – прогремел один из громил, ткнув оружием мне в ребро. – Лицом в пол! Руки за спину!
– Я не вызывал! – ору в ахере. На всякий случай поднимаю руки вверх.
– Лежать, я сказал!
Под колени чем–то ударили. Они подогнулись, я упал на пол лицом вниз. Сверху навалился кто–то тяжелый, заломил назад руки. Щекой вдавили в пол, в другую уперся ствол автомата.
Тяжелые кирзачи побежали мимо, рассредоточиваясь по всей квартире. Один за другим начали рапортовать главному «Чисто».
Конечно чисто, я за что клининговой компании заплатил?
– Давыдов Артем Иванович? – надо мной прогремел голос.
– Да, это я.
– Сколько человек в квартире?
– Двое, – на челюсть давит сука, говорить сложно. – Я и девушка.
– Отбой, пацаны, – давление ослабевает.
– Окна не бьем? Обезвредили маньяка? – затрещала рация.
Это что же, они еще и окна планировали выбить?
Запястья стянули наручниками. Слоняра, придавивший меня, наконец–то слез с моей спины.
– Обезвредили, – одобрительно пробасил кому–то. – Быстро сработали. Не ждал нас.
– Еще бы я вас ждал, – бурчу себе под нос.
– Молчи, сученыш, – меж ребер опять ткнулся ствол, – рука дрогнет, без фаберже останешься, – металл сместился с ребер на бедро. Очень близко к сокровенному. Опасно близко. – Будешь знать, как девок похищать.
– Я никого не похищал! Это ошибка какая–то!
Но меня как будто не слышат.
Дергаюсь, когда раздается крик Вероники. Если они ее...
– Не трогайте девушку! Она не при чем!
И я тоже! Но почему–то полицейские ворвались в МОЙ дом, повалили МЕНЯ.
– Это он! Точно он! – заверещала над ухом какая–то девица. Не Вероника. Другая. И вдобавок пнула меня в район ребер. – У–у, маньячело!
– Больно, бля! – от неожиданности дергаюсь. Вместе со мной дернулся автомат, что выходным отверстием до сих пор упирается в бедро. Металл съехал к «фаберже». Практически уткнулся в них. Все, что можно было – втянулось внутрь. По спине пробежал неприятный холодок, подмышки взмокли.
– Он, он! Я его тоже узнала! – подхватила другая не менее противным голосом. – У–у, старперище! Извращенец!
– Эй, я ни в чем не виноват! – на всякий случай заорал, пока меня не обвинили в том, чего я не совершал и не лишили важной части тела.
– Если ты, мразь, хоть пальцем тронул мою подругу!.. – продолжает надо мной пищать девица. – Если с ее головы упал хоть один волосок!.. Мой брат скрутит тебя в бараний рог и скажет, что так и было! Да же, братец?
– Ага, – подтвердил тот самый амбал–братец, что держит мои яйца на мушке.
– Ой, смотрите, у него на руке кровь! Ты что, бабуин, нашу Нику избил?
Блять, выключите это сраное кино, мне оно не нравится!
– Маша! Аня! Как вы тут оказались? – вскрикнула выбежавшая из кухни Вероника.
– Ника–а! – в голос заорали девки. – Живая! Слава богу!
– Малая, – перекрикивая чаек, обрадовался брат одной из них, – он тебя заманил? Угрожал? Шантажировал? Насильно удерживает?
– Нет! Я сама пришла! В гости! Девочки, Женя, вы что тут устроили? Кто эти люди?
– Все, ребята, отбой, можно опустить оружие, – это сказал кто–то из полицейских. – Нашли девушку. Живая.
17. Ника. Папе плохо
17. Ника. Папе плохо
Еле как прихожу в себя от случившегося. Не верится, что все было по–настоящему: полицейские, автоматы, наручники. Но, глядя на потирающего ребра Артема и подружек с виноватыми моськами, убеждаюсь, что мне не привиделось.
Артема до ужаса жалко – ни за что ему прилетело. В глаза ему смотреть не смею. Наверняка уже пожалел, что со мной связался.
Но я даже подумать не могла, что Аня и Маша устроят «мое спасение»!
После нормального знакомства девочки от чая отказались, но согласились на кофе. Уселись за стол, вертят головами в разные стороны, внаглую рассматривают гостеприимного хозяина, оценивают, на сколько он безобидный и вообще.
А между тем Артем зарядил кофемашину, сам, отвернувшись, строгает сыр и колбасу. Время от времени мотает головой, усмехается, очевидно, прокручивая в памяти сцену с захватом.
– Он кто? – безмолвно спрашивает Маша, стреляя глазами в Артема.
Ага, так я и начала рассказывать о нем в его присутствии. Даю знак, что все потом.
– У тебя с ним что–то было? – знаками. И пальцы друг о друга трет, намекая на секс.
– Маша! – без слов приструняю.
Никакого такта!
– Как вы меня нашли? – спрашиваю вслух.
И подруги в два голоса наперебой или синхронно начали рассказывать о своем увлекательном расследовании.
После того, как я позвонила Анюте и попросила предупредить в случае чего, что я у нее, она созвонилась с Машей и они принялись меня искать. Катались по городу на такси, выискивая меня на улицах, бегали по паркам, спрашивали прохожих об одинокой невесте. А потом, ночью, увидели на моей страничке в инете, как мы с Артемом праздновали.
К тому времени, как они вычислили клуб и приехали туда, мы уже уехали в неизвестном направлении. И Маша подключила к поискам своего старшего брата Женю. Он у нее в полиции работает. С Женей они подняли на уши весь персонал клуба. Каким–то чудесным, одним полицейским известным способом, установили личность Артема, пробили его адрес и нагрянули сюда.
Не догадывалась, что мои подружки способны на такое. Они были в полной уверенности, что меня похитили, насилуют, убивают. Еще и Женю в этом убедили. Такие смешные.
– Что было, когда я сбежала? – спрашиваю. – Там… возле загса…
– Да, ничего особенного. Родители что твои, что Новикова покричали друг на друга, потом разъехались.
– А… Саша? – голос дрожит, когда произношу его имя. Рана свежая, не затянулась еще.
– Козел твой Саша! Если бы не родители, мы бы ему мордень поправили.
– И заодно оторвали бы кое–что, чтоб не размножался.
Артем, не оборачиваясь, одобрительно хмыкнул.
– Он… меня не искал? – голос просаживается.
– Не до тебя ему было. Он Ритку за руку схватил, увел куда–то…
– Злющий был.
– Может в больницу потащил, проверять ее беременность, – носик Анюты презрительно сморщился.
– Мне кажется, моя сестра его тупо подставила, – из груди вырывается вздох. – Жалко его.
– Ну давай, пожалей его и прости! – Аня взорвалась.
– Простить? Я не знаю… Сегодня все не так остро воспринимается. Я же Сашу так сильно любила! И люблю! Как вспомню его взгляд, улыбку…
Артем со стуком поставил тарелку с нарезкой. Мы с девочками замолчали. Мне становится неудобным обсуждать Новикова в присутствии мужчины, который меня «спасал».
Он громко, даже зло, хлопает дверками гарнитура, доставая кружки и сахарницу. Напряжение в кухне растет. Втягиваю голову в плечи, подружки тоже притихли. Что так разозлило Артема?
– Я отцу не могу дозвониться, – делюсь с девочками. – Волнуюсь за него. Анют, папа тебе не звонил?
– Нет.
– И мне нет, – качает головой Мария.
Пока девочки пьют кофе, снова пытаюсь дозвониться до папы, потом звоню мачехе. Она, слава богу, трубку взяла.
– Светлана Сергеевна! Я до папы не могу дозвониться, – переживания так захватили, что я забываю поздороваться с мачехой.
– Ника! Наконец–то! – папина жена обрадовалась моему звонку, что для меня стало неожиданностью. Это после вчерашнего–то! Но уже после следующей ее фразы мне стало не до анализа ее отношения ко мне: – Угомони своего отца, у меня сил уже нет.
– Что случилось? – я занервничала. Подскочила со стула. Девочки и Артем насторожено следят за моим разговором.
– Что случилось? Ты еще спрашиваешь что случилось! Он Риту из дома выгнал!
– В смысле? Как выгнал? – упала обратно на стул.
– Вот так. Вчера еще. Сказал, раз беременна от Саши, пусть к Саше и идет жить. Выставил ее за дверь, с утра вот вещи ее собирает. – Светлана Сергеевна громко всхлипнула в трубку. – Юра, это мое! – закричала. – Да что ты делаешь! На вот, с дочкой поговори, Ника звонит.
– Ника? – в трубке раздался встревоженный голос отца. – Ты где? Ты как, дочка?
– Пап, со мной все хорошо, я с девочками.
– Ты это, дочь… ты домой приходи, – голос отца вдруг стал слабеть и отдаляться.
– Приду. Конечно приду. Пап. Папа! – зову его, а по ту сторону тишина. – Папа, ответь!
– Юра! – слышу крик его жены. – Юрочка, тебе плохо? Сейчас воды принесу.
О нет! Папа! С ним что–то случилось!
Сбрасываю звонок, растерянно обвожу всех троих взглядом.
– Мне срочно нужно ехать домой. Папе плохо!
– Конечно, – Артем мгновенно хмурится и тут же хлопает себя по бокам, будто проверяет карманы. – Черт, я без машины сегодня.
Анюта уже кому–то звонит.
– Жека, вы уже уехали? Недалеко? Возвращайтесь, мы сейчас спустимся, отцу Вероники плохо, ее надо домой доставить. Срочно! – выделила последнее.
Я рванула к двери. Женя сейчас реально может помочь.
– Куда, Ника? Так поедешь? – Маша схватила меня за пояс сзади.
Черт! Я же в халате!
Бросаюсь в спальню. Там на полу свадебное платье. Как его напялить сейчас? Это просто невозможно! В отчаянии обвожу комнату взглядом. Встроенный в нишу серый шкаф привлекает мое внимание. Артем крупный. Если я позаимствую у него рубашку, он же не будет сердиться? А я верну! Честное слово!
18. Ника. Приступ
18. Ника. Приступ
В лифте, задрав голову, слежу за цифрами на табло. 16, 15, 14… Мыслями я дома, обнимаю отца и успокаиваюсь, что с ним все хорошо.
– Ника, колись, где ты этого Артема подцепила? – на локте виснет Анютка.
– Женат? – Маша на другом.
Не отвертеться от вопросов.
– В парке познакомились. Вчера развелся, – отвечаю обеим сразу.
– Это он тебе сказал, что развелся?
– Ну да…
– Соврал! Так я и знала. Надо было паспорт проверить.
– Мне все равно женат он или нет. У нас ничего не было.
– Ага–ага. Просто проснулась утром в его постели. Голая…
– Эй! Не голая! Девочки, чего сочиняете! – возмущаюсь.
Скорее бы приехать!
Внизу, у подъезда, нас ждет черный фургон с теми самыми полицейскими, что захватывали квартиру Артема. Никто не выпускает оружие из рук, сидят тихо, в балаклавах. Огромные такие. Страшные.
Изредка у кого–то трещит рация. Женя сидит впереди, рядом с водителем. Уже без маски. Они с Машей не очень похожи, если только разрезом глаз. А так – он крупный, она – дюймовочка. Но за свою младшую сестру этот мужчина скрутит всех обидчиков в бараний рог.
Нам с девочками уступили место. Мы сели втроем на два мягких сиденья. Лицом ко всему отряду или как они там называются, я не знаю.
В салоне пахнет кожей, смесью мужских парфюмов и пота.
Я как будто смотрю остросюжетный фильм с захватом и освобождением заложников, только почему–то нахожусь в центре событий.
Чувствую на себе горячие взгляды сразу всех! Мне кажется, полицейские тоже, как и мои подруги, задаются вопросом, что я делала в квартире мужчины старше себя лет на десять.
И ведь не объяснишь им все!
Тяну рубашку, стараясь прикрыть голые колени. Анюта с Машей чувствуют себя при мужчинах свободно, я зажимаюсь, смущаюсь. Если бы не папа, ни за что не села бы в фургон, полный мужиков, пусть и полицейских.
– Жень, давай побыстрее, – не просит, командует Марья.
Ее брат кивает водителю, тот включает мигалки и сирену. Так мы и едем через весь город, пролетая светофоры. На поворотах я цепляюсь то за Машу, то за Анютку, чтобы не улететь. Прямо на вот этих двух мужчин, что сидят напротив нас и не сводят с нас троих сальных взглядов. Маша сжимает губы в куриную гузку, сдерживая улыбку. Кокетничает, глазками стреляет. Анюта тоже! А я зажмуриваюсь в страхе, что или мы в кого–нибудь врежемся, или в нас.
К счастью, доезжаем благополучно.
Подъезжаем к дому, а там уже стоит скорая. И я чувствую, нет, уверена, что это к папе!
Забыв обо всем на свете, вылетаю из фургона и несусь к подъезду, а мне навстречу выходят санитары с носилками! И на них лежит мой отец! Такой бледный, что в первое мгновение я думаю о самом худшем.
– Папа! Папочка! – кидаюсь к нему, семеню рядом с носилками, держа в руках прохладную кисть отца. – Что с тобой?
Почему он не открывает глаза?
– Что с ним? – спрашиваю людей в синей форме, которые двигаются в сторону кареты скорой помощи. Они из–за набежавших на глаза слез мелькают передо мной в виде размытых пятен.
– Ника, приступ у него, – сквозь белый шум слышу голос мачехи.
Это из–за меня! Из–за меня!
– Его же вылечат? Вылечат, да? – обращаюсь к девушке в медицинской форме. Она несет чемодан с красным крестом на боку.
Пусть она мне скажет, что все обойдется! Что папа поправится. Полежит немного, полечится, отдохнет и вернется домой!
– Мы делаем все возможное, – слышу сухое.
Пожалуйста, сделайте больше!
Аня и Маша гладят меня по плечу, что–то ободряющее говорят, не слышу их. Жадно ловлю каждое слово, эмоцию бригады скорой.
– Родственники есть? – спрашивает один из санитаров.
– Я! Я дочь!
– А я жена, – Светлана Сергеевна встает рядом.
– Одному можно с нами.
– Я поеду, – предупреждаю мачеху.
– Езжай, – она поддерживающе сжимает мне предплечье, – я переоденусь только и на такси приеду. Документы вот Юрины возьми, – всовывает мне в руку папку.
Боковым зрением вижу, что вокруг скорой собираются соседи. Спрашивают подробности. Некогда отвечать.
Носилки с папой уже закатили внутрь машины, закрепили, сразу подключили капельницу с каким–то раствором. Мне показали куда можно сесть.
Едем быстро, с сиреной. Молодая девушка врач звонит, предупреждает, что везут больного, чтобы ждали.
Господи, только бы успели! Только бы папе помогли! Я же не смогу без него! Совсем одна!
– Пап, пожалуйста, держись, – сжимаю его кисть. Не свожу глаз с его мертвенно–белого лица, сама плачу. – Ты не можешь меня бросить, слышишь! Не имеешь права! Ты маме обещал!
Я помню, как папа часами сидел возле маминой кровати, когда она уже не вставала, и они говорили, говорили, говорили. Много было воспоминаний из их молодости, моего детства. Иногда папа рассказывал о ком–нибудь из знакомых или соседях – передавал приветы, обещал передать в ответ. Мама чаще всего просила его о чем–нибудь: за мной приглядывать, не плакать, не горевать. Жить.
И папа обещал! И слово свое держал!
А сегодня почему–то не хочет!
– Папочка, я с тобой, я здесь, – прикладываю его кисть к своей мокрой щеке. – Ты только не пугай меня. Ты мне так нужен!
Как странно, еще вчера я убивалась по предательству любимого человека, думала, что все, жизнь моя кончена. А сейчас вчерашние страдания кажутся такими мелочными, неважными, глупыми. По–детски наивными.
Главное на самом деле – это живые и здоровые близкие люди!
Несколько драгоценных минут теряем в пробке на виадуке. Автомобили и рады бы нам уступить дорогу, да некуда – оба направления – всего четыре ряда – битком забиты. Водитель ругается сквозь зубы, что другого пути нет, только в объезд города. Это еще дольше, чем в пробке стоять.
В больнице папу сразу увозят в реанимацию. Я остаюсь на посту. Медсестра заполняет карту, задает вопросы. Рассеяно отвечаю, а сама слежу за белыми дверями с табличкой «Интенсивная терапия». Мне приносят накидку и дают бахилы, надеваю.
19. Ника. Месяц…
19. Ника. Месяц…
Переглянувшись со Светланой Сергеевной, идем за врачом в его кабинет.
Что он такое хочет нам сказать? Интуиция подсказывает, что нужно готовиться к худшему. Не прощу себе, если с папой что–то случится!
Врач открывает нам дверь в кабинет, пропускает вперед, входит следом.
Мельком осматриваюсь.
Небольшое помещение с одним открытым на проветривание окном, подоконник завален папками и бумагами, в углу в большом горшке сиротливо потряхивает листьями фикус, играясь со сквозняком. Узкий шкаф у выхода, тумба и рабочий стол с несколькими стульями – вся обстановка.
– Присаживайтесь, пожалуйста.
Мужчина указывает на стулья возле его стола. Садится сам напротив, откидывается на спинку. Молчит, только, прикрыв глаза, пальцами трет виски. Мне даже начинает казаться, что он забыл, что не один в кабинете.
На столе несколько больничных карт, в органайзере ручки, карандаши. Ноутбук в спящем режиме. Бейджик боком лежит. Наклонив голову, читаю: «Васильев Илья Максимович, заведующий отделением» и фотография этого мужчины, только на ней он чуть моложе.
Ерзаю, нервничая. Спину от напряжения держу прямо, пальцы в замок сцепила до побеления. Светлана Сергеевна тоже в мучительном ожидании.
У нее в кармане вибрирует телефон. Она вытаскивает его, смотрит на экран. Высвечивается имя ее дочери. Мачеха скидывает звонок, пишет короткое «перезвоню позже» и прячет телефон обратно. На меня взглянуть не решилась, только щеки заалели. Кажется, ей неудобно передо мной за дочь.
Рите уже сообщили, что отец в больнице?
Внутри меня ничего не екает при мысли о сестре. Выболело, выгорело, заменилось другими переживаниями – о жизни и здоровье папы.
Пауза затянулась. Врач должен сообщить нам что–то страшное, настраивается?
– Илья Максимович, вы хотели с нами о чем–то поговорить, – напоминаю, что мы здесь.
– Да, простите, – Илья Максимович тяжело вздохнул. Все–таки он уставший, наверное с ночи. – К сожалению, у вашего отца, – он перевел взгляд с меня на Светлану Сергеевну, – и мужа не так много времени… Очередь на плановую операцию за эти полгода сдвинулась, но немного.
– Как?
– Какая очередь? Какая плановая операция? – перевожу взгляд на мачеху. Она понимает, о чем говорит этот человек?
По глазам вижу – Светлана Сергеевна тоже не в курсе.
– Юра полгода назад обследовался, – хмурит она брови, – ни о какой очереди не говорил. Сказал только, что наблюдаться надо… И он наблюдается. Вот, неделю назад к врачу ходил… Сказал, все в порядке, таблетки пьет регулярно…
Это я тоже знаю. Сама слежу, чтобы все лекарства дома были в наличии, и напоминаю отцу, чтобы не забыл принять.
– Вашему мужу нужна операция на сердце.
– Операция! Все настолько серьезно? – врач кивает. – Без нее никак?
– Увы.
– Вы можете ее сделать?
– В нашей больнице, мало того, в нашем регионе подобные операции не проводятся. Нет ни аппаратуры, ни специалистов.
Легкие сжались от нехватки кислорода. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Как же так? Неужели ничего нельзя сделать? – дрожит голос мачехи.
– Можно, но не у нас. И к сожалению, операция платная. На льготные, как я уже сказал, огромные очереди. Клиник мало, а больных в нашей стране слишком много.
– Папа знал об этом?
– Знал. На очередь он встал, но, как я уже сказал, шансы, что он до нее дотянет, ничтожны.
Почему он нам ничего не рассказал? Папа, папа!
– А если без очереди? Платно?
– Платно – быстрее.
– Сколько стоит операция?
Илья Максимович щелкает по клавиатуре, запуская ноутбук. В звенящей тишине раздаются только тиканье настенных часов, клики мышкой и клацание клавиш.
Светлана Сергеевна сжимает мои пальцы. Я стараюсь предугадать какой будет сумма. Где взять деньги? Занять, оформить кредит, продать что–нибудь. Наберем! Устроюсь на работу, выплачу все, главное – папу на ноги поставить.
– Вот смотрите, рекомендую этот центр, – доктор развернул ноутбук экраном к нам. Тупым концом карандаша показывает название клиники. – Шансы на выздоровление и долгие годы жизни после оперативного вмешательства у вашего родственника высокие. Вот здесь указана стоимость.
Моргаю часто–часто, чтобы убедиться, что вижу количество цифр правильно. Но ошибки нет. Сумму, которую я примерно себе представила, надо умножить на три!
– Господи, отродясь таких денег не видала, – мачеха прижала руки к груди.
– Но это только сама операция, – продолжает добивать нас Васильев. – После нужна будет реабилитация, поддерживающая терапия, наблюдение. Клиника все это может обеспечить, только, сами понимаете, сумма в разы увеличится. По нашему запросу и вашему согласию они примут Юрия Валентиновича в ближайшее время.
Молчу, переваривая. Не знаю, о чем думает мачеха, а я пытаюсь представить как собрать такую сумму. Завотделением тоже тактично молчит, давая время принять информацию.
Сумма для нашей семьи неподъемная.
Нельзя раскисать и опускать руки! Папа жив, и мы обязаны ему помочь!
– Сколько у нас есть времени?
– Не больше месяца. Сердце вашего отца слабое. Если бы чуть раньше, до рецидива…
Если бы раньше…
– Ну и сами понимаете, волнения ему противопоказаны, – добавляет доктор.
– Да, конечно…
Я найду деньги. Пока не знаю как, не знаю где, но найду! Есть же в конце концов благотворительные фонды, льготы. Ему положены льготы? Да просто много добрых людей вокруг. На папину работу схожу, попрошу материальную помощь, директор к нему хорошо относится, хвалит – папа сам хвастался.
Варианты, где найти деньги, сами сыпятся, надо всеми воспользоваться.
– Делайте запрос в клинику. Мы найдем деньги.
– Ника! – шокировано ахает Светлана Сергеевна. – Где?
– Делайте запрос! – упрямо повторяю. – Когда я могу увидеть отца?
Васильев смотрит на часы на стене.
– Пройдемте. У вас будет пять минут.
20. Ника. Признания
20. Ника. Признания
Реанимационный блок поделен на несколько секций. В одной из них лежит мой отец, за его показателями через стеклянную перегородку наблюдает медсестра. Тихо поздоровавшись, прохожу мимо нее в палату.
Тут, кроме кровати, подключенной аппаратуры и белой ширмы, ничего больше нет.
Папа по пояс накрыт тонким одеялом. Лицо спокойное. Спит.
Весь в трубках – лицо, грудь, на сгибе локтя – иголка, закрепленная пластырем. Возле кровати – система с раствором. На экранах непонятные мне цифры, а на одном из них – зигзаги сердцебиения. И звук соответствующий. И очень страшно услышать, как бывает в фильмах, протяжный звук остановки сердца.
Но я верю врачу. Он сказал – месяц, значит, не раньше. А когда мы найдем деньги на операцию (а я уверена, что найдем), то у папы будет еще много–много–много месяцев счастливой жизни.
В углу палаты стоит стул. Стараясь не стучать каблуками, иду за ним, ставлю возле кровати, присаживаюсь.
Сердце сжимается от жалости к этому еще недавно крепкому, самому доброму на земле мужчине. Ему всего 54. Еще жить, да жить, но болезнь никого не щадит. Вот и у папы, кажется, седых волос стало больше, морщины глубже, и румянец на щеки еще не вернулся.
Слезы опять текут от беспомощности. Сжимаю его пальцы своими, поглаживаю кисть.
– Пап, это я, Ника. Я тут, я с тобой. Прости, что дома не ночевала, не могла вернуться после вчерашнего.
Глотаю комок в горле. Во всем, что произошло со мной и папой, только я виновата – не видела истинное лицо Риты, слепо доверяла Саше, а вчера трусливо сбежала, бросив отца среди всего этого безобразия. Думала только о себе, веселилась в клубе, заливала горе в компании с первым попавшимся мужчиной.
А надо было быть рядом с папой! Возможно, будь я рядом с ним, не случился бы этот приступ.
– Знаешь, пап, я познакомилась с одним человеком… Его Артемом зовут. Так вот, он сказал, хорошо, что про Сашу и Риту я узнала до свадьбы, а не после. Потом было бы хуже. Он вообще хороший, этот Артем. Настоящий друг.
Не знаю, слышит ли он меня, но выговориться мне нужно. Кому как не ему, единственному родному человеку?
– Пап, почему ты не сказал, что тебе нужна операция? Мы бы что–нибудь придумали, нашли деньги… Но ты не переживай, мы деньги найдем. Твой лечащий врач – сам заведующий отделением. Он посоветовал хорошую клинику. Там тебя прооперируют и твой мотор будет работать много–много лет. Так что ты держись. Все будет хорошо.
– Девушка, вам пора, – предупреждает вошедшая медсестра.
– Да–да, я сейчас уйду.
Женщина смотрит на цифры на мониторах, нажимает кнопки, что–то пишет в планшете.
– Пока, пап, – легко сжимаю его пальцы. – До завтра.
Выходим вместе с медсестрой. Оставляю ей свой номер телефона, чтобы она позвонила мне в случае чего в любое время суток.
Покидаю палату отца. Всем сердцем хочу остаться здесь на ночь, пусть хоть в коридоре. Уверена, папа будет чувствовать мою поддержку и бороться за жизнь. Но и деньги на операцию искать тоже надо. Мачеха без моей помощи не справится.
– Ника, родная, любимая! – в коридоре на меня налетает Саша. Резко прижимает к своей груди, я не успеваю среагировать. – Я все знаю! Мне так жаль Юрия Валентиновича!
В нос бьет такой знакомый запах парфюма и личный, мужской. Мне раньше он очень нравился, сейчас – раздражает. Будто другой человек обнимает. Чужой.
– Отпусти меня, – стальным голосом прошу, выпутываюсь из объятий бывшего жениха.
– Ник, ты чего? – но разводит руки в стороны, освобождая меня.
Отступаю назад, увеличивая дистанцию.
– Что ты здесь делаешь? – хмурясь, спрашиваю.
Смотрю за его спину. Рита тоже здесь?
Нет ее.
Перевожу взгляд на Новикова. У него лиловый синяк на скуле, бежевый пластырь под глазом. Хорошо ему Артем вдарил. Маловато…
В серо–зеленых глазах бывшего недоумение. Ждал, что я буду прыгать от радости?
– Светлана Сергеевна позвонила, рассказала все…
– Тебе позвонила?
– Рите… она не смогла приехать, токсикоз…
– То есть, ты бросил беременную девушку, примчался сюда? Ты вообще нормальный, Саша?
– Ника, Никуля, – на лице бывшего искреннее раскаяние, – я твою сестру не люблю. Жить с ней не хочу, жениться тем более. Этот ребенок… это недоразумение какое–то. Ритка тупая как пробка, какая из нее жена, подстилка дешевая, – морщится как от зубной боли, пальцами взъерошивает русые, красиво уложенные волосы.
– Господи, зачем ты мне все это говоришь? – с отчаянием тру лоб рукой, желая стереть Новикова из памяти. – Ты сам себя слышишь? В то время, когда я тебе безоговорочно, полностью доверяла, ты спал с моей сестрой у меня за спиной, сделал ей ребенка, а теперь говоришь, что они тебе не нужны. Называешь ее последними словами. Ты… ты омерзителен!
– Прости! Прости, Ника! Я тебя люблю! Я ошибся, оступился. Это потому, что я тебя берег. Ты же такая… нежная, чистенькая…
Хм, где–то я это уже слышала. Только Сашина исповедь не впечатляет. Наоборот, еще сильнее отторгает.
– Ну хочешь, на колени перед тобой встану? – смотрит себе под ноги, оценивая насколько чистый пол.
Машу головой, едва сдерживая себя, чтобы не закрыть уши ладонями. Не хочу с ним говорить, видеть не хочу, противно! Сколько лицемерия!
Делаю попытку уйти.
– Никуль, подожди, послушай меня. Светлана Сергеевна сказала, что на операцию нужны деньги. Я все придумал. Я продам квартиру. Она в центре, большая, ну ты сама видела. Родители не будут против, я договорюсь…
Если Саша продаст квартиру, этих денег хватит на операцию и останется на реабилитацию.
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги