«Я не могу встречаться с девушкой с таким индексом массы тела и таким процентом жира!»
В очередной раз оскорблённо фыркаю про себя, прокручивая слова бывшего.
Индекс массы тела! Да я до встречи с этим козлом только про почтовый индекс и была в курсе – и то уже успела забыть эти шесть цифр! Кто сейчас бумажные письма отправляет вообще?!
– Девушка, выходите на следующей? – голос за плечом вырывает из мыслей.
– Нет, – качаю головой.
– Давайте тогда поменяемся! – мужчина, пыхтя, начинает протискиваться мимо меня, попутно отдавливает ногу, заставив зашипеть, извиняется и, наконец, занимает место передо мной.
Приходится прогнуться в пояснице, чтобы уцепиться за поручень. Не то чтобы в общественном транспорте в час пик есть куда падать, конечно. Особенно мне.
А вот была бы я похудее…
Фу, чёрт! Как бы ни хотелось плюнуть и забыть, обида занозой сидит в голове.
Я вообще не толстая! У меня, между прочим, талия имеется, и очень даже заметная! Ну подумаешь, да, размер у меня «икс эль», а не «икс эс», как у некоторых! И что?
Спустя пятнадцать минут, ещё несколько раз получив локтями в бок от особо ретиво пробирающихся к выходу трудящихся, наконец вываливаюсь из переполненного вагона на платформу. Поправляю сумку и торопливо иду к эскалатору.
У меня сегодня первый рабочий день!
Как я воевала с папой, чтобы мне дали возможность работать именно в клинике!
Да и не только с папой. Мама тоже была в ужасе. Как это «её кровиночка» будет пахать на сменах в больнице! Там же вирусы, хамы-пациенты, кровь и грязь! Правда, папочка на эти её слова оскорбился, что в его клиниках никакой грязи нет.
На медицинский мне в своё время не дали поступить именно поэтому. Потому что нечего «девочке из хорошей семьи» делать среди врачей, которые все сплошь поголовно разговаривают исключительно матом, не дураки выпить и с проблемами в семейной жизни из-за безумного графика.
С трудом отбила себе право на психологию. С этим мамуля с папой скрепя сердце согласились.
Правда, родители так и не узнали, что я параллельно с учёбой тайком бегала на курсы профпереподготовки для медсестёр. К счастью, в семье у меня был один тайный сообщник – моя бабуля! Иначе даже не знаю, как бы я справлялась.
Размеренно поднимаюсь по ступеням эскалатора, заставляя себя думать, что это такая тренировка. Он здесь на станции длинный, и уже к середине мне не хватает дыхания. В очередной раз вздыхаю про себя. Надо худеть! И не из-за всяких козлов! А просто, для здоровья! Хотя вообще-то, я на него и не жалуюсь… Но хочется ведь быть такой же тростинкой, как Люба, моя соседка и подруга.
Она, правда, ест всё что хочет – и ни на грамм не поправляется, только хохочет, что она ведьма в седьмом колене. А мне стоит только посмотреть на пирожное, как к бокам лишние полкило прирастают! Несправедливо…
Выхожу на улицу и жмурюсь от яркого солнца. Весна! Совсем немного и уже лето будет. Обожаю это время года, всё такое свежее, молодое, зелёное!
Оглядываюсь по сторонам и, сориентировавшись, быстро сворачиваю по направлению к клинике. Тут целый квартал – почти всё сплошь больничные корпуса, причём часть государственные, а часть – коммерческие. Хотя платные отделения теперь, кажется, почти везде есть.
Вестибюль административного корпуса клиники встречает меня прохладой – и охраной на входе!
– Вам куда, девушка? – интересуется у меня… нет, не дядечка в возрасте, а молодой парень, высоченный и со вполне себе мускулистой фигурой.
– Я в кадровый отдел, по поводу трудоустройства, – киваю, протягиваю свой паспорт, стараясь казаться уверенной, хотя поджилки трясутся.
Вдруг кто-то всё-таки догадается, что я дочка директора?! У нас, правда, фамилия проще некуда – Ивановых по всей стране сотни тысяч. Да и отчество распространённое. Очень надеюсь, что это сочтут забавным совпадением. Папа поклялся, что никак не будет влиять на мою работу и ничего обо мне не скажет – я сама подавалась на собеседование и сама всё прошла!
– Отлично, Агата Александровна, – документы мне возвращают. – Вам на второй этаж, налево, двести второй кабинет.
– Можно просто Агата. Спасибо! – говорю на автомате и охранник внезапно… подмигивает мне!
Мне! Подмигивает!
Растерянно и смущённо улыбаюсь в ответ и прохожу через турникеты. Чего это он?!
Нет, я, конечно, сегодня постаралась выглядеть максимально хорошо и по-деловому. И юбка на мне удачная – люблю её, она подчёркивает талию. Но всё равно…
Задумавшись и всё сильнее нервничая, поднимаюсь на второй этаж и не глядя открываю дверь в коридор. И тут же сталкиваюсь с кем-то!
– Девушка, смотреть надо, куда идёте! – раздаётся надо мной недовольный голос.
– Простите! – лепечу, чувствуя себя виноватой.
Поднимаю глаза и ловлю раздражённый взгляд. Высокий, на голову выше меня мужчина в белом халате поверх обычных брюк и рубашки бормочет что-то явно непечатное, быстро проходит мимо и сбегает вниз по лестнице.
– Я… э-э-э… новая… новый… – блею с трудом и тут же начинаю себя за это ненавидеть.
Ну почему я опять мямлю? Надо уверенно отвечать!
– Ну?! Новый кто? Геморрой мне на голову? – обрывает меня этот мужлан.
– Вы вроде врач! – выпаливаю вдруг, внезапно разозлившись. – А значит, должны знать, что геморрой не там образуется!
Мужчина хмыкает, окидывает меня взглядом с головы до ног, да таким взглядом, что мне жарко становится.
А ещё почему-то… страшновато.
– Неужели санитарку новую всё-таки нашли? – прищуривается язвительно.
– Не санитарку, а сестру милосердия, – изгибаю одну бровь.
Это единственное, что мне удаётся делать очень даже выразительно.
Но на наглого хирурга моя бровь никакого впечатления не производит.
– Милосерднее всего будет позволить вам уволиться сразу, – отмахивается этот гад. – Причём милосерднее для нас обоих. За мной!
– Я вообще-то ещё администратор в токсикологии, – выпрямляюсь, стараясь держать себя в руках и говорить спокойно и профессионально. – Здесь я работаю ближайшие два дня! А помощницей медсестры в хирургии – только на третий день!
– Бумажки перекладывать они тут и сами смогут, а у меня в отделении рук не хватает! – хирург широкими шагами идёт к высокой стойке, из-за которой выглядывает девушка. – Наталья, эту я забираю!
– Что значит «эту»?! У меня вообще-то имя есть! – возмущаюсь неприкрыто, хотя та, которую мужчина назвал Натальей, делает мне большие глаза, видимо, призывая к молчанию. – Никуда я не пойду! Меня приняли на работу сюда, здесь я и останусь!
Хам оборачивается ко мне и поднимает брови.
Чёрт. У него это получается куда круче, чем у меня.
– Агата Александровна, я вам звонила, а вы, видимо, не услышали. Вы забыли… – голос из-за спины, и я поворачиваюсь к Любовь Петровне. – …документы, – договаривает женщина, уже заметив хирурга. – А они вам понадобятся. Ещё раз здравствуйте, Роман Дмитриевич.
Фу. Не люблю Романов. Не нравится мне это имя!
Поджимаю губы, прогоняя неприятные воспоминания, и торопливо киваю, радуясь, что появился кто-то, кто сможет встать на мою сторону.
– Спасибо огромное! – забираю протянутую мне папку. – Любовь Петровна, вы ведь мне сказали, что я сейчас два дня работаю в токсикологии, верно?
– Да, всё правильно, – кадровик кивает.
– Ну вот! А Роман… Дмитриевич требует, чтобы я шла с ним в его отделение! – замечаю какой-то нервный взгляд, который женщина кидает на хирурга.
А тот сложил руки на груди и недовольно смотрит на нас обеих.
– Ох, ну… – Любовь Петровна суетливо поправляет брошку на плече. – Роман Дмитриевич, Агата Александровна, к сожалению, права… и потом, не вы ведь сами будете вводить её в курс дела, а у старшей медсестры сегодня выходной…
– Превосходно! – ядовитым тоном произносит хирург, кидает на меня слегка презрительный взгляд свысока и, не удостоив даже словом, разворачивается и уходит.
Любовь Петровна выдыхает, как и девушка за стойкой, которая слышала весь разговор. Наталья, кажется, так её зовут.
А потом обе сочувственно смотрят на меня.
– Что? – растерянно перевожу взгляд с одной на другую.
– Ой, что ж это я, – кадровик торопливо кивает мне. – Пойду! Хорошего первого дня, Агата Александровна!
– Спасибо, – договариваю уже в спину женщине.
Наталья качает головой и жестом показывает, чтобы я заходила к ней за стойку.
– Ну ты и влипла, – шепчет, стоит мне встать рядом с ней.
– Что значит «влипла», почему?! – смотрю на неё полуиспуганно-полурастерянно.
– Да ты хоть знаешь, с кем только что спорила? – Наталья смотрит на меня со скептической улыбкой.
– С врачом? – отвечаю неуверенно.
– Если бы, – девушка хмыкает. – То есть, с врачом, конечно. Хирургом. А ещё заведующим отделением общей хирургии и травматологии! И параллельно главным кошмаром клиники – Романом Князевым!
Я дёргаюсь так, что чуть равновесие не теряю на своих каблуках.
Нет. Да ну нет. Это… просто совпадение!
«Ага, такое же, как твоё отчество и фамилия – просто совпадение с именем и фамилией владельца клиники!» – ехидно подсказывает внутренний голос.
И всё равно! Старательно воскрешаю в памяти лицо…
Нет, это не может быть он. Совершенно точно. Мы бы узнали друг друга!
Правда, столько лет прошло… Но всё равно можно было бы узнать! На меня накатывают воспоминания, из-за которых становится неловко и немножко стыдно. Первая подростковая, почти детская любовь к мальчику-соседу. Наши клятвы друг другу. Его отъезд вместе с родителями. И письма…
Письма, которые я одно за другим два года отправляла в пустоту.
Ни разу не получив ответа.
– Ты чего зависла? – Наталья искоса смотрит на меня, одновременно перебирая и раскладывая по стопкам документы. – Дошло наконец? Слышала про Князева?
Так и застываю с открытым ртом в первую секунду.
А во вторую до меня доходит.
Князев совершенно точно не забыл о сегодняшней утренней сцене. И явно решил показать, чьё мнение тут в приоритете, а заодно отыграться на мне по полной!
Ч-чёрт, зараза! Как я скажу родителям?! Если они узнают, меня или упакуют в квартире и будут выносить мозг, или начнут коллективно спасать от самой себя – и страшно даже представить методы, которыми будет действовать мама.
Я надеялась, что у меня будут хотя бы сутки форы, и я успею обговорить всё с бабулей! Виолетта Артемьевна товарищ такой, она, конечно, меня поддержит – но для этого с ней нужно поговорить, причём с толком и с расстановкой, торопыг бабуля не любит.
– Агата Александровна, вы меня слышите? – голос в трубке, и я понимаю, что так и не ответила Любовь Петровне, и Сергей тут же, рядом, смотрит на меня удивлённо.
– Да, Любовь Петровна, – произношу наконец. – Слышу. Я поняла.
– И выйдете завтра в хирургию? – то ли вопрос, то ли утверждение, пополам с надеждой.
– Да, конечно, – выдыхаю безнадёжно. – Выйду.
– Отлично! – облегчение в голосе кадровика прямо слышно. – До свидания!
– Хорошего вам вечера, – прощаюсь автоматически, как привыкла, отключаюсь и поворачиваюсь к Сергею.
– Проблемы? – тут же хмурится он.
– Нет, – качаю головой. – Но… мне бы поторопиться. Наверное, вызову такси! Прости, что я так… но мне правда нужно побыстрее домой.
– Да ты не извиняйся, – он машет рукой, одновременно пожимает плечами. – Конечно, что я, не понимаю, что ли.
Сергей дожидается, пока подъедет машина, и даже галантно открывает мне дверь. А я, только усевшись и подождав, пока такси тронется, быстро набираю подругу.
– Любаша! – говорю торопливо, как только она отвечает. – Ты мне очень нужна! Срочно! Как алиби, как подставное лицо и как друг, который умеет внятно врать.
– Ого, – Люба сходу прыскает, – начинается! У тебя что, свидание с женатиком? Или наконец-то решилась на убийство и нужен человек с доступом к хлорке и большим запасом чёрных мусорных пакетов?
– Почти. Меня в клинике ставят на сутки… санитаркой, – вздыхаю, зажмуриваюсь на секунду. – И… я пока не сказала об этом родителям.
– Подожди-ка секунду, – голос у подруги подозрительно оживляется, – ты же должна была устроиться на ресепшен? Или у тебя теперь расписание с утра – «Здравствуйте, вы к терапевту?», а ночью – «Держитесь, я принесла судно?»
– Не смешно, – бурчу в ответ, невольно улыбаясь. – Ну ладно, чуть-чуть смешно. Но я правда пока не хочу объясняться. Так получилось! Меня взяли на две работы сразу, я тебе потом расскажу… Но ты представляешь, что у меня начнётся дома?! С папой будет сердечный приступ, а мама припомнит всё, от «ты девочка» до «никто тебя не полюбит в белом халате и с резиновыми перчатками». Мне просто нужно немного времени, чтобы их как-то подготовить! Поможешь?
– Ага, как в прошлый раз, – скептически говорит Люба. – Когда мы с тобой якобы пошли в театр, а потом ты ответила маме по видео-звонку из моей кухни, где надпись на стене «Жрём суши и пиво» видна была лучше, чем твоя голова.
Невольно смеюсь, а подруга продолжает:
– Или когда мы пошли на выставку художников-передвижников в Третьяковку, а оказались в Сочи на два дня! И твоя мама увидела тебя в сторис у официанта! – Люба хохочет, – когда ты в его шапке подавала хачапури и изображала провинциальную тётушку с Кавказа!
– Поэтому я теперь учусь на своих ошибках! – отвечаю сквозь смех, глубоко дышу, успокаиваясь. – Никаких театров и музеев! Нужно, чтобы ты честно сказала, что я у тебя! Ну, на ночь. Или что помогаю твоей тёте с собакой, у которой стресс. Выбери, что поправдоподобнее!
– А Виолетту в соучастницы не хочешь? – ехидно интересуется подруга. – Она бы вообще сказала, что ты ушла в монастырь спасать бездомных котят и травмированных мужчин.
Да, бабушка ещё и не такое бы сказала…
– Бабуля – мой план Бэ, – морщусь, колупая пальцем сиденье в машине. – Или Цэ. На случай ядерного конфликта с матерью. Но пока... выручи, а?
– Ладно уж, – сдаётся Люба. – Но только не за спасибо! А, скажем, за кофе в нашей любимой кофейне и подробности с этой твоей внезапной работы! И жду от тебя голосовое, где ты со шваброй орёшь на пациентов: «Куда по помытому?!»
– Это вряд ли, – фыркаю с облегчением. – Спасибо, Любаша! Договорились! Только если на тебя мать насядет, не сдавай меня с потрохами, ладно? Я клянусь, что сегодня никого не убивала и не опозорила фамилию… пока что.
– Ну да, ну да, у вас же такая редкая фамилия, – хмыкает она. – Давай, удачи!
Отключаюсь и в очередной раз вздыхаю. Удача мне понадобится.
– Гатюша, ну наконец-то! – мама, стоит мне зайти в квартиру, выруливает в коридор с таким возгласом, как будто я месяц дома не была.
– Привет, мамуль, – киваю, скидывая туфли на небольшом каблуке и с наслаждением расправляя пальцы.
Я вообще-то специально удобную обувь надевала, понимала, что стоять или ходить много придётся. Но всё равно за день ноги устали.
Сменные простыни лежат в шкафу с тугими дверцами, которые, стоит зазеваться, со всей дури прищемляют мне пальцы. Дезраствор – в тяжеленной канистре, которая, как оказалось, абсолютно не дружит с моими руками. Пока я пытаюсь налить немного в пластиковую бутылку с дозатором, он – естественно – плещется мне прямиком на ногу.
И всё бы ничего – я же специально брала с собой моющиеся кроксы, в больнице без такой обуви на смене нельзя. И сейчас быстро всё вытираю – кое-как, туалетной бумагой. Но теперь тапок, зараза, начинает скрипеть! И чавкать! В коридоре. При каждом шаге!
Я старательно делаю вид, что ничего такого не происходит. Ну подумаешь, идёт санитарка, вся красная, в форме в обтягон, да ещё и из под одной из ног: кряк-кряк.
Фу, чёрт… первый день испытывает меня на прочность.
Уже мечтаю сбежать в санузел, как следует отмыть этот чёртов крокс и сменить носки – их я каким-то чудом взяла с собой, сменную пару – когда, подойдя к приёмному покою, вижу, как в двери въезжает каталка.
Скорая кого-то привезла? На каталке бабуля лет восьмидесяти с чем-то, сухонькая, но на лице у неё выражение, как у маршала при наступлении. Врач, который идёт рядом, того и гляди закатит глаза к затылку.
– Где врач? – склочный старческий голос перекрывает остальные звуки в отделении. – У меня назначено, а мне капельницу до сих пор не сделали! Я ж по скорой приехала, положено без очереди!
Медсестры на посту даже не обращают внимания, а к бабуле с видом человека, который уже проиграл спор о бессмысленности происходящего, подходит молодой хирург, быстро проводит осмотр, о чём-то переговаривается с врачом скорой, который отдаёт бумаги и, кивнув, торопливо выходит.
– Раиса Григорьевна, – доносится до меня спокойное, – вы от нас уехали только вчера. Мы с вами уже это обсуждали. По скорой мы принимаем на госпитализацию только в остром состоянии. А у вас показаний для этого нет. Плановая госпитализация по направлению от хирурга.
– У меня грыжа! И камни! Вы же хирург, вот и дайте мне направление! – разоряется бабуля.
Я ловлю взгляд медсестры, она закатывает глаза и отворачивается, продолжая заниматься своими делами.
– Раиса Григорьевна, – продолжает хирург уже строже, – если вы можете громко возмущаться, значит, можете пойти, записаться к хирургу и лечь к нам планово. Я не имею права вас госпитализировать без показаний!
Невольно думаю о том, что… а если бы на месте этой Раисы была моя ба?
Бабуля, продолжая ругаться себе под нос, собирается слезать с высокой каталки, и я, желая помочь, подхожу ближе и протягиваю руку.
– Давайте я…
– Ишь ты! Подскочила! – рявкают на меня. – Не видишь, я женщина в возрасте! А ну не суйся!
Поспешно отступаю. Сочувствие испаряется. Хирург переглядывается с медсестрой.
Пока вздорная пациентка семенит к выходу, продолжая ворчать, врач, кинув на меня взгляд, приветственно кивает.
– Новенькая?
– Ага… Агата, – представляюсь неловко.
– Ну поздравляю, Агат, с официальным посвящением. Раиса Григорьевна у нас – почти как боевое крещение, она тут регулярно бывает.
Хирург вздыхает и отходит, я, невольно улыбнувшись, делаю пару шагов назад – тапок опять скрипит, да так, что на меня даже оборачиваются.
Торопливо иду в боковой коридор, но не успеваю зайти, как поскальзываюсь и с глухим «ой!» впечатываюсь в стену.
– Под ноги не пробовала смотреть?!
Чёрт, Князев!
Смотрит на меня, прищурившись, и я в очередной раз чувствую, как щёки начинают гореть.
Ну почему я не умею не краснеть?! С моими рыжими волосами выгляжу настоящей дурочкой!
Выражение лица мужчины вдруг меняется, он вглядывается пристальнее, и я неловко отвожу глаза.
– Фамилия? – слышу резкое.
– Э-э, Иванова, – выдаю на автомате.
Можно подумать, он не знает! Хотя, наверное, просто не помнит, у него же из таких как я текучка…
– Редкая, – саркастический ответ.
– От бабушки по маминой линии! – отвечаю, не сдержав язвительность в голосе.
Скептический хмык, и хирург, развернувшись, уходит вперёд по коридору.
Выдыхаю, прислонившись к стене. Переступаю ногами, тапок в очередной раз чавкает. Господи, ещё только полдня прошло, а я уже вымотана… А ведь мне до завтрашнего утра работать!
Тут же задумываюсь о том, как повёл себя Князев только что. Может быть… это всё-таки он? И тоже узнал меня, но сомневается? А что будет, если узнает?
– Как там новенькая, жива ещё? – из-за угла доносится женский голос.
– Пока да, – второй, в котором я узнаю старшую медсестру. – Чавкает по коридору, ногу себе залила, но держится. Раису Григорьевну пережила и не разревелась. Уже достижение.
Спасибо, конечно. Приятно быть живой после бабушкиного артобстрела и дезраствора.
– А ещё Князев на неё наехал с самого утра, – продолжает Маргарита. – Я думала, она сбежит.
В первую секунду я теряюсь. От того, насколько дружелюбно и как-то по-свойски он спрашивает.
Во вторую меня охватывают подозрения. А… для чего, собственно, ему знать?
– Так вышло, – бормочу, отводя глаза.
– Выйти может инородное тело из прямой кишки, – язвительно смотрит на меня Князев. – А ты – влипла! Ты что, не понимала, на что идёшь? Представляла себе… даже не знаю, что именно ты могла представлять. Администратором же тебя взяли. Ну и чего тебе не сидится в регистратуре? Романтики хочешь?
– Я хочу стать врачом! – внезапно, разозлившись на покровительственный и снисходительный тон, поднимаю глаза на хирурга и свожу брови.
– Так шла бы в университет, – пожимает плечами мужчина. – От того, что ты тут утки моешь и постели стелешь, ближе твоя цель не станет.
– Легко сказать… – сникаю.
Не хочу сейчас думать о родителях. Мама столько лет, стоило только заговорить о медицинском, моментально попадала на больничный с давлением и мигренью, что... мне остаётся только надеяться, что когда я поставлю их перед фактом, она как-нибудь переживёт. Но лучше бы это случилось попозже.
Ковыряю пальцем пятнышко на столе. Кто бы мог подумать, как быстро меняются руки при такой работе. У меня из-за дезрастворов и перчаток кожа вокруг ногтей уже пересохла, кое-где даже намёки на заусенцы вылезли, а ведь я буквально пару дней назад гигиенический маникюр делала – специально попросила снять лак и длину убрать, чтобы удобнее было.
– Слушай, – Князев говорит вроде бы спокойно, но каким-то немного напряжённым тоном, – может, уволишься?
– Что?! – не верю тому, что услышала, смотрю на мужчину круглыми глазами.
– Увольняйся, говорю, – он пожимает плечами. – Не для тебя это место. Ну не потянешь ты. Я же вижу. Сиди вон… администратором. А лучше вообще… образование ведь есть у тебя?
– Естественно, есть! – я тяжело дышу от возмущения. – Высшее, психологическое!
Да как он смеет вообще?! Предлагать мне такое? Если он так ведёт себя со всеми санитарками, неудивительно, что они бегут отсюда!
– Ну вот, – Князев поднимается, разводит руками. – Я вообще не понимаю в таком случае, чего тебе здесь ловить. Найди какое-нибудь тёплое местечко, заделайся коучем или кто там всю эту психологическую байду людям на уши вешает… А в медицину не лезь. Она тебя пережуёт и выплюнет.
Подскакиваю с места, разъярённо глядя на мужчину.
Ох, как бы я ему сейчас сказала…
Но даже в эту минуту, сквозь злость, застилающую глаза, где-то на краю сознания я понимаю: если хочу здесь остаться, мне нельзя идти с ним на прямой конфликт. Он в отделении – главный. Как он скажет, так и будет.
К папе я не пойду жаловаться ни при каких обстоятельствах.
Значит, придётся справляться самой.
Изо всех сил стискиваю челюсти, шумно вдыхаю через нос, стараясь успокоиться, и замечаю странный взгляд, который кидает на меня Князев.
Словно он… ждёт чего-то. Непонятно только, чего именно.
Ай, не плевать ли?!
– Благодарю вас за то, что беспокоитесь о моём состоянии, – цежу сквозь зубы. – Но я на своём месте. И никуда отсюда не уйду!
«Даже не надейся!» – добавляю про себя.
Уже было открываю рот, чтобы сообщить, что буду подаваться на ту целевую программу для поступления, о которой мне рассказывала кадровик, но вовремя останавливаюсь. Не стоит ему знать. Ещё начнёт палки в колёса вставлять!
– Упрямая, значит, – прищуривается хирург, глядя на меня. – Ну ладно. Не говори потом, что я не предупреждал!
Резко разворачивается и выходит из ординаторской.
– Хамло! – выдыхаю, когда дверь захлопывается. – Засранец! Самодовольный говнюк!
Ноги не держат от усталости и стресса последних минут. Плюхаюсь обратно на протестующе скрипнувший стул. Очень хочется разреветься, но я сильно кусаю губы, заставляя себя держаться.
– Не дождёшься! – грожу в пространство кулаком и, вздохнув, собираю пустой контейнер. – Даже спасибо не сказал, – ворчу с невольной обидой.
– Агата? – в ординаторскую заглядывает одна из дежурных медсестёр, слава богу, не Валерия, которая сплетничала про меня со старшей. – Пойдём, помощь твоя нужна.
– Да, конечно! – торопливо запихиваю обратно под стол сумку и сую ноги в тапки.
Задремать за ночь мне удаётся только однажды, минут на сорок – успеваю прикорнуть на куцем диванчике под утро, когда занимается рассвет. И к концу смены я уже действую, как механическая кукла, у которой вот-вот кончится завод.
Уговариваю себя, что это с непривычки. Нужно просто немного потерпеть – и организм приноровится!
– Ну ты как? – уже в самый разгар утра подзывает меня к себе старшая медсестра.
– В порядке! – стараюсь кивнуть как можно более бодро.
– Первые дежурства всегда тяжёлые, – понимающе улыбается мне Маргарита Сергеевна. – Ну, с почином тебя! Ты молодец, всё делала правильно, со всем справилась. Можешь идти, переодеваться!
Я смотрю ей в глаза.
И не знаю, что ответить. Точнее, знаю, но…
«Затем» — это целый ком причин, следствий и желаний, который не развязать за один вечер.
– Потому что, мама, я хочу быть там, где мне интересно, – говорю тихо, пытаясь донести до неё, чтобы она поняла. – Я хочу работать. Заниматься настоящим делом. Помогать людям, хоть как-то. И представляешь, я проработала целые сутки и ничего со мной не случилось! Я не умерла, мам! Со мной всё в порядке.
Она смотрит ещё пару секунд. Потом шумно выдыхает, идёт на кухню, бросает через плечо:
– Иди позавтракай. Я оладьи разогрею.
– Я их уже ела, – вспоминаю, о чём думала, когда достала тот контейнер. – Ночью. Они спасли мне жизнь, спасибо!
Мама поворачивается.
– И ничего не сказала! Видишь, даже в этом ты меня предала!
Это бесполезно… Закатываю глаза и поднимаюсь с пуфика.
– Я не хочу есть, мама, спасибо, – отвечаю твёрдо. – Я устала и хочу выспаться.
– На пустой желудок?! – матушка раздувается, как недовольная лягушка.
– Да даже если и на пустой! – с трудом сдерживаюсь, чтобы не повысить голос.
Знаю, что в этом случае мама просто почувствует себя победительницей. Чудо ещё, что она до сих пор не использовала свой коронный номер: «всё болит, ничего не помогает». Видимо, сильно я её ошарашила.
– Я в душ! – говорю торопливо, пока мне не высказали ещё какие-нибудь претензии.
Под аккомпанемент маминого ворчания и обещаний мне всех кар небесных и больного желудка с таким-то режимом, закрываюсь в ванной, раздеваюсь и с облегчением встаю под обжигающую воду.
Господи, как же хорошо-то…
Подставляю лицо под тугие струи и неожиданно в памяти всплывает сидящий напротив меня хирург во время нашего разговора сегодня ночью.
Он, конечно, хорош… зараза такая. Всё при нём – правильные черты лица, породистый нос, решительный подбородок, губы…
Смутившись от собственных мыслей, мотаю головой, разбрызгивая воду. Нет уж, Агата, даже не думай! Во-первых, такой как он на тебя и не посмотрит, разве что чтобы посмеяться. Во-вторых, внешность – это, конечно, хорошо, но вот говённый характер она не искупает… И в-третьих, пятых и десятых, у него наверняка легион девиц всех форм и размеров в каждом отделении.
Не то чтобы меня это волновало…
Разозлившись сама на себя непонятно из-за чего, вылезаю из душа, закутываюсь в махровый халат и ползу в комнату. По пути отбиваюсь от очередной маминой попытки запихнуть в меня еду.
Кажется, мама обижается всерьёз, потому что в конце концов в гордом молчании удаляется обратно на кухню. А я падаю в постель и отрубаюсь, похоже, прямо «на лету».
Просыпаюсь, по ощущениям, уже во второй половине дня, и какое-то время просто лежу с закрытыми глазами в полудрёме, словно заново осознавая своё тело в пространстве. Ноги так и гудят с непривычки – находилась я за сутки. В который раз думаю, что пора мне спортом начать заниматься! И даже не столько чтоб похудеть, хотя это, конечно, будет приятный бонус. А вот чтоб выносливость себе повысить!
Вздрагиваю от внезапной громкой вибрации и шарю рукой на тумбочке рядом с кроватью.
– Алло? – откашливаюсь, голос со сна ещё хриплый.
– У тебя голос как у певицы в кабаре, которая за вечер выкурила полторы пачки, – ехидный голос Виолетты окончательно вырывает из полусонного состояния.
– Ба! – смеюсь в ответ. – Ну ты скажешь…
– Запомни вот этот твой вариант смеха, очень сексуальный, – она в своём репертуаре. – Потом как-нибудь на мужчине испробуешь!
– Ой, ба, ну ты же знаешь, что мой последний оказался полным гадом, – вздыхаю и подтягиваюсь, усаживаясь в кровати.
– Я сказала, «на мужчине», а не на том твоём парнокопытном, – отрезает Виолетта. – А теперь рассказывай. Опять мать до истерики довела?
– Слушай, ба, может, я к тебе приеду? – спрашиваю вдруг. – Этот разговор не на пять минут.
– Ну давай тогда, собирайся, ноги в руки и приезжай. И не тяни, а то я вечером в оперу иду! – бабуля как всегда говорит конкретно и без сантиментов.
И да, культурная жизнь у неё куда интереснее и богаче моей.
– Скоро буду! – отключаюсь и сползаю с кровати.
Так, умыться, привести себя в порядок – ба терпеть не может, когда женщина, по её личному определению, «неопрятно» выглядит.
– Куда ты опять собралась?! – естественно, мама теперь ни за что не оставит меня в покое.
– К бабуле, – говорю, проводя по волосам расчёской.
В ответ только фырканье. Отношения у них странные – ба язвит над мамой по любому поводу, а мама считает, что женщине в возрасте Виолетты надо интересоваться огородом и рецептами маринованных огурцов, а не премьерами спектаклей и воскресными бранчами в ресторанах.
– Позвони, когда доберёшься! – слышу вслед, когда уже закрываю дверь, и только головой качаю.
Только мне могло так повезти. Вот серьёзно.
Стою посреди лестницы в нелепой композиции.
Эти дурацкие тапки с заячьими ушами, панды на пижаме, джинсовка поверх, в одной руке пакет с мусором, во второй ключи, в голове – гулкая пустота, как в колокол ударили.
Хирург тем временем закрывает дверь, поворачивается в мою сторону, сталкивается с моим ошалевшим взглядом и тоже явно впадает в кратковременный ступор.
Пауза между нами повисает такая многозначительная, что тут подошла бы какая-нибудь замедленная сьёмка. Я успеваю подумать, что у меня даже мусорный пакет в руках не шуршит – видно, тоже от шока застыл.
– Соседка, – произносит наконец хирург. – Серьёзно?
Голос ровный, но взгляд – как будто я только что испортила ему весь день.
Я пытаюсь выдавить из себя «доброе утро», но выходит что-то вроде:
– Ыммм…
Князев осматривает меня сверху вниз. Очень медленно. И не моргая.
А я невольно прижимаю мусорный пакет к груди, как будто он может меня прикрыть.
– Интересный наряд, – в голосе такая неприкрытая насмешка, что меня бросает в жар. – Новый дресс-код клиники?
– Это… я не… – отчаянно ищу слова. – Я дома. То есть… ну, как бы… теперь.
– Ага. Дома, – мужчина кивает, как будто делает себе пометку в картотеке подозреваемых. – И как давно «теперь»?
– Со вчерашнего вечера, – признаюсь обречённо. – Совершенно случайно. Я не знала, что вы… ну, в общем…
Он прищуривается.
– Что я здесь живу? Или что в принципе существую?
Растерянно хлопаю глазами. Такого забудешь, пожалуй…
– Оба варианта звучат так себе, если честно, – язык у меня действует вперёд мозгов, и я не успеваю вовремя заткнуться.
У него едва-едва дёргается уголок губ, но не в улыбке, скорее в каком-то сухом «ага, понятно».
– Ну, можешь не переживать, – говорит тем временем хирург. – Я не из тех, кто приходит занимать соль и заводить дружбу по подъезду. И в общедомовом чате ты меня вряд ли найдёшь.
– И слава богу, – вырывается у меня. – То есть, я хотела сказать, отлично! – пытаюсь поправить положение, но делаю только хуже и обречённо закрываю глаза.
Ну почему ты не можешь просто молчать, Агата?!
Князев делает шаг вниз по лестнице, проходя мимо меня и не оглядываясь.
– И кофе в халате на площадке я тоже не практикую. Так что не надейся на утреннюю болтовню.
На это я всё-таки заставляю себя промолчать. А так и хочется сказать какую-нибудь… гадость.
Дверь подъезда хлопает внизу, и только тогда у меня получается выдохнуть.
– Ёкарный бабай! – выдаю шёпотом, прижимая к груди пакет с мусором, как родной. – Вот свезло мне, так свезло…
Сердце колотится так, как будто я только что с экзамена сбежала.
Это не может быть случайность… Нет, серьёзно. Какие шансы, что моим соседом станет именно он – и именно здесь?!
Медленно спускаюсь вниз, глядя себе под ноги и считая ступеньки, чтобы успокоиться. Двадцать три ступеньки спустя думаю, что это всё-таки может быть и совпадение. Ещё спустя семнадцать ступенек решаю, что какая мне, собственно, разница? Мало ли соседей, которых я в жизни никогда не видела? Да и кому я вообще нужна, в тапках с ушами…
Выхожу из подъезда, нервно оглядываюсь, но Князева не вижу – видимо, ушёл уже. Или уехал! Такие, как он, пешком наверняка не ходят – передвигаются только на машинах стоимостью с три годовых зарплаты санитарки.
– «Не надейся на утреннюю болтовню», – бурча себе под нос, передразниваю Князева, пока иду к мусорному баку. – Ага, а я прям мечтала с тобой по утрам лясы точить!
Швыряю пакет внутрь и уже разворачиваюсь, когда до меня из бака доносится писк.
О, боже, нет! Там… кажется, кто-то выбросил котят! Или щенят! Нет, мамочки, я этого не переживу снова! Я как-то один раз наткнулась на такое… и рыдала потом целые сутки!
– Нет! – у меня вырывается стон, когда писк повторяется. – Да ну нет же!!! Мне же… на работу надо!
Чуть не топаю своими чёртовыми ушастыми тапками, мотаю головой, и после очередного писка… не выдержав, лезу обратно в бак.
Мне везёт. Если это, конечно, можно назвать везением. Полусырой слабо шевелящийся мешок лежит прямо сверху на куче мусора.
– Господи-господи-господи… – развязываю его трясущимися руками, и на свет выползает… нечто!
Мелкое, грязное, клочкастое – одним словом, блоха…
А я вспоминаю пророческие слова моей квартирной хозяйки. Про мужиков и котов, от которых одни проблемы.
– У меня тут, кажется, комбо! – мрачно смотрю на трясущегося котёнка. – А как всё хорошо начиналось!
Беру это создание на руки, он такой худющий, что больше похож на тряпочку с ушами. Мокрый, жалкий, а запах… господи!
– Ну конечно, – бормочу, зажав его в уголке куртки и бегом летя в сторону своего подъезда. – Утро, мусор, чёртов сосед-хирург, снова мусор, кот, и давай, Агата, попробуй теперь нормально позавтракать!
– Какое задание? – мне становится одновременно любопытно и не по себе.
Неужели… неужели он что-то узнал про меня? Чего он хочет?!
– Твоя задача, – серьёзно начинает хирург, – продумать… как следует!
Я даже приоткрываю рот от нетерпения.
– …причины, по которым ты хочешь остаться здесь работать, – заканчивает этот… этот… у меня слов нет!
– Что?!
– Ты меня услышала, – мужчина смотрит на меня, чуть издевательски приподняв бровь. – Я не шучу, Агата. Если у тебя для работы в медицине есть достаточно серьёзные причины, я готов тебя выслушать и даже помочь. Если ничего, кроме детской наивной мечты – извини, но в таком случае делать тебе здесь нечего! Врач – профессия не для девочек с распахнутыми глазами, готовых разреветься по любому поводу.
Беру все свои мысли о нём обратно.
Те, кто меня предупреждал, были правы. В том числе он сам.
Профессионал… и засранец.
– Я расстроилась из-за котёнка, – цежу сквозь зубы, хотя даже мне самой теперь причина моих слёз кажется какой-то… глупой и детской.
– Об этом я и говорю, – Князев кивает, теперь даже язвительности в его голосе не слышно. – Поверь мне, я действую исключительно в твоих собственных интересах. Ты выгоришь на этой работе. Выгоришь и уйдёшь, точнее, уползёшь и будешь долго приводить себя и свою психику в порядок. Я такого насмотрелся.
Собираюсь что-то возражать, но он останавливает меня жестом, кидает взгляд на часы.
– Я сказал – ты услышала. Мне пора, у меня операция. Встретимся сегодня вечером после твоей смены, к тому времени я хочу услышать от тебя взвешенный и спокойный ответ – что заставило тебя пойти на эту работу и почему ты хочешь остаться! Подумай как следует.
Не дожидаясь моей реакции, разворачивается уходить и в последнюю секунду бросает через плечо:
– И собери волосы! Приёмный покой – не место демонстрировать красоту, даже если её столько, сколько у тебя!
Вот же зараза!
Вроде как комплимент сделал – и одновременно опустил ниже плинтуса!
– Высокомерный индюк! – ругаюсь себе под нос, быстрым шагом идя в отделение… и одновременно скручивая свои рыжие кудри в тугой пучок. – Плод любви выхухоли и утконоса! Чтоб тебе муравьи весь зад искусали! Чтоб тебе…
– Ты чего? – недоумённо косится на меня Наталья, с которой мы сегодня опять работаем вместе, когда я, пыхтя от возмущения, захожу к ней за стойку. – Ты вообще где была? Рабочая смена началась полчаса назад!
– Князев, засранец, поймал, – шиплю, качая головой.
Надо же, а формулировочка-то подходит! Он прям как знал, что я захочу это сказать.
– О-о, – девушка кивает сочувственно, даже не задавая вопросов, зачем я, собственно, могла понадобиться хирургу. – Это он может, это да.
К счастью, в приёмный заходят, и нам становится не до разговоров. Хотя я продолжаю то и дело стискивать то зубы, то кулаки.
Услышать он хочет! Причины, почему я хочу в медицину! Каким образом это его вообще касается?! Какое ему до этого дело?! Что, он каждую санитарку опрашивает на предмет мотивов, зачем она устроилась в больницу? И ведь не первый раз уже! Он же мне говорил тогда, ночью, когда мы ели оладьи, чтобы я увольнялась.
А кстати… действительно.
Зачем ему это всё?
Ни малейших идей на этот счёт у меня нет. Разве что он так радеет за общее дело, что в принципе не терпит рядом с собой никого, кто не относится к профессии так же серьёзно, как он сам. Это, кстати, отчасти может объяснять текучку персонала в хирургии.
В одном я не сомневаюсь – какие бы причины у Князева ни были, чтобы вот так меня пытать, он не отступится. Действительно потребует ответа. А самое ужасное, если ответ ему не понравится – у него есть все рычаги, чтобы меня даже не уволить, а сделать так, чтоб сама ушла.
В очередной раз скриплю зубами. С этим хирургом мне к стоматологу придётся скоро идти!
И всё-таки, почти против моей воли, начинаю думать и размышлять. Сколько в моём стремлении идти в медицину настоящей потребности, а сколько – оставшегося «подросткового бунта» и желания что-то доказать моим родителям, уверенным, что «я девочка и мне нужно просто удачно выйти замуж».
Итогом дневных размышлений становится мрачная мысль, что Князев, конечно, сволочь – но крайне умная сволочь. Потому что я как-то никогда не анализировала свои желания и на деле у меня очень романтичные представления о медицине. А ведь я уже увидела, что реальность обстоит совершенно по-другому!
А ещё чем ближе к вечеру, тем больше я начинаю нервничать. Потому что на самом деле для меня… ничего не изменилось! Я действительно хочу идти во всё это, учиться, добиваться! И понимаю это абсолютно точно! Вот только… что будет, если мои аргументы не убедят хирурга?
– Ты чего какая-то потерянная сегодня, Агат? – спрашивает меня Наталья примерно за полчаса до конца рабочего дня, когда я уже не нахожу себе места и берусь перепроверять, правильно ли подшиты согласия на обработку персональных данных, которые подписывает каждый пациент.
Моё второе утро в хирургии начинается настолько бодро, что глаза на лоб лезут.
В смысле – с окрика старшей медсестры, которая вылетает из процедурной с криком:
– Где новенькая?! Кто положил хлорку в шкаф с перевязочными?!
Я, вздрагивая, появляюсь из-за угла, где как раз разбирала коробку с перчатками.
– Это я, – поднимаю руку. – Мне никто не сказал, что туда нельзя, а она же в упаковке…
– Да хоть в чём! – кипятится Маргарита Сергеевна. – Запоминай, что и куда кладут, поняла?!
– Конечно, – торопливо киваю, забирая «неположенное».
Ловлю на себе чуть презрительный взгляд Валерии, но старательно не реагирую. Я хотя бы сегодня не в обтягивающей мои формы… собственно, форме. Успела, к счастью, заехать в магазин и купить себе подходящее по размеру. Поэтому спокойно делаю своё дело, не боясь наклониться и услышать треск разошедшегося по швам костюма.
Князев сегодня с самого утра занят по самую макушку, поэтому на меня внимания не обращает, чему я тихо радуюсь. И сама после обеда, когда старшая медсестра кажется более-менее свободной, подкатываю к ней на предмет заявления.
– А-а, это да, это можно, – рассеянно кивает в ответ на мой вопрос Маргарита. – Берёшь обычный лист и пишешь, с шапкой, на имя главного врача…
Замираю на секунду. А ведь главный врач наверняка в курсе, что у владельца клиники Александра Львовича Иванова есть взрослая дочь по имени Агата! И он тут же доложит обо мне папе!
С другой стороны, а чего я так боюсь? Я уже уехала от родителей. Не беру их деньги. Правда, за учёбу наверняка придётся платить, а у меня таких сумм не водится… Но ладно, мне сначала ещё поступить ведь надо!
Нахожу листок и ручку, только сажусь за стол, как дверь открывается практически с ноги.
– Это вы, что ли, санитарка! – в проёме встаёт женщина лет сорока, в каком-то невероятном халате и тапочках… с пухом и перьями!
О, господи, мои кролики с ушами ещё, оказывается, ничего…
– Вы тут сидите, а в туалете на полу мусор валяется! – предъявляют мне претензию.
– Я сейчас уберу, – киваю, поднимаясь.
– Нет, вы подумайте только, – продолжает разоряться пациентка. – Меня мало того что госпитализировали не в одноместную палату с отдельным душем и туалетом, как я договаривалась, так ещё и общий туалет в коридоре грязный до ужаса! Это как вообще называется?! Я на вас жалобу подам!
– Простите, пожалуйста, – стараюсь говорить вежливо и спокойно, – но я проверяла туалет буквально… – кидаю взгляд на часы, – …двадцать минут назад. И там было чисто.
– Она ещё и хамит мне! – ахает женщина. – Да ты, милочка, вообще в курсе, с кем разговариваешь?! Я вашу клинику засужу, если понадобиться!
Чёрт, только не хватало мне скандала с моим именем!
– Я ведь сказала, я сейчас всё уберу, – иду к двери, собираясь пройти мимо скандальной пациентки.
Протискиваюсь рядом с женщиной, которая и не думает отходить. И тут она всплёскивает руками и начинает кричать:
– Ты меня толкнула!!! Совсем уже …?!
А дальше разражается таким матом, что у меня уши сворачиваются в трубочку, а лицо начинает полыхать! Я таких выражений в жизни не слышала!
Вставить хоть слово не получается, вокруг уже собирается народ, как из воздуха материализуется старшая медсестра, которая пытается уладить конфликт, кидая на меня взгляды, обещающие медленную смерть на костре инквизиции.
– Да я же ничего не сделала… – пытаюсь сказать, объяснить. – Я просто…
– Что здесь происходит?! – громыхает над всеми нами.
Князев. Злой, как собака.
– Это вы мне объясните, – пациентка с перекошенным и красным от крика лицом поворачивается к хирургу. – Почему ваш персонал позволяет себе унижать и оскорблять клиентов?!
– Прошу прощения, мы со всем разберёмся, – успокаивающе говорит ей мужчина. – О ком вы говорите?
– Как о ком, о ней, разумеется! – в меня тычут пальцем.
– Я ничего не сделала! – в отчаянии повышаю голос. – Всего лишь сказала, что…
– Да-да, послала меня на три буквы, сказала, что только что убирала туалет! – взвизгивает пациентка.
– Не было этого! – ахаю возмущённо.
– А когда я попросила убрать, ещё и толкнула меня!!!
– Да я же просто сказала, что сейчас пойду и всё уберу! – на глаза у меня аж слёзы навёртываются от такой несправедливости. – Я вас пальцем не трогала!
– Молчать! – рявкает Князев, потом поворачивается к пациентке. – Алиса… м-м-м, Игоревна, я разберусь, все виновные будут наказаны.
– Вот именно, разберитесь! – женщина кидает на меня презрительный и одновременно торжествующий взгляд. – А то понабирают всяких по объявлению…
– Будьте добры, вернитесь в палату, – голос хирурга становится чуть холоднее, но всё равно он вежлив. – Иванова, за мной! – цедит мне.
Еле сдерживаясь, отчаянно до боли кусая губы, иду следом за мужчиной. Это несправедливо! Несправедливо! За что он так?! Да, конечно, здесь у нас пациенты, они все не на курорт попали, они нервничают, боятся, им тяжело, но почему я-то должна отдуваться за это всё! Меня просто оболгали, а теперь, может… может, вообще уволят?!