Молодой филин сидел на старом, исковерканном какой-то неизвестной болезнью дереве и слушал ночь. Здесь лес заканчивался, и дерево казалось его последним часовым. Дальше, насколько хватало глаз и тусклого неясного света одиноких звёзд, простиралась пустошь. Филин знал эту пустошь – плохое место… проклятое. Когда-то здесь цвели сады и жили люди… много людей, о чём свидетельствовали руины некогда большого и красивого города. Но потом случилась беда, и все, кто здесь жил, либо умерли, либо… Филин не понимал того, что с ними случилось, они просто переродились… другими. Он залетел в эту часть леса случайно и не планировал здесь оставаться. Смутные и пугающие ощущения вызывали и город, и полуразрушенный храм какого-то древнего культа. Его тёмные очертания всё ещё выделялись на фоне городских руин. Филин посмотрел на него – почти заброшенное строение, как и город, знавшее лучшие времена, но теперь: колокольня давно обвалилась, одна из стен основного здания тоже частично обрушилась. Вокруг царило запустение, однако, несмотря на всё это, храм был обитаем. В нём давно уже забыли и про обряды, и про верующих, но тем не менее одинокое дрожащее пламя свечи виднелось в окне одной из пока ещё уцелевших частей древних руин. Филин отвернулся. Он что-то услышал. Это была лошадь, причём лошадь подкованная, а, значит, с всадником. Старая дорога, вопреки времени и благодаря стараниям древних рабочих, ещё сохранила часть каменной брусчатки, и в ночной тишине копыта лошади мерно цокали по древним истёртым камням. Всадник, а точнее всадница, выехал из леса и остановился. Филин смотрел на неё. Он силился понять, зачем она приехала в эти покинутые богами и духами места. Некоторое время всадница смотрела в сторону храма, а потом… неожиданно подняла свои красивые тёмные глаза и посмотрела прямо на филина…
Он летел через ночь. Под ним простирался бесконечный, знавший лучшие времена, как и храм на пустоши, лес. В этом лесу он родился, и в нём же непременно умрёт. Теперь он точно об этом знал. Взгляд всадницы не напугал птицу, он скорее показал ей… показал что-то древнее, что-то странное, что-то, чего разум простой птицы не мог вместить. Теперь филин знал, что больше не вернётся к этому дереву. Он вспомнил, а точнее осознал то, что знал практически с рождения: опушка леса - не место для охоты... Это место для смерти.
Старик сидел и читал древнюю толстую книгу. Её рукописные строки расплывались перед его глазами, а дрожащее пламя свечи ещё больше усложняло его отчаянные попытки прочитать древние письмена. Рядом с ним лежал красный шар, размером с кулак взрослого мужчины – очень красивый, выполненный из непонятного материала, похожего то ли на хрусталь, то ли на стекло, хотя ни тем не другим не являвшийся. Внутри шара непрерывно вспыхивали какие-то загадочные огни, что-то беспрестанно клубилось, образуя причудливые завихрения и всполохи. Помещение, где сидел старик, некогда было старым храмом. Он уже давно забыл… и как сюда попал, и почему должен быть именно здесь. Вокруг было сумрачно и прохладно. Ему приходилось кутаться в старую истёртую до дыр куртку, висящую на его тщедушном теле как мешок. Старик оторвался от текста и осмотрелся. Довольно большая зала… Некогда она была богато украшена, но краски пожухли, а золотые и серебряные украшения и изделия потускнели и покрылись пылью. Старые гобелены и занавеси почти все свалились на пол, превратившись в кучи старого тряпья. Большой витраж, некогда так радовавший всех своими красками, совсем потускнел и лишился нескольких своих элементов. Старик помнил этот зал... Ему казалось, что он помнил его задолго до того, как тот успел превратиться в руины. Его морщинистое лицо, некогда принадлежавшее довольно красивому мужчине, теперь было под стать этому залу… такое же старое серое и немощное. Мысли путались, вызывая непреходящую тоску и безысходность. Он повернулся к книге и прищурил бесцветные водянистые глаза. Её нужно было прочесть… Но зачем?! И что он уже успел прочитать?.. Воспоминания ускользали, как туман. Старик вздохнул и прислушался. Какой-то звук привлёк его внимание. Он оторвался от книги и повернулся, скрипнув старым табуретом.
- Здравствуй, Саймон.
К нему направлялась молодая красивая женщина. На ней был роскошный костюм для верховой езды, плащ и дорожная сумка. Подойдя достаточно близко, чтобы он мог её рассмотреть, женщина остановилась.
- Ты меня помнишь? – спросила она с улыбкой.
- Да-а-а… - едва слышно простонал старик, – …я помню тебя. И того, кто был до тебя… И того, кто был до него… И даже ту, которая была до них обоих.
- Видишь, какой ты долгожитель. – Женщина вновь улыбнулась.
- Ты называешь это жизнью?
- Я называю это несмертью, – спокойно ответила она. На её красивом лице мелькнула холодная улыбка. – Ты ведь уже понял, зачем я пришла?
Старик сплюнул на пол.
- Вы!..
- Вот только не надо! – Женщина состроила недовольную гримасу. – Я это уже много раз слышала. Ты мне ничего нового не скажешь.
- Тира, – чуть слышно сказал старик.
Он смотрел на неё со страхом, густо замешанным на ненависти. Девушка исполнила безупречный реверанс.
- К твоим услугам… – Тира улыбнулась.
Ей нравились такие моменты. Она находила в них что-то невероятное… наслаждение, которое больше ни от чего не получить.
- Когда это кончится?! – прохрипел Саймон.
- А кто тебе сказал, что это закончится?.. – Тира прошлась по залу. – Это же твоя сказка… Наслаждайся.
На бесконечном голубом небе сияла Дневная звезда. Время приближалось к полудню – самому жаркому периоду, переждать который лучше всего было в беседке, стоящей в тени больших старых деревьев, или где-нибудь у воды, где прохлада водоёма и лёгкий ветерок всегда готовы принести облегчение. Ничего этого не было.
Старая, давно не езженная пыльная дорога казалась бесконечной. Её изгибы, повороты, подъёмы и спуски сводили с ума. Насколько хватало глаз не было ни одного дерева или чего бы то ни было, способного создать хоть какую-то пригодную для отдыха тень… только выгоревшая трава, потрескавшаяся земля и камни.