Фондовый зверинец

«Ты не Газпром. Ты не Ростех. Ты — никто»

Глава первая, в которой Илья Морозов узнает о том, что в России не любят слишком умных и решает сыграть по правилам, не подозревая о том, кто их пишет.

— В Москве есть только два закона, — сказал Кирилл Тараненко, обводя уставшим взглядом пустой VIP-зал ресторана на первом этаже башни «Око». — Первый — не лезь туда, куда уже залезли люди в погонах. Второй — если залез, то заранее заказывай себе гроб с обивкой по вкусу.

Илья Морозов выдавил из себя чересчур наигранную и неестественную улыбку. Сегодня он не пил, это было неожиданностью даже для него самого, в бокале плескалась дорогая минеральная вода, возможно именно по этой причине, шутка Кирилла не вызвала у него никаких эмоций.

— Ты драматизируешь, — сказал Илья, покосившись на пухлый дипломат, стоявший рядом с их столиком. — Здесь все решается иначе. Никто никого просто так не убивает, время нынче другое. Сейчас тебя сначала выжимают как лимон. А уже потом топят, оставляя без трусов.

— Серьёзно? — Кирилл поднял бокал с виски на уровень лица и посмотрел сквозь него на чиновника, сидевшего напротив, он будто спрашивал у него разрешения. По виду чиновника, не особо и возражал, чиновник вообще молчал, периодически улыбался и ел тартар с безразмерной тарелки, стоявшей на длинном стеклянном подносе. — Вот тебе пример: позавчера человек отказался от одной очень нужной подписи. Вчера у него нашли три квартиры, не отражённые в налоговой декларации и любовницу, родившую ему ребенка пару лет назад. Сегодня его переводят в Тыву, считай что легко отделался.

Чиновник неохотно поднял голову и внимательно оглядел ребят. У него были добрые глаза сельского учителя и руки мясника. Он вытер губы салфеткой и аккуратно положил её рядом с пустой тарелкой, выдержал паузу и сказал:

— Вы оба, конечно очень обаятельные и амбициозные парни. Лондонская школа, Беркли, биржи, фонды… Всё как в западном кино, но вы кажется забываете, в какой стране находитесь.

Он говорил в пол голоса, почти с жалостью, поочерёдно вглядываясь в каждого из ребят.

— Вы предлагаете сделать меня лоббистом частной сделки. Это ... как бы вам помягче сказать ... выглядит ... как миниму неэтично.

Морозов улыбнулся, в этот раз по-настоящему.

— Возможно мы не правильно выразились или вы нас неправильно поняли. Мы всего лишь предлагаем вам ускорить работу системы. За это — полпроцента. Официально. Консультации и сопровождение не запрещены законом. Деньги — прозрачные. Если хотите, даже через кипрский офшор, зарегистрированный на вашу тёщу.

Чиновник посмотрел на него так, будто в моменте пытался вспомнить, если ли вообще у него теща.

— Давайте так, Илья Сергеевич. Я никому не мешаю — Вы меня не торопите. А если вы меня торопите, то, вам начнут мешать другие, более квалифицированные в таких вопросах люди.

Чиновник резко встал из-за столика, всем своим видом показывая недовольство, оно к слову говоря, выглядело не менее наигранно и картинно, чем улыбка Ильи пару минут назад. Морозов встал и молча кивнул, Кирилл даже не стал вставать, проводив чиновника недовольным взглядом.

— Илья, ты понимаешь, что мы только что обнулили шансы на подписание? — сказал Кирилл.

— У нас нет другого выбора. Завод на Алтае уже почти вышел на производственную мощность. Контракт с Кореей — это единственный шанс закрепиться на рынке, а без Минпромторга они его завалят.

— Завалят в любом случае, — с грустью констатировал Кирилл. — Вопрос только во времени.

В этот момент из соседнего зала донёсся глухой удар. Потом ещё один и еще. Посыпалось стекло и кто-то громко завопил. Морозов и Тараненко бегло переглянулись между собой и незамедлительно, почти синхронно направились к источнику звука.

В общем зале было красиво, даже очень, чувствовался изысканный вкус, то-ли директора, то ли хозяина заведения. Лицом в пол заставленного столами пространства влетел человек в пиджаке с порванным рукавом, его спешно догоняли двое в спортивных куртках. В руках у одного из них сверкнул начищенный до блеска пистолет Макарова. Третий же был в гражданском, с квадратным лицом, не выражающим каких-либо эмоций, он сидел на теле мужчины в порванном пиджаке и бил его по корпусу чем-то тяжёлым.

Внезапным гостям никто не мешал. Менеджеры ресторана смотрели в сторону. Один официант даже попытался сделать вид, что полирует графин.

— Ты кого-то знаешь? — в пол голоса спросил Морозов.

Кирилл молча кивнул, а затем так же в пол голоса выдавил.

— А я уж подумал, что наш под раздачу попал, тогда совсем некрасиво получилось бы. А это заместитель министра транспорта. Тот, что с порванной жопой, я тебе про него на той неделе в бане рассказывал. Видимо, криво въехал.

На полу, рядом с активно борющимися мужчинами, распластался открытый дипломат. Один из людей в спортивной куртке приоткрыл его и достал папку. Бегло её пролистал и заключил :

— Всё, упаковываем.

— Вызвать полицию? — испуганным голосом спросил охранник ресторана, приблизившись к менеджеру, тревожно наблюдавшему за происходящим.

— Не надо. Это она и есть, — сказал менеджер.

Морозов смотрел на всё это и чувствовал, как по позвоночнику ползёт холод. Всё это не имело никакого отношения к ним, по крайней мере пока, но тем не менее вызвало отвращение у только что вернувшегося в Россию коммерсанта.

По окончанию перформанса, Илья и Кирилл вернулись за свой столик.

— Итак, — сказал Кирилл. — Ставки выросли и если ты не передумаешь и не сольёшься с темы, я закажу нам бронежилет по бронежилету.

Морозов не ответил, сегодня все шуточки Кирилла, казались ему по особенному дебильными. Он смотрел в окно на вечернюю Москву — город, в котором мечты стоили дорого, а ошибки ещё дороже.

Квартира Морозова в «Сити» была стерильной и дорогой, как швейцарская клиника. Панорамные окна, белый камень и всепоглощающая тишина с редкими отголосками эхо. Интерьеры нравились Морозову, потому что создавал ощущение рациональности и раздражали Марину, потому что не оставлял ощущений вообще. Марина часто ловила себя на мысли о том, что квартира похожа на цыганский притон. Увы так бывает, когда человек внезапно вырывается из нищенских хрущёвок.

«Система — как собака. Ей мало знать, что ты боишься»

Глава вторая. В которой Илья Морозов просыпается в мире, где тишина — ощущается им, как форма насилия.

Иногда тебе не звонят не потому, что всё хорошо, а потому что всё уже решили без тебя. Иногда молчание — это не отсутствие угрозы, а форма её реализации. Если тебе не пришла повестка — скорее всего, ты рано радуешься, возможно, тебе просто не дадут на неё отреагировать. В большом бизнесе так всегда: сначала ты думаешь, что просто устал, потом замечаешь, что никто не берёт трубку, а потом приходишь в офис и понимаешь, что кто-то уже забрал твой стул, оккупировал кабинет и даже не исключено, что посягнулся на святое, в лице симпатичной и белокурой секретарши Даши. Ты просто ещё этого не понял. Или понял, но не осознал. Что в сущности одно и то же.

Илья Морозов проснулся задолго до утреннего выпуска программы "Время". Не потому что выспался — наоборот, не мог заснуть почти до четырёх утра, гоняя в голове фразу Кравченко: «Мы не забираем. Мы упрощаем». Он много раз слышал мнимую вежливость властей и наигранные аллегории чиновников, но тут было совсем другое, не похожее ни на что, с чем приходилось сталкиваться ранее: в голосе Кравченко не было угрозы. Только неподдельная усталость. Усталость человека, который давно знает, чем всё кончится, и просто даёт тебе последний шанс, шанс — умереть с достоинством.

Сегодня Илья варил кофе сам, возможно даже впервые в жизни. В дорогой кофемашине, которую ему подарили фондовые инвесторы на прошлый день рождения. Тогда он пошутил, что будет готовить себе кофе сам, когда из фонда потихоньку начнут уходить эти самые инвесторы. Сейчас шутка обрела плоть. Инвесторы конечно не уходили, но это только пока. Был один прецедент с немцем из Мюнхена, тот просто перестал отвечать на письма, а это было куда хуже, чем если бы он просто ушёл.

Телефон молча лежал на столе. Без звука. Без вибрации. Без всего. В мире, где каждый час ты получаешь десятки уведомлений, тишина ощущается как приговор. На удивление не приходили даже рекламные уведомления. Возможно, алгоритм уже знает, что тебе осталось немного. Рекламная система подобна крысам, она первой покидает тонущий айпи адрес, — с грустью подумал Илья.

После выпитого кофе Морозов начал шустро маршировать по квартире, в ожидании чего-то страшного. Каменный пол был холодный, и это немного бодрило. С улицы доносился слабый гул Кутузовского проспекта, и Москва казалась почти нормальной, но только почти. В этом «почти» и было всё. Потому что когда всё абсолютно нормально — это либо в Швейцарии, либо во сне.

Марина ушла вечером, сразу после разговора с Ильей, толком даже не объяснив почему. Сказала только, что не хочет быть здесь, если за ним придут. Не потому, что боится. А потому он полный идиот, который не понимает очевидных вещей, а еще потому, что не хочет видеть, как человек, которого она любит, превращается в уголовное дело или кусок мяса.

В 9:12 телефон зазвонил. Номер был местный и на удивление определялся. Голос был едва слышен, будто его передавали через три переходника и один китайский прокси.

— Илья Сергеевич? — произнес безразличный, административный голос. — У нас на Алтае проблемка, на заводе. Там ЧП небольшое или большое, трудно пока точно определить. Мы высылали на вашу рабочую почту протокол, посмотрите как можно скорее. Роспотребнадзор, местные СМИ и чекисты уже на месте. Ситуация не в нашу пользу.

— Что конкретно произошло?

— Пока непонятно. С места сообщают, что ситуация нештатная, рекомендую как можно скорее выдвигаться туда.

Звонок оборвался.

Морозов остался стоять с телефоном в руке, совсем неподвижно. Он уже знал, что дальше. Потому что в России не бывает иначе, если у тебя есть завод, и он внезапно ломается, скорее всего это не инженерия. Это политика.

Поездка в регион — это всегда тяжело. Особенно если ты летишь не на форум, не на совещание и не на открытие детского лагеря имени экс-губернатора, а потому что на твоём объекте что-то пошло не так. И ты не можешь отмазаться Zoom-ом, отчётом или телефонным разговором. Потому что эта поездка и не поездка вовсе. Это вызов. И если тебе кажется, что ты просто и без каких-либо проблем всё уладишь , то у тебя наверняка проблемы с восприятием.

Морозов не любил самолёты. Не потому что боялся — он знал, что авиация в России куда безопаснее закона. Просто в самолётах ты теряешь контроль: над маршрутом, временем и информацией. Слишком много времени на подумать, а думать совсем не хотелось.

Кирилл дремал в соседнем кресле. У него было то состояние, в котором он выглядел абсолютно расслабленным, но полностью готовым к драке. Морозов внимательно штудировал документы — отчёты с завода, фотографии, комментарии юристов и главных инженеров. Всё выглядело как технический сбой, не более. Но с первого взгляда было ясно: это слишком бесхитростно для совпадения.

В Барнауле их встретил чиновник. Местный. Смешная фамилия, вроде Стружкин или Ложкин. Лет сорока от роду, с ужасной похмельной рожей, в фирменной куртке с логотипом «Алтайский край — сердце Сибири» и черных лакированных ботинках, которые совсем не соответствовали погоде.
Он улыбался — с той степенью чиновничьей пластики, которую в Москве часто называют «обученной».

— Рад приветствовать, Илья Сергеевич, Кирилл Александрович. Как долетели?

— Пока живы, — буркнул Кирилл.

— Мы тут стараемся создать все условия, чтобы вы чувствовали себя как дома. Хотя, сами понимаете, ситуация… — он слегка наклонил голову, изображая сочувствие, — вышла из-под контроля.

Они ехали в «Тойоте Камри» с затонированными окнами, которая пахла смесью недоверия и дешёвого освежителя "морской бриз". Морозов смотрел на обочину. Грязный снег, ржавые гаражи, палатки с кривыми надписями «Овощи фрукты мясо». Какая же всё-таки большая и контрастная у нас страна, — подумал Морозов.

— Кто сейчас на месте? — спросил Кирилл.

— Роспотребнадзор, прокуратура, местная экологическая комиссия, ну и… — чиновник сделал паузу, — «гости» из Москвы. Кто именно — не знаю. Но они приехали в одной машине с нашими.