Фрейлина. Выбор

Глава 1

Как и обещал Фредерик, к зиме туманы стали особенно плотными и тяжелыми, буквально осязаемыми. В ожидании заморозков они упорно давили на Штутгарт, пеленая собой и окутывая промозглостью, делая сырой одежду и прилипая к лицам прохожих. Невнятными становились очертания зданий и менялись звуки города, отчего он казался незнакомым и даже слегка таинственным.

Однако, это уже не впечатляло так сильно, я привыкла к тому, что живу в городе туманов.

- Прошу вас, Таис, - подал мне руку муж, помогая сесть в карету.

Внимательно смотрел потом, устроившись внутри.

- Сегодня вы молчаливы, о чем размышляете?

Я медленно отвела взгляд от белого марева за каретным окошком и аккуратно расправила полы теплого плаща. Мой личный «уж на сковороде» привычно шевельнулся, непринужденно выдавая очередную порцию лжи. Впрочем, вполне себе безобидной в этот раз.

- Вверх пошли цены на хлеб с картофелем и вспомнилось… Даша рассказывала о голодных временах в поместье моих родителей. Настоящий голод, мол, это не тогда, когда не уродила рожь, а когда не уродила лебеда. Люди питались затирухой из дерти... это грубо молотое зерно, обычно идущее на корм скоту, а к концу зимы стали пухнуть - чтобы не так сильно страдать от голода, пили слишком много воды. С приходом весны стало легче… как только стаял снег в апреле, так и стало легче. И знаете почему? Ховрашки… суслики, если называть их грамотно. Земля оттаяла и обнажились их норы. Эту живность дети «выливали» из них водой. Мальчишки возвращались домой обвешанные добычей. Тогда и повеселели все... так и выжили, - совсем упало у меня настроение.

Даша действительно рассказывала такое, но давно уже, давно… Сейчас причиной не самого хорошего настроения было другое. То, что озвучить для мужа я не могла.

Все дело в Костином письме и приписке о его верности мне.

Так-то, штука она хорошая. Необходимая составляющая в общем пакете ценностей, отвечающих за счастливую и правильную семейную жизнь. Но то – семейную.

Непонятное неудобное ощущение, не оставляющее пару дней, пока я еще душой парила в эйфории от его признания и гнала все, что мешало ему радоваться, сейчас оформилось. И пришло понимание…

Сейчас я в восхищении и сразу в ужасе от того, настолько серьезно и ответственно он воспринимает то, что происходит между нами. То, чему на самом деле не может быть продолжения. Что обязательно стало бы попранием традиций и устоев, больше того – нарушением закона. Причиной конфликта, а то и разрыва Кости с родными, циничным плевком в глаза тому обществу, которое, как ни крути, является естественной средой обитания императорского отпрыска.

Я не та его породистая жена, которой только за ее происхождение прощалось слишком многое. И ее красота, это просто приятный бонус, она вторичная причина почти безграничной лояльности к любым и даже откровенно позорным выходкам несравненной Алекс. Так же не осуждают сейчас "шалости" Мэри и снисходительно улыбаются, услышав о еще одной любовной победе женатого Александра.

Я же… Вступив в брак с Великим князем, а именно так он похоже видит честные по отношению ко мне и безгрешные отношения... я испорчу ему жизнь! Это исключит любые возможности для развития и роста его личности. Заодно обездолю наших будущих детей… да, собственно, достаточно того, что его обездолю. И этим все сказано!

Я не ровня ему. И это не признание собственной ничтожности, нет. Я высоко ценю себя, но это факт - я не ровня Косте, таковы реалии. Нет… приложи я определенные усилия и манеры мои станут безупречны, речь изысканной, я обязательно выучусь игре на рояле и стихосложению, танцевать буду, как богиня… Но это только внешний лоск, а кому он нужен в изоляции? Когда высшее общество молча отринет меня, спокойно игнорируя. Не его – в нем Кровь. Его-то будут принимать в этом самом обществе – воротить нос не посмеют, но только если одного. А он в своей душевной чистоте и верности своей семье встанет горой за меня - это же Костя. И что дальше?

А дальше - два изгоя. Не участники, а наблюдатели жизни, которая будет продолжаться вокруг. Все закончится для него так же, как в той жизни, только еще хуже, потому что гораздо раньше. Он вообще ничего не успеет... Я-то переживу все эти неприятности. Женщины пластичнее, мы легче приспосабливаемся и для нас всегда важнее семья, да и то болеть будет за подросших детей, обязательно будет. А вот он… как быстро он все сопоставит и осознает, что постель со мной того не стоила?

Ну, не только она, допустим…

Для него все гораздо глубже и похоже, что он принял меня всю, как я есть. А по факту - с чужим ребенком, чужой внешностью, чужими романсами, а из своего только знания, которые я нагло выдаю за таланты, которыми не обладаю - способность к творчеству, аналитике, изобретательству и даже прозрению.

Его привлекла женщина, волей судьбы попавшая в аховое положение и выживающая, как только может – делая честное лицо, привычно уже лгущая в мелочах и глобально... притворяющаяся не той, кто она есть, извивающаяся, как уж на раскаленной сковороде, потому что периодически припекает. Грешна – еще и в чудеса верю, потому что мое попадание из их числа, но чему я никогда не верила, так это сладким голливудским фильмам. Здесь и сейчас такая жесткая реальность, что ХЭ для нас с Костей вообще не вариант. И я понимаю это.

Сидела бы еще тихонечко и не рыпалась, так нет же – не смогу. Именно потому, что слишком много знаю. Совесть не позволит, натура не даст, и я выжму из того, что знаю и могу максимум. Сделаю все, чтобы хоть как-то, хоть где-то и что-то…

Мне не нужна его верность! Это его решение пугает своей категоричностью и отсутствием выбора для меня. Не нужны физиологические лишения, которые он взвалил на себя ко всему прочему. И без воздержания ему там хватит! А когда мужская природа взбунтуется? Прошло мало времени после нашей ночи, он просто не понимает на что подписывается. Но дав себе такую установку… больше того – известив меня о ней, станет же держаться – теперь это вопрос принципа. Воли, выдержки, его решения, чести наконец. Такое вот… испытание себя. И это так по-мужски!

Глава 2

Отдышавшись, я бледно улыбнулась и успокоила мужчин. Дальше для нас с Фредериком провели экскурсию и какое-то время было посвящено микроскопам. Современному и прежним - производства Шевалье и Мани, состоящим на балансе университета до этого времени.

Старинные микроскопы создавались по всем правилам декоративного искусства – их внешнему виду отводилось столько же внимания, сколько созданию самой оптической части. Слоновая кость, ценное дерево и бронза, футляры, отделанные тисненой золотом кожей… Еще и бронзовые украшения деталей создавались известными скульпторами. Замечательно красиво и неразумно дорого. Цейс был уже лаконичнее.

Наконец дело дошло до самого процесса, и мы получили возможность сравнить разрешение в пятьсот и тысячу, а то и более единиц, подставляя под окуляры одно и то же стеклышко с луковичной пленкой. Схема исследований по сравнению с моим временем практически не изменилась – только на предметное стекло капнули просто воды, а не слабый водный раствор иода, туда же при помощи пинцета поместили кусочек луковой пленки, разровняв ее иглой и прикрыв покровным стеклом.

В перерыве между экскурсией и по ощущению – школьной лабораторной работой, мы пили чай со сладостями. Стол для скромного чаепития был накрыт в профессорском кабинете. И с угощением, и в настройке приборов помогал студент – худой невысокий парень с выражением крайней сосредоточенности на миловидном веснушчатом лице. Профессор называл его Гербертом. В наших разговорах молодой человек не участвовал, но слушал очень внимательно. Может был родственником профессора или просто лицом доверенным.

Уезжать не хотелось и больше того… не казалось возможным. Столько всего всплывало в этом разговоре, такие открывались горизонты!

Но теперь я не представляла свою точку зрения так категорично, как ту же идею пулемета. Сейчас я осторожно и мягко подводила мужчин к нужным выводам, показывая свою озабоченность и задавая вопросы. Выводила их на дискуссию и обсуждение мужским составом, наслаждаясь заодно тем, как они это делают – споря сдержанно и интеллигентно; уверенно, но с уважением к оппоненту отстаивая свою точку зрения. Лишь слегка регулируя направленность их разговора, я больше помалкивала – пускай сами… В то, к чему пришел своим умом, всегда верится легче.

И все-таки отсидеться мне не дали, моим мнением поинтересовались. Так и получилось, что последнее слово осталось за мной:

- Если принимать во внимание «всеобщий естественный закон» - закон сохранения материи, обоснованный Михаилом Ломоносовым, то, соответственно – клетка не способна возникнуть из ниоткуда. Возможно, она возникает из другой клетки… способом деления? Иных я не представляю, - осторожно предположила я и переждав молчание – возражений не возникло, предложила:

- Устроив круглосуточное дежурство и наблюдая процессы, происходящие под стеклом, мы могли бы уловить этот момент, но только не в клетках растений. Гораздо интереснее как можно скорее проверить теорию профессора Пирогова (все так же приписывала я тому достижения Склифосовского в будущем) о болезнетворных микроорганизмах – миазмах. Ведь если они действительно существуют, то выходит – живут? А, попав в привлекательную среду нашего организма, эти клетки получается… делятся, множась и все больше отравляя наше тело своими испражнениями? В том, что они не обладают разумом, как низшие живые организмы (та же бабочка), я с вами соглашусь – скорее являются чистой функцией. Но если причина массовых заражений действительно в контакте с больными… и это касания, капли слюны, выделяемые при чихании, кашле и даже просто разговоре? А в них те самые миазмы. Если все так… - покачала я головой, выражая озабоченность всей своей сутью – лицо, голос, поза.

В общем… еще я упомянула зеленую плесень - если вытяжка из нее положительно влияет на течение какой-то болезни, не означает ли это отрицательное влияние на ее возбудителей?

В итоге Вундерлих не обещал сделать изучение мокроты больного туберкулезом (чахоткой) одной из программ университета. Но сам лично, в свободное от работы время заняться этим собирался. В случае же действительного обнаружения болезнетворных клеток путем сравнения с мокротой здорового человека, и если-таки они делятся… Это даст повод просить грант на более обширные исследования. Но только после собрания медицинской коллегии и признания ею данного исследования перспективным.

И вот тут меня одолели те самые смутные сомнения…

Это запросто могло затянуться и надолго. Поэтому я предложила посильную помощь на первых порах, материальную естественно, намереваясь привлечь к этому делу Ольгу. Мандт диагностировал у Александры Федоровны чахотку. И это я знала, что диагноз ошибочен, Ольга же в этом случае оставалась лицом заинтересованным.

В конце визита я вручила профессору несколько медицинских масок, сшитых заранее – страшно было потерять этот мозг, эту личность.

- Возможно, предположения Пирогова ложны, но, если нет… лучше перестараться в своих опасениях. Работайте в перчатках, материал забирайте прокипяченным инструментом и опять кипятите его после всего… Эксперимент должен быть чистым, а вы, профессор, таким образом защищены от миазмов, если они существуют. Контактируйте с больными исключительно в маске – ее следует потом хотя бы раз в день кипятить. А мы с Ее королевским высочеством сошьем вам специальную медицинскую одежду, и хорошо бы она стала нормой, чтобы не нести на себе в больницы дополнительную грязь и наоборот – не приносить в свой дом заразу из больниц.

Странное, болезненное выражение, внезапно нарисовавшееся на лице врача заставило меня замолчать и обеспокоенно присмотреться.

- Профессор?..

- Вероятно, мне следует сказать об этом, подтвердив тем самым серьезность своих намерений относительно изучения вопроса о существовании миазмов.

- Или же пускай - микробов, - радостно подхватила я, - раз уж их мир виден исключительно при помощи микроскопа и размер можно считать микроскопическим. Микробы… дабы не следовать учению того же Пирогова дословно.

Глава 3

Снаружи, по ощущению, стоял собачий холод, хотя заморозок не был таким уж сильным - часам к десяти утра иней, красиво укутавший все выступающие поверхности, почти весь истаял под ярким солнцем.

И все-таки холодно… как быстро я забыла, что такое настоящий холод, настоящие морозы.

Укутавшись в кашмирскую шаль, я встречала гостей у порога дома. Не представляла себе, что заставило Ольгу сделать этот визит. Дружбы или даже просто доверительных отношений между нами так и не случилось. Настоящей потребности в общении друг с другом ни у меня, ни у нее будто бы не возникло.

Вежливо улыбаясь, я смотрела на красиво украшенную карету и роскошно одетых женщин в ней. Привезенный из России в числе прочих слуг кучер, мальчик грум в богатой ливрее… придерживая тяжелый бархатный подол платья, это на его руку опиралась Ольга, опуская ногу в светлом сапожке на мощеную камнем площадку двора. Чужое богатство и даже роскошь, возможности, власть… я собиралась беззастенчиво пользоваться всем этим. Совесть молчала, потому что не для себя лично.

Странно, но Окулова только приветливо кивнула, не выходя из экипажа, а из-за ее плеча тянули шеи две убранные в локоны женские головки… ну чисто любопытные курицы.

Боковое зрение отметило еще какое-то движения, взгляд метнулся туда – худущий молодой кот или кошка, почти котенок еще, жался к голым кустам невысокой изгороди. Слабое «мяв» обратило на себя и внимание гостьи.

- Да здесь никак счастье в дом! Рождественский подарок, - всплеснула она руками.

- Почему сразу в дом, Ольга Николаевна? – не поняла я, - может, это соседская Мурка.

- Непохоже на то – выглядит недокормленной. И не принято… нельзя, невозможно отказать от дома в Сочельник или Рождественские праздники. А кошка и вовсе к счастью.

- То-то их неприкаянных в Петергофе немеряно, - проворчала я, приглядываясь к «счастью». Обычная полосатая кошка. Вспомнились мои мечты об этом доме, корзинка с котятами у камина…

- Ею пускай займется прислуга, а у меня краткий разговор к тебе, Таис - наедине, - подошла гостья ближе, кутаясь в серебристый мех короткой накидки.

- Пройдемте в дом тогда, Ольга Николаевна, зябко стоять снаружи. Мы будем наедине – Фредерик рано утром отбыл на службу, - вежливо присев, пропустила я ее в дом, - может Анна Алексеевна и дамы пока выпьют чаю? Я велю подать.

- В другой раз, - получилось у Ольги резковато.

- Как скажете, - слегка пожала я плечами. Дурацкая привычка.

В гостиной она прошлась, еще раз оглядывая стены, занавеси… Глубоко вздохнула и обернулась ко мне. Присела в кресло, кивнув в ответ на мой приглашающий жест.

- Его величество приставил ко мне своих соглядатаев – это две фрейлины. Знатные фамилии, приятные манеры, но все это - приказным порядком. Еще меж нами имел место разговор, и он требовал от нас с Карлом поспешить с внуками, - хмыкнула Ольга, распуская все-таки бант меховой накидки и кладя ее к себе на колени.

Я вежливо убрала ее в сторону и только потом села, успев за это время подумать.

- Вы могли отказаться от соглядатаев, мотивируя тем, что не желаете в трудное для страны время увеличивать расходы на свой Двор… или как-то иначе. Да просто не желаете подле себя чужих людей!

- Ты сейчас всерьез говоришь, Таис? – вспыхнула она, - неуж-то сама посмела бы перечить королю?

- Да я только то и делаю, что перечу ему, - пришлось признаться, - и кажется, ему это даже нравится – его любимая жена, ваша тетушка Екатерина Павловна похоже была своенравной особой.

- Его любимая… возможно. Но знаешь ли ты причину, по которой она умерла? Был праздник, отмечали рождение их дочери и Ее величество, едва оправившаяся от тяжких родов, застала своего мужа с другой женщиной. Ее любящее сердце не вынесло подобного удара.

- Не возьмусь судить его в этом, Ольга Николаевна – плохо разбираюсь в том, как мыслят и чувствуют мужчины. Но в этом случае только случай похоже и виноват, смерти своей жене он не хотел. И смею предположить, что именно в память о ней – Екатерине Павловне, многое прощается мне. Ваш отпор – вежливый, но твердый, почти уверена – был бы оценен Его величеством. К старости мы также станем сентиментальны, осознаем свои ошибки и оценим потери. Возможно, он жесткий и даже жестокий человек, но не самодур, как и ваш отец впрочем – должность обязывает.

- Мой отец… человек добрейший, Таисия Алексеевна, - непримиримо поджала губы Ольга.

- К своей семье, Ольга Николаевна. К остальным он бывает милостив, но добрейшему человеку не место на престоле – здесь я с вами не соглашусь.

Я теряю ее сейчас – пришло вдруг в голову. Но и подлизывать тоже… извините! Мой прямой, пускай и дрянной для этого времени характер принял даже Вильгельм, придется принять и ей. Или же нет. Я и так достаточно одинока здесь, ничем новым отстраненность Ольги не грозит. Пользоваться ее именем можно и продолжить при случае – моя совесть имеет допуски.

- Кроме того… - помолчав, ровно продолжила моя гостья: - У меня имеются для вас, Таисия Алексеевна, и еще новости: тот врач – Земмельвейс.. он отказался от приглашения в Вюртемберг. Не счел возможным оставить своих пациенток.

- Можно подумать, каждая по полгода рожает, - расстроенно пробормотала я, - что-то еще?

- Что-то еще…- вздохнула она, - каковы на это время ваши отношения с мужем, Таисия Алексеевна? Ежели он ночует в вашем доме.

- Добрые, - удивилась я, - хорошие у нас отношения. В моем доме всегда есть место для моего мужа. А почему вы интересуетесь?

- О нас… о нас с Карлом знают только мой духовник и вы. Мне необходимо говорить об этом, нужно выговориться хоть изредка, иногда! – давилась она словами. И может именно сейчас была озвучена истинная причина ее приезда сюда.

- Кризис. Уже, - кажется понимала я, - рановато, хотя-а… может это затяжная осень, погода так действует? Мне также необходимо постоянное занятие, Ольга Николаевна. Безделье, а именно ему мы с вами предаемся, не способствует… Мы с Дашей уже нашили уйму пеленок, устроили дом, я настойчиво учусь игре на гитаре и делаю успехи надеюсь. Но по факту, мы с вами две бездельницы, а это скучно. Мне бы книг хороших… больше ничего в голову не приходит. А Земмельвейс глупит, его там доконают. Я в свою очередь попытаюсь - напишу ему, возможно буду более убедительна, – печально кивнула я.

Глава 4

Утро уже не было ранним, оставаясь пасмурным после ночного дождя. Впрочем, как и лица трех мужчин, собравшихся в просторном кабинете главного командира Черноморского флота и портов Черного моря, военного губернатора Николаева, но уже не Севастополя.

Высочайшим приказом город был выделен в отдельное подчинение непосредственно Морскому министерству.

Формально вице-адмирал Лазарев являлся старшим по званию и начальником контр-адмирала Романова, но ни разу себя таковым не чувствовал. Понимал причины, знал, как избежать сложностей положения, но не готов был что-то предпринять в этом направлении, пока еще не готов. Не сейчас!

Ладно, мальчишка взялся поиграться Севастополем – это-то Лазарев еще намеревался как-то контролировать, так он еще и фонтанировал безумными идеями, угрожавшими сорвать серьезные, давно намеченные планы. Возможно, в чем-то Романов и был прав, но правота эта бледнела на фоне основного бреда, который он нес и которому желал подчинить в том числе время, планы и чаяния Лазарева.

Поэтому и противилось что-то внутри не то что сближению, но и просто - принятию… К тому же, третий день как Лазарев вышел на службу, толком не долечившись - Романов ожидал возможности представиться и принять должность. Заставлять Высочество ждать слишком долго было нежелательно.

Его высочество…

Лазарев был боевым адмиралом, полжизни проведшим на корабельной палубе. Шаркать и прогибаться обучен не был, как и всем нравиться. И учиться этому на старости лет желания не ощущал. Здоровье к тому же подвело в очередной раз – шалил желудок, испорченный годами питания «чем Бог послал», а именно так выглядел рацион моряка в дальнем походе – солонина, сухари, часто сухомятка, плохая вода и кислое вино.

Сразу после Романовского представления на должность, Лазарев заявил, что раз им предстоит служить вместе, то и воспринимать молодого адмирала он желает, как сослуживца, а отнюдь не как представителя правящего дома. Чем вызвал довольную улыбку на лице того и сразу же – предложение перейти к обращению неформальному, по имени-отчеству.

- Таковое еще заслужить надобно, - упрямо проворчал Лазарев, кроме прочего чувствуя еще и стыд за свое поведение в Николаеве. Черт его знает – зачем он это делал тогда? Истерика какая-то произошла, ей-Богу! В общем и целом, некрасиво вышло.

- Буду рад стараться, - вежливо отвечал новоиспеченный контр-адмирал.

Будучи представлен высшему офицерскому составу флота, он чрезвычайно грамотно подошел к знакомству, с ходу запоминая имена-отчества-фамилии-звания и тут же предложив провести неформальную встречу для более близкого знакомства. Просил рекомендовать место для этого.

Много… было много таких вот мелочей, нюансов и тонкостей, может и обычных для человека, вращающегося в высшем свете, но заставляющих остальных прочих чувствовать себя рядом с ним на самую малость, на какую-то ерундовину, но… ниже, что ли? По воспитанию, образованию, а по факту и никуда от этого – рождению.

Кажется, в любом обществе это даже норма, не зря же и собираются, и группируются все по рангу да по чину, но здесь – вот так… приходилось признать.

Пока готовили его кабинет, второй день службы молодой адмирал посвятил подробному знакомству с городом. В местное общество он вошел немного раньше - как Великий князь, еще не представившись на должность. Так и получилось, что бал в честь его прибытия случился без хворающего Лазарева, но насколько блестяще он прошел и как Романов очаровал собой общество, особенно женское, говорить будут еще долго.

В третий же день… будто уже получив разрешение на все, он стал посвящать их с Корниловым в свои далекоидущие планы, от которых у Лазарева вдруг зашевелились волосы на голове. И он, уже почти вознамерившийся забыть свои обиды, сорвался…

- Неужели же, господин контр-адмирал, вы действительно верите в нападение Великобритании? И даже не на Санкт-Петербург, что совершенно безумно, но было бы хоть как-то оправдано, но - на Севастополь! Когда главным торговым портом Черноморья является Одесса, основной центр судостроения – Николаев. Туда же, кстати, в связи с последними событиями, вынужден буду вскорости перевести главный штаб флота. Вот их захват стал бы настоящей катастрофой для России. Севастополь же еще строится, это пока только гавань и достаточно просто блокировать ее с моря. Я не умаляю значение Севастополя для флота, но с точки зрения стратегии… какой дурак станет брать укрепленный город, когда есть те же Одесса или Екатеринодар со Ставрополем. Стратегически не оправдано! Ведь даже если агрессия принесет свои плоды… – сразу же и открестился от такой перспективы Лазарев и, нервно наполнив стакан, выпил воды - полный графин с плавающими ломтиками апельсинов в ней стоял на столе. Чуть помолчал, отдышавшись и продолжил:

- Но и в этом случае у Российской империи будет предостаточно времени, чтобы блокировать угрозу дальнейшего вражеского продвижения вглубь материка, создав оборонительный заслон у Перекопа. Но вот появилась эта игра… и все будто с ума сошли – все молодые офицеры. Я всегда приветствовал и приветствую патриотические настроения, но взращивать их следует на реальной почве, а не глупыми инсинуациями! - ярился Лазарев, окончательно разочарованный и откровенно расстроенный намерением Константина отозвать из Великобритании предварительный платеж на строительство паровиков.

Пускай и достаточно грамотно обоснованное, намерение это бесило своей категоричностью. Потому что первопричины такого решения звучали дико. Но, что самое неприятное, Лазарев понимал, что ничего с этим поделать не сможет. Все будет так, как решил императорский щенок. Прости, Господи, даже мысленную хулу на семейство помазанника божьего! Но факт то, что якобы продолжая являться командиром и начальником, на самом деле Лазарев был бессилен противостоять глупостям, которые собирался творить этот мальчишка.

Глава 5

В прежнем моем понимании год делился на четыре части. Осень не являлась частью зимы и наоборот. Но здесь нужно было внутренне перестроиться. Смириться с фактом, акклиматизируясь еще и психологически.

Снова испортилась погода и, конечно же, влияла на настроение, но дело не только в ней – я не тянула. Проснулась утром и поняла, что не тяну. Не справляюсь. Решить вопросы своего благополучия еще способна, но что касаемо глобального…

Во-первых – Ольга.

Несмотря на наш мирный разговор и ее желание чаще видеться, кронпринцессу, как помощницу в моих планах, можно было сбросить со счетов. В той истории она не так и плохо прожила свою жизнь… уверенность в правильности своего выбора, это важно. На ней все и строилось.

Была благотворительность, пускай и позже - когда Карл стал королем… сейчас, при папеньке, не особо и разгуляешься с этим, разве только на свои. Потом появилась Верочка, а с ней и новый смысл жизни. Первые годы ее «акклиматизации» были трудными, но она держалась и справилась, а дальше привыкла, втянулась и смирилась.

Но теперь перед глазами у нее я – с ребенком, зачатым вне брака, вся в ожидании материнства… с наплевательским отношением на приличия, сама предложившая себя мужчине – Косте. Для нее, наверное, это шок, попрание всего и вся, пример того, как делать ни в коем случае нельзя. И здесь налицо тот самый когнитивный диссонанс – столкновение противоречивых представлений, убеждений и ценностей: нарушившая все, что только можно, я, тем не менее, стану матерью, люблю сама и любима вопреки всем и всему. И что важно – любовь эта реализована, девичьи мечты и неясные грезы воплощены в жизнь. У меня, не у нее. Отсюда и вопрос – как это быть с мужчиной.

Предполагаемая сестра по монастырю и подруга по несчастью оказалась не тем, чем казалась…

И в виду такой несправедливости вся ее решимость жертвовать собой во имя интересов семьи и империи потихоньку рушится, хотя она пока еще этого и не осознает. Ради чего, получается, все ее жертвы? Если и Мэри плюнула на всех, кроме себя, и по-своему счастлива, любима родителями. Александр, тот вообще… живет исключительно в собственное удовольствие. И даже Костя взбрыкнул, ради любви отказавшись от Алекс Иосифовны.

При таком раскладе все теряет смысл. Ольга умница и все это поймет сама. Думаю, уже скоро.

Костя теперь…

Это я подтолкнула его к Севастополю. Но он сам нашел в этом серьезный повод к взрослению и стремлению к большему. К принятому у настоящих мужчин испытанию себя, необходимому для внутреннего роста и развития. На Севастополь его сил и знаний точно хватит, а там шагнет и дальше, расширяя для себя возможности и горизонты.

Каждый день я перечитывала его письмо. Не акцентируя больше внимания на постскриптуме. Я же и сама такая… хрен сдвинешь, если что-то решила.

Он поможет Севастополю – я уверена. Чего там не хватало при Лазареве? Умница же мужик! При нем затрапезный городок потихоньку становился настоящим городом и крепостью, причем проектированием и проверкой подряда по вооружению занимался лично царь - как артиллерист он имел отличнейшее образование. Кстати, этот факт ставит большой вопрос о прорыве англо-французского флота в гавань Севастополя. Да, я помнила ту байку про барку-цель, по которой вели огонь все батареи Севастополя, но не попали. А может это и правда… Но кто мешал качественно подготовить комендоров? Улучшить выучку артиллеристов?

Я постараюсь, найду слова, подскажу…

Предупрежден, значит вооружен. И, как ни странно, не так о Севастополе сейчас была моя головная боль. Его падение – следствие. Следствие безграмотной внешней политики, ошибок внутреннего управления. По какому принципу вообще совершались назначения на должности? Непонятно…

Морским министерством, к примеру, сейчас командовал некий Меньшиков – как и его однофамилец при Петре I, этот воровал безбожно. А еще вернее – ему было по фиг! На флот, его организацию и боеспособность, на все, кроме собственного благополучия и статуса.

А Николай верил в то, что он - помазанник Божий, а значит должен править от Бога. Милостиво. Или так сказалось детство, когда воспитатель душу выбивал из него розгами или швыряя о стену? Николай Палкин был просто до оскомины, на мой взгляд, всепрощающим и милостивым. И только в крайних случаях, исключительно крайних он показывал зубы, а надо было…

Из таких вот мелочей – штрихов и мазков, складывалась полная картина, рисовалась обстановка, а потом и причины Крымской войны. И ничего поделать с происходящим я не могла. Всегда понимала это, потому и сосредоточилась на малом – укрепить насколько возможно флот и Севастополь. Потому, что только я знаю! Поэтому только я и могу что-то сделать.

Или не успею, могу и не успеть.

Земмельвейс не принял милостивое предложение короля. Или как там его обставили? Явно же недостаточно убедительно. Сухо, неконкретно, обтекаемо?..

Наверное, где-то в глубине души я надеялась на него в случае осложнений (не дай Бог) – практик же. Сейчас, с его отказом, ожили все мои страхи. На фоне прекрасного самочувствия и когда, казалось бы, ничего не предполагает, случиться может что угодно – это роды.

Даже в наше время только около 40% их протекает физиологически, в остальных случаях определяются различные виды осложнений. Я не специалист, но такое, как преждевременная отслойка плаценты, узкий таз, неправильное положение и предлежание плода, патологии развития… да просто врачебные ошибки наконец! Все это было на слуху.

- Не беспокой меня пожалуйста, не отвлекай – буду занята, - попросила я Дашу, усаживаясь за стол и аккуратно раскладывая писчие принадлежности. Задумалась…

Если бы речь шла только о моей жизни… хотя для меня-то она бесценна и за нее тоже хочется бороться. Так еще и понимание, что изменить будущее могу только я. А это неправильно.

Глава 6

Наверное, я нарушала приличия, не останавливаясь для разговора и приветствия. Почти не замечая окружающей обстановки, спешно скользила в зев следующего зала и следующего… да я даже толком не видела лиц людей, встреченных по пути в церковный придел.

Что такое состояние ненормально и у меня проблемы, я очень даже понимала. Но с тем, что гнало и толкало меня вперед, невозможно было бороться. И лучше бы сделать, как велит эта внутренняя суть, а уже потом… по прошлому опыту я знала, что стоит сделать что-то в нужном направлении и всегда легчает, отпускает на время. Успокаивается совесть, уходит внутреннее напряжение и вот я уже способна видеть окружающий мир в подробностях и жить своей жизнью, а не только миссией.

Ненадолго правда.

Дальше внутреннее напряжение опять постепенно нарастало, вызывая несокрушимую потребность действовать, спешить с этим, ускоряться и ускорять.

Но так, как сейчас, точно еще не было. Кроме всего, появился страх не выжить в родах, кипели обида и злость на себя, неудовлетворенность тем, как мало я сделала за эти полгода. Целых полгода блин – из семи несчастных лет! Признав, что не справляюсь и уже терплю поражение, сейчас я будто падала в бездну. И что там дальше, как там дальше?.. Но что я знала точно - отдам наконец письмо и ненадолго полегчает, отпустит. Потом уже способна буду думать конструктивно, надеюсь, что уже смогу…

Пару раз ударив костяшками пальцев в высокую дверь, ответа я не услышала. Но «церковь» Малого двора всегда была открыта для посещений. Значит и Иван Иванович где-то рядом. Вынув из кармана письмо, я присела на оттоманку, пытаясь отдышаться. Это требовалось – сердце молотило, дыхание никак не успокаивалось, в висках больно бухало…

В православных храмах этого времени не было стульев, как в наше время – поблажек не делали ни для кого. Но Базаров похоже был более прогрессивен в этом плане… Ольга рассказывала - по окончании Петербургской духовной академии он защитил диссертацию по теме «О Церкви Англиканской, сходстве ее с Православной и различиях от нее», служил потом в русской церкви во Франкфурте-на-Майне, а дальше в Висбадене был духовником при Великой княгине Елизавете Михайловне, скончавшейся вскоре при родах…

Плечи сами дернулись, будто в ознобе – вот и еще одно к не таким и глупым моим страхам.

В общем… может, от сравнения с порядком службы в лютеранских и католических церквях и пришло легкое послабление для здешних прихожан, за которое я сейчас была только благодарна.

Не знаю, сколько ждала, но часы где-то за тонкой стеной, зашипев вначале, мягко пробили один раз – половина… Половина двенадцатого дня. Я все ждала, и чуть отпустившее было напряжение стало нарастать, я опять нервничала – точно нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

Но наконец раздались шаги, и я всем телом развернулась ко входу, благо он был рядом. Да… это он - вошел Иван Иванович Базаров, отец Иоанн.

Хотелось верить, что все-таки - улыбнувшись, а не оскалившись, я резво вскочила, открывая рот и протягивая письмо… А дальше поняла, что чувствовать что-либо перестаю и падаю.

Совсем сознания я не теряла и даже на пол не брякнулась – мужчина успел подхватить и опустить мою тушку, уложив на мягкую кушетку. Но перед глазами было темно, а руки-ноги казались сделанными из ваты. Священник что-то говорил и, хотя суть его речей пока еще не доходила до мозга, но я хотя бы уже слышала звуки.

Мягкий голос успокаивал своей уверенностью, а еще я потихоньку начинала чувствовать свое тело и то, как мужская ладонь касается моей макушки. Не гладит, но дарит ощущение сочувственного присутствия. Так жалела меня в детстве мама.

Живо вспомнилось тепло ее руки, и сейчас я всем своим существом впитывала похожее же ненавязчивое утешение. И в это самое время где-то внутри тех самых застенных часов опять что-то тихо зашипело, заворчало… и невнятные звуки превратились во вполне себе приятное для слуха слегка глуховатое размеренное «бом-бом-бом…»

Перед моим все еще мутным взглядом мерно раскачивался большой нагрудный серебряный крест, отражая оконный свет и бросая блики. И в какой-то момент эти качания будто синхронизировались с боем часов, а он все продолжался… И ровный спокойный голос, и слова, которые я уже различала:

- Все хорошо, все хорошо… Что с вами такое случилось? Рассказывайте, Таисия Алексеевна… рассказывайте, голубушка…

И я рассказала.

Мне было… спокойно. И рассказывала я грамотно – все по очереди, ничего не опуская, кроме подробностей личной жизни. Это казалось неважным, не об этом последнее время болела моя голова, и не с этим я спешила сюда с письмом.

Сказать, что вполне осознавала себя и была адекватна, не могу. Озвучивая факты, я передавала их через призму последних эмоций – страха, что не справлюсь, чувства вины и безысходности. Но и чувства свои я транслировала исключительно словами – помню, что голос мой оставался ровным и тихим.

Гипноз? Нервный срыв? Предел наступил? Без понятия, но сопротивляться этому я не могла. Таким же тихим голосом священник задавал наводящие вопросы, а я подробно отвечала на них. Весь наш разговор не запомнился, только его суть и тон – спокойный, не повышая голоса и в одной интонации.

Скорее всего, все-таки гипноз. И, скорее всего, он оказался случайностью. Так совпало. Или неслучайно совпало – я уже задолбалась копаться в причинах того, что со мной случилось!

Потом отец Иоанн надолго замолчал, и я уснула.

Крепко уснула, потому что проснулась в своих фрейлинских покоях. Вспомнила я все довольно быстро, и сама себе удивилась – ни потрясения, ни угрызений совести, ни страха из-за того, что так бездарно раскололась, не было.

Так что похоже – все-таки предел… И моей психике было уже глубоко по фиг, перед кем расслабиться и излиться – уже почти физиология, все случилось очень естественно и предсказуемо. Требовалось разделить с кем-то ответственность за будущее, и я это сделала. И хоть ты тресни теперь, но уже без вариантов. Разница только в том, что сейчас я не перед Марией Михайловной психологически и духовно излилась, а перед Русской православной церковью.

Глава 7

Мою беременность смело можно было назвать «сонной». И сейчас тоже – поужинав тем, что принесла Полинка, я опять уснула. Выспалась замечательно, проснулась на рассвете. И день, будто по заказу, намечался отличный – опять забортное давление поднималось и похоже, что к новым заморозкам. А меня потянуло к окну – штор во дворце традиционно не было, а освещение показалось мне немного странным.

В результате простояла там больше получаса, наблюдая, как тонкая полоса неба над горами, окрашенная розовым, постепенно становится все шире и шире, постепенно светлея… или правильнее сказать – выше?

Встретив солнце, я умылась и сходила на горшок. И вспомнилось кстати - в Зимнем дворце Санкт-Петербурга на это время уже была проведена вполне себе удобная канализация. И печное отопление заменено новым, наподобие центрального. Но это новшество подкачало, не будучи хорошо продуманным, и совсем высушило воздух. В комнаты стали спешно тащить лоханки с водой, чтобы как-то устранить этот недостаток. Призвали специалистов и оказалось, что содержание влаги в воздухе недостаточно как для людей, так и для растений. Кроме того, через неплотности труб в подогретый воздух попадали дымовые газы, а вместе с приточным воздухом с улицы – пыль. Оседая на раскаленной поверхности металлических теплообменников, пыль эта сгорала и в виде копоти попадала в помещения. От этого страдали не только люди – продукты сгорания оседали на расписных потолочных плафонах, мраморных статуях, картинах… А еще колебания температуры во время и в промежутке между топками: когда печи котельной топились, в помещениях было слишком жарко, а когда их переставали топить, воздух быстро остывал…

Экскурсанты часто задавали вопросы об освещении, отоплении, канализации… А вот чего я не помнила, так это когда все-таки усовершенствуют самую первую в России систему центрального отопления? Когда додумаются пустить по трубам горячую воду, а не раскаленный воздух? Скорее всего, гораздо позже. Это я «поспешайка» - хочу все и сразу, а на деле любое новшество проходило определенные испытательные этапы, совершенствовалось и улучшалось вместе с возросшими техническими возможностями.

В Новом замке Штутгарта отопления, кроме каминного, не было и скоро я замерзла. Но в постель возвращаться не стала, наоборот - прикрыла ее и стала быстро одеваться. Радостно встретила завтрак, нанесла короткий благодарственный визит Ольге. А дальше все завертелось – Рождественский бал же, и к нему нужно готовиться. Минимум - подготовить наряд и подобрать вместе с Фредериком украшения, а значит посетить банк.

Я редко видела мужа последние дни – к празднику в Штутгарт прибывали делегации больших и малых государств. Встретить их на уровне и устроить, организовать предварительные встречи с Величеством, если требовалось, было обязанностью дипломатической службы.

А я тут сделала кое-какие выводы… хотя в последнем своем угаре и не придала им должного значения. Сейчас же, рассматривая и примеряя платья в спокойной обстановке и со спокойной душой, что важно… я и соединила вместе две новости. Одну, позаимствованную из местных газет - как приличный шпион, я уже какое-то время изучала их. Вторую мимоходом сообщил муж – в Штутгарт ожидались делегации всех малых образований, которые в будущем составят Германию. Ну, кроме Пруссии. Хотя оттуда тоже кто-то будет, но не первые лица. Похоже здесь намечалось что-то вроде общего собрания или схода. Вильгельм давно уже пытался сплотить вокруг себя малые герцогства и прочие княжества, чтобы создать коалицию неприсоединения, хотел и в будущем независимости для своего королевства.

Новость же из газет гласила, что примеру Вюртемберга с прекращением производства шнапса из картошки и экспорта продуктов питания за границу последовали почти все малые германские государства. Скорее всего, не просто так – была переписка, советы Вильгельма? Прислушались и сделали? А Пруссия не стала.

Понятно - результат покажет себя только весной и в сравнении, но Величество похоже в нем не сомневался и уже ковал железо…

Но он сколько выковал его в свое время! И проиграл в итоге. Хорошо не успел этого узнать, Карл оказался слабее папы. А может король давно уже это понял, отсюда и такое отношение к сыну.- приходила я к этому в который раз. Потому что сильному и перспективному наследнику в интересах дела можно простить даже нестандартную ориентацию – были такие в истории и даже как-то отпрысков плодили. Карл получился красивым, умным, хорошо образованным и обходительным, но… Может тут как раз папина недоработка.

Фредерик спешил, был занят, но сопроводить меня в банковское хранилище не отказался. Там со знанием дела разложил на столике все, что имеем… что нажито непосильным трудом. Мне и самой было любопытно, раньше не получилось рассмотреть все это так внимательно и подробно. Я и смотрела. И Фредерик смотрел… золотистое платье я ему показала, на что ориентироваться он уже представлял.

- А что выбрали бы вы, Таис? – повернулся он ко мне.

- А мне все здесь нравится, так что сама не рискну, - виновато пожала я плечами, с интересом наблюдая работу ума на его лице.

- Вот это, - наконец отложил муж темно-синий, почти черный футляр с авторским вензелем, - здесь бриллианты.

- Бриллианты, так бриллианты, - согласилась я, рассматривая тонкой работы колье и браслет, как и многие другие украшения этого времени выполненные в стиле ювелирной флористики. И то и другое шедевром ювелирного искусства не являлось, но выглядело очень даже приятно. Камешки мелковаты, но сверкать при хорошем освещении должны ого-го как.

- А серьги?

- Накануне пришлю к вам мастерицу – пусть в этот раз прическа прикроет уши. Поспешим, Таис, я не смею опаздывать, - пристально рассматривал он мое лицо.

- Что такое? - поправила я волосы, - что-то не так?

- Давно не видел вас.

Глава 8

Зимний Штутгарт жил и дышал своей, особенной жизнью – речной сыростью, старинной историей, гомоном торгующихся людей на центральной площади, стуком колес экипажей и звонким цокотом копыт по брусчатке, посвистом ветра во флюгерах и конечно же вечерними туманами – куда без них? Чувство такое… стекают с окрестных гор, наполняя глубокую котловину, где прижился город – плывут через край, сочатся, капают…

Уже пару недель каждый день, позавтракав, я выходила из дома и ровно три часа посвящала прогулкам пешком. По людным улицам, с передышками, но я ходила, двигалась… Королевский бал как-то быстро ушел в прошлое, оставив приятное впечатление – я выполнила условия нашего с Фредериком договора. Отныне он принят в обществе, и больше того – желанный гость в любом доме. Рождественские празднества всё продолжались, как и мероприятия с ними связанные, но я в них больше не участвовала.

Но если бы можно ограничить свое присутствие тем, чтобы просто нажраться от пуза – то была бы только «за». В наше время немецкая кухня считалась не самой лучшей, а кто-то называл ее ужасной. Но и дома я всегда ела с удовольствием, а во дворце так просто наслаждалась.

- Не знаю, что за волшебник это сотворил и какие заклинания при этом применял, но получилось сказочно вкусно, - помнится, пришлось даже извиниться в какой-то из королевских ужинов. Чинно жевать листик салата или катать во рту горошину, когда стол ломится от изысканных вкусностей, а у тебя беременный жор? Здесь я оказалась слаба.

Ну и странное это - «неприличный вид». После шести месяцев живот стал расти быстрее и уверенно торчал уже значительным бугорком, хотя сзади все еще просматривалась талия. Да и вся я стала похожа на человека, а не ходячий скелет. Переодеваясь вечером, даже любовалась собой и тихо мечтала, жалея, что Костя не видел меня такой – с грудью и без стиральной доски вместо ребер. И даже ноги мне сейчас нравились.

Так что, можно сказать, я устранилась на период праздничной суеты, не мешая мужу работать. Вспоминала шум бала и то, как неспешно вел он меня, сверкающую улыбкой и шифром, сквозь толпу, сквозь учтивые представления и пустые разговоры. Ничего нового или более интересного и сейчас не предвиделось, так что и не жаль. Фредерика я не видела уже больше недели, да и то – заскочил всего на минутку с праздничными подарками для меня и Даши. Извинился, торопился - работа... или его теперь на части рвали.

Порядки и условности маленького Вюртемберга ничем не отличались от загонов «высшего» общества любого другого государства в самые разные времена – обласкан власть предержащими, значит принят им безусловно. А что того же человека перед этим тупо не замечали или даже травили – ерунда. Но Фредерик принимал правила такой игры, рад был участвовать в ней, а значит и Бог с ним, со всем этим – я только радовалась за него. И немного скучала – бывая у нас, он скрашивал мое одиночество интересными разговорами, давал ощущение надежной руки и человеческого тепла рядом, чувствовался свежим ветром из большого мира. А высший свет похоже чуял своим, был там, как рыба в воде.

Но и я нашла себе занятие - прогулки, приняв для себя то, что спасение утопающих дело рук самих утопающих – закон выживания. Что могло стать причиной угрозы при родах? Не считая, конечно, причин внутренних и непреодолимых? То, что я вполне могла преодолеть. А значит нужно правильно питаться, следя за весом и двигаться, поскольку гиподинамия птица та еще… Может как раз дефицит движения и то, что богатым беременным дамам только в попу не дули, и сказалось их неподготовленностью и общей слабостью, когда потребовались силы в потугах. А первые роды, бывало, длились и больше суток.

Опять же, я не просто ходила, считая шаги и отмеряя километры, я наблюдала.

Местный люд и архитектуру, новые городские виды, открывшиеся, когда опали листья и короткие уличные сценки. Слышала обрывки чужих разговоров, мысленно продолжая их и улыбаясь – иногда получалось забавно. Вдыхала запахи реки, мокрой листвы и старого кирпича, лошадей и духов – Европа в отличие от России смело пользовалась ими, как и столетия назад, когда прикрывала сильными ароматами запахи немытого тела и пота.

Разными путями я шла туда, где билось перезвоном старинных ратушных часов сердце города, где звучали крики зазывал у рестораций и витали запахи вкусной еды… Шла, вежливо избегая новых знакомств и не реагируя на отдельные замечания в свой адрес. Не хамство. Может где-то на окраинах… но здесь, в центре города мне ничего не грозило – это главное, а на прочее можно было ответить скупой вежливой улыбкой.

А потом я возвращалась обратно. Уставшая и довольная. Проголодавшаяся и спокойная. Но не только прогулки – это состояние укрепилось после последнего предметного разговора с Базаровым. После очередной воскресной службы он попросил меня остаться для беседы.

Все-таки не зря преподают риторику и учат искусству убеждения в церковных семинариях. Если именно этого он хотел - чтобы я успокоилась и не отсвечивала, то у него получилось.

Задав несколько вопросов и получив подробные ответы, он замолчал, присев на оттоманку-близнец моей.

- Вы что-то уже надумали, отец Иоанн? – обратилась я соответственно его облачению на этот момент – богато расшитой рясе цвета топленого молока с тем самым огромным серебряным крестом на животе.

Мужчина отстраненно улыбнулся.

- Что я надумал, Таисия Алексеевна?.. Вы знаете немецкую поговорку – что знают двое, знает свинья? А нас уже двое.

- Так вы что - боитесь, испугались? – не поняла я и сразу опомнилась: - Простите ради Бога!

- Боюсь, а как иначе? - даже удивился он, - за вас же и испугался. И причина для этого есть и даже не одна. Вот к примеру - вы знаете, что в Германиях, как нигде более сильна склонность к мистицизму? Я имею в виду Европы. Иоганн Йозеф Гёррес… вы не слыхали, конечно же – крупнейшая на сей момент фигура в местном католичестве. А известность он приобрел посвященными мистике лекциями в Мюнхенском университете. И будто бы им предполагаются три группы мистики: божественная, естественная и диавольская, - тяжело вздохнул священник.

Глава 9

Старое севастопольское адмиралтейство разочаровало Константина, хотя никаких надежд он на него не возлагал. Но сразу видно было, что здесь возможен только несложный ремонт.

- Пожалуй, теперь посмотрим новый док, - направился он обратно к шлюпке, - вы, господин лейтенант, определенно знаете больше моего. В общих чертах, кратко... не поделитесь историей его строительства?

- Непременно, господин контр-адмирал, - с готовностью ответил худощавый и чуть раскосый лейтенант Бутаков, командир тендера «Поспешный».

Константин еще только входил в курс дела, по очереди и дотошно изучая все объекты своей будущей ответственности и специально не воспользовался для этого услугами какого-то одного человека. Любопытно было услышать разных людей, заодно знакомясь более тесно.

- Непосредственно строительство начато в 34 году, вскоре после вступления Михаилом Петровичем в должность, - начал свой рассказ Бутаков, следом за начальством устраиваясь в шлюпке и привычно командуя: - Отваливай! Курс на Панайотову бухту.

- Однако же… двенадцать лет? Сроки впечатляют, - заметил Великий князь, с одобрением наблюдая слаженную работу шлюпочной команды.

- Тому есть серьезные причины. И в первую очередь это сложности местности при строительстве акведука, созданного для наполнения доков пресной водой.

- Пресной? – удивился Константин, - почему непременно пресной?

- Ввиду необходимости, так как воды Ахтиарской бухты изобилуют червями-древоточцами. Несколько лет и корпус уже буквально сожран ими! - доложил с досадой Бутаков, - покрывать же медью каждую посудину дорого. Но было замечено, что в пресной воде паразит сей гибнет. Отсюда и решение – периодически содержать в ней корабли для их сохранности.

- Разумно. А далее?

- Забирать пресную воду больше неоткуда, как только из Черной речки, а это почти семнадцать миль водовода. Три скальных тоннеля, шесть мостов над оврагами, устроенных по подобию римских акведуков… Да, это он и есть, - проследил лейтенант взгляд Константина.

С дальних холмов вниз спускалась ломаная линия, издали похожая на стену старинного укрепления.

- Кроме того, еще и масштаб строительства: пять доковых камер, три шлюза, два бассейна… малый для обеспечения пресной водой города. Облицован док гранитными плитами, так что пришлось делать свайное поле по дну и боках всего бассейна. Громадье работы, господин контр-адмирал, а сроки… да три года потеряли только из-за некачественного выполнения англичанами кованых и литых деталей шлюзовых и доковых ворот! – в негодовании повысил голос Бутаков и тут же, будто спохватившись, ровным голосом стал привычно отдавать команды:

- Швартоваться правым бортом. Подать носовой продольный на берег. Гребцы - ожидать в шлюпке.

Шлюпка мягко ткнулась в причал, носовой фалинь приняли на берегу. Костя привычно выпрыгнул на чуть подавшиеся под ногой доски и внимательно огляделся - место строительства виделось отчетливо – громады доков, характерные звуки… Ого - перепад высоты шлюзования никак не менее восьми метров. Однако же…

Рядом на возвышенном плато виднелись новые матросские казармы, расположенные в виде каре. Шесть трехэтажных зданий окаймляли его внешний контур практически замкнутым прямоугольником. Константин улыбнулся краешком рта – Лазарев и здесь не изменил себе, одобрив проект фасадов в монументальных формах ампирного стиля.

Давно уже он думал о старике безо всякого раздражения, постепенно оценив по достоинству его громадный вклад в состояние флота. Везде звучало одно – Михаил Петрович… и никак иначе. Михаил Петрович сделал, добился, принял решение, устроил… Костя проникался все большим уважением, мотал на ус и делал выводы.

Поднявшись на холм, молодой адмирал действительно - поразился размаху ведущегося строительства, его грандиозности. Но что-то будто тот червяк крутилось в мозгу… будто какая-то незавершенность, недоговоренность. Наконец-таки он поймал мысль и ровно поинтересовался:

- И в чем же все-таки неудача этого строительства? – уже не сомневаясь, что, судя по всему, таковая присутствует, но добровольно озвучена еще одним почитателем Лазарева не будет.

- Отчего же сразу – неудача? – вспыхнул лейтенант и сразу потух, признавая: - Не совсем так… но да – заполнение доков пресной водой самотеком занимает почти три недели вместо расчетных трех дней, а это при корабельном строительстве, согласитесь… Сейчас уже строится насосная для закачки морской воды.

- Все-таки морской, - расстроенно задумался Константин.

Обидно, однако! А ведь он даже не участник, не то, что инициатор строительства. Но что, если здесь будет налажено производство паровиков с металлическим корпусом? Конечно, вряд ли это произойдет сразу… но полная обшивка деревянного корпуса временно решит вопрос. Пока что да – листы меди или медных сплавов на заклепках и это действительно дорого. Но ведь только временно – все-таки полностью металлический флот в перспективе не отрицают и британцы. Все опять же упирается в отсутствие наработок и им следует уделить особое внимание. Значит… Макс. Максимилиан Лейхтенбергский. Металлы и сплавы его конек и даже более нежели строительство с нуля. К тому же Николаев не на море, а Максу полезен морской воздух. А пока что… когда требуется срочно построить хотя бы десяток паровиков, сойдет и медь. Нужен судовой инженер, надежный и свой человек, чтобы просчитать разницу между строительством нового судостроительного завода… верфи в Николаеве и работ здесь, учитывая медную обшивку. Финансовую и временную выгоду просчитать так, чтобы доказательно, прозрачно и безусловно честно. Чтобы уверенно выложить расчеты отцу на стол…

- Водовод, ведущий из Черной речки, уже снабжает пресной водой город и корабли. Доки же… - увлеченно продолжал лейтенант.

- А доки хороши безусловно, - улыбался Костя, полной грудью вдыхая морской воздух и с восторгом осматривая город внизу, грандиозные формы доков, пасмурное море вдали и тихую сравнимо с ним бухту. И только многие крутые возвышенности вокруг нее не особо впечатляли своими голыми вершинами.