Галактиада

Пролог

Все слова, что приходят на ум, когда глаза видят небо этого мира, в сравнении с его красотой, слишком ничтожны и блеклы. Кто бы мог описать этот сверкающий, фантастический фейерверк цвета? Может художник, ночи и дни напролет грезящий о далеких галактиках. Пожалуй, да. Он бы взял свои краски и, не жалея, выдавил их на холст, растер широким, щедрым мазком, а потом, чуть подумав, уже четко выверяя каждое движение кистью, добавил еще несколько оттенков золотого, янтарного, ярко-желтого и шафранового. И, наконец, отодвинув картину, замер бы с трепетным сердцем, мечтая увидеть созданный им же самим пейзаж, но не в грезах, а наяву, зная, что в бесконечности космоса он где-то, непременно, существует.

Небом этого древнего мира можно любоваться неизмеримо долго, ведь этот мир будто создан для медитации, проникновения в суть вещей и осознания самого себя во вселенной. Казалось бы, так. Но двое, что бьются сейчас не на жизнь, а на смерть, под небесами, окрашенными самоцветной россыпью звезд и туманностей, нарушают эту вселенскую гармонию. Красота их лиц искажена гримасой горячности боя. У каждой за плечами, будто сотканные из мерцающей дымки, развеваются крылья. Схватка длится уже три дня и три ночи и лазурный песок под ногами вытоптан тысячами следов. Острые мечи, отражающие сияние звезд, со свистом распарывают воздух, в надежде встретить на своем разящем пути беззащитную плоть, но силы равны и ни одна из воительниц не уступает другой в ратном умении.

Вдалеке возвышается золотая ротонда. Задрапированные в мраморную вуаль кариатиды и обнаженные теламоны держат руками сверкающий, в холодном свете голубой звезды, купол. Таинственный зодчий видимо сам обладал божественным даром, иначе как можно было создать столь совершенный мартирион.

Каменные скульптуры взирают на бой. Их лица непроницаемы, а взгляды равнодушны. Им неведомы муки страстей живущих. Они беспристрастны.

Но что это? Потревоженные внезапным вторжением, головы статуй вдруг оживают, медленно поворачиваются внутрь ротонды, желая узреть, кто нарушил их вековечный покой. Только тот, кто осмелился это сделать, не обращает внимания на хмурые каменные лица и открытые рты, вопрошающие любого, вошедшего под этот золотой свод. Быстро, как ветер, бежит он туда, где звенят клинки, и лиловый песок еще не обагрен пролитой кровью.

- Остановитесь! – кричит он. – Не смейте!

Звук его голоса гремит, бьет барабанами и литаврами. И одна из воительниц на миг теряет сосредоточенность. Лишь на миг! Но даже этого много. Острый клинок соперницы вонзается в грудь. А следом, неуловимым движением, меч отсекает и крылья, что обычному человеческому глазу невидимы.

- Что ты наделала?! – тот, кто явился виновником окончания поединка, потрясен. Он опускается перед поверженным телом, убирает с лица разметавшиеся локоны цвета вороного крыла, в надежде, что в синих глазах еще теплится искра жизни. Но, тщетно.

- Так решило провидение. Кому из нас возвращаться к Истоку, а кому продолжить Путь, - победительница не принимает его упрека. Она спокойна.

- Ты обрекла несчастную томиться в Предверье! Целую вечность! – бросает мужчина новый упрек. Напрасно. Красавица не желает слушать.

- Это пойдет ей только на пользу, - отвечает она, разглаживая помятые в бою крылья и разметавшиеся, цвета платины и серебра, волосы.

- Вселенная! Это немыслимо! – восклицает он. И будто услышав это отчаяние, статуи мартириона вновь оживают. Кто потревожил их каменный сон, вот уже в третий раз за последние дни? Их двое. Оба высокие, сильные. Они приближаются, не спеша, с достоинством. На них черные доспехи фемиды. Сейчас будет суд.

- Знаешь ли ты, что попрала закон? – задает вопрос первый из судей: черноволосый, голубоглазый муж. В его руках Инсигния, серебряный жезл отражающий небесное самоцветье

- Да, мой супруг, знаю.

- Есть ли в тебе раскаяние?

- Нет!

- Тогда, лишь став смертной ты поймешь ценность даже самой короткой жизни, - звучит приговор и каждое произнесенное слово пульсирует в сознании тех, кто его услышал.

- Кайрос! – второй судья, чьи рыжие локоны под светом голубой звезды кажутся расплавленной медью, поднимает руку. Его пальцы сжаты в кулак. Это знак возражения. Но, поздно. Жезл вспыхнул. Из камня на его вершине вырвался луч и ударил в грудь своенравной убийцы. Та вскинула руки, закричала. И вдруг, обмякла и рухнула на лиловый песок, а в воздухе замерцал сгусток энергии. На несколько ударов человеческого сердца, он завис над обездвиженным телом, потом, быстро набирая скорость, взмыл вверх и исчез, затерявшись в сверкающем звездами небосводе.

- Что скажут драконы Эллазия? – рыжеволосый растерян. – Твой приговор слишком суров. И слишком поспешен!

- Я сам отвечу перед синедрионом, ведь право родства дает мне вершить этот суд, - обрекший душу своей супруги на вечные скитания межзвездном пространстве не сожалеет.

- Встань! – взывает он, к поверженной в схватке воительнице. - Пора возвращаться к Истоку!

И о чудо! Пронзенное острым клинком тело дернулось, будто еще живое, и отторгло душу. Но душа не взмыла в небесные дали, а нашла пристанище в камне, венчающем вершину Инсигния.

- Илес Триэль, есть ли что сказать тебе, против нашего приговора?

- Это твой выбор, Высокий, - не поднимая взгляда, ответил тот, что так и остался стоять на коленях перед двумя лежащими на лиловом песке телами.

Глава 1

В окне уже забрезжил рассвет. Тон[1] Ларум оторвал взгляд от страницы и отодвинул книгу. «Опять ничего, - с раздражением подумал он. – А времени почти не осталось! Арис[2] Вистан возвращается завтра. Что он ответит ему? Как посмотрит в глаза?».

Мужчина тяжело вздохнул. Разве мог он думать, что замок Рок Биндвид станет ему родным настолько, что сердце сжималось от мысли покинуть эти крепкие стены, и светлую башню с камином, у которого так приятно вытянуть вечером ноги, наслаждаясь, после сытного ужина, легким игристым вином, из щедрых хозяйских запасов. Он уже и не знал, жалеть ли ему о том дне, когда встретил Вистана, и пообещал арису совершить невозможное. А ведь в тот миг Ларум не сомневался, что действительно сможет. Разве не он считался одним из лучших в Тон`ат, кто овладел наукой целительства?

- Да, дрянной маг из меня вышел, - Ларум скривил губы, а память-злодейка тут же услужливо подбросила воспоминания: - «Пятнадцать лет псу под хвост!» – прогремели в его голове, возвращая в далекое прошлое, слова тона Эрма.

Сейчас те давние события вспоминались уже не так болезненно. Он стал мудрее, научился контролировать себя и давно не тот честолюбивый юнец, которым, в порыве эмоций, покидал Тон`ат Альпин[3].

- Надо признаться, что ты потерпел фиаско, - пробурчал маг себе под нос. – Все рецепты испробованы, девочку не вернуть. И никакая целительная магия здесь уже не поможет.

Ларум походил по комнате, прибрался на рабочем столе, разложил книги и свитки по полкам, потом оглядел свое жилище, удовлетворенно кивнул головой и вышел, плотно прикрыв за собой массивную, дубовую дверь.

Каменные ступени спиралью вились вокруг высокой северной башни. Узкие щели в стене, которые при надобности становились бойницами, давали уже достаточно света, чтобы не зажигать свечу. Лестница вывела его во внутренний дворик, вымощенный идеально подогнанным камнем, покрытым, в этот ранний час, тонким слоем искрящегося под утренними лучами солнца, выпавшего ночью снега. Ларум уже было шагнул на гладкие плиты, чтобы направиться в сторону широкой арки, ведущей в центральную часть замка, как его отвлек звук открывшейся в стене двери. Воздух колыхнулся. В проеме показалась накрытая поварским колпаком голова, и на Ларума обрушился аппетитный запах свежевыпеченной сдобы.

- Тон Ларум! – повар выплыл из-за двери, и вежливо поклонился. В руках он держал плетеную из лозы корзинку, накрытую белоснежной салфеткой.

- О! Рапио, - маг склонил голову в ответном жесте.

- Я увидел свет в башне и понял, что вам не помешает вот это, - с этими словами он протянул корзинку, и она перекочевала в руки Ларума.

Мужчина приподнял салфетку. На дне лежали две усыпанные сахарной пудрой и розовым марципаном булки. Рядом аккуратно примостилась глиняная бутыль.

- Молоко парное, - добавил повар.

- Спасибо, Рапио. Очень заботливо с твоей стороны.

- Ах, тон Ларум, - повар всплеснул руками. - Что моя забота, по сравнению с вашими заслугами. Если бы не вы, мой Рани так и остался бы калекой!

- Ну, полноте, Рапио. Любой целитель мог справиться с этой хворью, - улыбнулся маг. Но повар, не слушая больше никаких возражений, лишь махнул рукой, и скрылся за дверью замковой кухни.

Немного сбитый с толку словами и поведением повара, Ларум еще раз заглянул под салфетку и вдохнул ароматный запах. Настроение мага уж было поднялось, но мысли, как это часто бывало, внезапно вернулись к насущным проблемам, смыв благодушие с его лица. Он немного постоял, размышляя, и передумав идти кратчайшим путем, чуть прихрамывая на правую ногу, направился в сторону восточной галереи.

Галерея примыкала к наружной стене и тянулась, опоясывая Замок, практически по всему его периметру. Резные дубовые колонны подпирали навес, защищающий от жарких лучей солнца и от дождя, но не от снега, шедшего весь прошлый вечер и ночь. Снега набилось по щиколотку, и Ларум похвалил себя, что надел высокие сапоги, подбитые мехом. Он благодарно усмехнулся своему подсознательному чутью. Настроение снова пошло в гору.

Воздух был свеж, а солнце светило уже по-весеннему. – «Будет прекрасный день», - подумал маг. Почему-то эта неожиданная мысль, никак не отражавшая сегодняшнее его плачевное положение, засела и никак не желала уходить из головы. Не спеша, он шел, любуясь видом, открывающимся отсюда, с высоты, хотя восточная галерея никогда не была любимым местом его прогулок. Но сейчас, этот суровый горный пейзаж с видневшимся широким разломом в земле и тремя мостами, ведущими к Замку, давал ощущение душевного подъема.

Вдоволь налюбовавшись прекрасным видом и надышавшись свежим воздухом, он свернул в одно из боковых углублений в стене, спустился по узкой винтовой лесенке и оказался в замковом дворе.

Здесь уже вовсю кипела работа. Слуги чистили двор от снега, а садовник и две юные служанки украшали ветки деревьев блестящими гирляндами, искусственными цветами и свечами в круглых, стеклянных колбах. Через три дня в Замке будет празднество в честь тринадцатилетия дочери ариса Вистана.

Ларум вновь приуныл. Поздоровавшись со всеми и пожелав доброго утра и хорошего дня, маг пересек двор и поднялся по ступенькам, ведущим к парадному входу.

На пороге он встретил Кайсу, личную служанку дочери ариса. Они перекинулись парой фраз, также пожелав друг другу доброго утра.

С самого начала, попав в Рок Биндвид, южный оплот королевства Кэллорум, Ларум удивлялся той благожелательной атмосфере, что царила здесь, тому уважению, что проявляли живущие в нем друг к другу, не важно, какого сословия или статуса человек был перед тобой. Это было именно уважение, а не льстивое угодничество и низкопоклонство, обыкновенно царившие в Высоких Домах Кэллорума. Здесь признавался закон равенства личности: слуг не унижали, и они в ответ платили своей добродетелью, усердием и преданностью.

Глава 2

Ей снилась леденящая бесконечность вакуума. Танцы в свете лучей горячей звезды. Эйфория свободы. Полет. А после горькое осознание безвозвратных потерь. Боль утраты, пронзавшая всю суть. И плачь. И легкое забытье. И видимый мир, что был хорошо знаком. И существа его населявшие. И размышления над их судьбами, и предназначением. И Источник. И зов! И метания в попытках вновь поймать утерянную связь.

Странный сон развеялся, оставив лишь рваные, размытые фрагменты и мысли вернулись к предстоящему дню. Грустная улыбка тронула губы. «Интересно, кто-то сегодня вспомнит о когда-то блистательной и несравненной Диве?». В памяти промелькнула вереница лиц и образов. «Их уже не осталось - тех, кто еще помнит меня молодой и красивой. Я умудрилась пережить всех».

Вдруг, до слез захотелось, чтобы в двери ее квартиры позвонили, и этот мелодичный звон, такой редкий в последние годы, разорвал, разбил путы опостылевшего одиночества. Пусть ненадолго, лишь на пару часов, эта комната наполнится людьми: поклонниками и журналистами. А она будет улыбаться им, принимать цветы, подарки и комплименты….

Плотные шторы не пропускали в комнату света, но слух уловил доносящийся с улицы шум. Город уже проснулся и жил своей привычной суетой. «Ну, что же, пора бы тоже начинать суетиться», - подумала было она, но тихий шорох открываемой двери отвлек ее от этих мыслей.

В комнату кто-то вошел. Молча она наблюдала, как темный силуэт задержался у стола, затем прошествовал дальше, к окну, отдернул тяжелые шторы, ярким светом впустив в комнату утро.

Человек долго глядел в окно, потом произнес что-то на певучем языке, и резко повернулся в ее сторону. Его лицо в этот момент было отмечено печатью грусти, будто там, за окном, происходило нечто трагическое. И еще он был очень странно одет: в атласную, голубого цвета рубаху, с широкими рукавами без манжет; узкие штаны, вправленные в высокие сапоги, подбитые темным мехом и шерстяную, темно-серую безрукавку, чуть длиннее колен.

Она всматривалась в него, замечая возраст, отмеченный крохотной морщинкой на переносице, благородной сединой в длинных, до плеч, волосах и такой же, как и волосы, серебристой, окладистой бороде, несущей явные следы заботливого ухода. Но как не напрягала память, ни вспомнить, ни узнать его не могла.

Молчаливая пауза длилась еще какое-то время, как вдруг, лицо его преобразилось: глаза округлились, а рот чуть приоткрылся в немом удивлении. Потом все это сменила радость. Настоящая, неподдельная. Он кинулся к ней, лопоча что-то непонятное, стал тормошить, схватил за руку, прижил ладонь к своим губам.

- Простите. Мне очень жаль, но я что-то не могу вас узнать, - призналась она и поразилась тому, что произнесла фразу альтом.

Радость с лица незнакомца исчезла.

- Ариса? – его брови взлетели вверх. Он задал вопрос, и это было слышно по тону.

- Черт возьми, что происходит? – сердитое возмущение, произнесенное детским голосом, прозвучало совершенно нелепо.

Мужчина покачал головой. Весь его вид теперь выражал недоумение. Он вскочил с кровати, обхватил голову руками и начал мерить шагами комнату, что-то возмущенно шепча и время от времени ударяя себя кулаком в лоб. Наконец, остановился и загадочно произнес:

- Эвгаль!

И снова замолк, вперившись в нее взглядом.

- Наверно я еще сплю. Нужно просто проснуться.

Но просыпаться, почему-то не хотелось. Во всем теле ощущалась поразительная легкость и, следуя за своей догадкой, она села и сдернула с себя шелковое розовое одеяло. Под ним скрывались худенькие ноги, прикрытые тонкой белоснежной сорочкой. Лишь ступни, с маленькими, аккуратными пальчиками выглядывали из-под кружевного подола.

- Я ребенок! – и это был не вопрос, а констатация факта.

Незнакомец подошел, сел рядом, на кровать, положил правую руку себе на грудь и четко произнес:

- Ларум.

Без сомнения, он представился.

- Очень приятно…. - она осеклась, вдруг с ужасом осознав, что не знает, как ее зовут.

- Тио Тарья, - пришел мужчина на помощь, назвав ее имя. - Ариса Тарья.

Почему-то казалось, что она должна реагировать на все происходящее как-то иначе. Например, устроить истерику или упасть в обморок. Но ни того ни другого делать совершенно не хотелось. Этот странный человек не вызывал ни страха, ни недоверия, лишь любопытство и… даже симпатию. Она вгляделась в него. Серые глаза смотрят мягко. Есть в них какая-то глубокая, затаенная грусть и… сила. Да, именно сила. Это взгляд человека сильного духом, но при этом несущего, глубоко в себе, скрываемую от всех ранимость. Губы чуть сжаты, их уголки затерялись в шелковистых, цвета благородной платины, усах. Орлиный нос, без единого изъяна. Такими носами обладают люди спокойные, уравновешенные и склонные к анализу. А еще целеустремленные натуры и замечательные собеседники.

«Интересно, - подумала она. – Откуда я это знаю? Знаю, что сейчас день и в окно льется солнечный свет. Знаю, что вот там стоит стол. Это кровать. Этот незнакомец - мужчина, а не женщина. Знаю все, но не знаю, кто я!».

Видимо, Ларум прочел смятение в ее глазах.

- Тио ариса Тарья, - медленно и четко произнес он.

- Ариса Тарья? – растерянно повторила она за ним и прислушалась к собственным ощущениям. Ничего. Но мужчина, кажется, так не считал.