Гангстерская история

Пролог

- Зачем лишний раз патрулировать улицы, если всё равно вечерний набат всех разгонит по домам, - не переставал ворчать Гриир. Слишком рьяно он проявлял своё недовольство, тем более в столь юном возрасте. Только на прошлой неделе молодой человек праздновал своё двадцатитрёхлетие, угощая напарников домашними пончиками. Многие в участке потешались над его кулинарными способностями, говоря, мол, не мужское это деле выпечкой заниматься, при этом таская украдкой оставшиеся на тарелке сладости. Или это был Граг... Нет, скорее всего, Григс. За последний месяц через отделение детектива Шедлина Кокса прошло столько неопытных юнцов, что он не успевал даже лица их запомнить: только всмотришься, как на его месте уже появляется другое. Впрочем, это не имело никакого отношения к вечернему патрулированию Ноктиса.

- Не терпится закончить дежурство? Или наш славный полицейский испугался ночных теней? - укольнул напарника Шедлин, плотнее укутавшись в фиолетовое пальто из шерсти.

Парень недовольно прикусил нижнюю губу и ускорил шаг:

- Ничего я не боюсь, просто мне кажется, мы уже третий круг наворачиваем. Люди постепенно расходятся. И нам бы не мешало разойтись.

Шедлин спрятал искривлённые напряжённой ухмылкой губы в высоком воротнике пальто. Парень рассуждал вполне логично, особенно, если учесть тот факт, что ровно в пять часов по всему Ноктису раздастся устрашающий гул ратуши под названием Найтауэр, которая располагалась в центральной части Острова Белой лилии. На самом деле, гул часов выполнял роль мотивирующей для народа силы поскорее запереться в стенах домов, отелей и других зданий и по-тихому переждать время, пока солнце снова не войдёт в зенит. И если уж офицеры призваны проследить за соблюдением семилетних традиций, обсуждение иных вариантов действий приравнивалось к чему-то противоправному. По крайней мере, в понимании Шедлина Кокса.

Гриир казался вполне приятным юношей. До тех пор, пока не начинал заводить одну и ту же песню о потраченном в пустую времени. Понятно, что ему не терпелось покинуть пост и встретиться с любимой девушкой. А вот детективу Коксу ни к кому не нужно было спешить. Единственное существо, которое ожидало его в пустой и мрачной квартире на окраине Пурпурного сияния, это был пёс породы золотистый ретривер по кличке Док. Поэтому Шедлин сорил каждой секундой своей жизни налево и направо, без горьких сожалений и с особым энтузиазмом.

- Шеф, уже без десяти пять, - бросив мимолётный взгляд на наручные часы, устало заметил Гриир, - солнце начинает спуск. Пора расходиться.

Шедлин поднял голову и замедлил шаг. Действительно: солнечный диск яркой жар-птицей в золотистом оперении плавно опускался к линии горизонта, рассекая крыльями лазурные клочки небес, окрашивая их в персиково-клубничные тона.

- Если бы волшебники не использовали теневую магию как знак мести, мы бы не прятались по углам, точно напуганные крысы, - не унимался Гриир. Теперь недовольные ноты его голоса смешались с озлобленными, а тонкая линия бровей сложилась в суровую полудугу.

- Если бы правительство не предоставило мафиозным кланам столько власти, этот город и весь Мафтриам не превратился бы в клоаку, под завязку забитую всяким отребьем, жадным до денег и крови, - сплюнул Шедлин, словно произнесённые слова сделали его рот грязным.

Он хорошо помнил, с чего началась "Теневая семилетка". Так среди простонародья принято величать все семь лет, на протяжении которых тени терроризировали жителей всего Мафтриама. Детектив тогда был принят в отдел служебно-розыскного собаководства. Именно там он познакомился с золотистым ретривером, которого потом приютил. Хотя дружба человека и пса претерпела ряд сложностей. Например, всем известно, что для розыскной службы обычно пригодны ротвейлеры, овчарки, доберманы. Но при выполнении очередного задания доберман, приставленный к будущему детективу, вместо того чтобы напасть на след пропавшего человека, отыскал маленького щенка, брошенного среди мусорных баков. Шедлин отвёз щенка к ветеринару и, убедившись, что он вполне здоров, собирался передать его в один из городских приютов. Но щенок самовольно вырвался из клетки и увязался за своим спасителем. Шедлину ничего не оставалось делать, кроме как забрать сорванца домой. А по мере того, как детектив привязывался к новому питомцу, его желание проводить с ним как можно больше времени набирало силу. В конце концов, Кокс набрался храбрости и заявил начальнику: либо он продолжит работу в компании золотистого ретривера по кличке Док, либо сменит род деятельности. Обескураженный взрывной дерзостью, начальник выделил будущему детективу полгода на подготовку собаки к полицейской службе. И вуаля - ровно спустя шесть месяцев Док стал новым напарником Шедлина.

Именно тогда единственная мафиозная семья Серпенагвис, заправлявшая делами Ноктиса, была предана и подверглась жестокой расправе со стороны приближённых семей. День расправы послужил началом вспыхнувшей после этого Войны кланов, пяти самых именитых семей города, которые разделили власть между собой, стараясь приспособиться к мирному сосуществованию. Война же кланов привела к разногласию в кругах магов и волшебников, живших в мире с людьми на протяжении многих тысячелетий. Но мир пошатнулся, и волшебники были вынуждены покинуть пределы Мафтриама. Однако на прощание прогневившиеся чародеи наслали жуткое проклятие, воспользовавшись запрещённой магией теней. С того самого дня ни один житель Мафтриама не мог выйти на улицу без страха собственной тени.

Именно тогда Шедлин Кокс получил свой первый жетон полицейского за спасение Виллмы Веспер от насильника, ворвавшегося в дом дона Винсмера. Вообще-то, насильнику удалось сбежать, завершив своё мерзкое дело. Правда, перед уходом он намеревался стащить некоторые драгоценности, принадлежавшие пострадавшей синьоре. Детектив сумел воспрепятствовать очередному преступлению. Синьора Виллма оказалась настолько благодарна Шедлину за вмешательство, что по её настоянию был организован фонд по защите жертв насилия, названный в честь Кокса. Сам детектив не очень гордился своим первым достижением. Он часто думал, что предоставься ему шанс вернуться в тот злосчастный вечер, он бы скорее пристрелил негодяя, чем позволил ему удрать через распахнутое настежь окно в комнате для гостей. Но прошлое, точно течение реки, которое нельзя повернуть вспять.

Винсмер

Утро выдалось пасмурным и сырым: тяжёлые и грозные тучи, собравшись небольшими стаями, закрывали бледный небосклон, воздух пропитался осенней влагой, от асфальта поднимался холодный и липкий туман. Но дон Винсмер вместо того, чтобы проникнуться унылым настроением, ощущал какую-то приподнятость духа, почти бодрость.

Мужчина сидел в широком кресле с обивкой из тончайшей кожи, откинувшись назад и не сводя миндальных глаз с пейзажа, открывающегося сквозь расшторенные окна, и предавался воспоминаниям о былой жизни, той, что, казалось, случилась тысячу лет назад, ещё до того, как единая семья раскололась на части, и каждая из этих частей не решила взять власть в свои руки. Тогда всё шло тихо и плавно, прямо как туман, мутной дымкой окутавший утренний Ноктис. И дела шли в гору, и люди не задавали лишних вопросов, и жена принадлежала только ему.

Винсмер досадливо поджал пухлые губы и закурил очередную сигару, выпустив густую табачную завесу через нос. Обычно за утро дон скуривал одну, максимум две сигары, потому что пробуждение всегда представлялось ему чем-то сложным, чуть ли не сверхъестественным: именно в предрассветные часы его посещал самый крепкий сон, и стоило ему глубоко погрузиться в него, как уже наставала пора просыпаться. К вечеру же, когда Веспер разогревался семейными делами и решением проблем различного характера: от составления меню для ужина до заключения соглашения с представителями той или иной семьи, занимающей другую территорию и так и норовящую вогнать тебя в давно и ловко вырытую яму, число сигар, выкуренных за день, сильно увеличивалось.

Виллма, принадлежавшая только своему Винсу, куда же ты испарилась? Этим вопросом сорокалетний дон задавался в последнее время всё чаще. Не то чтобы в отношениях между супругами возникла натянутость, недопонимание или другие нежелательные вещи, но Винсмер часто улавливал, как синие глаза Виллмы наполнялись слезами при каждом упрёке, брошенном им в сторону её любимого Дейва. Парень, несомненно, не был виноват в том, что его отцом стал мерзкий насильник, но и Винсу с каждым часом становилось всё тяжелее смотреть на продукт его грязных дел.

- Ну вот, начиналось всё с бодрости, а где заканчивается? - проворчал дон, проведя пальцами по хурмовым прядям, аккуратно зачёсанным назад.

Тут раздался стук в дверь, и, прочистив горло, Винсмер ответил:

- Проходите.

Тяжёлые дубовые двери, покрытые искусной резьбой, открылись, и в комнате показалась щуплая фигурка пятнадцатилетнего парня, одетая в классический чёрный костюм. Да, дон Веспер не жалел денег даже на одежду обслуживающего персонала.

- Дон, к вам посетитель, - дрожащим голосом промямлил парень.

- Чего дрожишь, Мэсси? Опять синьора Манчотти устроила тебе трёпку из-за разбитой посуды?

- Вовсе нет, - вперив глаза в пол, устланный дорогим ковром из перламутрового шёлка, признался парень.

- Ладно, - махнул рукой Винсмер, - что за посетитель? И почему он смеет являться в такую рань?

- Это детектив Шедлин Кокс, синьор.

Лицо Винсмера исказила странная гримаса, напоминавшая что-то среднее между негодованием и взволнованностью, и босс поспешил затушить сигару:

- Пусть скорее проходит. И скажи Лотт, чтобы немедленно принесла нам чай.

- Будет сделано, - более уверенным тоном произнёс Мэсси.

Винсмер довольно улыбнулся:

- Ну вот, совсем другое дело, а то мямлишь как девчонка. Моя Ангред и то шустрее тебя.

Парень молча прошествовал к двери и мгновенно скрылся за нею. Винсмер поспешил поправить пояс фланелевого халата: раз уж босс мафии не успел переодеться к встрече с важным гостем, нужно сохранить почтенный вид даже в утренней одежде.

Интересно, что понадобилось Коксу в особняке Весперов. Не понятно. Однако, если детектив решил навестить логово дона Веспера самолично, значит, повод у него довольно весомый.

Тяжёлые дубовые двери вновь отворились, и в комнату зашёл Шедлин Кокс в сопровождении четырёх мужчин с мрачным выражением на смуглых лицах.

- В вашем отеле тоже встречают гостей конвоем? - съязвил Шедлин. Хоть он и старается скрыть свою ненависть к криминальным элементам, заправляющим городом, выходит у него неважно.

- Оставьте нас одних, - приказал Винсмер. Четверо тут же послушно ретировались и удалились восвояси без всяких пререканий.

- Итак, детектив, чем обязан такой чести?

- Я полагаю, вы уже в курсе о том, что случилось вчера вечером?

Какой глупый вопрос: в Синем сонме даже мышь не проскользнёт без ведома дона Веспера.

- Разумеется. На моей территории было найдено два трупа. Причём вид одного из них, мягко говоря, настораживает.

- По поводу этого одного из них я бы и хотел с вами переговорить, - сняв с головы изумрудный котелок и расправив слипшиеся от пота русые локоны с рыжеватым оттенком, сказал Шедлин.

Дон сложил пальцы домиком и слегка подался вперёд:

- Я вас внимательно слушаю, детектив.

- Скоро приедет полицейская бригада во главе с медиками, и было бы нежелательно, если бы они обнаружили вторую жертву.

Лотт

Ужин в особняке Весперов всегда проходил с размахом. Столы лопались от различных угощений: крем-суп с моллюсками и зеленью, копчёная говядина, запечённая в кисло-сладком соусе, перепёлка, салат с курагой, салат с ананасом, шоколадный пирог, бисквиты, ежевичный джем, клубничный джем, джем из голубого крыжовника, банановое мороженое, мороженое с карамелью. Напитки реками лились повсюду: шампанское, красное вино, белое вино, зелёное вино, жёлтый чай со льдом, горячий жёлтый чай, чай с бузиной, с яблоками, с вишней, ноктийский кофе, кофе с марципаном, кофе с мороженым и даже кофе с перцем.

Ужины обычно были семейные, и на них присутствовали исключительно наиглавнейшие члены семьи Веспер: сам дон Винсмер, его супруга Виллма, их старший сын Стифен, три их дочери: Ангред, Атталиа, Аланта, младший брат дона Роллбрект, его старшая сестра Джордис (хотя она безумно обожала путешествия по южным городам Мафтриама и появлялась в особняке крайне редко), несколько капо и пара солдат. И ещё Дейв: слегка угрюмый и молчаливый парень.

Правда, сегодня вечером его угрюмость как будто бы передалась и остальным членам семьи. Дон Винсмер и словом не обмолвился с женой, выкуривая третью пачку сигарет за последние два часа. От его табака вся столовая уже провоняла сигарами. Половина обслуживающего персонала едва не задыхалась от сигаретного дыма, а ему хоть бы что. Но перечить дону нельзя, - так гласит золотое правило особняка.

Лотт получила от знатной кулинарки синьоры Манчотти приказ накрывать на стол, хотя не все Весперы собрались в столовой. Впрочем, и с синьорой Манчотти в этом доме лучше не спорить. Бедного Мэсси, который разбил на прошлой неделе два дорогих чайных сервиза, она так оттаскала за уши, что ему пришлось спать на спине, чтобы не касаться нывшими от боли ушами подушки.

Лотт взяла очередной поднос с вкусностями и направилась в столовую. Обычно она не участвовала в сервировке стола, но одна из девушек, занимающихся этим прежде, уволилась. Или её уволили. Да какая разница. Лотт даже не знала о её существовании, пока её саму не вынудили накрывать на стол. Хотя эта девушка была не единственной, о чьём существовании не знала Лотт.

Дело в том, что девушка практически ничего не знала о себе и своей семье. Она помнила лишь, как в десятилетнем возрасте забрела в особняк, а добрая дона Виллма пожалела одинокую и замёрзшую девочку и оставила здесь. Что с Лотт происходило до десятилетнего возраста, она не имела ни малейшего понятия. Лотт не только не знала имён и фамилий своих родных, но и не могла вспомнить их лица. Каждый раз, когда девушка напрягала память, перед глазами всплывало чёрное пятно, и только. Конечно, за все семь лет, что Лотт провела в особняке, её жизнь ни разу не показалась ей невыносимой или тяжёлой, чтобы она всерьёз задумалась над тем, стоило ли ей отправиться на поиски родителей. Но иногда, глядя, как дон Винсмер целует дочерей перед сном, или как дона Виллма одним ласковым словом успокаивает чересчур энергичную Аланту, Лотт вдруг осознавала, что хочет, пусть на короткий миг, оказаться на месте девочек Веспер и почувствовать, каково это, когда у тебя есть настоящая семья.

На кухне она тоже приравнивала себя к членам семьи, хотя это ощущалось совсем не так. Например, Мэсси представлялся ей неуклюжим и глупым младшим братом. Синьора Манчотти считалась суровой и требовательной, но заботливой тётушкой. А Дейв…

Дейв тоже хотел ощутить себя полноценным членом семьи. Но дон Винсмер всегда проявлял чрезмерную суровость по отношению к пасынку и придирался к нему без веских на то причин. Несмотря на долгие уговоры доны Виллмы, босса трудно было переубедить в чём-либо. И если он заведомо решил ненавидеть парня, гнобить его и издеваться, никто не смел останавливать дона. Временами, наблюдая за тем, как Винсмер отчитывал пасынка за проступок или непослушание, у Лотт начинали чесаться руки, и возникало жгучее желание заехать этому учителю по его круглой физиономии.

Лотт внесла поднос с вкусностями в столовую и замерла у входа. Согласно установленным правилам сервировки, накрывать блюда следовало, начиная с самого значимого лица. Таким образом, в первую очередь обслуживали дона Винсмера, затем его супругу, сына, дочерей, сестру, брата, капо и уже в самую последнюю очередь остальных (мелких по значению) людей, к числу которых относился и Дейв, невзирая на то, что сам босс пожаловал ему звание подручного капо Делевера.

Сегодня на ужине Джордис отсутствовала, а младшие дочери босса задерживались. Почему бы не изменить порядок действий на один вечер? Это рискованно, но Дейв… Парень сидел на самом краю длинного стола и, устремив печальные ультрамариновые глаза куда-то вдаль, крутил в руках серебряную ложку. Как же Лотт хотела, чтобы в этих прекрасных глазах засветилась улыбка. Не в её силах было посадить Дейва на место дона и заставить старика просить прощения за все нанесённые ему когда-то обиды. И всё же кое-что Лотт могла сделать.

Вместо того, чтобы подойти к Винсмеру и поставить блюдо перед его носом, Лотт приблизилась к Дейву и оставила полную тарелку крем-супа рядом с парнем.

- Что ты делаешь? – насторожился Дейв. Его ультрамариновые глаза тут же метнулись в сторону дона.

- Не волнуйся, всё будет в порядке, - успокоила его Лотт, - Приятного аппетита, дон Дейв.

Лотт улыбнулась парню, заиграв нежными ямочками на круглых щеках. Но Дейв нахмурился, отставляя тарелку подальше:

- Если отец увидит, он накажет обоих. Это не шутки, Лотт. Забери еду. Я не хочу проблем.

- Но я только…

Дафф

- Вот мы и добрались до Регенрада, - довольно потерев руки, похвастался дядя Ен, - Сдавайся, Дорато, тебе уже не достать Олегард. 

- Погоди, старик, - парировал Дорато, - у тебя ещё две карточки осталось. Увидим, кто быстрей дойдёт до финиша.

Дафф подлила в свой бокал ещё шампанского, закатив глаза. Два взрослых, можно сказать, даже пожилых человека, играют в детские настольные игры, а девятнадцатилетняя девушка сидит на мраморной скамье у камина и потягивает спиртные напитки. Как говорится, добро пожаловать в Магикай.

Впрочем, Дафф пожаловала в страну волшебников, чародеев, магов, колдунов, ведьмаков и сказочных существ примерно семь лет назад и отнюдь не по собственному желанию. Причина такой спешной смены места жительства относилось к довольно болезненной и неприятной теме: родители Дафф были убиты на праздновании пятнадцатилетней годовщины брака. Её саму, а также младшую сестру Риз и новорождённого Дейо ожидала та же участь, если бы дядьям Таргару и Ену не удалось тайком вывезти детей за пределы Мафтриама. Поскольку взрослые толком не знали, где для детей было наиболее безопасно, они обратились за помощью к одному из своих близких друзей, Дорато. Он помог спрятать Дафф, Риз и Дейо не только от глаз людей, но и от разъярённых рук других волшебников, поселив в своём доме в Мирротраксе. Хотя тогда этот город носил имя Таврий и располагался на землях Вольнодонии. Но маги, лишившиеся всего после вспыхнувшей Войны кланов и последовавшим за ней Противостоянием людей и магов, зачастую именуемого как Ночная пляска, покинули Мафтриам и, обосновавшись в Вольнодонии, потихоньку начали захватывать чужие территории. В итоге образовалось государство Магикай, а границы Вольнодонии сдвинулись далеко на юг, поближе к Заревому морю.

Поначалу, прибыв на чужую землю, Дафф поставила перед собой единственную цель: выживание в новообразовавшихся условиях. Однако, когда в Магикае всё более-менее успокоилось, девушка с поразительной остротой осознала, что ей необходимо вернуться домой. В Магикае ей, конечно, жилось хорошо: она не знала ни забот, ни тревог, ни переживаний; всё, о чём только подумаешь, вмиг исполнялось. Но за пределы дома Дорато людям разрешалось выходить очень редко, а компания трёх стариков и нескольких слуг слишком быстро наскучила юной Дафф. К тому же, в Ноктисе она провела целых двенадцать лет, и душа за столько времени успела прикипеть к родным местам. А Мирротракс трудно назвать родным местом. Максимум, на что тянул Зеркальный город, так это на звание временного убежища. Поэтому с каждым рассветом мысль о скором возвращении в Мафтриам набирала всё большую силу.

- Кстати, я слышал, будто бы вурдалаки пару раз предприняли попытку пересечь границу, - поделился новостью дядя Таргар. Он сидел за отлитым из золота роялем и играл одну из весёлых мелодий его молодости.

- И? – передвигая фишку на новый город, изображённый на карте, спросил дядя Ен.

- Ничего не вышло, - с задором ударяя по клавишам рояля, отозвался Таргар, - Маги всегда на страже. Но вот пару гадалок они всё-таки утащили.

- С чего бы им утаскивать каких-то гадалок? – пробурчал дядя Ен и передвинул фишку ещё на один город вверх.

К слову, игра, которая с неимоверной лёгкостью увлекла знатного мага и одного из младших братьев покойного синьора Серпенагвиса, носила название «Путешествия на дирижабле» и заключалась в следующем: из ста карточек с названиями городов Магикая каждому из участников раздавалось по пять. Цель игрока состояла в том, чтобы он как можно быстрее побывал во всех городах, обозначенных на карточках. Начальным пунктом путешествия обозначался любой город, указанный в карточке. Вынимая карточку с обозначением очков, игрок должен был передвигать по красным линиям на карте фишку в виде дирижабля в направлении ближайшего из городов, в которых ему необходимо побывать. Однако загвоздка и вся соль игры содержалась в том, что фишка на всех участников приходилась одна, и каждый двигал её в свою сторону, нарушая проложенный маршрут предыдущего игрока.

За все семь лет, что Дафф, её младшая сестра Риз и брат Дейо жили в Мирротраксе, дядюшка Ен успел сыграть в тысячу и сто тридцать три настольных игры. «Путешествия на дирижабле» была уже тысяча сто тридцать четвёртая. И в каждой из сыгранных партий Ен либо побеждал, либо жульничал и снова побеждал. И как такой прославленный маг, как Дорато, мог мириться с подобным унижением каждый вечер? Они с дядей, конечно, считались очень близкими друзьями, и всё же.

Дафф резко тряхнула головой, и облако её дымчато-белых кудрей слегка растрепалось. При этом чёрная бархатная повязка с вшитыми в ткань стразами съехала со лба. Дафф поправила повязку и отпила золотистую жидкость из бокала.

Тем временем дядя Ен совершил очередной перелёт на дирижабле через Торментас. В его раскосых глазах мрачно-глубинного оттенка сиял торжественный огонь, и дядя заранее вкушал плоды грядущей победы.

- С того, - не оборачиваясь, бросил дядя Таргар, - что даже вурдалакам нужно чем-то питаться.

- Раньше они как-то обходились без питания. А теперь вдруг у них обострение началось?

- Не знаю, что там у них началось. Но я лишь передаю то, что слышал.

- Сколько раз можно повторять тебе, дорогой братец, не верь ты этим сплетницам-служанкам. У них слишком бурная фантазия, а элементарного образования ноль.

- Кому же я должен верить, по-твоему? Здешним стенам из хрусталя или твоим настольным играм?

- Если выбирать из предложенного, то мои настольные игры – высший класс.

Риз

Риз медленно шагала вдоль длинных ночных улиц, оставляя позади дома, покрытые зеркальными панелями. Они служили одновременно и оригинальным украшением зданий Мирротракса, и своеобразным осветительным средством. В звёздные ночи, такие, как сегодня, серебристое сияние небесных тел, отражаясь от панелей, распространялось на сотни ярдов, освещая ночной город и создавая иллюзию: как будто небо находило своё продолжение в стенах домов. Отсюда и взялось второе неофициальное название Мирротракса - Зеркальный город или Город Зеркал.

Риз, минуя каждую частичку неба, упавшую на землю, ощущала себя мотыльком, поднявшимся высоко-высоко в облака и порхающим от одной ярко сияющей звезды к другой. Иногда на пути беззаботно порхавшего мотылька попадались гадалки с большими телегами, из которых доносилась загадочная музыка, прорицатели в вышитых золотыми нитками рубахах свободного кроя или мелкие волшебники, развлекавшие жадную до всевозможных утех публику магическими фокусами. Большинству из таких фокусников жилось трудно после того, как маги переселились на новые земли. Поскольку волшебники-фокусники обладали самой малой долей магии, их единственным заработком были фокусы, которые с удовольствием наблюдали люди. Но в Магикай людей не пропускали уже на протяжении семи лет, а здешние маги с более значительными способностями зачастую лишь потешались над слабыми. Риз наизусть знала историю о печальной участи мага по прозвищу Просто (он постоянно начинал предложения с этого слова), которого окунали головой в чан с зельем, пускающим в воздух пузыри, которые затем превращались в шарики и улетали в неизвестном направлении, если, конечно, кто-то не проявлял ловкость и не ловил их, пока он не захлебнулся и не умер. Поэтому каждый раз проходя мимо фокусника, девушка считала своим долгом остановиться и проявить толику внимания, попутно бросив в плетёную корзинку чартон (чародейский жетон).

Вот и сегодня Риз не удержалась и подошла к одному фокуснику в фиолетовых вештях и рубахе с рукавами-фонариками. Фокусник подбрасывал разноцветные ленты, а они на лету вспархивали радужными птицами и носились туда-сюда, описывая огромные круги в небесах. После этого птицы поднимались на максимальную высоту и с громким свистом рисовали разные фигуры салютом, а затем рассыпались фонтаном конфетти, оседая в ладонях собравшихся.

Восторгу девушки не было предела. Она довольно захлопала, выпустив на волю по-детски наивную и такую счастливую улыбку.

В отличие от старшей сестры, которая неистово рвалась обратно в Мафтриам, Риз всегда чувствовала себя счастливо среди чародеев и волшебников. В Мирротраксе ничего, кроме спокойствия, не приходило к девушке. Она не боялась быть раскрытой, находясь среди пестрящего разнообразия магов, потому что тот полный чудес мир, к которому они принадлежали с рождения, казался ей самым восхитительным местом на всём материке Нортекс. А воспоминания о Ноктисе заставляли её голубо-зелёные глаза наполняться слезами.

Первое время, когда оставшиеся члены семьи Серпенагвис только-только покинули пределы Мафтриама, Риз терзали чудовищные кошмары. Она боялась сомкнуть глаза, потому что не хотела снова видеть перед собой искажённое ужасом лицо отца и истекающую кровью дрожащую фигуру матери. Как Риз завизжала во всё горло, и как материнские прекрасные бездонные глаза закрылись под тяжестью крыльев вездесущей смерти. Её голос часто повторял, возникая во снах дочери: "Улыбнись, конфетка моя, они не должны знать, что ты чувствуешь на самом деле."

Дафф удачно удавалось улыбаться и скрывать свои истинные чувства, а вот Риз этому так и не научилась. Если её что-то раздражало, она немедленно выплёскивала наружу поток гнева, а в крайних случаях даже позволяла своим рукам пойти в ход. Если девушку что-то печалило или огорчало, она тут же поджимала пухлые губки и моргала длинными белоснежными ресницами с лисьим изгибом, чтобы избавиться от непрошеных слёз. Впрочем, чаще всего многократное моргание не спасало Риз, и уже спустя секунду она сдавалась во власть безудержных рыданий. Если же что-то радовало её, девушка смеялась так звонко, что хрустальные гирлянды домашних жирандолей вторили её смеху, наполняя залу приятной музыкой.

Ослушания Риз старшей сестры, её вольнолюбие и упрямство тоже входили в число неудачного усвоения последнего материнского урока. Но, проведя столько лет в окружении настоящего волшебства, о котором когда-то дети могли узнать лишь из сказок, девушка перестала пытаться изменить свой характер и свою душу. Ведь маги, чародеи, волшебники и особенно колдуны оставались самими собой в любой ситуации, и им не нужно было притворяться перед кем-либо, потому что, как гласил девиз Магикая: свобода - вторая мать. А для Риз она стала первой и единственной матерью.

Девушка бросила четыре чартона в корзинку, и фокусник решил отблагодарить щедрую зрительницу. Произнеся какие-то забавные слова на древнемагском языке, к которому все волшебники вернулись спустя тысячелетия (так что половина слов и их смысл вполне могут быть искажены), он попросил Риз открыть ладони. Она послушно протянула руки вперёд, и через мгновение на её ладони опустилось три больших яйца.

- Змеиные! - удивлённо-восторженно воскликнула девушка.

Яйца ощущались лёгкими пушинками, покрытыми мягкой кожицей.

- Не просто змеиные, - заметил фокусник, - Это яйца спасительно-убийственной кобры, по-другому кобры мортвита.

Не может быть! Эти змеи вымерли около двухсот лет назад. Неужели яйца и впрямь настоящие, или фокусник обманывал её, используя остатки своей незначительной магии?

Дорато и дядья-близнецы вечно развлекали Риз сказками, легендами и мифами. Но рассказывали они настолько увлекательно и живо, что невозможно было разобрать, что из этого относилось к истине, а что являлось не более, чем выдумкой, фантазией или обманом.