Меня зовут Алексей Пешков. Мне двадцать четыре года, и я студент исторического факультета одного из ведущих вузов нашей славной страны. Был.
В канун Нового года я вышел на морозный петербургский воздух и направился в ближайший продуктовый магазин. На улицах не было ни души, все сидели и слушали речь президента. Поэтому я был очень удивлён, когда переходил дорогу и вдруг из-за угла на меня вылетела фура, за рулём которой сидел пьяный таджик-гастарбайтер. Я едва успел понять, что произошло, как был сбит машиной. Меня немного утешил тот факт, что фура пронеслась дальше и, проломив ограждение, ухнулась в канал Грибоедова, где медленно потонула вместе с пьяным таджиком, не обращавшим ни на что внимания и горланившим национальные песни.
А затем наступила тьма.
Не знаю, сколько времени я провёл в этом небытии. Сто лет? Год? Мгновение? Здесь не было привычного понимания пространства и времени. Не было материи и тела, одно лишь голое сознание и чистый разум.
Я висел в пустоте и размышлял, что со мной произошло. Клиническая смерть? Кома? Может, я умер, и это посмертие? Но я не мог умереть так просто и бездарно!
Как и всякий молодой человек, я полагал, что вечен, и никогда не задумывался о том, что в различной степени рискую жизнью каждую секунду своего бытия. Кирпич на голову упадёт, собьёт машина, поскользнусь на пролитом мной чае, в вагон со мной зайдёт террорист-шахид, в соседней квартире взорвётся газ и множество других дерьмовых случайностей.
Потом наступила стадия гнева, и я помянул всевозможными ругательными формулами того таджика и всех его родичей до десятого колена. Сам подивился своей фантазии: всё-таки русский язык велик и многогранен, и из пары слов можно слепить что-то совершенно поразительное.
Первое время в пустоте я размышлял, торговался с самим собой, пытался что-то делать, пробовал вырваться из этого пространства и вспоминал свою жизнь. Хорошо, что я был нелюдимым человеком, и, кроме родных, никто горевать обо мне не будет. Да и они скоро забудут, у них своих хлопот хватает. Недавно очередного ребёнка родили. Я приуныл, когда понял, что никогда больше не смогу подержать свою племянницу на руках и услышать её «Дядя Лёса».
Затем наступила финальная стадия — принятие неизбежного. Мне стало абсолютно всё равно. Казалось, будто я целую вечность безвольно провисел здесь в невесомости, как игрушечный бесплотный шарик на рождественской ёлке. Какой смысл трепыхаться, если всё кончено? Сходя с ума от скуки, я начал считать овец, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, как долго я здесь нахожусь.
На овце под номером миллиард двести восемьдесят два я почувствовал, что всю мою сущность словно сжали как лимон, сдавили со всех сторон и медленно начали протягивать сквозь узкую тугую трубку, а затем меня резко выбросило, скорее даже выплюнуло, в реальный мир.
Часто и глубоко задышав, я ещё долго неподвижно пролежал с закрытыми глазами. Ты начинаешь ценить возможность совершать обыденные действия лишь тогда, когда лишаешься её. Звуки сердцебиения, наполняющиеся кислородом лёгкие, пульсация крови в жилах — всё это ощущалось мной как нечто грандиозное и фантастическое.
Наконец, вдоволь нарадовавшись, я решил, что пора оценить обстановку, в которой нахожусь. Я открыл глаза и, поняв, что нахожусь в темноте, начал ощупывать всё, что находилось вокруг. Рука нащупала рядом очки. Странно, на зрение никогда не жаловался. На всякий случай надев их, я ощупал стены и примерно прикинул габариты помещения. Я что, в гробу? Табун мурашек пробежал по спине. Кто из нас не испытывал клаустрофобию и кому не знаком страх быть похороненным заживо? Меня не тянуло повторить судьбу одного русского писателя.
Меня не покидало ощущение того, что я нахожусь «не в своей тарелке», и я попытался ощупать своё лицо, чтобы вернуться в реальность. Едва сдержав крик, я осознал, что и лицо, и руки не мои. Они принадлежали ребёнку, но никак не мне.
Что случилось? Пластическая операция? Смена внешности? Моё сознание пересадили в тело другого человека? Секретные опыты на людях? Вряд ли, в наше время люди не научились пересаживать сознание. Иначе сильные мира сего давно бы затребовали такую технологию для любимых себя. Оно и лучше, что такие неестественные вещи никогда не будут воплощены в реальность, а останутся в фантазиях любителей киберпанка и футуризма. А что, если я не в своем времени? Вдруг моё пребывание в том небытии, любое воспоминание о котором вызывает лютый мандраж и дрожь в пальцах, являлось коматозным состоянием, а сам я находился в коме так долго, что сейчас наступило далёкое будущее? Может статься, что тело моё, а я так просто отвык от тактильных ощущений? Может, я выжил, но меня приняли за умершего и поместили в холодильную камеру в морге?
Отставить зарождающуюся панику! Не для того я столько времени лелеял надежду жить и оттачивал контроль разума, чтобы впадать в истерику. В любом случае для установления диагноза нужно знать симптомы, иначе говоря — пора собрать информацию.
Кому мог помешать простой студент? Пытаюсь вспомнить, каким людям я переходил дорогу, и на ум не приходит никого, кроме мелкой шелупони с района. Эти сразу отпадают, их максимум — это пойти по трамваю, мелочь из карманов тырить.
Вдруг слева от меня раздался громкий стук, столь неожиданный и громкий, что я аж подпрыгнул.
— Вставай! Просыпайся! — Ещё один стук. — Сейчас же! — Истеричный голос затих, и раздались удаляющиеся шаги.
И тут меня проняло, как током шибануло.
Бывают в жизни такие моменты, когда ты понимаешь, что теперь жизнь поделилась на «до» и «после». Именно это осознавал я, лёжа на скрипучем матраце, истерично ощупывая своё тело и предметы вокруг, осознавая, что я нахожусь в легендарном чулане под лестницей. В науке это называется «точка бифуркации» — состояние системы, при котором малейшее воздействие приводит к переходу системы на новый уровень, после чего возврат в прежнее состояние уже невозможен.
После тяжёлого, словно похмельного, пробуждения я более вдумчиво и адекватно попытался разобраться с тем, что мне досталось от предыдущего владельца тела. За исключением вышеупомянутых отрывков детской памяти и поразительной регенерации, я также получил навык парселтанга. Пока что не опробовал его на практике, но каким-то седьмым чувством был уверен, что он точно есть.
Прикольно, если что, смогу натравить на Дурслей ядовитых змей.
Я попробовал пошипеть, но получилось так, что Дадли, проходящий мимо чулана, резко ускорился и в мгновение ока взлетел вверх по лестнице, проявив невиданную доселе прыть для ребёнка такого веса, как он.
Конечно, Дурсли, привыкшие чморить Поттера, не могли так быстро смириться с новым положением. Поэтому пришлось провести с ними ещё несколько сеансов внушения и заодно нужно было разобраться, есть ли у них эти пресловутые ментальные закладки.
Насчёт ментальных закладок, описанных во множестве фанфиков, — я попросту не мог проверить, есть ли они у Дурслей или нет. Во-первых, потому что я не имею даже теоретических знаний в ментальной магии, а во-вторых, даже если бы я мог, то не рискнул бы. Подозреваю, что на доме висят серьёзные следилки на случай, если какие-нибудь недоброжелатели захотят навестить национального Героя, то сигнальные чары оповестят одного любителя лимонных долек о том, что кто-то залез в голову чете Дурслей. Он примчится сюда, прочитает мой разум как открытую книгу, и на этом закончится история Гарри Поттера, Мальчика-Который-Попал, пойдёт чёрный экран, весёлая музыка и мемные титры, начинающиеся с «Directed by Robert B. Weide». Да и Дурсли без всяких ментальных установок и чужого вмешательства были сволочами и завистливыми подонками, любящими оттянуться на слабых. Их даже программировать особо не надо на нелюбовь к магии и Гарри.
Поэтому план на ближайшие несколько лет такой: сижу тише воды, ниже травы и стараюсь не попадаться на глаза магам в высоких кабинетах из кожи. Эти прихлопнут как муху, чуть что покажется подозрительным. И речь не только про одного лишь Дамблдора, которого некоторые считают чуть ли не главным злодеем и политиканом. Волан-де-Морт — моральный урод, а аристократия и нейтралы из Министерства тоже особым гуманизмом не отличаются. Каждый преследует свои цели, и у каждого специфическое понимание морали и того, через что можно переступить ради достижения высшей, как им кажется, цели.
Что касается семейства Дурслей. Как я уже говорил, теперь Вернон и Петунья не могли тиранить Поттера, а посему переключились на другой объект — Дадли. Орать на Дадли было за что, ведь он был туповатым жирным олухом с полным отсутствием признаков ума. Поэтому, когда Дурсли всерьёз взялись за его упущенное воспитание, Дадли весь осунулся, скинул несколько килограммов из-за ежедневных тренировок и рисковал похудеть ещё. В школе на одного задиру стало меньше, а учителя поражались, как вчерашний двоечник, претендующий остаться на второй год, вдруг взялся за ум и принялся штудировать школьные учебники. Естественно, никаких доставаний Поттера больше не было, хотя бы потому, что Дадли чисто физически не мог даже подумать об этом, ибо, приходя после школы, едва доползал до своей комнаты. А мне что? Обходит меня по широкой дуге — я не против.
Была проблема с его дружками, которые, потеряв вожака, попытались проучить меня, потому что решили, что я подговорил Дурслей взяться за воспитание сыночка. Они очень быстро об этом пожалели. Пирса Полкисса нашли лишь спустя неделю на окраине Лондона, его выловили из одного канализационного стока. Он проплыл несколько километров и провел в канализации парочку дней, едва не заработав переохлаждение. Кажется, даже установил рекорд Гиннеса.
На все вопросы, что с ним случилось, он с ужасом мотал головой и молчал. В Литтл-Уингинг он не возвращался, а его семья срочно продала дом и уехала в неизвестном направлении.
Жестоко, скажете вы? Нет, он заслужил это наказание сполна. В памяти Гарри было полно моментов, когда он видел или лично был жертвой издевательств Дадли и его верного подхалима Пирса, который всегда держал жертв Дадли, пока тот избивал их. Поэтому экскурсия по канализационным водам — это он ещё легко отделался.
Меня больше интересует, почему Дамблдор, который имел своих осведомителей — миссис Фигг и Дедалуса Дингла, встречавшихся с Поттером, — ничего не предпринял, чтобы прекратить издевательства над мальчиком? Он не знал, что Дурсли паршивые людишки? Прекрасно знал, МакГонагалл прямо сказала, что наблюдала за ними целый день и это худшие из всех магглов, которых она видела. И что сделал Дамблдор, чтобы облегчить участь того, кому, между прочим, половина магической Британии обязана жизнью? Ничего!
Увижу — оттаскаю дедулю за бороду. При условии, что он будет спать безоружным и закованным в антимагические кандалы. Тогда да, наверное, можно попытаться. Оправдания про «перегибы на местах» и «Дамблдор ничего не знал, в Орден Феникса пробрались враги» мною не принимаются.
А сейчас Вернону и Петунье вдруг взбрело в голову отправиться на прогулку и посетить Лондонский зоопарк. Надо сказать, что для англичан посещение публичных мест играет совсем иную роль, нежели для нас. Они идут в зоопарк или оперу не потому, что хотят увидеть что-то новое или культурно отдохнуть, а потому что это для них что-то вроде светского приема. Они вышли в свет, они встречаются со многими знакомыми, они показывают себя обществу. Показывают, что они в порядке, что у них всё нормально и что они честное семейство правильных и достопочтенных людей. Для англичан честь дороже жизни.
Разумеется, не всегда и не все ведут себя так. Но в данном случае речь идёт про классические «нормальные» английские семейства, большая часть которых занимается подобным, а также другими церемониями, включая стереотипное распитие чая и разговоры о погоде. Дурсли были как раз из таких, и именно поэтому они так не любили Поттера и старались всячески скрыть его от глаз окружающих. Для них было бы убийственным ударом, если бы соседи или коллеги вдруг узнали о том, что у них есть «ненормальный» племянник, который выбивается из общественных рамок.
В повседневной одежде я завалился в кабинет директора школы. Старые мешковатые шмотки я отдал в ближайший приют.
— Вы что-то хотели, мистер Поттер? — он посмотрел на меня из-под своих круглых очков.
— Да, мистер Адамсон. — Я также посмотрел на него поверх своих круглых очков, от которых планирую избавиться в Хогвартсе, когда появится возможность подлечить здоровье. — Я бы хотел сдать экстерном одиннадцать классов.
Директор и бровью не повел, словно к нему каждый день приходят и просят разрешения на экстернат одиннадцатилетние ученики, доселе не блещущие умом.
— Одиннадцать? Не тринадцать? — только и спросил он.В британских школах всего тринадцать классов, из которых обязательными являются одиннадцать
— Зачем мне лишняя нагрузка ещё за два года, если для аттестата хватит и одиннадцати? Я пока не планирую поступать в университет.
— Логично, — безразлично изрёк он и начал копаться в выдвижном ящике в поисках нужной бумажки.
Он на нейролептиках сидит, что ли? Или ему просто плевать на всё происходящее? Так или иначе, жестом фокусника мистер Адамсон выудил бланк и быстро намалял на нём разрешение.
— Подпись, расшифровка. — Он поставил галочки в нужных местах.
Тут у меня возникла заминка с подписью, ведь я не мог поставить свою старую подпись, а подпись Гарри я не знал, если она у него вообще была в таком возрасте. Выкрутившись, я подписался инициалами «HP» и как бы ненароком поинтересовался: — А разве эти документы не должны подписывать родители или опекуны?
— А, — мистер Адамсон флегматично махнул рукой. — Лишняя морока. Тем более, я знаю какие у тебя отношения с родственниками.
Я кивнул, подписался и забрал бланк, а директор пожелал мне успехов и, объяснив организационные моменты, попрощался.
В течение следующей недели я усиленно зубрил все учебники за старшие классы, которые недорого купил на книжной ярмарке. Не нужно думать, что раз я взрослый и окончил школу, то на голову превосхожу остальных. В том-то и дело, что в школе я учился давно и, например, по математике ничего, кроме линейных уравнений, не помню. Поэтому приходилось сидеть ночами, читать тонны текста, вспоминать некогда усвоенный материал и ботать.
Затем наступила череда экзаменов. Немного волновался, но, как оказалось, зря.
Я открыл обитую сталью дверь и зашёл в класс, где сидело человек тридцать. Доброжелательная учительница дала мне два бланка: с вопросами и для ответов. Я в нерешительности остановился посреди класса, так как свободных мест не было.
— Мест нет? — спросила учительница. — А ты вот туда сядь. — И указала на первую парту с единственным свободным местом.
Я сел на стул с отсутствующей спинкой и начал вчитываться в текст. Запах немытой одежды и духота не помогали сосредоточиться. Я был единственным человеком такого возраста на весь класс. В основном здесь сидели две категории: ученики последних классов, которые не хотели тратить лишнюю пару лет, и взрослые, которые по каким-то причинам не имели диплома о среднем образовании. Где-то сбоку сидел пожилой индус в рабочей светоотражающей куртке оранжевого цвета, наверное, работает в местном ЖКХ, или что там у англичан выполняет эти функции.
Поначалу я пытался действовать честно, но затем обнаружил, что весь класс в открытую подглядывает в учебники и использует калькуляторы. А учительница усиленно не замечала происходящего, вчитываясь в какие-то бумажки. Я ей благодарен. Когда стащу философский камушек, подарю ей золота и флакончик эликсира.
Такая ситуация повторилась на всех экзаменах, а она принимала экзамены по всем предметам, поэтому я без каких-либо проблем списывал. В итоге кое-как удалось сдать все предметы. Ура! Долгожданный аттестат об обязательном среднем! Теперь-то не нужно таскаться в ненужную школу и наблюдать вопиющую незрелость детского коллектива. И если исключат из Хогвартса и прогонят из магического мира, то не так страшно. У меня даже закралось подозрение, что Дамблдор и его партия специально делают так, что магглорожденные исключаются из маггловских школ, когда соглашаются учиться в Хогвартсе. Если их отчислят или изгонят — им некуда идти, в маггловском мире они многое пропустили, и потребуется куча времени, чтобы встать на ноги, а в это время нужно что-то кушать. Поэтому это отличный рычаг давления и воздействия на магглорожденных. Не хочешь следовать курсу партии? Может быть, тебя исключить из нашей школы? А, уже исправился и готов выполнить всё, что тебе прикажут? Молодец, но больше не ошибайся.
Директор Адамсон меланхолично вручил мне диплом, произнёс дежурные фразы и пожал руку. Казалось бы, если сейчас распахнется дверь и сюда на одноколесном цирковом велосипеде въедет Дамболдор в трико, жонглирующий бузинными палочками, директор Адамсон лишь бросит на него косой взгляд и нервно потопчется на месте.
После получения диплома я устроил себе вечеринку. Она состоялась в Гайд-парке, я достал из ранца бутылку Хейнкена и, зацепив крышкой острую пику забора, потянул вниз. Металлическая крышка с хлопком отскочила, а пенящийся напиток устремился наружу. Я резво пригубил холодное пивко и расплылся в мечтательной улыбке.
— Жить хорошо… — полной грудью вдохнул летний воздух
— А хорошо жить ещё лучше! — поддержал меня старшеклассник Роберт Хопкинс, который стоял рядом и также хлебал пенное. Именно его я попросил купить мне товар в магазине, так как он был совершеннолетний. Он потребовал за это сдачу с купюры, и я согласился, потому что уж больно соскучился по прошлой жизни. Как говорил наш национальный лидер: «Я, может быть, и не очень хорошо учился в университете, потому что пива много пил в свободное время».
Из аудиоплеера Роберта доносились завывания какой-то попсовой группы начала девяностых.
Когда раздался звонок в дверь, я сидел и жевал бутерброд с ветчиной, который здесь чопорно назывался «сэндвич».
— Дадли! — гаркнул Вернон, не отрывая взгляд от утренней газеты «Королевская правда». Юный жирдяй собирался вскочить со своего места, но я опередил его.
— Пожалуй, я схожу. Всё равно делать нечего. — Вернон оторвал взгляд от газеты и с сомнением посмотрел на меня, но затем пожал плечами и вернулся к чтению. Дело в том, что я давно ждал этот день — двадцать пятое июля, тысяча девятьсот девяносто первого года.
За дверью стоял почтальон, который, сунув мне в руки пачку писем и квитанций, удалился прочь на своём велосипеде. Я положил на тумбочку в прихожей все бумажки, оставив в руках только одну. Желанное письмо. Каждый поттероман, невзирая на его возраст, всё ещё ждет, что случится чудо, и однажды к нему прилетит сова с письмом о зачислении в Хогвартс. Увы, реальность сурова и беспощадна, мы давно уже не одиннадцатилетние дети. Помню, как, когда мне исполнилось одиннадцать, я к тому времени уже посмотрел «Гарри Поттера» и весь день с замиранием сердца ждал иррационального — сову, сидящую на подоконнике. Иногда вскакивал и подбегал к окну, боясь упустить сову, ждущую меня. Письма так и не было, и я даже думал, что сова могла прилететь ранним утром, когда я спал, но, не дождавшись меня, улетела. Это было бы ужасно. В дальнейшем я не терял надежды и фантазировал, как прилетает сова с письмом о зачислении на второй, третий, четвертый курс. Так и дошло до возраста, когда уже в Хогвартс не зачисляют, а письма всё не было.
И вот сейчас я держу в руках легендарное желтоватое письмо, написанное на шероховатой бумаге. Многие люди отдали бы полжизни за этот листок бумаги, пахнущий стариной. Конверт был запечатан пурпурной восковой печатью, украшенной гербом, на гербе были изображены лев, орёл, барсук и змея, а в середине — большая буква «X».
На конверте изумрудно-зелеными чернилами было написано: «Мистеру Гарри Поттеру, графство Суррей, город Литлл-Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей»
Забавно, что они прекрасно знали о том, что Гарри живёт в чулане, но это их ни капельки не смутило. Видимо, для маленького мальчика норма провести детство в тёмном чулане, куда помещается только кровать. Глядя взрослым взглядом на историю о Гарри Поттере, осознаешь, как ненормально всё происходящее вокруг мальчика и сколько реально больных людей его окружает.
— Корреспонденция на тумбочке, если что, — крикнул я Дурслям, закрылся в чулане и вскрыл письмо.
«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»
Директор: Альбус Дамблдор
(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)
Дорогой мистер Поттер!
Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.
Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля.
Интересно, а как я пошлю им ответ? Они ждут мою сову не позднее конца месяца, только вот вопрос: откуда мне достать сову? Они не задумывались над тем, что маглорожденные или те, кто, как я, не имеет совы, попросту не смогут отправить ответ? Чудеса логики.
Через несколько минут на улице раздалось уханье. Я выглянул в дверной глазок и увидел белоснежную сову, сидящую на табличке с названием улицы «Privet Drive». Быстренько набросал на бумажке ответ, выбежал наружу, отобрал у совы ещё одно письмо из Хогвартса и сунул ей в лапу свой ответ.
— Всё, лети! Кыш! — помахал руками я, и сова упорхнула.
Я подумал, что ситуация разрешилась, и весь день провел за чтением и подробным анализом второго листка письма, где содержался перечень необходимых для школы предметов.
Ночь я провел, пытаясь медитировать и снова разглядеть ядро, поэтому когда я, зевая, в рассветную пору вышел на улицу, дабы позаниматься на турнике, то увидел, что на крыше дядиной машины сидело несколько сов. Пока никто не проснулся и не заметил их, я быстро настрочил несколько ответных строк на разных клочках бумаги и вручил их каждой сове. Они улетели, но я уже понимал, что прилетят другие. Ладно, значит, повторится ситуация с домом, утопающим в лавине писем. Видимо, Дамболдору это зачем-то нужно, но зачем? Запугать Избранного? Запугать Дурслей? Демонстративно унизить Дурслей в глазах Избранного, тем самым обеспечив большую привязанность к миру магии? Я не знал, какие мысли роятся в голове у британского Светоча Демократии. Впрочем, может статься, что он здесь вообще ни при чём и ситуация с письмами — это бюрократическая ошибка в аппарате Министерства.
Завтрак прошёл без эксцессов. Правда, потом Петунья позвала меня помочь ей в саду и, когда мы остались наедине, спросила:
— Тебе пришло письмо?
— Да. — Я не стал врать.
Тетя вздохнула, подравнивая хризантемы.
— Что сказать Вернону?
— Пока ничего. Но есть риск, что сегодня случится что-то неординарное, — ответил я. — В таком случае ему нужно адекватное объяснение. Я бы не хотел рушить устоявшийся между нами нейтралитет. Вы, тётя, и так всё знаете, а вот они пускай остаются в неведении. — И добавил после паузы: — Многие знания — многие печали.
Она кивнула и продолжила заниматься цветами.
И в третьем часу дня случилось нечто.
Я валялся на ровном зелёном газоне и лениво жевал травинку. Кому нужна эта ваша магия, когда есть простые человеческие вещи?
Краем уха уловил приближающийся издалека гудящий звук, напоминающий стрекот вертолёта. Повернув голову, я остолбенел.
Рой, нет, орда сов виднелась вдалеке. Они, словно туча саранчи, застилали собой весь небосвод. Я вскочил на ноги. Они стремительно направлялись к нашему дому. Совиная туча затмила солнце и посеяла тьму. Это игра света, или у них действительно красные глаза?!
В пабе было грязно и пыльно. Засаленные стены и невменяемый местный контингент — именно эту картину наблюдали маглорожденные, впервые попадая в мир магии. Чистокровные и полукровки попадали в Косой переулок другими путями, а «Дырявый котел» представлялся им посредственным трактиром для низших слоев населения.
МакГонагалл подошла к стойке. Интересно, повторится ли канонное представление или то была всего лишь личная инициатива Хагрида?
— Добрый день, миссис МакГонагалл. — Бармен учтиво поклонился и потянулся к бутылке шотландского виски. — Вам как обычно?
О, а Макгонагалл патриот!
— Здравствуй, Том. Не могу, я при исполнении. — Она махнула рукой на меня. — Помогаю юному Гарри подготовиться к школе.
Том замер с открытым ртом.
— Это же Гарри Поттер! — громко изумился он.
Шум в помещении моментально стих, присутствующие заозирались, а затем стали подходить ко мне.
Том поспешно вышел из-за стойки, подбежал ко мне и схватил за руку. В глазах бармена стояли слёзы.
— Добро пожаловать домой, мистер Поттер. Добро пожаловать домой.
Можно ли называть домом место, где ты никогда не был?
Вдруг разом заскрипели отодвигаемые стулья, и в следующий момент я уже обменивался рукопожатиями со всеми посетителями паба. Одни лица сменялись другими.
— Дорис Крокфорд, мистер Поттер. Не могу поверить, что наконец встретилась с вами, — прошамкала старушка в поношенном свитере и вязаных дырявых носках.
— Приятно, мэм, — учтиво отвечал я.
— Большая честь, мистер Поттер, большая честь.
— Всегда хотела пожать вашу руку… Я вся дрожу. — Так оденься, мать.
— Я счастлив, мистер Поттер, даже не могу передать, насколько я счастлив. Меня зовут Дингл, Дедалус Дингл. — Старичок в нелепой мантии взволнованно подпрыгивал.
— А я вас уже видел! — воскликнул я. Действительно, в памяти Гарри был момент, когда он, находясь в магазине с Дурслями, столкнулся с ним. — Вы однажды поклонились мне в магазине.
— Он помнит! — вскричал Дедалус Дингл, оглядываясь на остальных. — Вы слышали? Он меня помнит!
— Конечно, я вас помню, — улыбнулся я и тут же скорчил обиженное лицо. — Вы не заступились за меня, когда дядя закатил мне оплеуху, хотя всё видели.
Дедалус занервничал и начал оглядываться по сторонам в поисках поддержки. И она явилась в лице МакГонагалл, которая положила мне руку на плечо и мягко, в её понимании, сказала:
— Мальчик напуган и смущён таким количеством людей, давайте дадим ему отдохнуть. Пойдем, Гарри, нам ещё надо посетить Косой переулок и совершить покупки к школе.
Она повела меня к выходу, но на полпути резко остановилась, словно что-то внезапно вспомнила.
— Гарри, это профессор Квиррел. Он будет преподавать у тебя в школе. — Она подвела меня к бледному молодому человеку с дергающимся лицом.
— М-м-мистер П-поттер! Какая ч-ч-честь! — Он весь затрясся.
— А уж как я рад, профессор! — звонко произнёс я и протянул руку для рукопожатия.
Квиррел дернулся, но было бы очень странно игнорировать протянутую руку Мальчика-Который-Выжил на виду у огромной публики. Поэтому он едва заметно скривился, но протянул руку в ответ.
Я крепко вцепился своей клешнёй и активно затряс его руку.
— Какая честь! Самый настоящий профессор!
Но ничего не случилось. Квиррел не поплыл кругами, и не оплавился как свеча. Он лишь сморщился, как сушёная груша, и отдёрнул руку, но тут же вернул на лицо заискивающую улыбку. Получается, никакой магической защиты у Гарри нет, и это был какой-то другой трюк? Или здесь всё глубже?
МакГонагалл не стала задерживаться и увела меня на задний двор бара. Кроме мусорной урны и сорняков, здесь ничего не было. Зачем урна? Волшебникам так трудно магией убирать за собой сразу на месте, или я чего-то не понимаю?
МакГонагалл постучала по кирпичной стене, и она эффектно разъехалась в стороны. Комбинацию кирпичей я запомнил: чётко над урной три вверх и два в сторону.
— Добро пожаловать в Косой переулок, мистер Поттер, — бросила Макгонагалл и быстро направилась вперёд.
Вот уж действительно волшебный мир. Раскрашенные и анимированные лавки, кричащие заголовки, шум, гам, взрывы хлопушек, детские восторженные крики.
У витрины с метлой стояла целая толпа моих ровесников, прилипших к стеклу. Меня же метлы и квидвич нисколько не интересовали. Какой адекватный человек будет летать на метле? Это даже не летающая машина или мотоцикл. Это длинная палка без сиденья, на которой, держу пари, непросто усидеть. Плюс мужская физиология создаёт определенные неудобства в этом деле.
— Гринготтс, — объявила МакГонагалл.
Мы находились перед белоснежным зданием, возвышавшимся над маленькими магазинчиками. А у отполированных до блеска бронзовых дверей в алой с золотом униформе стояло пугающее неестественное существо, напоминающее обезображенного мутанта.
— Это гоблины, мистер Поттер, — спокойно резюмировала МакГонагалл, когда они водили вокруг нас золотистыми щупами, словно металлоискателями.
— А я-то думал, жиды, — с сарказмом огрызнулся я. МакГонагалл косо посмотрела на меня, но ничего не сказала, а вот гоблины хищно оскалились, обнажив ряд острых клыков. Помню, Роулинг как-то обвинили в антисемитизме. Якобы она вкладывала определенный смысл в образ гоблинов. Точно так же обвиняли Толкина за его описание гномов. Толпе только дай лишний раз очернить кого-нибудь, особенно уже умерших.
Гоблины. Эти существа мне сразу не понравились. С первого взгляда между нами возникло недопонимание. Такое недопонимание, какое может возникнуть между представителями двух враждующих даже не рас и народов, а биологических видов. Мелкие уродцы не могли называться даже гуманоидами. Вся их натура буквально кричала: «Мы не имеем никакого отношения к человеческому виду». Надо будет более детально разобраться в причинах гоблинских восстаний. Держу пари, официальная история молчит об очень многих факторах. Ведь сейчас мы, волшебники, вроде как дружим и сотрудничаем с гоблинами, они живут в нашем магическом государстве, поэтому, с точки зрения Министерства, нежелательно поднимать некоторые моменты из прошлого, дабы не напоминать волшебникам о том, с кем они мирно делят страну. Но любому, кто посмотрит на гоблинов, будет очевидно — они не смирились, они ненавидят волшебников и мечтают о новом восстании. В таких условиях Министерство трусливо старается сохранить шаткий нейтралитет, задабривая вожаков гоблинских кланов, но это не поможет, и новое восстание гоблинов случится совсем скоро. К этому времени я должен быть готов.
— Мистер Поттер, я настоятельно рекомендую вам купить именно эту сову. Её белоснежный окрас не даст вам потерять её.
Ага, а ещё такую сову гораздо проще обнаружить среди других и перехватить или проследить. Нет уж, увольте.
— Но я хочу эту, — упорно твердил я, тыкая пальцем на обыкновенного сыча, которого с трудом можно было отличить от остальных его соседей.
— Что о вас подумают одноклассники? Вы уже успели убедиться в том, что вы популярны. Но для окружающих будет странным, если у вас будет обыкновенная, ничем не примечательная сова, это плохо скажется на вашем имидже. — МакГонагалл использовала последний аргумент, попытавшись надавить на тщеславие.
— Слава меня не волнует. — Ножкой шаркнул и глаза такие добрые-добрые. — Кстати, вы так и не рассказали мне, почему я популярен.
— Позже. — МакГонагалл устала спорить и махнула рукой, понимая, что меня не переубедить.
Продавец вручил мне переносную клетку с сидящим в ней сычом, которого я назвал Уэсли. Простое английское имя.
Затем мы проследовали в книжный магазин «Флориш и Блоттс», самый известный и самый официальный. Официальным он считается потому, что в нём продается только одобренная Министерством литература. Все книги в магазине имеют штамп министерской комиссии по делам просвещения и культуры. В этом магазине покупают лишь школьные учебники — знающие люди идут за серьёзной литературой в другие места. Вроде где-то в Лютном есть лавка, в которой торгуют даже родовыми гримуарами, но это уже из разряда баек.
МакГонагалл подошла к прилавку и бросила: «Хогвартс, первый курс». Скучающий продавец нагнулся и выудил из-под стола заранее приготовленную стопку книг. И неудивительно, ведь помимо меня с МакГонагалл, как минимум половина Косого переулка сейчас закупается к школе. Удалось уговорить МакГонагалл разрешить мне купить ещё несколько книжек для курсов постарше. На её вопрос «Зачем?» ответил, что мне потребуется новая информация, когда я от корки до корки зазубрю учебники для первого курса. МакГонагалл скептически выгнула бровь, но решила уступить. Я расплатился и взял книги в руки.
— А куда класть?
МакГонагалл покосилась на чемоданы, стоящие в углу. Пришлось покупать обычный. Я хотел взять чемодан с чарами незримого расширения, но он стоил дорого, а МакГонагалл упёрлась, мол, и так взятых денег едва хватает. Хоть она мне кошелёк с моими деньгами и отдала, но покупать что захочется при ней я не мог.
Дальше мы зашли в другие лавки, где взяли котлы, весы, ингредиенты для зелий, наборы зельевара и прочую мелочёвку.
К мадам Малкин мы заскочили буквально на минуту, кстати, Драко там не оказалось. Она быстро и профессионально рассчитала мой размер одежды и подобрала мантии. Комплект школьных мантий на зиму и лето, комплект повседневных мантий и две парадные мантии. Будь моя воля, я бы лучше взял практичный и удобный камуфляж или энцефалитку, но увы, приходится ходить в громоздких и неудобных мантиях. Впрочем, это нормально, что в магическом обществе существует набор традиций и правил. Не расхаживать же мне, представителю аристократического рода, в маггловской одежде по волшебному замку.
И сейчас мы стояли напротив древней как мир деревянной лавочки, на вывеске которой золотыми буквами красовалась надпись: «Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры».
— Мистер Поттер, дальше, я надеюсь, вы сами справитесь. Как закончите, найдёте меня в кафе Фортескью. Вы помните, где это, или вам напомнить?
— Нет нужды, профессор. Всего доброго.
МакГонагалл ушла на перекус, а я зашёл в лавку Олливандера. Здесь было пыльно и пахло… Плесенью? Вот это поворот, на канон не похоже. С чего я вообще взял, что я попал в мир, где всё происходящее один в один соответствует оригинальному произведению? Казалось бы, уже были знаки, указывающие на то, что это не так. Взять тот же рой сов. Неужели одно только моё попадание и незначительные решения способны так сильно повлиять на канон? Эффект бабочки в действии.
Из-за угла на полной скорости с грохотом выехал седой дедуля, вцепившись в стремянку на колесиках и напугав меня до усрачки.
— Я всё ждал, когда же я вас увижу, мистер Поттер, — пробормотал он. От его больших, почти бесцветных глаз исходило странное, прямо-таки лунное свечение, прорезавшее магазинный мрак. Жутковато, казалось, словно он мог видеть сквозь меня.
Он приблизился ко мне почти вплотную, вперившись в меня своими серыми глазами, но я не повелся на трюк и отступил назад.
— Мне бы палочку подобрать, — напомнил я ему.
— Палочка? Ах да, точно. У вас глаза, как у вашей матери, вы знаете? Кажется, только вчера она была у меня, покупала свою первую палочку. Десять дюймов с четвертью, элегантная, гибкая, сделанная из ивы. А вот ваш отец предпочёл одинадцатидюймовую палочку из красного дерева.
Он вернулся в реальность так же быстро, как выпал из неё.
— Какой рукой вы держите палочку?
— Я левша, если вы об этом.
Я вытянул руку вперёд, а Олливандер начал измерять её метром. Затем до меня дошло, что сам Олливандер давно отошёл рыться в шкафу, а измерительный метр действовал сам по себе.
Владелец лавки вытащил коробочку и сдул с неё пыль.
— Попробуйте эту. Просто взмахните.
Я взмахнул, и ваза с цветами, стоявшая на столе, разлетелась вдребезги.
— Гм, попробуйте эту.
Дальше пошёл старый добрый цирк с конями. Олливандер строил дурака и разыгрывал представление, ориентированное на детские мозги Гарри. Уже скопилась гора неподходящих волшебных палочек, а старик всё предлагал попробовать новые. Я бы поверил в этот театр одного актера, если бы не выяснил заранее, что во всех остальных случаях Олливандер делает нумерологические расчёты. То есть волшебник просто ждёт несколько минут, пока Олливандер сделает замеры, а после подберёт по ним подходящую палочку и вручит её покупателю.
Вот наступило первое сентября. Примечательно, что международный школьный день совпадает с датой начала Второй мировой.
Я собрал все вещи, взял дополнительно комплект маггловской одежды, два десятка трусов и носков. А что? Почему-то никто не озаботился вопросом нижнего белья в школе. Ничего такого в списке не написано. Или ученики ходят без носков и трусов? Долой лифак — свободу сиськам?
Прощание с дражайшими родственниками выдалось смазанным. Они очень обрадовались, когда узнали, что меня целый год не будет дома. От таких вестей дядя Вернон даже повеселел и позволил себе немыслимое — добродушие.
— Слушай, мальчишка. Я тебе скажу одну умную вещь как взрослый, который жизнь прожил.
— Ну? — спросил я, надевая лёгкую осеннюю ветровку. На улице уже начинало холодать.
— Не суйся в неприятности и не геройствуй. Знаю я вас. Сам, когда пацаном был и служил в пехоте, проявлял инициативу и старался везде поучаствовать. Лишь потом понял простую истину: Родина тебя не забудет, но и не вспомнит. Понял, пацан?
— Понял, — кивнул я. — Инициатива имеет инициатора.
— Во! Правильно говоришь. — Дурсль хохотнул. — Ладно, давай уже, проваливай.
Поломавшись, он протянул мне свою мясистую руку, которую я пожал. Это серьезный жест со стороны дяди. Чего это он?
Тетя была во дворе, занималась растениями. Завидев меня, она коротко кивнула.
— Поттер, держись подальше от неприятностей. Не хватило ещё, чтобы нам твои похороны оплачивать пришлось.
— В этой школе всё так плохо? — ужаснулся я.
— Если бы ты знал, что мне рассказывала Лили, — Петунья запнулась и, разозлившись на себя за проявление сентиментальности, посмотрела на меня. — Ну что стоишь как дуб? Уходя — уходи.
Я усмехнулся и, таща за собой тяжёлый чемодан на колесиках, на котором находилась клетка с совой, переступил порог «родного дома».
— Опасное это дело, Гарри, выходить за порог: стоит ступить на дорогу и, если дашь волю ногам, неизвестно, куда тебя занесёт, — сказал я сам себе и зашагал вперёд.
На улице Магнолий, скрывшись от возможной слежки в лице миссис Фигг и ей подобных, я достал палочку из кармана. Я же не дурак носить её в труднодоступном месте.
Представив в голове образ фиолетового автобуса, я взмахнул палочкой и от неожиданности упал на пятую точку. Передо мной с рёвом материализовался трехэтажный волшебный автобус. Водительская дверь открылась, и наружу высунулся щуплый паренёк с прыщавым лицом.
— Добро пожаловать в автобус «Ночной рыцарь». Это транспорт для волшебников и ведьм, оказавшихся в беде. Меня зовут Стен Шанпайк, я ваш кондуктор на сегодняшний вечер, — он зачитал текст с бумажки, свернул её пополам и засунул в карман. Затем он посмотрел на меня: — Ты чего расселся?
— Я упал, — ответил я, поднимаясь.
— Зачем ты упал? — тупо спросил он.
— Просто так.
— Просто так даже кошки не сношаются. — Стэнли махнул рукой. — Давай, дуй в автобус.
Я поднялся на ступеньки автобуса, а Шанпайк, кряхтя, погрузил внутрь мой чемодан.
— Куда едем? — дежурно поинтересовался водитель, у которого в салоне висели сушеные говорящие головы.
— Вокзал Кингс-Кросс, — ответил я, усаживаясь на сиденье.
— А, школяр, — лениво протянул он и нажал на газ.
Сушёная голова что-то ехидно произнесла, но я не расслышал, потому что оказался буквально вжат в спинку стула. Благо оно было с мягкой обшивкой, а не деревянным, иначе бы я позвоночник по кускам собирал.
Мы неслись с нереальной скоростью, и меня буквально сдувало назад, а когда водитель тормозил, швыряло вперёд. Мне нравится. Какой русский не любит быстрой езды?
— Как, ты сказал, тебя зовут? — с озадаченным видом спросил Стэн. Он держался на ногах крепко, словно не обращая внимания на тряску. Наверное, привык.
— Я не говорил. Сколько стоит билет?
— Один сикль.
— А фунтами расплатиться можно? — у меня не осталось магических денег.
— Базару нет, — ответил Стэнли. — Но курс один к десяти.
— А морда не треснет? — возмутился я, но раскошелился. Это последний раз, когда я плачу маггловскими деньгами в волшебном мире. — Кстати, Стэн, ты откуда?
— Восточный Лондон, — гордо произнес он.
— Тебя акцент выдает.
Восточный Лондон, или Ист-Энд, традиционно ассоциируется с неблагополучным промышленным районом, выходцев из которого представляют по произведениям Диккенса и других авторов эпохи промышленной революции, как район расселения бедноты и пролетариата. Чем-то напоминает роль Купчино в Петербурге или Химок в Москве.
Через полминуты я уже стоял перед входом в здание вокзала. За моей спиной раздался хлопок, и автобус испарился. Я вошёл в здание и, миновав турникеты и зал ожидания, оказался на перроне. Толкая перед собой тележку, я мотал головой по сторонам, пытаясь обнаружить одно небезызвестное семейство.
И они были здесь, просто стояли с тележками неподалеку от платформы номер девять. Пышная дама в вязаной шали, вытянув голову, выискивала в толпе кого-то. Я даже догадываюсь, кого именно — меня.
— Как много сегодня магглов! — громко кричала миссис Уизли, внимательно поглядывая по сторонам. — Надеюсь, они не помешают пройти к платформе девять и три четверти!
Пока что всё происходит в лучших традициях Дамбигада. В каноне Хагрид ретировался, так и не сказав Гарри, как попасть на платформу, и когда мальчик чуть было не отчаялся, вдруг мимо него прошла толпа людей, которая громко обсуждала темы, связанные с магией, в месте, полном магглов, и несколько раз произносила слово «магглы», что зацепило слух Поттера. Разумеется, мальчик обратился к ним за помощью, а те очень любезно помогли ему, не забыв представиться. Потом и Рон стал лучшим другом, а Джинни женой… К тому же есть очень подозрительный момент. Цитирую слова миссис Уизли, обращенные к детям, дословно: «Платформа девять и три четверти — это сюда». Вопрос: зачем миссис Уизли напоминает детям направление к платформе, если она уже несколько лет как проводит их в школу, и за такое время они должны были наизусть выучить маршрут? Отдаёт спектаклем, причём весьма посредственным и ориентированным на наивного ребенка, который не увидит ничего подозрительного в такой случайной встрече.