Глава 1: Новое Начало в Аспен-Крик

Воздух здесь пах иначе. Не так, как в нашем старом, таком знакомом городе на побережье, где каждый кирпичик помнит мои детские секреты, а каждый ветерок шепчет истории о прошлом. Там воздух был морским, соленым, пах мокрой брусчаткой после дождя и цветущими вишнями весной. Здесь же, в Аспен-Крик, новом, раскинувшемся под бескрайним калифорнийским небом городе, воздух наполнен чем-то сухим, пыльным, солнечным, с легким привкусом цветущих жасминов, нагретого асфальта и, иногда, отдаленным шумом прибоя, если ветер подует правильно. Он незнакомый, немного волнующий, но в основном пугающий.

Мы с мамой, Мире, переезжаем. Опять. Уже в третий раз за последние пять лет. Мире – моя вселенная, мой якорь и мой главный двигатель. Она – женщина-стихия, всегда стремящаяся к большему, лучшему. Её карьера в сфере цифрового маркетинга, особенно в индустрии моды, становится для неё бесконечным полем для экспериментов и развития. Для меня же это синоним постоянных перемен и адаптации. Отца я никогда не знала, он уходит из нашей жизни ещё до того, как я научилась говорить, оставив после себя лишь несколько выцветших фотографий в старом альбоме и молчаливую грусть в глазах мамы. Мы только вдвоём, всегда вдвоём, и эта связь – моё самое ценное сокровище. Мама всегда говорит: "Мы – команда, Тиффани, и мы справимся со всем, что подкинет нам жизнь". Но сейчас, глядя в окно нашей новой, слишком просторной для нас двоих гостиной, я чувствую себя скорее одиноким игроком, высаженным на незнакомое, огромное поле.

Наш новый дом… он другой. Небольшой, но уютный двухэтажный коттедж в средиземноморском стиле, он стоит на тихой улочке, окруженной пышными зелеными газонами и цветущими кустами гибискуса ярко-красного и розового цвета. Стены внутри выкрашены в нейтральные, но теплые тона лаванды и персика, а из окон открывается вид на небольшой задний двор с раскидистым дубом, под которым так и хочется почитать книгу, спрятавшись от полуденного солнца. Дом полон еще нераспакованных коробок. Коробки с надписями "Кухня", "Гостиная", "Моя комната – книги", "Моя комната – одежда" – словно капсулы времени, хранящие обрывки моей прошлой жизни: старые учебники, которые я, возможно, никогда больше не открою; потрепанный плюшевый мишка, хранивший секреты десятка переездов; коллекция морских камешков, собранных на разных пляжах. Здесь пахнет свежей краской, новой мебелью из IKEA и какой-то незнакомой мне травой, нагретой солнцем. Каждый скрип пола кажется чужим, каждый шорох за окном – потенциальной угрозой, скрытой в обманчивой калифорнийской темноте.

Мире, как всегда, излучает неиссякаемый оптимизм. Её золотистые, чуть волнистые волосы, похожие на мои, всегда сияют, а глаза цвета лесного ореха искрятся энтузиазмом. На ней легкое летнее платье, и она выглядит так, словно готова покорить мир. "Тиффани, дорогая, это же прекрасная возможность! Новые горизонты, новые люди! Ты увидишь, тебе здесь понравится!" – щебечет она, расставляя на полке наши любимые фотографии в рамках: Мире с сияющей улыбкой на фоне океана, я, еще совсем маленькая, обнимающая огромную пушистую собаку, мы обе, неловко позирующие перед какой-то известной достопримечательностью. Она создает островки привычного хаоса среди новой, пугающей аккуратности. Я лишь молча киваю, пытаясь выдавить на лице подобие улыбки, которая, наверное, выглядит скорее как гримаса. Легко говорить, когда у тебя новая интересная работа, мама. А у меня? У меня новая школа.

Первый вечер проходит в распаковке самых необходимых вещей, заказе огромной пиццы с пепперони (наша традиция в день переезда) и бесконечных обещаниях мамы, что все будет хорошо. Я сижу в своей новой комнате, среди полупустых стен и еще не разобранных книг, и пытаюсь представить свое будущее. Моя комната довольно просторная, с большим окном, выходящим на улицу. Единственная мебель – кровать с простым деревянным изголовьем и тумбочка. Остальное пространство занимают коробки. Будут ли здесь девушки, которые любят те же книги, что и я – фэнтези, приключения, классические романы? Парни, с которыми можно будет посмеяться над глупыми шутками, не боясь быть осмеянной? Или я снова буду той, "новенькой", которая сидит одна за обедом, уткнувшись в телефон, чтобы не выглядеть слишком одинокой?

В голове крутятся сценарии, один хуже другого. Я всегда немного стеснительная, особенно в незнакомой обстановке, но стараюсь это скрывать за внешней невозмутимостью, этакой маской "мне все равно". Мой внутренний критик уже начинает свою работу, перечисляя все возможные социальные провалы, которые меня ждут: споткнусь в коридоре, скажу что-то глупое, не найду дорогу к своему шкафчику. "Расслабься, Тиффани", – шепчу я себе, пытаясь успокоить дрожащие руки. "Просто будь собой. Только для начала пойми, что это значит – быть собой в этом месте, где каждый взгляд кажется осуждающим".

Засыпаю я под непривычную тишину, изредка прерываемую шумом машин на далекой улице, совсем не похожим на привычный мне шум океанских волн. Завтра будет первый день в школе. Первый шаг в мою новую, совершенно неизвестную жизнь. И, черт возьми, я напугана до дрожи.

Глава 2: Первый День

Школа Аспен-Крик встаёт передо мной, как декорация из подросткового сериала, где все красивы, все враги, и никто не делает домашку. Два этажа красного кирпича, обвитых плющом, который, кажется, растёт только для того, чтобы скрывать graffiti вроде «Любовь убивает» и «Если ты читаешь это — ты одинок». Широкие стеклянные двери отражают утреннее солнце, будто приглашая войти в этот мир иллюзий. За углом — высохший фонтан с трещиной посередине. Метафора? Возможно.

Я стою у входа, с рюкзаком, который тянет вниз, как совесть после лжи, и с картой школы в руке — бумажный лабиринт, где кабинеты обозначены цифрами, а коридоры — зонами психологического давления. Мои пальцы сжимают листок так крепко, что по краям появляются мелкие складки, будто карта сама боится, что я её испорчу. Я медленно провожу ногтем по маршруту, пытаясь понять, куда идти, но стрелки сливаются, цифры плывут. В голове — шум. Я делаю шаг вперёд. Потом ещё один. Стопы будто прилипают к асфальту, как будто земля не хочет, чтобы я заходила внутрь.

— Эй, ты в порядке? Или уже решила, что лучше было бы упасть в океан, чем сюда?

Голос — звонкий, с хрипотцой, как будто его владелица только что сожгла дом, но не жалеет. Я резко поворачиваюсь, будто меня застали на месте преступления. Передо мной — девушка. Рыжие волосы, собранные в высокий хвост, будто факел бунта. Очки в толстой чёрной оправе, за которыми скрываются живые, зелёные глаза. На ней потёртая футболка с принтом: «Я не против, если ты против», джинсы с заплаткой на колене и кеды, на которых нарисованы миньоны с пистолетами и надписью «Я не банан».

— Я… пыталась понять, где кабинет 214, — говорю я, разжимая пальцы и показывая карту. Ладонь влажная. Я быстро вытираю её о джинсы, но уже поздно — на бумаге остаётся лёгкий след.

— О, это в другом крыле, — она хватает листок, быстро пробегает глазами. — Ты даже не в том здании. Это старое крыло. Здесь только история, биология и мистер Харрисон, который ненавидит всех, кто дышит. Особенно новеньких. Говорят, он уволил ученика за то, что тот зевнул на уроке. Сказал: «Если тебе скучно — умри молча».

— Серьёзно?

— Нет. Но он бы мог.

Я смеюсь. Настояще. Впервые за утро. И этот смех — как прорыв. Напряжение в плечах чуть ослабевает. Я провожу ладонью по волосам, поправляю прядь, которая всё утро выбивается из хвоста.

— Тиффани, — представляюсь. — Только что переехала.

— Мэри, — она протягивает руку. — Учусь здесь с седьмого класса. То есть, я уже прошла все стадии адаптации: шок, отчаяние, принятие и хронический цинизм.

— А ты не в списке тех, кого он ненавидит?

— Я в списке «тех, кого он ненавидит, но боится». Я однажды сказала, что его галстук выглядит как удавка, и он с тех пор меня избегает. Это мой маленький триумф.

Мы начинаем идти. Мои шаги сначала неуверенные, короткие, будто я пробую пол. Потом — длиннее. Я стараюсь идти в ногу с Мэри, но она двигается легко, почти прыгает, а я всё ещё чувствую себя как актёр, который впервые вышел на сцену и боится забыть текст. Я опускаю руку в карман, сжимаю телефон — мой талисман. Механическое движение. Успокаивающее.

Коридор широкий, с высокими потолками, где эхо от каждого шага отскакивает, как мяч. Стены выкрашены в тёплый бежевый, но кое-где — граффити, закрашенные, но всё ещё читающиеся: «Любовь убивает», «Я был здесь», «Клара — королева тьмы». Я провожу пальцем по одной из трещин в стене, будто читаю шифр. Мэри замечает.

— Не трогай. Говорят, если прикоснёшься к граффити — станешь частью легенды. А я не хочу, чтобы ты стала «той, что исчезла в стенах».

Я отдергиваю руку. Смеюсь, но с лёгкой дрожью в голосе.

— А ты веришь в эти байки?

— Нет. Но если они помогают не ходить в туалет в старом крыле — я за.

Мы поворачиваем за угол. Навстречу идёт группа парней. Один из них — высокий, с растрёпанными тёмными волосами, в кожаной куртке, которая явно не по погоде. Он смеётся, опершись на шкафчик, и его улыбка — как вспышка. Слишком яркая, чтобы быть настоящей.

Я замираю. Стопа зависает в воздухе на долю секунды, прежде чем коснуться пола. Мои плечи напрягаются. Я невольно поправляю рюкзак, будто он может спрятать меня. Мэри замечает мою реакцию.

— А это? — шепчу я, не отводя глаз.

— А, это Ной, — Мэри смотрит на него с лёгким раздражением. — Тот, кто думает, что может улыбнуться — и весь мир остановится. Он ведёт сторис каждые десять минут. Даже, наверное, когда чистит зубы. Говорят, у него миллион подписчиков. Или он просто накручивает. Как и свою репутацию.

Ной замечает нас. Его взгляд скользит по мне. На секунду задерживается. Потом он кивает Мэри, как будто я — просто фон.

— Привет, Мэри, — говорит он, голос низкий, чуть хриплый. — Это новенькая?

— Тиффани, — представляюсь я, чувствуя, как щёки слегка горят. Я делаю шаг вперёд, выпрямляю спину, будто хочу казаться выше, увереннее. Но голос звучит тише, чем хотелось бы.

— Добро пожаловать в Аспен-Крик, — улыбается он. — Надеюсь, ты не боишься призраков. Говорят, в старом крыле по ночам ходит учитель географии, которого уволили за то, что он пытался научить нас по звёздам. А потом начал строить пирамиду из учебников.

— Я больше боюсь опоздать на урок, — отвечаю я, делая ещё один шаг, уже в сторону нужного крыла. Мои пальцы снова тянутся к карману. Я ловлю себя на этом и опускаю руку.

— Тогда беги, — говорит он. — А то мистер Харрисон съест тебя заживо. Он особенно голоден по понедельникам. Говорят, он питается страхом и неподписанными дневниками.

Мы идём дальше. Я оглядываюсь. Ной уже снова смеётся с друзьями, снимая что-то на телефон. Я медленно выдыхаю, будто только сейчас поняла, что задерживала дыхание. Плечи опускаются. Я провожу рукой по лицу, стирая остатки напряжения.

— Он… странный, — говорю я, стараясь говорить ровно.

— Все здесь странные, — отвечает Мэри. — Просто он умеет это красиво подать. Не верь тому, что видишь. Здесь все играют. Кто-то — лучше, кто-то — хуже.

Загрузка...