Настя пробуждалась медленно, словно из густого тумана. Сначала лишь ледяное прикосновение к щеке, мимолетное и странное. Затем – резкий обрыв сновидений, словно кто-то грубо оборвал нить волшебного повествования. Она судорожно сжала веки, отчаянно пытаясь нырнуть обратно в теплую, манящую тьму сна, но невидимая преграда держала ее на поверхности. Воздух… он был чужим. Не тот уютный, домашний аромат, к которому она привыкла. Этот запах был стерильным, отстраненным.
Веки дрогнули и распахнулись. Потолок. Белый, безупречно ровный, до оскомины скучный. Как в безликом номере отеля. Или… в палате больницы, где гаснут последние надежды? Нет, это была их спальня. Но что-то неуловимо изменилось, словно кто-то подменил декорации.
Настя приподнялась на локтях, и по спине пробежала предательская дрожь. Все предметы были на своих местах – массивная кровать с коваными спинками, любимая прикроватная тумбочка Антона с его вечной стопкой книг, светлый комод у стены, хранящий их общие тайны. Но ощущение глубокой, фундаментальной неправильности пронизывало все вокруг, словно фальшивая нота в стройной мелодии. Комната казалась скопированной чьей-то дрожащей рукой, воспроизведенной по памяти – близко к оригиналу, но абсолютно лишенной души, того невидимого тепла, которым был наполнен их настоящий дом.
Она часто заморгала, пытаясь стряхнуть это липкое, тревожное чувство. Может быть, она все еще пленница сна? Может, стоит лишь сильнее зажмуриться, и кошмар отступит?
Сбоку донеслось сонное, размеренное дыхание. Антон. Он лежал на боку, свернувшись калачиком, его лицо, обычно оживленное и ироничное, сейчас казалось безмятежным. Настя впилась взглядом в его родные черты – коротко стриженные темные волосы, едва заметная щетина, чуть заострившийся нос, карие глаза, скрытые за сомкнутыми веками, хранящие свои собственные, неведомые сны. Это был ее Антон, такой знакомый и такой далекий одновременно. Настоящий. Ее опора.
Она осторожно коснулась его плеча, чувствуя под пальцами тепло его кожи.
— Антон… проснись, пожалуйста.
Он нехотя пошевелился, издал невнятное бормотание, словно протестуя против вторжения в его сонный мир, и медленно открыл глаза. В первый момент в них плескалась лишь сонная растерянность. Затем взгляд его скользнул по комнате, цепляясь за знакомые очертания, но не находя в них привычного тепла.
— Мм… который час? — пробормотал он хрипло, все еще погруженный в остатки сна.
— Я не знаю...
Он медленно сел, потер ладонями лицо, словно пытаясь прогнать остатки дремоты. И лишь спустя мучительно долгие секунды замер, его взгляд стал острым и настороженным, отражая то же самое сосущее чувство тревоги, которое терзало Настю.
— Что… за…? — выдохнул он, и этот вопрос эхом отразился от странно молчаливых стен.
Он обвел взглядом комнату, и Настя увидела, как в его глазах зарождается то же самое ледяное недоумение, что сковало и ее – напряжение, смутная тревога, абсолютное неверие в происходящее.
— Что-то не так, — наконец произнес он, и его голос звучал приглушенно, словно он боялся нарушить зловещую тишину. Настя молча кивнула, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой, болезненный узел.
— Похоже… это наш дом. Но будто… выцветшая копия. Без красок, без запаха… без нас... - вслух размышлял он.
Антон резко поднялся с кровати, его движения стали резкими и нервными. Он прошелся по комнате, словно зверь в клетке, открыл дверцы шкафа, заглянул под кровать, словно надеясь найти там объяснение этой пугающей аномалии. Все вещи были на своих местах – их одежда висела ровными рядами, коробки с памятными мелочами пылились под кроватью. Но что-то неуловимо изменилось. Даже прикосновение к любимой шелковой блузке Насти вызывало странное, отстраненное ощущение. Даже воздух казался… чужим, безжизненным.
Настя подошла к окну, дрожащей рукой отдернула плотную занавеску, словно открывая дверь в неизвестность.
Улица. Их улица. Знакомые очертания домов напротив, покосившийся забор соседа, старая липа, под которой они любили сидеть летними вечерами. Все было на месте. Но свет… свет был мертвым. Он не играл на листьях, не отражался в окнах. Он просто ровно заливал все вокруг бледной, выцветшей пеленой. И все вокруг было застывшим, неестественно неподвижным.
— Ни одного человека, — прошептала она, и ее голос сорвался. — Ни машин. Ни птиц. Даже ветра не слышно.
Антон подошел к ней, его лицо стало серьезным, сосредоточенным. Он осторожно постучал пальцем по холодному стеклу.
— Это не сон.
— Что происходит? - шепнула она.
Он повернулся к ней, и в его глазах она увидела отражение собственного страха, но и твердую решимость разобраться в происходящем.
— Я чувствую себя слишком ясно. Слишком… живо. Во сне я всегда будто сквозь толщу воды. Все размыто, нечетко. А тут… — он запнулся, не находя слов, чтобы описать это гнетущее ощущение реальности, которая вдруг стала нереальной. — Здесь что-то не так, Настя. Очень не так.
Настя шагнула к нему и крепко взяла его за руку, ища в его прикосновении опору, спасение.
— Я думала… это просто кошмар. Что проснусь – и все это безумие исчезнет.
— А может, и исчезнет. Надеюсь... — тихо произнес Антон, сжимая ее ладонь в ответ.
Они стояли у окна, два силуэта на фоне этого странного, безлюдного утра, всматриваясь в чужой, пустой мир, который знал их дом, но, казалось, совершенно не знал их самих. И в этой зловещей тишине каждый из них чувствовал, как ледяной ужас медленно, но верно сковывает их сердца.
Антон уставился на тумбочку, словно пытаясь выжать из нее ответ на мучительный вопрос:
- Который час?
Взгляд Насти скользнул следом. Электронные цифры на застывшем циферблате безжизненно показывали 06:17. Секунды предательски замерли, отказываясь отсчитывать ускользающее время.
- Часы стоят... – прошептала Настя, и ее голос дрогнул, словно тонкая льдинка. – Батарейки?
Антон покачал головой, его лицо омрачилось тревогой.
- Нет, я сам их менял вчера вечером. Они всегда шли как швейцарские.
Он подошел к тумбочке, взял часы в ладони, перевернул, легонько стукнул по гладкому корпусу. В ответ – мертвая тишина. Ни намека на оживление.
За окном царил странный, густой полумрак. Не глубокая полночь, но и далеко не предрассветная дымка. Сумрак обволакивал все вокруг, словно мир застыл в бесконечной предрассветной минуте, лишенной всякой надежды на восход. Свет рассеивался мутно-серым покрывалом, стирая все тени и блики, погружая реальность в какую-то бесцветную пустоту.
Улица за окном казалась вымершей декорацией. Фонарные столбы угрюмо возвышались вдоль тротуаров, но их стеклянные глаза оставались темными и безжизненными. Деревья стояли неподвижно, словно их сковали невидимыми цепями, ни один лист не шелохнулся в несуществующем ветре.
- Это… не может быть реальностью – пробормотал Антон, его голос звучал глухо и неуверенно. – Похоже на жуткие декорации к плохому спектаклю.
С усилием, словно преодолевая невидимое сопротивление, он распахнул оконную раму. Дерево скрипнуло, протестуя против вторжения. В лицо ударил волной ледяной воздух, тяжелый и затхлый, несущий с собой запах влажной пыли и плесени, как из заброшенного подвала.
- Может быть… это что-то вроде сна наяву? – осторожно предположила Настя, ее глаза были полны растерянности. – Коллективное сновидение? Какой-то массовый психоз?
В последнее время она часто погружалась в чтение статей на подобные темы, и теперь эти знания всплывали на поверхность, окрашивая происходящее оттенком зловещей вероятности.
- Мы вдвоем сходим с ума одновременно? Это маловероятно – ответил Антон, обводя взглядом комнату, словно пытаясь найти в привычных очертаниях хоть какое-то объяснение происходящему.
Настя сглотнула, чувствуя, как в горле пересохло от необъяснимого ужаса. Она снова огляделась. Комната оставалась той же – стены, знакомая картина с сонными соснами над старым комодом. Все было… на месте, до боли узнаваемо, но в то же время чужим, неправильным. Словно кто-то скрупулезно воссоздал детали их жизни, но забыл вдохнуть в них душу.
-Ладно – Антон глубоко вздохнул, пытаясь унять нарастающую тревогу. – Надо проверить, что там, снаружи. Здесь мы точно не найдем ответов.
Все вокруг казалось ненастоящим, эфемерным. Кто-то или что-то безжалостно бросило их в этот странный мир, не оставив ни малейшей подсказки, что делать дальше. Антон чувствовал, как его психика протестует, а сердце бешено колотится в груди, сигнализируя об опасности, но он изо всех сил старался сохранять самообладание, больше беспокоясь о хрупком состоянии Насти.
Они вышли в коридор. Тот же самый – длинный и узкий, с мягким светло-серым ковром под ногами и старой вешалкой у входной двери, на которой висела их привычная одежда. Обои, на которых когда-то Настя старательно закрашивала царапину от велосипеда, теперь выглядели идеально чистыми. Слишком чистыми.
- Помнишь пятно здесь? – она указала дрожащим пальцем на участок стены. – Я замазывала его краской, но все равно оставался еле заметный след.
- Его нет – подтвердил Антон, его взгляд скользнул по безупречной поверхности. – Словно кто-то тщательно стер все наши следы.
Настя замедлила шаг, ее лицо исказилось от нарастающего беспокойства.
- Ты это слышишь?
- Что? – переспросил Антон, настороженно оглядываясь.
- Тишину. Абсолютную. Даже собственное сердце будто боится стучать.
Он прислушался, и ледяной ужас сковал его изнутри. Ни скрипа половиц под ногами, ни приглушенных звуков с улицы, которые обычно сопровождали их жизнь. Только собственное сбивчивое дыхание и тихие шаги. Все звуки казались приглушенными, словно доносились издалека, через толстую ватную прослойку.
Они надели обувь. Настя натянула свои старые серые кроссовки, Антон обулся в ботинки, которые привычно стояли у входа. Все лежало на своих местах, но не хранило тепла привычного быта, казалось чужим и холодным.
Дверная ручка под пальцами оказалась ледяной. Поворот ключа в замке дался с неожиданным усилием, словно механизм сопротивлялся их попытке вырваться наружу. Когда дверь наконец открылась, в лицо ударил порыв воздуха – тяжёлый, затхлый, пропитанный запахом мокрого железа и увядания, словно они шагнули в склеп.
Снаружи их встретила та же улица, но преображенная до неузнаваемости. Дома угрюмо высились по обеим сторонам, но их окна зияли черными провалами, словно пустые глазницы черепов. Асфальт под ногами выглядел влажным, но ни капли дождя не упало с безнадежно серого неба.
Они вышли на крыльцо. Трава, обычно изумрудно-зеленая, теперь имела болезненный желто-серый оттенок, местами пожухлая и безжизненная, словно пережила ядерную зиму. Впереди простирались ряды домов, погруженных в зловещую темноту, ни в одном окне не горел свет.
Настя посмотрела налево. Вдалеке густой туман медленно клубился, словно живое существо, скрадывая очертания улицы. Дальше двухсот метров все растворялось в этой зловещей серой дымке, поглощающей реальность.
- Мы… точно дома? – еле слышно прошептала она, ее голос дрожал от подступающего отчаяния.
Нет – твердо ответил Антон, его лицо оставалось напряженным, но в глазах появилась решимость. – - Это не наш дом. Это… какая-то жуткая копия. Пустая оболочка.