На пьесу, из которой я взяла название, не так много отсылок: собственно, имя героини (итальянский вариант имени Аннабель, но это ради повторения того же с Мэри-Марией, ради чего, собственно, все и затевалось), несколько прямых цитат из экранизации ‘71 года и искаженный общий концепт.
Сознательный ООС, да.
Безвинен же тот, кто слышит пресветлый напев соловья,
будь даже сей человек убийцей отца своего и матери.
Густав Майринк, «Вальпургиева ночь»
В первый раз он увидел ее в переходе, в прогалине тьмы между двумя слишком широко отстоящими друг от друга фонарями. Темный силуэт на фоне зеленого стекла, скрещенные стройные ноги, маска кролика с одним на четверть отбитым ухом — проститутка, голодная до «Адама», решил он. Огонек, запалив сигарету, на мгновение осветил ее лицо: голые губы, бледная кожа, темный, почти черный бархат маски. Их взгляды встретились, и он отвел глаза.
Вокруг этой женщины должно быть столько художников, подумал он, уверенный, что сам-то забудет ее через несколько минут.
И все же, она была создана позировать для портретов.
Второй раз он увидел ее за покерным столом, и фишки крутились меж ее пальцев, текучие, как вода. По крайней мере, в тот вечер он больше не мог играть.
В сине-зеленом Восторге она бросалась в глаза, раня взгляд.
Черные туфли, черные перчатки, все остальное: платье, болеро, небрежно накинутое на плечи — переливы от темно-красного до тяжелого багрового. Винного цвета лента на шее — точно смертельная рана. Всего на тон светлее черного, бордовая маска скрадывала лицо, открывая только карминовые губы. Она поднесла к ним сигарету, оторвав ту от рта уже запятнанной помадой.
И он подумал, что скорее хочет коснуться испачканного фильтра, нежели самых этих хищных губ.
Она поднялась из-за стола, ни жестом, ни словом не давая приказа следовать за нею, и в то же время он услышал ее зов так ясно, будто она прокричала его ему в лицо. Она убегала. Он преследовал. Один закоулок, другой, третий. Они остановились, только забредя в пустынный переход. Гул воды за толстым стеклом слышался в нем, подобный гулу крови в голове.
Он был уверен, что они закончат эту ночь в постели. Так или иначе. Молча и по-животному или чутко, почти романтично: так, как он почти забыл… но готов быть вспомнить.
— Как тебя зовут?
— Анабелла.
Итальянское имя, но волосы у нее были золотые, цвета первосортного масла и американской мечты. Он упер руку в стекло у ее головы, чтобы она не могла ускользнуть слишком легко, и наэлектризованный волосок, поднявшийся от ее виска, защекотал его запястье.
— Это настоящее имя?
— Такое же настоящее, как все остальное во мне. — Она медленным движением скинула с плеча светлую прядь — наверняка крашеную «под Жасмин Джолин». — Почему Вы следовали за мной? Ищете женщину?
— Да, — в какой-то мере так и было. — но не Вас.
— Вот это почти обидно прозвучало.
Она повернулась к нему спиной. Каблуки стучали по металлу пола, единственные звуки в гулкой тишине, что громче дыхания, громче глухого шума воды, сжимающей каждый коридор Восторга в душащих объятиях.
— Я имею в виду… Ищу, но это часть моей работы. Я частный детектив.
Он показал ей визитку: картонный уголок едва не коснулся голой кожи в вырезе на спине. Она обернулась через плечо:
— Частный детектив? Вы много знаете о преступлениях, мистер Девитт, я полагаю.
Она двигалась только для того, чтобы производить шум: шелест платья, когда перчатки задевали натянутую на бедрах ткань, цоканье каблуков. Точно так заявляла о себе, как если бы иначе чувствовала себя пустым местом.
— Так почему я? Похожа на Вашу бывшую? — Она достала сигарету и прикурила, щелкнув пальцами. — Будущую?
— Смелый флирт для такого краткого знакомства.
Она видела, как на его лицо возвращается хладнокровие. Только что он смотрел на нее, точно никак не мог отойти от падения с высоты, и вот уже исследует ее лицо, словно намеревается составлять фоторобот.
— Предполагаю, что Вы знаете много женщин, мисс. И не только подобных себе. И знаете еще больше мужчин, которые знают женщин.
Это должно было прозвучать как оскорбление. Или как нечто, что могло бы им быть, но, благодаря тону голоса, не стало. Однако эти слова звучали, как щелчок, с которым в потайном ящике открывается второе дно.
— Я могла бы устроить Вам тот же тур, что и всем моим клиентам, но сомневаюсь, что это предел Ваших мечтаний.
— Я полагаю, ночь с красавицей — мечта многих.
— Это не то, что мои клиенты получают. — Она отвела глаза. — Хотя, кажется, долгий сон Вам не помешал бы.
Ему казалось, что он видит ее насквозь… Нет, знает всю жизнь — по крайней мере, давным-давно. Анабелла выглядела как женщина, полностью удовлетворявшая его вкусам, разве что несколько излишне развязная. Но и это будто бы — по соглашению с ним и для его увеселения. Просишь же ты порой жену надеть с тобой наедине что-то совершенно неприлично открытое?
Вот только они стояли в коридоре. На улице, если пользоваться терминологией мира наверху. В общественном месте, где каждый мог прервать их уединение в любую минуту.
— Я не привык верить в случайности. И когда они случаются, предпочитаю превращать их в закономерность. Я вижу Вас тут и там. Вы знаете больше, чем хотите говорить.
Она засмеялась.
— Вы зажали меня в угол, мистер Девитт.
И не сказать, чтобы солгала в этом. Они сделали всего несколько шагов в узком коридоре, объятые толщей стекла, толщей воды, но вот он оказался почти вплотную к ней, так близки, что они чувствовали тепло дыхания друг друга в выстуженном отростке коридора.
— В конце концов, мне бы пригодилась… секретарша.
— О, я способна на куда большее, чем это.
— Не сомневаюсь.
Она приподняла его подбородок мизинцем.
В следующий раз он увидел ее через несколько дней. И, холодея, понял он, ключевое слово здесь было «увидел». Когда он направился к ней широкими шагами, Анабелла даже не шелохнулась. Маска все еще скрывала половину ее лица, однако, по крайней мере, губы не дрогнули, когда Букер приблизился к ней. Немного надо мужчине, как считается, чтобы влюбиться в привлекательную женщину. Должно быть, так многие полагали.
— Не выглядите Вы как любитель парков, мистер детектив, — сказала она, усмехаясь.
Они стояли перед витриной «Помышление Восторга» и, судя по всему, никому не мешали.
— Кто послал Вас следить за мной?
— Все-то Вам скажи, мистер детектив. А как же маленькие секреты, которые следует иметь любой женщине?
Он схватил ее за руку повыше локтя и потащил за собой в ближайший проулок потемнее. Анабелла не испугалась. И не растаяла, впрочем, тоже — хотя именно это, как правило, ожидается от привлекательных женщин, которых посылают, чтобы моментально влюбить в себя угрюмых детективов.
— Не надо угрожать мне, мистер Девитт, когда мы можем договориться.
Он не прижимал ее к стене, но Анабелла сама откинулась на толстое стекло, чувствуя голыми лопатками холод и вибрирующий гул воды.
— Мне нужно, чтобы Вы помогли мне с одним делом. Боюсь, мне больше не к кому обратиться.
Он с вниманием наклонил голову.
— Нужно кое-кого убрать. Убить.
— Я таким не занимаюсь.
— Больше? Теперь Вы ищете пропавших девушек. Достойное занятие.
Она подняла колено, намереваясь коснуться его ноги развязным, игривым движением, так что Букеру пришлось шлепнуть ее — ладонь пришлась на голую кожу, туда, где подол уже закончился.
— Не стропьтивтесь. Ваш капитал ушел в минус, а те деньги, что Вы получите и с этого дела, и с моего, можно будет проигрывать целый месяц. При вашей-то неудаче.
Он размышлял еще добрую минуту. Наверное, он мог справиться без нее. Наверное, даже если он попросит ее поспрашивать «девочек» из ее круга, это может ни к чему не привести. Но время поджимало, Букер уже продал часы, чтобы иметь довольствие на эту неделю. И он знал, что деньги улетят гораздо быстрее.
И потом, в Анабелле чувствовалось что-то неуловимо располагающее, неуловимо знакомое, да и привлекательная она была, что греха таить. Букер задумался, каковы риски конкретно для него — Анабелла сама за себя отвечала, он надеялся, что она понимает, рядом с ним ее риск умереть возрастает десятикратно.
Он махнул рукой, и они вернулись в парк развлечений. Там, скрываясь за гомоном толпы, он объяснил.
— Ее зовут Энжела, ей двадцать два года. Побег из дома, отец безутешен. В анамнезе алкоголь, наркотики, связи с сомнительными парнями.
— Ну и что ты думаешь?
— Думаю, что она, скорее всего, начала свой путь с человеком, которого хорошо знала, затем оказалась в малознакомой компании — и вот результат, сидит, наверное, сейчас где-то в доках. Хорошо, если не загнулась еще от голода.
— Девочки, которым не подфартило в Восторге, оказываются где-то там же, где и я. Ниже, если у них принципов побольше.
Он смотрел на нее, не понимая, к чему она ведет, и Анабелла гордо вскинула голову.
— Я не шлюха, как ты мог подумать. — Она облокотилась на край парапета, глядя на то, как внизу волнуется людское море. Здесь, где до настоящего океана было рукой подать, в буквальном смысле, мало кто скучал по теплоходным круизам и крутым романтическим мостам. — Когда ты растешь в такой семье, как моя, сначала ты думаешь, что из тебя получится чертовски умненькая девочка. Родители потратились на твое образование, ты знаешь французский и слушаешь папочку. А потом что-нибудь случается. Неверный выбор.
— Мужчина.
— Да, мужчина, но он только проводник. Не больше, чем твой личный Вергилий на пути к осознанию, что ты дура и с этим ничего не поделаешь. И когда ты отплачешь по своей мечте о том, что у тебя в голове рано или поздно заведется что-то стоящее, вот тогда для тебя становится важно только то, с кем ты хочешь переспать, а с кем нет.
— Всегда полагал, что это называется «самоуважение». Не все располагают такой роскошью.
— Мне не повезло, у меня его больше, чем надо. — Анабелла выпрямилась. — У Энжелы, скорее всего, его и не было. Но на чьей ты стороне?
— Я делаю свою работу, а не выбираю сторону.
Анабелла ответила смешком, отворачиваясь. «Стало быть, служишь тому, кто больше заплатит,» — читалось в ее взгляде, пока она его не отвела. Букер догадывался, что она собиралась сказать, но она промолчала. А отвечать на то, что не произнесено вслух, было бы глупо.
Тонкие доски пола завибрировали, толпа распахнулась, давая проход Большому папочке и семенящей подле Маленькой сестричке. Кто-то взирал на них с ужасом, кто-то с благоговением — перед свидетельством технического прогресса Восторга. Анабелла прижалась к Букеру, чтобы Большой Папочка не отдавил ей ноги. Почти повисла у него на шее, заглядывая в лицо. А затем отпрянула, точно не произошло ничего из ряда вон выходящего.
— Где мы встретимся в следующий раз?
— Почему бы не здесь же? У витрины «Помышление Восторга»... или «Познание глубин».
Просто поразительно, как ее алое платье столь скоро и совершенно бесследно терялось в толпе.
Вскоре он получил от нее записку, где было указано время их встречи. То, что это именно Анабелла подает знак, Букер не сомневался: какая еще женщина будет ему писать, а потом оставлять отпечаток красной помады на бумаге? Он с трудом мог вспомнить хоть одну из своих прежних подружек, их имена и лица расплывались, словно вертясь на карусели, но точно ни с одной из них Букер не расстался по-хорошему. Смутное ощущение иногда надежнее точного воспоминания, уж он это знал.
Но когда Букер явился на место, Анабеллы там не оказалось. Он дважды обошел парк, однако ни единого всполоха алого платья и золотых волос — по крайней мере, настолько нагло-алого и настолько солнечно-золотого.
Он все-таки обнаружил свою информантку: она охмуряла какого-то снулого типа. Красотой он не блистал, да и умом, кажется, тоже не превосходил среднюю обезьяну. Однако пальцы Анабеллы игриво шагали по плечу хмыря туда-сюда.
Букер не стал дожидаться, пока спектакль перед его глазами перейдет к финальному акту. Да и не хотел он смотреть. Подойдя, взял Анабеллу за локоть и потащил прочь, точно имел на нее больше прав, чем она сама ему вручила вместе с данным недавно словом: обещанием «поспрашивать».
— Ах, мистер детектив, какой Вы способный — нашли меня! — Огрызнулась Анабелла, когда толпа облекла их с обеих сторон гомонящим морем. — Разрушили мне дело. Не думайте, что я богаче Вас.
Он не выглядел смущенным ее гневом, и Анабелла потеплела. Почти интимно хлопнула Букера по плечу.
— Бросьте дуться. Я принесла интересные истории, мистер детектив.
Она запустила руку за пазуху, хотя, видит Бог, немного можно было там спрятать, и достала сложенный вчетверо листок бумаги. Тот был еще теплый, когда Букер взял его в руки, и мятый, вынужденный лежать точнехонько в одной из чашечек бюстгальтера Анабеллы.
— Изрядно, мисс. — Действительно, у кого бы Анабелла ни спрашивала, ее улов превосходил все ожидания Букера. Оставалось только карту нарисовать. — Кажется, мне стоит поторопиться.
Он принялся протискиваться через праздную толпу к дверям парка. Его ждал поезд Атлантического экспресса — мчащий далеко, вдаль и вниз. В те отдаленные уголки Восторга, где не собирались достойные джентльмены. Он знал эти трущобы, как свои пять пальцев… регулярно бывая там, как изрядно недостойный джентльмен.
— Я иду с Вами.
— Нет. Я привык разбираться во всем один.
— Бросьте. Со спутницей веселей… не говоря о том, что та может пригодиться.
Он просто не мог от нее отделаться, не прибегая к грубости.
За время пути Анабелла объяснила Букеру, в чем же в точности состояла ее работа. Да, куртизанкой она не была. Только приманкой: как только клиент оказывался на крючке, Анабелла делала вид, что она, спьяну и от вздорности характера, внезапно меняла свои планы на вечер. И тотчас за ее спиной образовывались два мордоворота. Старшие братишки. «Не стоит так с честной девушкой разговаривать, мистер,» — и все такое. Иногда, если клиент ей нравился, и она не хотела, чтобы его оставляли с разбитым носом или парой переломанных ребер, Анабелла все-таки с ним уединялась. Усыпляла — у нее были средства наготове на этот случай — обшаривала карманы и исчезала во тьме. Но ей давно никто не нравился настолько, чтобы просто переспать, хотя бы и за деньги.
— Самоуважение тебя, смотрю, крепко держит. — Хмыкнул Букер, дослушав эту исповедь.
— Разве можно выбрать, кого полюбишь? — Анабелла прижалась виском к окну вагона. — Все в деснице Божьей.
— Я думаю, все в наших руках.
Они вышли на железнодорожной станции, и Анабелла поежилась, явно раскаиваясь. Место было темное, с редкостно спертым затхлым воздухом. Здесь обреталось много банд, и, чтобы избежать покушений, когда убийца ползал по вентиляции с пистолетом наготове, многие заделывали воздуховоды, полагая себя дальновидными и предусмотрительными. Ходил слух не об одном capo, забаррикадировавшемся на квартире, которого через сутки находили мертвым. Глупая смерть, что, как полагал Букер, худшая из судеб.
— Держитесь рядом, если не хотите потеряться. И пострадать. — сказал он, обернувшись на Анабеллу. Она поспешила за ним, стуча каблуками по жести пола.
Они спустились в черную трубку коридора, освещенную только мерцавшими вдали огнями Восторга. Лампы в самом переходе кто-то давно поразбивал. Подслеповатая огромная рыба ткнулась мордой в стекло и грузно заскользила поверх коридора на другую сторону, чиркая брюхом об огромный стеклянный тубус.
— Стоит только подождать, и этот город покроет ржавчина. — Сказал Букер, провожая ее взглядом. — Разложение поднимается снизу вверх, как гангрена.
— В этом городе мало огня, — Анабелла щелкнула пальцами, закуривая. — Я почти все время мерзну.
— Этот город кажется таким веселым... Не обольщайся, будто это искренне. Все так отчаянно веселятся, чтобы забыть о смерти. — Он приложил руку к холодному стеклу. — Никто не уверен в том, что случайность, авария, ошибка в расчетах не обрушит именно тот коридор, по которому ты идешь. Поэтому все и пьянствуют с таким отчаянием, и ищут женщин и мужчин, точно на том свете им выставят счет именно за это.
Анабелла бросила окурок на пол, придавила каблуком, и тот, шипя, провалился под сетчатый пол.
— Не говори, как проповедник. Тебе не идет.
Пол здесь был испещрен дырами, точно швейцарский сыр. Журчала бегущая по второму дну вода, а в воздух поднимались густые клубы пара. Чем дальше от станции и ближе к жилым помещениям — тем непроницаемей и жарче он становился. У лифта Букер остановил свою спутницу, взяв за плечо.
— Там может быть опасно даже для такой бойкой леди, как ты. — Она дернула плечом, и ему пришлось стиснуть пальцы крепче. — Ты мне не веришь?
— Ну, это ведь не церковная догма.
— Анабелла, ждите меня здесь.
— Ах, ну конечно. Спутницы, то есть, свидетели, Вам не нужны.
Ее глаза блеснули под маской дьявольским огоньком, и она растворилась в клубах пара.