— Я женщина, Денис! Жен-щи-на! — Карина пьяно ухмыльнулась, покрутила в воздухе пальцем, формулируя мысль. — Женщина со своими… э… ну подскажи, ты же всегда кичился своим умом!
— Со своими потребностями? — предположил я, изучая супругу так, словно на барном стуле устроилась не женщина, с которой мы вместе уже два года, а постель делим и того дольше, а незнакомая хабалистая баба.
— Как грубо, — скривилась Карина и замолчала, сведя брови у переносицы в попытке сформулировать мысль. После чего гордо вскинула голову: — Потребности у животных, Денис! А я создание одухотв… твар… — язык заплетался, хотя сильно пьяной она не была.
— Одухотворенное, понял, — сказал я равнодушно.
— Ничего ты не понял! — Карина залпом допила «Маргариту» и закричала, потрясая коктейльным бокалом: — Хей! Мэй ай хэв уан мо плиз?
— Йес, ю мэй, — кивнул я, добил шот виски и снова его наполнил. Благо бутылку бармен оставил возле меня.
— Да, одухот… воренное! И у меня есть желания!
Желания… Это я уже понял — Карина на сто процентов состояла из желаний. Хочу то, котик, хочу это. Котик, бурля тестостероном, бежал выполнять; тогда казалось, что эта иллюзия и есть настоящее, а я не дойный олень, а рыцарь, совершающий подвиги ради дамы сердца.
Вот и сюда, на тропический остров, мы приехали, потому что Карине захотелось. Ладно бы еще вдвоем, романтика, все дела, ради этого можно было бы и смириться с недовольством начальства из-за моего очередного отпуска за свой счет. Я нутром чувствовал, что хожу по краю и, несмотря на всю мою ценность, терпение шефа скоро лопнет, после чего он отправит меня на мороз, и хорошо, если по собственному.
Но мы приехали не одни. Честно, даже с тещей путешествовать было бы лучше, чем так — с группой саморазвития личности «Возвышение». Месяца три назад Карина подсела на эту тему, нашла в сети какого-то гуру Еремея, космоэнергета и магистра всяческих энергоинформационных воздействий. Бред полный, но дорогой. С этим Еремеем и его «Возвышением» деньги из моего кармана потекли в черную дыру прямо-таки с космической скоростью.
— Ну и чего ты молчишь, Рокотов?!
О, начинается. Если Карина принялась называть меня по фамилии, дело плохо — и секса сегодня точно не будет. Да и черт с ней, Рубикон перейден, сейчас уже ничего не исправишь. Карина умело дрессировала меня и никогда не мирилась в день ссоры. Вроде как я должен сначала осознать, что могу потерять такое сокровище, затем попросить прощения, а потом она подумает. Плохо одно — раньше я не понимал или старался не замечать манипуляций, а теперь появилось ощущение, что вижу ее приемы насквозь. А может, она просто получила от меня все, что хотела: прописку, работу, машину, оплату за учебу на факультете международных отношений, — и я настолько утратил ценность, что и стараться больше не требовалось. Появился более приоритетный мужчина — одухотворенный Еремей.
Но от этого не легче. Напротив, зло берет за то, что я променял настоящее на пустышку.
Я посмотрел на Карину, кивнул вопрошающе:
— Так ты доведи мысль-то до конца. То, что ты женщина, новость, конечно, шокирующая, но ожидаемая. И то, что у тебя есть желания и потребности, тоже. В чем идея-то? Что ты хотела сказать?
— Что ты должен уважать мои интересы! Да, они у меня тоже есть! Ты авторитарен, давишь, у меня ощущение, что я проживаю чужую жизнь!
— Значит, это нужно исправить? — проговорил я серьезно и чуть подался навстречу, она раскрыла рот, растерянно заморгала — впервые ссора пошла не по ее сценарию.
А поскольку лишаться насиженного места страшно, Карина быстренько сменила тему:
— Ты живешь в прошлом веке, Рокотов, в наше время — век равноправия! У женщины такие же права и возможности, как у мужчины, понятно? И если я поцеловала гуру Еремея, то только потому, что мне! Этого! Захотелось!
Ну да, с поцелуя все и началось. Гуру оказался мужик не промах, устроил сеанс групповых обнимашек. Я в этом участвовать отказался, прилег рядом в шезлонге и наблюдал за тем, как человек двадцать повернутых, облаченных в купальники, сначала переобнимались, потом начали целоваться. Кто в щечку, кто — чмокая в губы. Карина, кривясь, провела ритуал со всеми, а к гуру Еремею прямо присосалась, как изголодавшийся вампир к вожделенной аорте. Уверен, без языков не обошлось.
С глаз будто сорвали пелену, и я почувствовал, что рога на моей голове не просто проклевываются, а уже начали ветвиться.
Довольно!
Истерить я не стал, тем более при всех. Притащил Карину в бар, чтобы прояснить, что это было и как к этому относиться. Предложение «уважать ее интересы» понимания у меня не нашло.
— Послушай, Карина… — ласково начал я. — Еще один такой закидон, заблокирую карту и подам на развод. А твоему гуру Еремею рыло начищу.
Моя непривычная реакция шокировала Карину, и она надолго ушла в себя. Пока она думала, я огляделся.
Бар находился прямо в бассейне, в самом его центре — островок, где ручьями лился алкоголь. Люди, попивая коктейли и покуривая сигары, знакомились друг с другом.
Все остальные бассейны закрывались с наступлением темноты, но этот, во «взрослой зоне», и еще один, который в ночном клубе, работали круглосуточно, здесь бдели охрана, медики и спасатели, чтобы пьяные посетители не начали буянить и не утонули.
Новая жизнь началась не так радостно, как закончились проводы старой. Дешевый алкоголь оказался не лучшего качества, и я проснулся… или не проснулся в состоянии измененного сознания (гуру обзавидовался бы), с пульсирующей головной болью.
Во рту было сухо, как в пустыне, в мыслях царил разброд, пот лил градом, словно кондиционер издох, еще и солнце светило прямо в лицо — похоже, я не задернул вчера шторы после ночного любования океаном.
Боль прострелила в висок, исторгнув из меня стон. Вспомнились слова Светы: «Вторая стадия алкоголизма характеризуется наличием похмелья». Я не был согласен с утверждением ни тогда, ни сейчас, но то, что вспомнилась Света, а не Карина, — знак хороший. Заглянув в телефон, я попытался разобраться, смог ли вчера с ней связаться? Фух, кажется, нет. Это хорошо, а то решения и поступки, совершенные на пьяную голову, никогда не делали мою жизнь лучше.
Прислушавшись к себе, я потряс головой. Нет, решение о разводе неприятия не вызвало, снова обрадовало, окрылило. Что касается Светки, то с ней все-таки будет лучше встретиться, а не писать пьяные откровения по телефону, будучи при этом с Кариной на курорте.
Кстати, где моя будущая бывшая? Похоже, всю ночь где-то шлялась.
При мысли о Карине тошнота усилилась, появилось ощущение… стыда, что ли, за свою тупость, за то, что позволял с собой так поступать.
Превозмогая лень и разбитость, я заставил себя подняться, открыл бар, но ничего там не обнаружил — ни алкоголя, ни минералки. Чайник тоже оказался пустым.
Придется умыться и топать за водой. Путь до ванной комнаты я одолел без спотыканий, хотел было приложиться к живительной влаге, но открытый кран прохрипел, выплюнул мне на ладонь пару капель и засвистел, стравливая воздух. Так-так-так. Тут, похоже, тоже отключают воду, как бывает у нас. Придется выбираться из номера, а то от сушняка реально ни о чем другом думать не могу.
Чертыхнувшись, я вытер пот, пощелкал пультом кондиционера, надавил на выключатель… И свет отключили?
Ну и отдых! Да, не премиальный отель, четыре звезды, но вода и свет? Интересно, как администрация будет компенсировать отдыхающим неудобства? Уже зная, что не сработает, я нажал кнопку вызова горничной. Накатило ощущение нереальности происходящего. Как-то странно это все. Тишина непривычная, не визжат дети в бассейне, не слышно голосов…
Бассейн тоже, что ли, отключили?
Я открыл окно, и в лицо дохнуло горячим влажным воздухом. Внизу бродили люди, но как-то странно, пошатываясь. В кустах аллеи заверещала женщина, и по моей спине побежали мурашки, волосы на голове зашевелились. Потому что это был полный ужаса крик человека, которого режут заживо, рвут на куски... Что, черт побери, происходит?
Отель захватили террористы? Так филиппинцы католики, тут вроде нет террористов.
Без толку гадать, надо выйти и спросить у сотрудников. Я направился к двери, услышал чьи-то шаги в коридоре и сбавил скорость. Они напоминали капель: топ-топ, топ-топ… Кап-кап.
Я невольно сглотнул, накинул халат и открыл дверь.
Миниатюрная горничная в синем платье с белыми вставками, подволакивая ногу и глядя вниз, удалялась от меня по темному коридору. Я собрался ее окликнуть, но она повернулась сама. Из-за отсутствия света лицо рассмотреть не удалось, понял лишь, что женщина пьяна до беспамятства. Слышал, конечно, что на Филиппинах злоупотребляют, но чтоб настолько… Еще вчера персонал казался профессиональным и дружелюбным.
— Простите, где можно взять воды? — спросил я по-английски.
На миг замершая горничная дернула головой, указав направо, на приоткрытую дверь номера, и, ускоряясь, поковыляла ко мне. То ли она что-то бормотала под нос, то ли где-то урчал рассерженный кот.
— Мисс, вам нехорошо?
И тут я понял, что это она урчит, а не кот. Горничная вскинула голову, и льющийся из номера свет выхватил ее окровавленное лицо. Первая мысль была — бедолагу избили. Вторая не успела родиться — утробно заурчав, выпучив глаза и оскалившись, горничная бросилась на меня и заработала ногтями, располосовывая кожу на груди. Не успел я прийти в себя, как ее челюсть заклацала передо мной и зубы впились в предплечье.
Тело вспомнило все, чему учили на самбо еще в школе: я перехватил ее руки, а когда она попыталась подпрыгнуть и снова укусить, но теперь за шею, боднул в нос. Раздался короткий хруст, по лицу тетки побежала кровь.
Посчитав, что сумасшедшая нейтрализована, я отшвырнул ее в середину номера — горничная упала на спину, не по-человечески засучила ногами и поднялась, держа тело почти параллельно земле. Я отчетливо услышал, как треснул ее позвоночник, когда спина согнулась под углом девяносто градусов!
Сердце заколотилось, головная боль отступила, впрыснутый в кровь адреналин сделал сознание ясным и четким. Человеческое тело на такое неспособно! Да что за херня тут происходит?
Включился инстинкт самосохранения, и, когда горничная снова ко мне бросилась, я ее огрел табуретом по голове — черепные кости деформировались, орудие мое развалилось, но филиппинка лишь покачнулась и отступила на пару шагов. Замедлилась она всего на секунду, а потом, часто-пречасто клацая зубами, зашагала ко мне. Не дожидаясь нападения, я шагнул навстречу и оттолкнул ее — прямо на панорамное окно.
Дальше все было как в замедленной съемке: хрупкая горничная отлетает, касается стекла, продавливает его и вместе с осколками валится наружу.
Сапожник без сапог — это не про меня. Я продаю алкоголь всему региону и не дурак выпить сам. Запоев у меня не случается, но в последнее время в порядке вещей накатить сто грамм после работы.
Компания, где я тружусь, — дистрибьютор алкогольной продукции. Если проще — мы поставляем в местные магазины и рестораны пиво кегами, водку и вино ящиками. Зарплата и бонусы и так неплохие, а если заносить откаты тем, от кого зависит, будет ли вообще моя продукция на полках конкретного магазина, к рукам что-то да прилипнет.
Из-за всего этого вечно пригнетало ощущение, что я балансирую над пропастью — спалят акционеры, и конец Денису Рокотову! — отчего нервы вибрировали струнами, которые вот-вот должны были лопнуть. Даже дома отпускало не сразу, только алкоголь и помогал.
Да и черт с ним. Если галлюцинация не галлюцинация, акционерам сейчас не до недополученной прибыли. Бродят, бедолаги, в поисках свежих мозгов…
Странно, но от этой мысли мне полегчало, а прежние страхи показались пустяковыми, даже стыдно стало, что я оправдывал ими свой бытовой алкоголизм.
Итак, Денис, ты оказался в жопе. С фильмами и сериалами про зомби я был знаком, тех же «Ходячих мертвецов» до определенного сезона смотрел запоем, но в последнее время было не до фантастики. А там укус зомби, как правило, — смертный приговор. Ты заражен, у тебя есть час или день, но исход один — умрешь, поднимешься и начнешь сам ковылять по округе в поисках вкусных человеков.
Или… В галлюцинации не было ни слова о заражении. Или было? Черт, читать следовало внимательнее! Стоило об этом подумать, как первый текст снова появился перед глазами. Ну-ка…
Нет, это не инфекция или что-то еще, следовательно, от укуса «опустевшей оболочки» не заразишься. То есть — скрещу пальцы — зомби я не стану. Это логично, иначе вскоре не останется чистильщиков, всех перезаражают.
Так-так, Денис, думай дальше. Я сглотнул, и по горлу словно наждаком провели. Страшно хотелось пить, но и покидать номер тоже было боязно. А еще пугала мысль о том, что все происходящее реально.
Ванька! Света! Рука потянулась к смартфону, чтобы позвонить… Но связи не было, а это как раз вписывалось в вариант с мировым апокалипсисом. Вот только наступил он не от ядерной войны или глобального потепления. Кто-то вмешался, а некоторые словечки из приветственного текста о Жатве душ однозначно указывали на виновника — это инопланетяне. Я поморщился, потому что слово имело иронически-негативный окрас: зелененькие, глазастые, психов похищают. Жнецы, вот кто сделал это с нами.
Жатва душ… Душа все-таки существует? Или при переводе с галактического система просто подобрала наиболее подходящее по смыслу слово?
Меня потряхивало от возбуждения. Головная боль полностью прошла, я почувствовал себя… прислушался к телу… прекрасно! Черт, да я никогда себя таким здоровым не ощущал! Похоже, глюк не глюк, а награда за первого упокоенного зомби сработала. Стоп…
Меня же кусала горничная! Причем повреждение было ощутимое — предплечье пульсировало болью, а сейчас… Ничего не болело. Я осмотрел руку и не обнаружил укуса! Расцарапанная грудь тоже зажила, остались розовые полосы.
Я человек простой, пока не проверю, не поверю. Чтобы окончательно убедиться, поискал что-то острое, вспомнил, что в гостиничный комплект входит швейный набор: иголка и нитки нескольких цветов, чему очень удивилась Карина, — достал его из ящика прикроватной тумбы, вынул иголку. Что бы себе проткнуть? Или укол не показателен, кровь быстро свернется? Да, лучше поцарапать… левую ладонь. Я вдавил иголку в кожу, полоснул. Глаза рефлекторно зажмурились, обожгла боль…
Выступила кровь, и я слизнул ее. Соленая… Снова выступила. Снова слизнул. Так, регенерация оказалась не мгновенная.
Выждав пару минут, слизнул в третий раз… и протер другой рукой глаза, не веря увиденному, — ранка затянулась!
Значит, повышенная регенерация… Факт обрадовал, но пить захотелось еще больше. И жрать. Не есть, а именно жрать, как, бывало, жрал ночью подростком неразогретый борщ — половником прямо из кастрюли. Похоже, новые ткани тела не берутся из ниоткуда, а требуют сырья и горючего.
Сидеть и дальше в номере было не только бессмысленно, но и глупо. Однако прежде требовалось найти оружие посерьезнее, чем ножка стула с уроном «1–2».
Пристрастно осмотрев все предметы в номере, я нашел кое-что, усилившее меня вдвое:
Напольная металлическая вешалка
Обычное тупое и колющее оружие.
Урон: 2–4.
Вешалка была с меня высотой, стояла на четырех стальных довольно длинных ножках, приваренных к основанию. Я перевернул ее, осматривая ножки. Туповаты, но, если бить сильно, можно протыкать бездушных, как вилами или трезубцем, хотя в моем случае — четырехзубцем. Или четверозубцем? Крючки для одежды только мешали, и их я сбил.
Попытался перегнуть полое основание о колено — оно начало поддаваться. Не сталь, а какой-то очень дерьмовый сплав, нужно бить осторожнее и искать более надежное оружие.
Одежда никаких бонусов не давала — система ее не идентифицировала. Но здравый смысл подсказал, что, несмотря на жару, халат лучше сменить не на футболку и шорты, а на джинсы и худи. Накину капюшон, перевяжу — хоть какая-то защита, если за горло будут кусать…
Вооружившись вешалкой, я осторожно вышел в длинный, точно больше ста метров, коридор с квадратным окном вдалеке, уменьшенным перспективой до размеров форточки. Прислушался, всмотрелся в темноту. Толстое ковровое покрытие могло заглушать шаги.
Достав смартфон, я включил фонарь и, подсвечивая себе, осторожно пошел вдоль стены к следующему номеру. Закрыто.
Подкрадываясь к дверям, толкал их, но пока везде было заперто, а на стук никто не отвечал. Звать уцелевших я не рисковал, чтобы на голос не сбежались зомби.
На шестой двери повезло. Из-за нее слышалась музыка, причем я знал песню, она была из тех, от которых не спрячешься: «Забирай меня скорей, увози за сто морей! И целуй меня везде, восемнадцать мне уже…»
Воодушевленный тем, что там могут быть мои живые соотечественники, я толкнул дверь, и она поддалась, но проход загородили.
Из полумрака номера с задвинутыми шторами, урча и похрипывая, вывалился толстый голый мужик, весь поросший черными кудрявыми волосами. Он слегка пританцовывал под музыку, но как-то дергано.
— Привет, сосед! — поприветствовал я. — У вас есть вода? Вчера перебрал, с утра сушняк ди…
— Ур-р-р… — перебил мужик и полез обниматься.
Я отступил и поинтересовался:
— Душа есть? Нет? А если найду?
Спрашивал для проформы, в свете фонаря его перекошенное лицо и бессмысленный взгляд говорили сами за себя — оболочка. Зомби. Но было и подтверждение системы:
Виталий Клюка, 42 года
Активная опустевшая оболочка 0-го уровня: 100%.
Зомби, еще вчера бывший неким Виталием Клюкой, припадая на левую ногу, заковылял ко мне. Я подавил панический порыв долбануть его сразу, спокойно отступил на шаг-другой, чтобы было пространство для маневра, а заодно всмотрелся в лицо.
Виталий был не Виталий. Его глаза затянула белесая пленка, из носа вывалилась засохшая сопля, ноги испачкались в дерьме. Вместе с душой ушел и разум, я не видел никаких проблесков сознания, а телом двигали лишь инстинкты. И снова это жутковатое урчание, доносящееся из нутра зомби.
Весом он превосходил меня раза в полтора, потому от удара вешалкой в солнечное сплетение не упал, а лишь отшатнулся — сделал два шага назад, пузо его заколыхалось, он заурчал, закурлыкал еще громче и ринулся на меня.
В глубине души я ждал еще какого-нибудь системного текста или шкалы жизни опустевшего Виталия, но цифр урона не появилось. Хотя стоп!
Изменился текст над башкой оболочки:
Виталий Клюка, 42 года
Активная опустевшая оболочка 0-го уровня: 84%.
Вот оно! Получается, все, что от меня требуется, — довести «активность» оболочки до нуля процентов? Всегда приятнее чем-то заниматься, когда видишь цель и прогресс, даже если речь об упокоении ходячего мертвеца.
— Послушай, Виталик! Родной ты мой, ну сдался я тебе? Отвали, а? — предупредил его я больше для успокоения совести. — А не успокоишься, я тебя сам угомоню, понял?
Он, понятное дело, не послушался. Но все равно я не стал сразу приводить угрозу в исполнение, попытался решить дело миром. Мало ли, вдруг все же у меня глюки? Я сделал то, что было удобнее всего: толкнул дверь и попытался запереть его в номере, но толстяк пер танком. Мы толкали дверь с двух сторон, и с каждой секундой я все отчетливее понимал, что легко не отделаюсь. Виталика точно придется убивать, и это явно только начало: как бы ни было тошно, мочить придется много.
Мелькнула и растворилась в адреналине мысль о том, что когда-нибудь я перестроюсь, осознаю, что это уже не люди, а пустые оболочки, но пока моя суть до последнего противилась предстоящему убийству. Меня не спрашивали, хочу ли я быть долбаным чистильщиком. В чем смысл произошедшей Жатвы? Зачем жнецам наши души? Топливо? Еда?
— С-с-суки! — прорычал я и добавил: — Это я не тебе, Виталий. Извини, ничего личного…
На голос бездушный зомби попер еще активнее, он неутомимо лез, урчал, клацал челюстями и булькал. Чуял еду, которая была на расстоянии укуса, но мешала дверь.
Перехватив вешалку, превратившуюся в четырехконечную пику, я отскочил в сторону, в результате чего упирающийся в дверь зомби вылетел в коридор и впечатался в стену.
Толстяк повернулся, оскалился. Его ушибленный лоб покраснел, на нем вздувалась шишка — надо же, ткань-то не мертвая! И кровь в нем течет…
Дальше тянуть было нельзя, из номера донеслись еще чьи-то шаркающие шаги. Заорав, я сунул смартфон в зубы, обеими руками перехватил основание своего копья и обрушил острые ножки на голову толстяка. Бил железом о макушку, а стук был как деревом по дереву.
Зомби, вероятно, боли не почувствовал и не заорал, а я не смотрел, какие повреждения нанесли ножки, было противно. Не без труда выдернув свое орудие из плоти, я снова обрушил вешалку наугад.
Бил снова и снова, не фокусируя взгляд на зомби. Потому что я обычный офисный планктон, даже драться не люблю. А тут, как ни крути, убийство…
В коридоре продолжал топать и урчать неупокоенный Виталик. Я сорвал с кровати шелковую черную простыню и выволок вторую тумбу в коридор.
Окровавленный зомби повернулся на движение, и я не поверил глазам, увидев его профиль:
Виталий Клюка, 42 года
Активная опустевшая оболочка 0-го уровня: 93%.
Черт, похоже, повышенная регенерация имеется не только у меня — Виталий успел восстановиться! Хорошо, что нельзя то же самое сказать о его зрении, зомби реагировал на звук, но все еще меня не видел.
На цыпочках я двинулся к нему, как тореадор к быку, разворачивая на ходу простыню. Шаг… второй… главное, бесшумно, только не шуметь… Вот он, момент! Выждав секунду, я рванул вперед и, резко вскинув руки, накинул тряпку ему на башку, рассчитывая опутать зомби, как сетью, повалить и размозжить голову тумбой, но это оказалось не так просто — мужик замахал руками, вырываясь.
Я зашел с другого бока, но Виталий-зомби резво ринулся ко мне — я едва успел выставить простыню и спеленать его. Упали мы вместе, его челюсти клацали под тканью, а я работал локтями и коленями, бодал проступившее под простыней лицо. Хватка зомби на миг ослабла, я вырвался и метнулся к тумбе.
Виталий сдернул тряпку, но еще не встал. Было не до рефлексий, так что я обрушил тумбу на его голову, вынужденный смотреть, как угол деформирует череп и теменная кость входит в мозг, а колени зомби подламываются. Меня затошнило, но хотелось уже закончить начатое. Подняв тумбу трясущимися руками, я снова бросил ее на жертву. Удар смял лицо, вдавил его в череп, но Виталий продолжал функционировать — урчание зазвучало громче.
Чувствуя, как по жилам поднимается жар и начинает кружиться голова, я набросил на него простыню и ударил тумбой по темечку. Сдох?
В темноте что-то шевельнулось. Резко выматерившись, я вскочил, посветил фонарем и стащил с тела бездушного простыню. Увиденное меня, мягко говоря, не обрадовало. Когда мне вырезали жировик на ноге, я вырубился прямо на операционном столе. А тут — кровь, кишки, мозги по стенам. Одним словом, Виталик.
Уведомление выскочило, когда он затих:
+1 универсальный кредит (итого: 2).
«Одна старушка — копейка, сто — уже рубль», — вспомнилось некстати, я истерично расхохотался и тут же осекся, замутило, голова налилась свинцом. Привалившись к стене, я сполз, пытаясь не вырубиться. Спазмы снова скрутили желудок, но блевать было нечем.
«Крошка моя, я по тебе скучаю… — доносилось из номера. — Я от тебя письма не получаю. Ты далеко и даже не скучаешь…» От слов песни сердце сжалось в груди, и я влепил себе пощечину: «Хватит быть куколдом, Рокот!»
Подождав, пока немного отпустит, я ввалился в номер, где недавно обитал мужик, осмотрелся: огромная коричневая кровать под дерево, трюмо с разбросанной косметикой, кресло-трон, напротив — стол с колонкой, пустой бутылкой вискаря и фруктами, зеркало и мини-бар, где — о, спасение! — литровый сок манго в тетрапаке. Зубами я свинтил крышку, присосался к горлышку…
«Что такое кайф, Винни?» В жизни не испытывал такого наслаждения! Это лучше, чем оргазм, правда.
Мое тело оживало, я буквально наполнялся энергией. Оставив где-то треть тетрапака, я взял ополовиненную бутылку мартини, улыбнулся ей.
Если все эти зомби — следствие белой горячки, после опохмела галлюцинации прекратятся. Сделав три больших глотка, я сел в кресло с бутылкой в руке, прислушался к ощущениям. Вдалеке закричал ребенок, потом еще раз и, будто захлебнувшись, смолк.
Не помогло. Все происходит на самом деле.
Вокруг царила такая же тишина, как и раньше. Не было электричества и воды. Сотовая и интернет-связь с внешним миром оборвалась еще вчера. А ночью люди стали превращаться в зомби — вспомнился урчащий Слава КПСС. Потому он и не утонул, хотя лежал лицом в воде. И якобы пьяная женщина в коридоре…
Взгляд остановился на музыкальной колонке. А Виталик точно был романтиком: «Я без тебя не живу, не пою, лишь о тебе мечтая, — надрывался Сергей Жуков. — Только сейчас начал я понимать, как мне тебя не хватает…»
Музыка бесила и мешала думать, я с наслаждением выключил ее, съел в тишине все фрукты и вдруг сообразил, что колонка на батарейке, и там есть радио.
Аккуратно извлек флешку, переключился, но в диапазоне FM не нашел ни одной рабочей частоты. Подозревая, что ничего не получится, попытался еще раз — свист резанул по ушам, что-то забулькало, заскрипело, словно со мной говорили таинственные жнецы, и через помехи прорвался взволнованный голос. Говорили по-английски. За свою речь не ручаюсь, но с пониманием у меня было все хорошо:
— Прием, прием! Кто-нибудь, вы меня слышите? Помогите! Говорит Макс Тернер, я заперт на нулевом этаже отеля «Эвелин», меня осадили зараженные. Помогите! У меня нет припасов, мне долго не продержаться! Чертовы зомби заблокировали дверь! — донесся вздох, и парень повторил то же самое: — Кто-нибудь, вы меня слышите? Помогите! Говорит Макс Тернер…
Я навострил уши — вдруг он точнее скажет, где его искать. Потому что туристическая часть огромна и занимает западную треть острова, имеющего форму кофейного зерна. Только наш отель представляет собой вытянутый метров на двести вдоль береговой линии двадцатиэтажный корпус. Помимо этого, имеется около сотни бунгало, поставленных над водой и на сваях вдоль пляжей, штук двадцать вилл, отгороженных от основной территории, плюс двухэтажный административный корпус. Еще четыре бассейна, футуристическое здание с купольной стеклянной крышей, под которой сосредоточены развлечения: спа, тренажерный зал, боулинг, бильярд, ночной клуб и ресторан. И это не считая еще двух отелей премиум-класса, расположенных западнее.
Полный решимости, я покрутил железную вешалку. Увидел ошметки кожи на ножках, отчего к горлу снова подкатил ком.
Сжав оружие в руке, я щелкнул ключом, толкнул дверь — она бесшумно отворилась. Темный коридор был пуст, хотя откуда-то доносилось утробное рычание и копошение, словно в углах скреблись тысячи тараканов.
Покинув убежище, я ощутил себя голым и беспомощным. «Это игра, всего лишь игра, — твердил себе я. — Ну или фильм в жанре зомби-апокалипсиса».
Шаг, еще шаг. Ладонь взмокла, сердце забарабанило — так и казалось, что сейчас откроется дверь, и зомби бросятся толпой и загрызут. Те, которых я видел, были трудноубиваемыми, но медлительными, что обнадеживало, хотя и я изрядно растерял спортивную форму.
Очевидно, зомби реагировали на звук и движение, а не на запах, как собаки, так что, если не шуметь, возможно, они меня и не заметят.
Коридор я преодолел без приключений, никто больше не набросился. Ступив на отлично освещенную широкую лестницу, выложенную плиткой «под мрамор», я выдохнул с облегчением и принялся спускаться. Тут меня точно врасплох не застанут.
Сердце успокоилось, дыхание выровнялось. Ступенька, еще ступенька. Роскошные пальмы в светлых горшках, лестничная площадка…
Твою мать! Я невольно отвернулся. На лестничном пролете, выделенный квадратом солнечного света, словно прожектором, лежал обглоданный до костей трупик ребенка лет трех-четырех. Крови не было, очевидно, ее выпили, остались лишь бурые разводы на полу. Следы миниатюрных стоп вели вглубь коридора, терялись в бархате напольного покрытия. Были и еле различимые отметины пришедших позже, когда кровь уже подсохла.
Дети наиболее беззащитны, особенно когда зомби стала собственная мать.
Чтобы достать мозг, ребенку раскололи голову.
Лестница уже не казалась безопасным местом. От одного зомби я худо-бедно отобьюсь, но если они навалятся толпой в замкнутом пространстве, то меня постигнет участь этого малыша.
Пока спускался, видел следы босых грязных ног, но зомби не встречал и вскоре понял почему. Огромное их количество скопилось в холле. С первого взгляда они походили на пассажиров на вокзале. Со второго — на пассажиров, эвакуированных с пляжа в чем были. Люди разных рас, с основном белые и азиаты, сидели на корточках возле длинного ресепшена, скрестив руки на груди и прижимаясь друг к другу боками — спали или просто берегли энергию. Роскошные диваны возле окон пустовали.
Главное, что я и так знал, но хотел подтвердить, — друг друга они не трогали. Что там говорилось в приветственном тексте жнецов? Окошко услужливо всплыло, напомнив: «Лишившись своей души, они в постоянном поиске чужой. Душа чистильщика им недоступна, однако другие они могут изгнать из тел…» Значит, они атакуют тех, кто сохранил душу.
Бодрствующие пошатывались у подъема на вторую лестницу, что напротив моей. Забив ресепшен, они заняли самые темные места. Перечеркивая ковровую дорожку, валялся обглоданный скелет.
Где выход на нулевой этаж, я не знал. Шастать по зданию, искать его — зомби сагрятся. Так вроде в играх называется, когда монстры, обнаружив тебя, атакуют?
Захотелось плюнуть на Макса Тернера, кем бы он ни был, и двинуться по пути наименьшего сопротивления… Нет, так далеко не уйдешь.
Думай, голова!
Если б дело происходило в России, по правилам пожарной безопасности на каждом этаже висел бы план здания с маршрутом эвакуации. Этот маршрут не используется, а следовательно, зомби там должно быть немного.
На цыпочках я поднялся на этаж выше, выглянул в темный коридор и ровно у выхода на стене обнаружил заламинированный план. Написано там было по-филиппински и по-английски. Я без труда отодрал его от стены, вышел на освещенную лестницу и принялся изучать.
Нулевой этаж включал в себя прачечную, комнаты для персонала и подсобные помещения и имел три выхода: первый находился в торце здания и вел на улицу, второй был под лестницей, что напротив моего номера, и выходил в холл, оккупированный зомби, а еще оставался шанс спуститься туда на лифте.
Что забавно, лифт питался от резервного генератора и пока работал, но пользоваться им было рискованно, не зная, кто встретит внизу и заблокированы ли выходы.
Оставалось одно — прорываться на улицу и проводить разведку боем, так я хотя бы смогу убежать, если освобождение Макса окажется непосильным.
Отсюда до крутящейся двери, ведущей на улицу, было метров тридцать, а дальше… Возможно, они боятся света и на улицу не побегут. Хотелось, конечно, в такое верить, но рассчитывать на это было недальновидно. Я вдохнул-выдохнул, собираясь с силами, и рванул к двери.
Зомби оживились, заурчали, зашипели, заклацали зубами. «Спящие» мгновенно встрепенулись и потянулись мне наперерез. Один прыгнул вперед сонной жабой, плюхнулся на пузо и успел сжать клешню на моей лодыжке. Ругнувшись, я ударил его вешалкой, метнулся к двери, прокрутил ее и вылетел наружу.
Зомби не соображали, что делать, и долбились в стекло, выбрался только один бородатый парень в шортах с пальмами, упал на дорожку, вымощенную красно-коричневой плиткой. Я обернулся на бегу: зомби (опустевшая оболочка Николае Станчу, 19 лет) поднялся и поковылял за мной.
Преследовал, пока я не исчез из поля зрения — просто сел за постриженными кустами возле бассейна, в котором плавала кукла, разметав синие волосы по воде, и бились о бортик детские игрушки. Кораблик, уткнувшийся килем в надувной матрас, вдруг шевельнулся и двинулся ко мне. На спине выступил холодный пот — до того скрытый игрушками мальчик лет трех поднялся и попытался добраться до меня. Ноздри его раздувались, в помутневших глазах застыла недетская сосредоточенность. Зомби? И таких мне тоже убивать?
Услышав Макса вживую, без треска радиоэфира, я уловил явный акцент в его речи. Очень родной такой акцент, корнями из той же системы образования, что и «Лондон из зе кэпитал оф Грейт Британ».
Дверь отворил очень высокий сутулый парень с неопрятной русой бородой и патлами, свисающими аж до лопаток. Выглянув в коридор, он покрутил головой, убедился, что зомби нет, и только потом затащил меня внутрь.
— Макс Тернер, — представился он.
Профиль Макса, выданный системой, показал другую фамилию, чем подтвердил мои подозрения — наш!
Максим Николаевич Тертышный, 23 года
Активная одушевленная оболочка: 100%.
Тернер, ага. Но я решил подыграть:
— Дэн Рокотански.
— Рад познакомиться, мистер Рокотански! Спасибо, что помогли! — Положив наушники на стол, он улыбнулся, продемонстрировав два мощных, как у кролика, желтоватых резца, и поинтересовался: — Как вы меня нашли?
— Поймал волну, — ответил я по-русски. — Прошел через сотни зомби, твою мать, чтобы спасти этого недоумка, а он мне: «А ю шуэ?» Шуэ, блин!
— Оба-на! Наш! — просиял Макс, переходя на русский. — Е-ма… Вот уж не думал, что меня спасет именно просьба о помощи по радио! Кто слушает радио в наше время? Особенно здесь, на курорте? — задал он риторический вопрос и сам же ответил: — Никто!
Теперь, когда он заговорил по-русски, я уловил другой акцент. Даже не акцент, а манеру выражать мысли.
— Угу. А ты откуда, Макс? И с фига ли ты Тернер? — Говорить, что знаю его настоящую фамилию, не стал. — Немец?
— С чего бы немец? — удивился он. — Русский. По паспорту. А так — черт его знает, дед еврей, бабка татарка, донские казаки тоже есть в роду. Вообще, я из Казахстана, из Актюбинска, но давно сюда перебрался. С прошлого года работаю в этом отеле. А Тернер — это я только здесь так называюсь.
— Косишь под местного?
— Да не… — отмахнулся он и признался, подтвердив показания интерфейса: — Тертышный я. Местные не в состоянии не то что запомнить, даже прочитать правильно, язык заплетается. Вот и стал Тернером. А ты откуда… Рокотански? — Он ухмыльнулся.
— Рокотов я. Денис. Из Самары.
— Ах Сама-а-ара-городо-о-к… — пропел Макс, — беспоко-о-ойная я, беспоко-о-ойная я, да успоко-о-ой ты меня…
Он дал петуха, да и исполнение было на троечку — ни слуха, ни голоса. Медведь, видать, от души потоптался на его ушах. Но меня порадовало, что парень пришел в себя. Панический страх подавляет способность думать, в битве с зомби Макс поможет разве что советом, о чем свидетельствовали ручки-палочки с обвисшей кожей, тонкие длинные ноги и угадывающееся под футболкой пивное брюшко.
— И девчонки у вас красивые, да? — выдал он еще факт из того, что знал о моем родном городе. — В Самаре-то?
— Самые красивые, здесь ты прав, — улыбнулся я, вспомнив своих жен. — Ладно, давай дальше вместе думать. Потому что, если скажу, что мы с тобой в заднице, это будет преуменьшением.
— А что… — неуверенно заговорил парень, и страх к нему вернулся. — Там… Там все такие?
— Все. Ни одного живого я не встретил, только безмозглые агрессивные твари. — Наткнувшись взглядом на текст над его головой, я поинтересовался: — Буковки всякие тоже видишь? Про Жатву душ слыхал что-нибудь?
— Буковки? Жатва… чего? Ты о чем вообще?
— Понял, не видишь.
— Да что за хрень происходит?! Это реально зомбаки? Не глюк? — Он встряхнул меня за плечи. — Скажи, что я тронулся!
— Ну… не без этого, — усмехнувшись, я пожал плечами. — Но зомби — точно не глюк. На меня напали двое… — Вспомнив о горничной, я уточнил: — Нет, трое. Хотелось бы верить, что они просто лезли обниматься, но нет. Не осталось ни разума в их буйных головушках, ни душ в телах.
— Значит, не почудилось, — вздохнул он.
— Нет, не почудилось. К сожалению, Макс, мы не сумасшедшие.
Он взвыл, закрыл уши и зарычал.
Я поставил на стол рюкзак с колонкой, мартини и соком, окинул взглядом серверную: обычная комната, никаких тебе проводов, оплетающих стены, и микросхем. Несколько системных блоков стоят у стены, на столе мерно гудящий прибор непонятного предназначения, на втором столе старинная радиостанция, которой, наверное, и воспользовался Макс.
— Откуда свет? — поинтересовался я. — Во всем отеле нет ни связи, ни электричества.
Макс, сжавший руками голову, меня не слышал. Сев на коврик посреди комнаты, он раскачивался вперед-назад, поскуливая и бормоча:
— Не верю, не верю, не верю!
Лицезреть мужчину, превратившегося в скулящего щенка, было настолько неприятно, что захотелось дать ему пощечину и привести в чувство. Похоже, рулить придется мне, хотя и из меня так себе боевая единица. Офисный планктон, перворазрядник по литрболу, алкаш-любитель. Примененные к себе эпитеты попахивали самокопанием, но лучше реально смотреть на вещи, чем переоценить себя и погибнуть.
И все же Максу о таком знать необязательно. Наоборот, я должен проявить другого себя — Дениса Александровича, жесткого босса для десятка продажников, добрым словом и волшебными пинками заставляющего подчиненных брать ноги в руки и двигать жопой.
Стоило Максу упомянуть бензопилу, в голове нарисовались яркие картинки детства. Doom! Черт, да это же чертов Doom! Только вместо демонов — зомби, опустевшие оболочки людей, потерявших душу… Стоп! Во многих культурах именно демоны, черти, бесы и дьявол — первейшие охотники за душами. Может, и жнецы имеют к ним какое-то отношение?
— Бензопила… — пробормотал я.
— Ага! Тема, да? Грамотно получится! — Макс радовался так, будто это ему предстояло косить ряды зомби. Человек вроде бы говорил по-русски, но что он хочет сказать, я угадывал только по интонациям. «Грамотно», ага — типа «здорово»? А он продолжал восхищаться уроном и возможностями еще даже ненайденной бензопилы. — Вжух-вжух! Е-ма…
Такой убойной силы будет достаточно, чтобы зачистить холл отеля, но, представив расчлененные человеческие тела, отрезанные руки, летящие в стороны ошметки плоти и кровь, брызжущую на стены, я содрогнулся. Ладно, разберусь по ходу, сейчас меня волновало другое.
— Свет там есть? В коридоре-то темень, а у тебя тут…
— Свет только в серверной, — развел руками Макс и неожиданно записал меня в родню: — Кстати, братан, надо поторопиться, вдруг расчеты неверные и генераторов хватит не на двадцать четыре часа, а, скажем, на восемнадцать? Серьезных аварий-то не было, никто систему не проверял практически.
— Ты минуту назад всей душой хотел остаться здесь и пересидеть зомби-апокалипсис. А теперь «надо поторопиться»? В темноту, ага. Чтобы зомби за жопу укусили?
— Не, а чо, чота не так? — засомневался боец мышки и клавиатуры.
— Стремно без света идти через темень. У тебя фонарик один? Нужно найти еще, — сказал я, направляясь к двери. Хоть и знал, что в коридоре чисто, вешалку держал наготове. — Дай фонарь мне, раз позади жмешься.
— Уж этого добра там валом, и запас батареек, — ответил Макс.
Вспомнился любимый отцовский динамо-фонарь, который жутко тарахтел, когда жмешь на рычаг. Скоро батарейки закончатся, и такая вещь станет незаменимой.
Щелчок щеколды в тишине прозвучал как выстрел. Скрипнули дверные петли, и световой квадрат лег на стену напротив. Зомби снаружи не разошлись, скреблись, колотили в запертую входную дверь. Я посветил налево — луч разрезал мрак, рассеиваясь к концу коридора.
— Длина коридора — около ста метров, — прокомментировал Макс шепотом. — Подсобка — третья дверь по нашей стороне.
Я вышел и двинулся на цыпочках, Макс за мной не спешил.
— Она не закрыта?
— Не, ее не запирают — вдруг кому что понадобится.
В отличие от вычурного мещанства отеля, здесь все было очень просто: белые стены, одинаковые двери из дешевого шпона, открывающиеся внутрь помещений, да и с полом не заморачивались — оставили бетонным.
Убедившись в безопасности маневра, в коридор выбрался Макс. Боевой дух его испарился, стоило ему пересечь порог, да и шел он шумно — очень громко сопел и топал как носорог. С таким в разведку ходить бессмысленно, проще сразу сдаться.
«Сам-то? — упрекнул голос разума. — Прибил трех зомби кое-как, горничную — вообще случайно, а теперь хорохоришься! Нехорошо, Рокот!»
— Нехорошо, — согласился я сам с собой.
— Ну на фиг… — Ругнувшись, Макс тут же исчез в серверной.
— Эй, все нормально, — окликнул я. — Тертышный, давай возвращайся. Подстрахуешь, если что.
Парень вернулся, приблизился к моей спине так, что задышал в затылок.
Итак, подсобка. Я надавил на ручку, толкнул дверь и посветил внутрь. Макс, оставшийся в темноте, подошел ближе. В нос шибануло затхлостью. Луч скользнул по захламленному столу, куче ведер и пластиковых швабр. Швабра… нож… Черт, да ведь из этого можно соорудить копье! Примотать режик скотчем, только вместо швабры лучше найти деревяную метлу, так прочнее…
С мысли сбило уже знакомое урчание, и, прежде чем я сделал шаг назад, к выходу, грохоча чем-то перевернутым, навстречу двинулся зомби-филиппинец с именем, похожим на заклинание — Нахум Панганибан, тридцати шести лет от роду, на сто процентов «активный».
— Хай, Нахум! — крикнул я, надеясь, что собственное имя вернет ему разум. — Хау а ю дуин?
Зомби ответил утробным урчанием, а Макс сзади взмолился:
— Точно, ну его на х…
Шумно выдохнув, он шарахнулся, но в темноту возвращаться побоялся, замер у стены.
Очевидно, до зомби не доходило, что, дабы открыть дверь, нужно надавить на ручку, и многие не могли выбраться. Я попятился, одной рукой держа вешалку, другой фонарь, но тот сильно мешал, пришлось метнуться к Максу.
— На, будешь светить, а я пока упокою господина Панганибана.
— Кореш твой? — неверно понял Макс. — Знаешь его? Он садовник тут, при отеле… был…
— Говорил же, система жнецов подсказывает! Твою мать, да бери фонарь уже и свети!
Перехватив вешалку двумя руками и облизав враз пересохшие губы, я занес ее для удара и устремился к филиппинцу, выбравшемуся в коридор, ударил его трижды в голову — с замахом, будто топором, раскроив череп и сняв шестьдесят четыре процента «активности».
Поразмыслив, биту я оставил себе, а «Палку-убивалку» отдал Максу — ему с дистанции тыкать копьем будет проще. Пока я бродил по бытовке и рылся, думая, чего бы еще такого изобрести, компьютерщик соорудил себе из картонной коробки что-то вроде мишени, поставил ее на стол и отрабатывал удары.
— Зомбякам целься в голову, — посоветовал я. — А лучше — в глаз!
Совет я дал еще до тренировки Макса, а сейчас, глядя, как он и по коробке попасть не может — копье сваливалось и мазало, когда парень бил одной рукой, — печально вздохнул, подумав: «Не помощник, а черт его знает что».
Новая фича системы жнецов взбудоражила меня так, что я еще долго не мог успокоиться. В голове вертелись десятки идей того, как можно из подручных средств сделать оружие посмертоноснее! Была бы бита деревянной, можно было бы ее обклеить осколками стекла или превратить в шипастую дубину. Впрочем, шипастой станет и моя металлическая, если обмотать ее колючей проволокой! И приварить! Или… Для утяжеления к моей дубине приварить железный блин из гостиничной тренажерки — вот черепа крушить будет удобно!
Максу нужно что-то понадежнее. Я уже начал думать, как из пожарного топорика соорудить нечто типа алебарды…
— Хы! — мой напарник сделал выпад, выронил копье и выругался.
Минутная тренировка — и все, выдохся боец, вон как тяжело дышит. Нет, тут не оружие помощнее нужно, а совсем другое. Дело в психологии — парень до смерти боится крови. Да и прав он, без защиты не обойтись. Если бездушные навалятся толпой, хорошо бы прикрыть уязвимые части тела. Не все, но… Я задумался. В идее Макса обмотаться скотчем было здравое зерно.
— Эй, Тертышный! Тащи сюда скотч, обмотаем предплечья, будет типа наручей.
— Е-ма, наконец-то! — обрадовался он. — Лучше не только руки, но и шею!
— Шею? — Я представил это и мотнул головой. — Не, себе обмотай, если хочешь, а я обойдусь. Рассказывал же, у меня регенерация повышенная.
Ох, зря русским показали скотч. Минут через пять Макс напоминал мумию, поблескивающую в лучах фонаря — парень обмотал себе все, даже пах обклеил липкой лентой. Я ограничился предплечьями — подставлять под укус зомби, защищаясь.
— Ну чо, как? — Макс покрутился передо мной. — Норм?
— Пипец ты принцесса на балу, просто красавец! — Я заржал, искренне веселясь. — Ходить хоть можешь, Золушок?
— Э, братан, не надо так! Ты типа хилиться можешь, а я человек без суперспособностей! Знаешь, что тут всегда говорят? Сейфти фёст! Безопасность на первом месте! Мой шеф…
Но я не дал ему разойтись, более не собираясь здесь задерживаться. Нужно будет, вернемся еще — за инструментом и прочим. А сейчас ни к чему тратить время на изобретения, нужно двигаться, пробиваться наверх.
— Макс, угомонись, — перебил я его рассказ. — Уши не заклеил же, слышишь меня? — Он кивнул. — Хорошо, запоминай, как будем действовать. Если встретим зомбяка, я его бью, а у тебя задача простая: не подставляться и прикрывать мне тыл, понял?
— Понял. Отсекаю периметр.
— На трупы не смотри, а то загемофобишь опять. Добро?
— Добро.
— Тогда веди к служебному лифту.
Из бытовки Макс выходил, изображая крадущегося тигра, который боится затаившихся драконов. В одной руке он держал «Палку-убивалку», а в другой прихваченную штыковую лопату. Я это самовольство никак не прокомментировал, но мысленно одобрил — сломается одно, пригодится другое.
Светя в его сгорбленную спину, я гадал, привыкнет ли сисадмин к виду крови раньше, чем зомби его сожрут. По идее должен: включившись, инстинкт самосохранения отсечет фобии.
Вспомнилось, как еще на первом курсе мы с другом сняли дешевое жилье у моря, но оказалось, что спускаться до воды надо еще метров сто карабкаясь по скале. Однако море внизу было таким изумрудным и улетным, что друг, у которого обнаружился страх высоты, пересилил себя. К концу второй недели он спокойно бегал вдоль обрыва.
Максу, однако, до бега было далеко. Он и передвигался с трудом, потому что — идиот! — замотал себе колени, и ноги теперь не гнулись.
До жестяной китайской двери, каковыми и на родине изобилует бюджетное жилье, отделяющей одну часть коридора от другой, мы добрались без приключений. Я приник ухом к металлу, силясь услышать, что же там, в неизвестности, но то ли зомби отсутствовали, то ли просто сюда не доходили звуки.
Я надавил на ручку. Щелкнул механизм, и дверь чуть распахнулась — в нос ударил запах дерьма и мочи, ответив на вопрос, чисто ли там, — ни фига. Грязно.
Дверь я захлопнул и сказал:
— Зомби там есть. План действий такой. Они не особо соображают, потому выманиваем по одному сюда, а я их тут кончаю.
— Понял. Ты пулишь их по одному. Грамотный план, одобряю.
— Одобряет он! Ты, главное, не мешай! — Я переложил биту из руки в руку, Макс закивал, вцепившись в черенок лопаты. — Но послушай совета: пересиливай страх, иначе тебе не выжить. Просто представь, что все это игра. Понял? Это не люди, не зомби, а просто мобы, бездушные мешки с мясом.
— Я постараюсь, — сказал он голосом, полным решимости.
— Тогда начали.
В номере загомонили. Я прижался ухом к двери, пытаясь понять, там ли Карина, но слов не разобрал, к тому же очень мешало бесконечное верещание нескольких зомби в других номерах.
Не выдержав, я пару раз пнул дверь:
— Алё, просветленные! Это Денис Рокотов, мы же вместе прилетели! От вас нам ничего не надо, просто скажите, жива ли Карина?
— Кому это «вам»? — с подозрением спросил гуру Еремей. — Денис, кто с вами?
— Местный сисадмин Максим. Он тоже наш.
— Да, я наш! — закричал Макс и вылез так, чтобы его стало видно в глазок. — Тертышный моя фамилия.
— И что вам от нас нужно, господа Рокотов и Тертышный?
Макс округлил глаза и пожал плечами.
— Не, ну не дебил, а?
Гуру же продолжал бубнить, что у них самодостаточная группа, припасов мало, а чужаков они у себя видеть не хотят. И тут раздался радостный вопль Карины:
— Ден! Ты живой?
— Живой, Кариш, живой… — ответил я, сам не понимая, чего ради сюда добирался. — Просто беспокоился о тебе — и вот… нашел.
— С Кариной все хорошо! — крикнул гуру Еремей. — Вы в этом убедились, теперь можете идти, Денис.
Ну ни хрена себе наглость! Кулаки сжались помимо воли, да и ревность взыграла, чего скрывать.
Однако, быстро успокоившись, я признал: его на первый взгляд дебильная реакция объяснима, так он сразу ставит на место гостей, показывая, кто тут лидер и хозяин. Манипулятор хренов. Моему визиту он явно не обрадовался, забормотал что-то еще недобро. Очевидно, почуял конкуренцию — в группе Еремея было только два мужика — он и я. Другие, похоже, не пылали желанием просветлиться и возвыситься.
— Я не согласна! Как это — выгнать? — возмутилась Карина так громко, что я услышал. — Живого человека — к этим ходячим мертвецам? Да вы что?! Это же муж мой!
— Вот и иди к своему мужу! — завопила какая-то женщина. — Тоже мне, замужняя! Знаем мы таких! Шалашовка!
Женщины разорались на несколько голосов, но их перебил еще один мужчина, которого я не знал.
— Так, кароч! — рявкнул он. — Хорош балаганить! Знаю я…
Дальше было не разобрать, потому что снова началось кудахтанье, сквозь которое пробивались возмущенные возгласы Карины и бормотание гуру Еремея. Впрочем, длилось это недолго, потому что гомон заглушил трехэтажный мат неизвестного мужика. Он точно не из группы, потому что одним лексиконом засорил бы гуру все энергоинформационные каналы. Такому даже я позавидовал — умеет конфигурировать. Вроде бы всего пять слов, а он вон как их накручивает, такие конструкции выстраивает, мама не горюй!
Макс, с легким умилением на лице слушавший речь мужика-матерщинника, прижал к груди лопату и «Палку-убивалку», потоптался немного и сказал, кивнув на дверь:
— Ну их, а? Идиоты же… Найдем свободный номер, устроим там базу. Они никуда не денутся, проголодаются — рано или поздно вылезут…
Он не успел договорить — дверь с тихим всхлипом отворилась, высунулся невысокий седой мужик с по-обезьяньи длинными ручищами, глазами, посаженными так глубоко, что они напоминали щели, и тонким безгубым, как у ящерицы, ртом.
Он был смуглым и сморщенным, как печеное яблоко, хотя и не пенсионерского возраста, судя по профилю:
Михаил Сергеевич Горбачев, 56 лет
Активная одушевленная оболочка: 100%.
— Сергеич, ты? — вдруг улыбнулся Макс. — А я думаю: ты, не ты? Просто никак не мог сообразить, как ты в королевский номер попал!
У мужика, стоявшего на пороге, была выразительная мимика: брови взлетели на лоб, который покрылся морщинами, глаза сперва прорезались, потом округлились.
— Максимка, здоров! Рад, что ты выжил, думал, что тебя это… того… а я тут лампочку менял.
— Вот ему спасибо, вытащил меня из каморки, — смущаясь, ответил Макс, кивая на меня. — Ден, знакомься, это наш электрик Сергеич.
— Денис, — представился я, пожимая сухую крепкую ладонь.
— Сергеич, — просто ответил полный тезка того, кто развалил великую страну.
Макс вошел в номер, оттесняя мужика, следом ввалился я, окинул взглядом просторную светлую комнату: на журнальном столике стояли недопитые бокалы, рядом — бутылка шампанского, эклеры… Эклеры, блин! А неплохо они устроились, даже кондиционер работает! Прям пиршество во время чумы!
Наше вторжение не осталось незамеченным. Трое женщин, самых преданных Еремею, тут же заверещали, напомнив визжащих зомби, а одна, спрятавшись за гуру, завопила:
— Что вы себе позволяете! Немедленно покиньте помещение! Это произвол! Мы будем жаловаться!
— Кому? — задал я риторический вопрос.
Карина, одетая в белую мужскую рубашку поверх купальника, и симпатичная девушка-блондинка с ярко-зелеными глазами и пирсингом в нижней губе молча наблюдали. Блондинку все происходящее, как я подозревал, забавляло, она едва сдерживала улыбку.
Гуру растерянно озирался. Понимал, наверное, что три спевшихся чужака, плевавших на просветление, вряд ли поведутся на его сладкие речи. Тем более Сергеич, показывая кулак дамам, сидящим на роскошном, белом с золотым тиснением, диване, топнул и взревел:
В дверь постучали настойчивее, немецкую речь сменил очень плохой английский:
— Из энибади зэа?
Гуру глянул в глазок, выпрямился, уперев руки в боки, и жестко, но вежливо попросил на своем киношно-ломаном инглише:
— Здесь никто! Никто! Уходите! — И добавил по-русски: — Нам лишние рты ни к чему! Ищите дураков в другом месте!
— Это почему не нужны? Если мужики — очень даже нужны! — возмутился Сергеич. — Кто твой курятник кормить-то будет?
— Нахал! — воскликнула Евгения.
— Сергеич прав, — сказал я. — Люди нам нужны. Чем нас больше, тем мы сильнее.
Еремей на шаг отступил от дверей, указал мне на выход:
— Милости прошу, уважаемый! Догоняйте этих пожилых немцев. Им обоим лет по восемьдесят, я их знаю, они еле на ногах стоят!
Я сжал кулаки — взыграло с детства вбитое правило, что пожилым нужно уступать места и всячески помогать. Черт, но сейчас цель — выжить, мы не имеем права тащить на себе двух немощных, от которых вряд ли будет помощь… От мысли, что, может, и прав Еремей, стало тошно.
Пока совесть боролась со здравым смыслом, Сергеич констатировал:
— А, так то немчура была? Тогда поддерживаю! — И проворчал: — У меня дед погиб под Харьковом. Гнать, гнать этих гансов… — Воспоследовавшему ругательству позавидовал бы и боцман.
Совесть все-таки одержала верх. Под неодобрительный бубнеж Сергеича я открыл дверь, но немцев уже и след простыл. Что ж, одна проблема разрешилась сама собой, осталось определиться, как жить дальше. Это за нас попыталась сделать Элеонора. Крупная и кудрявая докторша взяла у Карины список и протянула мне:
— Вот то, что нам нужно, Денис. Постарайтесь ничего не упустить.
Ни «пожалуйста» тебе, ни «спасибо». Слова ясноокого и светлоликого не подлежат обсуждению, он сказал, что мы нижнее звено пищевой цепочки, значит, так тому и быть. Но есть одно упущение: нас-то спросить забыли, а мы звери более зубастые, чем он. И я сейчас не о бите в руках, а о статусе, полученном от жнецов.
В который раз безумно хотелось послать всю эту компанию в пешее эротическое путешествие, но я сдержался. Сложив листок вдвое, обвел взглядом дам и затесавшегося среди них Макса, имевшего вид лихой и придурковатый, кивком позвал его на балкон, где у нас, похоже, образовался штаб сопротивления. Сисадмин нехотя поплелся следом.
— Вы куда? — спросила Элеонора.
— Ясное дело — совещаться, как вас прокормить, — ответил я, чуть подумав. А потом меня понесло: — Мне было знамение из центра вселенной, что отныне мой наипервейший долг — хранить и защищать вас, милые дамы. Вас и гуру Еремея.
Евгения и панда-Ирина обрадовались, восторженно переглянулись. Карина с подозрением прищурилась. Маша надула из жвачки пузырь, который, лопнув, залепил ее нос.
— Ерничаете? — скептически спросила Элеонора и кивнула: — Ерничаете. Но все же помните, что слова не просто сотрясают воздух. Слова имеют вес. Не выполните, что обещали, пожалеете! Бумерангом вернется.
Сделав это мрачное предсказание, врачиха удалилась. Ее отчасти справедливые слова, а еще больше наглость гуру, попытавшегося на нас паразитировать, так меня взбесили, что я с трудом подавил желание упокоить и его…
В этот момент сквозь звуконепроницаемые стены номера пробился истошный вопль. Его приглушило так, что женщины и ухом не повели, но я, перехватив биту, рванул на выход. Уже открывая дверь, знал, что увижу, — в конце коридора чету немцев атаковал зомби.
Так и есть! Я рванул на помощь. Кто-то выбежал вслед за мной, шумно топая по ковровому покрытию, но оглядываться я не стал — вряд ли это Макс, скорее пожилой электрик.
Зомби, непонятно откуда взявшийся мужик в белом халате, на счастье немцев был свежим, он еще толком не проснулся и еле передвигался. Но пожилая чета сама себя загнала в закуток, где стояла кадка с пальмой, и теперь не могла выбраться без риска попасть в зубы мертвеца. Тот урчал, тянулся к ним руками, но упирался в ветку, которая и мешала ему добраться до потенциальных жертв, женщина кричала, отвернувшись к стене, мужчина тыкал в зомби тонкой тростью, пытаясь оттолкнуть, при этом я, приблизившись, отметил, что действовал немец грамотно — метил в лицо и уже выбил глаз нападающему.
Подбежав к зомби, я занес было биту над плешивым затылком, но тут меня осенило.
Я протянул биту старику-немцу по имени Дитрих Киндерманн, другой рукой указал на зомби, пытаясь перекричать его вопящую супругу Керстин:
— Хит хим, Дитрих! Ит’с ё ченс ту сёвайв. Нот онли нау, бат ин зе фьюче ту![1]
Для четы Киндерманн интерфейс и правда был единственным шансом выжить. Старик Дитрих не растерялся, биту принял и… ударил, вернее, сделал тычок в грудь зомби в халате так, что тот завалился на спину. У Керстин кончился воздух в легких, она перевела дух, чтобы продолжить вопить, но Дитрих перехватил ее за кисть и потащил за собой:
— Шнелля, Керстин, шнелля![2]
Проскочив мимо меня, старик обернулся, вернул биту:
— Данке!
— Ю шуд финиш хим, Дитрих! — воскликнул я, кивая на зомби. Он ворочался на полу и вот-вот мог подняться. — Крак хис хед, олд мэн, ит’с ё ченс![3]
Очень чесались руки проверить «Везение» сразу же. Внутри что-то пело: «Давай, Рокот, давай! Вот-вот повезет!»
Последний раз нечто подобное я чувствовал, когда в командировке черт меня дернул поиграть в покер с партнерами. Изначально ни о чем подобном не договаривались, но зашла речь о везении вообще и о картах в частности, зарубились, поспорили о чем-то, о чем уже и не помню, и вот в два часа ночи я, еле стоящий на ногах, осознал себя в каком-то подпольном покерном клубе за игральным столом. В зале накурено хоть топор вешай, в клубах дыма — крупье, а вокруг меня — партнеры и какие-то подозрительные картежники.
К утру я слил всю наличность, дважды бегал к банкомату, чтобы отыграться, и в какой-то момент карта доказала, что не лошадь. Начало везти.
Мне пришло «каре» с флопа, а последний невыбывший противник пошел «олл-ин». Ва-банк, то есть. А я, напротив, побоялся, что он сбросит и мои четыре короля не выстрелят. Денег на кону стояло столько, что даже с такой убойной комбинацией у меня руки дрожали, когда я тоже задвинул все фишки на центр стола.
О том, что было дальше, вспоминать было неприятно. Противнику пришел «роял-флеш», а я полгода пытался заработать столько же, сколько проиграл.
Так что я хорошо знал это коварное «давай-давай» от чуйки. Она меня вечно подводила, потому я отказался от идеи идти крушить зомби в одиночку. Вернусь в номер, вместе с Максом и Сергеичем решим, как и куда двигаться дальше, а фраги не убегут.
Замок срабатывал автоматически, потому я не удивился, что дверь заперта. Постучал костяшками, но никто не отозвался. Ухом припал к створке, уловил шелест удаляющихся шагов. Еремей, сволочь космоэнергетическая, бдит. Но где Макс и Сергеич?
Я забарабанил настойчивее — и снова ноль на массу. Что происходит? Бунт на корабле? Или гуру загипнотизировал Тертышного с Горбачевым? Пришлось молотить в дверь кулаками.
— Откройте, вашу мать! Что за фокусы?! — Два раза ударив ногой, я добавил: — Открывайте или вышибу дверь к чертям! Считаю до пяти! Пять, четыре, три, два…
Изнутри донеслась возня, дверь приоткрыл сонный Макс и зевнул:
— О, Ден… Извини, вторые сутки не спал — вырубился в кресле. Сергеич тоже задремал.
Гостиная пустовала, из спальни раздавалось коллективное мычание:
— Ом-м-м-м-м…
— Чего они там делают?
— Молятся, наверное, — пожал плечами Тертышный.
— Где Сергеич?
— Там, на балконе.
Бывший электрик потягивался в кресле из ротанга. Видимо, проснулся и послал Макса открывать: «Сбегай-ка не в службу, а в дружбу». А тот же из Казахстана, там вроде как воспитывают старших уважать и слушаться беспрекословно, вот Сергеич и пользуется…
Прикрыв дверь, я сел в плетеное кресло напротив. Макс слушал нас, стоя чуть в стороне и навострив уши.
— Где, говоришь, маяк? — спросил я у Сергеича, переходя сразу к делу.
Мужик поднялся, хрустнув коленками, потер мятую физиономию и, зевнув, сказал:
— Ходь сюды. — Он перегнулся через балкон и указал на крышу здания — вытянутый красный прямоугольник среди изумрудно-зеленых колышущихся крон. — Вон там, между нашим отелем и тем. Там нас зомбаки точно не достанут, не пролезут просто.
— Понял. Вопрос к тебе, Сергеич, вдруг Макс не в курсе. Точно ли у охраны нет огнестрела?
— Сто пудов нет. — Сергеич раскинул длинные руки и стал похож на гиббона. — Только в городе, а до тудова пилить и пилить.
— Так че, типа ты сигнал на материк пошлешь? Типа SOS? — спросил он.
— Не типа я, а типа ты, Макс, — я похлопал его по плечу. — Ты ж у нас с техникой дружишь. Один сигнал послал и второй пошлешь. Так что идти тебе с нами и не познать всех прелестей загаженного унитаза.
— Да я че, я и так. — Парень понял, что проштрафился, встав не на ту сторону, имел бы хвост — поджал бы. — Ссыкотно просто. Да и…
Макс замялся, а Сергеич криво усмехнулся, засветив золотой зуб:
— Да ему не унитаз интересен, а бабы! Тут же целый курятник! Многовато для одного петушка, а? — электрик подмигнул мне и плотоядно облизнулся.
«Все-таки неприятный тип», — подумал я, а Сергеич продолжил развивать мысль:
— Максимка-то наш оголодал, поди! Знаю, что на Лианку засматривался, хороша баба! Сам бы того-этого, кабы не…
— Поздно, — оборвал я его, пресекая попытку помянуть Хорхе-Лиану. — Упокоил я ее. Короче, давайте о деле! Первое, что надо выяснить, — как дела на материке и вообще в мире. Значит, пытаемся послать сигнал. С вероятностью девяносто девять процентов везде одно и то же, но не использовать возможность мы не имеем права.
— Согласен, — кивнул Макс. — А то мало ли глюки у тебя? Ден, ты уж извини, но уж больно сказочно то, что ты рассказывал.
— Коли с материка ответят, это же совсем иной расклад получится! — Сергеич воодушевленно ударил кулаком по ладони, но тут же помрачнел. — А коли нет?
— Вот я к тому и веду, — кивнул я. — Итак, если ответный сигнал мы не получим, дальше что? Мое предложение: находим убежище подальше от крупных зданий, окапываемся там, запасаемся едой и собираем других выживших. Вместе защищаться будет проще.