Рождество

1

Сонечка рано потеряла маменьку, ей на тот момент всего четыре годочка и сравнялось. Что случилось с ней, никто не говорил, да и мала ещё была тогда, а потом просто папеньке некогда стало.

Папенька, граф Ивлиев Павел Андреевич, любивший свою супругу до безумия, весь ушёл в своих чувствах и горестях в работу. Летом это были бесконечные полевые, где он, надоедая мужикам, скакал без устали на коне по полям, более мешая, чем помогая, и, ежели и не злились сильно, но подсмеивались над своим барином, видя такое его рвение к сельской работе. Особенно загонял себя ближе к дате её смерти... Как раз приходилось она на самую страду.

А после уезжал в Смоленск, "на службу", как он оправдывался, поручая Сонечку няне Полине Васильевне. Никто не знал, что он делает на той службе, но слухи доходили нелестные - то ли играл в карты, то ли просто пьянствовал... Доподлинно того не знал никто. Но две недели Павел Андреевич полностью посвящал Сонечке. И это было на Рождество...

Ждать начинала девочка папеньку с той поры, как наряжалась ёлка. Устанавливать её начинали загодя, за неделю.

Ель, срубленную в лесу и установленную во дворе, наряжать выходили все - и дворовые детишки, и Сонечка, и все взрослые, кои находились в усадьбе на тот момент. Но самыми главными из детей были, конечно, сама Сонечка и её двое приятелей - Стёпка, сын конюха, вихрастый, вечно шмыгающий и так и норовивший утереться рукавом, за что получал щелчок в лоб от няньки Сонечкиной, к слову, не больно-то и сильный, так что мальчишка, отбежав в сторону, смеялся и, выхватив из рукавицы тряпицу, именуемую важно платочком, демонстративно вытирал ею нос, да дочка поварихи Степаниды Татьянка. Эта тоже была той ещё егозой, но, как подружка, приближённая к барышне (кстати, одного с нею возраста), более воспитанная, чем Стёпка. Няня за этим следила строго. Да и Степанида строжила дочь, спуску не давала.

Запах еловый был настолько ярким и густым, что Сонечка не отходила ни на минуту от ёлки, пока её наряжали. А наряжали её, поскольку была высока, даже приставляя лесенку. На неё взбирался самый высокий из мужиков - Пётр, отец Стёпки, чем сын страшно гордился и ходил в те моменты гоголем середь таких же мальцов, как сам, так как именно его батьке доверяли прикрепить на макушку звезду. Потом были и другие украшения - в основном, мишура разная разноцветная, яблоки, пряники, покрашенные в позолоту шишки, снежинки, кои вырезали все - от детей, до сенных девок. Повесив несколько штук украшений, в основном, несъедобных, на верхних ветках, Пётр спускался и уходил, ворча:

- Баловством своим сами тут занимайтеся, а меня лошадки ждут.

Ну, свою часть работы он выполнил, теперь можно было и другим приступать к украшению лесной красавицы.

Папенька приезжал обычно за два-три дня до Сочельника, накануне Рождества, и они вместе ходили на службу в церковь, а после - сами праздники с подарками, колядки и даже гадания, всё это время проводили вместе, она не слезала с его рук и было это незабываемо. И можно было потом, когда папенька, до Пасхи, вновь уезжал на свою службу, вспоминать с умилением те дни, что они провели вместе.

В этот раз, перед новым, 1798-ым, годом, ёлка была установлена в срок, но... начались ужасные метели и мели уже пять дней, то более, то менее, и папеньки всё не было и не было. Уже и вот он, Сочельник... Завтра Рождество, а его нет, как нет. Тревога закрадывалась в сердце всем, кроме девочки. Она всё это время (кроме ночи) упрямо проводила на подоконнике, ожидая своего папеньку. На все слова увещевания, что няни, что французской гувернантки, старой и тощей мадам Шарлоты, она отвечала только одним - мотала кудрявой головой и вцеплялась в край подоконника, заявляя твёрдо:

- Папенька вот-вот приедет! Я точно знаю. Мне сон виделся, как он приезжает накануне Рождества. А ещё... - и глаза десятилетней девочки заблестели, то ли от слёз, то ли от того, что она вдруг придумала для себя в успокоение, - а ещё, я видела, как он отбивается от волков! Один серый воришка-разбойник кааак прыгнул на него, а он его кааак стукнет саблей!

- Да помилуй, душа моя, откуда у твоего папеньки сабля! - обняла её нянька и поцеловала в макушку.

Но Сонечка вырвалась и со слезами в голосе крикнула, продолжая и дальше убеждать всех, а более себя:

.

- Вот вы мне не верите, а я звезду во сне видала! Она мне упала прямо в ладошки, кои я подставила, чтобы поймать! А загадала я, чтобы папенька приехал в здравии и вовремя! - и уткнулась в живот Полине Васильевне, не желая, чтобы видели её слёзы.

Гувернантка хотела забрать девочку, воспользовавшись тем, что она спрыгнула с подоконника, но няня не дала, обняв барышню и поглаживая по голове нежно, нежно, отчего, она разревелась не на шутку. И пока нянька успокаивала её, раздался звон бубенцов и Сонечка вскинула голову и воскликнула:

- А я говорила, говорила! - и, вырвавшись из рук няньки, кинулась вон из комнаты.

Сбегая по ступеням со второго этажа, она споткнулась и полетела бы кубарем, если бы сильные, родные, руки отца не подхватили её и не прижали к себе.

- А я им говорила, говорила, - прижимаясь к холодному, запорошённому снегом папеньке, шептала ему в ухо, так как уткнулась в его меховой воротник, - а они не верили! Где же вы так долго были? Я так ждала!

- Я знал, что ты ждала, барашек мой, потому и торопился, как мог, ласточка моя, - он так же, как и нянька, целовал её в волосы, придерживая дочку почему-то только одной рукой.

Поставив девочку на ступеньки, Павел Андреевич скинул шубу и тут все увидели, что рука его подвязана платком. Сонечка ахнула и, схватив папеньку за здоровую руку, потащила по лестнице наверх, в его комнаты.

- Вы же сражались с волками, да? Я видала во сне... в ту ещё, воскресную ночь.

- О, да, стая была превеликая, - рассмеялся папенька, поцеловав дочь, - выдумщица ты моя.

Загрузка...