…Элиас очнулся от сильного возбуждения. Его била мелкая дрожь от сладкого, тянущего на безумия чувства, но было еще что-то дикое в этом — к похоти примешивалось ощущение острой боли. Элиас открыл глаза. Стряхивая остатки беспамятства, и увидел причину неудержимого вожделения — его плоть, бугрящуюся желанием, гладила изящная женская рука. Окончательно пробудившись, Элиас попытался воспротивиться, но его руки и ноги оказались скованы цепями, сам он висел в этой металлической паутине, словно пойманное дьяволом божество.
Женская рука скользнула по оголенной груди, расчерчивая ногтями узоры, будто клеймила своего раба. Элиас пытался обернуться и взглянуть на ту безумную, которая вытворяет с ним подобное, но она раскрыла себя сама. Медленно и грациозно из-за спины вышла самая ненавистная женщина его жизни. Когда Элиас увидел ее, так нагло сводящую его с ума, то пришел в неистовство. Его глаза налились кровью, руки рванули цепи, которыми он был прикован, но те оказались слишком надежны.
— Какого черта ты делаешь?! — вскричал он, вырываясь еще неистовее.
Ладонь все так же возбуждающе скользила по каменной плоти. Агата проигнорировала эмоциональную реакцию Элиаса, вместо этого она опустилась на колени перед прикованным узником и прильнула губами к его набухшему фаллосу. Элиас попытался отстраниться, насколько это вообще могли позволить его оковы. Алые губы Агаты искривились в злобной улыбке, тогда она снова придвинулась ближе. Во избежание новой попытки пленника вырваться, Агата без прелюдий обхватила огромное навершие его члена ртом и принялась соблазнительно посасывать.
Мужское начало по природе своей не могло сопротивляться такому откровенному сигналу, и вскоре противодействия Элиаса стали в разы слабее. До этого момента он боролся только с ненавистью к этой женщине, а теперь ему пришлось возражать еще и дикому желанию насладиться ее телом. Если бы только плоть знала, как греховно такое слепое подчинение инстинктам.
— Уйди от меня! — проревел он.
Агата подняла глаза на узника и соскользнула с могучего фаллоса своего заклятого врага. В ее глазах была только ненависть, в них не было и капли желания. Это ужаснуло Элиаса. На мгновение он даже потерял возможность говорить, пытаясь понять, что, черт возьми, движет этой сумасшедшей женщиной.
Она гордо поднялась с колен и подступила вплотную к Элиасу. Он чувствовал тонкий аромат ее кожи и ощущал легкое кружево пеньюара, разделявшее их тела от соприкосновения. Ее лицо приблизилось, бледная щека коснулась его шеи. Поднявшись на носки, Агата хотела быть еще ближе к его слуху.
— Я ненавижу тебя, Элиас Дарем. Ненавижу настолько, что готова сдохнуть на месте, лишь бы не находиться под одной крышей, не прикасаться. Каждая моя мысль только об одном: как было бы чудесно, если бы ты никогда не рождался, чтобы никогда не пришлось мне видеть твои мерзкие глаза…
— Вот и уйди к черту от меня! — с тем же презрением процедил он.
— Если бы я могла, презренный ублюдок…
* * *
Двумя неделями ранее
Агата прибыла на ежегодный турнир рыцарей, который проводился императором с момента его восхождения на трон. Вся знать, а тем более, высшие ее сословия были обязаны присутствовать на этом двухнедельном мероприятии и развлекать правящую семью своим многоликим обществом. Как глава герцогской семьи, Агата не имела ни одного шанса пропустить ненавистный выход в свет, в ее власти было лишь оттянуть свой приезд до официального начала соревнований.
Двери императорского дворца распахнулись, и Агата, преисполненная достоинства, но лишенная высокомерия, вошла в главный зал. Ее появление привлекло всеобщее внимание не только из-за ее титула, а скорее это была совокупная заслуга ее высокого положения, ослепительной красоты и умения держать себя. Женщины завидовали ей, мысленно осыпая проклятиями, когда видели, как их прежде безразличные мужья в один момент становились похотливыми животными при виде этой лже-герцогини.
Дело в том, что Агата де Кано являлась лишь приемной дочерью герцогини. Мать Агаты умерла очень рано, и барон Роберт де Кано смог найти свое счастье с Эстеллой Дарем — двоюродной сестрой императора. Так Агата стала членом императорской семьи, не связанным кровными узами, потому в аристократических кругах ее с особым цинизмом называли ложной герцогиней. После трагических событий с отцом и мачехой, Агата приняла титул и стала временной главой дома де Кано. Ей полагалось исполнять обязанности герцогини до тех пор, пока младшая сестра не вступит в совершеннолетний возраст.
За ее спиной снова шептались обозленные змеи, и вновь вожделенно вздыхали похотливые псы, но Агата, не обращая никакого внимания на реакцию двора, продолжила свое шествие под громкое представление:
— Ее светлость, герцогиня Южных земель Агата де Кано!
Она остановилась перед императорской четой с безразличной холодностью во взгляде. У Агаты не было привычки изображать то, что она не чувствует, а чувствовала она, как правило, очень редко. Герцогиня опустилась в глубоком реверансе перед императором и императрицей и склонила голову.
— Поднимись, дитя мое, — с великой милостью в голосе произнес император, лишний раз указывая на то, что его воли хватило бы оставить ее в подчинительном положении на всю жизнь. — Как всегда, первая красавица империи и, как всегда холодна.
— Приветствую Его Величество Императора и Ее Величество Императрицу, — рядовой фразой ответила Агата, поднимая глаза на владыку.
— Легкой ли была твоя дорога в столицу, герцогиня?
— Благодарю, Ваше Величество, дорога не доставила хлопот.
— Что ж, я бесконечно рад! Ведь мы наконец-то можем лицезреть мою дражайшую племянницу рядом с нами. А ведь без твоей красоты даже наша великолепная столица, что деревенская ярмарка в непогоду. Уверен, что и герцог Севера так считает! — злорадно заметил император и бросил насмешливый взгляд на племянника. Он развел руки во всеобъемлющем жесте и чинно произнес: — Как ваш самый близкий и единственный родственник, скажу, что несказанно рад нашему воссоединению сейчас. Уж очень редки стали семейные встречи, но, признаюсь, страсти никуда не исчезли!
Элиас Дарем — герцог Севера и родной племянник императора. Ныне покойный отец Элиаса был младшим сыном предыдущего императора и получил Северное герцогство вместе с титулом в наследство. Точно так же, как и сестра Эстелла Дарем. Когда-то Натан и Эстелла были очень дружны, их с детства соединяла истинная добросердечность по отношению друг к другу, но очень скоро взаимная привязанность утратила свою силу, а на смену ей пришла ненависть. Лютая, а в последствии — безрассудная. Герцогства враждовали, позабыв о прежних светлых чувствах.
Эстелла де Кано приказала наемникам убить Виолетту Дарем, после того как вторая отравила герцогиню Юга, и та потеряла ребенка. Обезумев от горя, Натан Дарем со своими воинами перехватил карету герцогской четы и убил сестру с супругом, а также всех, кто их сопровождал. Сам герцог Севера получил серьезную травму в этом сражении и скончался от заражения по дороге в замок. Так две семьи потеряли все в одночасье, так каждый из их выживших детей повзрослел раньше времени, а сердца их познали ненависть, которую не всякий взрослый осилит.
Так, Элиас Дарем получил титул в восемнадцать, Агата де Кано — в пятнадцать. Они не продолжили вражду своих отцов, но друг для друга стали самыми ненавистными людьми во всем мире. Их жизни не были переплетены, но судьбы связывало вечное подчинение императору, который охотно поддерживал обоюдную ненависть Севера и Юга, как в случае с родными братом и сестрой, а между племянниками и подавно.
На радость веселящемуся императору, взгляды Агаты и Элиаса встретились и щедро обменялись презрением. Никогда не будут стерты в памяти все те чудовищные события, которые произошли между их семьями. Никогда им не даст покоя ненависть, нависшая как проклятье. Пролитая родителями кровь утопила сердца детей в горечи.
Бал в честь открытия турнира был устроен пышный. Гости разошлись лишь к полуночи. Наконец, когда вечер официально объявили завершенным, Агата могла отправиться в свои покои гостевого дворца. Она дождалась возможности попрощаться с императором, но тот не собирался так быстро отпускать герцогиню, приглашая в свой кабинет для разговора.
Без единого намека на усталость император сел в свое кресло и лучезарно, но абсолютно лживо, улыбнулся Агате. Его речь полилась слащавой патокой, которую так и хотелось смывать мыльной водой.
На следующий день Агата вновь с самого утра заняла место рядом с императором и императрицей. Блуждая взглядом по собравшимся аристократам, она вдруг заметила герцога Севера вместе с младшей дочерью графа Нельсона. И, как утверждал император, именно ей суждено было стать герцогиней Дарем в обозримом будущем, хотя особое отношение герцога Севера к миловидной аристократке было видно сходу, без каких-либо дополнительных подтверждений о скором бракосочетании этих двоих.
Агата впервые видела Дарема таким живым, заботливым, таким приветливым. Он улыбался? Агата даже невольно допустила мысль, что, возможно, эта красивая девушка была единственным в его жизни человеком, кому он теперь улыбался. С ней он будто был тем, кем хотел бы быть и со всем прочим миром — открытым и чувственным, но, увы, судьба вручила ему иную роль и иную маску. Агата вздрогнула, когда представила его уничтожающую ненависть после осуществления плана императора.
Герцог Севера точно убьет ее при первой же возможности. Ее жизнь — ничто, и с самого рождения Агаты не предопределено другого. Она и так уже достигла того возраста, в котором магия убила маму. Сейчас Агате нужно было осторожно использовать свою силу, не провоцировать дремлющее внутри нее проклятие, чтобы не ослаблять тело. Она на верном пути, осталось всего каких-то два года до того момента, когда старшая де Кано сможет обрести покой. Обезопасить будущее сестры, удачно выдав ее замуж, а потом и передать законный титул. Только б хватило отпущенного ей времени, а потом она готова даже на смерть от руки Элиаса Дарема. В конце концов, это будет справедливой платой за то, что она вскоре с ним сотворит волею маньяка-императора…
Так, в бесконечных встречах шумного аристократического общества, прошли пять дней турнира, а последний вообще был превращен в один большой и крайне утомительный праздник. Финальное состязание принесло безоговорочную победу герцогу Севера. Будучи лучшим мечником в империи последние десять лет, Элиас Дарем оставался единственным претендентом на высшую награду в этих состязаниях. Изначально герцог Севера не собирался участвовать, как и много лет до этого. Однако император прилюдно настоял на участии племянника, тем самым исключая любые попытки второго избежать очередной игры первого.
Соперником герцога Севера за титул лучшего стал тот самый рыцарь Уилард, который просил Агату повязать его ленту. Молодой воин оказался настоящим дарованием, уверенно приближаясь к победному пьедесталу с каждым новым сражением. Если бы не Дарем, то Уилард точно стал победителем, но сегодня остался лишь вторым.
Агата посмотрела на юного рыцаря и с удивлением обнаружила, что тот буквально лучится счастьем, как если бы взял первый приз и славу лучшего. Его благоговейное почитание талантов командира искренне не допускало даже мысли, что они однажды могут сравняться в результатах. Уилард думал, что является первым после бога, и для него это уже была высшая степень признания его способностей.
Уилард заметил, что Агата смотрит на него, и, едва коснувшись синей ленты на своем плече, с благодарностью в теплых каштановых глазах поклонился герцогине. Агата кивнула в ответ, не желая обижать эту искренность своим безразличием.
— С умилением наблюдая за этой благоговейной преданностью рыцарей твоей красоте, я решил, что в этом году ты, герцогиня Юга, будешь награждать победителей, — великодушно провозгласил император, жестом указывая, что можно начинать церемонию награждения.
— Ваше Величество, эти воины так много работали, чтобы получить награду из ваших рук, из рук своего императора. Можем ли мы лишить их этой чести после всего того, через что им пришлось пройти на пути к победе? — сухо сказала герцогиня де Кано, буквально заявив о своем отказе, исполнить его желание.
Конечно, в эту самую минуту Агата могла думать только о том, что ей придется вручать награду герцогу Севера. Такая перспектива вызывала тошноту, настолько ненавистна была эта мысль.
— Ерунда. Эти молодые рыцари при одном только взгляде на тебя теряют голову от чувств, зачем, скажи мне, им нужен сморщенный старик? Куда приятней касаться губами руки первой красавицы! — посмеялся император, но в этом смехе никто, кроме самой Агаты, не уловил ноту угрозы.
Герцогиня проследовала к месту вручения наград в сопровождении императора, и после его короткой, но весьма эмоциональной речи, она вновь покорилась этой мерзкой, но такой непреложной власти над собой.
— Спасибо, герцогиня… — глядя на Агату все тем же благоговейным взглядом, лживее некуда выдохнул император.
Когда рыцари, занявшие второе и третье места, были награждены, Агата подошла к герцогу Дарему. Следуя традиции, он склонил голову перед вручающей награду герцогиней де Кано. Для Дарема это была еще и прекрасная возможность не глядеть на ненавистную женщину.
Агата стала еще бледнее, ее руки почти покрылись инеем. Она поднесла орден к его могучей груди и надежно закрепила на парадном мундире увесистую брошь из лент и драгоценных камней. После герцог едва коснулся губами тыльной стороны ее ладони в знак рыцарской благодарности за признание заслуг членом императорской семьи.
— Превосходно! Моя дорогая герцогиня де Кано справилась даже лучше меня! Было так приятно наблюдать за этим зрелищем, где сила робеет перед красотой! — хлопнул ладонью о ладонь император и снова машинально коснулся своего кольца с опалом.
Толпа ликовала от слов монарха и через их призму в мыслях всячески теперь романтизировала увиденное. Агата осталась безучастной, но внутри нее с новой силой разгоралась ненависть к герцогу при одном только взгляде. Дарем тоже не испытывал удовольствия. Его кулаки были крепко сжаты, будто сдерживали поводья необузданного презрения. Если бы только император в тот момент завершил церемонию награждения, если бы позволил этим двоим не находиться так смертельно близко друг к другу, обоюдная ненависть не свела бы Агату и Дарема с ума.
— Что ты творишь, герцогиня?!
Агата почувствовала, как в ее сознании всплывают магические образы, и поняла, что больше нельзя откровенничать. Она должна играть свою роль, если не хочет смерти для единственного сокровища, которое у нее осталось — ее младшей сестры, которую отдадут в притон, не выполни Агата приказ императора.
Девушка проглотила злобу и, снова обратившись в искусительницу, ядовито-сладко прошептала:
— Хочу доставить герцогу несравнимое ни с чем удовольствие.
Агата скользнула ногтями по мускулистой груди, пробуждая в Элиасе очередную волну страсти, а сама задыхалась от ненависти. Элиас с новой силой принялся сопротивляться, но Агата не обращала на это внимание, а просто продолжала соблазнять. Она ласкала, презирая всем сердцем; целовала, проклиная бесконечно, но доводила до исступления. Герцог Дарем безвольно повисал на своих цепях, когда его возбуждение достигало высшей отметки. Он сжимал веки до черных пятен перед глазами, до головокружения, лишь бы не наблюдать за тем, как его организм укрощен самым ненавистным человеком в жизни. А его семя продолжало орошать ее губы, и она пила с удовольствием, но ненавидя еще больше.
Агата поднялась и со всей возможной выдержкой изобразила коварство на своем белоснежном лице. Она бесстрашно направила взгляд изумрудных глаз на герцога, отыгрывая свою роль до конца.
— Герцог Дарем, твоя похоть слишком велика… Так быстро сдался на мои ласки, — издевательски цокнула Агата.
— Ненавижу. Тебя. Агата де Кано, — Дарем выплевывал со злостью каждое слово.
Герцогиня лишь ехидно улыбнулась и снова подошла вплотную. Ее тонкий пеньюар в один миг пропитался каплями пота от тела пленника, прилипая к ее изгибам и формам, словно вторая кожа. Агата потерлась бедром о набухающую от новой порции желания плоть Дарема и прошептала:
— Обманщик… Твое тело говорит о другом…
— Отойди!!! — истошно завопил герцог, со всей яростью сдергивая свои рабские цепи.
Его всегда спокойные, даже ледяные, серые глаза теперь покрылись сетью капилляров, грозя жестокой расправой. Агата внутри испытывала звериный страх от его ауры, с трудом приказывая своему телу оставаться на месте и играть до конца. Девушка закатила глаза, будто считала угрозы герцога Севера, величайшего рыцаря империи и правителя огромных территорий, глупым ребячеством. Внутри же не было ни одного мускула, который бы не дрогнул под его диким, почти безумным взглядом.
Герцогиня Юга безразлично осмотрела его с ног до головы, еще раз указывая на унизительное рабское положение, а потом просто повернулась и ушла прочь. Чуть только за ней захлопнулась дверь, как Агата растеряла все свое самообладание. Ее душа выла от боли и унижения, ее организм отвергал вязкое семя герцога. Тошнота подступала к горлу все настойчивее, но Агата всеми силами сдерживала рвотные позывы. Она не могла допустить, чтобы его семя покинуло ее тело, в противном случае, придется вернуться и снова сделать это…
Вернувшись в свои покои, Агата выгнала слуг и сбросила с себя пропитанные его мускусом одежды. Омерзение, которое испытала от близости с этим мужчиной, забыть Агата не сможет уже более никогда, но, чтобы хоть немного заглушить тошноту, ей нужно смыть с себя следы этого греха. Терпкий вкус семенной жидкости смешался с горечью обиды, с ядовитостью презрения и не мог быть вытравлен сейчас ничем.
Агата больше не могла сдерживаться. Эмоции, которым прежде она была полноправная и строгая хозяйка, вышли наружу. Герцогиня кричала в голос, позволяя душе болеть в последний перед смертью раз. Она не стала сковывать внутри протест, а дала ему волю, иначе просто сошла бы с ума. Как защитная реакция на разрушительную силу, пришедшую извне, явилась магия Агаты. Тонкие светящиеся нити проникали в тело хозяйки, успокаивая сердце, притупляя разум. Струйки крови текли по губам Агаты, но ее истерика постепенно отступала, запечатывая последние всхлипы где-то глубоко внутри. Кровавый кашель гулко звучал под сводами обветшалого замка.
Благодаря только магии герцогиня уснула этой ночью, а наутро поднялась с постели с полным безразличия ко всему произошедшему сердцем.
* * *
Вскоре, после того как герцогиня ушла, Элиаса освободили от рабских оков. Слуги принесли герцогу Севера чистые полотенца и халат, а также сообщили, что ванна для купания готова. Все эти люди были похожи на призраков, они будто не боялись смерти в присутствии его могущественной ауры, будто не замечали бушующей ярости внутри Дарема. Он решил для себя, что с этими людьми разберется уже после. Сначала ему нужна душа Агаты де Кано!
Элиас быстро натянул штаны и кинулся в коридор в поисках растоптавшей его самолюбие женщины. Он метался с этажа на этаж, от двери к двери, из крыла в крыло, пока не нашел нужные комнаты. Двери надежно сдерживали любые рьяные натиски герцога Севера, его неистовую силу в то время, как Агата под воздействием магии мирно спала в своей постели.
В полноценном безумии Элиас рвал и метал. После бесчисленных предпринятых попыток добраться до женщины, пленившей его, герцог вернулся в свои покои. Он быстро оделся в оставленные слугами одежды и выпрыгнул в окно. Единственной целью стало выбраться из этого проклятого места.
Элиас оказался в саду. Затаившись, он прислушался к обстановке и не нашел ничего, что могло представлять для него, пускай и не вооруженного, опасности. Свет на нижних этажах замка еще горел, слуги-призраки выполняли привычную работу, стражники, если и были здесь, то караул не несли.
Добравшись до своих покоев, герцогиня снова велела слугам не беспокоить ее до самого вечера. Агата отказалась от обеда, не имея возможности избавиться от тошноты, вызванной вкусом мужского семени. К назначенному времени она отправила слуг за герцогом, который, разумеется, не пошел бы добровольно на очередную встречу с ненавистной женщиной.
Император, рассказывая в деталях о своей игре, велел Агате держать пленника в оковах без возможности освобождения. Он веселился, когда предполагал, какие последствия ждут герцогиню, спусти она этого дикого зверя с цепи. Казалось, что император только обрадуется, если его игра выйдет за рамки одного лишь сексуального насилия. Если эта порочная связь Агаты и Элиаса в своем сюжете будет иметь еще и трагедию, то монарх получит в разы больше удовлетворения, чем планировал изначально. Втайне на такое стечение обстоятельств он и надеялся. Плевать, что ради этой забавы кто-то из герцогов должен умереть.
Таким образом, Агата была брошена в клетку со зверем, не имея ни малейшей возможности противостоять ему или хотя бы просто защититься. Император не знал о способностях герцогини к магии, а точнее, он не знал, насколько далеко она зашла в своих навыках, ведь, теоретически, о переданных матерью силах он вполне мог быть в курсе. Однако император также был хорошо осведомлен, что именно эти бесконтрольные и не поддающиеся подчинению способности стали причиной ранней гибели Терезы де Кано. Сила, которую ей преподнесло Небо, не была даром, а объективно считалась проклятием. Именно поэтому император не делал ставок на чародейские задатки Агаты, причисляя их скорее к рудиментарным особенностям, чем к преимуществам.
Наступил вечер. Агата применила магию паралича, чтобы слуги могли определить беспрепятственно Дарема в его рабские цепи. Когда все приготовления были закончены, временной хозяйке замка тотчас дали знать. Герцогиня де Кано неспешно собрала волосы на затылке, накинула кружевной пеньюар поверх нижнего белья и отправилась в покои Дарема.
Войдя в спальню герцога, Агата мысленно призвала всю свою выдержку и посмотрела на пленника. Серые глаза Элиаса Дарема проклинали жгучей ненавистью, выражая лишь одно желание — чтобы эта безумная женщина упала замертво здесь и сейчас.
Герцог оставался скован, как и прошлой ночью, но сегодня он пребывал в сознании. У Агаты не было возможности собраться с духом, прежде чем коснуться мужского тела. Герцогиня размеренной поступью направилась к узнику, не позволяя вырваться наружу ни одной эмоции, которых внутри был целый омут. Сомнение, страх, отвращение, желание оборвать его жизнь, желание оборвать свою жизнь — так много всего на нее одну. И как можно противостоять подобному в одиночку?.. Тут требуется не только мощный стимул, обязательным была и благородная душа, которая откажет эгоизму и прочим своим слабостям ради кого-то очень близкого.
Агата приблизилась. Но Дарем не собирался так просто поддаваться на ее чары. Он кинулся на ненавистную женщину могучим корпусом, поднимая в воздух громкий лязг сдерживающих его цепей. Агату не напугал дикий поступок пленника, напротив, она была готова к еще более неистовой ярости. Отпрянув на необходимую для безопасности дистанцию, она протянула бледную кисть и коснулась щеки Дарема, будто пытаясь приручить спесивое существо. Герцог отвернул лицо от мерзкого прикосновения, но в силу ограниченной возможности не смог бы его избежать, как бы ни стремился.
Герцогиня снова подошла ближе и все-таки коснулась напряженной скулы Дарема. Ее рука скользнула к могучей шее и осталась там, тогда как вторая принялась расстегивать пуговицы его рубашки. Герцог снова взбунтовался в попытке сорвать цепи. Казалось, вот-вот лопнет кожа на его бугрящихся мышцами плечах и груди. Набухшие вены хаотично исполосовали поверхность рук, напитывая силой воина. Однако каким бы непобедимым ни был этот мужчина, он никак не смог бы совладать с цепями, предназначенными для дракона.
Дождавшись, когда волна негодования сменится усталостью от длительного напряжения, Агата с коварством улыбнулась пленнику и неторопливо коснулась губами мочки его уха. Ее поцелуй был похож на издевку, особенно когда герцогиня обхватила зубами его серебряную серьгу в виде гвоздика со свисающими с него двумя тонкими пластинами. Сомкнувшись под натиском бархатных губ, они издали тихий звон, который тотчас был поглощен усмешкой Агаты.
Герцог Дарем сглотнул отравляющую его желчь и хрипло произнес:
— Какой смысл всего этого? Чего ты добиваешься?!!
Тонкие пальцы герцогини де Кано распахнули края рубашки Дарема и прошлись нежными поглаживаниями по упругим мышцам его груди. Ее ледяной взгляд бесстрашно уставился в серые глаза герцога, а потом Агата опустила веки и, касаясь губами его щеки, прошептала:
— Разве не видно?.. Я добиваюсь абсолютной власти женщины над мужчиной.
— Ты сумасшедшая…
— Ха, — усмехнулась Агата, опуская руку все ниже по его рельефному животу. — А ты тот, кто переполнен желанием обладать этой сумасшедшей…
Новый приступ ярости Дарема не испугал Агату, она лишь еще ближе прильнула к его горячему телу и издевательски погладила налившийся вожделением мужской орган.
— Прекрати… — настойчиво произнес герцог. — Чего ты хочешь в обмен на мою свободу?
Агата удивленно подняла брови, глядя на пленника, сменившего гнев на дипломатию. Она чуть не захлебнулась собственной ненавистью к этому человеку, но вновь лишь злорадно подняла уголок губ.
Во всей империи нежная весенняя зелень сменилась бурной летней растительностью. Заливные луга цвели пестро и обильно, но в садах замка Повелителя облаков всегда стояла поздняя весна или раннее лето. Особенности здешнего микроклимата сохраняли для господства природы благоприятные условия круглый год. Цветы не переставали благоухать, а, увядая, распускались вновь. Бесчисленное количество видов и расцветок наполняли клумбы или просто росли дикарями всюду, куда ни падал взгляд. Местные сады давали щедрые урожаи по три раза в год, а разнообразие экзотических фруктов поражало даже хозяйку необычайно плодородных Южных земель.
Река, петляющая по плато вокруг замка, была прозрачна и чиста. Звук ее игривых потоков перешептывался вдали, у подножия гор, и был так похож на шум моря. Агата много гуляла в тишине и прекрасных пейзажах, прислушиваясь к эху водных потоков и ими успокаиваясь. Если бы не обстоятельства, по вине которых она попала сюда, то герцогиня не могла бы найти места чудеснее замка Повелителя облаков. Здесь было даже лучше, чем в любимом Южном дворце, где столько красивых мест и близких людей. Этот тихий дворец с особенной, нежной аурой так напоминал Агате о графской резиденции де Кано в Лации, месте, в котором она выросла, в котором осталась лучшая часть ее жизни. Здесь было так же тихо и спокойно, как дома.
Послеполуденное солнце было мягким и приветливым, приятно ласкаясь к лепесткам роз, наполняя силой плоды померанцев. Агата укрылась в тени ветвистого клена и читала. В ее руках был увесистый том о драгоценных камнях как природного, так и магического происхождения. Все ее внимание принадлежало описанию неких камней с названием «мана бестии», где говорилось о том, что сила этих минералов способна стабилизировать деструктивную магию.
Как утверждалось в исследованиях одного алхимика из Аристы — северной страны, погибшей двадцать лет назад из-за вероломного вторжения империи, данные камни являются минералами животного происхождения. Только в телах северных монстров под действием многолетнего накопления магической энергии создавалась Мана Бестии. По необычному стечению обстоятельств или из-за некоторых эволюционных изменений монстры не могли использовать магию, которую впитывал их организм десятилетиями, и энергии не оставалось ничего иного, кроме как минерализоваться внутри крепкого тела.
Самым странным из всего описанного Агата считала способность зверя притягивать любого рода энергию при абсолютной немощи ее применить. Но как бы ни было чудаковато это умение в случае с монстрами Севера, для нее оно оказалось бы бесценным. Способность подобного контроля в ее собственной ситуации с магией разрушения, которая, в отличие от энергии монстров, не имела системы кристаллизации в жестко определенных границах, а проявляла необузданную хаотичность, была бы, если не спасением, то отличным подспорьем для Агаты в попытках прожить чуть дольше, чем это возможно на текущий момент.
Солнце почти скрылось за снежными вершинами гор, обозначая приход вечера. Агата вычеркнула тридцать первую отметку в своем дневнике и поднялась со скамьи. Ну вот и все, эта ночь будет последней для плененного Дарема и ее унижения. Она пришла в покои герцога, когда он уже находился в своих рабских оковах. Взгляд Элиаса уже давно не источал ненависти и не вызывал ее. Он покорно дожидался ее прихода, не имея на лице никаких эмоций. Агата соблазнительно прижалась к обнаженной груди и протяжно выдохнула. По коже герцога будто прошел разряд. Элиас стерпел. Поймав удивленный взгляд Агаты на себе, он остался безразличен к происходящему. Душой — не телом.
— Это последняя ночь… — прошептала Агата, расчерчивая ногтями на его спине царапины.
Элиас мгновенно перевел вопросительный взгляд на Агату и нахмурился. Она молчала, продолжая покрывать поцелуями, обжигать дыханием. Его желание пульсировало настойчиво, и тело нетерпеливо ждало ласк. Могло ли быть, что теперь герцог сдерживал желание совсем по другому поводу?..
На этот вопрос у него сейчас не было ответа, но не потому что он не решался рассуждать, просто в данный момент любые доводы рассудка затуманивались страстным безумием. Его снова подчиняли, а он уже сомневался, способен ли на сопротивление, желает ли сопротивления…
Агата устало опустила веки и проглотила последние капли семени. Она сейчас была такой покорной, такой безумно уставшей. В эту ночь она могла уже больше не притворяться страстной любовницей, и поневоле показала истинный облик — облик рабыни, такой же узницы, каким был Элиас. Вот только он теперь себе не казался жертвой, когда смотрел, что с ней сделала игра императора спустя месяц подчинения. Она по-прежнему сидела на коленях перед его могучей фигурой. Веки Агаты потяжелели от стыда, от неверия, что наконец все это закончилось…
Ее мертвенно бледная кисть коснулась правого запястья. Замочек на браслете едва слышно щелкнул, позволяя освободиться от магической оковы императора. Агата медленно сняла тусклую цепочку и положила на пол перед собой. Элиас взглянул на магический браслет и убедился в том, что у нее тоже были оковы все это время. И, возможно, они были даже пострашнее тех, что пленили его.
Агата пыталась сдержать дрожь, кутаясь в газовый пеньюар еще и от стыда. Она поднялась, не в силах выказывать гордость, да и к чему? Им обоим давно известно, что гордости у нее не осталось ни капли. Сегодня можно не притворяться, сегодня сделка считается исполненной.
Герцогиня подняла стеклянный взгляд и, взывая к остаткам храбрости, заглянула в серые глаза Дарема. Она потянулась, чтобы открыть замок на оковах, но пленник вдруг остановил: