Железо 2. Освобожденные от шлака

Глава 1. Похвала

– Ну, тут напрашиваются следующие выводы…

– Ну-ка?

– Либо на ристалище тренируют так сурово, что у Презирающих День на затылке прорезывается еще одна пара глаз, либо…

Джамайка зловеще замолк, предлагая друзьям додумать самостоятельно. Венчура вскинул брови.

– Либо?

– …либо моя мать не приукрашивает, ссылаясь на свою пятую точку всякий раз, когда чувствует, что жнецы за имуществом к нам скоро нагрянут… Может, Смотрящих в Ночь тоже обучают прислушиваться к темной листве задницей?! Поэтому и обращены к ней спиной всю ночь напролет…

Венчуре было не до шуток. Но он мог понять Джамайку, который до последнего отказывался поверить, что вовсе не людоеды, а Смотрящие в Ночь изуверски убивают своих соплеменников, а взгляды их обращены не к границе, а к племени лишь затем, чтобы своевременно замечать крадущихся среди корневищ и жухлой растительности беглецов – людей, что устали от правления Пу-Отано и невыносимой жизни в каньоне.

Прошлой ночью они схоронились за вывернутым пнем на Скалящейся Равнине и не смыкали глаз до предрассветных лучей, следя за пограничниками на Открытой Ладони. Друзей не покидало ощущение, что те следят за ними в ответ. А позапрошлой ночью, буквально сразу после выборов, Венчура и Лут взобрались на невысокую гряду, откуда им открывался вид на Сумеречный проход и парочку Смотрящих в Ночь, которые на деле неотрывно смотрели не в ночь, а на огоньки в племени. И даже когда те погасли, фигуры с копьями ни разу не повернулись к темному ущелью позади них, из которого, по идее, в любой миг мог выпрыгнуть кто угодно. По всей видимости, тот длинноволосый паренек с грустным шрамом на щеке не солгал, и выпрыгивать из тьмы было действительно некому.

В эту ночь друзья сидели под останцем, втроем закутавшись в одну шкуру от насекомых, и наблюдали за Сломанной Стрелой – пост занимал ветеран и его малолетний подсобник, Ждущий Закат. Последний часто оглядывался на склон по ту сторону рва, беспокойно ерзал и мерил шагами протяженность высившейся у них под боком скалы. Что до ветерана, то тот любовался пламенем разведенного костра, явно не опасаясь, что в случае чего его глазам понадобится время, чтобы после яркого света быстро перестроиться на смутные очертания во мраке.

Даже если Пожирающие Печень и в пятую долю не так страшны, как их описывают вождь и бывалые Смотрящие в Ночь, им явно не стоило бы усилий расправиться с увальнем у огня, ведь тот, в случае чего, будет все равно что слепым и надежно самоустранится, свалившись в суматохе в ров. И увальня это похоже только забавляло. Он улыбался до ушей, насвистывал брачный танец соек и подкручивал вертел с нанизанной на него белкой. Одурительный запах поджаренного мяса достигал спрятавшихся за камнем друзей, нервируя их, и подбивая налегать на лущеные желуди усерднее. Венчура не выдержал. Отбросив шкуру, он вылез из-под останца и направился прямо к костру. Лут и Джамайка зашипели ему вслед, но тот уверенно поманил их.

– Давайте за мной, подыграете.

Смотрящий в Ночь и в самом деле не видел дальше своего крючковатого носа – Венчуру он обнаружил только когда уже тот замер по другую сторону костра. Чуть не свалившись с чурки под задом, он опрокинулся в сторону своего забытого на земле копья и, схватив его, наставил на пришедшего. Венчура примирительно развел руки.

– Тише, мы свои, – успокоил он, но пограничник копье не убирал, а все еще щурился, пытаясь его разглядеть. – У вас тут настоящий пир, смотрю? А запах то какой… Им и мертвых поднять недолго… Хотите, чтобы ожили и все сюда поплелись? Мы и с Пожирающими Печень то еле справляемся, чтобы еще и другую напасть терпеть…

– Топчан приковыляет сюда на ножках из костей мертвых, будет на чем лежать – я только за, – нервно усмехнулся Смотрящий в Ночь, чуть опустив копье. Его глаза перестали жмуриться и он пересчитал ими трех друзей. – Чего вы хотите?

Венчура оглянулся на Лута и Джамайку, угрюмо застывших за его плечом. Ему хотелось снова что-нибудь сострить, но его желудок, уставший за три дня от желудей, голодно буркнул ему подсказку.

– Жрать.

К костру подоспел Ждущий Закат. Обведя испуганным взглядом копье в руках своего напарника и тройку соплеменников, стоящих напротив, он впал в ступор.

– Кобока? – воскликнул Лут. Ждущий Закат моргнул. – Не знал, что тебя уже перевели на границу… Мои поздравления.

Кобока судорожно кивнул в знак благодарности и повернулся к ветерану, явно ожидая объяснений или на худой конец какого-нибудь приказа. Смотрящий в Ночь беспокойно водил нижней челюстью.

– Это, – наконец кивнул он на жареную белку, – собственность братства. Я не вправе делиться добытым мясом с вами. Простите.

Венчура другого ответа и не ждал. Смотрящие в Ночь были единственными, кто мог позволить себе выбираться за границу, чтобы раздобыть мясо, но лишь пятая часть доставалась добытчику – все остальное шло на склады для перераспределения благ племени. Точнее говоря, на стол вождю и его советникам.

– А дичь, которую братство еще не загнало в этом лесу, – Венчура указал на стену деревьев за рвом, – надеюсь, пока еще не попадает под собственность Смотрящих в Ночь?

Ветеран поморщился, явно не понимая, к чему тот ведет.

– Нет, она ничья. Но до нее вам не добраться.

– Это почему же?

Смотрящий в Ночь, словно отсталому, постучал для Венчуры копьем по плетеной изгороди, тянущейся вдоль рва от скалы до постового острога.

– А как же вы тогда поймали белку? Сама перепрыгнула ров? – не поверил Венчура.

– Нет, это я выходил перед закатом проверить кулемки, одна дура попалась, – объяснил увалень. – Но я могу выходить за границу, а вы – нет.

– А почему мы не можем? Я не слышал, чтобы вождь нам запрещал… А ты слышал, Лут? А ты, Джамайка? – Венчура повернулся к друзьям. Те ему поддакнули.

Увалень снова поморщился. Этот разговор свалился ему на голову посреди ночи и он совершенно не был к нему готов.

– Там же эти твари… Людоеды, – напомнил Смотрящий в Ночь. Его подбородок нервно дергался. – Хотите, чтобы они вас выпотрошили? Как и других умников до вас?

Глава 2. Похвала. Часть 2

Обнявшись на прощание с другом, он поплелся домой – к матери и младшему брату. Уже понемногу светало. Скоро Посланники Зари начнут давить из себя омерзительнейшие крики. Их пальцы будут сжимать железные болванки и лупить ими в чугунный гонг, подвешенный на шею. Железо жаждет освобождения. После сегодняшней ночи у Венчуры больше не осталось иллюзий, что за волей железа неуклюже пряталась широкомордая прихоть вождя. Добытое, выплавленное и прокованное, не имеющее себе равных в прочности и остроте, судя по воинским акинакам… Зачем оно вождю в таких количествах? Кому он его отдает? Венчура мрачно усмехнулся про себя.

Не сегодня, так завтра, вождь и сам охотно ответит на все вопросы соплеменникам, будучи подвешенным за лодыжки над воротами Площади Предков…

– А ты знал, что упыри проводят большую часть жизни перевернувшись вниз головой, внутри темной и сырой пещеры?

Венчура скосил глаза на небольшой песчаный холм – за ним полустоял-полулежал, скрестив руки на груди, паренек чуть старше его. Шерстяные леггины из шкуры бизона и меховая безрукавка со змеиными клыками в качестве застежек. На плече подвязка из перьев, а на шее бусы из редких камней. Взгляд хищный, как замерший в кукурузных стеблях воин, и полный азарта, а улыбка – красивая и бесстрашная, как падение солнца за горизонт. Выйдя из-за холма, он вразвалку подошел к Венчуре. Они были примерно одного роста.

– Так и чего добьешься, подвесив его за лодыжки? Он того и глядишь причмокивать начнет… Упыри света боятся, а еще у них очень чувствительный слух…

Венчура не выдержал его прямого, насмешливого взгляда, и с ухмылкой потупил глаза.

– И что предлагаешь тогда?

– В глаза воткнуть горящие головешки, – пожал плечами разодетый паренек. – А уши, коли такие чувствительные, заткнуть наконечниками стрел…

Венчура снова ухмыльнулся, но уже не так весело. Паренек это заметил.

– Ты ведь никогда не любил насилия, – проговорил он. – Но как быть с теми, кто его плодит?

– Прогнать их подальше?

– Упырей прогнать непросто, – задумался паренек, потеребив клык на безрукавке. – Но они в ужасе улетают, едва заслышав стрекот ястреба или сапсана…

– А как он звучит, этот стрекот?..

Парень надул щеки и произвел губами неблагозвучное трещание. Венчура грустно рассмеялся.

– Совсем непохоже…

– А ты попробуй сам.

Венчура попробовал, но вышло даже еще глупее. Паренька это повеселило.

– Почему ты не сказал мне раньше? – вдруг спросил Венчура.

Улыбка сошла с лица паренька. Смех померк в его глазах, уступив место холодной и всепрощающей отрешенности. Растерянно проведя пальцами по застежкам своей безрукавки, он распахнул ее и будто с удивлением воззрился на свой живот. Там был провал, рваная рана. Внутренности отсутствовали.

– Почему не сказал, что тебя убили эти двуличные твари?

– Ты не был готов узнать, – сглотнув, ответил ему паренек. – Что бы ты сделал с этим знанием в том возрасте? Побежал бы о нем во все стороны кричать? Без друзей, без мудрости, без твоего нынешнего влияния? Тебя бы заткнули. Грубо и бесшумно.

Венчура горько склонил голову. То было правдой.

– Но сейчас ты готов, и я горжусь тобой, – паренек приобнял его за плечо и они вместе двинулись к дому его семьи. – Тебе нужна поддержка, как никогда раньше… И я готов тебе ее дать.

– Спасибо, отец, – Венчура ему был за это очень благодарен. Ему вечно недоставало отцовской похвалы. Он так хотел услышать одобрение, что он делает хоть что-то по-настоящему важное. Он даже был бы рад отцовской брани и осуждению, и тогда бы они смогли с ним обсудить, что же именно его сын делает не так. Вместе они бы выяснили, как правильно.

Паренек ему ободряюще улыбнулся – необычайно по-взрослому для его лет. От этой мальчишеской, задиристой улыбки, какой бы широкой она не была, все равно сквозило леденящей тоской, что все перечеркивала и оставляла Венчуру вечно голодным, сколько бы отец его не ободрял.

– Не иди туда. Там ты не найдешь поддержки, – отец попробовал повлечь его к красной скале, к хижине Куклука Черноротого, но Венчура твердо направлялся к матери.

– В этот раз она не станет спорить, – понадеялся он. – Я скажу ей, от чьей руки ты на самом деле погиб. Скажу ей, что на самом деле здесь происходит. Она поймет, что все это время ошибалась и пожалеет, что не была на моей стороне… Она пожалеет, что выбрала этого безрогого вола, не видящего дальше плуга, в который его запрягли…

– Не надо так про Брюма, – паренек успокаивающе потряхивал Венчуру за плечо. – Вы бы без него совсем пропали… А шезлонг из моих костей? Она еще сидит в нем? В моих объятиях?

Венчура заглянул в вопрошающие глаза паренька – те явно желали услышать, узреть, что он первым был, первым и остался. Азарт охотника – угодить стрелой в самое сердце, чтобы та осталась в нем до самого последнего толчка. И неважно, сколько перед ним, самым последним, оно еще побьется. Венчура не хотел обманывать отца. Но и расстраивать тоже. Он отвел взгляд. Паренек понимающе кивнул.

– Знаю, она рассказывает тебе, что я самая большая ошибка в ее жизни – часто и громко, чтобы и самой в это поверить. Пойми ее. Брюм – надежный мужчина, и она должна быть его верной женщиной. Хотя бы снаружи. А что ей еще остается?.. Я не перестаю себя ненавидеть, за то что так вас подвел…

– Ты не подводил, – процедил Венчура. – Ты бы вернулся с охоты, как и всегда. Это тебя подвели, предали… те, к кому ты не боялся повернуться спиной… Проклятые Смотрящие в Ночь… Ты знаешь, кто из них… сделал с тобой это? – он опустил глаза на смертельное увечье отца.

– Это сделал вождь, – проговорил тот. – Их руками. Пока его собственные руки покоились на горле их близких, готовые в любой миг сжаться… Нас всех подвели и вынудили подводить других… Но уже очень скоро ты все это прекратишь. Только тебе это под силу.

– Я не так уж и силен…

Паренек отвесил ему легкий подзатыльник.

– Вот где твоя сила, балда… Спору нет, ты столь тощий, что тебя сдует ветер. А Брюма ветер не сдует – зато вьюга снесет. Но если вы все встанете толпой и крепко возьметесь за плечи – сама зима в ужасе повернет вспять…