Наверное, три года в монастыре сильно меня изменили, потому что дядя долго смотрел на меня, и взгляд у него был растерянный.
- Магали? – спросил он неуверенно.
- Рада, что вы меня узнали, - ответила я любезно, словно мы встретились не в монастыре святой Чаши, а при дворе короля. – Как поживаете? Как поживает ваша милая жена? А как Изабелла? Надеюсь, с ней все хорошо? Передавайте ей тысячу приветов и поцелуев.
Он уловил насмешку и нахмурился.
- Ты оказалась здесь не по моей воле, а из-за своего отца.
Разумнее было бы гордо и презрительно молчать, а не язвить, но я ничего не могла с собой поделать. Едва увидев этого человека, кровь во мне так и забурлила – от негодования, от злости, от обиды за предательство. Я не могла отомстить дяде – что может сделать монастырская воспитанница, но даже собака, посаженная на цепь, лает. Вот и я не сдержалась и попыталась уколоть дядю хотя бы словесно.
- Конечно, барон де Корн ни при чем. Невинен, как барашек, - сказала я. – Ведь вы даже не подозревали, что ваш родной брат, с которым вы так тесно общались, готовит мятеж, а я в свои шестнадцать лет, само собой, была в курсе всех замыслов по свержению королевской власти. Хорошо хоть, сама не участвовала, иначе монастырем бы не отделалась.
Дядя побагровел и не сразу нашелся, что сказать.
- Что же вы замолчали? – я села в кресло матери-настоятельницы, заставив сестру Цецилию и сестру Матильду, сопровождавших меня, поморщиться. – Потрудитесь сообщить цель вашего визита?
- Прекрати ломать комедию, - сказал дядя сквозь зубы.
- Отчего нет? - спросила я с холодной любезностью. – Здесь так мало развлечений, что немного комедии нам не помешает.
Вошла мать-настоятельница, увидела меня в своем кресле, увидела, как дядя едва не скрежещет зубами, и сразу все поняла.
- Теперь вы понимаете, барон де Корн, - сказала она скорбно, - как нелегко нам приходится с вашей племянницей?
- Сейчас он расплачется от сочувствия, - подсказала я.
Мать-настоятельница сделала знак сестрам, и сестра Цецилия крепкой рукой вытащила меня из кресла. При этом она больно ущипнула меня за плечо. Она всегда щипалась хитро – с вывертом. Это было особенно больно, но я не стала жаловаться, потому что жаловаться было бессмысленно.
- Отец Бертран считает, что девушка одержима, - продолжала мать-настоятельница, - и полгода назад мы начали обряды экзорцизма…
- Но не преуспели, как я вижу, - проворчал дядя. – Дайте мне поговорить с ней наедине.
Мать-настоятельница кивнула сестрам, и они все удалились, а я снова уселась в кресло. Не из вредности, а потому что неделя в карцере не прибавила мне сил, и стоять совсем не хотелось. Хотелось сесть, а еще лучше – лечь.
- Отвратительно выглядишь, - сказал дядя без обиняков.
- Чувствую себя еще отвратительнее, - заверила я его. – Но вы же именно этого хотели?
- Я никогда не желал тебе зла.
- Считайте, я вам не поверила.
- Напрасно ты так предвзято ко мне относишься, - дядя придвинул стул и сел напротив.
Я иронично приподняла брови и вежливо поинтересовалась:
- В самом деле, напрасно?
Ожидалось, что сейчас дядя начнет известную песню про то, что он ничего не знал, что он не мог помешать аресту моего отца и не мог спасти меня, потому что доказательств моей невиновности не было, но тут барон де Корн меня удивил.
- Да, я поступил с тобой не очень хорошо. Твой отец сам виноват, что связался с мятежниками, но я не мог сказать, что деньги, обнаруженные в твоей спальне, были моими.
- Не просто вашими, а вашими деньгами для государственного переворота, - напомнила я, удивленная такой откровенностью.
- Это не доказали, - напомнил дядя.
Я попыталась взглядом выразить все, что о нем думаю, но дядя только усмехнулся:
- Ты вправе ненавидеть меня, Магали, но я надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что двигало мною в тот момент. Поймешь и простишь.
- Вами двигала трусость?
- Нет, любовь.
Сегодня был день чудес, несомненно. Я подперла щеку и сказала:
- Боже мой. Уже плакать от умиления?
- Можешь мне не верить, - продолжал дядя, - но в тот момент я думал о своей семье – о баронессе, об Изабелле. Их жизни для меня важнее всего. Я не мог допустить, чтобы они пострадали.
- Вместо этого вы предпочли, чтобы пострадала я.
- Они – моя семья, моя жизнь, - сказал барон. – Когда-нибудь ты поймешь меня. Все разговоры о вселенской справедливости превращаются в ничто, когда речь идет о безопасности тех, кто тебе дорог, кого ты любишь.
- Замечательные слова, - я бурно поаплодировала. – Монахини твердят мне о любви раз по сто на дню. Они бы умерли от счастья, скажи я то, что вы сейчас сказали – наплевать на справедливость, да здравствует любовь!
Путешествие запомнилось мне, как сплошной праздник. После монастыря я радовалась всему, что видела – и цветам, которыми торговали румяные девицы на обочинах, и ранним фруктам, которые вилланы разносили в корзинах, и зелени деревьев, и синеве неба. Погода стояла чудесной – ясной, но не жаркой, и воздух по мере нашего удаления на юг становился все душистее, все медовей. Постепенно пшеничные поля сменили поля подсолнечника, а в говоре вилланов стали проскальзывать незнакомые гортанные нотки. По вечерам кто-нибудь из местных жителей играл на гитаре и пел, а однажды я увидела, как пляшут цыганки – черные, словно головешки, наряженные в разноцветные платья в крупный горох.
Это была жизнь, хоть и отличавшаяся от нашей. Настоящая жизнь, а не прозябание в темной сырости монастыря.
Я упивалась всем этим – звуками, видами, запахами, и старалась не обращать внимания на дядю, который посматривал на меня настороженно. Наверное, думал, что я обязательно совершу какую-нибудь глупость. Но глупости я решила приберечь для смотрин. А пока достанет просто радоваться, просто быть счастливой.
Ди Амато жили в городе на побережье. Я слышала об этом, но не представляла, что «на побережье» - это когда море плещется рядом. В один прекрасный день перед нами раскинулась необъятная синь до самого горизонта. Я впервые видела море и тут же потребовала остановить карету. С холма, на который мы только что забрались, открывался вид на изумрудную равнину, где раскинулся Анжер с белыми, как сахар, крепостными стенами, и розовыми крышами, а дальше все было синим, бирюзовым, голубым...
Я чувствовала солоноватый влажный запах, и упивалась ветром, который дул прямо в лицо – упругий, освежающий, как самое лучшее питье.
Дядя был недоволен задержкой – он хмурился, но ничего мне не сказал, и я позволила себе в полной мере насладиться и видом, и запахом этого благодатного края.
Нас обогнал другой караван – более пышный, чем эскорт дяди. Центральная карета была позолоченной, и везли ее шесть лошадей, а не четыре, как у нас. Окошечко приоткрылось, и я увидела самое прелестное и нежное девичье лицо, какое только можно вообразить. Золотистые локоны были уложены волосок к волоску, и огромные глаза смотрели так невинно, а розовое платье походило на наряд феи Титании, словно сотканное из лепестков роз и крыльев бабочек. Мы все проводили карету взглядом, а дядя сказал:
- Дочка графа Божоле.
- И в самом деле красавица, - сказала я. – Если ди Амато не слепой, он точно выберет ее.
- Поедем, - буркнул дядя.
Я вернулась в карету, чувствуя легкое разочарование. Конечно, состязание с такой красавицей проиграно заведомо. Тем более, если за ней дают графство с портовым городом. Анжер и Божоле почти рядом – наверняка, семьи захотят породниться. Это к лучшему. Я встряхнула головой, прогоняя нечаянный соблазн – на секунду мне захотелось остаться здесь, в этом разноцветном радостном крае, на берегу моря. Но нет, лавандовые поля, все-таки, лучше моря. В них нельзя утонуть.
Мы прибыли в город и долго кружили улочками, прежде чем отыскали гостиный двор. Дядя отправился договариваться насчет комнат, а я смотрела из окна кареты, наблюдая за деловитыми горожанами, за торговками зеленью, что несли свой товар в плоских корзинах, поставив их на голову. Все здесь было непохожим на наши края, но совершенно все было чудесным. Интересно, сколько продлится выбор невест? Я не отказалась бы пожить здесь подольше. Нас не всегда будут держать перед ясными очами герцога, наверняка, выдастся минутка сбегать на побережье, чтобы посмотреть, какое оно вблизи.
Внимание мое привлекла женщина – очень красивая, высокая, с волосами черными, как уголь. Вопреки правилам, женщина была одета по-мужски – в приталенную безрукавку, белоснежную рубашку и мешковатые штаны. Сапоги у нее были щеголеватые – из черной кожи, начищенные до блеска. Я смотрела на нее с завистью и восхищением – сама я даже при вольной жизни у отца ни разу не осмелилась надеть мужскую одежду, хотя очень хотелось прокатиться в мужском седле.
Женщина о чем-то разговаривала с торговкой травами, а потом протянула ей увесистый кошелек. Торговка схватила кошелек, и он исчез в ворохе трав, будто канул в воду. Переворошив пучки свежей зелени, торговка ловко, как площадный фокусник, достала пучок сухих былинок и протянула женщине в мужском костюме. И теперь уже женщина с ловкостью фокусника спрятала траву в поясной кошелек и пошла вниз по улице неторопливой, гибкой походкой.
Я смотрела женщине вслед, пока не примчался дядя. Он выглядел таким испуганным, словно за ним гналась стая драконов.
- Все претендентки уже приехали, - сказал он, вытирая пот со лба, - оставим вещи здесь, а сами пойдем во дворец. Не хочу быть последним!
Я ничего не имела против, и мы отправились в сопровождении двух слуг засвидетельствовать свое почтение ди Амато. Сначала дядя хотел ехать верхом, но улочки в городе были такими узкими, что пришлось отказаться от этой затеи. Но меня это даже обрадовало. Я готова была часами бродить по этому чудесному городу, где из каждого окна доносился аромат кофе, а детвора уплетала апельсины, бросаясь друг в друга оранжевыми шкурками.
Мне страшно хотелось апельсинов, и кофе с корицей, и еще печенья, что продавала у фонтана дородная дама, облаченная в ярко-красное платье и чепец с оборками невероятного размера, которые трепетали, как паруса. Но дядя тащил меня за собой и бледнел все больше.
- Мы уходим, Изабелла, - снова зашипел дядя, сгреб меня за руку и потащил к выходу.
Но я не могла избавиться от странного оцепенения и, хотя послушно следовала за дядей, смотрела на лорда Тристана, не в силах отвести глаз. Он был очень похож на герцога Ланчетто – тот же удлиненный овал лица, черные волосы, черные брови вразлет, смуглая кожа… Но подбородок упрямо выдавался вперед, и губы - четко очерченные, волевые… Я вдруг поняла, насколько они с Милдрют высокие. Плечо женщины приходилось на уровне моего уха, а лорд Тристан оказался и того выше.
Похоже, его появление поразило не только меня, потому что леди Ромильда и ее сын молчали, как заговоренные.
- Где вы, матушка? – позвал лорд Тристан мягко, словно извиняясь, и повел рукой перед собой. – Мне хотелось бы поцеловать вас. И обнять брата. Я очень скучал…
- Что с тобой? – будто бы с усилием произнесла вдовствующая герцогиня. – Камзол грязный.
- Ах, это, - тихо засмеялся лорд Тристан, - ничего страшного, я был недостаточно проворен. Но где мой брат, матушка?..
Дядя почти насильно вывел меня из комнаты, захлопнул дверь и зарысил по коридору. Лишь на большой лестнице, возле парадного входа, дядя остановился и промокнул лоб платком.
- Здесь будет король! – зашипел он, сначала оглянувшись по сторонам. – Час от часу не легче!..
- Да, неприятно, - подтвердила я задумчиво, все еще находясь под впечатлением взгляда слепца. Теперь, когда лорда Тристана не было рядом, мне было стыдно и неловко, что я так испугалась. Это признак малодушия, а лорд Тристан не виноват в своей слепоте. На все воля небес, и не нам, простым смертным, воротить нос от чужого несчастья. – Кто он? – спросила я дядю. – Кто этот господин – лорд Тристан? Он назвал герцогиню матушкой. Но разве у герцога есть брат?
- Я слышал о нем, - сказал дядя нехотя. – Какой-то незаконнорожденный, от конкубины. Говорят, он болен, и его прячут.
- Судя по всему, не прячут, - возразила я, подумав, что кроме слепоты других телесных изъянов в лорде Тристане не заметно. – Ведь он пришел сюда свободно.
- Только что-то ведьма с сыночком не обрадовались, - хмыкнул дядя и снова промокнул лоб. – Но дело не в этом. Король! Рихард приедет! Уверен, что он для того и притащится, чтобы посмотреть на невест… Старый развратник.
- Вы потише здесь. Услышат – отправят в монастырь, - не смогла не уколоть его я.
- Отправят на плаху, если Рихард узнает тебя, - огрызнулся дядя.
- Не думаю, что узнает, - ответила я, пожав плечами. – Я не уверена, что он меня видел. Не помню его в суде.
- Хорошо, если так. С чего ты понесла этот вздор про поклоны и свечи?! И зачем заговорила про монастырь? А вдруг они догадаются?
- Если врать, то врать достоверно, - усмехнулась я. – К тому же, сомневаюсь, что герцог захочет себе в жены монашку. Или вы хотите, чтобы я победила и стала герцогиней?
Дядю едва не перекосило от злости, но он быстро стер маску недовольства, потому что появился мажордом.
- Господа ждут вас завтра в восемь часов вечера, - торжественно произнес он. – Король прибывает днем, но вас избавили от необходимости приветствовать его немедленно. Засвидетельствуете почтение его величеству на празднике.
Мы заверили, что будем непременно, что польщены честью, раскланялись и удалились.
- Надеюсь, он и не заметит тебя в толпе, - сказал дядя, когда мы шли через сад к ажурным металлическим воротам. – Надень что-нибудь поневзрачнее, чтобы не выделяться.
- Я могу нацепить монашеский куколь, чтобы ненароком не очаровать короля, - предложила я.
- Он женат, - отрезал дядя.
- Но бездетен. Значит, шанс есть.
- Ты как болячка, - не выдержал дядя, - все время язвишь и язвишь!
Я не успела ответить ему на такой комплимент, потому что из мраморной беседки возле фонтана вышла целая процессия – сияющая красотой и драгоценностями дама в алом платье, с распущенными белокурыми локонами, в сопровождении слуг, служанок, карликов и крохотных длинноногих собачек. Одна из девушек несла клетку, в которой мотался на жердочке попугай с лазурным хохолком и красной грудкой. Попугай открыл клюв и заорал: «Несррравненная Пачифика! Дорррогу! Несррравненная Пачифика!»
Дама в алом засмеялась и поманила пальцем. Ей тотчас поднесли попугая, и она постучала по прутьям, заставив ученую птицу повторить еще раз – несравненная, несравненная.
Мы с дядей отступили с тропинки, чтобы пропустить даму. Судя по всему, она занимала высокое положение в Анжере.
Сверкающая и великолепная кавалькада проплыла мимо нас, под сопровождение криков попугая, и дама в алом, мельком посмотрев в нашу сторону, спросила у кого-то, даже не потрудившись понизить голос:
- Кто это? Еще одна невеста?
- Дочь барона де Корна, вместе с отцом, - услужливо подсказали ей.
- Недурна, - бросила дама. – Но рыжая?.. В моих краях всегда говорили, что рыжая девица - как дом с соломенной крышей, как ни крой - все равно протекает. И ведь верно – глаза у нее пустые, ни тени мысли.
Праздник во дворце ди Амато был самым ярким и великолепным зрелищем, что мне приходилось наблюдать за свою жизнь. Только сейчас я поняла, насколько богаты драконы. Казалось, они притягивали золото. Мой отец никогда не смог бы устроить такого вечера, хотя был далеко не бедным. Здесь были цветы, и фонтан из вина, и целый отряд менестрелей, и живые картины… Король еще не появился, и мы с дядей прогуливались по залу вместе с остальными гостями.
Дядя зорко присматривался к претенденткам на звание герцогини, а меня совсем не интересовали эти девицы. Одна из них станет женой Ланчетто ди Амато – пусть, если ей это по душе. А мне по душе лавандовые поля.
Появление короля Рихарда вызвало общее замешательство – люди отхлынули от дверей, как море в отлив, и он появился – высокий, крепкий, с пристальным взглядом из-под черных бровей. Глядя на него я опять испытала панический ужас – чувство опасности заставляло сердце дрожать. И хотя разум говорил, что передо мной человек, что-то в глубине души вопило от страха, ощущая близость дикого зверя.
Следом за Рихардом шли вдовствующая герцогиня, герцог Ланчетто, а за ними – слепой Тристан, которого поддерживала под руку Милдрют, не пожелавшая сменить мужской костюм на платье даже ради праздника.
Король сел за главный стол между Ланчетто и его матерью, а лорд Тристан занял место среди вельмож. Я видела, как он хотел взять бокал с вином для первого тоста, пошарил по столу и нечаянно опрокинул бокал, разлив вино. Король Рихард посмотрел в его сторону странным взглядом и отвернулся.
Неро Дориа тоже был здесь. Он встал за герцогиней и склонился, что-то ей нашептывая. Я задержала на нем взгляд, и он, словно это почувствовав, поднял голову. Увидев меня, он приветливо кивнул, как старой знакомой.
Меня это покоробило. Что за дурной тон – прилюдно намекать на знакомство с девушкой.
Но тут началось представление невест.
Разумеется, список начали зачитывать с ангелочка Анны Божоле.
Она вышла и остановилась перед королем – бледная до зелени, с дрожащим подбородком, но все искупало платье – удивительно красивое, воздушное. Поклонившись, она выслушала пару приветственных фраз и удалилась.
Всего невест было девять. Меня вызвали восьмой, и я, глубоко вздохнув, вышла на середину зала.
Не самое приятное чувство, когда тебя разглядывают сотни глаз. Но я постаралась скрыть волнение и нервозность. Присутствие драконов вызывало страх, подавляющий волю, и побороть его не было никакой возможности. Но я поклонилась, смогла улыбнуться и собиралась уже вернуться к дяде, когда король вдруг сказал:
- Изабелла де Корн?
Мое лже-имя только что назвали, и в том, что король решил снова его озвучить, я не усмотрела ничего хорошего. Я снова заставила себя улыбнуться и выдавила несколько слов, благодаря за честь, что нашей семье прислали приглашение.
Но король не торопился отпускать меня и смотрел испытующе, а потом сказал очень любезно:
- Сюда были приглашены самые верные. Признаться, ваш дядя был не слишком мне по вкусу, - он улыбнулся так плотоядно, словно и в самом деле сожрал моего бедного отца. – Но заслуги вашего отца заставили меня позабыть о преступлениях Лалена.
Дяде пришлось выступить вперед и раскланятся, а я опустила глаза, чтобы не выдать своих чувств. Мой отец не был преступником. Он не был мятежником. Он боролся против тех, кто преступно захватил власть, кто самозвано объявил себя королями нашего народа. А король Рихард продолжал, и каждым словом как будто вбивал в меня гвоздь:
- Я помню и ценю вашу роль в разоблачении мятежников, де Корн. Кое-кто назовет это предательством, но я назову это принципиальностью и здравомыслием. И смелостью, черт побери! Надо быть смельчаком, чтобы открыть постыдную правду о своих родичах. Сам я никогда бы на такое не осмелился, я трус, что уж там, - он обвел гостей черными горящими глазами, и никто не смог выдержать его взгляда.
И я не смогла, хотя сейчас мне хотелось перегрызть ему горло, а потом выцарапать глаза «смельчаку»-дяде.
- Сам я выгораживал бы родственника, даже если бы он изнасиловал девственницу, - заявил король. – Поэтому такие люди, как ты, де Корн, нужны мне особо.
- Благодарю, ваше величество, - пробормотал дядя, отступая с поклоном.
Я тоже поклонилась и тоже поблагодарила:
- Наша фамилия чрезвычайно польщена вашим доверием, и мы приложим все усилия, чтобы его оправдать. Теперь мы будем особо усердно проявлять смелость, предавая наших родичей. То есть, простите, - тут я спохватилась, - следуя принципам.
Взгляд короля, казалось, прожег меня насквозь, но я уже отошла в шеренгу невест, чопорно сложив руки на животе и потупившись, как самая примерная скромница.
После легкого ужина начались танцы, и герцог танцевал с каждой невестой по танцу. Оставалось только позавидовать его силе и выдержке – он ничуть не запыхался, был свеж и румян, и улыбка не сходила с его алых губ. Невесты скромно опускали ресницы, а он что-то говорил им с улыбкой.
Я вспомнила нашу первую встречу – и покривилась.
Наступил и мой черед танцевать с женихом.
Играли альманду, и я порадовалась, что медленный танец избавит меня от прыжков и верчения в обнимку с патнером. Альманду танцуют чопорно – на расстояни вытянутой руки, чуть соприкасаясь пальцами. Очень удобно, если не желаешь вести приватную беседу. Но герцог был иного мнения на этот счет.
Где искать дядю и как покинуть праздничный вечер незаметно, я понятия не имела. Можно было, конечно, прокрасться через сад, выскользнуть из ворот и бежать прямиком до гостиницы, но кто знает, что меня поджидает на ночных улицах этого милого города, где сам король дает карт-бланш на преступление, а герцог задирает подолы благородным девицам в своем собственном дворце.
Я кралась по полутемным коридорам «Жемчужины Побережья» и теперь все казалось мне вовсе не таким красивым и заманчивым, как при первой встрече. Если удастся отыскать кого-то из слуг, можно попросить передать дяде, чтобы пришел…
Пробегая открытую террасу, я пригнулась, чтобы меня не было видно за перилами, и врезалась головой в чей-то живот. Живот был твердым, как доска, и меня отшвырнула от него, как тряпичный мячик от каменной стенки.
Едва не упав, я выпрямилась, приняв самый независимый вид, но слова застряли в горле, потому что передо мной стоял сам король.
Король Рихард – без свиты, без сопровождающих, один, на залитой лунным светом террасе. Он окинул меня взглядом и усмехнулся.
- Великолепный видок, леди Изабелла. Вы похожи на рыцаря, только что сражавшегося с драконом.
Я смотрела на него исподлобья, от злости даже позабыв про страх. Мне подумалось, что король прекрасно знает, что произошло, и даже рад этому. Он считает, что герцогу позволено все? Даже брать девиц против их воли? Вилланок – да, но не благородных же леди!
Разумеется, возмущение мне пришлось оставить при себе. Я подтянула рукав, грозивший свалиться совсем, и сказала, едва сдерживая гнев:
- Вы необыкновенно проницательны, ваше величество. Разрешите удалиться? Рыцарю надо подлатать забрало.
- А кроме забрала, надеюсь, не пострадало ничего? – спросил король любезно. – Позвольте, провожу вас до кузни, отважный рыцарь.
- Доберусь сама, - сухо поблагодарила я, коротко поклонилась и собралась уже уйти, но голос короля остановил.
- Я сказал, что провожу, и не надо показывать характер, если не хотите остаться не только без забрала, но и без головы, леди Маргарита де Лален.
Настоящее имя ударило посильнее камня в спину, и я медленно, как по принуждению, оглянулась. Король наблюдал за мной с интересом, и заулыбался, довольный моей покорностью. В лунном свете его зубы блеснули точно так же хищно, как и у герцога. Одна порода.
- Вы не возражаете, если я буду называть вас так? – спросил король. – Почему-то это имя подходит вам больше – Маргарита. Нет, даже не так. Магали.
Я молчала, потому что сказать мне было нечего. Мы с дядей показали себя наивными дураками, полагая, что сможем обмануть драконов. И теперь надо было отвечать за обман.
- Как же получилось, - говорил между тем король, - что дочь мятежника проникла во дворец герцога под вымышленным именем и пытается стать герцогиней? Я усматриваю в этом злой умысел, заговор и почти мятеж. Может, отправить тебя прямиком в королевскую тюрьму? Ты там, вроде, пробыла два месяца. Понравилось?
- Нет, - выдавила я.
- Умная девочка, - сказал король. – Пойдем-ка, прогуляемся.
Он схватил меня за руку повыше локтя и потащил за собой. Я едва успевала за ним.
- Куда вы меня ведете? – воскликнула я, когда мы спустились в сад и направились к конюшням.
- Хочу показать тебе море, - ответил король. – И кое о чем с тобой потолковать. Ты же неплохо ездишь верхом? Я видел, как ты усмирила коня – там, на улице. И сразу узнал. У меня хорошая память, знаешь ли.
- Теперь знаю, - произнесла я сквозь зубы. – Может, вы отпустите меня? Я вполне в состоянии идти сама.
Слуги не задавали вопросов и были восхитительно невозмутимы, когда в конюшне появился король в компании с растрепанной девицей в разорванном платье. Нам тут же подали двух коней и открыли ворота, не предлагая провожатых.
Но и в самом деле – для чего нужна охрана дракону?
Король ехал впереди, не оглядываясь, уверенный, что я следую за ним. Я и следовала, и гадала, о чем пойдет разговор. То,что дракон решил говорить не во дворце, означало, что речь будет о делах тайных, и это настораживало и пугало еще больше, чем внимание герцога ди Амато.
Мы доехали до побережья, король спешился, помог мне спуститься из седла, и мы довольно долго брели вдоль кромки прибоя, пока не дошли до скалы, глубоко выдающейся в море.
- Оставим коней здесь, - король забрал у меня поводья и накинул их на ветку сухого дерева, торчавшего из песка. – Пошли наверх – там красиво, тебе понравится.
Я посмотрела на скалу с веселым изумлением. Забраться наверх? Взлететь, что ли?
- Вы, люди, слабые, как мыши, - проворчал король, схватил меня поперек туловища и забросил на плечо, как мешок с мукой.
Я только ахнула, когда он ловко полез наверх, по еле заметной крутой тропке. Голова у меня закружилась, и я вцепилась дракону в плечи.
- Не щипайся, мышь, - засмеялся дракон.
Мы оказались на вершине быстрее, чем я успела досчитать до десяти. Дракон поставил меня на ноги, и я перевела дух. Да, здесь было красиво – совсем другой вид на море, чем с земли. Но любоваться красотой совсем не хотелось. Я косилась на короля, а он, словно издеваясь, тянул время - наслаждался открывшимся видом.
Слепому лорду Тристану были отведены комнаты на третьем этаже. Здесь не было охраны, и дверь нам с королем открыла Милдрют. Она поклонилась без подобострастия и взглянула на меня недовольно, но повела рукой, приглашая, и король первым прошел в смежную комнату, откинув легкую занавесь, повешанную в дверном проеме.
Я вошла следом и огляделась. В этой комнате все было устроено непривычно, но так, видимо, было удобно хозяину комнаты. Не было столов, стульев и лавок, и даже постель располагалась на полу, а вместо подушки был твердый валик. На постели полулежал лорд Тристан, при нашем появлении он повернул голову на звук шагов, и я вздрогнула, когда его белесые глаза остановились на мне. Он был одет странно, но очень удобно – в белую длинную рубашку, какие одевают, отправляясь спать, но из-под нее виднелись шелковые синие штаны с тесемками у щиколоток. Поверх рубашки был наброшен шелковый халат с длинными широкими рукавами, без пояса. Халат был пурпурный, и этот цвет еще больше подчеркивал странность и необычность и этой комнаты, и этого человека.
- Здесь его величество, - сказала Милдрют, - и одна из невест вашего брата.
- Здравствуй, племянничек, - сказал король и плюхнулся на низкий диванчик напротив постели. – Можешь не вставать, я нанес визит по-родственному, - он тут же сгреб все подушки себе под локоть и указал мне сесть рядом.
Я села, облизнув пересохшие губы.
Непростое дело – предложиться сиделкой брату герцога. Как будто он нуждался в сиделке!
- Здравствуйте, дядя, - лорд Тристан кивнул, чуть улыбаясь и глядя перед собой – то есть в пустое пространство между мною и королем.
Улыбка лорда Тристана была совершенно неуловима – вот она притаилась в уголках губ, вот исчезла, а вот опять появилась, обозначив ямочки на щеках. Я поймала себя на мысли, что слишком пристально смотрю на мужчину. Пусть он и слепой – все равно не следует разглядывать его так беззастенчиво. Тем более, Милдрют, заметившая мое внимание, подозрительно прищурилась. Она села прямо на ковер, на пятки, и сложила руки на коленях, ладонями вниз. Все это напоминало какой-то странный ритуал.
- Вы прибыли не один, - продолжал тем временем лорд Тристан. – Милдрют сказала, с вами девушка?
- Изабелла де Корн, - пояснил король и налил в бокал вина, не дожидаясь, пока предложат, и залпом выпил, крякнув от удовольствия. – Привез ее тебе в подарок. Леди умна, благородна, образована, умеет готовить, даже в травах разбирается. Лучшей сиделки не найти. Притом, девица, - добавил он многозначительно. - Если решишь использовать ее не только как сиделку, она будет рада.
Я так и подскочила, но промолчала. Ведь об этом и был уговор – молчать и подчиняться. Милдрют тоже промолчала, но стала красная, как вареный рак, и только лорд Тристан не изменился в лице, удерживая легкую улыбку, да король смотрел на него поверх бокала.
- Это имя мне знакомо, - сказал младший дракон мягко. – Но разве брат выбрал не ее? Мне казалось, девушка очень понравилась Ланчетто, - слово «очень» он выделил особо.
Было ли это намеком на то, как герцог утащил меня, намереваясь изнасиловать? Или лорд Тристан считал, что я сама решила уединиться с герцогом, позволив ему слишком многое?
Король осклабился, как будто похожие мысли посетили и его, и ответил:
- Ланчетто передумал. Сказал, что девица слишком дерзкая, слишком горячая, как норовистая лошадка. А ему некогда ее объезжать. Она и рыжая притом, - король бросил на меня взгляд и усмехнулся. – Сразу видно, что не монашка – огонь!
Я стиснула зубы, чтобы не ответить колкостью. Сидеть вот так и слушать, как тебя расхваливают, словно кобылу на продажу? Пусть даже это король. Я не кобыла, и не подарок. И не монашка.
- Значит, вы решили отдать мне то, что не понадобилось Ланчетто? – спросил лорд Тристан, и что-то в его голосе заставило короля подобраться, как перед схваткой.
- Если честно, я немного его вразумил, - сказал его величество. – Де Корн слишком уж ему понравилась. Но я приберег ее для тебя.
Мне пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не встрять в разговор. Но лорд Тристан повернул голову в мою сторону и склонил голову к плечу, прислушиваясь:
- Девушка молчит, - сказал он, - она здесь? Вы говорите так при ней?
- Конечно, здесь, - подтвердил король. – Слышит все от первого до последнего слова. Но не возражает. Она сама просилась к тебе, можешь не волноваться…
- Просилась сама? – перебил его лорд Тристан. – Леди, вы и в самом деле пришли ко мне по собственному желанию?
Король толкнул меня ладонью в плечо, жестами и мимикой подсказывая, что с молчанием пора заканчивать.
Я заставила себя посмотреть в слепые глаза младшего дракона и сказала, стараясь говорить ровно:
- Да, господин, это было мое желание.
- Ваш голос мне знаком, - сказал он и вдруг еле заметно усмехнулся. – Цветочный горшок на балконе, верно?
Я покраснела так быстро и сильно, что король Рихард, заметив это, удивленно поднял брови.