По озерной глади пробежала легкая рябь, когда Венетия коснулась воды. Холод обжег кожу, но девушка знала: уже к полудню, в перерыве от работы в полях, сюда придет освежиться почти каждый житель деревни. Она ушла довольно далеко от города, но даже сюда долетал перестук кузнечного молота, причудливо перекликающийся с голосами ранних птиц.
Она стояла, слегка подавшись вперед, и наблюдала, как от ее пальцев расходятся тонкие, почти прозрачные круги. Этим утром вода была особенно чистой — сквозь нее отчетливо виднелись серебристые нити водорослей и черные камни на дне. У самого берега сновали мелкие рыбки, чьи спины на миг вспыхивали в лучах раннего солнца, словно крошечные осколки стекла. Воздух был влажным и пах талыми снегами, медленно спускавшимися с гор.
Венетия вдохнула полной грудью, ощутив легкое покалывание — горный воздух был так чист, что от него кружилась голова. Сбоку, среди осоки, показался ее пес — молодой охотничий сеттер с блестящей рыжевато-бурой шерстью. Он осторожно ступал по траве, принюхиваясь к следам невидимых зверей, а затем поднял морду и посмотрел на хозяйку, ожидая, что она бросит в воду камешек, как делала в детстве. Но Венетия лишь улыбнулась краешком губ.
Над вершинами таял туман. Белые полосы облаков лежали в ложбинах, напоминая пар от горячего дыхания земли. Где-то далеко, за гребнем, прокуковала кукушка — один, два, три раза — и стихла. Слышно было, как по склону скатился мелкий камень: может, его задела горная коза, а может, просто сдвинул ветер. Все вокруг дышало утренней тишиной, которая будто наблюдала за девушкой, оценивая, достойна ли она нарушать этот покой своим присутствием.
Венетия приподняла подол платья, чтобы не намочить ткань, и медленно прошла по влажным камням вдоль кромки воды. Отражение двигалось рядом с ней — стройная фигура в светлом наряде, с растрепанными ветром рыжими волосами, похожая скорее на нимфу, чем на дочь мэра. Она знала, что красива — люди часто оборачивались ей вслед, — но здесь, у озера, забывала об этом.
Иногда ей чудилось, что в зеркальной глади кто-то живет. Не бог и не дух, а просто другое отражение ее самой — спокойное, несуетливое, лишенное мыслей и тревог. Если бы можно было нырнуть туда, в это зазеркалье, она, возможно, осталась бы там навсегда, не возвращаясь в мир, где все решает чужая воля.
На противоположном берегу темнели ели. Их кроны казались чернее неба, а между ними, на уступах, мерцали пятна снежников. Из-под снега тонкой струйкой вытекала вода — устье ручья, наполнявшего озеро. Отец говорил, что этот ручей рождается в леднике под самой вершиной горы, в обители князя-дракона. Порой Венетия думала: а вдруг в этой воде есть частица его дыхания?
Она прижала ладонь к груди, глядя на дальние пики. Самый высокий из них сверкал так ярко, что приходилось щуриться. Там, за облаками, если верить сказаниям, скрывался дворец повелителя. С детства ей рассказывали, что стены той цитадели сложены из чистого белого камня, сияющего сильнее льда, а когда дракон взлетает, его жар плавит снег, и на склонах распускаются поля редких золотых цветов.
Венетия пыталась представить, как выглядит этот властитель гор. Люди говорили, что повелителю дракона подвластно солнце, и когда его зверь пролетает над землей, чешуя дракона отбрасывает ослепительные золотые блики. Ей же хотелось верить, что он не чудовище, а древнее существо, хранящее равновесие между горами и людьми. Может быть, даже доброе — ведь если бы он хотел зла, то давно сжег бы все города внизу.
Мысли текли плавно, подобно озерной воде. Она присела на корточки, подцепила пальцами гальку и бросила в озеро. Камешек утонул с тихим всплеском, и от этого звука сердце отозвалось странной дрожью.
Иногда ей казалось, что горы слышат ее. Что если произнести желание вслух, ветер подхватит слова и унесет их вверх, к вершинам. Почти шепотом она произнесла:
— Пусть этот день пройдет спокойно.
Но откуда-то с востока потянул легкий ветер, и шорох листьев ответил ей коротко и сухо, словно предупреждение.
Вечером отец устраивал важный прием. В город за данью должны были прибыть послы великого Золотого Дракона. Они являлись каждый год, и в этот день мэр их города-государства устраивал небывалый пир, каждый раз стремясь превзойти роскошью прошлогодний. Послам нравились подобные почести, благодаря чему маленький Трегор избегал гнева Дракона. Время от времени до них доходили вести о соседних поселениях, разрушенных огнем: те не смогли уплатить огромный налог или чем-то прогневили властелина. Все знали, что Дракон жесток и беспощаден, и любая оплошность могла стать роковой.
С раннего утра город жил в тревожной суете. На улицах выставили бочки с водой — на случай, если послы пожелают умыться с дороги, — а вдоль главного тракта слуги развешивали ковры и гирлянды из горных цветов. Бутоны быстро вяли под солнцем, но их тут же заменяли новыми: никто не хотел, чтобы повелителю гор донесли, будто в Трегоре экономят на уважении.
Из лавок доносился звон посуды и пряный аромат выпечки. Женщины натирали ступени домов мылом и чистили до блеска медные кувшины. Даже дети, обычно неугомонные, сегодня бегали осторожно, боясь нарваться на окрик взрослых. Напряжение висело в воздухе, будто гроза собиралась не в небесах, а в людских сердцах.
Венетия наблюдала за этой суетой из окна своих покоев. С высоты дворца город был виден как на ладони: тесные улочки, дым из печных труб, крыши, крытые серым камнем. Все это казалось ей игрушечным макетом, который в любую минуту можно сломать или сжечь. От этой мысли становилось жутко.
Венетия знала: приезд послов — испытание не только для отца, но и для каждого жителя. Стоит кому-то из гостей нахмуриться — и беды не миновать. Несколько лет назад один из послов остался недоволен приемом в соседнем городе, и через неделю над перевалом вспыхнуло зарево. Оттуда потом долетали лишь слухи о пепле и мертвецах.
Отогнав мрачные мысли, она снова посмотрела на улицу. Внизу шли слуги в чистых одеждах, сгибаясь под тяжестью корзин с дарами. Лица их были бледны и серьезны: каждый знал, что подношения обязаны понравиться. Любая мелочь, даже узел на ленте, имела значение.