Жена кровавого князя

Глава 1: Прибытие в Schloss Braun

Автобус, скрипя тормозами, остановился у подножия холма, где Карпаты вставали стеной из темных, густо опушенных сосен, их кроны шелестели под порывами холодного ветра, несущего с собой запах влажной земли, хвои. Элана вышла последней, ее ботинки утонули в мягкой пыли дороги, рюкзак с тетрадями, набросками готических арок и компактным фотоаппаратом оттягивал плечо, но в груди разливалось то самое предвкушение — смесь возбуждения и легкой тревоги, как перед первым касанием древнего артефакта. Это был ее шанс: стажировка в музее Schloss Braun, где средневековые стены не просто хранили экспонаты, а дышали ими, пропитанные эхом битв, шепотом интриг и той неуловимой аурой тайн, что манила искусствоведов вроде нее с самого университета. Замок возвышался на краю обрыва, словно великан, присевший в раздумье: серые башни с зубчатыми коронами упирались в низкое осеннее небо, плющ, густой и упругий, вились по камням, как вены на руке старого воина, цепляясь за каждую трещину, а флаги на ветру трепетали лениво, их цвета выцвели до призрачных оттенков, но все равно шевелились, словно живые. Воздух здесь был тяжелым, густым — не просто прохладным, а пропитанным плесенью веков, солью пота давно ушедших стражников и чем-то металлическим, почти ржавым, как старая кровь, впитавшаяся в землю под стенами.

Она прошла через кованые ворота, где металл решетки был изъеден временем, ржавчина проступала в паутине трещин, и сразу почувствовала — замок смотрит на нее. Не глазами, нет, но присутствием: стены слегка вибрировали от ветра, или это было эхо в ее собственной голове? Ирэна вышла навстречу из тени арки — женщина средних лет с лицом, изборожденным глубокими морщинами от карпатских ветров и лет службы, глаза ее были серыми, как утренний туман в долине, а на шее поблескивал серебряный крестик, потертый от бесчисленных прикосновений, словно талисман от невидимого зла.

— Мисс Элана? — Ирэна протянула руку, хватка ее была сухой, как осенние листья под ногами, пальцы холодные, но крепкие, как корни старого дуба. — Добро пожаловать в Schloss Braun. Я — куратор, Ирэна. Твоя комната в восточном крыле, номер 12 — узкая келья, но с видом на лес, где утро приходит с первыми лучами, пробивающимися сквозь кроны. Ужин в главном зале через час, не опоздай, стажеры ждут. И... одно предупреждение, пока мы одни: восточная башня закрыта. Навсегда. Ключ у меня, и его не проси. Особенно ночью.

Элана поставила рюкзак на булыжник двора, пыль взвилась легким облачком, оседая на ее джинсах, и она вдохнула глубже, пытаясь уловить нюансы — воздух Schloss Braun был не просто свежим, а насыщенным: сладковатая гниль опавших листьев в рве и тот металлический привкус, что напоминал о мечах в оружейной. Любопытство, ее вечный спутник с университетских лекций, уже шевельнулось внутри, как искра в сухой траве.

— Почему закрыта башня? В программе стажировки упоминали архивы там — рукописи, возможно, с иллюстрациями клятв и битв. Я думала, это часть исследования.

Ирэна помедлила, ее пальцы невольно потянулись к крестику, сжимая его так, что металл врезался в кожу, и в глазах мелькнула тень — не просто страх, а усталость от историй, что повторялись поколениями, как проклятие, не дающее покоя.

— Легенды, мисс Элана. Князь Браун... Влад Браун, воевода этих земель в XV веке. Сражался, палил поля, чтобы враг не прошел, но в конце — предательство. Клялся богам крови: жена даст ему жизнь через свою кровь и страсть, иначе — вечная смерть. Его невеста, говорят, предала — ушла к врагам в ночь битвы, оставив его истекать на снегу. Проклятие упало: он умер, но по ночам оживает в башне. Голод жрет его, требует женщин с "правильной" кровью. Местные крестят двери, проходя мимо, и стажеры... не все возвращались. Иди, распакуйся. Замок не любит тех, кто копает слишком глубоко в его раны — они кровоточат.

Слова Ирэны осели в душе Эланы, как пыль на полках архива, тяжелые и липкие, но вместо отпугивания они разожгли интерес — тот самый, что заставлял ее в Нью-Йорке часами сидеть над эссе о вампирских мотивах в фольклоре, не подозревая, как близко подойдет к реальности. Комната номер 12 в восточном крыле оказалась тесной кельей монаха: кровать с выцветшим покрывалом в клетку, жесткая, как доска, стол у окна с видом на лес, где кроны сосен темнели, сгущаясь с приближением сумерек, ветви качались лениво, словно пальцы, зовущие вглубь. Она разложила вещи медленно, тетради с набросками арок и фресок легли стопкой, фотоаппарат на подоконник, но руки дрожали слегка — не от холода, что пробирался сквозь щели в камне, а от того, как замок дышал вокруг: стены слегка вибрировали, эхом отдаваясь в ушах, словно сердце под каменной кожей билось в унисон с ее собственным. За окном лес шептал — листья шуршали, птицы затихали, и на миг показалось, что тень мелькнула между стволами, высокая, в плаще.

Вечером главный зал ожил: свечи в железных канделябрах отбрасывали дрожащие блики на гобелены с изображениями осад и турниров, где рыцари в доспехах казались живыми в танце теней, столы ломились от блюд — густой гуляш с кусками мяса, пропитанными паприкой, что жгла язык огнем, пар поднимался клубами, хлеб свежий, румяный, палинка в рюмках искрилась, ее привкус был острым, как поцелуй с перцем, оставляющим жжение в горле и тепло в груди. Стажеры шумели вокруг, голоса сливались в гул, как в таверне из легенд: Ян из Праги, с татуировкой волка на запястье, что блестела в свете свечей, как свежая рана; Марьяна из Будапешта, с короткими каштановыми волосами, что вились от влажности, и смехом, звонким, как бокалы; Питор из Варшавы, тихий, с глазами, что замечали каждую трещину в маске собеседника, его пальцы нервно теребили вилку.

— Новенькая американка в глуши Карпат? — Ян подвинул стул с лязгом, наливая палинку в ее рюмку, жидкость плеснула через край, капля скатилась по стеклу, как кровь. — Что, мифы о Дракуле манит, или настоящие фрески? Я Ян, из Праги. Здесь за доспехами — датировка, происхождение.

Элана села, ложка в гуляше — мясо таяло на языке, специи будили голод, смешанный с тошнотой от дневных слов Ирэны.

Глава 2: Шепот Запретной Башни

Третий день разгорелся с первыми лучами солнца, что пробивались сквозь трещины в деревянных ставнях комнаты, золотя пылинки в воздухе, и Элана спустилась в главный зал, где инвентаризация уже кипела: осколки керамики с узорами драконов и крестов лежали на столах, их края острые, как воспоминания о битвах, пыль вилась лениво, оседая на руках, холодя кожу. Она перебирала фрагменты медленно, пальцы скользили по глазури, где чешуйки дракона переплетались с лучами креста — символы князя Брауна, воеводы, чьи походы оставили шрамы не только на врагах, но и на этих стенах, где эхо криков все еще, казалось, вибрировало в камне. Ян работал рядом, протирая фреску с изображением осады — краски выцвели от времени, но лица воинов казались живыми, их глаза, нарисованные умелой рукой, следили за движениями, мечи в руках блестели под слоем пыли, что он сдувал тряпкой.

— Видишь этого дракона? — Ян кивнул на фреску, тряпка замерла, его татуировка волка на запястье напряглась, мышцы играли под кожей. — Символика князя Брауна. Он сражался, палил поля, чтобы враг не прошел, оставляя выжженную землю. Легенды о крови — оттуда, от его паранойи. Говорят, он клялся, что враги отравят колодцы, а жена — сердце. Жестокий был, но гений тактики.

Элана выпрямилась, руки в пыли до локтей, воздух зала показался гуще — смесь запаха старой штукатурки, воска от свечей и того металлического привкуса, что витал повсюду, как напоминание о пролитой крови.

— А башня? Его личные покои? Почему закрыты архивы там — рукописи, возможно, с миниатюрами клятв и битв? Я читала в программе — это ключ к датировке фресок.

Ян помедлил, тряпка опустилась, он вытер лоб рукавом, пот проступил на виске.

— Покои, да. Портрет его — глаза живые, шрамы от стрел, сундук с реликвиями — кубок, кинжал. Закрыто после инцидента год назад. Стажер-энтузиаст, парень из Кракова, полез ночью "за доказательствами мифа". Дверь взломал, вошел. Утром... вышел другим человеком. Глаза пустые, как у мертвеца, шептал о "голоде, что зовет", отказывался от еды, только воду пил. Ирэна ключ спрятала, двери запечатала, как гробницу. Местные говорят — князь "поговорил" с ним.

После лекции о готических мотивах — профессор с седой бородой бубнил о переплетении креста и дракона как аллегории веры и греха, его голос эхом отражался от сводов, — Элана осталась одна в зале, где солнце уже клонилось к западу, тени удлинялись, ползли по гобеленам, как живые. Ирэна уехала в деревню за припасами — машина урчала, уносясь по ухабистой дороге, — коридоры опустели, эхо ее шагов множилось, как шепот. Коридор к восточной башне темнел постепенно: факелы в железных держателях потрескивали, отбрасывая оранжевые блики на стены, где трещины вились паутиной, как вены под кожей, воздух густел с каждым шагом, пропитанный плесенью, пылью веков и тем мускусным, животным ароматом, что будил что-то первобытное в груди. Засов на двери башни — тяжелый, ржавый, как старая рана — скрипнул под отмычкой, металл холодил пальцы, но поддался с тихим стоном, словно вздох облегчения. Лестница винтовая, ступени истертые веками ног, каждый шаг отдавался гулом в костях, спускаясь в спираль, воздух становился тяжелее, теплее, как дыхание в темноте. Наверху комната раскрылась внезапно: паутина дрожала на люстре, нити серебрились в полумраке, сундук в углу покрыт слоем пыли, что оседала при малейшем дуновении, портрет на стене — князь Браун, лицо суровое, с тяжелой челюстью и шрамами на щеке, как карты битв, глаза янтарные, пронизывающие холст, словно смотрят сквозь время, губы в усмешке, что таила и милость, и угрозу.

Шепот пронесся по комнате, низкий, вибрирующий в воздухе, начиная от пола и поднимаясь к потолку: "Моя... наконец-то моя... ты пришла, как звала клятва".

Элана обернулась резко, каблук стукнул по каменному полу, эхо ударило в уши, как выстрел, сердце ухнуло в пропасть. Рука сомкнулась на ее запястье — холодная, как могильный камень в зимнюю ночь, кожа мертвая, но пальцы стальные, живые, с пульсом, что бил медленно, гипнотически, в унисон с ее собственным, ускоряющимся. Он стоял перед ней, материализовавшись из тени у портрета: рубашка черная, расстегнутая на груди, где шрамы вились серебряными реками от крестовых походов и осад, мышцы напряжены, как у хищника перед прыжком, волосы черные, спутанные, падающие на лоб, глаза — янтарь с прожилками крови, что горели голодом, древним и неутолимым, проникая в душу, как яд.

— Ты... призрак? Как это возможно? Кто ты на самом деле?

Голос ее дрогнул, сорвался на шепот, но он улыбнулся — медленно, губы растянулись, клыки блеснули в полумраке, как лезвия в лунном свете, и воздух между ними сгустился, пропитанный его запахом — мускусом, металлом и чем-то сладким, как запретный плод.

— Влад Браун. Твой князь, Элана. Клятва зовет тебя сквозь века. Чувствуешь? В твоей крови — моя песня, эхо той ночи, когда предательница оставила меня умирать. Ты — ее потомок, но чистая, зовущая.

Она рванулась назад, инстинкт выживания вспыхнул, как факел в темноте, мышцы напряглись, но он прижал ее к стене одним движением — тело его тяжелое, мускулистое, теплое под рубашкой, несмотря на холод рук, что обхватили талию стальной хваткой, пальцы впились в бока сквозь ткань, оставляя следы жара. Стена была холодной, шершавой под спиной, камень царапал лопатки, но его близость — огонь, дыхание обожгло ухо, горячее, с привкусом меди и ночи, волосы его коснулись щеки, шелковистые, но спутанные.

— Отпусти! Это галлюцинация, сон, или... ты актер Ирэны, чтобы отпугнуть?

Он рассмеялся тихо, вибрация прошла по ее телу, как ток, и наклонился ближе, губы почти коснулись мочки уха, шепот стал интимным, проникающим в разум.

— Нет, милая. Века жду в этой клетке из камня и теней, угасаю с каждым рассветом. Твоя кровь — ключ к жизни, к силе. Потомок той, что предала меня в битве у стен Schloss Braun — убежала под покровом ночи, оставив истекать на поле, где вороны клевали глаза, а снег краснел от моей крови. Но ты... твоя вена поет мою песню, зовет из тьмы. Голод мой — твой теперь.